Страница:
Гейман Александр
Чудесный альбом (стихи)
Александр Гейман
ЧУДЕСНЫЙ АЛЬБОМ
ЗААСТРАЛЬЕ
Дым размыкаемый струится.
Великий предстоит уход.
Как молния, душа ветвится
И нить серебряную вьет.
Я есть, я зеркальцем играю
И, как единственный, смеюсь,
Купаюсь в бликах и не знаю
Пришел - или ещё вернусь.
На берегу иной равнины,
У древа жизни из корней
Висячий лучик пуповины
Небесной памяти моей.
5.01.93
* * *
ДО БИБЛИИ
1.
Взмолилась тварь: Покуда он
Не вырос до антропитека,
Еще задуман, не рожден,
Пускай, не надо человека!
Не надо дымных городов,
Не надо войн еженедельных
И металлических цветов,
И пыток в страшных подземельях!
Пусть даже он устроит рай
Покой зверей под сенью сада
И много музыки, - пускай,
Тогда и этого не надо!
2.
Вот, в море вымер трилобит.
С планеты ящер удалился.
Возникли носорог и кит.
Но человек не появился.
Его нет в тундре ледяной,
Нет в джунглях и пустынях голых,
Ни в облаках, ни под водой,
Ни на коралловых атоллах.
Напрасно верный друг дельфин
Его зовет у побережий,
В ответ только медвежий сын
Трясет с земли башкой медвежьей.
3.
Стоят печальные моря.
На омраченном небосводе
Зарей сменяется заря.
Но ничего не происходит.
За эрой эра. Десять. Сто.
Себя явить изнемогая,
Тварь бродит, именем никто
И даже цветом никакая.
И вид опережая вид,
Как сон, из памяти скользящий,
Как кровь из раны, - зверь бежит
С планеты, без ума пропащей.
Исчезли крупные сперва,
А там дошло до насекомых,
А там деревья и трава
Снялись и сгинули из дома.
Их безымянность извела,
Их тьма бесцветная пугает,
Им пусто в бездне без числа,
И убегают, убегают.
Ушли, как жили, - налегке.
И замыкающим микробом
Амеба дохнет на песке,
Не зная, что она - амеба.
4.
И думает Земля: Ну нет,
Чем в этакий капкан попасться,
Зиять безмозглой из планет,
Что разума не набралася,
Я лучше жизнь верну, - она
Пусть будет вновь в морях и реках,
И на земле, а имена
Ей дам взаймы, до человека.
Она берет себе луну
И с нею строит пульс приливов,
И укрывает в глубину
Запасы хрусталей красивых,
На полюса сдвигает льды,
Меж них Гольфстрим пускает теплый,
Деревьям придает плоды,
А морю - много вкусной воблы,
У ней есть солнце в небесах
И чудеса в пучинах тайных,
Весеннее безумье птах
И травы свойств необычайных.
Она - как бы сирени кисть
Благоуханно голубая,
Как светлый дом, где убрались,
Чету желанную встречая.
А он в свой поиск погружен,
Парит себе в межзвездьи синем,
Но позван ей - и изумлен
И с неба сходит как единый.
Сошел - и расточил свой дух.
И двое поднялось у древа,
И третий там, - а этих двух
Уже зовут Адам и Ева.
март 1994
* * *
С понедельника на вторник
Или даже в воскресенье,
Или просто рано утром,
Чуть светлеют небеса
Летний город посещают
Удивительные страны,
Обязательно бывают
Все на свете чудеса.
Над домами возникают
Белооблачные замки,
Башни бело-голубые,
Золотые корабли,
Эти крепости воздушны
Долго странствовали всюду
И диковин понабрали,
И похвастать привезли.
Вот веселые матросы
С кораблей на землю сходят,
С золотой серьгою в ухе
Толстый боцман впереди.
С ними крабы и дельфины,
Попугаи и мартышки,
Что захочет, то увидишь,
Обязательно гляди.
А ещё там великаны
И носатые арапы,
Лица сказочных историй,
Например, тот самый кот,
И, конечно, очень много
Знаменитых капитанов,
А кудесников заезжих
Тех вообще невпроворот.
Уже первые деревья
Обзаводятся походкой,
А дома, раскинув крылья,
Принимают странный вид,
И тогда в чудесный город
Изумительное утро
Восхитительно ступает,
Удивительно глядит.
И со сладким замираньем
Замечательные страны
Очень тихо тают в небе,
Исчезают никуда.
Так бывает в понедельник,
А быть может - в воскресенье,
Или с пятницы на среду,
А для глупых - никогда.
18.06.1994
* * *
Эта лестница - в глубину.
На ступеньках мой первый шаг.
В спину пыльный глядит чердак,
Внизу улица - в тишину.
Мне нечаянный снится сон,
Воздух бликами золочен,
И хрустальный захолонул
Воздух вечера тихий звон.
В небе парусней и белей,
И призывнее парусов,
И, как в небе воздушный змей,
Детских горсточка голосов.
С крыши в небо мой первый шаг,
Бросит камешек малыш так,
И бегут по воде круги,
И, запрятанный за черту,
Золотящий под шаг ступень,
И ступень, и ещё одну,
Называет мои шаги
Кто-то, ставший на высоту.
Лучик чертит черту перил,
Ветер за руку ухватил,
И невиданная сама
За мной следует вышина.
Эта лестница в глубину...
5-11.07.82
* * *
О Л Ю Б В И
1.
Вот, превыше домов и ночных огней
Зеленеют растенья, цветы горят,
Это, рыженький, силой звезды твоей
Мне дается увидеть чудесный сад.
И дано мне подняться, и я - вхожу,
И, в беспамятство лиственное упав,
Умираю, наверно, и вновь живу,
Возрождаемый вечностью мягких трав.
Так учусь я, о лучшая, с полнотой
Открываться для силы подземных вод,
Быть песчинкой и громом, и каплей той,
Что из моря пробралась в созревший плод,
Налетающим ветром встряхнуть листы,
С безупречностью почки желать тепла
И с огромной, немыслимой высоты
Падать солнцем полудня в зрачок орла.
И так странно касаться тебя, пока
Там, под небом ненастного октября,
Ты проходишь и думаешь: облака;
Дождь со снегом; деревья, - а это я.
Да, о рыженький, так повелось нам, да,
Быть неузнанным снегом, узнав тебя,
И терять в пробуждении, - но тогда
Меня знает и видит твоя звезда.
Как бурливо то море, каких невзгод
В нем не водится и непогод каких,
Как бы кружится страшный водоворот
И, сминая, разводит пути двоих!
Но стихает и это. В зрачке орла
Небо ясно, и близок восход звезды.
Только надо суметь, чтобы ты была,
Но не знаю, достанет ли чистоты.
22.12.94
2.
Ночь спускалась; ты вновь звала,
Я не знал тебя - лишь мечтал,
Я был мальчик, а ты была
В белом платье у белых скал.
Между нами река текла.
Проходил миллион лет.
И на берег, где ты ждала,
Я пришел, а тебя - нет.
В белый камень волна бьет.
Как тогда, золотист песок.
И сосна, как тогда, растет,
И под нею воды ток.
Тот же камень, и берег тот.
Здесь ждала ты, и я - там.
Но протек миллион вод,
И река не совсем та.
11.08.92
3.
Какой луны я ни касаюсь,
Какой звезде ни ворожу,
Я лишь тебя понять пытаюсь
И лишь тебя, как Бога, жду.
Весенней полночью цветочной
Или в промозглый плеск дождя
Мой неизменный, одиночный
Дозор напрасен - нет тебя.
А там и день, - и то же днями,
Они пусты, лишь груз забот,
Как гордо вскинутое знамя,
Проносит мимо пешеход.
Мир огражден нуждой простою.
Так, может быть, твои пути
Неуместимы - за чертою,
Которую не перейти?
Но нет, - тебе дано явиться,
Стопой опавшие листы
Примять и в водах отразиться,
Но ты не то, - так что же ты?
Ты Бог? Ты музыка? Едва ли.
Но ты близка и ты сродни,
От той же ласки и печали
И то же чудо, что они.
Твой образ, милый и неясный,
Твой свет средь будней на земле
И ободренье в миг ненастный
Как след дыханья на стекле.
Какое обрести рожденье,
Каких веков какую речь
Познать тебе в благодаренье
И именем каким облечь?
Пустыни ль Азии измерить
Китайским шелковым путем,
Слагать ли саги - иль в пещере
Спасаться майи в слове "Ом"?
Иль посредине царств великих
Держать во взглядах тысяч глаз
Венец верховного владыки
И все отвергнуть - как соблазн?
Я так и делаю - да сгинет!
И мира вещего душа
Лучится небом лунно-синим
И золотая хороша.
Да, так красиво. Но свиданья,
Но осязаемого днесь
Мне не дано, - лишь только знанье
И упованье, что ты есть.
И если я тебя встречаю,
Как между нами повелось,
В тех, может быть, долинах рая,
Где лишь беспамятно я гость,
То просыпаюсь - и тоскую,
И вновь утешен, и вхожу
Не отстраняясь в жизнь мирскую,
Но лишь тебя, как Бога, жду.
25.02.1992
* * *
Луна и ветер - вот и сказка.
Пустыня ночи не пуста,
По ней крадется зевота,
К прохожим подступает с лаской
И тянет сонных к топи вязкой
Под байки баюна-кота.
Кот с зевотой во сне из топят:
Они их сновиденья копят,
А после делят в тишине:
Вон то - тебе, а это - мне.
Потом колоду достают
И дуются на сны в картишки;
Баюн, конечно, первый плут,
А зевота - второй плутишка.
Недолго дружба - вот уж вопли,
Дерутся, кровь из носу, сопли,
Визжат, сошлись на кулаках,
И высоко летят над ночью
Мяуканье и шерсти клочья
И застревают в облаках.
Меж тем в полночных чердаках,
Домком закрывши, домовые,
Ныряют в щели духовые,
Во три погибели ползут,
На теплых кухоньках вылазят
И по кастрюлям безобразят,
Что повкуснее, то крадут,
А после в спальные идут
И женок, спящих на спине,
Легонько тискают. Оне,
Проснувшись, будят мужика,
Что пьяно давит храпака.
Жена его трясет, ругает,
А он в ответ только моргает,
Он пуще прежнего храпит
И дела делать не хотит.
Но слышны скрежеты ночные,
Уж это, верно, водяные
- Водопроводно-трубяные
Застряли где-нибудь в кранах;
А все их понт - ходить в штанах:
Штаны за трубы зацепляют
И вой и грохот вызывают.
Эй, водяной, снимай штаны
Кончай выламывать краны!
Луна и ветер. Ночь все длится,
Кто спит давно, кому не спится.
Уж снова пели петухи.
И в час, как начались стихи,
Пока автобусы тихи,
В окно не гонят вони свинской,
По улице Екатеринской,
Дом не скажу, в квартире два
Всея окрестных ведьм глава,
Капиталина Алексанна
Встает с пролёжана дивана,
Идет на кухню чай варить,
Который высосет пиит,
Которого за то поносит
И в день три раза костерит,
Что редко мусор он выносит,
Что в кои веки моет пол,
Что зря бумагу переводит,
Что только шлюх домой приводит,
А себе бабу не нашел,
Что записался в кришны-вишны
И много спит, но мало ест,
Спектакль, излюбленный окрест,
Который слушает подъезд,
Которому все это слышно.
Но это днем, а ночь покамест,
В губернском городе на Каме
Вовсю летают светляки,
И та, что поднялась с дивана
- Капиталина Алексанна
Газ кормит пламенем с руки.
И змей идет и пламя лижет,
Шипит, когда водой обрызжут
И в дно стучится, - кстати, знай:
Это Горыныч греет чай,
Это в его открытый рот
Давно воткнут газопровод,
Горыныч дух свой испускает,
А люди пользу извлекают.
Меж тем, какой-то водяной
Забрался в чайник с головой;
Ему смешно, ему тепло,
Но вот, как в пекле, припекло,
И ну метаться, ну греметь,
Стонать и в дырочку свистеть!
А так и надо глупый бес:
Зачем ты в чайник наш залез?
Но к делу - уж пора чифир
Варить чернее черных дыр.
И то - вот кружка, вот трава,
Какой вся Индия жива,
Вот кипяток бурлящий льют
И - пауза на пять минут.
Есть - иностранки родовитой
Чужих кровей, чужих краев
Цветок восходит духовитый
И славит царствие свое.
Он ароматы расточает,
Он многих, многих приучает
В своих владениях не спать
И много власти получает,
И посылает выкупать
Себя втридорога. "Желать и пить меня!" - его закон:
Не так уж безобиден он.
Но что тем часом наш пиит
Заглянем - неужели спит?
Вот чей-то голос... томный взгляд...
Смех раздается... так не спят!
Ба, это ведьмочки гостят!
Вон та, что к левому колену
Приткнула задик - это Лена,
А на колено на друго
Уселась толстая Марго.
Теребят волосы, хохочут:
Поближе придвигают грудь
Такую, что её куснуть
Беззубый только не захочет,
А наш герой хотя и глуп,
Но кой-какой имеет зуб.
Тут мамка с чаем: Ах вы, бляди!
Ужо я по голяшкам вас!
Таки пробрались на ночь глядя!
А девки - что ж, не первый раз,
Скорее помело седлают
И с визгом в форточку сигают.
К сему простое назиданье:
Где девки - нет стихописанья.
Луна и ветер - вот и сказка.
Пустыня ночи не пуста.
Сама рождает темнота
И сновиденья, и опаски,
И байки баюна-кота.
А Ветер Ветрович все дует,
Как будто выступил в поход,
Как будто кто его колдует
Или он с крышами враждует,
Или корабль какой несет.
И ночь покорна его власти,
Полощет, парусно-туга,
Звенит железо, стонут снасти...
И закогтив, добычу ясти
С луны принюхалась Яга.
Но фиг тебе и два фига!
2.06.1994
* * *
Мы всходили по серебристому небу.
Стоял каменный воздух.
Земля скрылась из виду
ни внизу и нигде.
Три вопроса я задал:
Чем держаться на этой отвесной стене?
Кто нас встретит у ночи, у тетушки черной?
И последний: зачем я тоскую?
- Перестань делать глупости, перед сном
берегись обжираться и не строй из себя, - отвечал добрый дядюшка солнце.
Он упал на песок у правдивого моря, волны тело несут.
Он упал, он разбился.
Завтра новое солнце.
И чифир варит чернокожая тетушка ночь, ходит с ложкой по кухне, трясет толстой грудью.
Там, в котле на огне две глазницы пустых, два зрачка или две черных дырочки, - назови их, как хочешь, отведай.
8.05.94
* * *
О нем вздыхала музыка,
А он - нашел, о чем,
Скатиться в море синее
Лазоревым ручьем.
Скатиться в сине море,
В русалочью купель,
И им, словно пастушкам,
Наигрывать в свирель.
О пасторальность моря!
Кипени белизна!
Рос терпких Диониса
Ковш полный допьяна!
Не пастырь и не пастор
Всего лишь пастушок,
Ток воздуха в свирели,
А в сердце браги ток,
А волны - как барашки,
А пена - дунь едва
Такой девахой станет,
Что кругом голова.
Какие, к черту, ангелы!
В рай к серафимам - шиш!
Льет музыка, под музыку
Пей музыку - пляши!
Бессмертный, бездыханный,
Без слуха, без ноги,
Пить-есть-ходить не можешь,
Пляши только моги.
Моги - затем, что море,
Что пены белизна,
Что рос у Диониса
Ковш полон допьяна,
А волны - как барашки,
И пляшут под свирель
Русалочки-пастушки,
И пена их купель.
И все это - не ангел,
Не пастырь - пастушок,
Сок воздуха в свирели,
А в сердце браги ток,
Наигрывает море
В веселыя сердцах
Пьянущий, краснощекий,
Мудрейший Ванька Бах.
1979
* * *
УДИВИТЕЛЬНО
Что со мной происходит?
Утром снились теплые горы и странное небо.
Когда встал, что-то было в ладони: два камня - прозрачный
и черный с полоской.
Да - наверно, оттуда.
*
Очень яркие краски, а дождь.
Но без солнца даже серый асфальт, а тем более - белое, синее, красное будто светятся сами, будто глаз окунули в вино - это - мягкая, точная радость.
*
Первый раз откликалось мне небо.
Нашлось слово на ветер
и воздух, обычно невидимый,
и ласточек этих.
Стоит только забыться - я там,
выше крыш, потерялся и не знаю позвать себя вниз.
Но меня кто-то знает.
*
Кто-то помнит меня.
Может, раньше встречались
или видел во сне,
или как-то иначе.
*
Вот и смерть - обошла все кругом и вернулась:
- Не умею найти его.
*
Даже здесь меня нет: среди знающих книг, здесь, в хохочущих залах, рука об руку с женщиной, здесь
- а я их любил - на вокзалах толкучих и в гомоне рынка: нет, не я
в том прекрасном и важном.
*
Вот и стран,
вот и танцев так много на улице стало!
Словно книга открылась - понимаю не все, но читаю - и все дает знак о себе и не только, и лицо у них есть, и позвать меня знают.
*
Что со мной?
Может, умер?
Во что превратился?
*
На траву посмотрел - даже вздрогнул: показалось, о чем-то спросил и услышал ответ.
Вновь разжал ладонь - роза в ладони.
Опять получилось.
*
А вечером долго стоял у подъезда пятиэтажного дома.
По ступенькам поднялся, так странно, дверь открыл и вошел: неужели я жил здесь когда-нибудь?
*
Теплые горы.
18.04.1994
* * *
...И немножечко Бога, - нет, много не надо, - немного,
А то некуда деть, да и весь не войдет - Он большой.
Пусть поселится с нами - встречает гостей у порога,
Просияет друзьям, а худое прогонит долой.
Пусть разделит еду - так вкусней, да и дела хватает:
За детьми приглядеть или взрослых наставить уму.
А ещё есть печали, и надо кого-то бывает,
И кому же поплакаться, как не Ему.
Он стоит высоко, в том незримом надзвездном покое,
Но ведь есть ещё сны, - пусть уводит на небо гостить:
Сад покажет, растенья, и ангелов, и все такое...
И пусть за руку держит, когда станут зубы лечить.
Пусть Он будет, - не весь, - но что жадничать? - пусть хоть немножко,
Дом в согласье держать и чтоб жизнь изумленней жилась.
Там, на полке иконка - пускай это будет окошко:
Ночью встать посмотреть, словно к ковшику с квасом припасть.
27.05.94
* * *
ЧТЕЦ
Когда срок кончится и я перед Творцом
На суд и оправдание предстану,
То я войду - нет, даже не певцом
И не подвижником, - а только лишь чтецом,
Простым чтецом, но знаю, что - желанным.
И я скажу: я, Господи, читал
Внимательно Твой мир невероятный,
Я рос, я жил, ещё я умирал,
А слов Твоих я мало разобрал,
Но те, что смог, - я все принес обратно.
И я прочту, - я хорошо прочту
Сей странный мир, не упустив ни звука,
И Господи их примет в высоту,
А что не так - поправит на лету
В стихах неслыханных, - ведь не нашлось им слуха
здесь.
25.04.1994
* * *
Приди, приди! Тоскуют города,
Воюют страны и вода мертвеет,
И бесполезные, в прах легшие года
С лица Земли сдувают суховеи.
Приди, приди! Уже и камни ждут,
Из моря ночью чудища всплывают,
На мель бросаются и жить перестают,
Хотят позвать и - нет, не называют.
Все ни к чему, когда ты не придешь,
Леса растут, проистекают реки
Бессмысленно, тогда и правда - ложь,
И есть лишь смерть, напрасная вовеки.
И вот - приди! Хоть запад, хоть восток,
Твой дом везде, и Твоя воля всюду,
Гора подвинется, раскроется цветок
И расцветет в какое хочешь чудо.
Бери Себе простор любых пустынь,
Хоть изголовьем, хоть Своим подножьем,
Поставь стопу, владей! - и не покинь,
И начертай в нас Имя Твое Божье.
Мы ждем его, - но истины Твоей
Не взять устам, не выдохнуть гортанью,
И потому - во всех запечатлей,
И вся Земля пусть будет начертаньем.
Позволь позвать Тебя! И после отзовись,
Витай вокруг и, как водою чаши,
Наполни мир, и в души нам лучись,
И отражайся в океанах наших.
1.06.94
* * *
И странная сбылась ему мечта: текла река посередине мира и небо отражала. С высоты, теряясь там, он видел её всю от моря до истока - как черту, как бы бороздку на ладони, - и себя он различал на этой же ладони и з н а л себя водой в её реке, - так это ощущалось. А вдали молочно-палевая дымка укрывала какой-то город легких, белых зданий, - а может, это тучи? нет, он знал, что город и что жителей там нет, но кто-то ждет его там, средь безвестных улиц, на площадях пустых, а может быть, в какой-нибудь из затененных комнат или в огромном зале. И был лес, бескрайний лес, таинственный, живой, и он не знал, какие звери в нем, но должен был пройти его. А лес его разглядывал, казалось, каждой веткой своих причудливых деревьев, - как бы всё, - отдельно лист, травинка или ствол свои глаза имели и свой голос - и все слагались в лес: и лес смотрел, и это было странно. Но странней, загадочней, таинственней всего второе было зренье в том, высотном его парении. Всего лишь кинуть взгляд - и отзывалась вещь, что есть она, как если б он подзывал и спрашивал её, а та все отвечала. И ещё - он не умел определить цвета, - да и цвета ли то? - скорее, запах, он обонял, - а может, видел вкус? звук осязал? цвет слышал? - он терялся и с непривычки путался, а те цвели себе смеясь, - и надо всем царила чистая, торжественная радость его открытия. Он знал: когда-нибудь любой сумеет в мир такой войти, - достаточно идти и встать у края последнего, и загадать страну, ждать сильным, непреложным ожиданьем, а главное - всмотреться и у з н а т ь, - тогда войдешь.
- Он понял и вошел.
12.05.94
* * *
Третью осень приходит за чайкой вода,
Порасспросит то-се - о делах, о погоде,
И зовет с собой к морю: ты тоже туда
Собираешься, чайка, - давай вместе сходим!
Ну, давай, - наконец та решилась, - пойдем!
И пустились - все больше по воздуху чайка,
А вода уж рекой, её берегом, дном,
По песку и корягам утоплым, и галькам.
Вода с белою чайкою дружно живет
То напоит её, то рыбешку подбросит,
Посмотреть на свое отраженье дает
И подвозит в пути, если чайка попросит.
Но и чайка за встречною тучей следит
Где была, разузнает, где солнце теплее,
И подскажет всегда: вон, буксир впереди,
Не порежься винтом! - тоже воду жалеет.
Вот им город навстречу. Сквозь дым и мазут
Осторожно прошли и сквозь шлюзные створы,
И у дикой скалы на стоянку встают,
И такие ведут меж собой разговоры:
- Когда сверху гляжу на окрестности трав,
То я думаю: это не желтые листья,
А разлегся внизу огромадный жираф!
Как находишь, вода, мои мудрые мысли?
- Хорошо нахожу! Склад высокий ума
Различаю, и смелую, чистую душу,
Так вода говорит. - Знаешь, я бы сама
Тучкой в небе летала, но как-то вот трушу.
Потом много чего приключалось у них
То метелили воду лопатки турбины,
То бензином плевались с суденышек злых,
А то снег выпадал прямо чайке на спину.
Но пробрались, пробились к морским берегам.
Те обеих пустили. На море на синем
Нынче много водичек - и чайкина там,
Много чаек крылатых - и эта меж ними.
9.01.1995
* * *
ПЛЕМЯ
Набегает волна и дрожит на песке.
Воцаряются сумерки на озерке.
Все прохладнее с гор; все темней небосклон.
Заблестела звезда. Начинается сон.
Кто-то встал у скалы, и над шорохом вод
Его голос негромко, но ясно зовет.
И из скал отовсюду, из гущи теней
Возникают фигуры людей и зверей,
И деревья средь них, и цветы, и трава,
И совсем необычные есть существа.
Вот сближение тел, сочетание рук,
Удивление глаз - образуется круг.
И над озером снова звучат имена,
И свеченье восходит от самого дна,
Как бы пламя струится и кверху идет,
Как бы это цветок, распускаясь, растет.
Уже чаша его над водой поднялась
И искрится, на круг приозерный лучась.
Из какой он страны, из какой вышины,
О том нету преданий, но есть только сны.
И зачем то собранье, что значит обряд,
Расспроси у пришедших, - но все они спят,
Все они далеко - в чужедальних краях,
На просторах иных и в иных временах.
Нет общенья меж ними и знанья имен,
Это странное племя, но есть у них сон:
Раз в четырнадцать лет, - а быть может, - веков,
Они круг составляют у тех берегов,
Вызывают огонь и свершают обряд,
И друг другу дивятся, и спят - и не спят.
И не знает никто, кто соогненник их.
И в какие звучанья, - а может, - стихи,
Или в танец какой они денут тот свет,
Спроси тех, кто собрался, - но их уже нет;
Уже круг опустел, - и с обычных небес
Звезды видят лишь скалы да озера плеск,
Только камни и плеск - больше нет ничего...
И лучи собирает цветок световой
И сквозь толщу воды, не тревожа волну,
Золотою звездою плывет в глубину.
13.07.1994
* * *
М Ы Б У Д Е М
1.
Предоставив свершиться тому, что настало свершиться,
Не заботясь любить и бояться себя, и беречь,
Мы проходим на юг - до последней, великой границы,
Чтоб вступить наконец в мир желанных и радостных встреч.
Здравствуй, умные звери и певчей травы государство!
Здравствуй, ангел вода, здравствуй, дерево синяя ночь!
Здравствуй, пламенный Бог! - всех светлей и прекраснее здравствуй!
Это мы, твои дети, - прими своих сына и дочь.
Упоителен воздух, волшебны и долги закаты,
В умном времени нет обреченности дням и годам;
Беспечально мудры, совершенно свободны, крылаты,
Мы вольны удивляться и знать, что захочется нам.
Где земной океан вздыблен кверху укусами молний,
Мы проходим смеясь, не забрызгав ступни наших ног;
Хлещут волны внизу, рассыпаются, падают волны,
Как дырявая сеть, как сухой паутины комок.
26.11.1994
2.
Мы будем счастливы и юны,
Блаженные из чад земных,
Мудрей богов, постигших руны,
Потоков звездных и иных,
Предвечной радости согласны,
В сияньи дивной наготы
Свободны будем - и прекрасны
Превыше веры и мечты.
Тогда, из той страны желанной,
Следя, как наша жизнь прошла,
Мы улыбнемся несказанно:
ЧУДЕСНЫЙ АЛЬБОМ
ЗААСТРАЛЬЕ
Дым размыкаемый струится.
Великий предстоит уход.
Как молния, душа ветвится
И нить серебряную вьет.
Я есть, я зеркальцем играю
И, как единственный, смеюсь,
Купаюсь в бликах и не знаю
Пришел - или ещё вернусь.
На берегу иной равнины,
У древа жизни из корней
Висячий лучик пуповины
Небесной памяти моей.
5.01.93
* * *
ДО БИБЛИИ
1.
Взмолилась тварь: Покуда он
Не вырос до антропитека,
Еще задуман, не рожден,
Пускай, не надо человека!
Не надо дымных городов,
Не надо войн еженедельных
И металлических цветов,
И пыток в страшных подземельях!
Пусть даже он устроит рай
Покой зверей под сенью сада
И много музыки, - пускай,
Тогда и этого не надо!
2.
Вот, в море вымер трилобит.
С планеты ящер удалился.
Возникли носорог и кит.
Но человек не появился.
Его нет в тундре ледяной,
Нет в джунглях и пустынях голых,
Ни в облаках, ни под водой,
Ни на коралловых атоллах.
Напрасно верный друг дельфин
Его зовет у побережий,
В ответ только медвежий сын
Трясет с земли башкой медвежьей.
3.
Стоят печальные моря.
На омраченном небосводе
Зарей сменяется заря.
Но ничего не происходит.
За эрой эра. Десять. Сто.
Себя явить изнемогая,
Тварь бродит, именем никто
И даже цветом никакая.
И вид опережая вид,
Как сон, из памяти скользящий,
Как кровь из раны, - зверь бежит
С планеты, без ума пропащей.
Исчезли крупные сперва,
А там дошло до насекомых,
А там деревья и трава
Снялись и сгинули из дома.
Их безымянность извела,
Их тьма бесцветная пугает,
Им пусто в бездне без числа,
И убегают, убегают.
Ушли, как жили, - налегке.
И замыкающим микробом
Амеба дохнет на песке,
Не зная, что она - амеба.
4.
И думает Земля: Ну нет,
Чем в этакий капкан попасться,
Зиять безмозглой из планет,
Что разума не набралася,
Я лучше жизнь верну, - она
Пусть будет вновь в морях и реках,
И на земле, а имена
Ей дам взаймы, до человека.
Она берет себе луну
И с нею строит пульс приливов,
И укрывает в глубину
Запасы хрусталей красивых,
На полюса сдвигает льды,
Меж них Гольфстрим пускает теплый,
Деревьям придает плоды,
А морю - много вкусной воблы,
У ней есть солнце в небесах
И чудеса в пучинах тайных,
Весеннее безумье птах
И травы свойств необычайных.
Она - как бы сирени кисть
Благоуханно голубая,
Как светлый дом, где убрались,
Чету желанную встречая.
А он в свой поиск погружен,
Парит себе в межзвездьи синем,
Но позван ей - и изумлен
И с неба сходит как единый.
Сошел - и расточил свой дух.
И двое поднялось у древа,
И третий там, - а этих двух
Уже зовут Адам и Ева.
март 1994
* * *
С понедельника на вторник
Или даже в воскресенье,
Или просто рано утром,
Чуть светлеют небеса
Летний город посещают
Удивительные страны,
Обязательно бывают
Все на свете чудеса.
Над домами возникают
Белооблачные замки,
Башни бело-голубые,
Золотые корабли,
Эти крепости воздушны
Долго странствовали всюду
И диковин понабрали,
И похвастать привезли.
Вот веселые матросы
С кораблей на землю сходят,
С золотой серьгою в ухе
Толстый боцман впереди.
С ними крабы и дельфины,
Попугаи и мартышки,
Что захочет, то увидишь,
Обязательно гляди.
А ещё там великаны
И носатые арапы,
Лица сказочных историй,
Например, тот самый кот,
И, конечно, очень много
Знаменитых капитанов,
А кудесников заезжих
Тех вообще невпроворот.
Уже первые деревья
Обзаводятся походкой,
А дома, раскинув крылья,
Принимают странный вид,
И тогда в чудесный город
Изумительное утро
Восхитительно ступает,
Удивительно глядит.
И со сладким замираньем
Замечательные страны
Очень тихо тают в небе,
Исчезают никуда.
Так бывает в понедельник,
А быть может - в воскресенье,
Или с пятницы на среду,
А для глупых - никогда.
18.06.1994
* * *
Эта лестница - в глубину.
На ступеньках мой первый шаг.
В спину пыльный глядит чердак,
Внизу улица - в тишину.
Мне нечаянный снится сон,
Воздух бликами золочен,
И хрустальный захолонул
Воздух вечера тихий звон.
В небе парусней и белей,
И призывнее парусов,
И, как в небе воздушный змей,
Детских горсточка голосов.
С крыши в небо мой первый шаг,
Бросит камешек малыш так,
И бегут по воде круги,
И, запрятанный за черту,
Золотящий под шаг ступень,
И ступень, и ещё одну,
Называет мои шаги
Кто-то, ставший на высоту.
Лучик чертит черту перил,
Ветер за руку ухватил,
И невиданная сама
За мной следует вышина.
Эта лестница в глубину...
5-11.07.82
* * *
О Л Ю Б В И
1.
Вот, превыше домов и ночных огней
Зеленеют растенья, цветы горят,
Это, рыженький, силой звезды твоей
Мне дается увидеть чудесный сад.
И дано мне подняться, и я - вхожу,
И, в беспамятство лиственное упав,
Умираю, наверно, и вновь живу,
Возрождаемый вечностью мягких трав.
Так учусь я, о лучшая, с полнотой
Открываться для силы подземных вод,
Быть песчинкой и громом, и каплей той,
Что из моря пробралась в созревший плод,
Налетающим ветром встряхнуть листы,
С безупречностью почки желать тепла
И с огромной, немыслимой высоты
Падать солнцем полудня в зрачок орла.
И так странно касаться тебя, пока
Там, под небом ненастного октября,
Ты проходишь и думаешь: облака;
Дождь со снегом; деревья, - а это я.
Да, о рыженький, так повелось нам, да,
Быть неузнанным снегом, узнав тебя,
И терять в пробуждении, - но тогда
Меня знает и видит твоя звезда.
Как бурливо то море, каких невзгод
В нем не водится и непогод каких,
Как бы кружится страшный водоворот
И, сминая, разводит пути двоих!
Но стихает и это. В зрачке орла
Небо ясно, и близок восход звезды.
Только надо суметь, чтобы ты была,
Но не знаю, достанет ли чистоты.
22.12.94
2.
Ночь спускалась; ты вновь звала,
Я не знал тебя - лишь мечтал,
Я был мальчик, а ты была
В белом платье у белых скал.
Между нами река текла.
Проходил миллион лет.
И на берег, где ты ждала,
Я пришел, а тебя - нет.
В белый камень волна бьет.
Как тогда, золотист песок.
И сосна, как тогда, растет,
И под нею воды ток.
Тот же камень, и берег тот.
Здесь ждала ты, и я - там.
Но протек миллион вод,
И река не совсем та.
11.08.92
3.
Какой луны я ни касаюсь,
Какой звезде ни ворожу,
Я лишь тебя понять пытаюсь
И лишь тебя, как Бога, жду.
Весенней полночью цветочной
Или в промозглый плеск дождя
Мой неизменный, одиночный
Дозор напрасен - нет тебя.
А там и день, - и то же днями,
Они пусты, лишь груз забот,
Как гордо вскинутое знамя,
Проносит мимо пешеход.
Мир огражден нуждой простою.
Так, может быть, твои пути
Неуместимы - за чертою,
Которую не перейти?
Но нет, - тебе дано явиться,
Стопой опавшие листы
Примять и в водах отразиться,
Но ты не то, - так что же ты?
Ты Бог? Ты музыка? Едва ли.
Но ты близка и ты сродни,
От той же ласки и печали
И то же чудо, что они.
Твой образ, милый и неясный,
Твой свет средь будней на земле
И ободренье в миг ненастный
Как след дыханья на стекле.
Какое обрести рожденье,
Каких веков какую речь
Познать тебе в благодаренье
И именем каким облечь?
Пустыни ль Азии измерить
Китайским шелковым путем,
Слагать ли саги - иль в пещере
Спасаться майи в слове "Ом"?
Иль посредине царств великих
Держать во взглядах тысяч глаз
Венец верховного владыки
И все отвергнуть - как соблазн?
Я так и делаю - да сгинет!
И мира вещего душа
Лучится небом лунно-синим
И золотая хороша.
Да, так красиво. Но свиданья,
Но осязаемого днесь
Мне не дано, - лишь только знанье
И упованье, что ты есть.
И если я тебя встречаю,
Как между нами повелось,
В тех, может быть, долинах рая,
Где лишь беспамятно я гость,
То просыпаюсь - и тоскую,
И вновь утешен, и вхожу
Не отстраняясь в жизнь мирскую,
Но лишь тебя, как Бога, жду.
25.02.1992
* * *
Луна и ветер - вот и сказка.
Пустыня ночи не пуста,
По ней крадется зевота,
К прохожим подступает с лаской
И тянет сонных к топи вязкой
Под байки баюна-кота.
Кот с зевотой во сне из топят:
Они их сновиденья копят,
А после делят в тишине:
Вон то - тебе, а это - мне.
Потом колоду достают
И дуются на сны в картишки;
Баюн, конечно, первый плут,
А зевота - второй плутишка.
Недолго дружба - вот уж вопли,
Дерутся, кровь из носу, сопли,
Визжат, сошлись на кулаках,
И высоко летят над ночью
Мяуканье и шерсти клочья
И застревают в облаках.
Меж тем в полночных чердаках,
Домком закрывши, домовые,
Ныряют в щели духовые,
Во три погибели ползут,
На теплых кухоньках вылазят
И по кастрюлям безобразят,
Что повкуснее, то крадут,
А после в спальные идут
И женок, спящих на спине,
Легонько тискают. Оне,
Проснувшись, будят мужика,
Что пьяно давит храпака.
Жена его трясет, ругает,
А он в ответ только моргает,
Он пуще прежнего храпит
И дела делать не хотит.
Но слышны скрежеты ночные,
Уж это, верно, водяные
- Водопроводно-трубяные
Застряли где-нибудь в кранах;
А все их понт - ходить в штанах:
Штаны за трубы зацепляют
И вой и грохот вызывают.
Эй, водяной, снимай штаны
Кончай выламывать краны!
Луна и ветер. Ночь все длится,
Кто спит давно, кому не спится.
Уж снова пели петухи.
И в час, как начались стихи,
Пока автобусы тихи,
В окно не гонят вони свинской,
По улице Екатеринской,
Дом не скажу, в квартире два
Всея окрестных ведьм глава,
Капиталина Алексанна
Встает с пролёжана дивана,
Идет на кухню чай варить,
Который высосет пиит,
Которого за то поносит
И в день три раза костерит,
Что редко мусор он выносит,
Что в кои веки моет пол,
Что зря бумагу переводит,
Что только шлюх домой приводит,
А себе бабу не нашел,
Что записался в кришны-вишны
И много спит, но мало ест,
Спектакль, излюбленный окрест,
Который слушает подъезд,
Которому все это слышно.
Но это днем, а ночь покамест,
В губернском городе на Каме
Вовсю летают светляки,
И та, что поднялась с дивана
- Капиталина Алексанна
Газ кормит пламенем с руки.
И змей идет и пламя лижет,
Шипит, когда водой обрызжут
И в дно стучится, - кстати, знай:
Это Горыныч греет чай,
Это в его открытый рот
Давно воткнут газопровод,
Горыныч дух свой испускает,
А люди пользу извлекают.
Меж тем, какой-то водяной
Забрался в чайник с головой;
Ему смешно, ему тепло,
Но вот, как в пекле, припекло,
И ну метаться, ну греметь,
Стонать и в дырочку свистеть!
А так и надо глупый бес:
Зачем ты в чайник наш залез?
Но к делу - уж пора чифир
Варить чернее черных дыр.
И то - вот кружка, вот трава,
Какой вся Индия жива,
Вот кипяток бурлящий льют
И - пауза на пять минут.
Есть - иностранки родовитой
Чужих кровей, чужих краев
Цветок восходит духовитый
И славит царствие свое.
Он ароматы расточает,
Он многих, многих приучает
В своих владениях не спать
И много власти получает,
И посылает выкупать
Себя втридорога. "Желать и пить меня!" - его закон:
Не так уж безобиден он.
Но что тем часом наш пиит
Заглянем - неужели спит?
Вот чей-то голос... томный взгляд...
Смех раздается... так не спят!
Ба, это ведьмочки гостят!
Вон та, что к левому колену
Приткнула задик - это Лена,
А на колено на друго
Уселась толстая Марго.
Теребят волосы, хохочут:
Поближе придвигают грудь
Такую, что её куснуть
Беззубый только не захочет,
А наш герой хотя и глуп,
Но кой-какой имеет зуб.
Тут мамка с чаем: Ах вы, бляди!
Ужо я по голяшкам вас!
Таки пробрались на ночь глядя!
А девки - что ж, не первый раз,
Скорее помело седлают
И с визгом в форточку сигают.
К сему простое назиданье:
Где девки - нет стихописанья.
Луна и ветер - вот и сказка.
Пустыня ночи не пуста.
Сама рождает темнота
И сновиденья, и опаски,
И байки баюна-кота.
А Ветер Ветрович все дует,
Как будто выступил в поход,
Как будто кто его колдует
Или он с крышами враждует,
Или корабль какой несет.
И ночь покорна его власти,
Полощет, парусно-туга,
Звенит железо, стонут снасти...
И закогтив, добычу ясти
С луны принюхалась Яга.
Но фиг тебе и два фига!
2.06.1994
* * *
Мы всходили по серебристому небу.
Стоял каменный воздух.
Земля скрылась из виду
ни внизу и нигде.
Три вопроса я задал:
Чем держаться на этой отвесной стене?
Кто нас встретит у ночи, у тетушки черной?
И последний: зачем я тоскую?
- Перестань делать глупости, перед сном
берегись обжираться и не строй из себя, - отвечал добрый дядюшка солнце.
Он упал на песок у правдивого моря, волны тело несут.
Он упал, он разбился.
Завтра новое солнце.
И чифир варит чернокожая тетушка ночь, ходит с ложкой по кухне, трясет толстой грудью.
Там, в котле на огне две глазницы пустых, два зрачка или две черных дырочки, - назови их, как хочешь, отведай.
8.05.94
* * *
О нем вздыхала музыка,
А он - нашел, о чем,
Скатиться в море синее
Лазоревым ручьем.
Скатиться в сине море,
В русалочью купель,
И им, словно пастушкам,
Наигрывать в свирель.
О пасторальность моря!
Кипени белизна!
Рос терпких Диониса
Ковш полный допьяна!
Не пастырь и не пастор
Всего лишь пастушок,
Ток воздуха в свирели,
А в сердце браги ток,
А волны - как барашки,
А пена - дунь едва
Такой девахой станет,
Что кругом голова.
Какие, к черту, ангелы!
В рай к серафимам - шиш!
Льет музыка, под музыку
Пей музыку - пляши!
Бессмертный, бездыханный,
Без слуха, без ноги,
Пить-есть-ходить не можешь,
Пляши только моги.
Моги - затем, что море,
Что пены белизна,
Что рос у Диониса
Ковш полон допьяна,
А волны - как барашки,
И пляшут под свирель
Русалочки-пастушки,
И пена их купель.
И все это - не ангел,
Не пастырь - пастушок,
Сок воздуха в свирели,
А в сердце браги ток,
Наигрывает море
В веселыя сердцах
Пьянущий, краснощекий,
Мудрейший Ванька Бах.
1979
* * *
УДИВИТЕЛЬНО
Что со мной происходит?
Утром снились теплые горы и странное небо.
Когда встал, что-то было в ладони: два камня - прозрачный
и черный с полоской.
Да - наверно, оттуда.
*
Очень яркие краски, а дождь.
Но без солнца даже серый асфальт, а тем более - белое, синее, красное будто светятся сами, будто глаз окунули в вино - это - мягкая, точная радость.
*
Первый раз откликалось мне небо.
Нашлось слово на ветер
и воздух, обычно невидимый,
и ласточек этих.
Стоит только забыться - я там,
выше крыш, потерялся и не знаю позвать себя вниз.
Но меня кто-то знает.
*
Кто-то помнит меня.
Может, раньше встречались
или видел во сне,
или как-то иначе.
*
Вот и смерть - обошла все кругом и вернулась:
- Не умею найти его.
*
Даже здесь меня нет: среди знающих книг, здесь, в хохочущих залах, рука об руку с женщиной, здесь
- а я их любил - на вокзалах толкучих и в гомоне рынка: нет, не я
в том прекрасном и важном.
*
Вот и стран,
вот и танцев так много на улице стало!
Словно книга открылась - понимаю не все, но читаю - и все дает знак о себе и не только, и лицо у них есть, и позвать меня знают.
*
Что со мной?
Может, умер?
Во что превратился?
*
На траву посмотрел - даже вздрогнул: показалось, о чем-то спросил и услышал ответ.
Вновь разжал ладонь - роза в ладони.
Опять получилось.
*
А вечером долго стоял у подъезда пятиэтажного дома.
По ступенькам поднялся, так странно, дверь открыл и вошел: неужели я жил здесь когда-нибудь?
*
Теплые горы.
18.04.1994
* * *
...И немножечко Бога, - нет, много не надо, - немного,
А то некуда деть, да и весь не войдет - Он большой.
Пусть поселится с нами - встречает гостей у порога,
Просияет друзьям, а худое прогонит долой.
Пусть разделит еду - так вкусней, да и дела хватает:
За детьми приглядеть или взрослых наставить уму.
А ещё есть печали, и надо кого-то бывает,
И кому же поплакаться, как не Ему.
Он стоит высоко, в том незримом надзвездном покое,
Но ведь есть ещё сны, - пусть уводит на небо гостить:
Сад покажет, растенья, и ангелов, и все такое...
И пусть за руку держит, когда станут зубы лечить.
Пусть Он будет, - не весь, - но что жадничать? - пусть хоть немножко,
Дом в согласье держать и чтоб жизнь изумленней жилась.
Там, на полке иконка - пускай это будет окошко:
Ночью встать посмотреть, словно к ковшику с квасом припасть.
27.05.94
* * *
ЧТЕЦ
Когда срок кончится и я перед Творцом
На суд и оправдание предстану,
То я войду - нет, даже не певцом
И не подвижником, - а только лишь чтецом,
Простым чтецом, но знаю, что - желанным.
И я скажу: я, Господи, читал
Внимательно Твой мир невероятный,
Я рос, я жил, ещё я умирал,
А слов Твоих я мало разобрал,
Но те, что смог, - я все принес обратно.
И я прочту, - я хорошо прочту
Сей странный мир, не упустив ни звука,
И Господи их примет в высоту,
А что не так - поправит на лету
В стихах неслыханных, - ведь не нашлось им слуха
здесь.
25.04.1994
* * *
Приди, приди! Тоскуют города,
Воюют страны и вода мертвеет,
И бесполезные, в прах легшие года
С лица Земли сдувают суховеи.
Приди, приди! Уже и камни ждут,
Из моря ночью чудища всплывают,
На мель бросаются и жить перестают,
Хотят позвать и - нет, не называют.
Все ни к чему, когда ты не придешь,
Леса растут, проистекают реки
Бессмысленно, тогда и правда - ложь,
И есть лишь смерть, напрасная вовеки.
И вот - приди! Хоть запад, хоть восток,
Твой дом везде, и Твоя воля всюду,
Гора подвинется, раскроется цветок
И расцветет в какое хочешь чудо.
Бери Себе простор любых пустынь,
Хоть изголовьем, хоть Своим подножьем,
Поставь стопу, владей! - и не покинь,
И начертай в нас Имя Твое Божье.
Мы ждем его, - но истины Твоей
Не взять устам, не выдохнуть гортанью,
И потому - во всех запечатлей,
И вся Земля пусть будет начертаньем.
Позволь позвать Тебя! И после отзовись,
Витай вокруг и, как водою чаши,
Наполни мир, и в души нам лучись,
И отражайся в океанах наших.
1.06.94
* * *
И странная сбылась ему мечта: текла река посередине мира и небо отражала. С высоты, теряясь там, он видел её всю от моря до истока - как черту, как бы бороздку на ладони, - и себя он различал на этой же ладони и з н а л себя водой в её реке, - так это ощущалось. А вдали молочно-палевая дымка укрывала какой-то город легких, белых зданий, - а может, это тучи? нет, он знал, что город и что жителей там нет, но кто-то ждет его там, средь безвестных улиц, на площадях пустых, а может быть, в какой-нибудь из затененных комнат или в огромном зале. И был лес, бескрайний лес, таинственный, живой, и он не знал, какие звери в нем, но должен был пройти его. А лес его разглядывал, казалось, каждой веткой своих причудливых деревьев, - как бы всё, - отдельно лист, травинка или ствол свои глаза имели и свой голос - и все слагались в лес: и лес смотрел, и это было странно. Но странней, загадочней, таинственней всего второе было зренье в том, высотном его парении. Всего лишь кинуть взгляд - и отзывалась вещь, что есть она, как если б он подзывал и спрашивал её, а та все отвечала. И ещё - он не умел определить цвета, - да и цвета ли то? - скорее, запах, он обонял, - а может, видел вкус? звук осязал? цвет слышал? - он терялся и с непривычки путался, а те цвели себе смеясь, - и надо всем царила чистая, торжественная радость его открытия. Он знал: когда-нибудь любой сумеет в мир такой войти, - достаточно идти и встать у края последнего, и загадать страну, ждать сильным, непреложным ожиданьем, а главное - всмотреться и у з н а т ь, - тогда войдешь.
- Он понял и вошел.
12.05.94
* * *
Третью осень приходит за чайкой вода,
Порасспросит то-се - о делах, о погоде,
И зовет с собой к морю: ты тоже туда
Собираешься, чайка, - давай вместе сходим!
Ну, давай, - наконец та решилась, - пойдем!
И пустились - все больше по воздуху чайка,
А вода уж рекой, её берегом, дном,
По песку и корягам утоплым, и галькам.
Вода с белою чайкою дружно живет
То напоит её, то рыбешку подбросит,
Посмотреть на свое отраженье дает
И подвозит в пути, если чайка попросит.
Но и чайка за встречною тучей следит
Где была, разузнает, где солнце теплее,
И подскажет всегда: вон, буксир впереди,
Не порежься винтом! - тоже воду жалеет.
Вот им город навстречу. Сквозь дым и мазут
Осторожно прошли и сквозь шлюзные створы,
И у дикой скалы на стоянку встают,
И такие ведут меж собой разговоры:
- Когда сверху гляжу на окрестности трав,
То я думаю: это не желтые листья,
А разлегся внизу огромадный жираф!
Как находишь, вода, мои мудрые мысли?
- Хорошо нахожу! Склад высокий ума
Различаю, и смелую, чистую душу,
Так вода говорит. - Знаешь, я бы сама
Тучкой в небе летала, но как-то вот трушу.
Потом много чего приключалось у них
То метелили воду лопатки турбины,
То бензином плевались с суденышек злых,
А то снег выпадал прямо чайке на спину.
Но пробрались, пробились к морским берегам.
Те обеих пустили. На море на синем
Нынче много водичек - и чайкина там,
Много чаек крылатых - и эта меж ними.
9.01.1995
* * *
ПЛЕМЯ
Набегает волна и дрожит на песке.
Воцаряются сумерки на озерке.
Все прохладнее с гор; все темней небосклон.
Заблестела звезда. Начинается сон.
Кто-то встал у скалы, и над шорохом вод
Его голос негромко, но ясно зовет.
И из скал отовсюду, из гущи теней
Возникают фигуры людей и зверей,
И деревья средь них, и цветы, и трава,
И совсем необычные есть существа.
Вот сближение тел, сочетание рук,
Удивление глаз - образуется круг.
И над озером снова звучат имена,
И свеченье восходит от самого дна,
Как бы пламя струится и кверху идет,
Как бы это цветок, распускаясь, растет.
Уже чаша его над водой поднялась
И искрится, на круг приозерный лучась.
Из какой он страны, из какой вышины,
О том нету преданий, но есть только сны.
И зачем то собранье, что значит обряд,
Расспроси у пришедших, - но все они спят,
Все они далеко - в чужедальних краях,
На просторах иных и в иных временах.
Нет общенья меж ними и знанья имен,
Это странное племя, но есть у них сон:
Раз в четырнадцать лет, - а быть может, - веков,
Они круг составляют у тех берегов,
Вызывают огонь и свершают обряд,
И друг другу дивятся, и спят - и не спят.
И не знает никто, кто соогненник их.
И в какие звучанья, - а может, - стихи,
Или в танец какой они денут тот свет,
Спроси тех, кто собрался, - но их уже нет;
Уже круг опустел, - и с обычных небес
Звезды видят лишь скалы да озера плеск,
Только камни и плеск - больше нет ничего...
И лучи собирает цветок световой
И сквозь толщу воды, не тревожа волну,
Золотою звездою плывет в глубину.
13.07.1994
* * *
М Ы Б У Д Е М
1.
Предоставив свершиться тому, что настало свершиться,
Не заботясь любить и бояться себя, и беречь,
Мы проходим на юг - до последней, великой границы,
Чтоб вступить наконец в мир желанных и радостных встреч.
Здравствуй, умные звери и певчей травы государство!
Здравствуй, ангел вода, здравствуй, дерево синяя ночь!
Здравствуй, пламенный Бог! - всех светлей и прекраснее здравствуй!
Это мы, твои дети, - прими своих сына и дочь.
Упоителен воздух, волшебны и долги закаты,
В умном времени нет обреченности дням и годам;
Беспечально мудры, совершенно свободны, крылаты,
Мы вольны удивляться и знать, что захочется нам.
Где земной океан вздыблен кверху укусами молний,
Мы проходим смеясь, не забрызгав ступни наших ног;
Хлещут волны внизу, рассыпаются, падают волны,
Как дырявая сеть, как сухой паутины комок.
26.11.1994
2.
Мы будем счастливы и юны,
Блаженные из чад земных,
Мудрей богов, постигших руны,
Потоков звездных и иных,
Предвечной радости согласны,
В сияньи дивной наготы
Свободны будем - и прекрасны
Превыше веры и мечты.
Тогда, из той страны желанной,
Следя, как наша жизнь прошла,
Мы улыбнемся несказанно: