Гетманский Игорь. Игра и кара

   - Слышь, Володь, предупреждать надо...
   Калмык доставил Неандертальца в больницу. Множественные переломы ребер, сотрясение мозга средней тяжести и частичная амнезия.
   Что с ним произошло и кто его бил, Неандерталец абсолютно не помнил.
   Дело приобретало угрожающий оборот. И Калмык не выходил из дома еще пару дней после происшествия с Неандертальцем. Неизвестно, в каком темном углу подъезда или двора затаились в ожидании гориллы, пока их клоуны для отвода глаз разливали у помойки. Чисто звериной хитрости и зоновского мстительного упрямства им было не занимать. Они навалятся на него со спины, взявшись черт знает откуда, Калмык ничего не успеет сделать и разделит участь Неандертальца. Или случится с ним кое-что похуже...
   На всякий случай он отправил Ирку и девчонок до конца недели за город, а сам сидел дома, и потихоньку начинал заводиться. Его бесила собственная беспомощность, дикость сложившейся ситуации не укладывалась в голове. А дела не ждали, Хорек и Хохол названивали каждый день: надо было ехать в банк, продвигать расселение на Кутузовском - деньги туда вложили немалые, давать рекламу о продаже... Дела не ждали, все ниточки от них были в руках Калмыка, и даже наиболее толковый и потому особо приближенный к барину Хорек не справился бы ни с одним из них. А значит, надо было вылезать из берлоги и открывать спину.
   Ну и хрен с ним, подумал Калмык. Раздраженный бес в нем подталкивал к решительным действиям. Никто еще не держал Калмыка так долго в страхе и напряжении, и поэтому он возьмет свой "макаров" и выйдет, и если надо будет, разрядит в кое-кого всю обойму, а потом переломает хребты этим ходячим мертвецам...
   - Так, как ты сделал это Обряду? - спросил его чей-то ехидный голос. Но Калмык не обратил на него внимания. Он уже собирался.
   Ясное утро не обещало никаких неприятностей с погодой. И вообще никаких неприятностей, судя по настроению Калмыка. Он бодро сбежал по лестнице, не забывая оглядывать темные проходы от лифтов к квартирам, быстро вышел из подъезда, зорко стреляя глазами по сторонам, и удовлетворенно взгромоздился на высокое кожаное сиденье своего "Чероки".
   - Эй, придурки, стакан не уроните! - крикнул он из машины, проезжая мимо помойки. Клоуны развернулись и проводили его совершенно осовелыми взглядами. Наклюкались уже спозаранку. Под завязку.
   Калмык действительно чувствовал себя, как будто выздоровел после болезни: в голове приятно звенело от свежего воздуха, прохладный ветерок взбадривал, и хотелось шутить. И так шутя он за каких-то четыре-пять часов побывал в десяти местах, обговорил кучу вопросов и заткнул почти все дыры в делах, что накопились за три дня. Правда, из своего района так и не удалось выбраться на Кутузовский, но зато теперь он был на Ленинградке, десять минут езды от дома, и вполне мог заехать к себе перекусить. Страшноватые впечатления последних дней выветрились из него, оставшись мутными тенями на задворках сознания. "Накрутил я себе в голове черт-те что, ерунда какая-то получилась. Надо будет потом обмозговать все получше. Справки навести кое-какие..." - легко подумал Калмык и взял курс по направлению к дому.
   Он вовсе не собирался поначалу подсаживать мордатого мужика в кепке и в черных очках, голосовавшего на дороге. Но потом старая привычка не бедного нынче Калмыка взяла свое: расходы на бензин и мелкий ремонт своего любимого мустанга он давно привык возмещать мелким извозом. Да и пассажир, вроде, опасений не вызывал, фраер какой-то в болонье. Если до метро - подвезу, решил Калмык, лишний червонец не помешает.
   - Куда тебе?
   Мужик суетливо подбежал к джипу и назвал улицу. Рядом с домом Калмыка. На десять тысяч согласился сразу и прямиком полез в заднюю дверь. Фраер, презрительно подумал Калмык, как в такси ездит...
   Он сразу же забыл про пассажира и стал выруливать с шоссе на тихую улицу, ведущую вдоль парка в его квартал, - движения там не было почти никакого - а когда сделал это, за спиной его раздался голос попутчика. И у Калмыка побежали по спине холодные мурашки.
   - Вези меня, Володик, домой. Мне надо поговорить с тобой в знакомой обстановке.
   Ернический тон. Солидный баритончик старого развратника. "Володик..." Голос Климушкина!
   Он вывернул шею и увидел, как мужик снимает очки и кепку. Красная рожа с добрыми лучистыми морщинками у глаз сладко улыбалась Калмыку. Климушкин. Бомж, который должен торчать сейчас ногами в небо из кучи дерьма на городской свалке и кормить ворон. Володик, я вернулся!..
   Калмык дернулся было к бардачку за пистолетом - "вот ведь дурак, куда упрятал!" - но тут огромный тесак с локоть величиной с диким скрежетом вонзился в приборную доску, и деревянная ручка ножа грязной культей закачалась у него перед носом. Калмык ошалело затормозил, и это было последнее, что он сделал самостоятельно, после он только слушал и выполнял команды.
   - Я давно уже должен обсудить с тобой один вопрос, - ласково проворковал Климушкин и железным захватом обнял Калмыка за шею. Не его это была сила и сноровка: ни много, ни мало - сам Чикатилло беседовал сейчас с Калмыком! Душа моя не спокойна, Володик, и вот почему... - В горло Калмыка уперлось широченное лезвие другого тесака, не меньше первого. - Тебе удобно? Тогда поезжай, мать твою, и не нервируй меня, пока я не объясню тебе свою проблему.
   Климушкин на мгновение ослабил хватку и врезал своим страшным ножом по стеклу боковой дверцы. Уж как у него это получилось, никто не скажет, только стекло - а было оно у Калмыка бронированное - разлетелось со взрывом на тысячу осколков, а вся верхняя часть дверцы от этого взрыва выгнулась наружу. Парализованный ужасом Калмык отжал сцепление и тихо тронул с места. Климушкин захохотал, навесил Калмыку здоровенный удар в ухо - тот только вобрал голову в плечи - и стал охаживать своим тесаком салон джипа. Трещала дорогая обивка сидений, хрустели стекла, жуткий хохот Климушкина сотрясал воздух. Сам демон бесновался сейчас у Калмыка за спиной, а он ничего не мог сделать и только тихо рулил, выпучив глаза, по такой мирной, еще зеленой и пустынной улице, лавируя между стеной парка и больничными заборами.
   - Володик, дорогой, - рассудительно продолжил Климушкин, и острый тесак вернулся к горлу Калмыка. - Моя комната, долги, твои проценты и нервные затраты - все ведь это в прошлом, не так ли? И я рассчитался с тобой, ведь правда? Сполна, Володик, заметь это, сполна! - Климушкин значительно помолчал. - Но ведь мебель моя не входила в счет оплаты! - вдруг заорал он так, что завибрировали рессоры, и вдарил тесаком по спинке калмыковского сиденья Калмык ошалело шарахнулся вперед. - Ты отнес их на помойку, - тихо и печально констатировал он. - Но не это сейчас тревожит меня! Скажи мне, друг мой, скажи честно, но прежде хорошенько подумай, прежде чем отвечать абы как... Климушкин сделал просто смертельную по напряженности паузу и доверительно наклонился к уху Калмыка. - Как насчет моего холодильника, Володик? Моего маленького, компактного холодильника "Север-3", 1956-го года выпуска?! Что ты с н и м сделал? - Острие тесака надавило на шею Калмыка так сильно, что выступила кровь. - Ты оставил его на моей коммунальной кухне, на растерзание отвратительной соседке Клавке? Ведь так? Ответь мне скорее, Володик, оставил ведь, правда? Оставил, да?!
   - Да, - выдавил из себя онемевший было ото всего этого Калмык и приготовился умереть.
   - Вот и хорошо! - весело рассмеялся Климушкин и великодушно ослабил нажим тесака. - Значит, теперь мы сможем с тобой забрать его! - И снова захохотал.
   Они въезжали уже во дворы квартала. До дома Калмыка было подать рукой. Он мог бы выскочить из машины и пронестись ракетой к спасительному подъезду, но проклятый Климушкин крепко держал его. Калмык уже оставил всякую надежду освободиться самостоятельно, как вдруг, когда они завернули в соседний двор, и он уже мог увидеть угол своей светло-кирпичной башни, Климушкин молча убрал руки и деловито засуетился сзади. Калмык, вместо того, чтобы вскочить и исчезнуть, машинально посмотрел назад и обмер. Климушкин проделал огромную дыру в спинке сиденья и теперь доставал из багажника запасную канистру с бензином. Крышка уже была отвинчена, бензин лился на изуродованную обшивку сидений, и его бедовый запах смертным духом опалил ноздри Калмыка. Климушкин зажег спичку, перехватил его взгляд и осклабился:
   - Володик, я вернулся!
   Калмык выбил плечом дверь, больно упал на спину, перевернулся через голову и откатился к бордюру. Канистра взорвалась. Пылающий джип, медленно, как черный катафалк, проехал до поворота к дому Калмыка, уткнулся носом в придорожные кусты и еще раз сотряс пустынные в этот час улицы рабочего квартала взрывом бензобака. Калмык поднялся. Тупо уставившись на то, что раньше было его машиной, он теперь отстраненно наблюдал, как из-за полыхающего факела плавно выступил невредимый Климушкин в горящем плаще и протянул к нему обугленные руки:
   - Нам нужно обсудить с тобой еще кое-что, Калмык!
   И тогда он закричал. А потом изо всех сил помчался к подъезду.
   Он взлетел на свой этаж на крыльях страха, перескакивая через три ступеньки. Сердце бешено колотилось, руки тряслись, но ключ сам втянулся в замочную скважину, суматошно задвигались ригели замка. Калмык ввалился в квартиру, обеими руками задвинул широкий засов и прильнул к дверному глазку. Тяжелые шаги Климушкина зазвучали на лестнице. Калмык удовлетворенно окинул взглядом тяжеленную металлическую дверь.
   - Не пройдешь, сука. Кто бы ты ни был, не пройдешь! - задыхаясь прошептал он.
   И вдруг понял, что за спиной у него кто-то стоит.
   Он медленно, очень медленно - "теперь спешить некуда, куда тебе спешить, Калмык, все теперь, обложили..." - повернулся и уткнулся взглядом в две мрачные фигуры в конце коридора. Дурында и Марат держали с двух сторон огромный, с 70-тисантиметровым экраном, калмыковский "Панасоник" и молча буравили его черными сверлами расширенных от ненависти зрачков.
   Только теперь Калмык увидел, во что превратилась его квартира. Чья-то злая рука вывернула его бережно обставленное и ухоженное жилье наизнанку. Его взгляд обалдело заметался от зверской гримасы Дурынды к длинным лентам содранных обоев, от сдвинутой на затылок кепочки Марата к выдранным с мясом дверцам итальянского гарнитура, от жилистых рук, сжимавших "Панасоник", к огромным матерным надписям на потолке.
   Дурында и Марат с грохотом бросили телевизор на пол. От этого звука что-то оборвалось внутри Калмыка, и он стал медленно оседать на мягкий ворс заляпанного какой-то гадостью паласа.
   Раздался короткий, но требовательный звонок в дверь. Дурында надвинулся на Калмыка, не спуская с него давящего взгляда, но трогать не стал, а перешагнул через его протянутые ноги и отодвинул засов.
   "Ну, вот и все... - спокойно подумал Калмык. Голова его стала пустой и легкой, великолепное равнодушие овладело им. - Вот и все, Володя. Песенка твоя спета. Сейчас войдет Климушкин, с третьим своим тесаком, размером с топор, и разрежет тебя на куски. А потом они все вместе пойдут в его квартиру и вынесут маленький компактный холодильник "Север-3". На помойку. И там наклюкаются в пыль с Обрядом, Колькой и дядей Ваней. За упокой души Володика. Жизнь продолжается, Калмык. Мертвяки будут жить, а ты... Значит, так надо!"
   Дверь отворилась, и Калмык бессмысленно улыбнулся. Он повернул голову, ожидая увидеть ухмыляющуюся физиономию Климушкина, и... действительно увидел ее. Но это был совсем другой Климушкин. Взгляд его был сосредоточен, щеки подтянулись, руки старательно прикрывали самые большие дыры на одежде. Он спокойно и значительно взглянул на Дурынду, и не обращая на Калмыка никакого внимания, стремительно шагнул от порога и увлек обеих горилл вглубь квартиры. Калмык изумленно проводил их взглядом и снова посмотрел на дверь.
   На пороге стоял немолодой человек в светлом плаще.
   - Вставайте, Владимир Михайлович. С вами все нормально, здоровьем вас Бог не обидел. Просто давно никто, видимо, не пугал.
   Он аккуратно прикрыл за собой дверь и остановился напротив Калмыка.
   Калмык узнал его. Он все понял. Или понял наполовину, но достаточно. Неважно. Его былое насмешливое презрение к этому человеку разлетелось в куски, и на его месте теперь разрасталась возмущенная злоба. Это вернуло Калмыку силы, и он поднялся. Еще секунду они смотрели друг на друга, глаза в глаза, потом Калмык выругался и, отвернувшись, побрел в разбитую спальню. Пока этот человек здесь, уроды его не тронут, это он знал точно.
   - Значит, это твоя работа, гад...- начал было Калмык, но сразу понял, что совсем не так распределил роли. Он обернулся на движение за спиной и увидел, что разговаривает с гориллами. Они схватили его за локти и отнесли в гостиную, где уже расположился в кресле давний знакомый. Гориллы бросили Калмыка в кресло напротив и застыли у двери в комнату. Климушкин бесшумной тенью двигался в коридоре.
   Серые глаза человека в светлом плаще холодно сверкнули:
   - Тон сейчас буду задавать здесь я, и постарайтесь провести эту беседу достойно. Не как быдло. Она может оказаться последней для вас.
   Глупая самоуверенность покинула Калмыка. Он вдруг почувствовал, что стоит на краю бездны и не имеет возможности отступить назад. Это была не демонстрация силы, не выяснение отношений, с ужасом осознал он. Это была казнь. А он - приговоренный. А этот интеллигентный кусок стали напротив, в глазах которого Калмык когда-то в плохую минуту читал бессилие, отчаяние ... и просьбу - его палач.
   Мысли в голове Калмыка смешались.
   - Кто они? - Он неуклюже мотнул головой в сторону уродов.
   - Демоны.
   Каблук выпучил глаза:
   - А те? На улице?
   - Все те же лица. Каждый из них представлял двоих.
   Калмык вытаращился на горилл. Челюсть его отвисла. Потом плечи опали, он опустил голову.
   - Значит, это не мертвецы. А я думал... - Он взглянул на человека напротив. - Что же ты не сказал, что ты... колдун? Никто бы не тронул вас тогда...
   Человек в светлом плаще подался навстречу Калмыку:
   - А просто быть человеком, не монстром, не колдуном, не бандюком - просто человеком! - этого было мало, чтобы нас не тронули? - Он смотрел в упор на Калмыка. - Этого недостаточно, правда? Потому что вы т а к у ю себе выбрали долю - пожирать людей!
   Калмык поднял голову и постарался придать голосу убедительный тон:
   - Да чего ты через столько лет всполошился из-за своей квартиры? Отдам я тебе деньги, стоило огород городить. Подумаешь, тридцать тысяч...
   Человек в светлом плаще характерным утомленным жестом поднес руку ко лбу:
   - Вы ни черта не поняли. Мне не нужны теперь эти деньги. Она умерла. Вы помните ее? Моя жена умерла. Деньги нужны были три года назад. Чтобы купить ей жизнь. - Он резко встал и заходил по гостиной. - Теперь уже ничего не нужно. Я бы вылечил сейчас ее сам, понимаете, как вас там... Калмык! Я бы вылечил ее сам, вот этими вот руками - не продавая квартиры, не обращаясь к врачам!
   Он поднес раскрытые ладони к лицу Калмыка, и тот с испуганным изумлением ощутил исходящую из них силу. Волосы у него на голове завибрировали и бесформенным колтуном нависли надо лбом. Человек в светлом плаще опустил руки и сел в кресло.
   Калмык затравленно молчал. Он помнил эту женщину, его жену - невысокую, аккуратную, с лицом учительницы. И помнил, как тревожно распахнулись ее глаза, когда Неандерталец и Хохол ввалились в калмыковский джип с пистолетами в руках: "Деньги, живо!"
   Это был беспроигрышный номер. Тогда все сделки заканчивались в машинах, где выплачивалась огромная разница между официальной и рыночной стоимостью квартиры. Юридически эта парочка, которая продавала Калмыку свою однушку, находилась вне закона, получая от него баксы. Неформальная выплата, неприкрытая никакой силой. Глупо, но люди тогда еще доверяли друг другу. И Калмык пару-тройку раз воспользовался этим.
   Его долболомы врывались в машину, стоящую в тихом месте, инсценировали бандитский налет и отнимали у Калмыка деньги. Всю сумму. Потом они скрывались, он разводил руками и печально прощался с продавцами. Две потерпевших стороны, ни к кому никаких претензий, очень жаль. Квартира ему доставалась по смехотворной цене.
   Этот номер он проделал с ними. И в конце, добросовестно отбалтывая свою роль, увидел в серых глазах этого человека абсолютное понимание его, Калмыка, жестокой игры...
   - Да не знали мы ничего про твою жену! - хрипло пробурчал Калмык. - Знали бы, может, других выбрали...
   Человек спокойно смотрел Калмыку прямо в глаза:
   - Знаете, Калмык, она умерла через три месяца, в общей палате. А я собирался отправить ее в Швейцарию... Хотя, все можно было бы найти и в Москве, были бы деньги... Она до самого конца помнила эти страшные рожи ваших людей, боялась за меня... Вы зачеркнули ее, Калмык - всей вашей жизнью, вашей моралью, вашей злобой - зачеркнули ее!
   Калмыку нечего было сказать. Да он и не собирался оправдываться. Теперь, когда все точки были расставлены, он немного успокоился. И снова обозлился. Как хочу, так и живу, маму твою, и не тебе меня учить! Повелитель чертей хренов... Он хотел знать, что с ним собираются делать.
   Калмык усмехнулся:
   - Что ж ты, даже колдуном заделался, чтобы мне отомстить?
   Человек в светлом плаще смерил его уничтожающим взглядом:
   - Отомстить? Это не то слово, уважаемый. Слишком эмоциональное. Я просто собрался вас стереть, очистить универсум, так сказать. Чтобы вами не пахло.
   Человек снова встал и, засунув руки в карманы плаща, подошел к окну. Розовая краска заката печальным гримом легла на его лицо.
   - Вам это не интересно, но все умерло во мне тогда. И я уехал... Я никогда не принимал своего деда всерьез, шаманом дразнил. А он оставил мне все талисманы, ключи, записки. Проходы. К ним... - Он кивнул на горилл. - И адрес Сибиряка. Как будто знал, что мне понадобится т а к а я помощь... - Он закрыл глаза и устало сжал пальцами переносицу. - Что вы знаете, Калмык, что вы можете? Вы горды своей крутизной и умением внушать страх. Но теперь вы узнали им цену? Эти миры, откуда вы нахватались своего дерьма... Я был там, Калмык. Сибиряк ввел меня в них. И я скажу вам: вы - болван. Вы самоуверенный болван. И ребенок. Злой... и неисправимый.
   Человек в светлом плаще сделал знак рукой, и Климушкин исчез в кухне. Через минуту он принес полный стакан с водой и поставил на журнальный столик перед Калмыком. Человек сел в кресло и накрыл стакан рукой:
   - Давайте заканчивать. Я знаю, как должен был поступить. Скрепить сердце и выхлебать все это ваше дерьмо, что вы натворили. И отдать все на волю Божью. Есть такой путь. Но я не смог этого сделать, видит Бог, я не смог. Это мой выбор. - Он отнял руку от стакана и протянул Калмыку. - Я мог бы вас убить, Калмык. И в последнюю минуту вы бы узнали, что такое настоящая крутизна. Но милосердие не чуждо и колдунам. Выпейте это. Здесь ваш шанс.
   Калмык инстинктивно отклонился от стакана и уперся в спинку кресла. В глазах его плеснулся ужас. Все закончилось. Его толкали в бездну.
   - Эта штука будет выводить из вас зверя. Назовем это так "модифицированная органическая очистка витального существа." Но не суть важно. Главное то, что если животное - это почти все, что вы есть, то вы умрете. Если нет - будете жить. Заново. Так, как захотите - как Калмык, или как Владимир Михайлович - это уже не в моей власти. - Он приподнял стакан до уровня лица Калмыка. - Пейте, Калмык. Будьте мужчиной.
   Калмык вжался в кресло изо всех сил. Губы его затряслись, затравленный взгляд не отрывался от страшного стакана. Он не хотел умирать. Нет, он был не готов умирать сейчас. Нет.
   Он никогда бы не взял стакан. Но гипнотизирующий взгляд человека напротив подтолкнул его. Он сомнамбулически встал и залпом выпил всю воду. И тут же очнулся и увидел, как демоны беззвучно растворились в воздухе.
   Человек в светлом плаще поднялся и, остановившись в дверях, сказал:
   - Час пробил. Прощайте.
   Калмык рухнул в кресло. Он вытащил из пачки сигарету, прикурил и нервно затянулся. Немного успокоившись, потянулся к дверце бара за спиной. Но час пробил.
   Неудержимый позыв рвоты погнал его в туалет.
   Калмык стоял над унитазом, исторгая из себя черную слизь, и сквозь желтую пелену страха чутко прислушивался к себе, ожидая развязки.
   Калмык не умер - остался жив.
   На следующее утро он проснулся со странным ощущением внутренней пустоты как будто из его груди и живота изъяли нечто. Нечто такое, что незаметно жило в нем, органично слитное с телом и духом., беспокойное, сильное и жестокое, и не давало ему покоя, и подзуживало, и толкало на поступки, угодные только этому нечто. Калмык мгновенно воспроизвел в памяти события последних суток, лицо человека в светлом плаще, рожи демонов и снова настороженно прислушался к себе. Ему показалось, что внутри него сейчас находится чистый лист, девственно чистый. И даже не лист, а некий незаполненный анкетный бланк. И бланк этот требует немедленного заполнения. В противном случае Калмык никуда не сможет двигаться, ничего не сможет сказать, потому что просто не будет знать, куда ему идти и что ему говорить.
   Калмык судорожно вздохнул и осторожно сел на постели. Он уже понял, как будет заполнять внутреннюю анкету: из головы. Только вот что из нее, из башки своей бедовой, брать, пока не определился. Он все прекрасно помнил о себе, о своей жизни, о мире, о своем отношении к людям. А еще он помнил слова человека в светлом плаще: "Как Калмык или как Владимир Михайлович - это уже не в моей власти..."
   Калмык заколебался. Может, действительно стать Владимиром Михайловичем? Скучновато ему будет жить в такой ипостаси, зато клоуны, если надумают вернуться, никогда его уже не достанут... Да. Но что он знает о жизни, которой никогда не жил? Правила да законы, да клятву пионерскую, глупую, в детстве оскомину набившую, катехизис этот долбаный...
   В общем, заключил для себя Калмык, ни шиша он не знает. Ничего. Ни хрена. Внезапно он обозлился на человека в светлом плаще.
   - Во, блин, гадина... - удрученно вырвалось у него, он услышал свой голос и вдруг обрадовался. Он, не имея сейчас никаких точек опоры внуутри, никаких мировоззренческих маячков, вдруг выдал оценку! И он узнал сам себя: это была оценка Калмыка! Он почувствовал, что первая строчка в анкете заполнена. Калмык оживился. К чертовой матери Владимира Михайловича! Откуда он знает, каким должен быть этот прекраснодушный болван! Не знает он Владимира Михайловича, не знает и знать не хочет. Зато отлично помнит Калмыка, самого себя то есть. Значит, Калмык и будет заполнять анкету, Калмыку и карты в руки, Калмык и будет небо коптить, раз уж выжил в такой переделке!
   Он заставил себя успокоиться, прикрыл глаза и начал заполнять внутреннюю анкету.
   Строчку за строчкой.
   Через полгода Калмык занялся расселением коммуналки на Ленинском проспекте. Владельцем одной из комнат в огромной квартире был молодой дебелый парень, упрямый, как баран. Ни в какую не хотел он на обмен с доплатой, не нужна была ему отдельная квартира в Бибиреве - хоть кол на голове теши! Хотел парень остаться на Ленинском проспекте, однокомнатная квартирка, пусть и маленькая, да же с окнами на проспект, его бы устроила. Ничего себе аппетиты! В смету Калмыка требования парня не укладывались никоим образом. После долгих переговоров он напустил на несговорчивого дурака поправившегося к тому времени Неандертальца и Хохла.
   Избиения и запугивания дали результат, совершенно противоположный ожидаемому. Парень во время "беседы" отмолчался, а потом обратился к местному автортету по прозвищу Хан. Калмык, который на свой страх и риск работал на чужой территории экспромтом, без знакомства с местной, "хановской", значит, братвой, без договоренности об "отстежке" части дохода от сделки в местный общак, попал в неприглядную ситуацию. Тем болеее неприглядную, что Хан был известен крутым нравом, очень крутым. И скор на расправу.
   На разборку с Ханом Калмык поехал один. Он знал, что долболомы из команды Неандертальца только еще больше распалят и без того взбешенного авторитета. В этом случае не избежать стрельбы, а воевать с Ханом Калмык не хотел, он собирался договориться. Единственное, на что приходилось ставить, - на свое давнее умение грамотно "тереть базар". И еще на щедрые откупные, денег в такой ситуации жалеть было нельзя.
   Калмык ошибся: разговаривать с ним никто не собирался. В месте, где Хан ему назначил стрелку, около Люберецкой свалки, незнакомые мрачные парни молча высадили его из машины, завели подальше в лес и выстрелили в живот.
   - Ребята, вы чего?.. - Калмык с открытым от изумления ртом осел на землю, потом свернулся от боли калачиком и затих. Парни ушли.
   Калмык умирал долго и мучительно. За несоклько минут до смерти он снова вспомнил человека в светлом плаще и подумал: "Он привел с собой демонов... Какие же это были игрушки... Игра, это была всего лишь игра. А ведь он пришел карать. И покарал - оставив меня с самим собой. Ведь для того, чтобы в жизни существовали страх и смерть, не нужно никаких пришлых демонов. Нам с Ханом не нужно. Мы сами - демоны. А это значит, что я сейчас отправлюсь туда, вниз, и снова увижу кукол, которые когда-то меня напугали. И когда-нибудь встречу там Хана. Тогда и сочтемся..."
   Он закрыл глаза и помчался по черному коридору. Все глубже и глубже вниз.
   Навстречу своей новой судьбе.