Страница:
– Хорошо поспал? – дружелюбно спросил Гай.
– Да неплохо.
– Слушай-ка, боюсь показаться наглым, но мне бы надо подвезти вот эту даму, – сказал Гай, элегантным жестом давая понять шоферу, что надо бы освободить место.
Водитель выполз наружу, кое-как в полусне добрался до водительского места, помотал головой несколько раз и стал шарить по полу рукой в поисках ключей.
Сомнения одолевали спутницу Гая, и она осторожно спросила его:
– А он в состоянии вести машину?
– Он? Да у него реакция, как у кота! Когда он трезвый.
– И что же сейчас, он трезвый?
– Пуапонг, ты трезвый?
Уязвленное самолюбие прозвучало в голосе водителя.
– А что, не видно, что ли?
– Вот вам и ответ, – сказал Гай.
– М-да, утешили, – вздохнула она. С тоской она посмотрела на дом, там, на ступеньках, теперь стоял тот самый слуга, таец, и махал на прощание рукой.
Гай поторопил ее жестом, предлагая садиться, ведь «до города путь неблизкий».
Она сидела молча, пока они ехали вниз по извилистой горной дороге.
Они оба сидели сзади, на расстоянии локтя друг от друга, но вид у нее был отчужденный.
Она, казалось, поглощена созерцанием пейзажа за окошком.
– Вы провели немало времени в кабинете у генерала, – заметил он.
– У меня было к нему много вопросов, – кивнула она.
– Вы репортер?
– Что? – Она посмотрела на него. – О нет, это давние семейные дела.
Он ждал, что она расскажет подробнее, но она снова отвернулась к окну.
– Должно быть, что-то уж очень важное, – предположил он.
– Почему вы так думаете?
– После того как вы ушли, он отменил все свои встречи, со мной в том числе.
– Вас так и не приняли?
– Дальше секретаря пройти не удалось. При том что генерал сам изъявил желание меня видеть.
На мгновение она нахмурила брови, явно озадаченная, но затем лишь пожала плечами:
– Уверена, что я здесь ни при чем.
«Уверен, что еще как при чем», – подумал он про себя раздраженно. Боже, что же его в ней напрягает? Вот ведь сидит не шелохнувшись, но он явно чувствовал, что в этой хорошенькой головке бушуют вихри. Насчет хорошенькой теперь, конечно, сомневаться не приходилось, но безо всяких там глупостей. Ей хватало ума не пользоваться косметикой: это поставило бы под сомнение облик «правильной девочки». Его никогда раньше не интересовали такие «правильные». Ему ближе были «неправильные» – те, что из «неправильных» районов или с «неправильных» улиц. Но на этот раз все по-другому. У нее были глаза дымного оттенка, острый подбородок и небольшой вздернутый носик, слегка присыпанный веснушками.
Рот же, при правильном обращении, вполне годился для поцелуев.
Сам собой с его языка сорвался вопрос:
– Ну и надолго вы в Бангкоке?
– Я уже пробыла здесь два дня и завтра улетаю.
«Черт», – подумал он.
– В Сайгон.
– Сайгон?! – У него отвисла челюсть от удивления.
– Ну или город Хошимин, как угодно.
– Вот это совпаденьице, – сказал он тихо.
– Что именно?
– Я лечу в Сайгон через два дня.
– Неужели? – Она глянула на сиденье, где лежал портфель с выведенным через трафарет «Армия США, отдел опознания».
– Правительственное задание?
Он кивнул.
– А у вас что?
Она устремила взгляд строго вперед:
– Я по семейному делу.
– Ясно, – сказал он, раздумывая, что же это за дела, блин, такие семейные, – а вы раньше бывали в Сайгоне?
– Была один раз, но мне тогда было всего десять лет.
– Отец там служил?
– Положим. – Она продолжала смотреть куда-то вдаль перед собой. – Города я толком не помню, пыльно, жарко, полно машин, одна большая пробка. Еще женщины красивые.
– Многое изменилось с тех пор, машин здорово поубавилось.
– А женщин?
Он засмеялся:
– Нет, женщины остались, жара и пыль тоже. Но все остальное изменилось.
Он замолчал. Потом словно невзначай добавил:
– Если случится застрять там где-нибудь, так я смогу помочь.
Явно заинтересованная его предложением, она не знала, принимать ей его или нет.
«Ну же, давай, не отказывай мне», – думал он и вдруг поймал в зеркале ухмыляющуюся физиономию Пуапонга, который откровенно глумливо подмигивал ему. Только бы она ничего не заметила! Но Вилли, разумеется, видела подмигивания и ухмылки Пуапонга и немедленно разгадала их глубокий смысл. «Старая история», – подумала она устало. «Сейчас он предложит с ним отужинать, я скажу, что не могу, тогда он позовет чего-нибудь выпить вместе, и тогда я сломаюсь и соглашусь, ведь как устоять перед таким красавцем».
– Представляете, у меня сегодня выдался свободный вечер, – сказал он, – вы не хотели бы поужинать со мной?
– Я не могу, – ответила она и подумала, кто же все-таки сочинил этот постылый сценарий и удалось ли кому-нибудь хоть раз отклониться от него?
– Ну, может быть, тогда пропустим по стаканчику? – Легкая зовущая улыбка в ее сторону.
И тут ей показалось, что она вот-вот сорвется в пропасть. Самое-то смешное, что он вовсе не был красавцем. Нос приплюснут – где-то, наверное, умудрился сломать его и даже не позаботился выправить. К волосам явно давно не притрагивались расческой, чего там говорить о парикмахере. По ощущениям, ему было где-то под сорок, хотя возраст не сказался на внешности, разве что морщинки вокруг глаз от привычки улыбаться. Бесспорно, она встречала в жизни куда более привлекательных мужчин, и таких, которые могли бы предложить побольше, чем просто ночка кувырканий в гостинице на чужбине. «Что же все-таки меня в нем привлекает?»
– Всего по стаканчику, – снова предложил он.
– Да нет, – ответила она, – нет, спасибо.
Слава богу, он не стал больше настаивать.
Кивнув, он откинулся на сиденье и стал смотреть в окно. Пальцами он барабанил по портфелю, и этот беспорядочный ритм стал выводить ее из себя. Она попробовала не обращать на него внимания, так же как и он старался игнорировать ее, но у нее ничего не получалось – слишком заметным было его присутствие. Когда они приехали к отелю «Ориенталь», ей уже хотелось выпрыгнуть из машины, что она в общем-то и сделала.
– Спасибо, что подвезли, – сказала она на прощание и хлопнула дверцей.
– Эй, погодите, – крикнул он через окрытое окно, – я так и не знаю вашего имени.
– Вилли.
