Генерал-фельдмаршал К.Г. Разумовский, президент Академии наук
 
   Со второй половины XIX столетия набережные Мойки в XVIII–XIX веках славились своим порядком, чистотой и ухоженностью. Жилой фонд содержался всегда в идеальном порядке и чистоте. За его благополучием обычно следили опытные управляющие домами, домовладельцы, швейцары и дворники. Все здания всегда были своевременно выкрашены и отремонтированы. Большинство парадных подъездов имели красивые навесные козырьки от дождя и снега. По краю тротуара всегда устанавливались фигурные металлические или каменные тумбы, предохраняющие пешеходов от возможных наездов на них лихих извозчиков и грузовых телег. Подъезды и парадные двери, изготовленные из полированных ценных пород дерева, украшали начищенными до блеска медными или бронзовыми решетками и дорогими фигурными дверными ручками, ослепительно сиявшими в лучах солнца. У парадных дверей большинства домов набережных Мойки всегда стояли представительные швейцары благообразной внешности, облаченные в красивое форменное обмундирование (ливрею и фуражку с золотым позументом).
   Управляющий домом на Мойке – фигура особая. Его нанимали по договору с обязательным условием «ответственности за все по дому упущения и беспорядки и принятия на свой счет и страх все могущие последовать от того взыскания, налагаемые административными и судейскими властями». Как правило, это были энергичные профессионалы, надежные и предприимчивые люди, наделенные немалыми правами.
   Муниципальные власти особо внимательно следили за поддержанием достойного порядка не только в элитных домах, расположенных на набережных реки Мойки, но и на территории, примыкающей к ним.
   В справочной книге «Для господ домовладельцев и управляющих» содержались все официальные постановления городской думы, относящиеся к хозяевам строений и руководителям государственных учреждений. Домовладелец и его управляющий отвечали перед властями за все, что нарушало общественные правила, несли строгую административную и даже уголовную ответственность за возможные упущения и нарушения.
   Неширокие, уютные набережные водоема и живописные перспективы его отрезков придавали Мойке строгую классическую прелесть. Однако если здания, подступавшие к берегам реки, во все времена, вплоть до революционных событий 1917 года, содержались в образцовом порядке, то о самом водоеме и его берегах этого сказать нельзя. Петербургская пресса регулярно писала о бедственном положении реки Мойки. Обращая внимание городской управы на очередное состояние реки Мойки, журналисты писали о периодическом обмелении русла «заиленного» водоема, осыпании с его набережных гранитной облицовки, падении ее в воду и смывании отдельных плит проливным дождем. Перила ограждения реки с годами также разрушались, проседали и нуждались в срочном ремонте. Время не щадило и мостовые набережных реки – они постепенно разрушались, а их отдельные элементы периодически вообще исчезали с проезжей части.
   Критика столичной прессы оказывалась иногда результативной. В XIX – начале ХХ столетия очередные заседания городской управы специально включали в повестку дня вопросы об очистке реки Мойки на определенных участках, углублении ее русла, восстановлении по нему судоходства и увеличении водотока, нормализующего его санитарное состояние.
   На особых заседаниях санкт-петербургской городской думы в начале ХХ века неоднократно обсуждались вопросы не только о капитальном ремонте набережных реки Мойки, но и об основательных работах по полной переделке ее гранитной облицовки.
   Городская дума приняла официальное решение о капитальном ремонте набережной реки, но и выделила для этого необходимые ассигнования. Получив огромные деньги на капитальные работы по ремонту набережных водоема, государственные чиновники выставили подряды на торги. Подрядные работы достались малоопытным и технически безграмотным «предпринимателям», умеющим заполучить подряд, но не способным обеспечить надлежащее качество работ.
   Несостоятельность ремонтных капитальных работ на набережной Мойки в начале ХХ столетия, произведенных подрядчиком-мошенником, была обнаружена лишь после того, когда подряд был завершен, одобрен и принят «компетентной» комиссией Государственной думы.
   Городская же техническая компетентная экспертиза признала работы не отвечающими условиям заключенного подряда. Качество ремонта оказалось настолько скверным и недоброкачественным, что плиты и камни через некоторое время стали пластами отваливаться от стен реставрированных набережных, ибо техническая лабораторная экспертиза установила, что цемент в строительном растворе полностью отсутствовал. Работы же проводились либо при полном исключении обязательного контроля со стороны заказчика, либо при весьма поверхностном формальном надзоре за отдельными этапами капитального ремонта на набережных реки Мойки. Судебная палата единодушно признала виновными всех представителей заказчика и подрядчика. В газетных публикациях журналисты и гласные городской думы проанализировали причины подобного казнокрадства и мздоимства и пришли к выводу, «что раньше взяточничество в основном приписывалось мелким служащим. Теперь же высшие чиновники научились умело составлять сметы на строительные подряды, завышая объемы работ и ставя подрядчику условиями о необходимости поделиться деньгами с чиновником». Звучит вполне актуально и в наше время. Мздоимство оказалось бессмертным, несмотря ни на что.
   Участь реки Мойки омрачалась не только продажностью ее государственных опекунов. Начиная со второй половины XIX века в Санкт-Петербурге периодически возникали инициативные ассоциации, их учредителями бывали не только весьма предприимчивые деловые люди, хорошие психологи, желающие быстро и легко разбогатеть, но и авторитетные в деловых и общественных кругах специалисты. Наиболее солидной и активной организацией подобного рода являлась в те времена ассоциация, созданная группой акционеров одной из строительных компаний, возглавляемой инженер-полковником Н.И. Мюссардом и его заместителями – архитектором Н.Л. Бенуа и инженером-технологом по вопросам городской канализации и водоснабжению А.Ф. Буровым. «Новые русские» бизнесмены того далекого времени в городской думе и муниципальных организациях не раз заявляли о катастрофическом положении столичных каналов и малых рек, в том числе и Мойки. По их мнению, «набережные и тротуары этих водоемов довольно узки, а их стены, перила и спуски к воде длительное время не ремонтировались и практически разрушились. Судоходство по этим водным городским магистралям теперь якобы осуществляется лишь в самом незначительном объеме и никак не вознаграждает население столичного города за все существующие неудобства». Авторы проекта предлагали глобально пересмотреть существующую планировку Санкт-Петербурга и засыпать все многочисленные водоемы – городские каналы и реки, постоянно заражающие воздух зловоньем от застоя скопившихся за долгие годы ила и отбросов.
   Авторы проекта, названного гласными городской думы «достроительным вандализмом», пытались убедить население и руководство Петербурга, что надеяться на устранение столь далеко зашедших разрушений внутренних водных магистралей средствами города совершенно невозможно. Предприимчивые специалисты, в числе которых особым красноречием выделялся известный столичный архитектор Н.Л. Бенуа, уверенно заявляли, что длительное отсутствие регулярного ремонта и очистки водоемов нанесло им слишком серьезные повреждения и ликвидация их потребует огромных денежных средств.
   Концессионеры авторитетно полагали, что в данной ситуации единственным выходом может быть только утверждение их радикального проекта, в котором ими предлагалось оперативно засыпать разрушенные временем и бесхозяйственностью властей городские водоемы. В дальнейшем оказалось, что эта лихая группа градостроительных вандалов намеревалась после засыпки рек и каналов добиться получения в престижном месте города в безвозмездное пользование земли для организации и выгодной эксплуатации на ней конно-железной дороги с рельсовыми путями.
   Новоявленные радетели конца XIX века благосклонно предлагали отцам города выгодный, по их мнению, проект: «Их новая фирма, получив землю, становится во главе доходной компании – конно-железной дороги столицы и, прикрывая грехи нерадивых чиновников, облагораживает антисанитарную территорию Центрального района Санкт-Петербурга». Целесообразность своих предложений господа Н.Л. Бенуа и Н.И. Мюссард усиливали рядом чувствительных патриотических лозунгов по организации доступного простому народу транспорта, разбивку озелененного бульвара для отдыха горожан, с красивым фонтаном, лавками и скамейками для простолюдинов, не имеющих возможности летом выехать на дачи.
   К чести заседателей городской думы, этот авантюрный проект «концессионеров» единодушно отвергли, сохранили исторические водоемы и обязали чиновников государственных ведомств впредь «проводить регулярную очистку русла старинных рек и каналов и своевременные ремонтные работы по приведению их стенок и набережных в надлежащий вид».
   В своем выступлении гласный петербургской думы Иван Ильич Глазунов, дядя знаменитого русского композитора, тогда решительно заявил: «Неужели для того, чтобы гг. Мюссард, Бенуа и К° получили возможность устроить в свою пользу на засыпанных исторических водоемах разные торговые заведения, провести на всем их протяжении линию конно-железной дороги и пользоваться ею для своей огромной выгоды 50 лет, город лишится прекрасной дренажной системы, осушившей огромную болотистую территорию нашей столицы? Подобное предприятие по засыпке рек и каналов прежде всего могло быть выгодно для господ составителей этого авантюрного проекта, а не для Петербурга и его жителей».
   В думе тогда не раздалось решительно ни одного голоса в защиту проекта, так много сулившего его предприимчивым разработчикам. Проект единодушно отвергла и петербургская общественность, разглядевшая в его осуществлении лишь нанесение городу огромного вреда.
   На этот раз попытку градостроительного вандализма решительно пресекли. Старинные рукотворные водоемы Санкт-Петербурга и его краса и гордость – река Мойка, по-прежнему наперекор судьбе степенно несут воды в Большую Неву.
   Вместе с тем следует отметить, что еще долго, вплоть до 1917 года, гласными городской думы будут рассматриваться все новые и новые «прожекты» засыпки столичных каналов и рек. Однако в конечном итоге все они отклонялись, ибо преследовали ту же цель, что и проекты их предшественников, – получить по дешевке престижный участок городской земли и в дальнейшем с выгодой для себя эксплуатировать его.
   В 1893 году камер-юнкер Р.Ф. фон Гартман предложил засыпать Екатерининский канал и русло реки Мойки и проложить на засыпанной площади скоростную дорогу на сваях, соединив ее с железнодорожными линиями Балтийского, Варшавского и Николаевского вокзалов. Главную станцию автор проекта предлагал обустроить на месте Банковского моста. Городская дума не поддержала эту идею, требующую «разгрома центральной части столицы и уничтожения ценных исторических сооружений».
   В 1895 году Я. Ганеман разработал и представил на рассмотрение городской думы новый проект засыпки каналов и реки Мойки для прокладки вдоль старого русла водоемов электрической железной дороги. Этот проект как «не разработанный в техническом отношении» также решительно отвергли.
   В 1901 году гражданский инженер П.И. Балинский и американский инженер М.А. Вернер представили в Министерство внутренних дел еще один проект, рассмотренный в Комиссии о новых железных дорогах при Министерстве финансов. По этому проекту в столице предполагалось построить метрополитен на насыпях и эстакадах, расположенных на высоте от 5 до 10 м над уровнем городских улиц. «Большое кольцо» метрополитена предполагалось протянуть по Сенной площади, набережным Екатерининского и Крюкова каналов, по набережной реки Мойки с выходом на Неву. По узкому железнодорожному пути над Невой поезда метрополитена должны были попадать на Васильевский остров по 12-й линии, пересекать Петровский, Крестовский и Каменный острова и продолжать путь по Выборгской стороне.
   Согласно замыслам авторов проекта, линии «большого кольца» пересекали территорию Большой и Малой Охты и в районе Александро-Невской лавры возвращались на левый берег Невы. Длина всей дороги, по расчетам П.И. Балинского и его компаньона, должна была составить 95,5 версты. Предполагалось, что поезда будут следовать каждые 2–3 минуты со скоростью 43–76 км/ч.
   Стоимость строительных работ, по расчетам проектировщиков этой линии метрополитена, составляла 190 миллионов рублей. Под эстакадами скоростной железной дороги авторы проекта предлагали разместить всевозможные склады и магазины. Проект нашел поддержку петербургского градоначальника, члена Государственного совета Н.В. Клейгельса. Однако городской голова П.И. Лелянов, гласный городской думы В.А. Тройницкий и представитель Святейшего синода действительный статский советник К.И. Дылевский указали, что проект нарушает предусмотренные строительные нормативы, запрещающие установление каких-либо объектов, в том числе и предусмотренных проектом столбов ближе чем на 40 метров от церковных зданий и сооружений.
   Председатель Комиссии о северных железных и водных путях и торговле Петербургского порта при городской думе Н.А. Архангельский также усмотрел в проекте ряд моментов, нарушающих интересы города. Оказалось, что проект Балинского и Вернера поступил на рассмотрение после того, как дума уже утвердила строительство на территории столицы сети электрических дорог (трамвайного движения). Кроме того, проведение скоростной дороги по территории исторических районов Санкт-Петербурга на уровне второго и третьего этажей жилых зданий не только затемнило бы улицы и жилые помещения в домах, но и ухудшило бы условия проживания в них горожан. Невыносимые грохот и шум от непрерывного движения пассажирских поездов в непосредственной близости от жилых строений могли бы привести к их преждевременному разрушению от постоянного сотрясения и резкому обесцениванию квартир. Комиссия посчитала представленный проект «убыточным для жителей столичного города» и единогласно отвергла его.
   И наконец, в начале ХХ столетия возник план продолжения Большой Морской улицы по набережной Мойки до Невы, где она должна была встретиться с продолжением Английской набережной. Знаток Петербурга Л.И. Бройтман в монографии, посвященной истории одной из интереснейших центральных улиц столичного города, в этой связи писала: «Предполагалось уничтожить склады „Новой Голландии“ и судостроительный завод „Новое Адмиралтейство“. Оба освободившихся острова собирались разбить на участки и пустить их в продажу, а Крюков и Ново-Адмиралтейский каналы засыпать. К счастью, план этот не выполнен и Большая Морская улица по-прежнему завершается у чудесного и романтического островка Новой Голландии, окруженного водоемами».
   Вероятно, к благополучному завершению очередной авантюры следует добавить, что ее провал сохранил нам не менее романтическую реку Мойку с ее историческими набережными, ибо последующими планами бизнесменов предполагалось засыпать этот водоем и устроить на его месте широкий городской проспект, названный именем одного из представителей царствующего дома Романовых.
   К началу ХХ столетия архитектурный облик реки Мойки и ее набережных сформировался окончательно и выглядел примерно так, как он смотрится в наши дни.
   В период Великой Отечественной войны в бывших дворцовых зданиях располагались штабы созданной армии народного ополчения, военные госпитали. Особняки набережных Мойки жестоко страдали от вражеских бомбардировок и артиллерийских обстрелов.
   После войны разрушенные исторические здания восстанавливались. Набережные реконструировались и благоустраивались. Менялось их дорожное покрытие, расширялись зоны озеленения. Периодически очищалось русло древней реки.
