Она вошла. Села на кровать. То, что случилось здесь, казалось теперь плохим сном. Я могу очнуться, если только хорошенько постараюсь. Я проснусь и пойму, что все было кошмаром и теперь закончилось. И тут взгляд ее зацепился за бурое пятнышко на дубовом полу.
   Миранда вскочила и выбежала из комнаты.
   В гостиную она вошла ровно в тот момент, когда там зазвонил телефон, и машинально взяла трубку.
   – Да?
 
– Лиз Борден топорик схватила,
Мамаше башку раскроила,
Потом, порезвившися всласть,
За папочку Лиз принялась![1]
 
   Трубка выскользнула из пальцев и повисла, покачиваясь, на шнуре. Миранда в ужасе попятилась. Из микрофона доносились смешки, злобные и пронзительные, как будто хихикал ребенок. Она схватила трубку, швырнула на рычаг.
   Телефон снова зазвонил.
   Миранда снова взяла трубку.
   – Лиззи Борден…
   – Прекратите! Оставьте меня в покое!
   Она снова бросила трубку. И телефон снова зазвонил.
   На этот раз Миранда не стала отвечать, а повернулась, выбежала через кухонную дверь и упала на лужайке. Над головой чирикали птички. В воздухе держался запах теплой земли и сладковатый аромат цветов. Она уткнулась лицом в траву и дала волю слезам.
   В доме все звонил и звонил телефон.

Глава 4

   Одна, никем не замеченная, Миранда стояла за кладбищенскими воротами. Через кованую решетку ограды она видела людей в траурных одеждах, собравшихся у свежевыкопанной могилы. Народу собралось много, в чем не было ничего удивительного, поскольку городок прощался с уважаемым членом общества. Уважаемым? Возможно. Но любил Ричарда кто-нибудь из присутствующих, включая его жену? Миранда вздохнула. Да. Я думала, что любила. Когда-то…
   Голос преподобного Марринера доносился едва различимым бормотанием. Слова терялись в шорохе веток сирени над головой. Миранда прислушалась. «Любящий муж… будет недоставать… страшная трагедия… прости, Господи…»
   Прости.
   Она повторила слово как спасительную молитву, сила которой могла вырвать ее из тисков вины. Но кто простит ее?
   Уж точно никто из тех, кто пришел проститься с Ричардом Тримейном.
   Миранда знала почти всех. Среди них были ее соседи, коллеги по газете, друзья. Бывшие друзья, – добавила она с горечью. Были и те, кто никогда бы не снизошел до знакомства с ней; те, кто вращался в тех сферах, куда Миранду никогда бы не допустили.
   Вот Ноа Деболт, отец Эвелины, мрачный, но сдержанный. Вот Форест Мейхью, президент местного банка, в положенном случаю сером костюме. Вот мисс Лила Сент-Джон, помешанная на цветах и сама похожая на цветок, засушенный в семьдесят четыре года. И разумеется, все Тримейны. Собравшись у могилы, они являли трагическую сцену. Эвелина стояла между сыном и деверем, словно не доверяла собственным силам и рассчитывала на поддержку мужчин. Чуть в стороне от них, будто демонстрируя независимость, замерла Кэсси. Ее яркое, желто-оранжевое платье дерзко контрастировало с общим серо-черным фоном.
   Да, Миранда знала их всех. И они знали ее.
   Она имела полное право стоять рядом с ними, потому что была другом Ричарда. Она пришла проститься с ним и должна была поступить так, как велело сердце, не думая о последствиях.
   Но ей недостало смелости.
   И в результате она осталась вне круга скорбящих, одинокая и бессловесная, наблюдая издалека за тем, как предают земле человека, бывшего еще недавно ее любовником.
   Осталась и тогда, когда церемония закончилась и процессия медленно двинулась к выходу. Она ловила их недоуменные взгляды, видела, как некоторые качают головой, как бы говоря: Вы только посмотрите, это же она. Миранда не прятала глаза, не отворачивалась, не пыталась убежать. Бегство было бы трусостью. Я, может быть, не такая уж смелая, – говорила она себе, – но и не трусиха. Большинство, проходя мимо, первыми отводили глаза и прибавляли шагу. Только мисс Лила Сент-Джон задержала взгляд, и в какой-то момент Миранде показалось, что за внешним равнодушием старушка прячет усмешку.
