* * *
   – Больно, – пожаловался Маркиз, с силой потирая лоб. Затем дважды крутанул головой, разминая шею.
   – Это воспоминания, – объяснила Дверь. – Стены все впитывают.
   Он удивленно вскинул бровь:
   – Могла бы предупредить.
   – А, ну да.
   Они стояли в белоснежном зале. Все стены были увешаны картинами, изображавшими разные комнаты. В зале не было ни одной двери, никакого выхода.
   – Любопытный декор, – заметил Маркиз.
   – Это центральный зал. Отсюда мы можем попасть в любую комнату. Они все сообщаются между собой.
   – А где остальные комнаты?
   Она покачала головой.
   – Не знаю. Может быть, за несколько миль отсюда. Они разбросаны по всему Нижнему миру.
   Маркиз принялся нетерпеливо расхаживать по залу.
   – Занятно. Этакий сложносочиненный дом, комнаты со всех уголков Лондона. Оригинально. Знаешь, Дверь, твой дедушка был с фантазией.
   – Я его не знала. – Она сглотнула и добавила, скорее сама себе, чем маркизу: – Казалось, здесь мы в безопасности, нам ничто не угрожает. Ведь сюда никто не может попасть, кроме членов нашей семьи.
   – Остается надеяться, что дневник твоего отца хоть немного прольет свет на то, что случилось, – проговорил Маркиз. – Где будем искать? – Дверь пожала плечами. – Ты точно знаешь, что он вел дневник?
   Девушка кивнула.
   – Он уходил в кабинет и блокировал все связи до тех пор, пока не закончит надиктовывать.
   – Тогда начнем с кабинета.
   – Но там я уже искала. Честное слово. Я все обшарила еще тогда, когда… убирала тело… – Она заплакала, тяжело и надрывно, словно рыдания прорывались из самой глубины души.
   – Ну, ну, – маркиз Карабас неловко похлопал ее по плечу. – Ну-ну, – добавил он на всякий случай. Он не очень-то умел утешать.
   Глаза Двери были полны слез.
   – Вы… можете подождать… минутку? Я скоро приду в себя.
   Он кивнул и отошел в другой конец зала, а через некоторое время обернулся. Она все так же стояла, обхватив себя руками, и плакала отчаянно, навзрыд, как маленькая девочка, – крошечная фигурка на фоне белой стены, увешанной картинами.
* * *
   Ричард все еще горевал по утраченной сумке.
   Но предводитель крыситов был неумолим. Он заявил, что господин Длиннохвост не говорил, что надо вернуть вещи, – только велел отвести Ричарда на рынок, и сообщил Анестезии, что именно она поведет чужака: «Да, это приказ. И хватит хныкать. Собирайся». Еще он предупредил Ричарда, чтобы тот держался от него подальше, и добавил, что тому страшно повезло. А потом, не обращая внимания на просьбы вернуть сумку или хотя бы бумажник, выпроводил Ричарда и Анестезию за дверь и запер ее.
   Они тронулись в путь в темноте.
   Анестезия несла самодельную лампу: жестяная банка, свеча, проволока и стеклянная бутылка из-под лимонада с широким горлом. Ричард удивился, как быстро его глаза привыкли к полумраку. Они шли через какие-то подвалы и погреба. Иногда ему казалось, что в углах кто-то шевелится – то ли крыса, то ли человек, то ли еще кто. Но каждый раз, когда они добирались до угла, там уже было пусто. Он спросил у Анестезии, что это, но она велела ему помалкивать.
   Вдруг он ощутил поток воздуха. Ни слова не говоря, Анестезия опустилась на корточки, поставила на пол лампу и с силой дернула вделанную в стену решетку. Решетка неожиданно подалась, и девушка растянулась на земле. Она махнула Ричарду, и он пролез в дыру в стене. Однако, не продвинувшись и на фут, Ричард почувствовал, что пол обрывается.
   – Послушай, – прошептал он, – тут внизу тоже дыра.
   – Ничего, падать невысоко.
   Она пролезла в дыру, закрыла за собой решетку и оказалась вплотную к Ричарду. Он смутился.
   – Держи! – Она протянула ему лампу и соскользнула в темноту. – Ну вот, видишь, совсем не страшно! – Ее голова была на несколько футов ниже его болтающихся ног. – Давай лампу.
   Он наклонился и протянул ей самодельную лампу. Девушке пришлось подпрыгнуть, чтобы ее забрать.
   – Ну, – прошептала она, – теперь ты.
   Ричард осторожно свесился через край, соскользнул вниз и повис на руках. Повисев несколько секунд, он разжал ладони и шлепнулся в мягкую жидкую грязь. Пока он вытирал руки о свитер, Анестезия прошла вперед и открыла еще одну дверь. Ричард поспешил к ней, они выбрались в какой-то туннель, и девушка закрыла за ними дверь.
   – Все, теперь можно говорить, – сказала она. – Только не слишком громко. Если хочешь.
   – Это хорошо, – обрадовался Ричард и тут же обнаружил, что не знает, о чем ее спросить. – Так, значит, ты крыса?
   Девушка тонко захихикала и, как маленькая японка, прикрыла рот ладошкой.
   – Не-а. Я была бы счастлива, будь я крысой, но увы… – она покачала головой. – Нет, мы крыситы, мы говорим с крысами.
   – Говорите? В смысле, просто болтаете?
