Свободным не дозволялось покидать их сьетч без специального дозволения Бога Императора. Она уже почти отчаялась его дождаться, когда Свободный пришел, выскользнув из ночи и оставив своего сопровождающего снаружи стеречь дверь. Топри и Сиона ждали на грубой скамье у сырой стены в простенькой комнатушке. Комнату освещал лишь тусклый желтый факел, установленный в держатель на крошащейся глинобитной стене.
   Первые же слова Свободного наполнили Сиону дурными предчувствиями.
   — Вы принесли деньги?
   Топри и Сиона встали, когда он вошел. Топри вроде бы не смутил этот вопрос. Он похлопал по кошельку под своей накидкой, и кошелек зазвенел.
   — Деньги при мне.
   Свободный был высохшим, морщинистым стариком, сгорбленным и явно брюзгливым, одетым в копию старых облачений Свободных. Под широкой одеждой у него что-то поблескивало, — вероятно, музейная версия стилсьюта. Капюшон его был поднят, затеняя лицо. От света факела по его лицу танцевали тени. Перед тем как вытащить предмет, завернутый в тряпку, спрятанную под его облачением, он поглядел сначала на Топри, а потом на Сиону.
   — Это точная копия, но сделана она из пластика, — сказал он. Она не разрежет и холодного жира.
   Затем он развернул и вытащил нож.
   Сиона, которая видела до этого крисножи только в музеях и редких старых видеозаписях своих семейных архивов, обнаружила, что она странно взволнована при виде этого ножа в этой обстановке. Она почувствовала, какое-то атавистическое воздействие, и вообразила этого бедного музейного Свободного с его пластиковым крисножом настоящим Свободным прежних дней. То, что он держал в руках, увиделось ей внезапно настоящим крисножом с серебряным лезвием, отсвечивающим в желтых тенях.
   — Я ручаюсь за подлинность того ножа, с которого мы сняли копию, сказал Свободный. Он говорил тихим голосом. Почему-то, из-за отсутствия ударений, его голос звучал зловеще.
   И тут Сиона внезапно насторожилась, потому что она поняла, что именно ее смущает — то, сколько ядовитой злобы прятал он исподтишка под своей мягкой речью.
   — Только попробуй предать нас — и мы раздавим тебя как клопа, сказала она.
   Топри бросил на нее изумленный взгляд.
   Музейный Свободный как будто весь съежился, словно втянулся в себя. Нож затрепетал в его руке, но его карликовые пальцы продолжали стискивать рукоять ножа, словно чье-то горло.
   — Предательство? Ох, нет. Но нам пришло в голову, что Вы платите слишком мало за эту копию. Как она ни ничтожна, но ее изготовление и продажа вам подвергает нас смертельной опасности.
   Сиона бросила на него сжигающий взгляд, припомнив старую присказку Свободных из Устной Истории: «Если ты один раз приобретешь торговую душонку, сак станет всем твоим существованием».
   — Сколько ты хочешь? — вопросила она.
   Он назвал сумму, вдвое превышающую начальную.
   Топри поперхнулся.
   Сиона поглядела на Топри.
   — У тебя есть столько?
   — Не совсем, но мы сошлись на…
   — Дай ему все, что у тебя есть, все, — велела Сиона.
   — Все что есть?
   — Да, разве ты меня не слышишь? Все до последней монеты из твоего кошелька, — она поглядела в лицо музейному Свободному.
   — Ты возьмешь то, что мы сейчас тебе заплатим.
   Это был не вопрос, и старик понял ее правильно. Он завернул нож в тряпицу и передал ей.
   Топри высыпал ему все монеты из своего кошелька, что-то про себя бормоча.
   Сиона обратилась к музейному Свободному.
   — Мы знаем, как тебя зовут. Ты Тийшар, помощник Гаруна Туонского. У тебя сознание сака, и я содрогаюсь, думая о том, во что превратились Свободные.
   — Леди, мы все должны жить, — запротестовал он.
   — А ты и не живешь, — ответила она. — Удались!
   Тийшар повернулся и неторопливо засеменил прочь, крепко прижимая кошелек с деньгами к груди.
   Воспоминание об этой ночи неуютно кололо ум Сионы, смотрящей, как Топри размахивает копией крисножа, выполняя их бунтарскую церемонию.
   «Мы не лучше Тийшара», — думала она. «Копия — это хуже, чем ничего.» Топри взмахнул тупым лезвием над головой, близясь к завершению церемонии. Сиона отвела от него взгляд и посмотрела на Найлу, сидевшую слева от нее. Найла сперва глядела в одну сторону, теперь в другую. Она уделяла особенное внимание новобранцам в задней части помещения. Найла не очень-то легко доверяла людям. Сиона наморщила нос, когда колыхание воздуха донесло до нее запах смазочных масел. Глубины Онна всегда пахли опасно механически! Она чихнула. И это помещение! Ей не нравилось место, выбранное для собрания. Оно легко могло стать ловушкой: если стражи перекроют внешние коридоры и пошлют внутрь вооруженный отряд, здесь будет то место, где и закончится их мятеж. Сиона стала вдвойне беспокойна, когда припомнила, что это помещение выбирал Топри.
   «Одна из немногих ошибок Улота» — подумала она. Бедный погибший Улот одобрил принятие Топри в их ряды.
   — Он один из мелких работников городского обслуживания, объяснил Улот. — Топри сможет найти для нас много полезных мест, где мы сможем собираться и накапливать вооружение.
   Топри дошел почти до конца церемонии. Он положил нож в резной ящичек и поставил ящичек на пол перед собой.
   — Мое лицо — моя мольба, — сказал он. Он повернулся к сидящим в комнате профилем, сначала в одну сторону, потом в другую.
   — Я показываю вам свое лицо, чтобы вы могли всюду меня узнать и знать, что я один из вас.
   «Дурацкая церемония», — подумала Сиона.
   Но она не осмелилась нарушить устоявшийся ритуал. И когда Топри вытащил из кармана маску черного газа и надел ее на голову, она тоже вытащила и напялила свою. Все в помещении сделали то же самое. Теперь по комнате прошло шевеление. Большинство находящихся здесь были оповещены о том, что Топри привел особого посетителя. Сиона завязала тесемки своей маски на затылке. Ей очень хотелось увидеть этого посетителя.
   Топри подошел к единственной двери помещения. Раздался перестук и поднялась легкая суматоха, когда все встали, складывая стулья и составляя их у противоположной к двери стены. По сигналу от Сионы, Топри постучал три раза по дверной панели, дождался, когда стукнули два раза в ответ, а затем постучал четыре раза.
   Дверь открылась, и в комнату скользнул высокий человек в темно-коричневой официальной фуфайке. На нем не было маски, лицо его было всем открыто, худое и высокомерное, с узкими губами и тонким, как бритва носом, темно-карие глаза прятались глубоко под кустистыми бровями. Большинство находящихся в комнате узнали его. — Друзья мои, — сказал Топри, представляю вам Йо Кобата, икшианского посла.
   — Бывшего посла, — сказал Кобат. Голос его был грудным и жестко контролируемым. Он прислонился к стене, лицом к одетым в маски людям. -Сегодня днем я получил приказ от нашего Бога Императора — покинуть Ракис, поскольку подвергнут им опале.
   — Почему?
   Сиона выстрелила в него этим вопросом, откинув в сторону все формальности.
   Кобат дернул головой, быстро поглядел вокруг и остановил свой взгляд на ее замаскированном лице.
   — Была предпринята попытка покушения на Бога Императора, он проследил оружие до меня.
   Товарищи Сионы отстранились, открыв пространство между ней и бывшим послом, ясно давая понять, что они уступают ей все ведение разговора.
   — Тогда почему он тебя не убил? — требовательно вопросила она.
   — Я думаю, этим он меня уведомляет, что я недостоин быть убитым. А может быть, я ему нужен как посыльный: со мной он отправляет послание на Икс.
   — Какое послание? — Сиона прошла мимо расступившихся людей и остановилась в двух шагах от Кобата. По тому, как внимательно он взглянул на ее тело, она поняла, что сексуально будоражит его.
   — Ты дочь Монео, — сказал он.
   Беззвучное напряжение прокатилось по комнате. Как это он догадался, как это он ее опознал? Кого еще он мог здесь опознать? Кобат выглядел отнюдь не дураком. Зачем он это сделал?
   — Твое тело, твой голос и твои манеры хорошо известны здесь в Онне, сказал он. — Так что глупо тебе носить маску.
   Она сорвала маску с головы и улыбнулась ему.
   — Согласна. А теперь, ответь на мой вопрос.
   Сиона услышала, как Найла подошла к ней слева совсем близко, еще два помощника, выбранные Найлой, встали рядом с ней. Сиона увидела, что Кобат теперь осознал происходящее — он умрет, если не сумеет ответить на ее вопросы так, что это сочтут удовлетворительным. Он не утратил жесткого контроля над своим голосом, но заговорил медленнее, выбирая слова более осторожно.
   — Бог Император уведомил меня, что знает о соглашении между Иксом и Космическим Союзом. Мы пытаемся создать механический усилитель того… тех талантов навигаторов Космического Союза, которые в настоящее время зависят от меланжа.
   — В этой комнате, мы называем его Червем, — сказала Сиона. — На что будет способна ваша икшианская машина?
   — Вы ведь знаете, что навигаторы Космического Союза должны принять спайс перед тем, как они увидят безопасный маршрут через космос?
   — И вы заместите навигаторов механизмом?
   — Это может оказаться вполне возможным.
   — И какое послание надо тебе передать твоим людям, связанным с работой над этой машиной?
   — Я должен сообщить им, что они будут иметь право продолжать работу над проектом, только если будут посылать ему ежедневные отчеты о том, как продвигается дело.
   Сиона покачала головой.
   — Ему не нужны подобные отчеты! Это глупое послание.
   Кобат сглотнул, не пытаясь больше скрыть своей нервозности.
   — Нашим проектом увлечены Космический Союз и Орден, — сказал он, они принимают в нем участие.
   Сиона опять кивнула.
   — И они платят за свое участие, делясь с вами спайсом.
   Кобат зыркнул на нее глазами.
   — Это дорогостоящая работа, и нам нужен спайс для сравнительного тестирования навигаторов Союза.
   — Это ложь и мошенничество, — сказала она. — Ваше устройство никогда не будет работать, и Червь это знает.
   — Как ты смеешь обвинять нас в…
   — Спокойней! Я просто говорю тебе, в чем истинный смысл послания. Червь велит вам, икшианцам, водить за нос Союз и Бене Джессерит. Это его забавляет.
   — Оно способно заработать! — настойчиво сказал Кобат.
   Сиона просто улыбнулась ему.
   — Кто пытался убить Червя?
   — Данкан Айдахо.
   Найла поперхнулась, по комнате прошла волна легкого удивления: хмурый взгляд, проглоченный вздох.
   — Айдахо мертв? — спросила Сиона.
   — Я предполагаю, что да, но он… Червь отказывается это подтвердить. — Почему ты предполагаешь, что он мертв?
   — Тлейлакс прислал уже нового гхолу Айдахо.
   — Понимаю.
   Сиона повернулась и подала знак Найле, которая отошла в сторону и вернулась с небольшим тонким пакетиком, завернутым в розовую бумагу сака, типа той, в которую продавцы обычно заворачивают небольшие покупки. Найла передала сверток Сионе.
   — Эта цена нашего молчания, — сказала Сиона, протягивая сверток Кобату. — Вот почему Топри было дозволено привести тебя сегодня сюда. Кобат взял сверток, не отрывая взгляда от ее лица.
   — Молчание? — спросил он.
   — Мы обязуемся не информировать Союз и Орден, что вы их дурачите.
   — Но мы не дурачим…
   — Не будь глупцом!
   Кобат попробовал сглотнуть пересохшим горлом. Значение ее слов были ему предельно ясно: правда это или нет, но, если мятежники распустят эту историю, то в нее поверят, поверить в нее заставит, как любил выражаться Топри, «здравый смысл».
   Сиона взглянула на Топри, стоявшего как раз позади Кобата. Никто не присоединяется к мятежу по причинам «здравого смысла». Разве Топри не понимает, что его «здравый смысл» может подвести? Она опять перевела взгляд на Кобата.
   — Что в этом свертке? — спросил он.
   Что-то в интонации его вопроса дало понять Сионе, что он уже знает.
   — Я кое-что посылаю на Икс. Ты отвезешь это своим. Это копии двух книг, добытых нами из крепости Червя.
   Кобат поглядел на сверток в своих руках. Было ясно видно, что ему хочется отбросить его прочь, что рискнув пойти на свидание с мятежниками, он не ожидал, сколь смертоносный груз на него возложат. Он бросил на Топри злобный, хмурый взгляд, словно бы говоря ему: "Почему, ты меня не предостерег??
   — Что… — он опять поглядел на Сиону и откашлялся. — Что в этих… книгах?
   — Твой народ сможет нам об этом рассказать. Мы считаем, что это собственные слова Червя, записанные шифром, который мы не способны прочесть.
   — Но что заставляет тебя думать, будто мы…
   — Вы, икшианцы, хорошо смыслите в таких вещах.
   — А если у нас не получится?
   Сиона пожала плечами.
   — Мы не осудим вас за это. Однако, если вы попробуете использовать эти книги для любой другой цели или не дадите нам полного отчета о ваших успехах…
   — Как можно быть уверенным, что мы…
   — Мы будем полагаться не только на вас. Копии получат и другие. Я думаю, Орден Бене Джессерит и Космический Союз не колеблясь возьмутся за расшифровку этих текстов. Кобат положил сверток под мышку и рукой прижал его к телу.
   — Что заставляет вас полагать, будто… будто Червь не знает о ваших намерениях и даже об этом вашем собрании?
   — Я думаю, он знает очень многое. Может даже, он знает, кто взял эти книги. Мой отец верит, будто он обладает даром абсолютного предвидения.
   — Твой отец верит в Устную Историю!
   — Все в этой комнате верят в нее. Устная История ни в чем важном не расходится с формальной историей.
   — Тогда почему же Червь не предпринимает действий против вас?
   Она указала на сверток под мышкой Кобата.
   — Может быть, ответ вот в этом.
   — Или же эти зашифрованные книги не представляют для него угрозы! Кобат не скрывал свой гнев, он не любил, когда его насильно заставляли принимать решение.
   — Может быть, теперь ты скажешь, почему ты упомянул Устную Историю.
   Кобат опять услышал угрозу в ее голосе.
   — Устная История утверждает, что Червь не способен испытывать человеческие переживания.
   — Это не причина, — сказала она. — Тебе дается еще один шанс, чтобы назвать мне настоящую причину.
   Найла подошла двумя шагами ближе к Кобату.
   — Я… мне посоветовали перечитать Устную Историю перед тем, как идти сюда, потому что ваши люди… — он пожал плечами.
   — Потому что мы ее повторяем наизусть?
   — Да.
   — Кто тебе это сказал?
   Кобат сглотнул, бросил боязливый взгляд на Топри, затем опять поглядел на Сиону.
   — Топри? — вопросила Сиона.
   — Я думал, это поможет ему понять нас, — сказал Топри.
   — И ты сообщил ему имя вашего руководителя, — сказала Сиона. — Он уже знал! — наконец-то в голосе Топри прорезалось кваканье.
   — Какие именно части Устной Истории велел он тебе пересмотреть? спросила Сиона.
   — Ну… связанные с родом Атридесов. — Теперь, по-твоему, ты знаешь, почему люди присоединяются ко мне в этом мятеже.
   — Устная История в точности рассказывает, как он обращается со всяким из рода Атридесов! — сказал Кобат.
   — Он кидает нам веревочку, а затем с помощью этой веревочки притягивает нас к себе, да? — спросила Сиона. Ее голос был обманчиво бесстрастен.
   — Это то, что он сделал с твоим собственным отцом, — сказал Кобат.
   — И теперь, он позволяет мне играться в мятеж?
   — Я лишь посланец, — сказал Кобат. — Если вы убьете меня, то кто же передаст ваше поручение?
   — Или поручение Червя, — сказала Сиона.
   Кобат промолчал.
   — По-моему, ты не понимаешь Устную Историю, — сказала Сиона. По-моему, ты не очень-то хорошо знаешь Червя и не понимаешь истинного смысла его послания.
   Лицо Кобата вспыхнуло от гнева.
   — Да, что помешает тебе стать тем же, что и все остальные Атридесы, чудесной послушной частичкой…, — Кобат резко оборвал фразу, внезапно осознав, что именно он говорит, увлеченный гневом.
   — Всего лишь еще одним новобранцем приближенного к Червю круга, сказала Сиона. — Таким же, как Данканы Айдахо?
   Она повернулась и поглядела на Найлу. Два помощника, Анук и То, сразу же насторожились, но Найла оставалась бесстрастной.
   Сиона один раз кивнула Найле.
   Как и было им предписано, Анук и То подошли к двери и перекрыли ее. Найла повернулась и встала у плеча Топри.
   — Что… что происходит? — спросил Топри.
   — Мы хотим знать все важное, чем бывший посол может с нами поделиться, — проговорила Сиона. — Мы хотим знать полное послание.
   Топри затрясся, на лбу Кобата выступил пот. Он быстро взглянул на Топри, затем опять сосредоточил свой взгляд на Сионе. Этот единственный взгляд для Сионы сыграл роль отдернутого занавеса — она поняла, какие отношения связывают Топри и Кобата.
   Она улыбнулась. Это лишь подтверждало то, что и так уже было ей известно.
   Кобат оставался в полной неподвижности.
   — Можешь начинать, — сказала Сиона.
   — Я… что вы…
   — Червь передал тебе личное послание для твоих хозяев. И я его услышу.
   — Он… он хочет, чтобы мы удлинили его тележку.
   — То есть, он ожидает, что будет и дальше расти. Что еще он тебе поручил?
   — Мы должны поставить ему большой запас бумаги редуланского хрусталя. — Для чего?
   — Он никогда не объясняет своих требований.
   — Это попахивает тем, что он запрещает другим, — сказала Сиона.
   — Себе он никогда ничего не запрещает, — желчно проговорил Кобат.
   — Вы изготовляли для него запрещенные игрушки?
   — Я не знаю.
   «Он лжет», — подумала она, но не стала настаивать на развитии этой темы. Ей достаточно было того, что она узнала о существовании еще одной трещинки в доспехах Червя.
   — Кто тебя заменит? — спросила Сиона.
   — Сюда присылают племянницу Молки, — ответил Кобат. — Ты может быть помнишь, что он…
   — Мы помним Молки, — проговорила Сиона. — Почему новым послом сделана племянница Молки?
   — Я не знаю. Но распоряжение об этом было отдано еще до того, как Бо… как Червь меня изгнал.
   — Ее имя?
   — Хви Нори.
   — Мы постараемся установить хорошие отношения с Хви Нори, сказала Сиона. — Ты не был достоин наших усилий. Эта Хви Нори может оказаться не похожей на тебя. Когда ты возвращаешься на свою планету?
   — Сразу после фестиваля, на первом же корабле Союза.
   — Что ты сообщишь своим хозяевам?
   — О чем?
   — О моем послании!
   — Они поступят так, как ты того желаешь.
   — Я знаю. Можешь идти, бывший посол Кобат.
   Кобат чуть не врезался в охранявших дверь, так он спешил удалиться. Топри двинулся было вслед за ним, но Найла взяла Топри чуть повыше локтя и задержала его. Топри испуганным взглядом смерил мускулистое тело Найлы, затем поглядел на Сиону, ожидавшую, когда закроется дверь за Кобатом, чтобы заговорить.
   — Послание это адресовано не только икшианцам, но в равной степени и нам, — произнесла она. — Червь бросает нам вызов и знакомит нас с правилами поединка.
   Топри пытался вырваться из железной хватки Найлы.
   — Что ты…
   — Топри! — сказала Сиона. — У меня тоже есть послание, которое нужно передать. Скажи моему отцу, пусть он известит Червя, что мы принимаем его вызов. Найла отпустила руку Топри. Топри потер то место, за которое она его держала.
   — Но ты ведь не…
   — Уходи, пока еще можешь уйти, и никогда не возвращайся, сказала Сиона.
   — Но ты ведь не имеешь ввиду, что ты подозре…
   — Я приказываю тебе удалиться! Ты несуразен, Топри. Я большую часть своей жизни провела в школах Рыбословш. Они научили меня распознавать несуразность.
   — Кобат уезжает. Какой вред был в том, что…
   — Он не только знает меня, он знает, что я украла из Твердыни! Но он не знал, что этот сверток я пошлю икшианцам с ним. Своими действиями ты дал мне понять, что Червь хочет, чтобы я послала эти книги на Икс!
   Топри отпрянул от Сионы по направлению к двери. Анук и То открыли ему проход, широко распахнув дверь. Сиона крикнула ему вслед.
   — Не вздумай доказывать мне, что это Червь рассказал обо мне и моем свертке Кобату! Червь не передает несуразных посланий. Скажи ему, что я это сказала!

Глава 9

   Есть утверждения, будто у меня нет совести. До чего же они лживы, даже перед самими собой. Я — единственная когда-либо существовавшая совесть. Как вино перенимает аромат своей бочки, так и я перенимаю самую суть моего наидревнейшего происхождения, а это уже и есть зерно совести. Вот что делает меня святым. Я — Бог, потому что я единственный, кто и вправду знает свою наследственность!
   Украденные дневники
   Икшианские судьи собрались в Большом Дворце для собеседования с кандидатом в послы ко двору Владыки Лито, при этом были записаны следующие вопросы и ответы:
   Судья. Ты дала нам понять, что хочешь говорить с нами о мотивах действий Владыки Лито. Говори.
   Хви Нори. Ваш формальный анализ не отвечает на те вопросы, которые у меня возникают.
   Судья. Какие вопросы?
   Хви Нори. Я спрашиваю себя, какая причина заставила Владыку Лито принять это отвратительное превращение, это тело червя, эту потерю человеческого? Вы просто предполагаете, что он сделал это ради власти и ради долгой жизни.
   Судья. Разве этого недостаточно?
   Хви Нори. Спросите самих себя. Заплатил ли бы за такое кто-нибудь из вас столь неравноценно непомерную плату?
   Судья. Поведай нам тогда, в своей бесконечной мудрости, почему Владыка Лито выбрал превращение в червя.
   Хви Нори. Кто-нибудь из вас сомневается в его способности предсказывать будущее?
   Судья. Вот-вот! Разве это недостаточная плата за превращение?
   Хви Нори. Он уже до того обладал даром предвидения, как обладал этим даром его отец. Нет! Я предполагаю, он пошел на свой отчаянный шаг именно потому, что увидел в нашем будущем нечто предотвратимое только через эту жертву.
   Судья. Что же такое особенное только он мог увидеть в нашем будущем? Хви Нори. Не знаю, но надеюсь это выяснить.
   Судья. Ты выставляешь тирана самоотверженным слугой человечества!
   Хви Нори. Разве это не было отличительной чертой всего рода Атридесов?
   Судья. В это заставляют нас верить официальные исторические труды.
   Хви Нори. Устная История это подтверждает.
   Судья. Какое еще положительное свойство характера ты припишешь тирану — Червю?
   Хви Нори. Положительное свойство, судья?
   Судья. Ну тогда просто свойство.
   Хви Нори. Мой дядя Молки часто говорил, что Владыка Лито весьма способен проявлять редкое чувство величайшей терпимости к избранным компаньонам.
   Судья. А других компаньонов он казнит без видимых причин.
   Хви Нори. Я думаю, причина всегда имеется и мой дядя Молки вычислил некоторые из этих причин.
   Судья. Назови нам хоть один из его выводов. Хви Нори. Несуразные угрозы его персоне.
   Судья. Теперь еще и угрозы несуразные!
   Хви Нори. И он не терпит претенциозности. Вспомните казнь историков и уничтожение их работ.
   Судья. Он не хочет, чтобы стала известна правда!
   Хви Нори. Он сказал моему дяде Молки, что они врали о прошлом. И заметьте, пожалуйста, кому знать прошлое лучше, чем ему? Мы знаем, насколько глубока его внутренняя жизнь.
   Судья. Но какое у нас есть доказательство, что все его предки действительно живут в нем?
   Хви Нори. Я не буду вдаваться в бесплодный спор. Я просто скажу, что верю в это, основываясь на вере моего дяди Молки, а у него были причины для такой веры.
   Судья. Мы читали доклады твоего дяди и истолковываем их иначе. Молки был необыкновенно увлечен Червем.
   Хви Нори. Мой дядя считал его хитроумнейшим и искуснейшим дипломатом во всей империи — мастером устного разговора и знатоком в любой области, какую только можно назвать.
   Судья. Но разве дядя не говорил тебе о жестокости Червя?
   Хви Нори. Мой дядя считал его крайне культурным.
   Судья. Я спрашивал о жестокости.
   Хви Нори. Способным на жестокость, да.
   Судья. Твой дядя боялся его.
   Хви Нори. Владыка Лито полностью лишен невинности и наивности. Его следует лишь страшиться, когда он притворно демонстрирует эти качества. Вот что говорил мой дядя.
   Судья. Да, это были его слова.
   Хви Нори. Более того! Молки говорил: «Владыка Лито наслаждается удивительным гением и разнообразием человечества. Он — мой любимый собеседник».
   Судья. Поделись с нами даром своей высшей мудрости. Как ты истолковываешь слова своего дяди?
   Хви Нори. Не насмехайтесь надо мной!
   Судья. Мы не насмехаемся. Мы хотим, чтобы нас просветили.
   Хви Нори. Эти слова Молки, как и многое другое, что он писал непосредственно мне, предполагает, что Владыка Лито всегда ищет новизны и оригинальности, и что, одновременно, он настороженно к ним относится, зная разрушительный потенциал таких вещей. Так полагал мой дядя.
   Судья. Ты бы что-нибудь хотел бы добавить насчет разделяемых тобой и твоим дядей убеждений?
   Хви Нори. Не вижу смысла добавлять к тому, что я уже вам сказала. Я сожалею, что отняла время судей.
   Судья. Но ты не отняла у нас времени. Мы подтверждаем, что ты назначаешься послом ко двору Владыки Лито, Бога Императора всего известного мироздания.

Глава 10

   Вы должны помнить, что по своему внутреннему запросу я могу получить любой жизненный опыт, известный нашей истории. Из этого запасника я и черпаю, когда обращаюсь к менталитету войны. Если вы не слышали стонов и криков раненых и умирающих, то вы не знаете войны, Я слышал эти крики в таких количествах, что они неотвязно звучат у меня в ушах. Я сам кричал, брошенный на поле брани. Я изведал раны каждой эпохи — наносимые кулаком и камнем, утыканной острыми ракушками палицей и бронзовым мечом, булавой и артиллерийским снарядом, стрелами и лазерными пистолетами, безмолвно удушающей ядерной пылью, биологическим оружием, от которого чернеет язык и задыхаются легкие, быстрым сполохом пожирающего огня и неслышной работой медленных ядов… всего мне не перечислить! Я это все повидал и испытал. И говорю я осмеливающимся вопрошать, почему я веду себя именно так: со всеми моими памятями, я не могу вести себя никак иначе. Я не трус, и когда-то я был человеком.