   Чей-то вздох заставил ее обернуться.
   Четверо Тримейнов остановились у ворот, и Эвелина, медленно подняв руку, указала на Миранду.
   – Вам нечего здесь делать, – прошипела она. – Вы не имеете права…
   – Мама, перестань. – Филипп взял ее за руку и потянул. – Идем домой.
   – Ей здесь не место.
   – Мама…
   – Убирайся отсюда! – Выставив руки с согнутыми, как когти, пальцами, Эвелина шагнула к Миранде.
   И тут же между двумя женщинами встал Чейз. Притянув невестку к себе, он крепко ее обнял и, наклонившись, внятно произнес:
   – Не надо, Эвелина! Я все улажу, ладно? Поговорю с ней. Возвращайся домой, хорошо? – Он посмотрел на близнецов: – Филипп, Кэсси! Позаботьтесь о матери. Отвезите ее домой. Я скоро буду.
   Близнецы взяли Эвелину под руки и повели к машине, но в последний момент, перед тем как сесть, она обернулась и крикнула:
   – Не дай этой дряни одурачить тебя, Чейз! Она будет вертеть тобой, как вертела Ричардом!
   Не ожидавшая столь яростного выпада, Миранда отшатнулась, будто от удара, и, наткнувшись на ворота, схватилась за них, чтобы не упасть. Никакой другой опоры, кроме вот этого холодного железа, у нее, похоже, не осталось. Ржавые петли жалобно скрипнули. Миранда вздрогнула, тряхнула головой и обнаружила, что стоит на полянке с маргаритками, что все уже уехали и что на кладбище никого не осталось, кроме нее и Чейза Тримейна.
   Он посматривал на нее настороженно, но приближаться не спешил, словно не зная, чего от нее ожидать. Как будто она была опасным диким зверем. В темных глазах Миранда видела сомнение, в неподвижной позе – напряжение. В дорогом сером костюме Чейз выглядел настоящим аристократом, холодным и неприступным, с широкими плечами и узкой талией. Костюм, разумеется, пошит на заказ – обычный, с магазинной вешалки, не для настоящего Тримейна.
   И все же, глядя на этого высокого мужчину с темными цыганскими глазами и черными как вороново крыло волосами, с трудом верилось, что он – Тримейн.
   Работая в «Геральд», она целый год видела портреты представителей этой семьи в здании редакции. Портреты висели на стене, напротив ее стола, – пять поколений мужчин, все розовощекие и голубоглазые. Именно таким был Ричард, прекрасно вписывавшийся в общий ряд. Повесь на ту же стену портрет Чейза Тримейна, и он будет выглядеть чужаком.
   – Зачем вы пришли сюда, мисс Вуд?
   Миранда гордо вскинула голову:
   – А почему мне нельзя приходить?
   – Потому что это, мягко говоря, неуместно.
   – Очень даже уместно. Ричард мне не чужой, мы были друзьями.
   – Друзьями? – усмехнулся он. – Так вот как это теперь называется.
   – Вы же ничего не знаете, а беретесь судить.
   – Я знаю, что вы были не просто друзьями. И как нам называть ваши отношения, а, мисс Вуд? Связью? Увлечением? Романом?
   – Прекратите.
   – Может, вам просто нравилось кувыркаться с боссом на его диване?
   – Прекратите же! Все было совсем не так!
   – Ну конечно. Вы были просто друзьями.
   – Ладно. Хорошо… – Миранда отвернулась, чтобы он не видел ее слез, и с трудом выдавила: – Мы были любовниками.
   – Наконец-то вы нашли подходящее слово.
   – Но и друзьями тоже. В первую очередь друзьями. Как бы я хотела, чтобы все так и оставалось.
   – И я тоже. По крайней мере, мой брат был бы жив.
   Она напряглась и, снова повернувшись к нему, вздохнула:
   – Я его не убивала.
   Чейз вздохнул:
   – Разумеется, вы не убивали.
   – Ричард уже был мертв, когда я нашла его…
   – Нашли в вашем доме. В вашей постели.
   – Да. В моей постели.
   – Послушайте, мисс Вуд. Я не судья и не жюри присяжных. Не старайтесь в чем-то меня убедить. Я хочу сказать вам только одно: держитесь подальше от нашей семьи. Эвелина прошла через настоящий ад. С нее хватит. Ей не нужны постоянные напоминания о трагедии. Имейте в виду, если понадобится, мы добьемся судебного запрета, чтобы вы и близко к нам не подходили. Один неверный шаг – и вы вернетесь за решетку. Туда, где вам и положено быть.
   – Вы все одинаковые. – Миранда с горечью покачала головой. – Тримейны и Деболты. Одного поля ягода. Мы же вам не ровня, нас можно и отодвинуть. На положенное место.
   – Дело не в том, что мы какие-то особенные. Дело в хладнокровном, предумышленном убийстве. – Чейз шагнул к ней. Миранда не отступила. Впрочем, отступать было некуда – она уперлась спиной в железные ворота. – Так что же все-таки случилось? Ричард нарушил какое-то обещание? Отказался уйти из семьи, бросить детей? Или просто образумился и решил расстаться с вами?
   – Все было не так.
   – А как?
   – Это я решила расстаться с ним!
   Чейз с сомнением посмотрел на нее сверху вниз:
   – Почему?
   – Потому что все закончилось. Потому что все между нами пошло не так. Я решила расстаться и уже ушла из газеты.
   – Он выгнал вас?
   – Я ушла сама. Можете проверить по документам, мистер Тримейн. Там есть мое заявление двухнедельной давности. Я собиралась уехать с острова. Куда-нибудь, где не буду видеть его каждый день. Где ничто не будет напоминать о горе, которое я принесла другим.
   – И куда же вы намеревались податься?
   – Не важно. Просто подальше отсюда. – Миранда отвела глаза. Там, за кладбищем, лежало море. Она даже видела его в просвете между деревьями. – Я выросла в пятидесяти милях отсюда. Этот залив – мой дом. Я всегда его любила. Но тогда думала лишь о том, как уехать отсюда.
   Она снова посмотрела на Чейза.
   – Я уже освободилась от Ричарда и была на полпути к счастью. Зачем же мне убивать его?
   – Как он оказался у вас дома?
   – Ричард хотел встретиться со мной. А я не хотела его видеть. И ушла из дому. Прогулялась до берега, а когда вернулась, нашла его.
   – Да, я слышал вашу версию. По крайней мере, вы от нее не отступаете.
   – Это правда.
   – Правда, выдумка… – Чейз пожал плечами. – В вашем случае одно переплелось с другим. – Он резко повернулся и зашагал прочь.
   – А если все – правда? – крикнула она вслед.
   – Держитесь подальше от семьи, мисс Вуд! – бросил Чейз плечо. – В противном случае мне придется позвонить Лорну Тиббетсу.
   – А вы постарайтесь рассмотреть другой вариант. Представьте, что я его не убивала! Что это сделал кто-то еще?
   Он не оглянулся.
   – Может быть, это кто-то, кого вы знаете! Подумайте! Или вы это уже знаете и просто хотите свалить вину на меня? Ответьте, мистер Тримейн? Кто же на самом деле убил вашего брата?
   И Чейз вдруг остановился. Он знал, что не должен останавливаться. Знал, что не должен разговаривать с этой женщиной. Это безумие. Или она сама сумасшедшая. Но и уйти уже не мог. Если то, что она сказала, правда…
   Он медленно повернулся. Она стояла на том же месте и пристально смотрела на него. Волосы ее в послеполуденном солнце отливали медью. Худенькая, в черном платье, она выглядела на удивление хрупкой и беззащитной. Казалось, вот налетит сейчас порыв ветра, подхватит ее и унесет.
   Возможно ли, чтобы эта женщина убила Ричарда? Занесла над ним нож и ударила? Ударила с такой силой, что лезвие пронзило грудную клетку до спины?
   Чейз осторожно подошел к ней.
   – Если вы его не убивали, то кто?
   – Не знаю.
   – Не очень-то обнадеживающий ответ.
   – У него были враги.
   – И у них были причины, чтобы убить Ричарда?
   – Он же владел газетой. Знал кое-что кое о ком. И не боялся писать правду. В городе есть люди, которые его опасались.
   – Какие люди? О каком скандале идет речь?
   Она взглянула на него исподлобья и отвела глаза.
   Что это? Понятная нерешительность? Или эта женщина сочиняет очередную ложь?
   – Ричард готовил статью, – заговорила Миранда. – О местном девелопере по имени Тони Граффам. У него своя компания, называется «Стоун коуст траст». Ричард упоминал, что располагает доказательствами мошенничества…
   – Мой брат держал в штате двух репортеров. С какой стати ему самому заниматься статьей?
   – Ричард считал это своим личным делом и твердо вознамерился утопить «Стоун коуст». Для завершения работы не хватало последнего доказательства. Получив его, Ричард собирался отдать статью в печать.
   – И отдал?
   – Нет. Статья должна была выйти две недели назад, но так и не вышла.
   – Кто ее снял?
   – Не знаю. Поговорите с Джил Виккери.
   – Главным редактором?
   Миранда кивнула:
   – Джил знала о готовящейся статье и была от нее не в восторге. Вся работа лежала на Ричарде. Он в одиночку тащил этот проект и был готов рискнуть. Его не останавливало даже возможное обвинение в клевете, которым угрожал Тони Граффам.
   – Значит, один подозреваемый у нас есть. Тони Граффам. Кто еще?
   Она замялась.
   – Ричард не пользовался особой популярностью.
   – Ричард? – Чейз недоверчиво покачал головой. – Сомневаюсь. Если у кого-то из нас и были проблемы с популярностью, то уж точно не у него.
   – Два месяца назад Ричард срезал зарплаты сотрудникам газеты. И сократил на треть штат.
   – Подозреваемых становится больше.
   – Он умел доставлять людям неприятности.
   – В том числе собственной семье.
   – Вы не представляете, как трудно здесь получить работу. Люди готовы на все. Да, говорить Ричард умел. Как ему жаль, что приходится принимать жесткие меры. Что их боль есть и его боль. Но это все было ложью. Я сама слышала его разговор с бухгалтером. Он сказал: Я сбросил балласт, как вы и советовали. Те люди проработали в «Геральд» по многу лет. Деньги у Ричарда были, и он мог бы обойтись без увольнений.
   – Ричард – бизнесмен.
   – Верно. Именно бизнесменом он и был в первую очередь.
   Ветер тронул ее волосы, и они зашевелились, словно танцующие язычки пламени. Пламя это разгоралось, питаясь ее злостью – на него, на Ричарда, на Тримейнов.
   – Теперь у нас целая куча подозреваемых, – сказал он. – Все те бедняги, которых уволил мой брат. Их семьи. Может быть, добавить его детей? Тестя? Жену?
   – Да. А почему бы и нет?
   Чейз фыркнул и развел руками.
   – Знаете, а у вас хорошо получается. Очень хорошо. Вам бы с фокусами выступать… дым, зеркала… Но меня вы не убедили. Надеюсь, и с присяжными ваши трюки не пройдут. Думаю, они увидят вас насквозь, и вы заплатите за все.
   Она обожгла его взглядом, готовая вот-вот взорваться, выплеснуть на него весь свой гнев, но потом вдруг поникла и съежилась, как проколотый воздушный шарик.
   – Я уже заплатила, – прошептала Миранда. – И буду платить до конца жизни. Потому что виновата. Не в убийстве – я его не убивала. – Она сглотнула, отвернулась. Теперь Чейз не видел ее лица, но хорошо слышал звучавшую в голосе боль. – Виновата в том, что вела себя глупо. Была наивна. Думала, что люблю вашего брата. Потом, узнав его лучше, я попыталась отступить. Хотела, чтобы мы остались… просто друзьями.
   Миранда убрала упавшую на лицо прядь, а он, наблюдая за ней, вдруг подумал, что она ведь очень смелая. Не дерзкая, не наглая, как ему вначале показалось, а по-настоящему смелая.
   Она снова подняла голову. На ресницах еще блестели слезы, и у Чейза вдруг возникло безумное желание дотронуться до ее лица, вытереть слезы. И вместе с этим желанием пришло другое, столь же сумасшедшее: узнать вкус ее губ, нежность ее волос. Он моментально отступил, словно от полыхнувшего жаром огня. Теперь понятно, почему ты запал на нее, Ричард. В других обстоятельствах я бы и сам не устоял.
   – Черт, – пробормотала с горечью Миранда. – Кому теперь какое дело до моих чувств? Ни вас, ни других это не касается. – Она даже не посмотрела на него – повернулась и зашагала по дорожке. Странно, но в какой-то момент Чейз как будто остался в пустоте.
   – Мисс Вуд! – крикнул он. Она не остановилась. – Миранда! – Теперь она остановилась. – Только один вопрос. Кто внес за вас залог?
   Миранда обернулась, посмотрела на него и покачала головой:
   – Я не знаю.
   И ушла.
 
   Дорога к редакции оказалась непривычно долгой. Миранда шла обычным маршрутом, по знакомым улицам, мимо знакомых фасадов. Хуже всего было то, что по пути попадались знакомые люди. Они смотрели на нее из-за стекол витрин, собирались группками, перешептывались. Никто не вышел, никто ничего не сказал ей в лицо. Да и зачем? Чего мне недостает, – думала Миранда, – так это красной буквы на груди: «У» – убийца.
   Глядя строго перед собой, она повернула на Лаймрок-стрит, к зданию, в котором помещалась редакция «Геральд», ее убежище от любопытных взглядов. Проскользнув в двойную стеклянную дверь, Миранда выдохнула с облегчением и нырнула в отдел новостей.
   На несколько секунд жизнь в комнате остановилась. Взгляды всех присутствующих устремились в одном направлении.
   – Привет, Миранда, – прозвучал невозмутимый голос.
   Она повернулась. Из кабинета выплыла главный редактор Джил Виккери, еще не успевшая переодеться после похорон и выглядевшая весьма элегантно в траурном платье. Короткая юбка соблазнительно шуршала по шелковым чулкам.
   – Чем могу помочь? – вежливо осведомилась она.
   – Я… я пришла за своими вещами.
   – Да, конечно. – Джил неодобрительно взглянула на своих замерших с открытыми ртами подчиненных. – Нам что, делать больше нечего?
   Работа нашлась сразу. Все опустили головы.
   Джил перенесла внимание на Миранду:
   – Я позволила себе очистить твой стол. Все лежит в ящике, в подвале.
   Признательность за проявленную любезность перевесила недовольство бесцеремонным поведением Джил, выбросившей ее вещи.
   – У меня еще в шкафчике кое-что оставалось.
   – Если оставалось, то там и лежит. Никто ничего не трогал. – Больше тем не нашлось, и в комнате повисло молчание. – Ну, – произнесла Джил, торопясь подвести черту под неловкой ситуацией. – Желаю удачи. Что бы ни случилось. – С этими словами она шагнула к выходу.
   – Джил? – окликнула ее Миранда.
   – Да?
   – Хотела спросить… Та статья насчет Тони Граффама, почему ее не напечатали?
   Джил уставилась на бывшую сотрудницу с искренним недоумением:
   – А почему ты спрашиваешь? Разве это важно?
   – Да.
   Джил пожала плечами:
   – Так решил Ричард. Он снял ее из плана.
   – Ричард? Снял? Но он же работал над ней несколько месяцев.
   – Наверное, были какие-то причины, но я их не знаю. Просто снял, и все. И, честно говоря, думаю, он ее и не написал.
   – Как? Ричард ведь почти закончил ее.
   – Я просматривала его бумаги. – Джил продолжила короткий путь к двери. – Сомневаюсь, что его энтузиазма хватило надолго. Ты же знаешь, каким он был. Мастер преувеличения. Много слов и мало дела.
   Миранда в полной растерянности смотрела ей вслед. Мастер преувеличения? Слышать такое было больно, но да, в целом заявление соответствовало действительности.
   Люди в комнате снова смотрели на нее.
