Страница:
Счастливой! Том оказался вовсе не тем, за кого себя выдавал. Его любовь к Николь постепенно, но очень быстро перешла в...
Во что?
"Ты, маленькая сучка, не знаешь, что я по утрам ем вареные яйца, а не глазунью?"
"Почему он стал таким?" - мысленно вскричала Николь. Из сдержанного, может быть, недалекого, но неглупого парня превратился в циничного и жестокого идиота! Что за метаморфозы? И если Том не любит ее, то почему не выгоняет?
"Иди сюда, детка, брось свои учебники! Я плачу за них не для того, чтобы они сожрали тебя, а для того, чтобы мне доставляла удовольствие умная девочка"...
Может быть... она ему все еще нравится? Николь вспомнила их последние "ночи вдвоем" и снова заплакала.
"Послушай, сучка, я понял, что ты не хочешь делать то, что я тебе говорю. Тогда жди. После командировки я поговорю с тобой по-другому!"
Николь всплеснула руками. Да разве она не готова сделать для Тома все на свете? Для ее Тома - такого, каким он был раньше!
Она остановилась перед поворотом на свою улицу и опустила голову. Она не хочет идти домой. Она боится идти... "Что с ним случилось? - снова и снова спрашивала она себя. - В чем она виновата?"
"Он психопатичный придурок. Садист, - вдруг прозвучал в голове спокойный, но полный скрытой силы голос. - Ты просто не имела дела с такими жлобами. Поэтому и задаешь глупые вопросы". Николь удивилась неожиданной консультации, но тут же забыла обо всем: она повернула за угол и оказалась под окнами квартиры Тома.
Бросить все, забрать свои вещи и уйти в студгородок?
Но она не сможет прожить на стипендию... Но Том не отпустит ее... Но ей страшно сказать ему об этом....
"Если ты задумаешь от меня бежать, я найду тебя в сраном общежитском домишке и расшибу об стенку твои маленькие глупые мозги!"
Она приближалась к двери подъезда. И по мере того, как расстояние между ней и Томом сокращалось, слезы на щеках высыхали, а обычная терпеливая пассивность властно завладевала всем ее существом.
Что он придумал на этот раз?
Она тихо подошла к двери и сжала в ладони изящно изогнутую рельефную скобу подъездной двери...
И вдруг с ней что-то произошло. В голове раздалось легкое шуршание, как будто в калейдоскопе пересыпались в новый рисунок мозаичные стеклышки. Николь почуствовала, как с необратимой силой ее восприятие мира мгновенно изменяется. Это чувство отдалось в груди легкой тревогой.
А потом тревога прошла.
Она крепче сжала ручку двери. Внутри колыхнулась незнакомая - какая-то бесшабашная, дерзкая, шальная - радость. "Кастет, мать твою! И как в руку ложится - как родной!" - возник в голове уже знакомый голос, полный скрытой силы. Николь сначала отметила это, но в следующее мгновение уже не смогла отделить внутреннего собеседника от своего "я".
Это была ее мысль. И ее радость.
Она неохотно убрала руку со скобы. "Так, - сказала она себе. - Соваться к этому придурку с голыми руками глупо. Потому что неизвестно, в каком он виде. Да и вообще, в каком бы ни был - надо дать ему в морду. Для начала... А там посмотрим".
Она совершенно несвойственным ей движением почесала пятерней в затылке, потом лихо развернулась на каблучках и решительно зашагала по направлению к негритянскому кварталу.
Профессор Поплавский ворвался в пустующее помещение кафедры электротехники и изо всех сил закричал тонким голосом:
- Ирэн! Ирэн! Где вы? Идите ко мне как можно скорее! Помогите!
Из дверей лаборатории выскочила полненькая девушка в белом халате и, взглянув на профессора, охнула и превратилась в недвижимую статую. Пустое жестяное ведро выпало из рук и с грохотом покатилось по полу.
Профессор умолк, дергано повзбивал остатки седых волос на почти лысой голове, оглядел свой костюм и спросил:
- Что? Так плохо?
Лаборантка Ирэн сморгнула и, еще не в состоянии двигаться, только с трудом разлепила губы:
- Ну...
- Дайте зеркало!
Ирэн спиной вперед впала в полутемное помещение лаборатории и через секунду появилась с небольшим настенным зеркалом в руках. Лицо ее ничего не выражало, но было видно, что теперь она готова закатиться от смеха. Профессор погляделся в зеркало и схватился за голову.
- Негр!Негр! - закричал он.
Девушка не удержалась и прыснула, зеркало покачнулось. Действительно, Поплавский был сейчас похож именно на негра. Или на кочегара доисторического паровоза. Каждая пора его худощавого лица и журавлиной морщинистой шеи вобрала в себя частичку угольной пыли. На абсолютно черном лице очень живо смотрелись белки расширенных от негодования глаз и узкая красная полоска губ.
Сорочка, галстук и пиджак являли собой столь же печальное зрелище, что и физиономия профессора.
- Ну что за безобразие! Какой нонсенс!
Это были самые сильные выражения, которые профессор Поплавский употреблял когда-бы то ни было в жизни. И это свидетельствовало о том, что он выведен из себя.
Лаборантка Ирэн перестала смеяться и сочувственно спросила:
- Опять студенты второго потока, да?
- Опять! - вскричал профессор и заломил в отчаянье измазанные углем руки. ? Они подложили пирораспылитель в угольные стержни установки Майерса! И при демонстрации опыта, как только я подвел к электродам ток, весь уголь ударил мне в лицо! Занятие сорвано! Я в ужасном виде! Сколько можно терпеть, я не знаю! - Он посмотрел на девушку. - В который раз они надо мной издеваются, Ирэн?
- Уже в пятый раз за этот семестр. А в прошлом семестре вы три раза садились на "зловонную колючку", дважды запутывались возле доски в "смирительной паутине" и десять раз взрывались на собственном стуле. Кстати, профессор, стул пришлось списать: он расшатался и почернел
- Стул почернел! А мои брюки! А ботинки! Да это... нонсенс какой-то!
Ирэн заботливо взяла профессора за руку и подвела к раковине:
- Умойтесь, мистер Поплавский, а потом я почищу ваш пиджак.
Поплавский долго фыркал над раковиной и все восклицал: "Какое безобразие!" А Ирэн незаметно отдирала от его брючин и спины липучие мининаклейки с матерными словами: профессор, несмотря на свой богатый горький опыт, никогда не присматривался к стулу, на который садился.
Когда внешний вид несчастного профессора был приведен в норму, он поблагодарил лаборантку и вернулся в аудиторию.
Ирэн проводила его со спокойным сердцем. Она знала, что среди студентов царит неписаный закон: над Поплавским больше одного раза в неделю не прикалываться. Эмпирически было доказано, - и это знание переходило из уст в уста, от одного курса к другому - что профессор при понедельном нападении жаловаться в деканат не ходит. Стоит уплотнить "прикольный график" - на лекцию вместо Поплавского явится декан и начнет прикалываться по-своему. А приколы у него тупые и всегда одни и те же: "лишить весь поток стипендии, если не укажут зачинщика" или "следующую неделю вы, молодые люди, будете проходить производственную практику на свалке мегаполиса".
Вернувшись в аудиторию, профессор по своему обыкновению не стал закатывать скандал, а просто пристыдил "ребят, у которых желание повеселиться всегда побеждает чувство ответственности перед задачами учебного процесса". Аудитория, сыто переваривающая недавнее бегство "обугленного" профессора, никак на это не отреагировала и только удовлетворенно пофыркивала в потрепанные тетради.
- После обеда, господа, нам предстоит встретиться снова. Доктор Миллер заболела, и вместо лекции по теоретической физике у вас снова будет электротехника. Вы свободны, - завершил лекцию Поплавский и поймал себя на том, что оповестил студентов об изменении расписания без всякого удовольствия. Сегодня ему совсем не хотелось еще раз встречаться со своими обидчиками.
Обеденный перерыв, как всегда, профессор Поплавский проводил на зеленой лужайке за главным зданием университета. Он вынул из кейса пакет с ланчем, приготовленным женой Белиндой, присел на мягкую теплую газонную траву и оперся спиной о ствол своего старого знакомого - любимого векового вяза.
Сквозь листву к ланчу профессора пробивались игривые солнечные лучи. Вокруг ходили студенты и преподаватели университета, располагались неподалеку, приветствовали и желали приятного аппетита. Он вежливо отвечал и впивался зубами в сэндвич .
К профессору вернулось хорошее настроение. Обида на очередной "прикол" прошла и почти не оставила в Поплавском никакого следа. В конце концов, думал он, если это помогает молодым дурачкам снимать комплексы неполноценности и хоть таким образом притягивает интерес к электротехнике, то он согласен. От него не убудет, а вот зато в день приколов лекции у него никто не пропускает...
Внезапно он почувствовал легкий укус какого-то насекомого в запястье и поднес руку к глазам. На месте укуса виднелась маленькая красная точка. Покраснение слегка зудело. Профессор равнодушно почесал запястье, оперся острым локтем о траву и прикрыл глаза. "И все же они идиоты!" - вдруг подумал он. И его не удивило, что последнее соображение никак не вязалось со всеми предыдущими.
"Да! - с энтузиазмом продолжал рассуждать он. - Они дебилы! Если уж они занимаются таким интересным делом, как организация настоящего прикола, то могли бы отнестись к этому серьезно и творчески. Бомбочка под стулом! "Зловонная колючка"! "Искусственные какашки"! Ха! Эти штучки продаются в любом магазине, на каждом углу. У них ни фантазии, ни технической мысли, ни... Дураки! И это - мои студенты?!"
Он вскочил с травы и возбужденно заходил вокруг вяза. "Если бы я придумывал прикол, то использовал бы, например, свойства магнитов, взаимную индукцию, искровые разряды... Да здесь надо только включить мозги!"
Внезапно в голове затрещал и засверкал тысячью разноцветных искр один из только что упомянутых искровых разрядов...
Профессор Поплавский, профессионал от науки, всю свою жизнь провоцировавший, ожидавший и более чем успешно ловивший творческие озарения, мгновенно понял, что электрофейерверк в голове - очередная удача подобного рода. И так же мгновенно сканировал информацию, которая высверкнула в голове.
Как обычно, он не ошибся. Это была идея.
Идея прикола.
Профессор нисколько не удивился несообразности духа нового озарения всему духу его научного творчества. Потому что теперь, вдруг без удивления и с радостью осознал он, производство настоящего прикола - дело первостепенной важности.
И поэтому ему надо таиться.
Ибо соль настоящего "прибамбаса", его, так сказать, цвет и аромат - в неожиданности.
Он воровато огляделся, сгреб пакет с недоеденным ланчем в кейс и зашагал к зданию университета.
Чтобы воплотить в жизнь новую творческую идею, ему нужно было проникнуть в техотсеки главного корпуса и произвести там некоторые специальные работы. И если ему удастся справиться с электроцепями университета - а в собственной компетенции электрика высшего разряда он не сомневался! - то второй поток после обеда получит от него первый урок настоящего прикола.
А там посмотрим...
Старший операционист Континентального банка "Метрополь" Джонни Дэфт находился на грани увольнения. Это он осознал три дня назад, когда его приказным порядком перевели из Операционного отдела в Отделение финансовой безопасности.
Сам по себе перевод ничего не значил. Новые специалисты с высшим образованием под стать Джонни в первые годы работы в крупных банках постоянно испытывали на себе различного рода перемещения. Такая практика диктовалась стремлением руководства найти наиболее достойное применение универсальным навыкам выпускников финансовых и экономических факультетов вузов. Сам Джонни, прежде чем оказаться в должности старшего операциониста, сменил три места работы внутри учреждения. И, казалось ему, нашел себя именно в последней ипостаси, ибо справлялся со своими обязанностями как нельзя лучше.
Но тем не менее получил новое назначение.
Оно не встревожило его. Еще одна область, расширение кругозора и профессиональных навыков, сказал он себе и с легким сердцем воспринял известие о переводе.
Но, столкнувшись с начальником Отделения Хофманом, понял, что тот имеет конкретную цель - уволить Джонни Дэфта по несоответствию занимаемой должности. С первых минут появления Джонни на рабочем месте Хофман навалил на него гору работы и каждый час устраивал унизительные проверки И неизменно отходил от Дэфта с брезгливой гримасой на лице.
- Вы никуда не годитесь, операционист. Вы не справляетесь! - сказал он в свой последний заход.
Джонни нечего было на это ответить.
Он умел мобилизовываться и делать большие объемы работ в короткие сроки. Но работа, данная Хофманом, по определению не могла быть той, которую Джонни мог взять нахрапом.
Обеспечение финансовой безопасности банковских операций было чрезвычайно специфической областью. Прежде всего она была связана с особенностями схемы защиты, разработанной именно для банка "Метрополь". Общетеоретических знаний финансиста Дэфта здесь явно не хватало: нужно было изучать конкретные материалы.
Он рьяно принялся за дело и сразу понял, что от него требуются не столько навыки мышления экономиста, сколько феноменальная память, математическая точность и изощренность мышления. Схема защиты - предупреждения возникновения хотя бы малой вероятности финансового краха банка "Метрополь" - учитывала тысячи ситуаций на рынке ценных бумаг, движение внешних финансовых потоков, взаиморасчеты клиентов банка, состояние счетов в режиме реального времени, а также законы и подзаконные ведомственные акты стран, юридическими субъектами которых являлись владельцы банковских чеков. И это было не все. Вся картина разворачивалась на фоне работы компьютерной программы "Бастион". Она защищала локальную сеть банка от вторжения хакеров. И, в свою очередь, учитывая все то, что учитывала схема защиты, накладывала на ее работу сотни постоянно меняющихся условий.
Даже беглого ознакомления с полем новой деятельности было достаточно, чтобы сделать неутешительные выводы. Джонни понял, что сможет приступить к выполнению задания Хофмана не раньше, чем через неделю, которая требовалась для изучения работы схемы. А начальник Отделения ожидал выдачи результатов через три дня. И предупредил: "Если вы не справитесь, молодой человек, то мне придется подать докладную о вашей некомпетентности. Работа ответственная и срочная. Срыв ее недопустим".
Сначала Дэфт не очень хорошо понимал, почему из всех молодых сотрудников банка именно его так откровенно подставляют под увольнение. Но когда узнал, что место старшего операциониста занял Дэвид Рой, все встало на свои места. Дело в том, что Дэвид был сыном вице-президента банка "Метрополь" и бывшим соперником Джонни за первенство на университетских олимпиадах по прикладной математике. На беду Джонни, Дэвид становился олимпийцем номер один только в том случае, если студент Дэфт заболевал и на олимпиаду не приходил.
Очевидно, Рой оказался злопамятным. И теперь, когда пришел работать к папе, первым делом взалкал жертвоприношения во имя своей успешной карьеры.
Жертвоприношения в виде уволенного с позором Джонни Дэфта.
Когда Джонни понял это, он был возмущен до глубины души. Но что он мог сделать? Что - кроме того, чтобы сдать работу вовремя и тем самым доказать, что он - отличный специалист?
Он не нашел для себя ничего лучшего, чем принять решение не сдаваться до самого конца. Хотя и предвидел, что конец будет один - позор и изгнание. И лучше бы, думал он в минуты крайней усталости, ему этот конец не видеть, а спокойно подать заявление об уходе по собственному желанию и искать новое место работы...
И вот роковой третий день - день окончания выполнения задания - наступил.
Дэфт сидел за компьютером, обхватив голову руками, и с максимальной отдачей делал то, чем занимался два предыдущих дня от зари до зари, - вникал в хитросплетения схемы защиты. Если бы ему удалось понять все до конца, то работу Хофмана он сделал бы в течение двух часов. На написание соответствующй вспомогательной программы он потратил две ночи, спал по три-четыре часа в сутки, но зато теперь знал, что если случится чудо, и он п р о с е ч е т защиту до основания, то других проблем у него не будет. Он торопился и напрягал мозги изо всех сил. Но бессонные ночи взяли свое. Через три часа после начала работы голова у него загудела и стала соображала так туго, что он перестал вообще понимать что-либо из прочитанного.
Джонни прикрыл глаза, немного посидел неподвижно и снова уперся взглядом в компьютер. Напрасно. Ему показалось, что листы текстов, под завязку набитые цифрами и бесконечными комментариями и ссылками, стали сменяться на экране монитора с неимоверной быстротой. Темп подачи материала он задал сам, но теперь понял, что не успевает воспринимать информацию. Строчки слились в черные полоски, и он вдруг поймал себя на том, что с интересом наблюдает, как эти полоски плавно уходят за нижнюю границу экрана.
Джонни свернул окно программы, растер руками лицо и встал из кресла. Надо было сделать перерыв.
- Ну что, мистер Дэфт? - раздался из-за прозрачной перегородки насмешливый голос Хофмана. - Работа близка к завершению?
Двусмысленное ерничество Хофмана уже не могло задеть Джонни. Похоже, игра проиграна, а значит, что бы ни сказал Хофман, значения это никакого не имело.
- Да, - устало и равнодушно ответил Дэфт. - Завершение не за горами.
И вышел из зала.
Оказавшись среди тихой зелени внутреннего дворика банка, он присел на парапет возле успокаивающе журчащего фонтана и забылся, глядя на воду бассейна. Из состояния расслабленности его вывел зуд в ягодице. Джонни поднялся, без оглядки на присутствующих почесал зудящее место и снова сел на парапет.
Прошло несколько минут. За это время уставшие глаза перестало ломить, разгоряченное лицо освежила водная прохлада фонтана. Джонни почувствовал себя лучше. Он глубоко вздохнул и с печальной умудренностью потрепанного в битвах с судьбой человека сказал себе: "Ясно, что в жизни не все удается. Не все из того, что ты хочешь сделать. Надо уметь принять поражение достойно. Спокойно проработать последний день и уйти без скандала".
Он выпрямил спину и направился в зал.
И, сделав пару шагов, внезапно охватил пониманием всю схему защиты банка "Метрополь".
Разом. Всю.
И понял, что ему даже не надо больше никакой информации. Потому что при всей кажущейся хаотичности и постоянной изменчивости своих составляющих схема была настолько прозрачной...
- Да там одно вытекает из другого! - воскликнул он. И увидел, в каких потемках блуждал два с половиной рабочих дня и две ночи. Бесконечная вложенность и связность параметров при перманентном изменении данных создавали почти непреодолимый барьер для понимания работы защиты, но вовсе не исключали этого понимания! А значит, не исключали и полного контроля над ситуацией в каждый момент времени без предварительного сбора информации! Он сразу же увидел, как даже без помощи своей программы сможет максимально быстро выполнить задание Хофмана.
И кинулся бегом к дверям зала Отделения.
И вдруг встал как вкопанный.
Теперь, мгновенно охватив логику построения и последовательного усложнения во времени схемы защиты, он понял, что в Отделении финансовой безопасности, скорее всего, никто по-настоящему не понимает ее работы. Суперсвязность параметров схемы породила невиданный феномен: информация о работе защиты сама собой складывалась в логические кубы, поставляемые услужливым компьютером, и каждый из кубов создавал впечатление абсолютно полной, законченной и достоверной информации. Таким образом, схема защиты как бы навязывала пользователю "фантомное" понимание своей работы, оставаясь никем не понятой до конца.
