Герасимов Сергей Владимирович. Искусство умирать

   Исполинские потоки воздуха раскрутили и выплюнули металлическую каплю. Зонтик расстрелял смерч и полетел обратно.
   У самых гор он нырнул вниз, царапнул грудью по камням и снова взлетел, кувыркаясь. Потом прицелился в маяк и снес два верхних этажа. Потом поднялся в стратосферу и прыгнул вниз, охваченный пламенем, как болид. Плюхнулся в море и ушел на глубину. Здесь шельф круто обрывался и отвесно уходил вниз. Глубина несколько километров. Страшновато. Зонтик решил не идти на дно и погнался за крупной рыбой, похожей на земную акулу. Рыба испугалась и стала резво удирать – ага, сейчас я тебя! В нем просыпался инстинкт охоты.
 
   Орвелл заметил темное пятно среди звезд. Пятно дернулось и протаранило облако. Как он выдерживает такое ускорение? – подумал Орвелл. Зонтик вышел из облака, перевернулся на спину и поплыл, с видом беззаботного купальщика, в сторону открытого моря. Исчез.
   – Гессе, сюда, – скомандовал Орвелл. – Следи за тем участком неба. Да не глазами, а в бинокль.
   – Ничего.
   – Это сейчас ничего, а через минуту он появится. Ляг и спрячся за дверью.
   Не двигаться и не говорить, чтобы не произошло. Передай приказ.
   Зонтик появился снова. Он двигался молниеносно: коснулся грунта, взлетел, вращаясь и переворачиваясь, выделывая самые невероятные фигуры (а вот так еще никто не летал, – подумал Орвелл, – слишком большая перегрузка). Потом взмыл вертикально, приостановился и пальнул по маяку. Сверху посыпались камни. Большой обломок упал прямо перед дверью. Примерно тонна оплавленного известняка.
   – Ничего себе! – сказал Гессе и осекся, впомнив приказ.
   Еще минуту ничего не было. Затем небо разрезал прекрасный оранжевый болид – он упал в море, с грохотом, с пеной, с волнами… Исчез.
   Прибор опасности щелкнул и отключился.
   – Жертвы и повреждения есть? – спросил Орвелл.
   – Нет.
   – С какой перегрузкой он летел?
   Гессе включил подсветку и посмотрел на шкалу.
   – Сто сорок два.
   – Такого не бывает.
   – Сто сорок два g.
   – Тогда от него осталась только красная лужа. Человек не выдерживает больше патнядцати.
   – Я держал шестнадцать с половиной, – отозвался Анжел, – и целых четыре секунды.
   И они побежали к кораблю.

