Верхушки ограды, установленной вокруг дерева, были выкрашены золотистой краской. Я могла поклясться, что ещё вчера они были чёрными.
   За угол завернул ещё один ретро-автомобиль. Это была странная конструкция на высоких колёсах со светлыми спицами. Я посмотрела на тротуар: дорожные знаки исчезли. Асфальт весь казался кривым и горбатым, фонари совсем изменились, их свет стал жёлтым и слабым. Он едва доходил до ближайшего парадного. Ком подступал к горлу, но я всё ещё была не готова допустить мысль об этом. Сначала надо просто отдышаться.
   Потом я внимательнее огляделась по сторонам. Ну, не так уж много всего изменилось. Дома, вообще-то, стояли, как и всегда.
   Хотя… там, в дальнем конце улицы, исчезла чайная, мама всегда покупала в ней отличнейшее печенье «Принц Уэльский». А того дома на углу с массивными статуями я раньше не замечала.
   Какой-то мужчина в шляпе и чёрном пальто бесцеремонно пялился прямо на меня. Он шёл, не сворачивая, но не предпринимал при этом попыток заговорить или, тем более, помочь. Я встала и отряхнулась.
   Неизвестность, которая родилась, как предчувствие, превратилась вдруг в страшное осознание происходящего.
   Придуриваться не перед кем!
   Я не на ралли ретро-автомобилей, а с магнолии не просто так слетели все листья. Эх, всё отдала бы сейчас за то, чтобы за угол завернула Николь Кидман, но, к сожалению, съёмочной декорацией фильма Генри Джеймса всё это тоже не было.
   Я точно знала, что произошло. Было совершенно ясно. И также ясно было то, что произошла ошибка.
   Я очутилась в другом времени. Не Шарлотта. Я. Кто-то допустил страшную ошибку. Я застучала зубами. Не только от возбуждения, но и от холода. Холод был просто собачий.
   «Я бы знала, что делать», – в ушах снова и снова звучали слова Шарлотты.
   Ясное дело. Шарлотта-то знала, что делать, но со мной никто этим знанием не поделился.
   Вот я и стояла, дрожа и стуча зубами на углу своей улицы, постепенно превращаясь в общественное пугало. К счастью, людей на улице было немного. Молодая женщина в полупальто прошла мимо меня с корзиной в руке. За ней следовал мужчина в шляпе и с поднятым воротником.
   – Извините, вы не подскажете, какой сейчас год? – спросила я.
   Женщина сделала вид, что не услышала меня и зашагала быстрее.
   Мужчина покачал головой.
   – Какая невоспитанность, – пробубнил он.
   Я вздохнула. Эта информация мне всё равно не помогла бы. В сущности, какая разница, 1899-й нынче на дворе или 1923-й.
   По крайней мере, я знала точно, где нахожусь. Ведь я жила всего в нескольких шагах отсюда. Что естественней в такой ситуации, как не направиться прямо домой? Действовать-то надо. В сумерках улица казалась вполне спокойной и приветливой. Озираясь по сторонам, я медленно зашагала обратно.
 
   Что изменилось, а что осталось прежним? Дома – почти такие же, как в моём времени. Если хорошенько приглядеться, казалось, будто видишь их впервые, но в тот момент обращать внимание на детали не получалось. Я машинально повернула голову в сторону дома номер восемнадцать, но возле входа никого не было, никакого чёрного человека не осталось и в помине.
   Я остановилась.
   Наш дом выглядел точно так же, как и в моё время. На первом и втором этаже горел свет, в маминой комнатке под крышей тоже. С чердачного окошка свисали сосульки. Как же мне захотелось домой, когда я всё это увидела!
   «Я бы знала, что делать
   Да, что бы сделала сейчас Шарлотта? Быстро темнело, а холодало ещё быстрее. Куда бы пошла Шарлотта, чтобы не замёрзнуть? Домой?
   Я поглядела вверх на горящие окна. Может, уже родился мой дедушка. Может, он уже взрослый и даже узнает меня при встрече. Катал же он меня на коленках, когда я была ещё совсем малюткой… ну что за чушь! Даже если он и родился, очень сомнительно, что он сможет вспомнить, как он сажал бы меня на колени, будь он стареньким дедушкой. Холод проникал под дождевик. Ладно, я просто позвоню в дверь и попрошусь переночевать.
   Нужно только придумать, как бы всё это по-умному провернуть. «Привет! Меня зовут Гвендолин, я внучка лорда Лукаса Монтроуза, который, может быть, ещё и не родился».
   Такому вряд ли кто поверит. Я окажусь скорее в психушке, чем в собственном доме. А уж психушки-то в этом времени просто супер – один раз попал – и на всю жизнь.
   С другой стороны, ничего другого я придумать не могла. Скоро стемнеет, нужно как можно быстрее найти место, чтобы переночевать и не замёрзнуть. Желательно не попасть при этом под нож Джека Потрошителя. Вот ужас! Когда он там творил свои мерзости? И где? Надеюсь, не здесь, в чинном-спокойном Мейфэре?
   Если получится поговорить с предком, я смогу его убедить, что знаю об этом доме и о его семье больше, чем мог бы знать чужой человек. Кто кроме меня может, например, выдать, что лошадь пра-пра-пра-пра-прадедушки Хью звали Толстушкой Энни? Это же точно знают только свои.
   Я отвлеклась от рассуждений из-за сильнейшего порыва ветра. Он был таким холодным! Не удивлюсь, если и снег сейчас повалит.
   «Привет! Меня зовут Гвендолин, и я прилетела из будущего. В качестве доказательства могу предъявить вот эту застёжку-молнию на куртке. В вашем времени её ещё не изобрели, так ведь? Нет у вас пока ни самолётов, ни телевизоров, ни холодильников…»
   Можно было хотя бы попробовать. Глубоко вздохнув, я направилась к двери.
   Ступеньки казались невероятно знакомыми и чужими одновременно.
   Я машинально ощупала стену в поисках звонка. Но, конечно, его там не оказалось.
   Электрические звонки тоже ещё не изобрели.
   К сожалению, о конкретном годе это мне не говорило. Я вообще была без понятия, когда там выдумали электрический ток. До пароходов или уже после? Проходили мы это в школе или нет?
   Если и проходили, что-то я не припомню подробностей.
   На притолоке я засекла ручку на цепочке. У Лесли дома тоже была похожая конструкция, для слива в туалете. Я со всей силы потянула за цепочку и услышала, как за дверью зазвонил колокольчик.
   О Боже!
   Хоть бы открыл кто-то из хозяев этого дома, а не, например, прислуга. Что можно сказать им, чтобы мне поверили? Может, пра-пра-пра-пра-прадедушка Хью ещё жив? Или уже жив? Ну, в общем, я просто попрошу позвать его, вот и всё.
   Или Толст у ш к у Энни позвать.
   Шаги приближались, и я собрала всю свою волю в кулак.
   Но не успела увидеть, кто именно открыл дверь, потому что вдруг меня сбило с ног, завертело во времени и пространстве, и выплюнуло обратно.
   Я снова очутилась на коврике перед нашей дверью. Я поднялась и огляделась вокруг. Всё выглядело как раньше, когда я вышла за леденцами для бабушки Мэдди. И дома, и припаркованные машины, и даже дождь. Чёрный человек возле дома номер восемнадцать уставился прямо на меня.
   – Да уж, тут не только ты в шоке, – пробормотала я.
   Как долго меня не было? Интересно, а этот в чёрном пальто видел, как я пропала у поворота, а потом вдруг появилась на коврике перед дверью? Небось, глазам своим не поверил. Так ему и надо. Хотел загадок – пусть получает.
   Я бешено затрезвонила. Открыл мистер Бернхард.
   – Что за спешка? – спросил он.
   – У вас, может, никакой спешки, а я лично тороплюсь!
   Мистер Бернхард удивлённо скруглил бровь.
   – Извините, я забыла кое-что важное, – я проскользнула мимо него и со всех ног помчалась по лестнице, перескакивая через ступеньки.
   – Ангел мой, а я думала, что ты уже убежала!
   Задыхаясь, я глянула на стенные часы. Прошло как раз двадцать минут с тех пор, как я вышла из комнаты.
   Бабушка Мэдди ошарашенно поглядела на меня, когда я влетела в комнату.
   – Как хорошо, что ты решила заглянуть ещё раз! Совсем забыла, в «Селфриджес» продаются те же конфетки, только без сахара. Обёртка совершенно такая же! Их не бери ни в коем случае, от тех без сахара у меня… э-э… пищеварение ухудшается.
   – Бабушка Мэдди, а почему все так уверены, то ген именно у Шарлотты?
   – Почему-почему, кончается на «у». Спроси что полегче, – вид у бабушки Мэдди был немножко сконфуженный.
   – Кто-то делал ей анализ крови? Может, ген у кого-то другого? – моё дыхание постепенно успокаивалось.
   – Сомнений быть не может, Шарлотта – носительница гена.
   – Это анализ ДНК показал?
   – Тут ты, дорогуша, не того спросила. Я в биологии полная дурочка, не знаю даже, что оно такое, это твоё ДНК. Сдаётся мне, тут дело не в биологии, а, скорее, в высшей математике. Жалко, что математика мне тоже не давалась в своё время. Когда вокруг жонглируют цифрами-формулами, я просто перестаю вникать и думаю о чём-то более милом и привычном. Могу лишь сказать тебе, что Шарлотта появилась на свет точно в рассчитанный за столетья до нас и назначенный специально для неё день.
   – Значит, по дате рождения определяют, в ком ген? – я нервно покусывала губы. Шарлотта родилась седьмого октября, а я – восьмого. Нас разделял один-единственный день.
   – Скорее наоборот, ген определяет дату, – сказала бабушка Мэдди. – Они всё точно рассчитали.
   – А если они ошиблись?
   На один день! Это же так просто. Произошла ошибка.
   Идиотский ген был у меня, а не у Шарлотты! Или у нас обеих. Или… я плюхнулась прямо на пол.
   Бабушка Мэдди покачала головой:
   – Они не ошибаются, ангел мой. Уж если эти люди что и могут по-настоящему, так это считать.
   Что вообще за «эти люди»?
   – Ошибиться может каждый, – сказала я.
   Бабушка Мэдди засмеялась:
   – Надеюсь, ты не заподозришь в ошибке Исаака Ньютона?
   – Ньютон рассчитал день рождения Шарлотты?
   – Дитя моё, мне прекрасно знакомо твоё любопытство. Когда я была такой же маленькой, как ты сейчас, я тоже хотела всё знать. Но, во-первых, кто меньше знает, тот крепче спит. А во-вторых, я правда-правда очень хотела бы коробочку лимонных леденцов.
   – Всё это так нелогично, – сказала я.
   – Лишь на первый взгляд, – бабушка Мэдди погладила меня по руке. – Только так: я тебе ничего не говорила, понятно? Наша беседа пусть останется между нами. Если твоя родная бабушка узнает, что я всё тебе рассказала, она страшно разозлится. А в гневе она ещё страшней, чем обычно.
   – Всё, бабушка Мэдди, не тревожу тебя больше. И уже бегу за леденцами!
   – Ты доброе дитя.
   – Последний вопрос: сколько времени проходит с момента первого прыжка до следующего?
   Бабушка Мэдди вздохнула.
   – Ну пожа-а-а-а-лу йста!
   – Не думаю, что в этом деле установлены какие-нибудь правила, – сказала она. – Каждый носитель гена – особенный. Но никто не умеет управлять своими прыжками во времени. Это случается каждый день, совершенно спонтанно, даже несколько раз на дню. Потому этот хронограф – такая важная штука. Насколько я поняла, он поможет Шарлотте не болтаться совсем беспомощно туда-сюда по времени. Её можно будет послать в определённый год и день, где с ней ничего не случится. Так что не волнуйся за неё.
   Честно говоря, в тот момент я гораздо больше волновалась за себя.
   – А сколько времени проходит в настоящем, пока носитель гена в прошлом? – спросила я, затаив дыхание. – И можно ли во второй раз допрыгнуть аж до эры динозавров, когда здесь было одно сплошное болото?
   Бабушка оборвала меня резким взмахом руки:
   – Довольно, Гвендолин! Мне-то откуда знать!
   Я встрепенулась:
   – Всё равно спасибо за твои ответы, – сказала я, – ты мне очень помогла.
   – Что-то мне так не кажется. Совесть не даст мне теперь покою. Ох, не должна была я потакать твоему любопытству. Мне ж самой не положено этого знать. Когда в прежние времена я пыталась расспросить брата – твоего дедушку – обо всех этих тайнах, он оставался непреклонным и отвечал лишь «не порть здоровье!» Ну так ты мне сегодня конфеток принесёшь? Только не забудь, пожалуйста: с сахаром!
   Бабушка Мэдди помахала мне вслед.
   Чем это, интересно, тайны портят здоровье? И что вообще знал обо всём этом мой дедушка?
 
   – Исаак Ньютон? – озадаченно повторила Лесли. – Это тот, с силой притяжения?
   – Ага. Но он ещё успел рассчитать день рождения Шарлотты.
   Я стояла в «Селфриджес», в продуктовом отделе перед холодильником с йогуртами, прижимала правой рукой телефон к уху, а левой держалась за правую.
   – Только никто не поверит, что он ошибся. Ну да, кто такому поверит! Это ж Ньютон! Но он всё-таки просчитался! Я родилась на следующий день после Шарлотты, и именно я совершила прыжок во времени – я, не она!
   – Это всё очень загадочно. Вот ёлки-палки, снова эта железяка будет грузиться целый час. Включайся давай, ты, животное! – Лесли, как всегда, ругалась со своим компьютером.
   – О Лесли, это было так… странно! Ещё немного, и я встретилась бы со своим предком! Может, помнишь этого толстяка с картины перед потайной дверью, пра-пра-пра-пра-прадедушку Хью. Если это, конечно, было его время, а не чьё-нибудь ещё. Между прочим, они вполне могли упрятать меня в психушку.
   – Да уж, с тобой могло случиться что угодно, – сказала Лесли. – Что-то я торможу, все эти годы столько шуму вокруг Шарлотты, а потом вдруг – на тебе! Расскажи об этом маме, обязательно. И вообще, давай скорей домой! Это может в любой момент случиться снова!
   – М-да, ситуация не ахти.
   – Да уж. О, не прошло и ста лет, а я в Интернете. Могу тебе погуглить Ньютона для начала. А ты рули домой тем временем! Кто знает, сколько лет тут стоит этот магазин, может, раньше здесь была яма, и ты сейчас как провалишься метров на двенадцать!
   – Бабушка просто свихнётся, когда узнает, – сказала я.
   – Да, а бедная Шарлотта! Все эти годы терпеть, от всего отказываться, а в итоге – фигушки! О, вот, Ньютон. Родился в 1643 году в Вулсторпе – о Боже, это ещё где? – умер в 1727 году в Лондоне… так, это неважно… это тоже… здесь ничего не написано про путешествия во времени, только какие-то исчисления бесконечно малых величин, что-то я таких не знаю, а ты? Трансцендентность всех спиралей… квадратика, оптика, небесная механика… так-так, а вот закон всемирного тяготения. М-да, штука про трансцендентность спиралей как-то больше всего смахивает на путешествия во времени, как считаешь?
   – Честно – не-а, – сказала я.
   Влюблённая парочка рядом со мной оживлённо обсуждала, какой йогурт купить.
   – Ты что, ещё в магазине? – крикнула Лесли. – А ну скорей домой!
   – Уже бегу, – заверила я и, схватив пачку бабушкиных леденцов, заторопилась к выходу.
   – Но Лесли, я не могу рассказать об этом дома! Они же решат, что я совсем тю-тю.
   Лесли захихикала в трубку:
   – Гвен! Любая другая семья обязательно отправила бы тебя лечиться, но только не твоя! У них же только и разговоров, что о путешествиях во времени, хронометрах и занятиях по тайноведенью.
   – Не хронометр, а хронограф, – поправила я. – Эта штука, кстати, заправляется кровью. Вот гадость, да?
   – Хро-но-граф… Так, гуглю хронограф.
   Я пробиралась по шумной Оксфорд-стрит к следующему светофору.
   – Тётя Гленда обязательно скажет, что я всё это выдумываю, чтобы показаться значительней, и испортить Шарлотте приключение.
   – И что с того? Уже когда ты прыгнешь в следующий раз, они как-нибудь догадаются, что были не правы.
   – А вдруг не прыгну? Вдруг это было что-то вроде приступа? Или насморка?
   – Ты сама-то веришь в то, что несёшь? Так, хронограф. Кажется, это многофункциональные наручные часы. На «ebay» их целая куча продаётся. От 10 фунтов стерлингов… Дуристика… о, погоди, я погуглю Исаака Ньютона, хронограф, путешествия во времени и кровь, всё вместе.
   – Ну?
   – Результатов: ноль, – Лесли вздохнула. – Ну какие же мы дуры! Надо было раньше всё разведать. Так, для начала я достану нам необходимую литературу. Должен же мне читательский билет хоть раз пригодиться? Ты где сейчас?
   – Перехожу Оксфорд-стрит и сворачиваю на Дьюк-стрит, – я усмехнулась. – Спрашиваешь, чтобы прийти сюда и нарисовать мелом крестик, если разговор вдруг оборвётся? Я тут вообще задумалась на досуге, зачем Шарлотте этот крест?
   – Ну, наверное, они могли бы послать за ней того второго типа. Как там его?
   – Гидеон де Виллер.
   – Ну и имечко, жесть. Сейчас и его погуглим. Гидеон де Виллер, как там он пишется?
   – Я откуда знаю! Давай ещё пораскинем мозгами насчёт креста мелом – куда бы они его послали, Гидеона этого? Ну, то есть, в какое время? Шарлотта могла бы очутиться где угодно. То есть, в любой минуте, в любом часе, в любом дне, в любом веке. Не-а, тогда от креста никакого проку.
   Лесли так громко взвизгнула мне в ухо, что я чуть не выронила мобильный.
   – «Гидеон де Виллер» – есть такой!
   – Ну же, читай!
   – Тэк-с, здесь написано: команда по игре в поло гринвичского интерната имени Винсента в этом году снова выиграла британский кубок по поло среди школьников. Награде радуются справа налево: директор школы Уильям Гендерсон, тренер Джон Карпентер, капитан команды Гидеон де Виллер… и так далее. Вау, он ещё и капитан команды. Картинка, правда, малюсенькая, фиг разберёшь, кто из них кони, а кто мальчики. Ты где там, Гвен?
   – Всё ещё на Дьюк-стрит. Верно, интернат в Гринвиче, конный спорт – это наверняка он. Там не написали, что он исчезает время от времени? Может, прямо с лошади?
   – А, чёрт. Только увидела, этой заметке уже три года. Сейчас он, наверное, уже школу закончил. Как ты там, голова не кружится?
   – Нет пока.
   – А где идёшь?
   – Лесли!! Всё ещё по Дьюк-стрит. Спешу, как могу.
   – Ладно, мы с тобой повисим на телефоне, пока ты не дома, а там ты сразу расскажешь всё маме.
   Я поглядела на часы:
   – Она ещё не вернулась с работы.
   – Тогда подождёшь, но поговори с ней обязательно, поняла? Она наверняка знает, что делать. Гвен? Ты ещё там? Ты меня поняла?
   – Да. Лесли?
   – Чего?
   – Я так рада, что ты у меня есть. Ты лучшая подруга на свете!
   – Ты тоже ничего, – сказала Лесли. – А ещё ты ведь можешь захватить парочку прикольных штуковин из прошлого. Ну какая другая подруга такое сумеет? А когда надо будет готовиться к следующей контрольной по истории, ты просто полетишь на место событий и всё разведаешь.
   – Если б не ты, я бы совсем растерялась сейчас, – я понимала, что выгляжу полной тютенькой. Но, ёлки-палки, именно так я себя и ощущала.
   – А можно забирать предметы из прошлого с собой? – спросила Лесли.
   – Это я не в курсе. Честно, ни малейшего понятия. Попробую в следующий раз. Я, кстати, сейчас на Гросвенор-сквэр.
   – О, почти дома, – облегчённо вздохнула Лесли. – Кроме заметки про поло Гугл о Гидеоне де Виллере ничего не знает. Зато много всего про частный банк де Виллеров и адвокатскую контору де Виллеров в Темпле.
   – Да, это тоже о них, наверное.
   – Как твоя голова? Кружится?
   – Пока нет, но спасибо, что спрашиваешь.
   Лесли кашлянула в трубку:
   – Знаю, ты там идёшь и боишься, но всё это просто крутецки! Самое настоящее приключение, Гвен. И ты в самом центре событий!
   – Да уж, центрее некуда. Вот кошмар.
 
   Лесли права: кто сказал, что мама мне не поверит? Мои истории о привидениях она выслушивала со всей серьёзностью. Я всегда могла рассказать ей, если что-то меня пугало. Когда мы ещё жили в Дархеме, меня несколько месяцев преследовал дух одного демона. Вместо того, чтобы работать по назначению – украшать церковный свод – он таскался за мной. Звали его Азраэль. Выглядел он как помесь кошки, человека и орла. Когда он заметил, что я его вижу, а главное – слышу, то так расчувствовался, что ходил и летал за мной хвостиком, балаболил ни о чём при каждой возможности и даже ночевать хотел в моей кроватке. После того, как первый страх прошёл (как и другие ему подобные фигуры, физиономию Азраэль имел довольно жуткую), мы постепенно подружились. Жалко, что он не мог переехать с нами в Лондон. Я до сих пор по нему скучала. Демоны, украшавшие лондонские дома, были какими-то совсем несимпатичными персонами. Мне до сих пор не попался никто, кто переплюнул бы Азраэля.
   Если мама поверила в Азраэля, то, наверное, поверит и в путешествия во времени. Нужно только найти подходящий момент для разговора. Но момент всё не представлялся. Как только мама вернулась домой, она сразу же стала разбираться с моей сестрой Кэролайн. Та вызвалась взять домой из школьного террариума на лето хамелеона по имени мистер Бин. До лета было ещё далеко, но разбор полётов начался уже сейчас.
   – Ты не сможешь ухаживать за мистером Бином, Кэролайн! Ты же прекрасно знаешь, что твоя бабушка запретила брать в дом животных, – сказала мама. – А у тёти Гленды вообще аллергия.
   – Но у мистера Бина ведь нет шерсти! – оправдывалась Кэролайн. – Он будет сидеть себе тихонько в террариуме и никому не помешает.
   – Он помешает твоей бабушке!
   – Тогда она зануда!
   – Кэролайн, так нельзя! В нашем доме никто и понятия не имеет о хамелеонах. Только представь, если мы сделаем что-то не так, мистер Бин может заболеть, или даже умереть!
   – Не может! Я уже научилась за ним ухаживать. Ну пожалуйста, мамочка! Давай возьмём его! Если не я, его опять заберёт Тесс и будет снова вести себя так, будто мистер Бин её ребёночек.
   – Я сказала: нет, Кэролайн!
   Через четверть часа они всё ещё спорили, хотя мама зашла в ванную и закрылась там. Кэролайн стояла под дверью и кричала:
   – Леди Ариста даже ничего не заметит! Если б мы захотели, могли бы хоть весь террариум пронести. Она всё равно ко мне никогда не заходит.
   – Могут меня в этом доме хоть в туалете оставить в покое на несколько минут? – кричала мама.
   – Нет, – сказала Кэролайн.
   Пить кровь у неё получалось отлично. Она перестала нудить, только когда мама пообещала, что сама попросит леди Аристу подержать мистера Бина у нас дома во время каникул.
   Пока грызлись мама и Кэролайн, я выколупывала жвачку из волос Ника. Мы сидели в швейной комнате. Ник нашлёпал себе на голову почти полфунта этой гадости, но никак не мог вспомнить, как же это случилось.
   – Как можно не заметить, если что-то на себя наклеиваешь! – сказала я. – Придётся откромсать тебе пару прядей.
   – Не страшно, – сказал Ник, – всё равно леди Ариста говорит, что я стал похож на девочку.
   – У леди Аристы все на девочек похожи, у кого волосы длиннее спички. Для твоих чудных локонов это настоящий позор.
   – Да отрастут, не волнуйся. А отрежь-ка всё, а?
   – Маникюрными ножничками причёски не сделаешь. Для этого – марш к парикмахеру.
   – А давай ты сама попытаешься, – сказал Ник доверительным тоном. Он, очевидно, успел забыть, как я однажды уже подстригала его маникюрными ножницами, и вид у него был тогда, как у только что вылупившегося коршунёнка. Мне было семь, ему четыре. Его кудри понадобились мне тогда для парика. Парик вышел кривоватым, а меня на день посадили под домашний арест.
   – Только попробуй! – сказала мама. Она зашла в комнату и для пущей уверенности забрала у меня ножницы. – Если стричь, то только в парикмахерской. Завтра. А сейчас нам пора вниз на ужин.
   Ник сморщился.
   – Не волнуйтесь, леди Аристы нет дома, – мы с Ником переглянулись. – Никто не будет занудствовать по поводу жвачек в волосах или пятен на рубашке.
   – Что ещё за пятно? – Ник поглядел себе на живот. – Вот чёрт, гранатово-яблочный сок. Не заметил совсем.
   Бедный мой братишка, он был так на меня похож.
   – Я уже сказала, ругаться там некому.
   – Но сегодня ведь не среда! – сказал Ник.
   – И всё-таки их нет дома.
   – Крутизна.
   Когда леди Ариста, тётя Гленда и Шарлотта бывали дома, ужин превращался в натужную церемонию. Леди Ариста ругала Ника и Кэролайн (а иногда и бабушку Мэдди) за их манеры. Тётя Гленда всё время выпытывала про мои оценки, чтоб потом сравнить их с оценками Шарлотты, а Шарлотта улыбалась как Мона Лиза и говорила: «Это вас не касается», если её о чём-то спрашивали.
   Вообще-то мы могли бы спокойно обойтись без этих вечерних заседаний, но наша бабушка настояла, чтобы присутствовали все.
   Прощён мог быть лишь тот, у кого обнаруживалась заразная болезнь. Еду нам готовила миссис Бромптон. Она приходила с понедельника по пятницу, готовила кушать и стирала. (По выходным готовила то тётя Гленда, то мама. Пиццы или китайской кухни, к моему и Никовому огорчению, не заказывали никогда.)
   В среду вечером, когда леди Ариста, тётя Гленда и Шарлотта уходили на свои занятия по тайноведенью, ужин становился гораздо веселей. А сегодня это было так мило – только понедельник, а уже будто бы среда. Вы не подумайте, что мы сразу залезали с ногами на стол, чавкали и кидались едой.
   Нет. Но мы отваживались поговорить друг с дружкой, положить локти на стол и пообщаться на такие темы, которые леди Ариста считала неподходящими.
   Например, о хамелеонах.
   – А тебе нравятся хамелеоны, бабушка Мэдди? Ты бы хотела завести маленького послушненького хамелеончика?
   – Э-э-э… ну-у… сейчас, когда ты сказала, я вдруг поняла, что да, я всегда хотела иметь хамелеона, – сказала бабушка Мэдди, накладывая себе в тарелку картошку с розмарином. – Во что бы то ни стало.
   Кэролайн сияла:
   – Кто знает, может, твоё желание скоро исполнится.
   – Как там леди Ариста и Гленда? – осведомилась мама.
   – Твоя мать звонила после обеда, чтобы сказать, что не придёт к ужину, – сказала бабушка Мэдди. – Я от имени всех нас выразила глубочайшее сожаление, надеюсь, вы не против.
   – О да, – Ник хихикнул.
   – А Шарлотта? Она что…? – спросила мама.