– А фамилия есть?
Она обернулась и, зашагав вверх по ступенькам, бросила через плечо:
– Мэйтленд.
– Как-нибудь увидимся, Вилли Мэйтленд! – выкрикнул он.
«Сомневаюсь», – подумала она, но, как только дошагала до входа, не удержалась и взглянула вслед исчезающей за поворотом машине. Тут только она осознала, что не знает, как его зовут.
Гай сидел на кровати в гостинице «Либерти» и гадал, что же его занесло в эту дыру.
Пожалуй, воспоминания. Ну и скидки для правительственных сотрудников. Он всегда, с самой войны, останавливается здесь, когда ездит в Бангкок, и только теперь осознал давнюю нужду в перемене. Конечно, с этим местом было связано много воспоминаний. Он никогда не забудет тех жарких любовных ночей 1973 года. Ему двадцать, он – рядовой в отпуске; ей тридцать, она – военная медсестра. Дарлин, точно, так ее звали. Когда он видел ее в последний раз, она была обвешана тремя детьми, дымила как паровоз и на ней было килограммов двадцать лишнего веса. Жалкое зрелище. Скатилась – что она, что эта гостиница. «Да я и сам, наверное, скатился», – подумал он, его взгляд блуждал по улицам Бангкока за грязным гостиничным окном. Как он любил раньше этот город, любил бродить по рынкам, таким пестрым, что в глазах рябило. Любил шататься ночами по закоулкам Пэт-Понга, где не было отказа в музыке и женщинах. Он был тогда совершенно беззаботен: ни жара, ни шум, ни запахи его не волновали, ни даже пули. Он ощущал себя неуязвимым, бессмертным. Кто-то другой получит пулю и будет отправлен в деревянном ящике домой, кто-то, но только не он. Ну а если ты начинал трястись беспрестанно за свою жизнь, боец из тебя получался некудышный. И в конце концов он превратился в такого бойца. Он до сих пор недоумевал, как это ему удалось тогда выжить. Сам факт того, что он живым вернулся домой, был выше его понимания – как подумаешь об остальных на том транспортном самолете из Дананга – этой руке спасения, что должна была их вытащить из пекла и доставить в родное гнездо. По-прежнему на нем шрамы от крушения, и по-прежнему он до смерти боится летать. Он откинул в сторону мысль о предстоящем полете в Сайгон. Передвижение по воздуху, к сожалению, было неотъемлемой частью его профессии, и ему ничего не оставалось, как в очередной раз сесть в самолет.
Он открыл свой дипломат, вытащил охапку папок и разложил на диване. Раскрыл первое досье – таких с Гонолулу он привез десятки. В каждом упоминалось имя, звание, порядковый номер, фотокарточка и подробнейшее описание обстоятельств исчезновения. На этот раз перед ним был морской летчик, капитан-лейтенант Юджин Стоддард – в последний раз его видели, когда тот катапультировался из вышедшего из строя бомбардировщика в сорока милях к западу от Ханоя.
Досье включало записи зубного врача и показания рентгеновского снимка поврежденного в подростковом возрасте предплечья. Пропущены были лишь сущие мелочи: овдовевшая жена, дети, и еще пробелы, пробелы… Всегда оставались пробелы, когда боец оказывался без вести пропавшим.
Гай наскоро пробежал записи, кое-что отметил про себя и перешел к следующему досье. В этом фотографии не было. Это дело было добавлено сверху, в последний момент ему пришлось его взять с остальными. На обложке стоял гриф «Секретно», а год назад его переделали в «Рассекречено».
На первой же странице он нахмурился.
Кодовое имя: Фрайер Так.
Стадия: дело открыто (на текущий момент 10.1985).
В деле имеются:
1. Показания свидетелей.
2. Подложные личности.
3. Состояние розыска на данный момент.
Фрайер Так. Человек-легенда, про которого знает всякий, кто воевал во Вьетнаме. Во время войны Гай был уверен, что россказни про гадину американца, рассекающего небо на стороне врага, были простой выдумкой. Но несколько недель назад вскрылось другое. Гай сидел за своим письменным столом в военной лаборатории, когда двое представителей из организации под названием «Эриал груп» вошли в его кабинет.
– У нас к вам дело, – сказали они, – нам известно, что вы собираетесь лететь во Вьетнам, так вот нам нужно, чтобы вы занялись поисками одного военного преступника.
Им нужен был Фрайер Так.
– Да бросьте вы, – Гай расхохотался, – я вам не армейская ищейка. Да и нет никакого преступника, это миф.
В ответ они вручили ему чек на двадцать тысяч – «на расходы», как они выразились. Он получит за предателя и больше, если передаст его в руки правосудия.
– А что, если я откажусь?
– А вот это вряд ли, – последовал ответ, и они поведали Гаю что-то, что они о нем знали, одну историю из прошлого – кое-что, совершенное им во время войны. Такая тайна, которую повороши – и ему конец, так что он отгородился от нее стеной страха и презрения к себе. В случае разоблачения, говорят они, его ждет сначала горькая слава обнародования, затем судебный процесс, решетка. Он оказался в ловушке. Чек был принят, и он стал ожидать дальнейших указаний. За день до его отбытия из Гонолулу в особом конверте пришло задание.
Не вскрывая, он сунул его в дипломат. И теперь, читая его в первый раз, он отдельно задержался на разделе «Скрывается под именами». Ему попалось несколько имен из своего списка пропавших без вести, что возмутило его до глубины души. Ведь люди не вернулись домой, скорее всего погибли, и навешивать на них ярлык предателей было кощунством по отношению к памяти бойцов. Один за другим перед ним вставали летчики, подозреваемые в измене. Где-то на середине списка его внимание задержалось на записи «Уильям Т. Мэйтленд, пилот «Эйр Америка». Рядом стояла сноска, в ней значилось: «См. док. М-70-4163 из отдела контрразведки (секретно)».
«Уильям Т. Мэйтленд», – думал он, пытаясь вспомнить, где он мог слышать это имя. Мэйтленд, Мэйтленд. Тут он вспомнил женщину на вилле у Кистнера, миниатюрную блондинку с потрясающими ногами. Она говорила о каком-то семейном деле, и по этому делу она приходила к Кистнеру, человеку, связь которого с контрразведкой была неоспоримой.
– Увидимся как-нибудь, Вилли Мэйтленд.
Невозможное совпадение. И все же…
Он вернулся на первую страницу и заново прочел весь раздел о Фрайере Таке, от начала до конца. Дважды он прочитал «Состояние розыска на данный момент», затем встал с кровати и заходил по комнате, прикидывая свои дальнейшие действия, хотя по-всякому выходило плохо.
