Герасимов Дмитрий. Если небо молчит

   – Кто придет? – не поняла Маргарита.
   Соседка Майи Михайловны затряслась от смеха:
   – Да мужика ей надо! Прямо невмоготу нашей бабе-ягодке!
   Та окинула ее укоризненным взглядом и продолжала, обращаясь к медсестре:
   – Только мне абы кого не надо. Вонючим и малохольным не предлагай. Мальчиков тридцатилетних тоже не тревожь. Нужен мужичонка от сорока пяти до семидесяти. Главное, чтобы силенки были.
   Маргарита покраснела.
   – Боюсь, Майя Михайловна, ничем вам помочь не смогу. – Она встала с кровати. – Выздоравливайте и все свои проблемы решите самостоятельно.
   – Дура ты набитая, а не женщина! – прокашляла та, когда за Маргаритой закрылась дверь.
   – Девчонка еще, – махнула рукой соседка. – Жизни не знает…
 
   Четвертая и пятая палаты пустовали, а в шестой медсестру ждал самый скандальный пациент отделения.
   Рыхлый пятидесятилетний мужчина по фамилии Величко был основателем и единственным членом сыроярской правозащитной организации «Протест», а также активистом движения «Вегетарианцы против насилия». В городе он был хорошо известен благодаря эпатажным выступлениям в прессе и неизменным скандалам, сопровождавшим каждое его появление на публике. Впрочем, на его выходки давно уже перестали обращать внимание. Если еще лет десять назад проводимые Величко митинги и протестные акции пытались запрещать, а на него самого – налагать административные взыскания, то сегодня бунтующих правозащитников попросту не замечали. Власть относилась к ним как к клоунам, а обывателю они стали неинтересны и скучны.
   В больницу Величко попал несколько дней назад с диагнозом «Физическое и нервное истощение». Правозащитник собрал брифинг в лесу. На глазах немногочисленных представителей прессы и полудюжины праздных зевак он приковал себя наручниками к сосне, а ключ проглотил. Журналисты добросовестно записали тезисы его выступления на диктофоны и разъехались по своим редакциям. Зрители позубоскалили и тоже разошлись. Разгоряченный Величко остался в лесу один. Никому и в голову не пришло, что сыроярский правозащитник оказался честным человеком и не припас в кармане брюк запасного ключа.
   Спустя сутки Величко, дошедший до грани отчаяния, извлек ключ из собственных испражнений, расстегнул наручники и самостоятельно приплелся в больницу.
   – Вы ждете, когда я сдохну? – поинтересовался он, едва Маргарита переступила порог палаты. – Я нахожусь один в комнате, рассчитанной на четверых человек! Значит, меня умышленно изолировали от общества!
   – Большая часть палат пустует, – возразила та. – Этим летом в городе, по счастью, сократилось количество простудных, инфекционных и сердечно-сосудистых заболеваний.
   – Никогда в это не поверю! – прорычал мужчина. – Рассказывайте сказки Госкомстату и Министерству здравоохранения! – Он приподнялся на локтях. – Что вы мне принесли? Таблетку цианида?
   Маргарита сверилась с записями.
   – Вам повезло, – улыбнулась она. – Ваше вынужденное заточение закончилось. Сегодня – на выписку.
   – Вот уж дудки! – Величко побагровел. Его маленькие глазки под густыми лохматыми бровями сверкнули яростью. – Вы так просто от меня не отделаетесь! Я требую, чтобы меня лечили до полного выздоровления!
   – Вы здоровы… – попыталась возразить Маргарита.
   – Уж не вы ли это решили? – насмешливо спросил мужчина.
   – Разумеется, не я. Сегодня на обходе был врач…
   – Лапотник и шарлатан! – Величко грохнул кулаком по тумбочке, и с нее на пол скатилось яблоко. – Я требую немедленно адвоката, представителей общественных организаций и журналистов!
   – Хорошо. – Маргарита старалась держать себя в руках. – Я передам вашу просьбу дежурному врачу и заведующей отделением.
   – Это не просьба! – взвился мужчина. – Это требование! Чувствуете разницу? Еще не хватало, чтобы я унижался и выпрашивал у вас то, что мне положено по закону. Вы забыли: я хорошо знаю свои права и буду отстаивать их до конца!
   – Я не забыла, – ответила девушка. – Что-нибудь еще?
   – Вы издеваетесь? – Величко запустил в нее сложенной газетой. – Еще – это значит дополнительно! А вы не даете мне самого основного! Где мой завтрак? Оказывается, в больнице я могу умереть от голода точно так же, как и в лесу!
   Маргарита выразительно перевела взгляд на тумбочку, где остывала тарелка с нетронутой едой.
   – Такое – жрите сами! – Мужчина поддел пальцем блюдо. – А я – вегетарианец!
   – Вам принесли диетический завтрак, – сказала Маргарита, поморщившись от нового приступа слабости. Тупая боль с силой сжала виски, и она едва крепилась, чтобы не закричать. Головокружение усилилось, и поднос в ее руках заметно дрожал.
   – Объясняю: я – вегетарианец! Вам зачитать мои права?
   – Не стоит, – покачала головой медсестра. – Мне очень жаль, но другого меню в больнице попросту нет.
   – Это вам так с рук не сойдет! – пообещал Величко. – Вам еще икнутся эти котлетки на пару!
   – Мне нужно идти, – сказала Маргарита. – Если у вас больше нет требований…
   – Поставьте мне капельницу!
   – Что, простите?..
   – Я требую, чтобы мне прокапали глюкозу!
   Она секунду поколебалась, но решила, что легче выполнить это требование больного, чем спорить с ним.
   – Хорошо. Мне осталось разнести лекарства в две палаты и в бокс. У меня будет десять свободных минут до начала процедур – я успею поставить вам капельницу.
   – С глюкозой! – напомнил Величко. – Только попробуйте что-нибудь перепутать!
 
   В седьмой женской палате Маргариту попыталась разговорить старушка, лежащая здесь с весны. У нее, похоже, не имелось ни родных, ни близких, и она чувствовала себя в больнице как дома. Всякий раз перед выпиской бабушка обнаруживала у себя все новые и новые недуги, которым радовалась несказанно.
   – Мой старшенький поступил в институт, где готовят на больших начальников! – похвасталась она, проглотив таблетку.
   – Внук или правнук? – вежливо уточнила Маргарита.
   – Сын! – объявила старушка.
   – Поздравляю. Вы счастливая мать.
   – Толик такой способный! – Женщина промокнула глаза платком. – Моя надежда и опора.
   Маргарита понимающе кивнула. Толика еще вчера звали Петей, но ей все равно хотелось, чтобы за всеми этими безобидными старушечьими выдумками, где-то очень далеко, скрывалось настоящее семейное счастье с детьми, внуками, правнуками и большим круглым столом.
   Она мягко похлопала ее по дряблой морщинистой руке и накрыла тонким одеялом.
   – Отдохните. Впереди долгий день. – Ей было жаль старушку. Ей было жаль всех одиноких людей.
 
   В последней палате Маргарита задержалась дольше, чем планировала.
   Здесь находилось шесть коек, и как явствовало из процедурного листа, все они должны были быть заняты больными.
   Первым делом она направилась к постели своего вчерашнего спасителя и обнаружила ее пустой и аккуратно заправленной. Старик Битюцкий как в воду канул.
   – А где?.. – Маргарита беспомощно огляделась.
   – Твой добрый гений? – мрачно подсказал пожилой мужчина с лысой и гладкой головой и густыми черными бровями.
   Он сидел на кровати напротив и крутил ручку миниатюрного радиоприемника, пытаясь поймать ускользающий голос Розы Рымбаевой на ретро-волне.
   – Д… да, – кивнула медсестра и на всякий случай уточнила: – Пациент Битюцкий. Это ведь его койка, правда? – Она вопросительно уставилась на лысого.
   Тот поморщился, потеряв нужную волну в шуме помех, и досадливо буркнул:
   – Скопытился твой спаситель.
   – Что? – Маргарита от неожиданности села на заправленную кровать. – Как вы сказали?
   – Я сказал, что Битюцкого хватил удар, моя хорошая, – пояснил лысый, отставив в сторону шипящий приемник. – Сегодня утром, еще до обхода, ему стало плохо. Приходил врач… этот… Журналов и быстро определил нашего старичка наверх. – Он ткнул пальцем в потолок. – Говорят, будут делать внеплановую операцию.
   – Как же так? – огорченно пробормотала девушка. – У меня почему-то об этом ни слова… – Она потрясла в воздухе процедурным листом.
   – Дык не успели, наверное, – предположил лысый. – Больно неожиданно Битюцкому поплохело. Едва проснулись – ему уже не по себе было. Успел только рассказать нам, как ты в дверь скреблась и как он вызволил тебя из темницы.
   Маргарита кивнула:
   – Это правда…
   – А больной в это время беспомощно подыхал… – злорадно закончил мужчина.
   Медсестра опустила глаза. Ей был неприятен развязный тон пациента.
   – Влетело тебе от начальства? – опять хмыкнул тот. – Не попадайся больше в клетку, пташка, а то не ровен час никто не придет на выручку – всех больных растеряешь!
   – Спасибо за совет, – холодно ответила Маргарита и встала. – Возьмите лекарство.
   Лысый принял из ее рук пилюлю в розовой капсуле и, повертев ее в пальцах, задумчиво произнес:
   – Если у нас вся медицина такая… То как вообще можно доверять ей свое здоровье?
   – Риточка! – поднял голову толстяк на противоположной койке. – Пусть нам телевизор починят! Третий день обещают и не делают, а сегодня «Локомотив» играет!
   – Я напомню, – откликнулась Маргарита. – А у вас, Михаил, сегодня электрофорез. Не забудьте, пожалуйста. А то третий день обещаете и не делаете…
   – Ладно, – согласился толстяк. – Почините телевизор – так и быть, схожу на ваш этот… форез.
   – Спасибо за одолжение, – пробормотала Маргарита. – Вы очень добры ко мне.
   Худощавый, заросший щетиной молодой человек в ярко-желтой футболке и синих тренировочных брюках хрипло позвал из дальнего угла палаты:
   – Ритуля, башка раскалывается – сил нет! До обхода все нормально было, а как врач ушел – заболел затылок. Да так, что в глазах темно. И подташнивает немного.
   – Нынешнее поколение – хилое, – заметил лысый. – Смотри, парню еще двадцати пяти нет, а хворает, как старый дед.
   – От армии косит! – хохотнул толстяк. – Это у них сейчас в моде. Осенний призыв начнется, а у него, глядь, уже справочка на руках. Вот и получается, водку жрать да девок щупать – здоровье есть, а родину защищать – голова болит.
   – Да пошел ты!.. – огрызнулся молодой человек.
   Маргарита присела к нему на кровать и достала из кармана халата свернутый тонометр:
   – Давай руку.
   Толстяк из своего угла с интересом наблюдал, как она ловко надела больному нейлоновую манжету с фиксирующим металлическим кольцом, отрегулировала воздушный клапан и быстрыми движениями накачала воздух.
   – Ритка! А как ты обходишься без этого… как его… который в уши вставляется?
   – Без стетоскопа, – подсказал кто-то.
   – Вот-вот, – закивал толстяк, – без него.
   – Я слежу… за колебаниями… стрелки, – медленно, не сводя глаз с манометра, ответила Маргарита, потом решительно ослабила кольцо и расстегнула манжету: – Сто сорок на девяносто! – Она покачала головой. – Повышенное. Сейчас дам тебе папазол. Если через полчаса не придешь в норму, вколю магнезию.
   – Через полчаса! – хохотнул толстяк. – Да ему до конца сентября нельзя в норму приходить, пока военкоматы повестки рассылают!