   Газета «Санкт-Петербургские ведомости» регулярно информировала жителей города об очистных работах на Мойке. В октябре 1999 года корреспондент газеты Нина Федорова опубликовала свой репортаж с набережной реки: «7 октября 1999 года „Ленводхоз“ приступил к профилактическим работам на Мойке. Земснаряды двинулись вниз по течению, выгребая со дна реки накопившийся за долгие годы слой илистых отложений. Один из земснарядов не смог войти в русло реки Мойки. Его осадка оказалась 1,7 метра, а глубина реки составляла всего 1,4 метра. Тогда самый большой земснаряд отправили к устью водоема для начала работ вверх по течению Мойки. Однако у Поцелуева моста, преодолев две трети русла водоема, тяжелое очистное сооружение вновь застряло. Второй же малый земснаряд продолжал успешно работать в верховьях реки. Илистые и мусорные отложения, осевшие за последние десятилетия, представляли собой довольно толстый слой органических веществ и металлических предметов, а сама Мойка значительно обмелела за этот период».
   Технические возможности нашей эпохи позволяют не только очистить русло древнего водоема от отложений на ее дне, но и вернуть ее основные параметры, заложенные по распоряжению Петра Великого при работах на Мойке в период строительства новой столицы России.
   На исторических набережных реки, ставшей органической частью Санкт-Петербурга, по-прежнему стоят красивые дома. Для нового строительства здесь давно уже нет места.
   Мойка и ее набережные сегодня официально признаны заповедной уникальной зоной города Петра Великого и находятся под государственной охраной.

«Чугун решеток и мосты»

   Река Мойка на своем почти пятикилометровом пути пересекается со многими улицами, проспектами и площадями. Ее берега в створах большинства из них соединены мостами. В общей сложности в разные годы над водоемом построено 14 разнообразных мостов, считающихся памятниками отечественной архитектуры. Первоначально первые деревянные мосты реки Мойки не имели названий. Их часто называли именами строителей-подрядчиков или именитых купцов, содержащих поблизости лавки или питейные заведения. В этом отношении Мойка оказалась единственным столичным водоемом, через который некогда проложили деревянные мосты, имевшие «цветные» названия. Подобных сооружений оказалось четыре. Это Желтый мост (ныне Певческий), Зеленый (позднее Полицейский), Красный (на Гороховой улице) и Синий (на Исаакиевской площади). В XVIII столетии эти первые деревянные мосты для отличия друг от друга специально окрасили в разные яркие цвета. После ликвидации старых мостовых сооружений, переброшенных через Мойку, и возведения на их месте металлических конструкций Красный, Синий и Зеленый мосты сохранили до наших дней свои необычные названия.
   В топонимике Северной столицы уцелели названия многих уникальных мостовых сооружений реки Мойки. Их классические силуэты, удивительные переплетения отлитых из чугуна решеток ограждений являются удачным дополнением к архитектурным шедеврам – зданиям на берегах исторического водоема. Мосты через Мойку представляют собой интерес и в техническом отношении.
   В конце XVIII столетия отечественные инженеры-мостостроители начали применять металл в наиболее ответственных несущих деталях мостов. В первой трети XIX века происходит дальнейшее совершенствование переправ, возводимых на Мойке. В отечественном мостостроении XIX века особую роль сыграли новые конструктивные и композиционные приемы, связанные с использованием новых строительных материалов – чугуна и железа.
 
   Фрагмент детали решетки набережной реки Мойки
 
   Россия вступила в стадию промышленной революции несколько позже, чем более развитые страны Европы. Однако успехи русской промышленности в те годы, особенно металлургической, расцвет науки, формирование отечественных строительных кадров и архитекторов – все это способствовало ускоренному развитию мостостроения в стране. Металлические детали и конструкции мостов – железные арки, плиты настилов, перила и осветительные приборы – изготавливались в те годы на Сестрорецком оружейном заводе под руководством инженера Карла Шпекле и на уральских заводах Н.Н. Демидова.