Он никогда не приветствовал манипулирование людьми, однако его взяли за самое горло, его старый проступок был описан во всех подробностях. «Сколько же еще таких, как я, – думал он, – скрывающих позорное прошлое и держащих рот на замке? А проговорись – и тебе крышка».
Он захлопнул дело. В нем не хватало сведений, ему нужна была помощь той женщины.
«Но хватит ли у меня духу? – думал он. А внутренний голос спрашивал: – А разве у тебя есть выбор?»
Было скверно на душе от предстоящего, но выбора не было.
В 5 часов вечера жизнь в ночном клубе «Бонг-Бонг» только разгоралась. Трое женщин на сцене, лоснящихся и сверкающих, извивались как одна, словно некое змеиное трио. Из стереодинамиков грохотала музыка – тупой, но напористый ритм, от которого дрожал в темноте воздух. Сидя в углу за своим обычным столиком, Сианг следил за бурлением в клубе: потягивали спиртное мужчины, официантки ошивались вокруг в ожидании чаевых. И тут его взгляд приковала девица на сцене, та, что была в середине. Она выделялась из прочих. Широкие бедра, крепкие ляжки и розовый, плотоядный язык. Он не смог бы описать словами ее взгляд, но это был тот самый взгляд. На джи-стрингах болталась цифра 7. Он обязательно спросит попозже номер 7.
– Доброе утро, мистер Сианг.
Он поднял глаза, чтобы разглядеть того, кто стоял в стороне от света. Никогда не переставал он поражаться размерам этого человека. Даже теперь, спустя двадцать лет после их первой встречи, он чувствовал себя малышом рядом с этим великаном. Человек заказал пива и сел за его столик.
– Что, новенькая? – спросил он, глядя на сцену.
– Та, что посередине, да.
– Ну что же, хороша, и в твоем вкусе, не так ли?
– Может быть, посмотрим.
Сианг сделал глоток виски, не сводя глаз со сцены.
– Так ты говорил, что для меня есть работа?
– Ничего особенного.
– Надеюсь, про оплату такого не скажешь?
Человек тихо усмехнулся:
– Ну что ты, разве я когда-нибудь обижал тебя деньгами?
– Имя?
– Это женщина, – он кинул на стол фотографию, – зовут Вилли Мэйтленд. Тридцать два года, чуть ниже среднего роста, рыжеватые волосы, короткая стрижка, серые глаза. Остановилась в гостинице «Ориенталь».
– Американка?
– Да.
– Необычный заказ.
– Дело в некотором роде срочное.
«Так, а вот и наценочка», – промелькнуло у Сианга.
– Что так?
– Она улетает в Сайгон завтра утром, так что у тебя в распоряжении только сегодняшний вечер.
Сианг кивнул и снова устремил взгляд на сцену. Было приятно, что та, под номером 7, смотрела прямо на него.
– Времени достаточно, – сказал он.
Вилли Мэйтленд стояла у реки, глядя на речную воду, спадающую с порога вниз. Находясь на обеденной веранде, Гай заприметил ее изящную фигурку, склонившуюся над заграждением, ветер трепал ее короткие волосы. По приподнятым плечам, по сосредоточенному взгляду ему показалось, что она сейчас была не расположена к общению. Подойдя к барной стойке, он взял себе пиво – добрый голландский «Оранджбум», который он уже сто лет не пил, – потом, с наслаждением приложив к щеке заиндевевшую бутылку, постоял немного, глядя на нее. Она по-прежнему стояла без движения, задумчиво глядя вниз, словно завороженная чем-то там, в мутной глубине реки. Он направился через веранду в ее сторону, протанцевав между пустыми столиками и стульями и встал как ни в чем не бывало рядом с ней у заграждения. Ах, как восхитительно играл багровым золотом закат на ее волосах!
– Есть на что посмотреть, – сказал он.
Она подняла на него глаза: взгляд полный безразличия – вот и все, чего он был удостоен. Она отвернулась. Тогда он водрузил бутылку пива на заграждение.
– Я подумал, почему бы не проведать вас, подумал, может, вы передумали и все-таки выпьете со мной…
Она упрямо смотрела на воду.
– Я же знаю, что такое – оказаться одному в чужом городе. Некому выговориться. Вот я и подумал, что вам, наверное, не очень-то…
– Да оставьте же вы меня, – сказала она и зашагала прочь.
Где же его былое обаяние? Он подхватил пиво и припустил за ней. С видом нарочитого безразличия она шагала вдоль террасы, то и дело смахивая волосы, падающие на лицо. В ее походке было какое-то притягательное раскачивание, и будь в ней поменьше задора, то можно было сказать, что она несет себя с достоинством.
– Мне кажется, мы могли бы вместе поужинать, – сказал он, стараясь не отставать, – просто поужинать и поболтать о том о сем.
– О чем же это?
– Ну, допустим, сначала о погоде, потом о политике, о религии, потом про семью, вашу, мою…
– И все это конечно же с какой-то целью, так?
– Ну, в общем, да…
– Дайте-ка я угадаю с какой: чтобы я оказалась у вас в номере?
– Неужели же вы меня в этом подозреваете, – спросил он обиженным тоном, – думаете, подцепить вас хочу?
– А что, нет?
И она снова пошла прочь от него. На сей раз он за ней не последовал. Какой смысл? Облокотившись на заграждение и прихлебывая пиво, он смотрел ей вслед, на то, как она поднялась по ступенькам на террасу, как села за столик и раскрыла меню. Время чая уже прошло, а ужина еще не настало. Терраса была пуста, если не считать десятка шумных итальянцев за соседним столиком. Какое-то время он не трогался с места, допивал пиво и раздумывал, что же ему делать дальше и можно ли тут было вообще что-либо сделать. На редкость бойкая, ничего не скажешь, крепкий орешек – эта кавалер-дама, едва достающая ему до плеч. Маленькая да удаленькая. Требовалась дополнительная бутылка пива, а к ней – светлая мысль. Сейчас, сейчас он что-нибудь придумает. Он снова направился наверх, по ступенькам к бару. Пересекая веранду, он не удержался и повернул голову в ее сторону, и за те несколько секунд, что он смотрел на нее, навстречу ему вышел хорошо одетый мужчина, таиландец. Едва не столкнувшись с ним, Гай машинально пробубнил извинения, но незнакомец молча, не останавливаясь прошел мимо, вперив взгляд куда-то перед собой. Гай сделал еще пару шагов, и вдруг все нутро его забило тревогу. Это было на уровне инстинкта, в нем заговорил боец, почуявший беду. Что-то не то было в глазах незнакомца. Гаю уже доводилось видеть такие же, ледянящие душу глаза у одного вьетнамца. Выходя как-то из популярного ночного клуба под названием «Дананг», Гай столкнулся с ним плечом к плечу, и на мгновение глаза их встретились. До сих пор Гай помнил, как мороз пошел у него по коже, когда он заглянул в глаза тому человеку. Спустя две минуты, когда Гай стоял на улице, ожидая своих приятелей, здание клуба разнесло взрывом. Погибло семнадцать американцев. И теперь, все больше чувствуя тревогу, он наблюдал за тайцем, который остановился, изучая обстановку. Похоже, он высмотрел то, что ему было нужно, и направился в сторону столиков на террасе, из которых заняты были только два: за одним – группа итальянцев, за другим – Вилли Мэйтленд. Человек приостановился у входа на террасу, рука его потянулась к внутреннему карману пиджака. Сами собой ноги Гая сделали несколько шагов вперед, глаза еще не успели охватить всю обстановку, но тело уже было готово к действию. В закатных лучах что-то ярко блеснуло у человека в руке, и только тогда на смену интуиции пришло полное осознание происходящего.