   Маргарита встала, собрала пустые стаканчики, проверила капельницу у больного, лежащего на средней койке слева от входа, и еще раз сверилась с листом назначений.
   – Антиох!.. – выкликнула она и удивленно замолчала.
   Этого просто не может быть! Впервые в ее практике больной по документам не имел фамилии. Она сама, да и все в больнице настолько привыкли к этому странному человеку с чудаковатым именем, что никому и в голову не пришло взглянуть, как он значится на бумаге.
   «Надо будет посмотреть его медицинскую карту, – решила девушка. – Ведь у Антиоха – если только это не прозвище, а имя – должны быть и отчество, и фамилия, и год рождения». Впрочем, она и сама не знала, зачем ей это надо. Просто интересно. Да и порядок в отчетности как никак должен быть.
   – Антиох! – повторила она. – В полдень – на выписку! Хватит бока нагуливать на государственных харчах!
   – А нашего бомжа нет на месте с самого утра! – доложил толстяк. – А может, и с ночи.
   – Ночью – был! – подал голос лысый. – Я его за бороду дергал, чтоб не храпел!
   – А где же он? – растерялась Маргарита. – Может, в уборной?
   – Может, и в уборной, – кивнул молодой человек в желтой футболке. – Но тогда у него, значит, затяжная диарея.
   – И во время обхода его не было, – вспомнил лысый. – Видать, убег наш косматый философ. Не вынесла душа поэта уколов в задницу.
   – Бомж – он и есть бомж, – резюмировал толстяк. – Сколько волка ни корми, а он все равно… по помойкам шастает!
   – Волк по помойкам не шастает, – серьезно возразил лысый. – Он в лес смотрит. А наш сыроярский лес – всем волкам лес.
   – И псам, – мрачно добавил юноша.
 
   Маргарита покинула восьмую палату, прикидывая в уме, успеет ли она до начала процедур хоть что-нибудь перехватить из еды. Голова прошла, но осталась изматывающая слабость, и опять проснулось сосущее чувство голода. Глаза словно запорошило песком, а желудок жгло, как если бы она выпила кислоту. В пластиковом стаканчике с надписью «Антиох» осталась таблетка но-шпы. Маргарита опрокинула ее себе в рот и проглотила, не запивая.
   «В холодильнике есть йогурт, – вспомнила она. – Вполне достаточно для поддержания сил. А еще нужно выпить кофе или крепкого сладкого чаю…»
   Девушка бросила взгляд на дверь с табличкой «6» и остановилась. Пациент из шестой палаты! Звучит символично. Она обещала этому невыносимому нытику поставить капельницу с глюкозой.
   Вздохнув, Маргарита повернула обратно, в процедурную.
   Свежие царапины на двери кабинета напоминали, что сегодня здесь поменяли замок. Она подергала дверь и мысленно плюнула: заперто!
   Что делать? Идти к «вобле» за новым ключом? Та не упустит возможности еще раз поиздеваться над ней. А это на четверть часа, не меньше. Значит, нужно просто найти свободную стойку капельницы в одной из палат.
   Маргарита двинулась на обход по второму кругу.
   – Наша Риточка прикрылась ниточкой!..
   – Сестричка, ты по мою душу?..
   – Соскучилась?..
   – Ритка, нужен мужичонка от сорока пяти до семидесяти!..
   – Телевизор починят или нет?..
   И тут она вспомнила, что свободная (теперь уже – увы – свободная) капельница есть в ПИТе.
   Пристроив поднос, который уже казался тяжелым и громоздким, на одно из угловых кресел холла, Маргарита бросилась по коридору к сестринскому посту, мрачным пятном темневшему в торцевой части этажа.
   Место дежурной медсестры, как всегда, было необитаемым, компьютер на столе безжизненно молчал, экраны монитора и осциллографа показывали пустоту. В раскрытом журнале зловеще чернела финальная запись вчерашнего дня: «19.32, Струковский, остановка сердца. Параметры контроля…»
   Маргарита остановилась перед дверью в палату. Ей вдруг стало не по себе. Она вспомнила застывшее в смертельной маске белое лицо, кровавую пену в уголках искривленных губ, стеклянный взгляд, устремленный прямо на нее с ужасом и болью, сдутую гармошку респиратора, выдернутый из сети провод, лежащий в пыли…
   К горлу подкатила дурнота, а на лбу выступила испарина. Нужно преодолеть себя. Всего четыре движения: открыть дверь, войти, взять стойку капельницы и выйти. Прав Михаил Саркисович, и Женька права: она слишком чувствительная, слишком слабая для профессии медика.
   Маргарита протянула вперед руку. Пальцы мелко тряслись. «Спокойно! – приказала себе девушка. – Всего четыре движения. Ничего страшного. Палата пуста. За окнами – белый день… Хотя… тьфу!.. окон там нет!.. Там вообще никого и ничего нет, кроме двух застеленных коек и отключенного оборудования… А в привидения я не верю!»
   И вдруг она услышала голоса за дверью! Точнее – невнятное бормотание.
   Сначала она решила, что это – уборщица или кастелянша, и на секунду успокоилась. Но внезапно ледяная волна ужаса прокатилась по всему телу и рухнула вниз. Колени разом ослабли, а руки окоченели. В ПИТе сейчас находиться некому! В палате убрались и поменяли белье еще ранним утром! К тому же… К тому же голос за дверью – мужской!
   Бормотание усилилось. Теперь Маргарита могла разобрать отдельные слова:
   – Неосторожно… чудовищно… и ради чего… убийство…
   Чувствуя, что вот-вот лишится чувств, она рывком распахнула дверь, обвела глазами ярко освещенное помещение и, остановив взгляд на ширме, завизжала.

4

   Пожилые супруги, поднимавшиеся по лестнице, испуганно посторонились, пропуская молодого человека с горящими, безумными глазами, прыгающего вниз через три ступеньки.
   На площадке первого этажа Танкован споткнулся, подвернув ногу, и с размаху снес плечом со стены ряд почтовых ящиков. Черная кошка, гладкая, как воронье крыло, испуганно метнулась вверх.
   Прихрамывая, он бросился вон из подъезда.
   Двор жил своей обычной жизнью. Тренькая звонками, мчались на велосипедах мальчишки. Старушка в полосатой шерстяной накидке крошила на тротуар хлебный мякиш. Грузчики на пандусе громко ругались.
   Максим остановился у мотоцикла и перевел дух. Руки тряслись, а перед глазами плавали зеленые круги. Мысли пересыпались в голове, как песок в погремушке. «Я оставил следы!.. Отпечатки!.. Мои пальцы попадут в картотеку розыска!..»
   Он попытался успокоиться и выстроить логическую цепочку происшедших событий, но она непременно обрывалась одним-единственным вопросом: как могло случиться, что человек, знающий нечто интересное и, вероятно, важное о его родителях, всего несколько часов назад назначивший ему встречу у себя в квартире, оказался лежащим в крови на полу этой самой квартиры?
   Тяжело дыша, Танкован залез в карман, извлек сложенный вчетверо листок и нервно порвал его на мелкие кусочки. Адрес, собственноручно написанный убитым! Какая коварная улика!
   «Нужно вернуться! – пульсировало в голове. – Вернуться и протереть все, к чему прикасался: дверную ручку, кнопку звонка, пластиковый плинтус». Максиму казалась ужасной даже мысль о том, что он может оказаться подозреваемым в этом нелепом и страшном деле. Но еще ужаснее было вновь подняться в квартиру, где в зловещей тишине под стоны экранной порнодивы коченело на полу окровавленное тело мужчины в черном костюме.
   Поколебавшись, он решил не возвращаться.
   Нужно включить голову и все же восстановить цепочку событий. Возможно, все не так уж и страшно. Итак, по порядку. Незнакомец поджидает Максима на улице, то есть он знает его адрес и, возможно, маршруты передвижений. Разумеется, знает! Он сам признался, что следит за ним. Потом он ведет себя странно, несет полную ахинею про бампер от крутой тачки, затем вдруг говорит, что приехал из Сырого Яра и хочет потолковать с Максимом о его родителях. Далее. Встреча не состоялась. Максим приехал по указанному адресу и обнаружил труп. Все. Что в этой цепочке выглядит неправдоподобным? Череда совпадений! Если открутить ее в обратном направлении, то появится причинно-следственная связь. Итак, Максим Танкован наткнулся на труп и у него есть все шансы оказаться подозреваемым в убийстве. Если предположить, что это – финальное звено цепочки, то все предыдущее – просто путь к нему. Он обнаружил труп, потому что пришел в квартиру. Пришел, потому что его попросили прийти. Ему дали адрес. Но просьбы и адреса – недостаточно. Нужна причина. И она была. Сырой Яр, родители, тайна. Исчерпывающий набор.
   Максим вытер лицо ладонью и огляделся по сторонам.
   Теперь все случившееся казалось ему страшной мистификацией. Он начал сомневаться: а что, если сегодняшняя встреча и последовавшее за ней убийство – всего-навсего чудовищный розыгрыш? Что, если весь этот жуткий спектакль затеян с единственной целью – напугать его, парализовать его волю страхом, заставить вздрагивать от каждого шороха, лишить уверенности в себе?
   Максим вспомнил стальной взгляд Коржа и зажмурился.
   Логика, которую он всегда так уважал, сейчас подсказывала ему единственное объяснение происшедшему: у этого спектакля – жестокий и мстительный режиссер, он заманил Максима в ловушку при помощи нехитрого, но иезуитского приема, а потом подсунул ему облитый кетчупом «труп», чтобы лишить воли и способности сопротивляться. Если разум – главная сила физика – капитулирует перед ледяным страхом, оружия для борьбы не остается. Расправиться с напуганным противником легко и просто!
   Но Максим не позволит Коржу – этому безмозглому, озлобленному неудачнику – одержать над собой победу. Тот сдвинул на поле несколько фигур, разыграв оригинальный дебют, но для того, чтобы создать угрозу королю, требуется комбинация посложнее.
   – Ход за мной, негодяй… – прошептал Максим, надевая шлем. – Я поставлю тебе мат раньше, чем ты успеешь понять, что проиграл!
   Он посмотрел на часы. До конца обеденного перерыва осталось пятнадцать минут. Следовало торопиться, чтобы не дать Лиснянской повода для мстительного демарша. Максим чувствовал, что начальница считает себя уязвленной. Умные женщины умны каждая по-своему, а глупые – такие, как Анна Ильинична, – глупы одинаково. Сейчас она бесится, тонет в амбициях, но стоит успокоить ее, потрафить ей, показать свое расположение, свою симпатию – и дело в шляпе. Грозная дама станет ручной. Простая, но очень перспективная комбинация.
   Он завел мотоцикл, крутанул ручку газа и рванул с места так стремительно, что один из грузчиков, поднимавшихся на пандус, уронил на землю ящик с мороженой рыбой.
 
   Пролетев квартал, Максим свернул на улицу, перпендикулярную проспекту Андропова, чтобы срезать лишние полкилометра. Все дороги забиты пробками, и такой маневр оптимален. Самый короткий путь между точками – прямая. На мотоцикле ее проделать легче, чем на авто. У мотоцикла выше проходимость. Он юркий, маневренный и неприхотливый к дорожному покрытию. Кроме того, он практически безопасен для пешеходов…
   …Миниатюрная хрупкая девушка с белокурыми волосами, в легком сиреневом платье, близоруко прищурившись, огляделась по сторонам и опасливо шагнула с тротуара… прямо под колеса Максимова мотоцикла. Он только начал набирать скорость на сменившийся сигнал светофора и поэтому успел затормозить, но столкновения не избежал. Нарушительница вскрикнула, ударившись о раму, и, беспомощно вскинув руки, упала на асфальт.
   У Танкована потемнело в глазах.
   Улица взорвалась возмущенным женским многоголосием.
   – Смотрите!..
   – Убили!..
   – Держите гада, чтобы не убежал!
   Потеряв равновесие, Максим завалился набок вместе с захлебнувшимся железным конем, но тут же вскочил на ноги, стащил с головы шлем и бросился к потерпевшей.
   – С вами все в порядке?
   Девушка сидела на асфальте, морщась от боли и потирая ушибленное плечо.
   – Мозги-то есть? – оправившись от шока, вскипел он. – Даром, что блондинка! Кто же так улицу переходит?
   Их вмиг окружила толпа возмущенных свидетелей.
   – Эти мотоциклисты – полные отморозки!
   – У нас в доме один такой жил. И сам угробился, и людей погубил!
   – А у нас прямо во дворе тинейджер с подружкой под самосвал попали! Мать девушки уж так убивалась с горя!
   – Гляньте на этого мерзавца! Он еще и претензии предъявляет!
   Из плотного кольца очевидцев происшествия выскочил коренастый подвыпивший мужчина в грязной синей рубашке с закатанными рукавами. Не говоря ни слова, он схватил Максима за плечо, повернул к себе и резко ударил головой в лицо. Тот опрокинулся навзничь.
   Толпа опять взвизгнула.
   – Ой, зачем же так?
   – Люди, парнишку убивают!
   – Остановите его!
   Но мужчину уже трудно было остановить. Не давая опомниться поверженному мотоциклисту, он несколько раз пнул его с размаху ботинком в голову, рыкнул на испуганных женщин и, никем не удерживаемый, бросился наутек.
   – Каков негодяй! Вы видели?
   – У нас во дворе один такой избил мальчика-студента, сломал ему челюсть и выбил глаз!
   – Поймали?
   – Судили. Дали три года. Но разве от этого легче? Мальчишка на всю жизнь остался инвалидом!
   – Все они отморозки! Житья не стало при демократии!
   Захлебываясь кровью, хлещущей из носа, Максим приподнялся на локтях и застонал. Блондинка испуганно смотрела на него, одной рукой держась за плечо, другой – прижимая к груди сумочку.
 
   Они попали в одну и ту же больницу. Он – с сотрясением мозга и сломанным носом, она – с ушибом плечевого сустава.
   Выкрашенные в отвратительный цвет казенные стены, продавленные кровати, окна без штор, тусклые лампы и тяжелый, спертый воздух в палате – вот финальные декорации дня, который странно начался, жутко прошел и совсем худо закончился.
   Максим даже вспомнить не мог, когда еще на него разом обрушивалось столько напастей. Оставалось только надеяться, что они отстанут и уйдут, как ушел в небытие этот мерзкий, проклятый день.
 
   На следующее утро блондинка пришла к нему в палату с большим пакетом фруктов.
   – Простите меня, – пробормотала она, с ужасом разглядывая распухшее и посиневшее лицо Танкована. – Это все из-за моей близорукости. Я разбила очки, а заказать новые не успела.
   У Максима кружилась голова, и он едва ворочал языком.
   – Вы-то как? В порядке? Сильно ушиблись?
   – До свадьбы заживет, – виновато улыбаясь, заверила девушка.
   – Значит, вы не замужем, – машинально констатировал Максим, а про себя подумал: «Немудрено».
   Блондинка оказалась не страшненькой, но и не красавицей. Про таких говорят: «На любителя». Невысокого роста, худая, с небольшой, едва угадываемой под топиком грудью, с простым, незапоминающимся лицом, которое досадно портила крупная родинка под носом, в тяжелых, излишне строгих очках с узкими прямоугольными стеклами, она была похожа на библиотекаря из провинциального городка, которая стесняется того, что она умнее окружающих, и поэтому заранее боится мужчин.