"Даже разработчиками! - ахнул Джонни. - Даже ими! Ведь непрерывное добавление условий порождает абсолютно новые алгоритмы работы программы!"
Но если это так...
"То все кругом лохи, а ты один держишь руку на пульсе, парень! - прозвучал в голове Джонни веселый голос. - Банк наш, надо только нажать на кнопочку!"
Голос смолк, но оставил после себя ощущение легкости бытия и уверенность, что весь мир - в кармане. Джонни очень понравилось новое чувство, и, наверно, поэтому он не удивился, когда новый голос спросил: "Но в чьем кармане, Джон?"
- Не в моем, это точно, - ответил Дэфт. И в этот момент слился со своим неведомым двойником. "А раз так, - подумал он, - то это положение надо исправить. Но сначала я рассчитаюсь с жалким дилетантом и злюкой Хофманом. И вправлю мозги Дэвиду Рою. Ну, если не ему, то его преданному папаше. А там посмотрим..."
Он вошел в зал Отделения финансовой безопасности и неторопливо направился к своему компьютеру.
- Вы не ошиблись, Маккей. Большой Бука появится ровно в полночь, - сказал Брэд Гаррет и бросил радиотелефон на стол. - Они подтвердили это. Сетевая версия игры запускалась Корпорацией ежесуточно в двадцать четыре ноль-ноль. Все призеры "Злодеев в мегаполисе", желающие брать банк в роли Буки или с Букой, могли войти в сеть по призовым паролям только ночью. Соответственно, и чип главного злодея в каждом виртуальном шлеме должен был активизироваться незадолго до назначенного часа. Так что...
- Большой Бука днем не проявится! Он начнет действовать на кладбище! ? Лицо Дилана Маккея возбужденно горело.
- Чудесно, - буркнул Стивен Джонсон. - Мы скрутят его там, и он не успеет наломать дров. А вот его сообщнички... - Он с надеждой посмотрел на телефонные аппараты на своем столе. - Одна надежда на то, что мои ребята выловят их на какой-нибудь ерунде, а не после совершения тяжких престулений.
Брэд перестал ходить из угла в угол и сел рядом с Диланом. Все трое молчали, выжидательно уставившись на телефоны.
Час назад начальник Службы детективов обзвонил все региональные отделения полиции - а ветерана сыска Джонсона, раскрывшего в свое время не одно громкое убийство, знали в мегаполисе прекрасно - и направил в каждое из них своих людей. Детективы Корпорации теперь сидели за спинами дежурных полицейских и отслеживали поступление сообщений обо всех преступлениях, совершенных в городе. Штаб операции в составе Брэда Гаррета, Стивена Джонсона и Дилана Маккея расположился в кабинете начальника Службы и принимал звонки наблюдателей.
Сначала Джонсон распорядился оповещать его буквально обо всех случаях хулиганства, насилия, грабежа и воровства. Через полчаса после отбытия детективов на места несения новой службы телефоны зазвонили не переставая. Брэд, Дилан и Стивен не отлипали от аппаратов и блокнотов, принимая и записывая сообщения.
- Никогда не думал, что криминалитет мегаполиса живет такой бурной жизнью! ? бормотал Брэд, разрываясь между своим "мобильником" и стационарными телефонами. Дилан с раскрасневшимся лицом и горящими глазами вырывал из блокнота очередной исписанный листок и кидал его дядюшке. Тот не обращал на это внимания, так как голова его была зажата между двумя телефонными трубками, а глаза уперты в точно такой же листок, покрытый торопливыми записями.
Через час подобной работы Джонсон бухнул кулаком о стол:
- Да мы захлебнемся в этом дерьме! И пропустим самое важное!
- Совершенно с вами согласен, Стив, - сказал Брэд. - Нам надо установить критерии, по которым мы сможем определить, что преступление совершено именно "злодеями", а не шпаной или профессиональными преступниками.
- Да, именно! - подхватил Дилан. - Я только что хотел об этом сказать! Мне кажется, что я знаю эти критерии!
Джонсон саркастически хмыкнул, но все же спросил:
- Ну и какие они?
- Преступление должно быть необычным! Особо дерзким - Громила в игре такой болван, ничего не боится! - или смешным! Или глупым! Ведь Пакостник вообще ерундой занимается, а им может оказаться солидный господин! Ну, а если Вор... Здесь я, конечно, не знаю, воры все одинаковые, здесь трудно...
- Ваш племянник прав! - сказал Брэд. - Или мы будем отслеживать только что-то необычное, либо у нас не хватит ни времени, ни сил, ни людей, чтобы рефлексировать на все сообщения подряд.
- Хорошо, - кратко ответил Джонсон, поднял трубку в ответ на очередной звонок и дал детективу соответствующие указания. Через десять минут все его люди действовали по новому алгоритму, и телефоны надолго замолчали.
"Штабисты" сидели вокруг стола и напряженно ждали сообщения о "необычном" преступлении.
Раздался звонок. Джонсон переглянулся с Брэдом Гарретом и снял трубку.
- Да, слушаю. Да, Кэвин, я понял... Что-о-о? - лицо начальника Службы детективов вытянулось и побледнело. - Кто она - известно? Отлично! Куда направилась?.. Не знаешь? Не важно. Найти, обезвредить и доставить сюда. Все, конец связи...
Джонсон поднял глаза на жадно внимавших ему Дилана и Брэда:
- Четверть часа назад девятнадцатилетняя студентка Николь Шанель столкнула лбами двух полицейских и скрылась на их машине.
Брэд и Дилан, как заговоренные, одновременно поднялись со стульев с открытыми ртами.
- Это Громила! - прошептал Дилан Маккей.
Стивен Джонсон задумчиво произнес:
- Кэвин - мой лучший агент... Он достанет ее из-под земли. А вот как будет брать - не знаю.
Николь вошла в лифт и, пока поднималась на свой этаж, оценивающе гляделась в зеркало. "Видок, прямо сказать, не важнецкий, - констатировала она, выходя из кабины. - Скула поцарапана, костяшки пальцев разбиты. Кастет можно было купить у Мертвого Боба, не физдить этих негров на их территории. Но к Бобу идти далеко. А у черных обезьян железяк в карманах навалом. И хари им лишний раз почистить - одно удовольствие... А про пальцы забывать нельзя, слабые они у меня, оказывается. Только кастетом, значит, орудовать можно".
Во что?
"Ты, маленькая сучка, не знаешь, что я по утрам ем вареные яйца, а не глазунью?"
"Почему он стал таким?" - мысленно вскричала Николь. Из сдержанного, может быть, недалекого, но неглупого парня превратился в циничного и жестокого идиота! Что за метаморфозы? И если Том не любит ее, то почему не выгоняет?
"Иди сюда, детка, брось свои учебники! Я плачу за них не для того, чтобы они сожрали тебя, а для того, чтобы мне доставляла удовольствие умная девочка"...
Может быть... она ему все еще нравится? Николь вспомнила их последние "ночи вдвоем" и снова заплакала.
"Послушай, сучка, я понял, что ты не хочешь делать то, что я тебе говорю. Тогда жди. После командировки я поговорю с тобой по-другому!"
Николь всплеснула руками. Да разве она не готова сделать для Тома все на свете? Для ее Тома - такого, каким он был раньше!
Она остановилась перед поворотом на свою улицу и опустила голову. Она не хочет идти домой. Она боится идти... "Что с ним случилось? - снова и снова спрашивала она себя. - В чем она виновата?"
"Он психопатичный придурок. Садист, - вдруг прозвучал в голове спокойный, но полный скрытой силы голос. - Ты просто не имела дела с такими жлобами. Поэтому и задаешь глупые вопросы". Николь удивилась неожиданной консультации, но тут же забыла обо всем: она повернула за угол и оказалась под окнами квартиры Тома.
Бросить все, забрать свои вещи и уйти в студгородок?
Но она не сможет прожить на стипендию... Но Том не отпустит ее... Но ей страшно сказать ему об этом....
"Если ты задумаешь от меня бежать, я найду тебя в сраном общежитском домишке и расшибу об стенку твои маленькие глупые мозги!"
Она приближалась к двери подъезда. И по мере того, как расстояние между ней и Томом сокращалось, слезы на щеках высыхали, а обычная терпеливая пассивность властно завладевала всем ее существом.
Что он придумал на этот раз?
Она тихо подошла к двери и сжала в ладони изящно изогнутую рельефную скобу подъездной двери...
И вдруг с ней что-то произошло. В голове раздалось легкое шуршание, как будто в калейдоскопе пересыпались в новый рисунок мозаичные стеклышки. Николь почуствовала, как с необратимой силой ее восприятие мира мгновенно изменяется. Это чувство отдалось в груди легкой тревогой.
А потом тревога прошла.
Она крепче сжала ручку двери. Внутри колыхнулась незнакомая - какая-то бесшабашная, дерзкая, шальная - радость. "Кастет, мать твою! И как в руку ложится - как родной!" - возник в голове уже знакомый голос, полный скрытой силы. Николь сначала отметила это, но в следующее мгновение уже не смогла отделить внутреннего собеседника от своего "я".
Это была ее мысль. И ее радость.
Она неохотно убрала руку со скобы. "Так, - сказала она себе. - Соваться к этому придурку с голыми руками глупо. Потому что неизвестно, в каком он виде. Да и вообще, в каком бы ни был - надо дать ему в морду. Для начала... А там посмотрим".
Она совершенно несвойственным ей движением почесала пятерней в затылке, потом лихо развернулась на каблучках и решительно зашагала по направлению к негритянскому кварталу.
Профессор Поплавский ворвался в пустующее помещение кафедры электротехники и изо всех сил закричал тонким голосом:
- Ирэн! Ирэн! Где вы? Идите ко мне как можно скорее! Помогите!
Из дверей лаборатории выскочила полненькая девушка в белом халате и, взглянув на профессора, охнула и превратилась в недвижимую статую. Пустое жестяное ведро выпало из рук и с грохотом покатилось по полу.
Профессор умолк, дергано повзбивал остатки седых волос на почти лысой голове, оглядел свой костюм и спросил:
- Что? Так плохо?
Лаборантка Ирэн сморгнула и, еще не в состоянии двигаться, только с трудом разлепила губы:
- Ну...
- Дайте зеркало!
Ирэн спиной вперед впала в полутемное помещение лаборатории и через секунду появилась с небольшим настенным зеркалом в руках. Лицо ее ничего не выражало, но было видно, что теперь она готова закатиться от смеха. Профессор погляделся в зеркало и схватился за голову.
- Негр!Негр! - закричал он.
Девушка не удержалась и прыснула, зеркало покачнулось. Действительно, Поплавский был сейчас похож именно на негра. Или на кочегара доисторического паровоза. Каждая пора его худощавого лица и журавлиной морщинистой шеи вобрала в себя частичку угольной пыли. На абсолютно черном лице очень живо смотрелись белки расширенных от негодования глаз и узкая красная полоска губ.
Сорочка, галстук и пиджак являли собой столь же печальное зрелище, что и физиономия профессора.
- Ну что за безобразие! Какой нонсенс!
Это были самые сильные выражения, которые профессор Поплавский употреблял когда-бы то ни было в жизни. И это свидетельствовало о том, что он выведен из себя.
Лаборантка Ирэн перестала смеяться и сочувственно спросила:
- Опять студенты второго потока, да?
- Опять! - вскричал профессор и заломил в отчаянье измазанные углем руки. ? Они подложили пирораспылитель в угольные стержни установки Майерса! И при демонстрации опыта, как только я подвел к электродам ток, весь уголь ударил мне в лицо! Занятие сорвано! Я в ужасном виде! Сколько можно терпеть, я не знаю! - Он посмотрел на девушку. - В который раз они надо мной издеваются, Ирэн?
- Уже в пятый раз за этот семестр. А в прошлом семестре вы три раза садились на "зловонную колючку", дважды запутывались возле доски в "смирительной паутине" и десять раз взрывались на собственном стуле. Кстати, профессор, стул пришлось списать: он расшатался и почернел
- Стул почернел! А мои брюки! А ботинки! Да это... нонсенс какой-то!
Ирэн заботливо взяла профессора за руку и подвела к раковине:
- Умойтесь, мистер Поплавский, а потом я почищу ваш пиджак.
Поплавский долго фыркал над раковиной и все восклицал: "Какое безобразие!" А Ирэн незаметно отдирала от его брючин и спины липучие мининаклейки с матерными словами: профессор, несмотря на свой богатый горький опыт, никогда не присматривался к стулу, на который садился.
Когда внешний вид несчастного профессора был приведен в норму, он поблагодарил лаборантку и вернулся в аудиторию.
Ирэн проводила его со спокойным сердцем. Она знала, что среди студентов царит неписаный закон: над Поплавским больше одного раза в неделю не прикалываться. Эмпирически было доказано, - и это знание переходило из уст в уста, от одного курса к другому - что профессор при понедельном нападении жаловаться в деканат не ходит. Стоит уплотнить "прикольный график" - на лекцию вместо Поплавского явится декан и начнет прикалываться по-своему. А приколы у него тупые и всегда одни и те же: "лишить весь поток стипендии, если не укажут зачинщика" или "следующую неделю вы, молодые люди, будете проходить производственную практику на свалке мегаполиса".
Вернувшись в аудиторию, профессор по своему обыкновению не стал закатывать скандал, а просто пристыдил "ребят, у которых желание повеселиться всегда побеждает чувство ответственности перед задачами учебного процесса". Аудитория, сыто переваривающая недавнее бегство "обугленного" профессора, никак на это не отреагировала и только удовлетворенно пофыркивала в потрепанные тетради.
- После обеда, господа, нам предстоит встретиться снова. Доктор Миллер заболела, и вместо лекции по теоретической физике у вас снова будет электротехника. Вы свободны, - завершил лекцию Поплавский и поймал себя на том, что оповестил студентов об изменении расписания без всякого удовольствия. Сегодня ему совсем не хотелось еще раз встречаться со своими обидчиками.
Обеденный перерыв, как всегда, профессор Поплавский проводил на зеленой лужайке за главным зданием университета. Он вынул из кейса пакет с ланчем, приготовленным женой Белиндой, присел на мягкую теплую газонную траву и оперся спиной о ствол своего старого знакомого - любимого векового вяза.
Сквозь листву к ланчу профессора пробивались игривые солнечные лучи. Вокруг ходили студенты и преподаватели университета, располагались неподалеку, приветствовали и желали приятного аппетита. Он вежливо отвечал и впивался зубами в сэндвич .
К профессору вернулось хорошее настроение. Обида на очередной "прикол" прошла и почти не оставила в Поплавском никакого следа. В конце концов, думал он, если это помогает молодым дурачкам снимать комплексы неполноценности и хоть таким образом притягивает интерес к электротехнике, то он согласен. От него не убудет, а вот зато в день приколов лекции у него никто не пропускает...
Внезапно он почувствовал легкий укус какого-то насекомого в запястье и поднес руку к глазам. На месте укуса виднелась маленькая красная точка. Покраснение слегка зудело. Профессор равнодушно почесал запястье, оперся острым локтем о траву и прикрыл глаза. "И все же они идиоты!" - вдруг подумал он. И его не удивило, что последнее соображение никак не вязалось со всеми предыдущими.
"Да! - с энтузиазмом продолжал рассуждать он. - Они дебилы! Если уж они занимаются таким интересным делом, как организация настоящего прикола, то могли бы отнестись к этому серьезно и творчески. Бомбочка под стулом! "Зловонная колючка"! "Искусственные какашки"! Ха! Эти штучки продаются в любом магазине, на каждом углу. У них ни фантазии, ни технической мысли, ни... Дураки! И это - мои студенты?!"
Он вскочил с травы и возбужденно заходил вокруг вяза. "Если бы я придумывал прикол, то использовал бы, например, свойства магнитов, взаимную индукцию, искровые разряды... Да здесь надо только включить мозги!"
Внезапно в голове затрещал и засверкал тысячью разноцветных искр один из только что упомянутых искровых разрядов...
Профессор Поплавский, профессионал от науки, всю свою жизнь провоцировавший, ожидавший и более чем успешно ловивший творческие озарения, мгновенно понял, что электрофейерверк в голове - очередная удача подобного рода. И так же мгновенно сканировал информацию, которая высверкнула в голове.
Как обычно, он не ошибся. Это была идея.
Идея прикола.
Профессор нисколько не удивился несообразности духа нового озарения всему духу его научного творчества. Потому что теперь, вдруг без удивления и с радостью осознал он, производство настоящего прикола - дело первостепенной важности.
И поэтому ему надо таиться.
Ибо соль настоящего "прибамбаса", его, так сказать, цвет и аромат - в неожиданности.
Он воровато огляделся, сгреб пакет с недоеденным ланчем в кейс и зашагал к зданию университета.
Чтобы воплотить в жизнь новую творческую идею, ему нужно было проникнуть в техотсеки главного корпуса и произвести там некоторые специальные работы. И если ему удастся справиться с электроцепями университета - а в собственной компетенции электрика высшего разряда он не сомневался! - то второй поток после обеда получит от него первый урок настоящего прикола.
А там посмотрим...
Старший операционист Континентального банка "Метрополь" Джонни Дэфт находился на грани увольнения. Это он осознал три дня назад, когда его приказным порядком перевели из Операционного отдела в Отделение финансовой безопасности.
Сам по себе перевод ничего не значил. Новые специалисты с высшим образованием под стать Джонни в первые годы работы в крупных банках постоянно испытывали на себе различного рода перемещения. Такая практика диктовалась стремлением руководства найти наиболее достойное применение универсальным навыкам выпускников финансовых и экономических факультетов вузов. Сам Джонни, прежде чем оказаться в должности старшего операциониста, сменил три места работы внутри учреждения. И, казалось ему, нашел себя именно в последней ипостаси, ибо справлялся со своими обязанностями как нельзя лучше.
Но тем не менее получил новое назначение.
Оно не встревожило его. Еще одна область, расширение кругозора и профессиональных навыков, сказал он себе и с легким сердцем воспринял известие о переводе.
Но, столкнувшись с начальником Отделения Хофманом, понял, что тот имеет конкретную цель - уволить Джонни Дэфта по несоответствию занимаемой должности. С первых минут появления Джонни на рабочем месте Хофман навалил на него гору работы и каждый час устраивал унизительные проверки И неизменно отходил от Дэфта с брезгливой гримасой на лице.
- Вы никуда не годитесь, операционист. Вы не справляетесь! - сказал он в свой последний заход.
Джонни нечего было на это ответить.
Он умел мобилизовываться и делать большие объемы работ в короткие сроки. Но работа, данная Хофманом, по определению не могла быть той, которую Джонни мог взять нахрапом.
Обеспечение финансовой безопасности банковских операций было чрезвычайно специфической областью. Прежде всего она была связана с особенностями схемы защиты, разработанной именно для банка "Метрополь". Общетеоретических знаний финансиста Дэфта здесь явно не хватало: нужно было изучать конкретные материалы.
Он рьяно принялся за дело и сразу понял, что от него требуются не столько навыки мышления экономиста, сколько феноменальная память, математическая точность и изощренность мышления. Схема защиты - предупреждения возникновения хотя бы малой вероятности финансового краха банка "Метрополь" - учитывала тысячи ситуаций на рынке ценных бумаг, движение внешних финансовых потоков, взаиморасчеты клиентов банка, состояние счетов в режиме реального времени, а также законы и подзаконные ведомственные акты стран, юридическими субъектами которых являлись владельцы банковских чеков. И это было не все. Вся картина разворачивалась на фоне работы компьютерной программы "Бастион". Она защищала локальную сеть банка от вторжения хакеров. И, в свою очередь, учитывая все то, что учитывала схема защиты, накладывала на ее работу сотни постоянно меняющихся условий.
Даже беглого ознакомления с полем новой деятельности было достаточно, чтобы сделать неутешительные выводы. Джонни понял, что сможет приступить к выполнению задания Хофмана не раньше, чем через неделю, которая требовалась для изучения работы схемы. А начальник Отделения ожидал выдачи результатов через три дня. И предупредил: "Если вы не справитесь, молодой человек, то мне придется подать докладную о вашей некомпетентности. Работа ответственная и срочная. Срыв ее недопустим".
Сначала Дэфт не очень хорошо понимал, почему из всех молодых сотрудников банка именно его так откровенно подставляют под увольнение. Но когда узнал, что место старшего операциониста занял Дэвид Рой, все встало на свои места. Дело в том, что Дэвид был сыном вице-президента банка "Метрополь" и бывшим соперником Джонни за первенство на университетских олимпиадах по прикладной математике. На беду Джонни, Дэвид становился олимпийцем номер один только в том случае, если студент Дэфт заболевал и на олимпиаду не приходил.
Очевидно, Рой оказался злопамятным. И теперь, когда пришел работать к папе, первым делом взалкал жертвоприношения во имя своей успешной карьеры.
Жертвоприношения в виде уволенного с позором Джонни Дэфта.
Когда Джонни понял это, он был возмущен до глубины души. Но что он мог сделать? Что - кроме того, чтобы сдать работу вовремя и тем самым доказать, что он - отличный специалист?
Он не нашел для себя ничего лучшего, чем принять решение не сдаваться до самого конца. Хотя и предвидел, что конец будет один - позор и изгнание. И лучше бы, думал он в минуты крайней усталости, ему этот конец не видеть, а спокойно подать заявление об уходе по собственному желанию и искать новое место работы...
И вот роковой третий день - день окончания выполнения задания - наступил.
Дэфт сидел за компьютером, обхватив голову руками, и с максимальной отдачей делал то, чем занимался два предыдущих дня от зари до зари, - вникал в хитросплетения схемы защиты. Если бы ему удалось понять все до конца, то работу Хофмана он сделал бы в течение двух часов. На написание соответствующй вспомогательной программы он потратил две ночи, спал по три-четыре часа в сутки, но зато теперь знал, что если случится чудо, и он п р о с е ч е т защиту до основания, то других проблем у него не будет. Он торопился и напрягал мозги изо всех сил. Но бессонные ночи взяли свое. Через три часа после начала работы голова у него загудела и стала соображала так туго, что он перестал вообще понимать что-либо из прочитанного.
Джонни прикрыл глаза, немного посидел неподвижно и снова уперся взглядом в компьютер. Напрасно. Ему показалось, что листы текстов, под завязку набитые цифрами и бесконечными комментариями и ссылками, стали сменяться на экране монитора с неимоверной быстротой. Темп подачи материала он задал сам, но теперь понял, что не успевает воспринимать информацию. Строчки слились в черные полоски, и он вдруг поймал себя на том, что с интересом наблюдает, как эти полоски плавно уходят за нижнюю границу экрана.
Джонни свернул окно программы, растер руками лицо и встал из кресла. Надо было сделать перерыв.
- Ну что, мистер Дэфт? - раздался из-за прозрачной перегородки насмешливый голос Хофмана. - Работа близка к завершению?
Двусмысленное ерничество Хофмана уже не могло задеть Джонни. Похоже, игра проиграна, а значит, что бы ни сказал Хофман, значения это никакого не имело.
- Да, - устало и равнодушно ответил Дэфт. - Завершение не за горами.
И вышел из зала.
Оказавшись среди тихой зелени внутреннего дворика банка, он присел на парапет возле успокаивающе журчащего фонтана и забылся, глядя на воду бассейна. Из состояния расслабленности его вывел зуд в ягодице. Джонни поднялся, без оглядки на присутствующих почесал зудящее место и снова сел на парапет.
Прошло несколько минут. За это время уставшие глаза перестало ломить, разгоряченное лицо освежила водная прохлада фонтана. Джонни почувствовал себя лучше. Он глубоко вздохнул и с печальной умудренностью потрепанного в битвах с судьбой человека сказал себе: "Ясно, что в жизни не все удается. Не все из того, что ты хочешь сделать. Надо уметь принять поражение достойно. Спокойно проработать последний день и уйти без скандала".
Он выпрямил спину и направился в зал.
И, сделав пару шагов, внезапно охватил пониманием всю схему защиты банка "Метрополь".
Разом. Всю.
И понял, что ему даже не надо больше никакой информации. Потому что при всей кажущейся хаотичности и постоянной изменчивости своих составляющих схема была настолько прозрачной...
- Да там одно вытекает из другого! - воскликнул он. И увидел, в каких потемках блуждал два с половиной рабочих дня и две ночи. Бесконечная вложенность и связность параметров при перманентном изменении данных создавали почти непреодолимый барьер для понимания работы защиты, но вовсе не исключали этого понимания! А значит, не исключали и полного контроля над ситуацией в каждый момент времени без предварительного сбора информации! Он сразу же увидел, как даже без помощи своей программы сможет максимально быстро выполнить задание Хофмана.
И кинулся бегом к дверям зала Отделения.
И вдруг встал как вкопанный.
Теперь, мгновенно охватив логику построения и последовательного усложнения во времени схемы защиты, он понял, что в Отделении финансовой безопасности, скорее всего, никто по-настоящему не понимает ее работы. Суперсвязность параметров схемы породила невиданный феномен: информация о работе защиты сама собой складывалась в логические кубы, поставляемые услужливым компьютером, и каждый из кубов создавал впечатление абсолютно полной, законченной и достоверной информации. Таким образом, схема защиты как бы навязывала пользователю "фантомное" понимание своей работы, оставаясь никем не понятой до конца.
"Даже разработчиками! - ахнул Джонни. - Даже ими! Ведь непрерывное добавление условий порождает абсолютно новые алгоритмы работы программы!"
Но если это так...
"То все кругом лохи, а ты один держишь руку на пульсе, парень! - прозвучал в голове Джонни веселый голос. - Банк наш, надо только нажать на кнопочку!"
Голос смолк, но оставил после себя ощущение легкости бытия и уверенность, что весь мир - в кармане. Джонни очень понравилось новое чувство, и, наверно, поэтому он не удивился, когда новый голос спросил: "Но в чьем кармане, Джон?"
- Не в моем, это точно, - ответил Дэфт. И в этот момент слился со своим неведомым двойником. "А раз так, - подумал он, - то это положение надо исправить. Но сначала я рассчитаюсь с жалким дилетантом и злюкой Хофманом. И вправлю мозги Дэвиду Рою. Ну, если не ему, то его преданному папаше. А там посмотрим..."
Он вошел в зал Отделения финансовой безопасности и неторопливо направился к своему компьютеру.
- Вы не ошиблись, Маккей. Большой Бука появится ровно в полночь, - сказал Брэд Гаррет и бросил радиотелефон на стол. - Они подтвердили это. Сетевая версия игры запускалась Корпорацией ежесуточно в двадцать четыре ноль-ноль. Все призеры "Злодеев в мегаполисе", желающие брать банк в роли Буки или с Букой, могли войти в сеть по призовым паролям только ночью. Соответственно, и чип главного злодея в каждом виртуальном шлеме должен был активизироваться незадолго до назначенного часа. Так что...
- Большой Бука днем не проявится! Он начнет действовать на кладбище! ? Лицо Дилана Маккея возбужденно горело.
- Чудесно, - буркнул Стивен Джонсон. - Мы скрутят его там, и он не успеет наломать дров. А вот его сообщнички... - Он с надеждой посмотрел на телефонные аппараты на своем столе. - Одна надежда на то, что мои ребята выловят их на какой-нибудь ерунде, а не после совершения тяжких престулений.
Брэд перестал ходить из угла в угол и сел рядом с Диланом. Все трое молчали, выжидательно уставившись на телефоны.
Час назад начальник Службы детективов обзвонил все региональные отделения полиции - а ветерана сыска Джонсона, раскрывшего в свое время не одно громкое убийство, знали в мегаполисе прекрасно - и направил в каждое из них своих людей. Детективы Корпорации теперь сидели за спинами дежурных полицейских и отслеживали поступление сообщений обо всех преступлениях, совершенных в городе. Штаб операции в составе Брэда Гаррета, Стивена Джонсона и Дилана Маккея расположился в кабинете начальника Службы и принимал звонки наблюдателей.
Сначала Джонсон распорядился оповещать его буквально обо всех случаях хулиганства, насилия, грабежа и воровства. Через полчаса после отбытия детективов на места несения новой службы телефоны зазвонили не переставая. Брэд, Дилан и Стивен не отлипали от аппаратов и блокнотов, принимая и записывая сообщения.
- Никогда не думал, что криминалитет мегаполиса живет такой бурной жизнью! ? бормотал Брэд, разрываясь между своим "мобильником" и стационарными телефонами. Дилан с раскрасневшимся лицом и горящими глазами вырывал из блокнота очередной исписанный листок и кидал его дядюшке. Тот не обращал на это внимания, так как голова его была зажата между двумя телефонными трубками, а глаза уперты в точно такой же листок, покрытый торопливыми записями.
Через час подобной работы Джонсон бухнул кулаком о стол:
- Да мы захлебнемся в этом дерьме! И пропустим самое важное!
- Совершенно с вами согласен, Стив, - сказал Брэд. - Нам надо установить критерии, по которым мы сможем определить, что преступление совершено именно "злодеями", а не шпаной или профессиональными преступниками.
- Да, именно! - подхватил Дилан. - Я только что хотел об этом сказать! Мне кажется, что я знаю эти критерии!
Джонсон саркастически хмыкнул, но все же спросил:
- Ну и какие они?
- Преступление должно быть необычным! Особо дерзким - Громила в игре такой болван, ничего не боится! - или смешным! Или глупым! Ведь Пакостник вообще ерундой занимается, а им может оказаться солидный господин! Ну, а если Вор... Здесь я, конечно, не знаю, воры все одинаковые, здесь трудно...
- Ваш племянник прав! - сказал Брэд. - Или мы будем отслеживать только что-то необычное, либо у нас не хватит ни времени, ни сил, ни людей, чтобы рефлексировать на все сообщения подряд.
- Хорошо, - кратко ответил Джонсон, поднял трубку в ответ на очередной звонок и дал детективу соответствующие указания. Через десять минут все его люди действовали по новому алгоритму, и телефоны надолго замолчали.
"Штабисты" сидели вокруг стола и напряженно ждали сообщения о "необычном" преступлении.
Раздался звонок. Джонсон переглянулся с Брэдом Гарретом и снял трубку.
- Да, слушаю. Да, Кэвин, я понял... Что-о-о? - лицо начальника Службы детективов вытянулось и побледнело. - Кто она - известно? Отлично! Куда направилась?.. Не знаешь? Не важно. Найти, обезвредить и доставить сюда. Все, конец связи...
Джонсон поднял глаза на жадно внимавших ему Дилана и Брэда:
- Четверть часа назад девятнадцатилетняя студентка Николь Шанель столкнула лбами двух полицейских и скрылась на их машине.
Брэд и Дилан, как заговоренные, одновременно поднялись со стульев с открытыми ртами.
- Это Громила! - прошептал Дилан Маккей.
Стивен Джонсон задумчиво произнес:
- Кэвин - мой лучший агент... Он достанет ее из-под земли. А вот как будет брать - не знаю.
Николь вошла в лифт и, пока поднималась на свой этаж, оценивающе гляделась в зеркало. "Видок, прямо сказать, не важнецкий, - констатировала она, выходя из кабины. - Скула поцарапана, костяшки пальцев разбиты. Кастет можно было купить у Мертвого Боба, не физдить этих негров на их территории. Но к Бобу идти далеко. А у черных обезьян железяк в карманах навалом. И хари им лишний раз почистить - одно удовольствие... А про пальцы забывать нельзя, слабые они у меня, оказывается. Только кастетом, значит, орудовать можно".