– Вилли, осторожно! – выкрикнул Гай и бросился в сторону убийцы.
Глава 2
– Да неплохо.
– Слушай-ка, боюсь показаться наглым, но мне бы надо подвезти вот эту даму, – сказал Гай, элегантным жестом давая понять шоферу, что надо бы освободить место.
Водитель выполз наружу, кое-как в полусне добрался до водительского места, помотал головой несколько раз и стал шарить по полу рукой в поисках ключей.
Сомнения одолевали спутницу Гая, и она осторожно спросила его:
– А он в состоянии вести машину?
– Он? Да у него реакция, как у кота! Когда он трезвый.
– И что же сейчас, он трезвый?
– Пуапонг, ты трезвый?
Уязвленное самолюбие прозвучало в голосе водителя.
– А что, не видно, что ли?
– Вот вам и ответ, – сказал Гай.
– М-да, утешили, – вздохнула она. С тоской она посмотрела на дом, там, на ступеньках, теперь стоял тот самый слуга, таец, и махал на прощание рукой.
Гай поторопил ее жестом, предлагая садиться, ведь «до города путь неблизкий».
Она сидела молча, пока они ехали вниз по извилистой горной дороге.
Они оба сидели сзади, на расстоянии локтя друг от друга, но вид у нее был отчужденный.
Она, казалось, поглощена созерцанием пейзажа за окошком.
– Вы провели немало времени в кабинете у генерала, – заметил он.
– У меня было к нему много вопросов, – кивнула она.
– Вы репортер?
– Что? – Она посмотрела на него. – О нет, это давние семейные дела.
Он ждал, что она расскажет подробнее, но она снова отвернулась к окну.
– Должно быть, что-то уж очень важное, – предположил он.
– Почему вы так думаете?
– После того как вы ушли, он отменил все свои встречи, со мной в том числе.
– Вас так и не приняли?
– Дальше секретаря пройти не удалось. При том что генерал сам изъявил желание меня видеть.
На мгновение она нахмурила брови, явно озадаченная, но затем лишь пожала плечами:
– Уверена, что я здесь ни при чем.
«Уверен, что еще как при чем», – подумал он про себя раздраженно. Боже, что же его в ней напрягает? Вот ведь сидит не шелохнувшись, но он явно чувствовал, что в этой хорошенькой головке бушуют вихри. Насчет хорошенькой теперь, конечно, сомневаться не приходилось, но безо всяких там глупостей. Ей хватало ума не пользоваться косметикой: это поставило бы под сомнение облик «правильной девочки». Его никогда раньше не интересовали такие «правильные». Ему ближе были «неправильные» – те, что из «неправильных» районов или с «неправильных» улиц. Но на этот раз все по-другому. У нее были глаза дымного оттенка, острый подбородок и небольшой вздернутый носик, слегка присыпанный веснушками.
Рот же, при правильном обращении, вполне годился для поцелуев.
Сам собой с его языка сорвался вопрос:
– Ну и надолго вы в Бангкоке?
– Я уже пробыла здесь два дня и завтра улетаю.
«Черт», – подумал он.
– В Сайгон.
– Сайгон?! – У него отвисла челюсть от удивления.
– Ну или город Хошимин, как угодно.
– Вот это совпаденьице, – сказал он тихо.
– Что именно?
– Я лечу в Сайгон через два дня.
– Неужели? – Она глянула на сиденье, где лежал портфель с выведенным через трафарет «Армия США, отдел опознания».
– Правительственное задание?
Он кивнул.
– А у вас что?
Она устремила взгляд строго вперед:
– Я по семейному делу.
– Ясно, – сказал он, раздумывая, что же это за дела, блин, такие семейные, – а вы раньше бывали в Сайгоне?
– Была один раз, но мне тогда было всего десять лет.
– Отец там служил?
– Положим. – Она продолжала смотреть куда-то вдаль перед собой. – Города я толком не помню, пыльно, жарко, полно машин, одна большая пробка. Еще женщины красивые.
– Многое изменилось с тех пор, машин здорово поубавилось.
– А женщин?
Он засмеялся:
– Нет, женщины остались, жара и пыль тоже. Но все остальное изменилось.
Он замолчал. Потом словно невзначай добавил:
– Если случится застрять там где-нибудь, так я смогу помочь.
Явно заинтересованная его предложением, она не знала, принимать ей его или нет.
«Ну же, давай, не отказывай мне», – думал он и вдруг поймал в зеркале ухмыляющуюся физиономию Пуапонга, который откровенно глумливо подмигивал ему. Только бы она ничего не заметила! Но Вилли, разумеется, видела подмигивания и ухмылки Пуапонга и немедленно разгадала их глубокий смысл. «Старая история», – подумала она устало. «Сейчас он предложит с ним отужинать, я скажу, что не могу, тогда он позовет чего-нибудь выпить вместе, и тогда я сломаюсь и соглашусь, ведь как устоять перед таким красавцем».
– Представляете, у меня сегодня выдался свободный вечер, – сказал он, – вы не хотели бы поужинать со мной?
– Я не могу, – ответила она и подумала, кто же все-таки сочинил этот постылый сценарий и удалось ли кому-нибудь хоть раз отклониться от него?
– Ну, может быть, тогда пропустим по стаканчику? – Легкая зовущая улыбка в ее сторону.
И тут ей показалось, что она вот-вот сорвется в пропасть. Самое-то смешное, что он вовсе не был красавцем. Нос приплюснут – где-то, наверное, умудрился сломать его и даже не позаботился выправить. К волосам явно давно не притрагивались расческой, чего там говорить о парикмахере. По ощущениям, ему было где-то под сорок, хотя возраст не сказался на внешности, разве что морщинки вокруг глаз от привычки улыбаться. Бесспорно, она встречала в жизни куда более привлекательных мужчин, и таких, которые могли бы предложить побольше, чем просто ночка кувырканий в гостинице на чужбине. «Что же все-таки меня в нем привлекает?»
– Всего по стаканчику, – снова предложил он.
– Да нет, – ответила она, – нет, спасибо.
Слава богу, он не стал больше настаивать.
Кивнув, он откинулся на сиденье и стал смотреть в окно. Пальцами он барабанил по портфелю, и этот беспорядочный ритм стал выводить ее из себя. Она попробовала не обращать на него внимания, так же как и он старался игнорировать ее, но у нее ничего не получалось – слишком заметным было его присутствие. Когда они приехали к отелю «Ориенталь», ей уже хотелось выпрыгнуть из машины, что она в общем-то и сделала.
– Спасибо, что подвезли, – сказала она на прощание и хлопнула дверцей.
– Эй, погодите, – крикнул он через окрытое окно, – я так и не знаю вашего имени.
– Вилли.
– А фамилия есть?
Она обернулась и, зашагав вверх по ступенькам, бросила через плечо:
– Мэйтленд.
– Как-нибудь увидимся, Вилли Мэйтленд! – выкрикнул он.
«Сомневаюсь», – подумала она, но, как только дошагала до входа, не удержалась и взглянула вслед исчезающей за поворотом машине. Тут только она осознала, что не знает, как его зовут.
Гай сидел на кровати в гостинице «Либерти» и гадал, что же его занесло в эту дыру.
Пожалуй, воспоминания. Ну и скидки для правительственных сотрудников. Он всегда, с самой войны, останавливается здесь, когда ездит в Бангкок, и только теперь осознал давнюю нужду в перемене. Конечно, с этим местом было связано много воспоминаний. Он никогда не забудет тех жарких любовных ночей 1973 года. Ему двадцать, он – рядовой в отпуске; ей тридцать, она – военная медсестра. Дарлин, точно, так ее звали. Когда он видел ее в последний раз, она была обвешана тремя детьми, дымила как паровоз и на ней было килограммов двадцать лишнего веса. Жалкое зрелище. Скатилась – что она, что эта гостиница. «Да я и сам, наверное, скатился», – подумал он, его взгляд блуждал по улицам Бангкока за грязным гостиничным окном. Как он любил раньше этот город, любил бродить по рынкам, таким пестрым, что в глазах рябило. Любил шататься ночами по закоулкам Пэт-Понга, где не было отказа в музыке и женщинах. Он был тогда совершенно беззаботен: ни жара, ни шум, ни запахи его не волновали, ни даже пули. Он ощущал себя неуязвимым, бессмертным. Кто-то другой получит пулю и будет отправлен в деревянном ящике домой, кто-то, но только не он. Ну а если ты начинал трястись беспрестанно за свою жизнь, боец из тебя получался некудышный. И в конце концов он превратился в такого бойца. Он до сих пор недоумевал, как это ему удалось тогда выжить. Сам факт того, что он живым вернулся домой, был выше его понимания – как подумаешь об остальных на том транспортном самолете из Дананга – этой руке спасения, что должна была их вытащить из пекла и доставить в родное гнездо. По-прежнему на нем шрамы от крушения, и по-прежнему он до смерти боится летать. Он откинул в сторону мысль о предстоящем полете в Сайгон. Передвижение по воздуху, к сожалению, было неотъемлемой частью его профессии, и ему ничего не оставалось, как в очередной раз сесть в самолет.
Он открыл свой дипломат, вытащил охапку папок и разложил на диване. Раскрыл первое досье – таких с Гонолулу он привез десятки. В каждом упоминалось имя, звание, порядковый номер, фотокарточка и подробнейшее описание обстоятельств исчезновения. На этот раз перед ним был морской летчик, капитан-лейтенант Юджин Стоддард – в последний раз его видели, когда тот катапультировался из вышедшего из строя бомбардировщика в сорока милях к западу от Ханоя.
Досье включало записи зубного врача и показания рентгеновского снимка поврежденного в подростковом возрасте предплечья. Пропущены были лишь сущие мелочи: овдовевшая жена, дети, и еще пробелы, пробелы… Всегда оставались пробелы, когда боец оказывался без вести пропавшим.
Гай наскоро пробежал записи, кое-что отметил про себя и перешел к следующему досье. В этом фотографии не было. Это дело было добавлено сверху, в последний момент ему пришлось его взять с остальными. На обложке стоял гриф «Секретно», а год назад его переделали в «Рассекречено».
На первой же странице он нахмурился.
Кодовое имя: Фрайер Так.
Стадия: дело открыто (на текущий момент 10.1985).
В деле имеются:
1. Показания свидетелей.
2. Подложные личности.
3. Состояние розыска на данный момент.
Фрайер Так. Человек-легенда, про которого знает всякий, кто воевал во Вьетнаме. Во время войны Гай был уверен, что россказни про гадину американца, рассекающего небо на стороне врага, были простой выдумкой. Но несколько недель назад вскрылось другое. Гай сидел за своим письменным столом в военной лаборатории, когда двое представителей из организации под названием «Эриал груп» вошли в его кабинет.
– У нас к вам дело, – сказали они, – нам известно, что вы собираетесь лететь во Вьетнам, так вот нам нужно, чтобы вы занялись поисками одного военного преступника.
Им нужен был Фрайер Так.
– Да бросьте вы, – Гай расхохотался, – я вам не армейская ищейка. Да и нет никакого преступника, это миф.
В ответ они вручили ему чек на двадцать тысяч – «на расходы», как они выразились. Он получит за предателя и больше, если передаст его в руки правосудия.
– А что, если я откажусь?
– А вот это вряд ли, – последовал ответ, и они поведали Гаю что-то, что они о нем знали, одну историю из прошлого – кое-что, совершенное им во время войны. Такая тайна, которую повороши – и ему конец, так что он отгородился от нее стеной страха и презрения к себе. В случае разоблачения, говорят они, его ждет сначала горькая слава обнародования, затем судебный процесс, решетка. Он оказался в ловушке. Чек был принят, и он стал ожидать дальнейших указаний. За день до его отбытия из Гонолулу в особом конверте пришло задание.
Не вскрывая, он сунул его в дипломат. И теперь, читая его в первый раз, он отдельно задержался на разделе «Скрывается под именами». Ему попалось несколько имен из своего списка пропавших без вести, что возмутило его до глубины души. Ведь люди не вернулись домой, скорее всего погибли, и навешивать на них ярлык предателей было кощунством по отношению к памяти бойцов. Один за другим перед ним вставали летчики, подозреваемые в измене. Где-то на середине списка его внимание задержалось на записи «Уильям Т. Мэйтленд, пилот «Эйр Америка». Рядом стояла сноска, в ней значилось: «См. док. М-70-4163 из отдела контрразведки (секретно)».
