Страница:
– Эй! – закричал он. – Вы только посмотрите на нее! Эта сучка обоссала свое платье!
4
5
4
Маура стояла на светофоре в Брукли-Виллидж, когда ей на сотовый позвонил Эйб Бристол.
– Смотрела утренние новости? – осведомился он.
– Только не говори, что эта история стала темой номер один.
– Шестой канал. Имя репортера Зоя Фосси. Ты с ней общалась?
– Вчера вечером перекинулась парой слов. Ну и что она говорит?
– Если в двух словах, "женщину нашли живой в морге. Судмедэксперт обвиняет службу спасения Уэймаута и полицию штата в ошибочной констатации смерти".
– О Господи. Этого я не говорила.
– Знаю. Но теперь на нас ополчился шеф службы спасения Уэймаута, да и полиция штата не в восторге. Луиза с трудом отбивается от их телефонных звонков.
На светофоре зажегся зеленый. Проезжая перекресток, Маура вдруг поймала себя на том, что ей хочется развернуться и поехать обратно домой. Страшно представить, что ждет на службе.
– Ты в офисе? – спросила она.
– С семи утра. Думал, ты уже на подходе.
– Я сейчас в машине. С утра готовила текст заявления.
– Хотел тебя предупредить: когда подъедешь, будь готова к тому, что тебя атакуют прямо на парковке.
– Они что, там дежурят?
– Да, репортеры, фургоны телевизионщиков. Заполонили всю Олбани-стрит. Снуют между нашим зданием и больницей.
– Повезло им! Все новости в одной точке.
– Ты больше ничего не слышала о пациентке?
– Сегодня утром звонила доктору Катлеру. Он сказал, что токсикология выявила положительную реакцию на барбитураты и алкоголь. Должно быть, она прилично накачалась.
– Возможно, это объясняет, почему она оказалась в воде. А поскольку она была накачана барбитуратами, неудивительно, что ее нашли без видимых признаков жизни.
– Но почему такой ажиотаж вокруг этого?
– Потому что новость достойна первых полос "Нэшнл Инкуайрер". Мертвая встает из могилы. К тому же она молода, так ведь?
– Я бы сказала, ей лет двадцать с небольшим.
– Симпатичная?
– Какая разница?
– Да ладно тебе. – Эйб засмеялся. – Сама знаешь, что разница большая.
Маура вздохнула.
– Да, – признала она. – Очень симпатичная.
– Ну, вот тебе и ответ на вопрос. Молодая, сексапильная и едва не загремевшая на секционный стол.
– Но ведь не загремела.
– Я просто предупреждаю, какая будет реакция у публики.
– Может, мне сказаться больной? Или вылететь первым рейсом на Бермуды?
– А мне расхлебывать? Не смей.
Когда минут через двадцать Маура свернула на Олбани-стрит, она сразу заметила два фургона телевидения, припаркованных у входа в здание бюро судмедэкспертизы. Как и предупреждал Эйб, репортеры уже были во всеоружии, Она вышла из кондиционированной прохлады своего "Лексуса", окунувшись во влажное утро, и к ней сразу же устремилось с полдюжины репортеров.
– Доктор Айлз! – крикнул один из них. – Я из "Бостон Трибьюн". Несколько слов о незнакомке.
В ответ Маура полезла в свой портфель и достала несколько экземпляров заявления, которое сочинила утром. Это был краткий отчет о событиях последней ночи и предпринятых ею действиях. Она протянула репортерам копии.
– Вот мое заявление, – сказала она. – Больше мне нечего добавить.
Но это не остановило поток вопросов.
– Как могла случиться подобная ошибка?
– Имя женщины еще неизвестно?
– Нам сказали, что факт смерти был констатирован службой спасения Уэймаута. Вы могли бы назвать имена?
– Вам нужно обратиться в их пресс-службу, – покачала головой Маура. – Я не могу отвечать за других.
– Вы должны признать, доктор Айлз, что речь идет о некомпетентности некоторых лиц, – заявила одна из женщин.
Маура узнала этот голос. Она обернулась и увидела блондинку, которая проталкивалась вперед.
– Вы репортер шестого канала?
– Зоя Фосси. – Женщина начала расплываться в улыбке, польщенная тем, что ее узнали, но под взглядом Мауры ее улыбка тут же померкла.
– Вы исказили мои слова, – сказала Маура. – Я не говорила, что обвиняю службу спасения или полицию штата.
– Но кто-то же виноват в этом. Если не они, тогда кто? Может быть, вы, доктор Айлз?
– Нет.
– Живую женщину упаковали в мешок для трупа. Восемь часов держали в холодильнике морга. И никто не несет за это ответственность? – Фосси немного помолчала. – Не кажется ли вам, что кто-то может вылететь с работы за такие дела? Скажем, тот же следователь из полиции штата?
– По-моему, вы чересчур торопитесь с обвинениями.
– Эта ошибка могла стоить женщине жизни.
– Но ведь не стоила.
– Вы хотите сказать, что такие ошибки допустимы? – Фосси рассмеялась. – Неужели так трудно установить, что человек жив?
– Труднее, чем вам кажется, – огрызнулась Маура.
– Выходит, вы их защищаете.
– Я передала вам свое заявление. Я не могу комментировать действия других служб.
– Доктор Айлз! – Это снова был репортер из "Бостон Трибьюн". – Вы сказали, что установить факт смерти не всегда легко. Я знаю, что подобные ошибки совершались и в других моргах страны. Не могли бы вы просветить нас: почему иногда бывает трудно определить, жив человек или мертв? – Он говорил уважительным и спокойным тоном. Это был не вызов, а вдумчивый вопрос, заслуживающий ответа.
Она пристально посмотрела на репортера. Увидела умные глаза, взъерошенные ветром волосы, аккуратную бородку и вдруг подумала, что он напоминает моложавого профессора колледжа. С такой внешностью можно разбить сердце не одной студентки.
– Как ваше имя? – спросила она.
– Питер Лукас. Я веду колонку в "Трибьюн".
– Я побеседую с вами, господин Лукас. И только с вами. Проходите.
– Постойте! – запротестовала Фосси. – Многие из нас ожидали гораздо дольше.
Маура смерила ее ледяным взглядом.
– В данном случае, госпожа Фосси, Бог подает не тому, кто рано встает. А тому, кто вежлив. – Она отвернулась и направилась к зданию. Репортер из "Трибьюн" последовал за ней.
Ее секретарь Луиза говорила по телефону. Зажав трубку рукой, она шепнула Мауре с оттенком отчаяния в голосе:
– Телефон не смолкает. Что им говорить?
Маура положила перед ней на стол копию своего заявления.
– Отправляй всем по факсу.
– Это все, что мне нужно делать?
– Не соединяй меня ни с кем из журналистов. Я согласилась поговорить с господином Лукасом и больше ни с кем. Я не буду давать других интервью.
Луиза окинула взглядом репортера, и по выражению ее лица нетрудно было прочитать: "Я вижу, вы выбрали самого симпатичного".
– Это не займет много времени, – сказала Маура.
Она провела Лукаса в свой кабинет и закрыла дверь. Указала ему на стул.
– Спасибо, что согласились побеседовать со мной, – поблагодарил ее журналист.
– Там, на улице, меня не раздражали только вы.
– Но это не значит, что я вообще не вызываю раздражения.
Она слегка улыбнулась этому замечанию.
– Это всего лишь стратегия самовыживания, – объяснила она. – Может, если я дам вам интервью, добычей для них станете именно вы. Они оставят меня в покое и начнут преследовать вас.
– Боюсь, это не сработает. Они все равно от вас не отстанут.
– Есть столько всего интересного, о чем вы могли бы написать, господин Лукас. Почему вы выбрали именно эту историю?
– Потому что она затрагивает наше подсознание. Пробуждает самые худшие страхи. Ведь каждому приходит в голову мысль о том, что он тоже может оказаться в подобной ситуации. Когда его, живого, примут за мертвого. Или, того хуже, похоронят заживо. Согласитесь, такие случаи бывали.
Она кивнула.
– Да, история сохранила несколько документальных свидетельств. Но эти случаи имели место еще до того, как изобрели бальзамирование.
– А пробуждение в моргах? Это ведь не далекая история. Я выяснил, что за последние годы было несколько случаев.
Она заколебалась.
– Да, возможно.
– И чаще, чем публика может себе представить. – Он достал блокнот и принялся листать страницы. – Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый год, Нью-Йорк. Мужчина лежит на секционном столе. Патологоанатом берется за скальпель и уже собирается сделать первый надрез, когда труп вдруг просыпается и хватает врача за горло. Врач падает замертво от разрыва сердца. – Лукас взглянул на нее. – Вам известен этот случай?
– Вы ухватились за самый сенсационный пример.
– Но это правда. Разве нет?
Она вздохнула.
– Да. Этот случай мне известен.
Журналист перевернул страницу.
– Спрингфилд, Огайо, тысяча девятьсот восемьдесят девятый год. Женщину в доме престарелых признают умершей и перевозят в морг похоронного бюро. Она лежит на столе, а работник похоронного бюро готовит ее к похоронам. Вдруг труп начинает говорить.
– Похоже, вы хорошо подготовились.
– В самом деле, эта тема меня очень волнует. – Он пролистал свой блокнот. – Вчера ночью я составил целый список. Девочка в Южной Дакоте очнулась в открытом гробу. Мужчина в ДеМойне ожил при вскрытии грудной клетки. Только тогда патологоанатом вдруг осознал, что сердце еще бьется. – Лукас посмотрел на Мауру. – Это не городские легенды. Это документально подтвержденные факты, и их немало.
– Послушайте, я не утверждаю, что таких случаев не было. Глупо отрицать очевидное. Да, трупы просыпались в моргах. При вскрытии старых могил обнаруживали, что крышка гроба исцарапана изнутри. Люди настолько напуганы, что некоторые производители гробов уже оборудуют свою продукцию датчиками вызова помощи. На случай, если кого-нибудь решат похоронить живым.
– Звучит ободряюще.
– Да, такое может произойти. Я уверена, вы слышали теорию о Христе. Что распятие Христа на самом деле не было распятием. А классическим примером погребения заживо.
– Почему же так сложно определить, мертв человек или нет? Разве это не очевидно?
– Иногда нет. Люди, подвергшиеся переохлаждению или, скажем, утонувшие в холодной воде, могут выглядеть мертвыми. Нашу неизвестную нашли в холодной воде. И к тому же есть определенные препараты, которые маскируют признаки жизни и затрудняют обнаружение дыхания и пульса.
– Как в "Ромео и Джульетте". Джульетта выпила какое-то зелье, чтобы выглядеть мертвой.
– Да. Я не знаю, что это было за зелье, но сценарий вполне правдоподобный.
– И какие препараты могут вызвать подобный эффект?
– Например, барбитураты. Они подавляют дыхание, и трудно определить, дышит ли человек.
– Именно это и выявил анализ на токсины, который сделали нашей незнакомке? Следы фенобарбитала.
Она нахмурилась.
– Откуда вы это узнали?
– Из проверенных источников. Но ведь это правда, так ведь?
– Без комментариев.
– Она лечилась у психиатра? Почему у нее передозировка фенобарбитала?
– Мы не знаем даже имени этой женщины, не говоря уже об истории ее болезни.
Некоторое время репортер изучающе глядел на Мауру, и от его пристального взгляда ей было не по себе. Зря я согласилась на это интервью, подумала она. Еще совсем недавно Питер Лукас производил впечатление вежливого и серьезного журналиста – как раз такого, кто отнесся бы к этой истории с должным уважением. Но характер его вопросов ей не нравился. Он пришел на эту встречу, хорошо подготовленный и подкованный как раз в тех деталях, углубляться в которые ей совсем не хотелось: именно эти детали могли привлечь внимание широкой публики.
– Я так понимаю, эту женщину достали из вод залива Хингхэм вчера утром, – продолжал он. – Первой на вызов откликнулась служба спасения Уэймаута.
– Совершенно верно.
– Почему на место не пригласили судмедэксперта?
– У нас нет столько людей, чтобы выезжать на каждое место происшествия. К тому же это случилось в Уэймауте, да и не было никаких очевидных признаков убийства.
– Так решила полиция штата?
– Их детектив подумал, что, скорее всего, произошел несчастный случай.
– Или попытка самоубийства, учитывая результаты анализа на токсины.
Она не видела смысла отрицать то, что ему уже известно.
– Да, у нее могла быть передозировка.
– Передозировка барбитуратом. И переохлаждение в воде. Две причины, которые могли осложнить констатацию смерти. Разве не следовало учесть эти факторы?
– Да, пожалуй, это стоило принять во внимание.
– Но ни полиция, ни спасатели этого не сделали. Уже выглядит как ошибка.
– Такое случается. Это все, что я могу сказать.
– А лично вы, доктор Айлз, когда-нибудь совершали подобные ошибки? Объявляли мертвым того, кто был еще жив?
Маура задумалась, мысленно возвращаясь к годам интернатуры. Однажды ночью ее, дежурного врача, разбудил телефонный звонок. Как сказала медсестра, только что скончалась пациентка койки 336А. Нужно прийти и констатировать смерть. Пока Маура шла к палате, она не испытывала ни беспокойства, ни неуверенности. В институте не было специального курса по методике констатации смерти; предполагалось, что смерть можно установить сразу, едва увидев тело. В ту ночь она шла по больничному коридору, думая о том, что быстро справится с задачей и вернется в постель. Смерть пациентки не была неожиданностью; в медицинской карте женщины на последней стадии рака значилось: "неизлечима". Надежды на выздоровление не было.
Войдя в палату 336, Маура с удивлением обнаружила, что кровать окружена плотным кольцом рыдающих родственников, которые собрались попрощаться с покойной. Ей предстояло работать на глазах целой аудитории, в то время как она рассчитывала на тет-а-тет с покойной. На нее с горечью смотрели глаза родных, пока она, извинившись за вторжение, подходила к больничной койке. Пациентка лежала на спине, лицо ее было умиротворенным. Маура достала из кармана стетоскоп и, просунув мембрану под больничную сорочку, прижала ее к хилой груди. Склонившись над телом, она чувствовала, как плотнее сжимается кольцо родственников, как давит на нее их повышенное внимание. Она не стала долго слушать пациентку, как это было положено. Медсестры уже установили, что она мертва; вызов врача был всего лишь формальностью. Отметка в карте, подпись – все, что им нужно было для отправки пациентки в морг. Напряженно вслушиваясь в тишину, Маура думала только о том, как бы поскорее уйти из палаты. Она выпрямилась, придав лицу приличествующее случаю скорбное выражение, и перевела взгляд на мужчину, который, как она предположила, был мужем покойной. Она уже собиралась пробормотать: "Мне очень жаль, но она скончалась".
Но еле слышное дыхание остановило ее.
В изумлении она перевела взгляд на пациентку и увидела, что грудная клетка слегка приподнимается. Еще один вдох – и она снова замерла. Типичный случай агонального дыхания – никаких чудес, просто мозг посылает последние электрические импульсы, которые приводят в движение диафрагму. Родственники, толпившиеся в палате, открыли рты от изумления.
– О Боже! – пролепетал муж. – Она еще жива.
– Это... произойдет очень скоро, – все, что смогла вымолвить Маура.
Она вышла из палаты, потрясенная тем, как близка была к ошибке. С тех пор она проявляла особую осторожность в констатации смерти.
Доктор Айлз взглянула на журналиста.
– Все совершают ошибки, – сказала она. – Установить смерть не так легко, как вам кажется.
– Выходит, вы защищаете спасателей? И полицию штата?
– Я говорю, что ошибки случаются. Вот и все. – "Одному Богу известно, сколько ошибок совершила я сама". – Я могу представить себе картину происшествия. Женщину нашли в холодной воде. В ее крови обнаружили барбитураты. Эти факторы могли обеспечить внешние признаки смерти. В сложившихся обстоятельствах ошибка не представляется столь уж грубой. Спасатели просто старались выполнить свою работу, и я надеюсь, вы будете справедливы по отношению к ним, когда станете писать свой репортаж. – Она встала из-за стола, давая понять, что интервью окончено.
– Я всегда стараюсь быть справедливым, – сказал он.
– Не каждый журналист может этим похвастать.
Лукас тоже поднялся и, уже стоя, глядел на нее.
– Дайте мне знать, если мои старания не увенчаются успехом. После того как прочтете мою колонку.
Доктор Айлз проводила его до двери. И пронаблюдала, как он прошел мимо стола Луизы и вышел из офиса.
Луиза подняла глаза от клавиатуры.
– Как все прошло?
– Не знаю. Может, и не следовало давать ему интервью.
– Ну, скоро мы это узнаем, – заметила Луиза, возвращаясь к работе. – Когда в пятницу в "Трибьюн" выйдет его колонка.
– Смотрела утренние новости? – осведомился он.
– Только не говори, что эта история стала темой номер один.
– Шестой канал. Имя репортера Зоя Фосси. Ты с ней общалась?
– Вчера вечером перекинулась парой слов. Ну и что она говорит?
– Если в двух словах, "женщину нашли живой в морге. Судмедэксперт обвиняет службу спасения Уэймаута и полицию штата в ошибочной констатации смерти".
– О Господи. Этого я не говорила.
– Знаю. Но теперь на нас ополчился шеф службы спасения Уэймаута, да и полиция штата не в восторге. Луиза с трудом отбивается от их телефонных звонков.
На светофоре зажегся зеленый. Проезжая перекресток, Маура вдруг поймала себя на том, что ей хочется развернуться и поехать обратно домой. Страшно представить, что ждет на службе.
– Ты в офисе? – спросила она.
– С семи утра. Думал, ты уже на подходе.
– Я сейчас в машине. С утра готовила текст заявления.
– Хотел тебя предупредить: когда подъедешь, будь готова к тому, что тебя атакуют прямо на парковке.
– Они что, там дежурят?
– Да, репортеры, фургоны телевизионщиков. Заполонили всю Олбани-стрит. Снуют между нашим зданием и больницей.
– Повезло им! Все новости в одной точке.
– Ты больше ничего не слышала о пациентке?
– Сегодня утром звонила доктору Катлеру. Он сказал, что токсикология выявила положительную реакцию на барбитураты и алкоголь. Должно быть, она прилично накачалась.
– Возможно, это объясняет, почему она оказалась в воде. А поскольку она была накачана барбитуратами, неудивительно, что ее нашли без видимых признаков жизни.
– Но почему такой ажиотаж вокруг этого?
– Потому что новость достойна первых полос "Нэшнл Инкуайрер". Мертвая встает из могилы. К тому же она молода, так ведь?
– Я бы сказала, ей лет двадцать с небольшим.
– Симпатичная?
– Какая разница?
– Да ладно тебе. – Эйб засмеялся. – Сама знаешь, что разница большая.
Маура вздохнула.
– Да, – признала она. – Очень симпатичная.
– Ну, вот тебе и ответ на вопрос. Молодая, сексапильная и едва не загремевшая на секционный стол.
– Но ведь не загремела.
– Я просто предупреждаю, какая будет реакция у публики.
– Может, мне сказаться больной? Или вылететь первым рейсом на Бермуды?
– А мне расхлебывать? Не смей.
Когда минут через двадцать Маура свернула на Олбани-стрит, она сразу заметила два фургона телевидения, припаркованных у входа в здание бюро судмедэкспертизы. Как и предупреждал Эйб, репортеры уже были во всеоружии, Она вышла из кондиционированной прохлады своего "Лексуса", окунувшись во влажное утро, и к ней сразу же устремилось с полдюжины репортеров.
– Доктор Айлз! – крикнул один из них. – Я из "Бостон Трибьюн". Несколько слов о незнакомке.
В ответ Маура полезла в свой портфель и достала несколько экземпляров заявления, которое сочинила утром. Это был краткий отчет о событиях последней ночи и предпринятых ею действиях. Она протянула репортерам копии.
– Вот мое заявление, – сказала она. – Больше мне нечего добавить.
Но это не остановило поток вопросов.
– Как могла случиться подобная ошибка?
– Имя женщины еще неизвестно?
– Нам сказали, что факт смерти был констатирован службой спасения Уэймаута. Вы могли бы назвать имена?
– Вам нужно обратиться в их пресс-службу, – покачала головой Маура. – Я не могу отвечать за других.
– Вы должны признать, доктор Айлз, что речь идет о некомпетентности некоторых лиц, – заявила одна из женщин.
Маура узнала этот голос. Она обернулась и увидела блондинку, которая проталкивалась вперед.
– Вы репортер шестого канала?
– Зоя Фосси. – Женщина начала расплываться в улыбке, польщенная тем, что ее узнали, но под взглядом Мауры ее улыбка тут же померкла.
– Вы исказили мои слова, – сказала Маура. – Я не говорила, что обвиняю службу спасения или полицию штата.
– Но кто-то же виноват в этом. Если не они, тогда кто? Может быть, вы, доктор Айлз?
– Нет.
– Живую женщину упаковали в мешок для трупа. Восемь часов держали в холодильнике морга. И никто не несет за это ответственность? – Фосси немного помолчала. – Не кажется ли вам, что кто-то может вылететь с работы за такие дела? Скажем, тот же следователь из полиции штата?
– По-моему, вы чересчур торопитесь с обвинениями.
– Эта ошибка могла стоить женщине жизни.
– Но ведь не стоила.
– Вы хотите сказать, что такие ошибки допустимы? – Фосси рассмеялась. – Неужели так трудно установить, что человек жив?
– Труднее, чем вам кажется, – огрызнулась Маура.
– Выходит, вы их защищаете.
– Я передала вам свое заявление. Я не могу комментировать действия других служб.
– Доктор Айлз! – Это снова был репортер из "Бостон Трибьюн". – Вы сказали, что установить факт смерти не всегда легко. Я знаю, что подобные ошибки совершались и в других моргах страны. Не могли бы вы просветить нас: почему иногда бывает трудно определить, жив человек или мертв? – Он говорил уважительным и спокойным тоном. Это был не вызов, а вдумчивый вопрос, заслуживающий ответа.
Она пристально посмотрела на репортера. Увидела умные глаза, взъерошенные ветром волосы, аккуратную бородку и вдруг подумала, что он напоминает моложавого профессора колледжа. С такой внешностью можно разбить сердце не одной студентки.
– Как ваше имя? – спросила она.
– Питер Лукас. Я веду колонку в "Трибьюн".
– Я побеседую с вами, господин Лукас. И только с вами. Проходите.
– Постойте! – запротестовала Фосси. – Многие из нас ожидали гораздо дольше.
Маура смерила ее ледяным взглядом.
– В данном случае, госпожа Фосси, Бог подает не тому, кто рано встает. А тому, кто вежлив. – Она отвернулась и направилась к зданию. Репортер из "Трибьюн" последовал за ней.
Ее секретарь Луиза говорила по телефону. Зажав трубку рукой, она шепнула Мауре с оттенком отчаяния в голосе:
– Телефон не смолкает. Что им говорить?
Маура положила перед ней на стол копию своего заявления.
– Отправляй всем по факсу.
– Это все, что мне нужно делать?
– Не соединяй меня ни с кем из журналистов. Я согласилась поговорить с господином Лукасом и больше ни с кем. Я не буду давать других интервью.
Луиза окинула взглядом репортера, и по выражению ее лица нетрудно было прочитать: "Я вижу, вы выбрали самого симпатичного".
– Это не займет много времени, – сказала Маура.
Она провела Лукаса в свой кабинет и закрыла дверь. Указала ему на стул.
– Спасибо, что согласились побеседовать со мной, – поблагодарил ее журналист.
– Там, на улице, меня не раздражали только вы.
– Но это не значит, что я вообще не вызываю раздражения.
Она слегка улыбнулась этому замечанию.
– Это всего лишь стратегия самовыживания, – объяснила она. – Может, если я дам вам интервью, добычей для них станете именно вы. Они оставят меня в покое и начнут преследовать вас.
– Боюсь, это не сработает. Они все равно от вас не отстанут.
– Есть столько всего интересного, о чем вы могли бы написать, господин Лукас. Почему вы выбрали именно эту историю?
– Потому что она затрагивает наше подсознание. Пробуждает самые худшие страхи. Ведь каждому приходит в голову мысль о том, что он тоже может оказаться в подобной ситуации. Когда его, живого, примут за мертвого. Или, того хуже, похоронят заживо. Согласитесь, такие случаи бывали.
Она кивнула.
– Да, история сохранила несколько документальных свидетельств. Но эти случаи имели место еще до того, как изобрели бальзамирование.
– А пробуждение в моргах? Это ведь не далекая история. Я выяснил, что за последние годы было несколько случаев.
Она заколебалась.
– Да, возможно.
– И чаще, чем публика может себе представить. – Он достал блокнот и принялся листать страницы. – Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый год, Нью-Йорк. Мужчина лежит на секционном столе. Патологоанатом берется за скальпель и уже собирается сделать первый надрез, когда труп вдруг просыпается и хватает врача за горло. Врач падает замертво от разрыва сердца. – Лукас взглянул на нее. – Вам известен этот случай?
– Вы ухватились за самый сенсационный пример.
– Но это правда. Разве нет?
Она вздохнула.
– Да. Этот случай мне известен.
Журналист перевернул страницу.
– Спрингфилд, Огайо, тысяча девятьсот восемьдесят девятый год. Женщину в доме престарелых признают умершей и перевозят в морг похоронного бюро. Она лежит на столе, а работник похоронного бюро готовит ее к похоронам. Вдруг труп начинает говорить.
– Похоже, вы хорошо подготовились.
– В самом деле, эта тема меня очень волнует. – Он пролистал свой блокнот. – Вчера ночью я составил целый список. Девочка в Южной Дакоте очнулась в открытом гробу. Мужчина в ДеМойне ожил при вскрытии грудной клетки. Только тогда патологоанатом вдруг осознал, что сердце еще бьется. – Лукас посмотрел на Мауру. – Это не городские легенды. Это документально подтвержденные факты, и их немало.
– Послушайте, я не утверждаю, что таких случаев не было. Глупо отрицать очевидное. Да, трупы просыпались в моргах. При вскрытии старых могил обнаруживали, что крышка гроба исцарапана изнутри. Люди настолько напуганы, что некоторые производители гробов уже оборудуют свою продукцию датчиками вызова помощи. На случай, если кого-нибудь решат похоронить живым.
– Звучит ободряюще.
– Да, такое может произойти. Я уверена, вы слышали теорию о Христе. Что распятие Христа на самом деле не было распятием. А классическим примером погребения заживо.
– Почему же так сложно определить, мертв человек или нет? Разве это не очевидно?
– Иногда нет. Люди, подвергшиеся переохлаждению или, скажем, утонувшие в холодной воде, могут выглядеть мертвыми. Нашу неизвестную нашли в холодной воде. И к тому же есть определенные препараты, которые маскируют признаки жизни и затрудняют обнаружение дыхания и пульса.
– Как в "Ромео и Джульетте". Джульетта выпила какое-то зелье, чтобы выглядеть мертвой.
– Да. Я не знаю, что это было за зелье, но сценарий вполне правдоподобный.
– И какие препараты могут вызвать подобный эффект?
– Например, барбитураты. Они подавляют дыхание, и трудно определить, дышит ли человек.
– Именно это и выявил анализ на токсины, который сделали нашей незнакомке? Следы фенобарбитала.
Она нахмурилась.
– Откуда вы это узнали?
– Из проверенных источников. Но ведь это правда, так ведь?
– Без комментариев.
– Она лечилась у психиатра? Почему у нее передозировка фенобарбитала?
– Мы не знаем даже имени этой женщины, не говоря уже об истории ее болезни.
Некоторое время репортер изучающе глядел на Мауру, и от его пристального взгляда ей было не по себе. Зря я согласилась на это интервью, подумала она. Еще совсем недавно Питер Лукас производил впечатление вежливого и серьезного журналиста – как раз такого, кто отнесся бы к этой истории с должным уважением. Но характер его вопросов ей не нравился. Он пришел на эту встречу, хорошо подготовленный и подкованный как раз в тех деталях, углубляться в которые ей совсем не хотелось: именно эти детали могли привлечь внимание широкой публики.
– Я так понимаю, эту женщину достали из вод залива Хингхэм вчера утром, – продолжал он. – Первой на вызов откликнулась служба спасения Уэймаута.
– Совершенно верно.
– Почему на место не пригласили судмедэксперта?
– У нас нет столько людей, чтобы выезжать на каждое место происшествия. К тому же это случилось в Уэймауте, да и не было никаких очевидных признаков убийства.
– Так решила полиция штата?
– Их детектив подумал, что, скорее всего, произошел несчастный случай.
– Или попытка самоубийства, учитывая результаты анализа на токсины.
Она не видела смысла отрицать то, что ему уже известно.
– Да, у нее могла быть передозировка.
– Передозировка барбитуратом. И переохлаждение в воде. Две причины, которые могли осложнить констатацию смерти. Разве не следовало учесть эти факторы?
– Да, пожалуй, это стоило принять во внимание.
– Но ни полиция, ни спасатели этого не сделали. Уже выглядит как ошибка.
– Такое случается. Это все, что я могу сказать.
– А лично вы, доктор Айлз, когда-нибудь совершали подобные ошибки? Объявляли мертвым того, кто был еще жив?
Маура задумалась, мысленно возвращаясь к годам интернатуры. Однажды ночью ее, дежурного врача, разбудил телефонный звонок. Как сказала медсестра, только что скончалась пациентка койки 336А. Нужно прийти и констатировать смерть. Пока Маура шла к палате, она не испытывала ни беспокойства, ни неуверенности. В институте не было специального курса по методике констатации смерти; предполагалось, что смерть можно установить сразу, едва увидев тело. В ту ночь она шла по больничному коридору, думая о том, что быстро справится с задачей и вернется в постель. Смерть пациентки не была неожиданностью; в медицинской карте женщины на последней стадии рака значилось: "неизлечима". Надежды на выздоровление не было.
Войдя в палату 336, Маура с удивлением обнаружила, что кровать окружена плотным кольцом рыдающих родственников, которые собрались попрощаться с покойной. Ей предстояло работать на глазах целой аудитории, в то время как она рассчитывала на тет-а-тет с покойной. На нее с горечью смотрели глаза родных, пока она, извинившись за вторжение, подходила к больничной койке. Пациентка лежала на спине, лицо ее было умиротворенным. Маура достала из кармана стетоскоп и, просунув мембрану под больничную сорочку, прижала ее к хилой груди. Склонившись над телом, она чувствовала, как плотнее сжимается кольцо родственников, как давит на нее их повышенное внимание. Она не стала долго слушать пациентку, как это было положено. Медсестры уже установили, что она мертва; вызов врача был всего лишь формальностью. Отметка в карте, подпись – все, что им нужно было для отправки пациентки в морг. Напряженно вслушиваясь в тишину, Маура думала только о том, как бы поскорее уйти из палаты. Она выпрямилась, придав лицу приличествующее случаю скорбное выражение, и перевела взгляд на мужчину, который, как она предположила, был мужем покойной. Она уже собиралась пробормотать: "Мне очень жаль, но она скончалась".
Но еле слышное дыхание остановило ее.
В изумлении она перевела взгляд на пациентку и увидела, что грудная клетка слегка приподнимается. Еще один вдох – и она снова замерла. Типичный случай агонального дыхания – никаких чудес, просто мозг посылает последние электрические импульсы, которые приводят в движение диафрагму. Родственники, толпившиеся в палате, открыли рты от изумления.
– О Боже! – пролепетал муж. – Она еще жива.
– Это... произойдет очень скоро, – все, что смогла вымолвить Маура.
Она вышла из палаты, потрясенная тем, как близка была к ошибке. С тех пор она проявляла особую осторожность в констатации смерти.
Доктор Айлз взглянула на журналиста.
– Все совершают ошибки, – сказала она. – Установить смерть не так легко, как вам кажется.
– Выходит, вы защищаете спасателей? И полицию штата?
– Я говорю, что ошибки случаются. Вот и все. – "Одному Богу известно, сколько ошибок совершила я сама". – Я могу представить себе картину происшествия. Женщину нашли в холодной воде. В ее крови обнаружили барбитураты. Эти факторы могли обеспечить внешние признаки смерти. В сложившихся обстоятельствах ошибка не представляется столь уж грубой. Спасатели просто старались выполнить свою работу, и я надеюсь, вы будете справедливы по отношению к ним, когда станете писать свой репортаж. – Она встала из-за стола, давая понять, что интервью окончено.
– Я всегда стараюсь быть справедливым, – сказал он.
– Не каждый журналист может этим похвастать.
Лукас тоже поднялся и, уже стоя, глядел на нее.
– Дайте мне знать, если мои старания не увенчаются успехом. После того как прочтете мою колонку.
Доктор Айлз проводила его до двери. И пронаблюдала, как он прошел мимо стола Луизы и вышел из офиса.
Луиза подняла глаза от клавиатуры.
– Как все прошло?
– Не знаю. Может, и не следовало давать ему интервью.
– Ну, скоро мы это узнаем, – заметила Луиза, возвращаясь к работе. – Когда в пятницу в "Трибьюн" выйдет его колонка.
5
Джейн не могла определить, какие новости ее ждут – хорошие или плохие.
Доктор Стефания Тэм склонилась над ней с доплеровским стетоскопом, и блестящие черные волосы полностью скрывали ее лицо, так что Джейн не могла видеть его выражения. Лежа на спине, Джейн следила за тем, как головка стетоскопа скользит по ее огромному животу. У доктора Тэм были изящные руки, руки хирурга, и она держала прибор нежно и осторожно, как музыкант арфу. Рука вдруг замерла, и Тэм сосредоточенно склонилась ниже. Джейн взглянула на своего мужа Габриэля, который сидел рядом, и увидела, что в его глазах тоже появилось тревожное выражение.
"Что с нашим ребенком?"
Наконец доктор Тэм выпрямилась, взглянула на Джейн и мягко улыбнулась.
– Послушайте сами, – предложила она и увеличила громкость стетоскопа.
Из динамика доносились ритмичные посвистывания, уверенные и энергичные.
– Здоровое сердцебиение плода, – пояснила Тэм.
– Значит, с моим ребенком все в порядке?
– Пока все хорошо.
– Пока? Что это значит?
– Понимаете, ему больше нельзя оставаться там. – Тэм свернула стетоскоп и убрала его в футляр. – После разрыва амниотического мешка роды начинаются самопроизвольно.
– Но ничего же не происходит. Я не чувствую схваток.
– Вот именно. Ваш ребенок отказывается действовать. У вас на редкость упрямый малыш, Джейн.
– Как и его мамочка, – вздохнул Габриэль. – Она готова бороться с преступниками до самых родов. Пожалуйста, скажите моей жене, что сейчас она официально находится в декретном отпуске.
– Работать вам категорически запрещено, – подтвердила Тэм. – Сейчас мы сделаем ультразвук и посмотрим, что там творится. А потом, я думаю, пора начинать стимуляцию.
– А что, само не начнется? – спросила Джейн.
– У вас отошли воды. Теперь там открыт путь для любой инфекции. Прошло два часа, а схваток все нет. Придется поторопить малыша. – Тэм решительно направилась к двери. – Сейчас вам поставят капельницу. А я пока проверю, свободен ли кабинет ультразвука. Потом нам нужно будет достать этого озорника, чтобы вы наконец стали мамочкой.
– Все происходит так быстро.
Тэм рассмеялась.
– У вас было девять месяцев, чтобы свыкнуться с этой мыслью. Так что рождение ребенка не будет такой уж неожиданностью, – сказала она и вышла из комнаты.
Джейн уставилась в потолок.
– Я не уверена, что готова к этому.
Габриэль сжал ее руку.
– А я уже давно готов. Мне кажется, целую вечность. – Он поднял ее больничную сорочку и приложил ухо к голому животу. – Эй, малыш! – позвал он. – У папы уже нет сил терпеть, так что хватит нас дурачить.
– Фу! Ты сегодня плохо побрился.
– Я побреюсь еще раз, специально для тебя. – Габриэль выпрямился и посмотрел ей в глаза. – Я правду говорю, Джейн, – подтвердил он. – Я так долго мечтал о ней. О собственной маленькой семье.
– А что если она окажется совсем не такой, как ты хотел?
– А чего я хотел, по-твоему?
– Сам знаешь. Идеальный ребенок, идеальная жена.
– Зачем мне идеальная жена, если у меня есть ты? – сказал он и, смеясь, увернулся, когда Джейн замахнулась на него.
"А вот мне все-таки удалось заполучить идеального мужа, – подумала она, глядя в его улыбающиеся глаза. – До сих пор не понимаю, почему мне так повезло. Ума не приложу, как девчонке с прозвищем Лягушка удалось выйти замуж за мужчину, на которого, стоит только ему войти в комнату, сворачивают головы все находящиеся там женщины".
Габриэль нагнулся к ней и тихо произнес:
– Ты ведь до сих пор мне не веришь? Я могу хоть тысячу раз это повторять, а ты все равно не поверишь. Ты именно то, что мне нужно, Джейн. Ты и ребенок. – Он чмокнул ее в нос. – Итак. Что мне нужно принести вам, мамочка?
– О черт! Не называй меня так. Это совсем не сексуально.
– А мне кажется, очень сексуально. По правде говоря...
Рассмеявшись, она хлопнула его по руке.
– Иди. Поешь что-нибудь. И принеси мне гамбургер с жареной картошкой.
– Доктор не велела. Никакой еды.
– Ей не обязательно об этом знать.
– Джейн!
– Ладно, ладно. Иди домой и приготовь мне сумку с больничными принадлежностями.
Он отсалютовал ей:
– К вашим услугам. Именно для этого я и взял целый месяц отпуска.
– И может, дозвонишься моим родителям? Они так и не отвечают по телефону. Да, и принеси мне ноутбук.
Габриэль вздохнул и покачал головой.
– Что? – не поверила она.
– Ты собираешься рожать и просишь меня принести тебе компьютер?
– Мне надо разобраться с кучей документов.
– Ты безнадежна, Джейн.
Она послала ему воздушный поцелуй:
– Ты это знал, когда женился на мне.
Санитарка покачала головой и поставила коляску на тормоз.
– Таковы правила, мэм, никаких исключений. Пациентов надлежит перевозить в колясках. Еще не хватало, чтобы вы оступились и упали.
Джейн посмотрела на кресло-каталку, потом перевела взгляд на убеленную сединой медсестру, которая собиралась везти ее. Бедная старушка, подумала Джейн, это я ее должна возить. Потом неохотно сползла с кровати и устроилась в коляске, а медсестра закрепила на каталке капельницу. Только сегодня утром Джейн мерилась силами с Билли Уэйном Ролло, а сейчас чувствовала себя царицей Шеба. Как-то неловко. Пока ее катили по коридору, Джейн вслушивалась в свистящее дыхание санитарки, которое неприятно пахло сигаретами. А вдруг старушке станет плохо? А вдруг ей потребуется реанимация? Тогда-то я смогу встать, или это тоже против правил? Джейн вжалась в кресло, избегая встречаться взглядом с теми, кто попадался им по пути. "Не смотрите на меня, – думала она. – Мне и так стыдно за то, что я заставляю бедную бабулю надрываться".
Санитарка втолкнула кресло в лифт, пристроив его по соседству с другим пациентом. Это был седой старик, который бормотал что-то себе под нос. Джейн заметила, что он был привязан к креслу ремнем, и подумала: "Господи, да они и впрямь серьезно относятся к этим правилам. Если попытаешься выбраться, тебя привяжут".
Старик сердито глянул на нее.
– На что это вы смотрите, дамочка?
– Ни на что, – спохватилась Джейн.
– Тогда перестаньте смотреть.
– Хорошо!
Чернокожий санитар, стоявший за спинкой его кресла, ухмыльнулся.
– Господин Бодин так со всеми разговаривает, мэм. Так что не берите в голову.
Джейн пожала плечами.
– На работе со мной обращаются и похуже. – "О том, что там постреливают, я уж помолчу". Она стала смотреть прямо перед собой, наблюдая за тем, как меняются цифры этажей на табло, и старательно избегала взгляда господина Бодина.
– Все суют нос не в свое дело, – продолжал ворчать старик. – Кругом любопытные. Пялятся без конца!
– Господин Бодин, – одернул его медбрат, – никто на вас не пялится.
– Она пялилась.
"Неудивительно, что тебя связали, старый дурак!" – подумала Джейн.
Когда лифт открыл двери на цокольном этаже, санитарка вывезла Джейн из кабины. Пока они ехали по коридору к кабинету ультразвука, она чувствовала на себе взгляды попадавшихся по пути людей. Те, кто способен был передвигаться на своих двоих, с любопытством разглядывали больную с огромным животом. Неужели так чувствуют себя все, кто прикован к инвалидному креслу? Постоянно ощущают на себе сочувственные взгляды?
Сзади донесся все тот же надтреснутый голос:
– Какого черта вы уставились на меня?
"Только не это, – подумала она. – Неужели господину Бодину тоже нужно на ультразвук?" Брюзжание старика не смолкло, даже когда они свернули за угол и въехали в приемное отделение.
Санитарка оставила Джейн в холле, рядом со стариком. "Не смотри на него, – мысленно приказала она себе. – Даже не коси в его сторону".
– Такая гордячка, что даже поговорить со мной не хочешь? – вдруг заговорил ворчун.
"Сделай вид, что его тут нет".
– Ну вот, теперь делает вид, будто меня здесь вовсе нет.
Она вздохнула с облегчением, когда открылась дверь и медсестра в голубом костюме вышла в холл.
– Джейн Риццоли!
– Это я.
– Доктор Тэм спустится через несколько минут. А я пока отвезу вас в кабинет.
– А как же я? – захныкал старик.
– Мы еще не готовы принять вас, господин Бодин, – ответила медсестра и покатила коляску Джейн. – Потерпите немножко.
– Но я хочу писать, черт возьми!
– Да, я знаю, знаю.
– Ничего вы не знаете.
– Знаю достаточно, чтобы не распинаться тут с вами, – пробурчала себе под нос медсестра, толкая перед собой кресло с Джейн.
– Я вам тут ковер описаю! – завопил старик.
– Любимый пациент? – осведомилась Джейн.
– О да. – Медсестра вздохнула. – Всеобщий любимец.
Доктор Стефания Тэм склонилась над ней с доплеровским стетоскопом, и блестящие черные волосы полностью скрывали ее лицо, так что Джейн не могла видеть его выражения. Лежа на спине, Джейн следила за тем, как головка стетоскопа скользит по ее огромному животу. У доктора Тэм были изящные руки, руки хирурга, и она держала прибор нежно и осторожно, как музыкант арфу. Рука вдруг замерла, и Тэм сосредоточенно склонилась ниже. Джейн взглянула на своего мужа Габриэля, который сидел рядом, и увидела, что в его глазах тоже появилось тревожное выражение.
"Что с нашим ребенком?"
Наконец доктор Тэм выпрямилась, взглянула на Джейн и мягко улыбнулась.
– Послушайте сами, – предложила она и увеличила громкость стетоскопа.
Из динамика доносились ритмичные посвистывания, уверенные и энергичные.
– Здоровое сердцебиение плода, – пояснила Тэм.
– Значит, с моим ребенком все в порядке?
– Пока все хорошо.
– Пока? Что это значит?
– Понимаете, ему больше нельзя оставаться там. – Тэм свернула стетоскоп и убрала его в футляр. – После разрыва амниотического мешка роды начинаются самопроизвольно.
– Но ничего же не происходит. Я не чувствую схваток.
– Вот именно. Ваш ребенок отказывается действовать. У вас на редкость упрямый малыш, Джейн.
– Как и его мамочка, – вздохнул Габриэль. – Она готова бороться с преступниками до самых родов. Пожалуйста, скажите моей жене, что сейчас она официально находится в декретном отпуске.
– Работать вам категорически запрещено, – подтвердила Тэм. – Сейчас мы сделаем ультразвук и посмотрим, что там творится. А потом, я думаю, пора начинать стимуляцию.
– А что, само не начнется? – спросила Джейн.
– У вас отошли воды. Теперь там открыт путь для любой инфекции. Прошло два часа, а схваток все нет. Придется поторопить малыша. – Тэм решительно направилась к двери. – Сейчас вам поставят капельницу. А я пока проверю, свободен ли кабинет ультразвука. Потом нам нужно будет достать этого озорника, чтобы вы наконец стали мамочкой.
– Все происходит так быстро.
Тэм рассмеялась.
– У вас было девять месяцев, чтобы свыкнуться с этой мыслью. Так что рождение ребенка не будет такой уж неожиданностью, – сказала она и вышла из комнаты.
Джейн уставилась в потолок.
– Я не уверена, что готова к этому.
Габриэль сжал ее руку.
– А я уже давно готов. Мне кажется, целую вечность. – Он поднял ее больничную сорочку и приложил ухо к голому животу. – Эй, малыш! – позвал он. – У папы уже нет сил терпеть, так что хватит нас дурачить.
– Фу! Ты сегодня плохо побрился.
– Я побреюсь еще раз, специально для тебя. – Габриэль выпрямился и посмотрел ей в глаза. – Я правду говорю, Джейн, – подтвердил он. – Я так долго мечтал о ней. О собственной маленькой семье.
– А что если она окажется совсем не такой, как ты хотел?
– А чего я хотел, по-твоему?
– Сам знаешь. Идеальный ребенок, идеальная жена.
– Зачем мне идеальная жена, если у меня есть ты? – сказал он и, смеясь, увернулся, когда Джейн замахнулась на него.
"А вот мне все-таки удалось заполучить идеального мужа, – подумала она, глядя в его улыбающиеся глаза. – До сих пор не понимаю, почему мне так повезло. Ума не приложу, как девчонке с прозвищем Лягушка удалось выйти замуж за мужчину, на которого, стоит только ему войти в комнату, сворачивают головы все находящиеся там женщины".
Габриэль нагнулся к ней и тихо произнес:
– Ты ведь до сих пор мне не веришь? Я могу хоть тысячу раз это повторять, а ты все равно не поверишь. Ты именно то, что мне нужно, Джейн. Ты и ребенок. – Он чмокнул ее в нос. – Итак. Что мне нужно принести вам, мамочка?
– О черт! Не называй меня так. Это совсем не сексуально.
– А мне кажется, очень сексуально. По правде говоря...
Рассмеявшись, она хлопнула его по руке.
– Иди. Поешь что-нибудь. И принеси мне гамбургер с жареной картошкой.
– Доктор не велела. Никакой еды.
– Ей не обязательно об этом знать.
– Джейн!
– Ладно, ладно. Иди домой и приготовь мне сумку с больничными принадлежностями.
Он отсалютовал ей:
– К вашим услугам. Именно для этого я и взял целый месяц отпуска.
– И может, дозвонишься моим родителям? Они так и не отвечают по телефону. Да, и принеси мне ноутбук.
Габриэль вздохнул и покачал головой.
– Что? – не поверила она.
– Ты собираешься рожать и просишь меня принести тебе компьютер?
– Мне надо разобраться с кучей документов.
– Ты безнадежна, Джейн.
Она послала ему воздушный поцелуй:
– Ты это знал, когда женился на мне.
* * *
– Знаете, – произнесла Джейн, глядя на инвалидную коляску, – я и сама могу дойти до кабинета диагностической визуализации, если только вы мне скажете, где он находится.Санитарка покачала головой и поставила коляску на тормоз.
– Таковы правила, мэм, никаких исключений. Пациентов надлежит перевозить в колясках. Еще не хватало, чтобы вы оступились и упали.
Джейн посмотрела на кресло-каталку, потом перевела взгляд на убеленную сединой медсестру, которая собиралась везти ее. Бедная старушка, подумала Джейн, это я ее должна возить. Потом неохотно сползла с кровати и устроилась в коляске, а медсестра закрепила на каталке капельницу. Только сегодня утром Джейн мерилась силами с Билли Уэйном Ролло, а сейчас чувствовала себя царицей Шеба. Как-то неловко. Пока ее катили по коридору, Джейн вслушивалась в свистящее дыхание санитарки, которое неприятно пахло сигаретами. А вдруг старушке станет плохо? А вдруг ей потребуется реанимация? Тогда-то я смогу встать, или это тоже против правил? Джейн вжалась в кресло, избегая встречаться взглядом с теми, кто попадался им по пути. "Не смотрите на меня, – думала она. – Мне и так стыдно за то, что я заставляю бедную бабулю надрываться".
Санитарка втолкнула кресло в лифт, пристроив его по соседству с другим пациентом. Это был седой старик, который бормотал что-то себе под нос. Джейн заметила, что он был привязан к креслу ремнем, и подумала: "Господи, да они и впрямь серьезно относятся к этим правилам. Если попытаешься выбраться, тебя привяжут".
Старик сердито глянул на нее.
– На что это вы смотрите, дамочка?
– Ни на что, – спохватилась Джейн.
– Тогда перестаньте смотреть.
– Хорошо!
Чернокожий санитар, стоявший за спинкой его кресла, ухмыльнулся.
– Господин Бодин так со всеми разговаривает, мэм. Так что не берите в голову.
Джейн пожала плечами.
– На работе со мной обращаются и похуже. – "О том, что там постреливают, я уж помолчу". Она стала смотреть прямо перед собой, наблюдая за тем, как меняются цифры этажей на табло, и старательно избегала взгляда господина Бодина.
– Все суют нос не в свое дело, – продолжал ворчать старик. – Кругом любопытные. Пялятся без конца!
– Господин Бодин, – одернул его медбрат, – никто на вас не пялится.
– Она пялилась.
"Неудивительно, что тебя связали, старый дурак!" – подумала Джейн.
Когда лифт открыл двери на цокольном этаже, санитарка вывезла Джейн из кабины. Пока они ехали по коридору к кабинету ультразвука, она чувствовала на себе взгляды попадавшихся по пути людей. Те, кто способен был передвигаться на своих двоих, с любопытством разглядывали больную с огромным животом. Неужели так чувствуют себя все, кто прикован к инвалидному креслу? Постоянно ощущают на себе сочувственные взгляды?
Сзади донесся все тот же надтреснутый голос:
– Какого черта вы уставились на меня?
"Только не это, – подумала она. – Неужели господину Бодину тоже нужно на ультразвук?" Брюзжание старика не смолкло, даже когда они свернули за угол и въехали в приемное отделение.
Санитарка оставила Джейн в холле, рядом со стариком. "Не смотри на него, – мысленно приказала она себе. – Даже не коси в его сторону".
– Такая гордячка, что даже поговорить со мной не хочешь? – вдруг заговорил ворчун.
"Сделай вид, что его тут нет".
– Ну вот, теперь делает вид, будто меня здесь вовсе нет.
Она вздохнула с облегчением, когда открылась дверь и медсестра в голубом костюме вышла в холл.
– Джейн Риццоли!
– Это я.
– Доктор Тэм спустится через несколько минут. А я пока отвезу вас в кабинет.
– А как же я? – захныкал старик.
– Мы еще не готовы принять вас, господин Бодин, – ответила медсестра и покатила коляску Джейн. – Потерпите немножко.
– Но я хочу писать, черт возьми!
– Да, я знаю, знаю.
– Ничего вы не знаете.
– Знаю достаточно, чтобы не распинаться тут с вами, – пробурчала себе под нос медсестра, толкая перед собой кресло с Джейн.
– Я вам тут ковер описаю! – завопил старик.
– Любимый пациент? – осведомилась Джейн.
– О да. – Медсестра вздохнула. – Всеобщий любимец.