15

   Теперь уже не было сомнения в том, что Коре погиб. Не было ясно лишь как он погиб, но в самом факте сомнения не было. Ни один человек не выдерживает перегрузки больше пятнадцати g (если не считать Анжела с его шестнадцатью с хвастливой половиной), при тридцати g лопаются кости, при пятидесяти – перегрузка размазывает человека по полу как нож размазывает мягкое масло по хлебу. А здесь сто сорок два.
   – А здесь сто сорок два, – сказал Орвелл.
   – И что это значит?
   – Это значит, что первый Зонтик взбесился. Он не способен выделывать такие выкрутасы без пилота. Что-то случилось с его системами. Он носится вокруг, как взбесившийся бульдозер. Теперь мы точно знаем, что это вирус Швассмана.
   Во-первых, оживает техника; во-вторых, человек с отрезанным языком; в-третьих скелеты, похожие на человеческие, но с огромными ногами, не нравятся мне эти кузнечики…
   – Зонтик успел передать, что Коре начал расти, – вставил Икемура.
   – Тем более. А в четвертых, опасность информации. Есть информация, которая опасна.
   – Какая?
   – Не знаю. А если бы знал, меня бы уже не было на этом свете. Как вам ситуация – тебя возможно убьет неизвестное, но став известным, оно убьет тебя наверняка.
   Все замолчали.
   – Коре что-то успел узнать, – сказал Морис.
   Сейчас Морис уже сидел в кресле, ему стало лучше.
   – Ну тогда нужно хотя бы поставить экран, – предложила Кристи. – Стены у нас крепкие, но если Зонтик взбесился…
   Экран поставили. Энегретическая завеса пропускала вещество только разделенным на молекулы. Снаружи сейчас запахло озоном, – подумал Орвелл.
   Он любил этот запах – запах земных гроз. Зонтик сквозь экран не пройдет. Если он начнет стрелять, то экран не пропустит снаряды. Если он использует ядовитый газ, то придется выходить в скафандрах. Если он попробует подкопаться снизу можно будет включить двигатели и отпугнуть. Если он не испугается, придется взлетать и висеть на стационарной орбите. Туда он не достанет, будет лишь постреливать издалека. Но на орбите Хлопушка бесполезна. С таким же успехом она могла бы висеть на орбите вокруг Земли.
   – А когда мы будем взлетать, – спросила Кристи, – нам ведь придется убрать экран, что тогда?
   – Мы не будем взлетать, – ответил Орвелл, – у нас есть еще два Зонтика и они пока подчиняются приказам. Я обьявляю траур на корабле. Сегодня и завтра.
   Они услышали удар и скала под кораблем задрожала.
   – А вот и Зонтик, – сказал Анжел.
   В иллюминаторах замерцали первые молнии, пока немые.
 
   Зонтик шел на глубине километра, параллельно обрезу шельфа. Глубина все возрастала. Возможно, здешние океаны глубже земных. Восемь километров, девять, двенадцать. Что это?
   В глубине впадины что-то шевелилось. Целые сонмы существ, каждое из которых вдесятеро больше Хлопушки. Зонтик опустился еще чуть-чуть и пальнул, на всякий случай. Мгновенно ответила дюжина торпедных установок; несколько торпед попали и взорвались, поцарапав обшивку – так попадают несколько мелких камешков, когда их швыряют горстью. Зонтик стал стрелять снова. Когда вода вокруг закипела, он вильнул и стремительно ушел, оставляя за собой бурлящий след.
   Он всплыл и лег на поверхность. Гроза придвинулась совсем близко. Хлопушка стояла на скале и светила окнами в ночь. Что они себе думают? Что они могут просто так спокойно стоять, забыв обо мне? Кто здесь хозяин, в самом деле?
   Зонтик выстрелил по кораблю, но снаряд лопнул на защитном экране, как мыльный пузырь – красиво и беззвучно. Еще несколько снарядов и тот же результат. Ну хорошо, я вам все-таки покажу, – подумал Зонтик. Он стал стрелять по скале, на которой прочно стояла Хлопушка.
   Хлопушка молчала. Зонтик включил связь.
   – Это Коре?
   – Это я, – сказал Зонтик. – Нет никакого Коре. Приказываю сдаться без всяких условий.
   Он еще раз выстрелил по скале, для подтверждения своих слов. В скале образовалась трещина. Несколько таких выстрелов – и Хлопушка свалится в море.
   – Мы не ведем переговоров с техническими утройствами, – ответили в корабля.
   – А я тебе башку снесу, – сказал Зонтик и выругался.
   Это было в духе его бывшего хозяина.
   – Приказываю вернуться и стать в ангар! – наивно передала Хлопушка.
   – Ты мне поговори еще! Я сейчас продолбаю камень и утоплю тебя. А взлететь у тебя не выйдет.
 
   – Да, никак не выйдет, – сказал Икемура, – мы же не можем снять экран.
   – А что он нам сделает?
   – Для начала сбросит в море.
   – Ну и что? Мы же не утонем. Наша жестянка и не такое выдержит.
   – Если жестянка падает с высоты в пятьсот метров, то все, кто был внутри жестянки, разбиваются, разве не так?
   Все заполчали. За окном трепыхались синие молнии.
   – Тогда есть один выход, – сказал Икемура, – абсолютное оружие, реликтовый меч.
   Он снова стал передавать.
   – Вы там, ублюдки! – возмущался Зонтик, – че замолчали? Я буду стрелять каждую минуту!
   – Тогда мы используем реликтовый меч, – передал Икемура. – После первого же твоего выстрела в сторону корабля.
   Зонтик отвернулся и выпустил в небо огненный веер ракет. Реликтовый меч – это серьезно. Но я все равно их достану. Он взлетел в тучи и начал кружиться волчком. Потом прыгнул на город и закопался в руинах десятка высоких зданий.
   Были высокими – а теперь их нет. Кто так строит дома – из одного стекла и стали? – даже ломать неинтересно.
   Он выполз из камней и вьехал в парк, приминая деревья. Похоже, что Хлопушка так просто не подчинится. Придется подождать. Придется пожить немного здесь.
   Этот парк – подходящее место. Здесь тихо и темно. А это что такое?
   Он притаился и стал смотреть.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
РЕЛИКТОВЫЙ МЕЧ

16

   Гроза так и не разродилась дождем. Она прошла вдоль берега, ушла в сторону высоких гор и там уснула. Облака застряли где-то у снежных вершин и были видны до сих пор. Несмотря на обьявленный траур, настроение было светлым – так, будто все страшное уже перестало существовать, не могло сосуществовать с плотным сиянием этого солнечного утра.
   С утра прибор опасности показывал ноль, бешеного Зонтика нигде поблизости не было. Орвелл решил пройтись к берегу, берег был невидим за скалами и казался близким. Он вышел, отошел в сторону невысокого леска. Здешние деревья были похожи на маленькие скрюченные сосны. Каждая веточка была изогнута на конце так, будто дерево собиралось выпустить когти. Кора облазила со стволов широкими полупрозрачными лоскутами. Пахло смолой и травами. Он стоял между редкими деревьями и смотрел, как Хлопушка сняла экран (она действительно хлопнула при этом, чтобы оправдать свое имя) поднялась, и перелетела в более безопасное место. Недалеко, но дальше от берега. Скала действительна очень попорчена, Зонтик уж постарался.
   Все будет в порядке, – подумал он, – все будет в полном порядке. Если не учитывать того, что уже было.
   Он сел на траву. Здесь слишком хорошо. Действительно, планета напоминает обретенный рай.
   Из корабля кто-то вышел. Женская фигурка. На Хлопушке было три женщины:
   Евгения, Джулия и Кристи. Двое из них имели свое собственное, очень важное и очень различное, отношение к медицине. Но это не означало, что уни умели лечить – лечением занимался Дядя Дэн. Евгения была невысокая, плотная, веселая.
   Веселая «про себя», а не для всех. Она стриглась налысо и любила спать в стереошлеме. Она любила абстракную музыку и спорт – дважды выигрывала кубок по полетам на одноместных боевых челноках. Как пилот тоже могла быть незаменима.
   Евгения была русской. В ней чувствовалась загадка и чувствовалось, рано или поздно эта загадка разрешится самым неожиданным образом.
   Джулия была высокой, длинноволосой, с темно-карими глазами, томностью в движениях и элегантностью в обращении с мужчинами. И с повадками экзотической звезды – никогда не понимаешь до конца с кем имеешь дело, но знаешь, что со звездой. Кто-то говорил, что она очень жестока. Орвелл пока не замечал этого.
   И конечно, Кристи – Кристи была просто сама собой: нечто быстрое и в веснушках.
 
   Судя по походке, это была Кристи. Нет, не по походке – Орвелл определил это по легкому звонкому чувству, вздрогнувшему в груди. Так в детстве ждешь от праздника чуда. Странно. Этого не бывало с ним давно. Даже тогда, когда он еще почти мальчиком встречался со своей будущей женой – с той, которая устроила уютный кошмар из следующих трех лет его жизни.
   Кристи шла в его сторону.
   – Эй! – крикнула она и махнула рукой.
   В руке, кажется был цветной платочек. Зачем женщинам платочки?
   – Что?
   – Я с вами.
   – Зачем?
   – Да просто так. Хочется погулять.
   У нее голубые глаза и воздушные соломенные волосы, под цвет веснушкам.
   Веснушек, пожалуй, слишком много.
   – Вы куда?
   – Я собираюсь спуститься к морю.
   – О, да это совсем близко, – сказала Кристи.
   И просто бездна интонаций в ее голосе, и все неожиданы: полумолчание, естественность и неестественность, все градации утверждения, вопроса, восторга, грусти. Почему я не замечал этого до сих пор?
   – Нет, это только кажется близко. Ты никогда не была в горах раньше?
   – Нет, никогда.
   – Когда ты стоишь на горе, то кажется, что долина близко. Но на самом деле это очень и очень тяжелый путь. (Он показался себе совсем старым, когда произносил это «очень и очень» – не такой уж и тяжелый.) Быстрее чем за два часа мы не доберемся. Не спустимся.
   – Ну и что? – сказала Кристи. – я могу погулять и два часа. Ведь сегодня не опасно, правда?
   Орвелл снова посмотрел на прибор. Прибор показывал ноль. Впервые за все это время прибор показывал ноль. Даже на земле такого не было. Следовало бы удивиться, – краем сознания подумал Орвелл и не удивился. Просто все хорошо складывается. Просто такой хороший день.
   – Да, сегодня совершенно безопасно.
   Они стали спускаться. По дороге они встретили несколько зверюшек, выпрыгнувших из-под камней. Зверюшки были похожи на зайцев. Трава стала реже, она пробивалась только между камней. А камни становились все больше и больше – отколовшиеся обломки скал. Их приходилось обходить, путаясь ногами в колючках.
   В скале были промыты ущелья; ущелья заросли кустарником; кустарник был совершенно сухим; в стенах ущелий были пещеры; зверюшки, похожие на зайцев, прятались там.
 
   Они дошли уже средины спуска. Кристи поскользнулась на камне и схватила Орвелла за плечо. Он поддержал ее, потом прижал и поцеловал. Кристи не удивилась.
   – Почему твоя стрелочка все время показывает на меня? – спросила Кристи. с женской непосредственностью переходя на «ты».
   Орвелл посмотрел на прибор цели.
   – Ты это заметила еще на Земле?
   – Точно.
   – Этот прибор показывает на то, что мне больше всего нужно, – ответил Орвелл.
   Кристи приняла это как комплимент. Он еще раз поцеловал ее в губы. Дальше они пошли обнявшись.
   – А что означает вторая стрелка? – спросила Кристи немного погодя.
   Он снова поцеловал ее в губы и только после этого обьяснил:
   – Это прибор опасности. Если стрелка красная, значит, опасность близка.
   – А если так, как сейчас?
   – Сейчас опасность равна нулю.
   – А вдруг у этой штуки сядут батарейки? Она же на батарейках, правильно?
   До Хлопушки был целый час спуска и, следовательно, не меньше полутора часов подьема. Прибор опасности все так же показывал ноль. Прибор перестал работать.
   Перестал еще несколько часов назад. – У этой штуки сели батарейки.
   – Ну не замерзай, поцелуй еще раз, – сказала Кристи.

17

   Бат и Икемура спустились в оружейный отсек. Даже если не учитывать реликтовый меч и два оставшиеся Зонтика, оружия здесь было достаточно, чтобы взорвать небольшую планетку, с Луну, примерно, величиной. Меч хранился в специальной капсуле, которая открывалась в ответ на прикосновение. В ответ на прикосновение одного из четырех человек: Орвелла, Икемуры, Бата и Гессе. Еще вчера в эту компанию входил и Коре.
   Перед тем, как получить доступ к мечу, человек проходил тяжелый двухгодичный тренинг. Причем не каждый этот тренинг выдерживал. Так в свое время не выдержал Фил, близнец Бата. Меч был слишком опасной штукой, чтобы давать его плохо подготовленному человеку.
   Меч нужно было держать в кулаке, регулируя большим пальцем выброс нити.
   Направление нити регулировалось движением той точки, в которой пересесались оси глаз. В автоматическом режиме меч, взятый в руку, рассекал пространство и вещество, полностью повторяя движение взгляда. Искусство владения мечом заключалось во овладении непроизвольными движениями глаз. Известно, что даже если человек смотрит в одну точку, его глаза постоянно движутся. Неподвижный глаз просто теряет чувствительность. При взгляде на предмет, глаз мгновенно ощупывает его, проходя по очень сложной ломаной линии. Взгляд движется скачками, которые неподконтрольны сознанию. Поэтому обычный человек, взявший меч, в долю секунды изрезал бы на мелкие клочки любой увиденный предмет или пейзаж; эти клочки бы вдавились один в другой, образуя кошмарное месиво. А если такой человек взглянет под ноги, он просто разрежет горную породу под собой и провалится в магму, под оглушительные аплодисменты землетрясения.
   Сейчас меч был рядом и каждый из них мог просто протянуть руку и взять абсолютное оружие.
   – Я чего-то не понимаю, – сказал Бат, – вот вчера, во время связи…
   – Что вчера?
   – Вчера мы говорили с Зонтиком. И, как только ты упомянул реликтовый меч Зонтик сразу убрался. Он испугался.
   – Ну и что? Я бы тоже испугался на его месте.
   – Но Зонтик не мог знать о мече. Это секретная информация, а его память блокирована.
   – Согласен, это еще одна загадка вчерашнего для. Если бы мне было нечего делать, я бы насчитал еще десять.
   – Я думаю вот что, – продолжал Бат, – мне не верится, что Коре так просто пропал. Этот Зонтик, он вел себя точно так же, как вел бы себя сам Коре. Он даже ругался так же. Даже интонации был теми же. Я понимаю, что перегрузка есть перегрузка, но все же…
   – Если Коре жив, – сказал Икемура, – то ты можешь это проверить. Ты же из его команды. Ты должен помнить что-нибудь такое, что знаете только вы вдвоем.
   – Я подумаю, – сказал Бат, – я уже придумал: однажды… Нет, я скажу это только ему. Это должно быть тайной. Я напомню ему такую вещь, от которой настоящий Коре взбесился бы.
   – Вот и хорошо, – сказал Икемура, – если Зонтик взбесится и сегодня, значит Коре жив. Лучше попробовать прямо сейчас. Разозли его посильнее.
   – А командир? Если Зонтик действительно кинется на нас?
   – Командир сейчас развлекается с девочкой на морском бережке. Там желтый песочек, там белый прибой с брызгами солнца, а трусики в горошек сброшены так небрежно, что потом придется их хорошо искать. Насчет горошка это я для большей поэтичности. И не беспокойся за него. У него есть такая штука, которая спасает от любой опасности. Правда нам он эту штуку не дает, жадничает.
   – А это точно?
   – Это точно.
 
   Бат ушел.
   Икемура подождал немного, потом прошел один пролет по лестнице вверх и убедился, что никого нет. Вернулся в оружейный отсек. Положил руку на капсулу с реликтовым мечом. Зачем-то громко застучало сердце.
   – Вы уверены, что хотите взять меч? – прозвенел мелодичный, но чуть неестественный женский голос.
   В серьезных случаях машина всегда переспрашивала по нескольку раз.
   – Да.
   – Если вы уверены, то скажите об этом снова.
   – Да.
   – Пожалуйста, еще раз.
   – Да. – На этот раз он помедлил: не всякому дано без колебаний сжигать мосты.
   – Пожалуйста, вы можете взять реликтовый меч. Должна ли я запомнить вашу личность? – поинтересовалась механическая дама.
   – Нет.
   Он взял меч – маленький, удобно помещающийся в ладони – и капсула закрылась. Никто ничего не видел. Никто и ничего.

18

   Бат вызывал Зонтик.
   На первый вызов Зонтик не ответил, а на второй выругался. Бат улыбнулся: да, это точно шеф.
   Евгения возилась, выстраивая какую-то схему на экране. Не страшно, пусть послушает. Она не дура, даже может подсказать хорошую идею иногда. Славяне, говорят, все умные, от того и живут плохо.
   – Алло, шеф?
   – Кто говорит?
   – Это Бат, из вашей команды. Я так рад, что вы живы! Вы не представляете, как мы переживали вчера!
   – Заткнись, – сказал Зонтик и выключился.
   Бат нажал кнопку вызова снова.
   – Шеф, я хочу вам рассказать кое что. Вы помните наши сборы на Кавказе, два года назад?
   – Ну?
   – Тогда была сильная жара. Мы жили в изолированных номерах. Каждый номер имел собственную канализационную систему…
   – Ну? – на этот раз угрожающе.
   – Мы жили в диких условиях; канализация очищалась только раз в две недели.
   А потом я бросил дрожжи в унитаз, в вашей комнате. И оттуда все полезло, фонтаном. Как мы смеялись, Боже мой! Это сделал я, но и все остальные об этом знали. Это была самая веселая шутка за весь сезон. Вы помните, во что превратился ваш номер? А как пришлось сдирать ковер? Жаль, что прошли те деньки.
   Я бы сделал это еще раз, не задумываясь! Конец связи.
   Он вытер пот со лба.
   – Это ты слишком жестоко, – сказала Евгения между прочим.
   Она слышала весь разговор.
   – Ты это о чем?
   – Не притворяйся, я еще вчера поняла, что Коре жив.
 
   – Ну не замерзай, поцелуй еще раз, – сказала Кристи, обняла его и прижалась. – Тебе ведь хочется.
   – Нам лучше уйти с открытого места.
   Сейчас они уже были недалеко от каменного пляжа, там, где тропка, достаточно уморив путника, давала ему передохнуть – то есть на самом видном месте.
   Кристи быстро все поняла и ее настроение изменилось. Глаза потемнели и погасли. Она поспешила назад.
   – Не туда, – сказал Орвелл, – мы будем подниматься по одному из ущелий.
   Если что-то произойдет, то спрячемся в пещеру.
   Стены ущелий были почти отвесны; это давало надежду на незамеченность.
   Впрочем, одних только стен мало.
   – Я если там змеи? – спросила Кристи.
   – Тогда бы там не было кроликов.
   Они полезли вверх. На склоне было несколько тропинок, но все они были открыты. Идущий человек был виден на многие километры вокруг. Ущелья были не такими удобными – из-за множества свалившихся глыб разного размера (от кирпича до автомобиля), некоторые глыбы стояли неустойчиво; все свободное пространство заросло колючим высохшим кустарником, колючки были изуверски изогнуты – как рыболовные крючки. Ущелье, которое они избрали, поднималось почти к самому сосновому (Орвелл окрестил его сосновым) лесу, а после леса оставалось только метров триста открытого пространства. Кузнечиков здесь было так много, что приходилось давить сразу нескольких при каждом шаге.
   Кузнечики цеплялись на одежду и пытались бесплатно проехаться. Кристи, с гадливостью на лице, пыталась их стряхнуть. Не стряхивались. Кроме кузнечиков, попадались красные членистые существа без глаз, возможно, ядовитые. Членистые змейки были невелики, но юрки.
   Выстрел!!!
   Верхняя часть скалы обрушилась и каменные глыбы покатились вниз. Их падение заставляло дрожать грунт. Стены ущелья загудели.
   – Аааааааааааааааа!!!!!!!! – закричала Кристи в тон гудению стен и присела, охватив голову руками. Орвелл дернул ее изо всех сил и потащил в ближайшую пещеру. Она упала и ободрала коленку.
   – Я не хочу! – кричала Кристи, – сейчас она мне завалится на голову!
   Свод пещеры действительно был ненадежен. Мимо ног прошмыгнули два кролика или зайца или чего-то в этом роде. Один бросился на противоположный склон, а второй сел на камне, приглядываясь. Каменная глыба упала прямо на него, прихлопнула и покатилась дальше. На камне осталась лужица крови; шкурку глыба потащила за собой. Сухой кустарник загорелся. Дым поднимался и втягивался в пещеру, как в дымоход.
   – Я умираю, – сказала Кристи, – мне же нечем дышать.
   Сверху ударили еще два выстрела. Камнепад стал сильнее и сзади обрушился свод. Вдруг дышать стало легче.
   – Что случилось? – спросила Кристи.
   – Я думаю, это снова Зонтик.
   – Но ведь не было ни какой опасности?
   – Просто кончились батарейки.
   Он снял браслет и выбросил. Теперь эта вещь совершенно бесполезна. Всегда полагайся только на себя. Еще одно золотое правило.
   – Ты меня спасешь?
   – Да.
   Сейчас дым уже не проникал в пещеру. Видимо, пещерка была вымыта в известняке и во время дождей здесь текла мутная подземная река. Сейчас, когда завалило камнями верхнее отверстие, для дыма уже не было тяги. Все ущелье пылало, но этот костер быстро прогорит – для него слишком мало пищи.
   – Почему ты меня поцеловал? – спросила Кристи.
   Она начинала успокаиваться и посматривать на сбитое колено.
   – Потому что ты мне нравишься.
   – Ты мне тоже. Давай отодвинемся от огня.
   Выстрелы не прекращались, но теперь они были не слышны, а ощущались лишь как сотрясение почвы.
   – Посмотри на эти следы, – сказал Орвелл, – кто, по твоему, это мог бы быть?
   Он сразу пожалел о своих словах. Не стоило пугать женщину. Кристи – всего лишь женщина. Будь проклята та планета, которая гонит женщину на возможную смерть.
   – Ну, это что-нибудь большое. Оно спускалось. А нога похожа на человеческую, только вытянута.
   – Не спускалось, а поднималось. Просто его стопы вывернуты обратно. Это человек-кузнечик. Местная достопримечательность. Только не надо пугаться, все в порядке.
   – Тот самый, с вот такой пастью?!!
   – С вот такой.
   – Он там, наверху?
   – Сейчас я проверю.
   – Я тебя не пущу!
   – По какому такому праву?
   – Я не хочу тебя потерять. Это самое древнее право во Вселенной.
   – Мне кажется, это не совсем то время и не совсем то место, – сказал Орвелл, глядя на нее.
   Кристи продолжила раздеваться.
   – Для этого любое время и место подойдет. Разве ты не хочешь сейчас?
 
   Зонтик кружил у корабля, но ничего не мог поделать. Надколотый кусок скалы уже сполз в море, но Хлопушка стояла неподвижно. Зонтик начал рыть тоннель. Он вгрызался в скалу глубже и глубже. Порода была нетвердой – такую он прогрызал со скоростью примерно двух километров в час. Вскоре он закончил один тоннель и начал следующий. Еще несколько дней – и скала под Хлопушкой станет дырявой как сыр. Тогда несколькими выстрелами я их похороню, – думал Зонтик.
   Снова включилась связь. Это опять Бат.
   – Коре, перестань, я пошутил.
   Зонтик не останавливался.
   – Мне просто нужно было знать жив ты или нет. Мы все тебя любим. Знал бы ты как мы радуемся сейчас.
   – Со мной так не шутят, – сказал Зонтик, но остановился.
   – Но, послушай, ты же не хочешь, чтобы тебя действительно разрезали мечом?
   Я не знаю, что у тебя произошло, но возвращайся. Мы же твоя команда.
   Зонтик догрыз тоннель до поверхности и выполз. Он был среди соснового леса.
   Нет, этот лес только напоминал сосновый. А запах совсем живой в памяти. Мы же твоя команда – знали бы они…