«Уильям Т. Мэйтленд», – думал он, пытаясь вспомнить, где он мог слышать это имя. Мэйтленд, Мэйтленд. Тут он вспомнил женщину на вилле у Кистнера, миниатюрную блондинку с потрясающими ногами. Она говорила о каком-то семейном деле, и по этому делу она приходила к Кистнеру, человеку, связь которого с контрразведкой была неоспоримой.
– Увидимся как-нибудь, Вилли Мэйтленд.
Невозможное совпадение. И все же…
Он вернулся на первую страницу и заново прочел весь раздел о Фрайере Таке, от начала до конца. Дважды он прочитал «Состояние розыска на данный момент», затем встал с кровати и заходил по комнате, прикидывая свои дальнейшие действия, хотя по-всякому выходило плохо.
Он никогда не приветствовал манипулирование людьми, однако его взяли за самое горло, его старый проступок был описан во всех подробностях. «Сколько же еще таких, как я, – думал он, – скрывающих позорное прошлое и держащих рот на замке? А проговорись – и тебе крышка».
Он захлопнул дело. В нем не хватало сведений, ему нужна была помощь той женщины.
«Но хватит ли у меня духу? – думал он. А внутренний голос спрашивал: – А разве у тебя есть выбор?»
Было скверно на душе от предстоящего, но выбора не было.
В 5 часов вечера жизнь в ночном клубе «Бонг-Бонг» только разгоралась. Трое женщин на сцене, лоснящихся и сверкающих, извивались как одна, словно некое змеиное трио. Из стереодинамиков грохотала музыка – тупой, но напористый ритм, от которого дрожал в темноте воздух. Сидя в углу за своим обычным столиком, Сианг следил за бурлением в клубе: потягивали спиртное мужчины, официантки ошивались вокруг в ожидании чаевых. И тут его взгляд приковала девица на сцене, та, что была в середине. Она выделялась из прочих. Широкие бедра, крепкие ляжки и розовый, плотоядный язык. Он не смог бы описать словами ее взгляд, но это был тот самый взгляд. На джи-стрингах болталась цифра 7. Он обязательно спросит попозже номер 7.
– Доброе утро, мистер Сианг.
Он поднял глаза, чтобы разглядеть того, кто стоял в стороне от света. Никогда не переставал он поражаться размерам этого человека. Даже теперь, спустя двадцать лет после их первой встречи, он чувствовал себя малышом рядом с этим великаном. Человек заказал пива и сел за его столик.
– Что, новенькая? – спросил он, глядя на сцену.
– Та, что посередине, да.
– Ну что же, хороша, и в твоем вкусе, не так ли?
– Может быть, посмотрим.
Сианг сделал глоток виски, не сводя глаз со сцены.
– Так ты говорил, что для меня есть работа?
– Ничего особенного.
– Надеюсь, про оплату такого не скажешь?
Человек тихо усмехнулся:
– Ну что ты, разве я когда-нибудь обижал тебя деньгами?
– Имя?
– Это женщина, – он кинул на стол фотографию, – зовут Вилли Мэйтленд. Тридцать два года, чуть ниже среднего роста, рыжеватые волосы, короткая стрижка, серые глаза. Остановилась в гостинице «Ориенталь».
– Американка?
– Да.
– Необычный заказ.
– Дело в некотором роде срочное.
«Так, а вот и наценочка», – промелькнуло у Сианга.
– Что так?
– Она улетает в Сайгон завтра утром, так что у тебя в распоряжении только сегодняшний вечер.
Сианг кивнул и снова устремил взгляд на сцену. Было приятно, что та, под номером 7, смотрела прямо на него.
– Времени достаточно, – сказал он.
Вилли Мэйтленд стояла у реки, глядя на речную воду, спадающую с порога вниз. Находясь на обеденной веранде, Гай заприметил ее изящную фигурку, склонившуюся над заграждением, ветер трепал ее короткие волосы. По приподнятым плечам, по сосредоточенному взгляду ему показалось, что она сейчас была не расположена к общению. Подойдя к барной стойке, он взял себе пиво – добрый голландский «Оранджбум», который он уже сто лет не пил, – потом, с наслаждением приложив к щеке заиндевевшую бутылку, постоял немного, глядя на нее. Она по-прежнему стояла без движения, задумчиво глядя вниз, словно завороженная чем-то там, в мутной глубине реки. Он направился через веранду в ее сторону, протанцевав между пустыми столиками и стульями и встал как ни в чем не бывало рядом с ней у заграждения. Ах, как восхитительно играл багровым золотом закат на ее волосах!
– Есть на что посмотреть, – сказал он.
Она подняла на него глаза: взгляд полный безразличия – вот и все, чего он был удостоен. Она отвернулась. Тогда он водрузил бутылку пива на заграждение.
– Я подумал, почему бы не проведать вас, подумал, может, вы передумали и все-таки выпьете со мной…
Она упрямо смотрела на воду.
– Я же знаю, что такое – оказаться одному в чужом городе. Некому выговориться. Вот я и подумал, что вам, наверное, не очень-то…
– Да оставьте же вы меня, – сказала она и зашагала прочь.
Где же его былое обаяние? Он подхватил пиво и припустил за ней. С видом нарочитого безразличия она шагала вдоль террасы, то и дело смахивая волосы, падающие на лицо. В ее походке было какое-то притягательное раскачивание, и будь в ней поменьше задора, то можно было сказать, что она несет себя с достоинством.
– Мне кажется, мы могли бы вместе поужинать, – сказал он, стараясь не отставать, – просто поужинать и поболтать о том о сем.
– О чем же это?
– Ну, допустим, сначала о погоде, потом о политике, о религии, потом про семью, вашу, мою…
– И все это конечно же с какой-то целью, так?
– Ну, в общем, да…
– Дайте-ка я угадаю с какой: чтобы я оказалась у вас в номере?
– Неужели же вы меня в этом подозреваете, – спросил он обиженным тоном, – думаете, подцепить вас хочу?
– А что, нет?
И она снова пошла прочь от него. На сей раз он за ней не последовал. Какой смысл? Облокотившись на заграждение и прихлебывая пиво, он смотрел ей вслед, на то, как она поднялась по ступенькам на террасу, как села за столик и раскрыла меню. Время чая уже прошло, а ужина еще не настало. Терраса была пуста, если не считать десятка шумных итальянцев за соседним столиком. Какое-то время он не трогался с места, допивал пиво и раздумывал, что же ему делать дальше и можно ли тут было вообще что-либо сделать. На редкость бойкая, ничего не скажешь, крепкий орешек – эта кавалер-дама, едва достающая ему до плеч. Маленькая да удаленькая. Требовалась дополнительная бутылка пива, а к ней – светлая мысль. Сейчас, сейчас он что-нибудь придумает. Он снова направился наверх, по ступенькам к бару. Пересекая веранду, он не удержался и повернул голову в ее сторону, и за те несколько секунд, что он смотрел на нее, навстречу ему вышел хорошо одетый мужчина, таиландец. Едва не столкнувшись с ним, Гай машинально пробубнил извинения, но незнакомец молча, не останавливаясь прошел мимо, вперив взгляд куда-то перед собой. Гай сделал еще пару шагов, и вдруг все нутро его забило тревогу. Это было на уровне инстинкта, в нем заговорил боец, почуявший беду. Что-то не то было в глазах незнакомца. Гаю уже доводилось видеть такие же, ледянящие душу глаза у одного вьетнамца. Выходя как-то из популярного ночного клуба под названием «Дананг», Гай столкнулся с ним плечом к плечу, и на мгновение глаза их встретились. До сих пор Гай помнил, как мороз пошел у него по коже, когда он заглянул в глаза тому человеку. Спустя две минуты, когда Гай стоял на улице, ожидая своих приятелей, здание клуба разнесло взрывом. Погибло семнадцать американцев. И теперь, все больше чувствуя тревогу, он наблюдал за тайцем, который остановился, изучая обстановку. Похоже, он высмотрел то, что ему было нужно, и направился в сторону столиков на террасе, из которых заняты были только два: за одним – группа итальянцев, за другим – Вилли Мэйтленд. Человек приостановился у входа на террасу, рука его потянулась к внутреннему карману пиджака. Сами собой ноги Гая сделали несколько шагов вперед, глаза еще не успели охватить всю обстановку, но тело уже было готово к действию. В закатных лучах что-то ярко блеснуло у человека в руке, и только тогда на смену интуиции пришло полное осознание происходящего.
– Вилли, осторожно! – выкрикнул Гай и бросился в сторону убийцы.
Глава 2
Услышав крик, Вилли опустила меню и обернулась, и – о боги! – там опять этот сумасброд американец, который несся теперь во весь опор через коктейль-бар, опрокидывая на ходу стулья.
Что этот чокнутый затеял на сей раз? Не веря своим глазам, она увидела, как он пронесся мимо официанта и прыгнул на представительного тайца, в момент столкновения что-то просвистело в воздухе, и острая боль пронзила ей руку выше локтя. Вилли метнулась со стула в сторону, когда двое мужчин рухнули на землю у самых ее ног. Итальянцы повскакивали со своих мест, крича и тыча пальцами в соседей. Тела сцепившихся катались по полу, опрокидывая столики, с которых летели вниз сахарницы, разбиваясь вдребезги о каменный пол террасы. Вилли не помнила себя от изумления. Что здесь происходит? Что толкнуло этого балбеса на драку с предпринимателем-таиландцем?
Наконец оба кое-как поднялись на ноги, и таец нанес сопернику точный удар ногой в живот. Тот скрючился, взревел и свалился на землю, подперев спиной стену террасы. Таец был таков.
Итальянцы уже не находили себе места, а Вилли, пробравшись через поваленные стулья и побитую посуду, села на корточки возле поверженного. На скуле у него уже вздулась шишка, а из порванной губы сочилась кровь.
– Ты живой? – спросила она почти с криком.
Он дотронулся до скулы и вздрогнул от боли.
– Бывало и похуже…
Она оглядела перевернутую мебель.
– Ты только посмотри на этот кавардак! Очень хотелось бы знать, зачем ты все это устроил, – возмутилась она, но он схватил ее за руку.
– Не прикасайся ко мне!
– Да ты в крови!
– Что?!
Она проследила за его взглядом и увидела пятно крови, насквозь пропитавшей рукав, с которого капало на плитняк. В тот же момент организм приказал ей отключиться, покачнувшись, она обмякла и села на пол. Сквозь туман она почувствовала, как ее усадили поудобнее, затем услышала звук распарываемого рукава, кто-то стал осторожно ощупывать руку.
– Расслабься… – пробормотал он, – ничего страшного, надо только наложить несколько швов, только и всего, а пока дыши поглубже.
– Не трогай меня, – пролепетала она, но, как только попыталась поднять голову, вся терраса поехала в сторону. Она различила расплывающиеся очертания изумленных свидетелей происшедшего: итальянцы что-то обсуждали и качали головой, официанты стояли раскрыв от ужаса рот. Американец же с беспокойством в глазах следил за ней. Она попыталась навести на нем резкость и, несмотря на головокружение, отметила, что глаза его излучают тепло и спокойствие. Наконец появился менеджер гостиницы, смертельно испуганный хилый англичанин в превосходном костюме. Официанты стали тыкать в Гая пальцем, менеджер заохал и неодобрительно закачал головой, взирая на потери, понесенные гостиницей.
– Это кошмар какой-то, – пробормотал он, – нет, у меня в гостинице я такого не потерплю, вы остановились здесь? Ах нет? – Тут он повернулся к одному из официантов: – Вызовите полицию, я требую, чтобы этого человека арестовали.
– Да вы что тут все, ослепли? – заорал Гай. – Неужели никто из вас не заметил, что ее пытались убить?!
– Как? Что? Кто?
Гай разворошил осколки на полу и выудил орудие.
– У вас такими на кухне пользуются? – спросил он, подняв кверху нож явно боевого назначения, с острым как бритва клинком, с украшенной перламутром эбонитовой ручкой. – Этот нож предназначен для метания.
– Чушь собачья, – прошипел менеджер.
– Да вы посмотрите на ее руку!
Менеджер обратил взгляд на Вилли и на окровавленный рукав и в ужасе отшатнулся.
– Боже, боже мой, я вызову доктора!
– Не стоит затрудняться, – сказал Гай и подхватил Вилли на руки, – я довезу ее до больницы сам, так будет быстрее.
Вилли дала себя поднять. От Гая исходил запах, вызывающий доверие, – этакое мужественное сочетание пота и лосьона после бритья. Пока он нес ее через террасу, на них глазели изумленные официанты и зеваки из числа постояльцев.
– Какой стыд, – пожаловалась она, – опусти меня, я уже в порядке.
– Отключишься, если опущу.
– Да я ни разу в жизни не отключалась!
– Ладно, давай потом это обсудим.
Он погрузил ее в такси, и она забилась на заднее сиденье, словно раненый зверь.
Доктор в амбулатории не признавал анестезии, Вилли, в свою очередь, не могла позволить себе кричать, и всякий раз, как кривая хирургическая игла впивалась ей в руку, она стискивала зубы и молилась, чтобы этот чудак американец был рядом и держал ее за руку. Ну зачем она строила из себя «железную леди», зачем отправила его ждать снаружи? Даже теперь, когда у нее вот-вот от боли польются слезы, ей так не хотелось признаваться самой себе в том, что ей нужен мужчина, который держал бы ее за руку. И все-таки как было бы хорошо… было бы просто здорово.
«А ведь я по-прежнему не знаю его имени».
Доктор, который вызвал у нее подозрения в садистских наклонностях, закончил последний шов, оборвал нить и дружелюбно произнес:
– Ну вот видите, все не так уж и плохо.
В ответ ей захотелось дать ему в зубы и сказать: «Ну вот видишь, у тебя тоже все не так уж плохо».
Доктор перебинтовал ей руку, похлопал дружески – непременно по этой же руке! – и отправил ее ожидать в приемную.
Гай ходил туда-сюда по приемной комнате; весь в ссадинах и царапинах, он был похож на залетного бомжа с улицы, при этом во взгляде светились тепло и забота о ней.
Что этот чокнутый затеял на сей раз? Не веря своим глазам, она увидела, как он пронесся мимо официанта и прыгнул на представительного тайца, в момент столкновения что-то просвистело в воздухе, и острая боль пронзила ей руку выше локтя. Вилли метнулась со стула в сторону, когда двое мужчин рухнули на землю у самых ее ног. Итальянцы повскакивали со своих мест, крича и тыча пальцами в соседей. Тела сцепившихся катались по полу, опрокидывая столики, с которых летели вниз сахарницы, разбиваясь вдребезги о каменный пол террасы. Вилли не помнила себя от изумления. Что здесь происходит? Что толкнуло этого балбеса на драку с предпринимателем-таиландцем?
Наконец оба кое-как поднялись на ноги, и таец нанес сопернику точный удар ногой в живот. Тот скрючился, взревел и свалился на землю, подперев спиной стену террасы. Таец был таков.
Итальянцы уже не находили себе места, а Вилли, пробравшись через поваленные стулья и побитую посуду, села на корточки возле поверженного. На скуле у него уже вздулась шишка, а из порванной губы сочилась кровь.
– Ты живой? – спросила она почти с криком.
Он дотронулся до скулы и вздрогнул от боли.
– Бывало и похуже…
Она оглядела перевернутую мебель.
– Ты только посмотри на этот кавардак! Очень хотелось бы знать, зачем ты все это устроил, – возмутилась она, но он схватил ее за руку.
– Не прикасайся ко мне!
– Да ты в крови!
– Что?!
Она проследила за его взглядом и увидела пятно крови, насквозь пропитавшей рукав, с которого капало на плитняк. В тот же момент организм приказал ей отключиться, покачнувшись, она обмякла и села на пол. Сквозь туман она почувствовала, как ее усадили поудобнее, затем услышала звук распарываемого рукава, кто-то стал осторожно ощупывать руку.
– Расслабься… – пробормотал он, – ничего страшного, надо только наложить несколько швов, только и всего, а пока дыши поглубже.
– Не трогай меня, – пролепетала она, но, как только попыталась поднять голову, вся терраса поехала в сторону. Она различила расплывающиеся очертания изумленных свидетелей происшедшего: итальянцы что-то обсуждали и качали головой, официанты стояли раскрыв от ужаса рот. Американец же с беспокойством в глазах следил за ней. Она попыталась навести на нем резкость и, несмотря на головокружение, отметила, что глаза его излучают тепло и спокойствие. Наконец появился менеджер гостиницы, смертельно испуганный хилый англичанин в превосходном костюме. Официанты стали тыкать в Гая пальцем, менеджер заохал и неодобрительно закачал головой, взирая на потери, понесенные гостиницей.
– Это кошмар какой-то, – пробормотал он, – нет, у меня в гостинице я такого не потерплю, вы остановились здесь? Ах нет? – Тут он повернулся к одному из официантов: – Вызовите полицию, я требую, чтобы этого человека арестовали.
– Да вы что тут все, ослепли? – заорал Гай. – Неужели никто из вас не заметил, что ее пытались убить?!
– Как? Что? Кто?
Гай разворошил осколки на полу и выудил орудие.
– У вас такими на кухне пользуются? – спросил он, подняв кверху нож явно боевого назначения, с острым как бритва клинком, с украшенной перламутром эбонитовой ручкой. – Этот нож предназначен для метания.
– Чушь собачья, – прошипел менеджер.
– Да вы посмотрите на ее руку!
Менеджер обратил взгляд на Вилли и на окровавленный рукав и в ужасе отшатнулся.
– Боже, боже мой, я вызову доктора!
– Не стоит затрудняться, – сказал Гай и подхватил Вилли на руки, – я довезу ее до больницы сам, так будет быстрее.
Вилли дала себя поднять. От Гая исходил запах, вызывающий доверие, – этакое мужественное сочетание пота и лосьона после бритья. Пока он нес ее через террасу, на них глазели изумленные официанты и зеваки из числа постояльцев.
– Какой стыд, – пожаловалась она, – опусти меня, я уже в порядке.
– Отключишься, если опущу.
– Да я ни разу в жизни не отключалась!
– Ладно, давай потом это обсудим.
Он погрузил ее в такси, и она забилась на заднее сиденье, словно раненый зверь.
Доктор в амбулатории не признавал анестезии, Вилли, в свою очередь, не могла позволить себе кричать, и всякий раз, как кривая хирургическая игла впивалась ей в руку, она стискивала зубы и молилась, чтобы этот чудак американец был рядом и держал ее за руку. Ну зачем она строила из себя «железную леди», зачем отправила его ждать снаружи? Даже теперь, когда у нее вот-вот от боли польются слезы, ей так не хотелось признаваться самой себе в том, что ей нужен мужчина, который держал бы ее за руку. И все-таки как было бы хорошо… было бы просто здорово.
«А ведь я по-прежнему не знаю его имени».
Доктор, который вызвал у нее подозрения в садистских наклонностях, закончил последний шов, оборвал нить и дружелюбно произнес:
– Ну вот видите, все не так уж и плохо.
В ответ ей захотелось дать ему в зубы и сказать: «Ну вот видишь, у тебя тоже все не так уж плохо».
Доктор перебинтовал ей руку, похлопал дружески – непременно по этой же руке! – и отправил ее ожидать в приемную.
Гай ходил туда-сюда по приемной комнате; весь в ссадинах и царапинах, он был похож на залетного бомжа с улицы, при этом во взгляде светились тепло и забота о ней.