   В XIX веке на Мойке появились первые чугунные мосты, открывшие новую эпоху в истории русского мостостроения. Прочность чугуна позволила придать их аркам совершенно иные пропорции, сделать подобные детали пологими и более тонкими. Создателем первых отечественных мостов из чугуна стал архитектор-инженер Василий Иванович Гесте, стремившийся строить их «с надлежащей прочностью и красотою». Ему принадлежит авторство первых чугунных транспортных мостов на Мойке (Зеленого, Красного, Синего и Поцелуева). Возведенный В.И. Гесте в 1806 году, на пересечении Невского проспекта с Мойкой, первый мост (Зеленый) из чугунных блоков оказался настолько прочным и долговечным, что продолжает служить и в наши дни.
   В своем оригинальном проекте столичный градостроитель использовал техническое рационализаторское предложение английского инженера Р. Фултона, опубликовавшего в 1796 году в техническом издательстве Лондона чертеж подобной конструкции моста. Следует отметить, что сам Фултон свое проектное предложение тогда не реализовал. Доработанная же русским мостостроителем конструкция отечественных чугунных мостов оказалась достаточно надежной, экономичной и несложной для монтажа деталей.
   В 1807 году столичный Технический комитет утвердил проект Гесте в качестве первого в истории России типового металлического моста.
   «Образцовая» конструкция металлического сооружения В.И. Гесте составлялась из пустотелых чугунных кессонов (блоков) клиновидной формы, заготовленных предварительно для серии подобных сооружений, скрепляемых затем болтами и гайками.
   Чугунные блоки, кессоны, или, иначе, тюбинги, представляли собой отлитые из металла полые ящики стандартного размера – 2,8 × 1, 53 × 0,38 м, толщиной 2,5 см. Швы между ними заполнялись своеобразной замазкой, составленной из серы, нашатыря и чугунных опилок в соотношении 1:1:16.
   Позже, в 1820–1830-х годах, в Петербурге возвели еще несколько чугунных мостов, проекты которых разработали инженеры-путейцы, профессора столичного Института инженеров путей сообщения, открытого в 1809 году (П. Базен, Г. Треттер, Е. Адам и др.). «Художественная газета» 1 сентября 1840 года писала, что чугунные мосты «по своей легкости и изяществу соответствуют общей красоте столицы», а «их упрощенный до возможности рисунок, составляя приятную противоположность с тяжелыми, гранитными набережными, отличается своим оригинальным и вместе с тем превосходным стилем».
   Силуэты большинства мостов пятикилометрового русла Мойки удивительно естественно и точно вписывались в местный ландшафт и разноплановый городской пейзаж.
   Исторические мостовые сооружения реки Мойки благополучно дожили до XXI столетия благодаря постоянной заботе о них многих поколений отечественных специалистов.
   Во второй половине XVIII столетия на месте нынешнего Инженерного замка находился деревянный Летний дворец императрицы Елизаветы Петровны, по повелению коей ее любимую резиденцию тогда соединили незамысловатым деревянным пешеходным мостом для перехода дочери Петра Великого в любимую резиденцию своего знаменитого батюшки – Летний сад.
 
   Первый Инженерный мост
 
   Главные ворота этого «парадиза» Петра Великого располагались непосредственно на противоположном берегу реки Мьи. Мост через будущую Мойку сооружали по проекту Ф.Б. Растрелли, и назвали «Летним переходным мостом». Его оригинальность заключалась тогда в том, что он стал первым крытым мостовым сооружением столичного города.
   Через пятьдесят лет, при реализации многопланового проекта архитектора К.И. Росси по перепланировке района, прилегающего к площади Искусств и Михайловскому замку, по проекту инженеров П.П. Базена и Э.К. Клапейрона в 1828–1829 годах на месте старого деревянного соорудили новый однопролетный чугунный изящный мост, также названный первоначально «Летним». Как и мосты инженера В.И. Гесте, разработчика своеобразных чугунных мостовых сооружений, новый Летний мост через Мойку также состоял из полых чугунных секций, скрепленных болтами. В отличие же от ранее сооружавшихся сборных металлических мостов стены и днища чугунных секций, образующих пролетное строение Летнего моста, были прорезаны специальными проемами, значительно уменьшившими вес его свода.