   Не говоря ни слова, она спустилась по лестнице и заглянула в комнату отдыха, где обнаружила Энни Беренджер, которая как раз зашнуровывала кроссовки. Верная избранному стилю, Энни была в мешковатых штанах и мятой рубашке. Содержимое ее шкафчика демонстрировало то же отсутствие порядка: кучки скомканной одежды, полотенца, книги.
   Услышав, как скрипнула дверь, Энни подняла голову и тряхнула тронутыми ранней сединой волосами.
   – Вернулась.
   – Только чтобы забрать вещи. – Оглядевшись, Миранда заметила картонную коробку под одной из скамеек, вытащила ее и отнесла к своему шкафчику.
   – Видела тебя на похоронах. Нервы у тебя крепкие. – Энни захлопнула дверцу шкафчика и шумно выдохнула. – Наконец-то переоделась. До чего ж удобно. Не понимаю, как люди ходят на высоких каблуках. Я в них даже думать не могу, как будто приток крови в мозг прекращается. – Она зашнуровала второй кроссовок. – И что дальше? Я имею в виду тебя.
   – Не знаю. Дальше, чем на день-другой, и заглядывать не хочу. – Миранда открыла шкафчик и стала бросать вещи в коробку.
   – Ходят слухи, у тебя друзья в высоких сферах.
   – Что?
   – Ну, из тюрьмы-то тебя кто-то вытащил, верно?
   – Я и сама не знаю кто.
   – Догадаться-то можно. Или это адвокат тебе так насоветовал? Мол, делай вид, что ты ни сном ни духом.
   Миранда сжала ручку шкафчика.
   – Не надо, Энни. Пожалуйста.
   Энни подняла голову и посмотрела сверху вниз, отчего на лице у нее проступили мелкие морщинки и веснушки.
   – Что, наступила на мозоль? Ладно. Извини. И не думай, что мне нравится размазывать коллегу по первой полосе. Просто Джил свалила это дело на меня. – Она помолчала, наблюдая за Мирандой. – Ну, я могу получить от тебя какое-нибудь заявление?
   – Я этого не делала.
   – Это все уже слышали.
   – Хочешь Пулитцеровскую премию заработать? – Миранда повернулась и посмотрела коллеге в глаза. – Помоги найти того, кто его убил.
   – Сначала дай мне какую-нибудь ниточку.
   – Ниточек у меня нет.
   Энни вздохнула:
   – В том-то и загвоздка. Кто бы его ни убил, главный подозреваемый – ты.
   Миранда подняла коробку и, держа ее обеими руками, направилась к лестнице. Энни потащилась за ней.
   – А я-то думала, что настоящим репортерам нужна правда.
   – Тот, кого ты имеешь в виду, изначально ленив и уже подумывает, как бы уйти на покой.
   – В твоем-то возрасте?
   – Мне, между прочим, в следующем месяце сорок семь стукнет. По-моему, самое время выходить в отставку. Если бы только Ирвинг сделал предложение, я бы остаток жизни и с дивана не вставала – смотрела бы себе мыльные оперы да конфетки жевала.
   – Ты бы от такой жизни на стенку полезла.
   – О да, – рассмеялась Энни. – Радости мало.
   Они вернулись в отдел новостей, и Миранда снова почувствовала себя в центре внимания. Энни же, ничего не замечая, прошла к своему столу, бросила в ящик ключи и достала пачку сигарет.
   – Зажигалки не найдется? – обратилась она к Миранде.
   – Нет, сколько раз тебе говорить.
   Энни обернулась:
   – Майлз!
   Сидевший неподалеку практикант устало вздохнул и бросил ей зажигалку.
   – Вернуть только не забудь, – напомнил он.
   – Ты все равно еще слишком молод, чтобы курить, – отрезала Энни.
   – Ты тоже была когда-то молодой, Беренджер.
   Энни усмехнулась и подмигнула Миранде:
   – Люблю вундеркиндов. Они такие дерзкие.
   Миранда невольно улыбнулась и, присев на краешек стола, посмотрела на подругу. Дымила Энни постоянно. Сигареты были и привычкой, и частью созданного ею образа, своего рода атрибутом профессии. Раньше она работала в отделе новостей одной бостонской газеты, где, как поговаривали, пол утопал в окурках.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента