Гленн Бек. Снежный ангел

   – Руки у нее были красивые. – Митч думает о ее тонких пальцах, и уголки губ у него приподнимаются. – На работе волосы назад убирала… сережки болтаются, и шея длинная. Еще смеялась так, что любо-дорого.
   – Это верно, хорошо смеялась.
   Митч мрачнеет:
   – Только она редко смеялась.
   – Почему так?
   – Не могла. Украли у нее радость.
   Это правда. Но Митч не может объяснить, что случилось, почему его жена стала такой. Она была красивой и бессердечной. Изломанной и жесткой. От нее исходила злоба, искрящая недобрая энергия. Дотронуться до нее – все равно что до оголенного провода под напряжением.
   – Невеселой она была, – тяжело вздохнул Митч.
   – Отчего?
   – Ее обидели. – Руки на коленях сжались в кулаки. – И как можно было обидеть ребенка?.. – У Митча пресекся голос.
   – Уму непостижимо, – тихо отозвался Купер.
   – Ее никто по-настоящему не понимал.
   – А вы, Митч, понимали?
   – Не знаю. Но думаю, я ее любил.
   – Я тоже так думаю.
   – Она плохо поступала.
   – Да, Митч, плохо.
   – А я все равно ее любил. – Митч прерывисто вздыхает. – Это было дурно с моей стороны?
   Купер через стол наклоняется к нему, и Митч с удивлением замечает, что не только у него самого глаза полны непролитых слез.
   – Нет, Митч, конечно, это не было дурно. Каждый человек заслуживает, чтобы его любили.

Глава 4

   Рэйчел
   8 октября
   Отец как-то сказал мне: мы бессильны против тех, кого любим.
   Думаю, он хотел помочь своей девятилетней дочери понять, почему любит женщину, которая валяется в отключке на диване в гостиной. Но тот урок прошел для меня даром. Я так и не поняла, зачем надо было отводить волосы с бледной маминой щеки, почему он укутывал ее одеялом с такой нежностью, что у меня дыхание перехватывало. Папа делал это не из чувства долга – он заботился о ней, потому что этого требовало его сердце. Отец был безоружен перед матерью.
   Что я могла знать о подобной беззащитности? Когда не задумываясь преподносишь другому человеку свою душу в дар. Такой любви я не понимала до самого рождения Лили. И только восхищенно разглядывая миниатюрные пальчики, вдыхая ангельский аромат детской кожицы, я поняла: любить ее – мое предназначение. Я, в определенном смысле, перестала существовать как личность. Но это не имело значения. Значение имела она.
   Ради дочери я готова терпеть любые унижения, готова на любое безрассудство, а при мысли, что могу с чем-то не справиться в других сферах жизни, у меня начинает сосать под ложечкой. Вот проработала тайком у Макса всего неделю, а давление подскочило и внутри все ноет. Чистейшей воды глупостью была эта моя подпольная работа, но пойти на попятную я не могла, даже если бы захотела. Я любила Макса. Когда-то мы вместе коротали долгие часы у него в мастерской, и тогда он здорово помог мне. А теперь настал мой черед помочь ему. Пьянящее ощущение.
   Но как бы хорошо ни было рядом с Максом, минувшие пять дней убедили меня, что я затеяла опасную игру. Слишком уж упорядочена была моя жизнь, чтобы выдержать сумятицу, которая шла рука об руку с обманом.
   Сказать, что я человек привычки, – значит ничего не сказать. Уж и не помню, сколько лет подряд, изо дня в день я делала одно и то же, одним и тем же образом, в одно и то же время.
   В шесть утра кофе уже готов, и я наливаю себе чашку. Я просыпаюсь по своему «встроенному» будильнику; осторожно, чтобы не разбудить Сайруса, выбираюсь из постели и спускаюсь в нижнюю ванную – в голубую, с белыми панелями, которая всегда напоминала мне пляжную кабинку. В душе я надолго не задерживаюсь, но эти короткие минуты – только мои. Здесь я легко могу представить, что и в моей жизни есть место нежным воспоминаниям о семейном отдыхе на море. Но – только представить. Потому что на самом деле я изо всех сил старалась стереть из памяти ту неделю, что мы провели во Флориде. Лили тогда было восемь лет.
   Когда Сайрус объявил, что мы отправляемся отдыхать, я не поверила ушам. Он обожал разъезжать с друзьями – фазанья охота в глубинке Южной Дакоты, гонки на снегоходах в глухих уголках Вайоминга, кое-когда даже вылазка в Лас-Вегас, – но отдыхать вместе с семьей? Такого не бывало с нашей жалкой попытки повторить медовый месяц в пятую годовщину свадьбы. Поездка во Флориду, втроем – мой второй шанс, решила я. И принялась рисовать в воображении разные картинки: вот мы дружно хохочем, вот собираем ракушки на пляже, вот лижем мороженое, глазея на витрины магазинов. Картинки выходили туманные, расплывчатые. Но, сделав усилие, я могла внушить себе, что и Сайрусу нужна эта счастливая, как на открытке, семья. Могла внушить, что все переменится и станет таким, как было.
   Когда-то мы любили друг друга. По-настоящему, глубоко, безумно. Как полагается во всякой приличной истории. Сайрус был красив и силен – воплощенная мужественность. Он мог вспылить, мог наговорить дерзостей. Но кому был нужен мягкий и покладистый Сайрус? Да, норовист. А я не обращала внимания – меня-то он обожал. Я для него была принцессой, которую необходимо спасти. И я пошла за ним. По одной простой причине: я была безмерно счастлива, что он меня спасает.
   И семейный отпуск во Флориде представлялся мне не иначе как смелой спасательной операцией. Конечно же, Сайрус предложил эту неожиданную поездку, чтобы сразить меня наповал. Чтобы загладить все обиды и наверстать упущенное время.
   Нечего и говорить – мечты пошли прахом. Всю неделю Сайрус только и делал, что валялся у бассейна и пялился на студенток, загоравших у воды в крошечных бикини. На носу солнечные очки, глаза полуприкрыты, но я-то знала, куда он смотрит, – куда угодно, только не на свою жену, с которой прожил одиннадцать лет и которая родила ему дочь, доказательством чему служит отвратительный шрам от экстренного кесарева сечения. Наверное, нельзя его упрекать. Я была вся в веснушках от солнца, вся красная (мою молочную кожу не спасает даже самый сильный солнцезащитный крем). А мой цельный черный купальник рядом с этими соблазнительными лоскутками выглядел монашеским одеянием. Немудрено, что Сайрус завел привычку уходить в клуб – «потусоваться с ребятами», после того как я уложу Лили спать.
   Наш семейный отпуск не удался, но я все равно любила эту пляжно-полосатую ванную и ранним утром, пока все спали, проводила волшебные полчаса в своем раю цвета морской волны. Клубы горячего пара окутывали меня, облачая в броню, которая помогала прожить очередной день.
   Когда Сайрус потерял из-за меня голову, он уверял, что мои рыжие кудри ужасно сексуальны. Но во время беременности волосы у меня потемнели, поредели, крутые завитки, которые Сайрус обожал накручивать на пальцы, почти распрямились. Я зачесывала их назад, а с боков закалывала невидимками, чтобы не напоминать Сайрусу про то, что рыжих кудрей больше нет.
   Закончив с волосами, я слегка подкрашивалась, наносила на губы светло-розовый блеск и одевалась: темные джинсы и дорогой свитер – что-нибудь хлопковое, трикотажное, когда тепло, или вязаное, шерстяное, когда холодно. Хотя вещи я покупала в тех же магазинах, что и жены его друзей, для Сайруса моя одежда была постоянным источником раздражения. Слишком скромная, на его взгляд, слишком предсказуемая. Но здесь я была тверда – носила блузки с воротником под горло и длинными рукавами, оставлявшие открытыми лицо да кисти рук. Более чем достаточно, по-моему.
   Ровно в половине седьмого я выхожу из ванной, прямиком на кухню и принимаюсь готовить завтрак. Сайрусу в агентство к восьми, но он всегда выходит из дома в семь. В Эвертоне все знали: утром по рабочим дням на заправочной станции собирается «клуб» старых приятелей – выпить кофе, обсудить городские новости, просто потрепаться. Как сын покойного мэра и будущий владелец «Price Automotive», Сайрус занимал в «клубе» весьма почетное место, можно сказать – трон. Эдакий поселковый принц, один из богатейших и влиятельнейших жителей, он упивался своим положением. И Его Высочество любил на завтрак обжаренную с двух сторон яичницу из двух яиц на двух ломтиках поджаренного белого хлеба с маслом и стакан апельсинового сока без мякоти.
   Сайрус появлялся без четверти семь, как раз в тот момент, когда я на кухне укладывала второе яйцо на второй слегка подрумяненный тост. Прошествовав в столовую, он усаживался во главе стола, залпом осушал поджидавший его стакан сока и склонялся над тарелкой, которую я перед ним ставила. Иногда обращал на меня внимание. Иногда – нет. Иногда придирался к завтраку, иногда выражал недовольство начинающимся за венецианским окном днем или цеплялся ко мне. По утрам Сайрус, как правило, не орал, но случались и исключения.
   После его ухода я забрасывала в стиральную машину грязное белье, будила Лили, помогала собраться в школу и к восьми выставляла ее за дверь. И только когда дом пустел и затихал (стук моего погасшего сердца не в счет), только тогда всерьез начинался мой день. Прибрать комнаты, приготовить ужин, посетить дюжину комитетов, где ждут моей помощи. А еще группа по изучению Библии и Ротари-клуб.
   Могу сказать, я со всем управлялась. И хорошо управлялась. В доме был безупречный порядок, на кухне всегда вкусно пахло жарким или чем-нибудь печеным. В Библейском кружке у меня были приятельницы. Туда ходили такие же, как я, состоятельные женщины – жены банковских служащих и страховых агентов. Это с их мужьями Сайрус разъезжал по всей стране. Мы обменивались рецептами, обсуждали воспитание детей. И если эти холеные дамы с неизменной улыбкой на устах и французским маникюром догадывались, что наши с Сайрусом отношения далеки от идеальных, виду они не подавали.
   После звонка Макса моя прекрасно организованная жизнь полетела в тартарары. Но еще до того, как Лили убедила меня, что выбора нет и я обязана помочь человеку, заменившему мне отца, я потихоньку начала создавать дымовую завесу, которая, надеялась я, должна была прикрыть мои маневры от придирчивых глаз Сайруса.
   Под предлогом предстоящих визитов к зубному или в парикмахерскую я переназначила все встречи. Я откопала инструкцию к мультиварке и закупила необходимое продовольствие, чтобы можно было закидывать все в это чудо кулинарной техники, а вечером, за час до возвращения Сайруса, раскладывать готовую еду по соответствующим кастрюлям-сковородкам. И раз уж Лили была в курсе происходящего, то она сама предложила помогать мне по дому – украдкой, до и после школы, пылесосить полы и чистить ванные.
   Но как я ни старалась все спланировать, мои дни были расписаны по минутам и настолько зависели от Сайруса и его требований, что очень скоро я начала допускать ошибки.

* * *

   – Папа будет дома через пятнадцать минут, – сказала я, натягивая фартук через голову. – Я суну курицу в духовку – пусть подрумянится, а ты быстренько пропылесось гостиную. А то мы там уже дня два не убирали. Лили собралась возразить, но, видимо, отчаяние в моих глазах было достаточно убедительным. Я всегда считала себя ловкой и умелой – собаку съела на домашнем хозяйстве, – но в последнее время, со всеми нашими секретами, что-то начала сдавать. В одной из свободных комнат была припрятана целая корзина грязного белья, а унитаз в нижнем туалете даже успел несколько посереть.
   – Ладно, – буркнула Лили.
   – И за временем следи, – предупредила я. – К пяти пылесос должен быть убран с глаз долой. Если папа закончит вовремя, дома он может быть уже в начале шестого.
   – А какую позу мне принять, когда он войдет в дверь?
   Я замерла, не затянув до конца завязки фартука.
   – Ну зачем ты так? Мне без твоей помощи не обойтись.
   – Неделя прошла, мам. – Лили строго глянула на меня. Как будто я здесь ребенок, а она – взрослый. – Может, пора открыть папе наш маленький секрет?
   У меня замерло сердце.
   – Что? – прошептала я, когда оно, встрепенувшись, опять застучало. – Нет, милая. Мы не можем рассказать папе про то, что мы с тобой делаем.
   – Но это же папа! – возмутилась Лили. – Посердится и перестанет. И все поймет.
   Как же я забыла, что Лили еще совсем девочка? Маленькая девочка, которая любит своего папу вопреки его холодности и равнодушию. Стало быть, могу себя поздравить: удалось-таки скрыть от дочери неполадки в нашей разбитой семье. Только не перестаралась ли я, внушая ей, что все у нас прекрасно? С виду мы воистину идеальная, типично американская семья. Прячем синяки под модными свитерами и делаем вид, что Гаррисон Кейлор^[2], воспевший идиллическую жизнь заштатных городишек, абсолютно прав. Быть может, позволяя верить в эту ложь, я оказала Лили медвежью услугу, но открыть ей правду я не могла.
   И, глядя в доверчивые глаза, я опять уклонилась от истины. (А что еще оставалось?)
   – Мы расскажем папе. (Господи, прости мне эту невинную ложь, ибо вся моя жизнь – одна сплошная ложь.) Только не сейчас. Ладно? Мне нужно еще немножко времени, чтобы все утрясти. Ты ведь не хочешь, чтобы папа запретил нам ходить в «Эдем», правда?
   Это возымело действие. Лили уже без памяти влюбилась в Макса и ни за что на свете не отказалась бы от наших посиделок у него в мастерской.
   – Не хочу. – И Лили изобразила, как запирает рот на замок и выбрасывает ключ. Пантомима была разыграна без огонька, но у меня отлегло от сердца. Минуту спустя послышалось гудение пылесоса.
   Переложив курицу с чесноком из мультиварки на сковороду, я достала из холодильника кастрюлю с картошкой, которую почистила и порезала еще утром, и поставила вариться. Стол был уже накрыт. Я стояла посредине кухни и, медленно поворачиваясь вокруг себя, пыталась увидеть все глазами Сайруса. Ничего не забыто? Можно заметить, что дом пущен на самотек?
   Я так ушла в свои мысли, что чуть не подпрыгнула, когда кто-то забарабанил в дверь. Стучат? Это было так неожиданно, что я на мгновение растерялась. Прайсы не принимают гостей, во всяком случае, незваных. Я нервно облизала губы. Кто-то углядел, как я украдкой вхожу в заднюю дверь ателье, и теперь явился, чтобы бросить мне в лицо обвинение!
   Одернув фартук, я поспешила в холл нашего изысканного дома. Глазка в массивной дубовой двери не было – не подглядишь, что там за гость на крыльце. С глубоким вздохом я нацепила улыбку, взялась за ручку и… заметила серебристую нитку, предательски змеящуюся на рукаве. Молниеносным движением сдернула ее. Благо под рукой оказался горшок с цветком.
   Когда я наконец открыла дверь, у меня только что не тряслись колени, но человек на пороге смотрел на меня с тревогой, не с осуждением.
   – Сара? – Я постаралась скрыть замешательство. – Что случилось?
   Стоявшая передо мной миловидная женщина тронула меня за руку.
   – Ты сегодня не была на занятиях в Библейском кружке, – сказала она.
   Сара Кэмперс, маленькая и очень живая, обладала улыбкой на тысячу ватт, которой щедро делилась со всеми. Кто другой назвал бы ее толстушкой, а по-моему, она была безупречно пропорциональна и обезоруживающе привлекательна – устоять практически невозможно. Даром что жена пастора. Они с ним оба излучали дружелюбие и доброту.
   – Ах да. – Я судорожно подыскивала более или менее правдоподобный предлог. – Забыла, наверное.
   – Я звонила-звонила, а никто не подходил. Ну, я и решила проверить, все ли в порядке.
   – Да меня… не было, – пробормотала я. – А занятие как-то вылетело из головы.
   Сара прикусила губу.
   – Не похоже это на тебя – забывать что-то. У тебя правда все в порядке?
   Она впрямь была искренне встревожена. Страх, всего минуту назад сжимавший мне сердце, отступил, я слабо улыбнулась:
   – Все хорошо. Спасибо, что зашла. Я очень рада.
   – Да не за что, – просияла в ответ Сара. – Просто у нас такая дружная группа, что стоит кому-нибудь не прийти, как мы уже с ума сходим. Как сегодня из-за тебя.
   Я страшно злилась на себя – не вспомнить про такое важное дело, как Библейский кружок! Но как приятно было слышать, что они из-за меня «с ума сходили».
   – На следующей неделе обязательно приду, – заверила я Сару, а себе дала слово вырваться на очередное занятие во что бы то ни стало. Еще раз так промахнуться нельзя.
   – Будем ждать, – улыбнулась Сара и бросила взгляд мне за спину. Почти незаметно, но ее улыбка изменилась, словно застыла. Или это тень от солнца упала ей на лицо? Я не успела присмотреться – сзади по плиткам простучали каблуки. Лили обожала Сару и, конечно, не упустила бы случая поздороваться с ней.
   – Лили, солнышко, ты уже закончила… – начала я и поперхнулась на полуслове: Сайрус обнял меня за талию.
   – Что закончила? – Сайрус смотрел на меня сверху вниз. От него слегка пахло машиной и лосьоном. Даже после долгого рабочего дня костюм Сайруса выглядел свежим и словно только что из-под утюга, а взгляд был ясным и пытливым. – Чем это Лили занималась?
   – Уроками, – быстро ответила я, радуясь, что пылесоса больше не слышно. Только бы Лили все убрала за собой. Сайрус не выносит, когда вещи валяются не на месте. – Когда ты вернулся?
   Хотелось верить, что вопрос прозвучал беззаботно и весело. Сайрус был настроен не в пример благодушно, но по опыту я знала, как стремительно это может измениться.
   – Только что. Увидел у дома фургон Кэмперсов и решил подойти поздороваться.
   – Привет, Сайрус, – сказала Сара своим обычным голосом. Должно быть, мне померещился внезапный холодок в ее улыбке.
   – Здравствуйте, Сара. Что привело вас в наш дом?
   «Пожалуйста, не говори ему!» – похолодев от ужаса, беззвучно молила я. Сейчас она доложит, что я прогуляла занятие в Библейском кружке, а у меня ни одного подходящего предлога наготове! И на ум ничего не приходит. Кроме того, Сайрус всегда знает, когда я вру. И все выплывет наружу – все от начала до конца. И он запретит мне встречаться с Максом! А я даже помыслить не могла о том, чтобы снова потерять Макса. Даром что двенадцать лет прожила без него. Но теперь он снова вошел в мою жизнь, стал ее частью. Всего одна короткая неделя в «Ателье Эдем», одна неделя свободы, дружелюбного отношения – и я почувствовала себя другим человеком. И после этого вернуться к старому? Пугающая мысль.
   Сара посмотрела мне в глаза, и какая-то искра пробежала между нами. Я затаила дыхание, а Сара обернулась к моему мужу:
   – Да я просто хотела вернуть Рэйчел ее книгу.
   Я опустила глаза и обнаружила, что Сара держит небольшую книгу в бумажном переплете – учебное пособие. Я и не заметила, что у нее в руках что-то есть.
   – Она забыла ее сегодня на Библейских занятиях.
   – Она бы и голову забыла, если б та не была привинчена, – засмеялся Сайрус и взял у Сары книгу. – Спасибо, что вы ее занесли. Можно было не утруждаться.
   – Я все равно была рядом. – Сара пожала плечами. – Но что это я тут стою и отнимаю у вас время? Желаю отлично провести вечер.
   – Спасибо, Сара. – У меня дрогнул голос, но я нарочно закашлялась. – Правда, большое спасибо.
   На нижней ступеньке Сара обернулась и окинула меня быстрым, испытующим взглядом. Потом рассмеялась своим жизнерадостным смехом и помахала нам рукой. Интересно, заметила ли Сара, что я словно одеревенела, что каждой клеткой ощущаю стоящего вплотную ко мне Сайруса?
   – Всегда рада помочь, Рэйчел, – крикнула Сара.
   Как многозначительно прозвучали эти несколько слов.

Глава 5

   Рэйчел
   5 октября
   Сайрус закрыл дверь. Тихо щелкнул замок.
   – Похоже, интересная книжка, – заметил он, крутя в руках пособие, которое я видела в первый раз.
   Я неопределенно хмыкнула и попыталась унять готовое выскочить из груди сердце. Когда я не могла угадать, в каком расположении духа пребывает мой муж, у меня возникало ощущение, что я иду по минному полю. А неожиданный приход Сары настолько выбил меня из колеи, что не осталось сил на замысловатый танец во избежание ловушек и капканов, которыми была украшена моя семейная жизнь. Лицо Сайруса не выражало ровным счетом ничего, но кто его знает, была ли эта нарочитая безмятежность уловкой или он в самом деле не заподозрил подвоха в появлении Сары у наших дверей? Только бы ему не вздумалось устроить мне экзамен по этой книжке – я понятия не имела ни про что она, ни зачем Сара мне ее притащила.