   – Что ты?! Мы выполняем их поручения. Дело в том, – она понизила голос и заговорила так, будто сообщала нечто совершенно невероятное: – что крысы не все могут. Понимаешь? Потому что у них нет пальцев, нет рук и все такое. Погоди… – Она прижала Ричарда к стене, зажала ему рот грязной ладошкой и задула свечу.
   Сначала ничего необычного не происходило.
   Потом издалека донеслись голоса. Ричард и Анестезия ждали в темноте. Он дрожал от холода и сырости.
   Мимо, негромко переговариваясь, прошли какие-то люди. Когда все стихло, Анестезия убрала ладошку, зажгла свечу, и они отправились дальше.
   – Кто это был? – спросил Ричард.
   Она пожала плечами.
   – Не знаю. Это не важно.
   – Тогда с чего ты взяла, что лучше не показываться им на глаза?
   Она посмотрела на него с грустью, как смотрит мать, пытающаяся объяснить ребенку, что любой огонь жжется. «Да, и этот тоже. Уж поверь мне».
   – Идем, – сказала девушка. – Мы можем срезать путь через Верхний Лондон.
   Они поднялись по каменным ступеням, и Анестезия открыла дверь. Они вышли на улицу, и дверь мягко за ними закрылась.
   Ричард потрясенно огляделся. Они стояли на северном берегу Темзы, на набережной Виктории длиной в несколько миль, которую построили в викторианскую эпоху, скрыв под ней безобразные канализационные стоки и недавно открывшуюся линию метро – «Дистрикт-лайн», – и навсегда устранив грязную приливную полосу, отравлявшую своей вонью Лондон на протяжении предыдущих пятисот лет. Была ночь – все та же или уже следующая, Ричард не знал. В этих темных туннелях он потерял счет времени.
   Ночь была безлунной, но в небе сухо поблескивали осенние звезды. Сияли фонари, окна в домах и огни на мостах, отражаясь, как и ночное небо, как и весь город, в темной воде Темзы, и казалось, что эти огоньки тоже звезды, только обреченные сиять на земле. Волшебная страна, подумал Ричард.
   Анестезия задула свечу, и Ричард спросил:
   – Ты уверена, что нам сюда?
   – Конечно.
   Перед ними была деревянная скамейка, при виде которой Ричард понял, что больше всего на свете хочет на нее присесть.
   – Давай отдохнем немножко, совсем чуть-чуть.
   Девушка пожала плечами, и они сели на разных концах скамейки.
   – В пятницу, – проговорил Ричард, – я работал в престижной компании, занимался инвестиционным анализом.
   – Что такое инивистиционный…
   – Инвестиционный анализ? Это моя работа.
   Она кивнула, сочтя такое объяснение достаточным.
   – Ясно. И что?
   – Ничего. Просто вспоминаю, как это было. А вчера… я как будто перестал существовать. Здесь, наверху, никто меня не замечал.
   – А ты и правда перестал для них существовать, – сказала Анестезия.
   К ним подошла парочка, медленно прогуливавшаяся по набережной. Мужчина и женщина уселись на скамейку прямо между Анестезией и Ричардом и принялись страстно целоваться.
   – Простите, – сказал им Ричард. Мужчина запустил руку под свитер своей подруги и принялся там шарить, как одинокий путешественник, открывший неизведанную землю. – Я хочу, чтобы все было как раньше, – сообщил ему Ричард.
   – Я люблю тебя, – сказал мужчина.
   – А как же твоя жена?.. – проворковала женщина, облизывая ему щеку.
   – Хер с ней.
   – А я надеялась, что он с тобой, – пьяно захихикала она и стала мять его ширинку.
   – Идем, – сказал Ричард. Ему вдруг расхотелось сидеть на скамейке.
   Они пошли дальше. Анестезия несколько раз с любопытством оглянулась на парочку, которая постепенно переходила в горизонтальное положение.
   Ричард молчал.
   – Что-то не так? – спросила девушка.
   – Все, – буркнул он. – Ты всегда жила под землей?
   – Не-а, я родилась здесь. – Анестезия на секунду умолкла. – Ты что, хочешь узнать, как я оказалась в Нижнем Лондоне? – спросила она, и Ричард с удивлением обнаружил, что ему и в самом деле хотелось бы услышать ее историю.
   – Да.
   Она повертела кварцевые бусы на шее и сглотнула.
   – У меня была мама и еще сестренки-близняшки… – Она вдруг замолчала.
   – Продолжай, – подбодрил Ричард. – Мне действительно интересно. Честное слово.
   Девушка кивнула. Потом глубоко вдохнула и заговорила, не глядя на него, не поднимая глаз.
   – У мамы были я и близняшки, а потом она свихнулась. Однажды я вернулась из школы, а она плакала и кричала, совсем голая. Она все била, тарелки и всякое другое. Но нас она никогда и пальцем не трогала. Никогда. А потом пришла женщина из органов опеки и забрала близняшек, а меня отправили к тетке. Она жила с одним типом. Мне он не нравился. И когда тетки не было дома… – Она снова смолкла и на этот раз молчала так долго, что Ричард уже подумал, ее рассказ на этом окончится. Однако она продолжила: – Ну, в общем, он меня бил. И… всякое делал. В конце концов я сказала тетке, что он меня бьет, а она сказала, что я лгунья и пригрозила вызвать полицию. Но я говорила правду! И тогда я сбежала. В свой день рождения.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента