Глушков Роман. Побег

Роман Глушков
Побег

   — Знаешь, о чем эта книга?
   — Нет.
   — Она о побеге из тюрьмы.
   — Тогда, может быть, ее тоже надо поставить в раздел «Образование»?

«Побег из Шоушенка»

   Зона № 51, Французская Полинезия, атолл Татакото.
   Тюрьма особого режима «Рифт-75», собственность международной гуманитарной организации «Чистая совесть».
   Лето 2017 года.

Часть первая
Путь вниз

Глава 1

   — Завали его, Обрубок! Порви пасть этому сукиному сыну! Давай, вмажь ему!..
   Интересно, кто это выкрикнул? Надо иметь недюжинную смелость, чтобы кричать такое, когда разъяренный гигант Мачори стоит на ногах и сам готов завалить кого угодно: Обрубка или кого-нибудь из толпы зрителей, которые их окружали.
   Драка в столовой — обычное дело в любой тюрьме, но здесь свои порядки. Не слишком странные, но все же неправильные. Логика местных надзирателей-вертухаев неисповедима, как пути господни, который явно брезговал заглядывать в эту клоаку. Иногда вертухаи разнимали дерущихся, едва те успевали обменяться парой ударов. А иногда позволяли им колошматить друг друга до полусмерти, равнодушно взирая на драку из-за спин болельщиков. И вмешивались лишь тогда, когда надо было отправлять победителя в карцер, а измочаленного им побежденного — в лазарет. Или прямиком в морг — драки на «Рифте-75» нередко завершались чьей-то смертью. Смерть вообще царила здесь повсюду. Обрубку даже чудилось, будто она является такой же узницей тюрьмы, как он и прочие заключенные. Разве что жила и харчевалась Смерть отдельно ото всех, зато частенько наведывалась к ним в гости и никому не позволяла о себе забыть.
   Когда на сегодняшнем обеде охранники не вмешались в затеянную Мачори с Обрубком драку, он понял, что его дела плохи. И что из столовой он отправится не в камеру, а в морг. Почему не в более приятное местечко — лазарет? Да потому что Мачори — известнейший в тюрьме садист, правая рука полковника Рошона, вожака банды Синих Одеял. И Мачори всегда доводит свое любимое дело до конца. А по-настоящему он любит только одно: разбивать людям головы о бетонный пол. Так, чтобы лопалась черепная коробка и мозги вываливались наружу. Ради такого зрелища Мачори долбит свои жертвы головами об пол с одержимостью раскалывающей кокос обезьяны. И ни разу на памяти Обрубка он не бросил свою работу незавершенной. Впрочем, заслуженный эксперт в этом вопросе не тратил на нее много времени. Дюжина ударов, и от голов его жертв оставалось лишь месиво из раздробленных костей, раздавленных мозгов и растерзанной кожи.
   — Вперед, однорукий! — вновь донесся до ушей Обрубка голос из толпы. — Смелее, калека! Или что, боишься за свою черепушку?! Нашел, о чем переживать! Как будто у тебя в ней есть что-то ценное!
   Странный упрек. Конечно, черепная коробка у Обрубка была не пустой, и он дорожил ее содержимым. И точно не хотел, чтобы оно было вытрясено Мачори на всеобщее обозрение.
   Хотя кое в чем подбадривающий калеку доброжелатель был прав. Ему и в самом деле надо быть решительнее, потому что бегство его не спасет. Раз уж вертухаи стояли в сторонке и посматривали, чем все закончится, значит, нет смысла тянуть время, надеясь, что они остановят поединок. Или, скорее, расправу. Разве можно назвать честным бой сорокавосьмилетнего инвалида с ампутированным почти по локоть предплечьем и пышущего здоровьем двадцатипятилетнего амбала? Который мог шутя оторвать противнику не только вторую руку, но также обе ноги и в придачу голову.
   Вообще-то, несмотря на возраст и увечье, Обрубок мог за себя постоять. И уже не раз это доказывал, отправив в лазарет полдюжины противников, двое из которых прописались там надолго. Но как бы то ни было, такой серьезный враг ему на «Рифте-75» еще вызов не бросал. И если в предыдущих драках калека еще мог рассчитывать, что дело не дойдет до смертоубийства, то о гуманном исходе этой стычки можно было и не мечтать. Особенно принимая во внимание красноречивое, чтобы не сказать нарочитое, бездействие охраны.
   За что же лучший убийца Синих Одеял ополчился на ни в чем не виноватого перед ним Обрубка? Искать ответ на этот вопрос было столь же бессмысленно, как гадать, зачем пролетавшая над вами птица вдруг нагадила вам на голову. Приспичило ей, вот она и не удержалась. Ну а вы всего лишь проходили в этот момент внизу. Мачори не мог напасть без причины лишь на члена своей или другой местной банды — Факельщиков и Диких Гусей. А к простым зэкам-одиночкам он относился как к подножному мусору. То есть мог либо его не замечать, либо начать пинать его от нечего делать. Чем и занимался сейчас, на радость себе, собратьям по банде и зевакам, радующимся любому оживлению скучной тюремной жизни. Зевакам, которые старались не думать о том, что завтра любой из них может стать жертвой Мачори или другого садиста, которых на «Рифте-75» содержалось не меньше, чем в тюрьме для обычных преступников.
   — Ну же, однорукий! — не унимался смелый болельщик Обрубка, которого тот никак не мог заметить в толпе беглым взглядом. — Хватит от него бегать! Да врежь ты ему наконец! Пересчитай ублюдку зубы!
   Наверное, это орет один из тех парней, кто рискнул и поставил в этом бою на слабейшего противника. Вот он и защищает свои капиталовложения, стараясь поддержать в Обрубке боевой дух. Когда вертухаи не вмешиваются, тотализатор во время драк начинает работать автоматически. Хаджи — местный банкир и меняла — или его подручные принимают ставки и выплачивают выигрыши. Все без обмана! Разве что, собирая в шапку тюремную валюту — сигареты, надо быть осторожнее: очень уж хрупкая эта «наличность». Но здесь все привыкли относиться к ней бережно. И даже сейчас, когда болельщиков переполняет азарт, они передают сигареты в банк крайне аккуратно. Так, чтобы из них не выпало ни крошки драгоценного табака.
   Пересчитать Мачори зубы, говоришь? Да запросто! Дело за малым — уговорить гиганта постоять на месте и перестать размахивать своими пудовыми кулачищами.
   Увы, но когда он прет на тебя, сметая столы и скамьи, идти на него в контратаку — заведомое фиаско. И пространство для маневров как назло не расширить. Любая попытка вырваться из круга болельщиков закончится тем, что они втолкнут тебя обратно. Ладно хоть сам круг достаточно просторен, за что надо сказать спасибо врагу Обрубка. Все, включая Хаджи, боятся подвернуться ему под горячую руку, поэтому волей-неволей расступились пошире. И шарахались еще дальше, стоило лишь гоняющему свою жертву Мачори приблизиться к краю арены.
   Правил в таких драках не существовало в принципе. Дерущиеся могли бить друг друга всем, чем угодно. Проблема в том, что в тюрьме — и конкретно в тюремной столовой — разжиться эффективным оружием было невозможно. Убить или покалечить Мачори пластиковым подносом с углублениями для еды, пластиковыми вилками-ложками и пластиковыми стаканчиками можно было лишь в одном случае: затолкав их ему в глотку так, чтобы он задохнулся. Кухня — совсем другое дело! Там Обрубок гарантированно нашел бы даже нож. Но на входе в кухню дежурит охрана, а перескочить туда через стойку раздачи пищи мешает толпа болельщиков. Да и вертухаи не дураки — такой финт они точно не проморгают. И угостят хитреца зарядом из электрошокера, прежде чем он запрыгнет на стойку.
   Что же ему остается? Только столы и скамьи. Которые, опять же к несчастью, нельзя обратить в обломки, поскольку они сварены из металла. Как раз на случай беспорядков — дабы зэки не понаделали из них дубинок и копий. Вот только если Мачори расшвыривал мебель, как игрушечную, то калека не мог оторвать от пола даже скамейку. Все они были метра по два в длину и весили килограммов по двадцать каждая. Одной рукою их еще можно было передвинуть с места на место, но отмахиваться ими от противника — уже нет.
   Неужто это и впрямь конец?
   Обрубку не хотелось думать о худшем, пока он стоял на ногах и мог передвигаться, пусть и в границах «гладиаторской» арены. Он знал, какая именно смерть ему уготована, и для кого-то другого это было бы равносильно зачитыванию смертного приговора. Обрубок думал иначе и относил для себя эту информацию в разряд стратегической. Наряду с тем фактом, что упавшая с подносов пища делала пол скользким. Не везде, а лишь местами, но тренированный взор Обрубка, привыкшего обращать внимание на полезные мелочи, уже приметил эти коварные участки пола. Которые угрожали не только ему, но и Мачори, обутому в такие же тюремные кеды.
   Беснующийся амбал устроил в столовой неслабый кавардак и к этой минуте успел запыхаться. Не настолько, чтобы ослабить натиск, но одышка делала его более медлительным и неловким. К чему Обрубок и стремился. И едва расслышав, как дыхание Мачори стало сиплым и тяжелым, понял, что настала пора устроить ему сюрприз.
   Увильнув от очередной вражеской атаки, калека не стал перебегать на другой край арены, как делал прежде. Вместо этого он нырком бросился под стол, который враг еще не перевернул, а лишь сдвинул с места. Удивленный странной выходкой Обрубка, Мачори изрыгнул новую порцию брани, на которую никогда не скупился. А потом ухватился за столешницу и рванул стол на себя, желая отшвырнуть его со своего пути, как не раз уже проделывал это сегодня…
   …И опять разразился бранью, ибо внезапно потерпел неудачу!
   Осечка вышла не потому, что стол был какой-то особенный. Просто спрятавшийся под ним Обрубок уцепился своей единственной рукой за продольную распорку-перекладину. Ту, что соединяла между собой две поперечные распорки, которые, в свою очередь, соединяли ножки на том и другом концах стола. И теперь, двигая его, Мачори приходилось заодно двигать и удерживающего стол противника.
   Впрочем, затруднения эти были для гиганта незначительными, ведь его жертва все равно не смогла бы защититься от него таким образом.
   Наклонившись, Мачори хотел пнуть противника в голову. Но хитрец-Обрубок изловчился и лягнул Мачори в момент удара по ноге, отбив атаку. Отчего удар громилы угодил не в калеку, а в перекладину, за которую тот держался.
   Будь громила обут в армейские ботинки, которые он носил на воле, во Французском Иностранном легионе, он при этом даже не поморщился бы. Но пинать со всей дури железную рейку в кедах было весьма болезненно. Ушибив пятку, садист взревел, после чего вновь ухватился за стол и рванул его с удвоенной силой.
   Обрубок мог бы выдержать еще три или четыре таких рывка, но не стал это проверять. Борьба, которую он вел, лежа под столом, являлась всего лишь уловкой, заставляющей Мачори делать то, что было необходимо Обрубку. И потому на втором рывке калека просто взял и выпустил перекладину из рук.
   Вложивший в рывок все силы Мачори не ожидал такой подлянки. Стремительно попятившись, он почувствовал, что теряет равновесие, и уронил тяжелый стол на пол. Но это ему не помогло, так как под ноги ему угодили подносы с недоеденным обедом. Поскользнувшись на них, амбал растянулся навзничь, чуть было не стукнувшись в падении затылком о другой перевернутый стол. И мгновенно решил вскочить на ноги, да не тут-то было! Опередивший его калека уже стоял на ногах и намеревался использовать отыгранное у врага преимущество.
   Ухватив выроненный Мачори стол за край, Обрубок одной рукой перевернул его и тоже уронил. Только не на пол, а на грудь гиганту. А чтобы он тотчас же не сбросил с себя обузу, калека запрыгнул поверх накрывшего его стола. После чего сделал на нем несколько прыжков, стараясь подскакивать как можно выше и приземляться как можно жестче. Весил Обрубок килограммов восемьдесят — где-то раза в два меньше Мачори. Что, в общем-то, тоже было немало, и последнему приходилось сейчас несладко.
   Надо ли говорить, как он озверел от столь неожиданного и позорного для него поворота? Человеку нормальных габаритов такое насилие запросто раздавило бы грудную клетку. Но громила избежал этого, упершись изо всех сил руками в столешницу и смягчив таким образом прыжки Обрубка. Не успей он соскочить со стола, Мачори в итоге стряхнул бы его с себя, будто расшалившегося котенка. К счастью, когда это случилось, прыгун уже находился на полу. И достаточно далеко от врага, поэтому его не придавило отброшенной в сторону мебелью.
   После утомительной погони и еще более утомительной борьбы запыхавшийся Мачори не мог подняться с пола достаточно быстро. Обрубок к этой минуте тоже заметно устал, но сохранил силы для того, чтобы не дать врагу перехватить у него инициативу. Не успел еще гигант облегченно вздохнуть, как на него обрушилась новая напасть. Такая же тяжелая, как первая, и прилетела она оттуда, откуда Мачори ее не ждал. Что стало для него очередным неприятным сюрпризом… Если, конечно, он успел понять это за то мгновение, которое ему оставалось прожить на свете.
   Не рискуя нападать на лежащего противника без оружия, Обрубок подскочил к столу, о который Мачори едва не ударился затылком, падая на пол. И устроил-таки встречу вражеской головы с этим тяжелым предметом. Так сказать, раз уж Магомет не идет к горе, то почему бы горе не сходить к Магомету…
   Конечно, стол был и близко не сравним с горой. Но для раскалывания черепа, даже такого крепкого, он вполне годился. Вдобавок голова Мачори лежала на железном полу, а сам он не успел даже поднять руки, чтобы защититься — настолько внезапно все случилось.
   Хрясть! — и доселе непобедимый садист-исполин забился в предсмертных конвульсиях. Точно так же, как бились в агонии его жертвы, которым он с упоением мозжил головы и на «Рифте-75», и на свободе. За что, собственно, его сюда и упекли, изгнав с позором из Французского Иностранного легиона…
   От раздавшегося в момент удара мерзкого звука никто даже не поморщился. Да и с чего бы вдруг? Сложно удивить здесь кого-то расколотыми черепами и разбрызганными по полу мозгами. Большинство местных зэков прошло не одну войну и вдоволь насмотрелось на всякие мерзости. А многие не только насмотрелись, но и сами их творили. Причем зачастую с большим размахом и изобретательностью. Таков он, этот «Рифт-75». Здесь практически нет гражданских преступников — сплошь одни военные. И не обычные, а исключительно те, кто был приговорен трибуналами своих стран к высшей мере наказания либо пожизненному заключению. Короче говоря, достойная компания для Обрубка, хоть он и сторонился здешних группировок, предпочитая держаться особняком и не привлекать к себе лишнего внимания ни собратьев-зэков, ни охраны.
   Все верно, сама по себе гибель Мачори никого не ужаснула. Но вот гибель не абы кого, а правой руки полковника Рошона вызвала в толпе оторопь. Происшествие было далеко не рядовым и могло обернуться весьма неприятными последствиями. В первую очередь, разумеется, для Обрубка. Синие Одеяла не накинулись на него здесь и сейчас лишь потому, что чтили негласные правила таких поединков. А именно: окончательную участь их победителя решали только главари банд — Рошон, Абу Зейдан и Штернхейм. И в данном случае двое последних были не при делах, поскольку Мачори пал от руки обычного зэка, не входившего ни в одну банду.
   Дальнейшая судьба Обрубка зависела от решения одного-единственного человека — Рошона. Который, как назло, отсутствовал сейчас в столовой. То есть полковнику придется судить обо всем случившемся здесь по рассказам своих подручных. И это плохо, ведь ожидать по-настоящему честного суда от главаря Синих Одеял — да и от остальных главарей тоже — было бы слишком самонадеянно.
   Впрочем, пока что Обрубка беспокоило другое. Едва до всех дошло, что Мачори мертв, как вертухаи тут же сорвались с места. И, выкрикивая команду «Разойдись!», стали проталкиваться сквозь толпу к победителю. Разумеется, никто и не попытался им воспрепятствовать. Заметив их приближение, Обрубок решил не дожидаться ударов дубинками. И, подняв руки, заранее встал на колени, как требовали в таких случаях тюремные правила. Правда, он чуял, что без насилия все равно не обойдется. Ни Обрубок, ни прочие нарушители порядка никогда не отправлялись в карцер, избежав побоев. Тоже своего рода тюремный ритуал, через который проходят все штрафники, неважно, сопротивляются они при этом охране или нет.
   Так и вышло. Получив ботинком промеж лопаток, Обрубок упал ниц, чудом умудрившись не разбить лицо об пол. После чего инстинктивно подтянул колени к груди и прикрыл голову рукой, хотя последнее было лишним. Вертухаи не били зэков дубинками по голове. Но вовсе не из гуманности — просто не желали стрясти им мозги и нянчиться потом с сумасшедшими, с которыми и подавно хлопот не оберешься.
   Получив дежурную порцию синяков, скрипящий зубами от боли Обрубок был столь же бесцеремонно подхвачен под руки и поставлен на ноги. А потом закован: наручник на его здоровой руке крепился к ножным кандалам цепью, что пропускалась через кольцо на опоясывающем талию широком ремне.
   Вертухаям не хотелось таскать нарушителей в изолятор на себе, поэтому их дубасили так, чтобы они не падали и могли шевелить ногами. И пусть сидеть в темном, сыром и тесном ШИЗО было той еще пыткой, Обрубка не пугала такая перспектива. Уж лучше идти на своих двоих в карцер, чем отправиться на носилках в морг. Неизвестно, что случится завтра, но этот дерьмовый день Обрубок пережил. Причем относительно целым и невредимым. А это значит, что он сохранил достаточно сил для того, чтобы пережить и завтрашний день. Который, в свою очередь, покажет, есть ли у него шанс выжить послезавтра.
   Здесь, в карцере, он не боялся, что Синие Одеяла подкрадутся к нему незаметно и нанесут удар в спину. И прочим врагам, которые тоже могли сговориться с охраной и навестить штрафника, придется войти к нему в камеру и драться с ним лицом к лицу. Сомнительное утешение, но за неимением лучшего Обрубок довольствовался и таким. На «Рифте-75» он привык ценить любую радость, даже мимолетную. И наслаждался ею столько, сколько у него это получится…

Глава 2

   — Кальтер!.. Кальтер, ты спишь?.. Эй, просыпайся, есть разговор!
   Обрубок открыл глаза. Он не спал, а всего лишь дремал, и то вполглаза. И потому догадался, кто обращается к нему громким шепотом из-за карцерной двери.
   Это был уборщик, который недавно был впущен в изоляторный блок и, гремя ведром, принялся мыть коридорный пол. Один из заключенных-одиночек, которые, в отличие от Синих Одеял, Факельщиков и Диких Гусей, не чурались грязной работы. Обрубок и сам был бы не прочь драить тюремные полы хоть днями напролет. Несмотря на неприглядность подобного труда, он не только разнообразил бы узнику жизнь, но и давал шанс побывать в тех уголках тюрьмы, где Обрубок еще не бывал. И которые ему тоже очень хотелось бы осмотреть.
   Увы, но здесь инвалидам запрещалось носить протезы. А управляться со шваброй одной рукой несподручно. Поэтому единственное, что поручали Обрубку — это толкать всяческие тележки: в библиотеке, на складе, в прачечной… Тоже в принципе неплохая работа. Но она не позволяла захаживать в те части тюрьмы, куда не требовалось ничего возить на тележке. Или же где пройти с тележкой было просто-напросто невозможно.
   — Кальтер, ты проснулся? — вновь поинтересовались из-за двери.
   — Чего тебе надо? — отозвался Обрубок, пересев к двери и прислонившись к ней спиной. Его не удивило, что уборщик знал его оперативный псевдоним, который он носил, когда служил в российском военно-разведывательном Ведомстве. На «Рифте-75» зэкам друг о друге известно многое. Когда сюда привозят нового заключенного, о нем рассказывают во всеуслышание по тюремному радио: кто он такой, где и за кого воевал, чем знаменит и за что был приговорен к смерти либо пожизненному сроку. Осведомленность здешней администрации о своих узниках была поразительной. Кажется, для нее вообще не существовало никаких секретов. Впрочем, это было не самое великое чудо, с которым доводилось сталкиваться Обрубку. Тем более что он догадывался, какими путями хозяева «Рифта-75» раздобыли его сверхсекретное досье. Оно появилось на тихоокеанском атолле Татакото стараниями тех же мерзавцев, по чьей милости здесь очутился сам Обрубок.
   «Серые»!
   Если даже не они виновны в аномальном бедламе, что творится на планете, они все равно имеют к нему непосредственное отношение. По крайней мере, злоключения Обрубка начались с их подачи и продолжаются по сей день. Дубай, Скважинск, и вот теперь малоизвестный атолл Французской Полинезии… Крутой маршрут, ничего не скажешь.
   Или это не продолжение злоключений, а их финальная точка? Тоже не исключено. За год, что Обрубок просидел на «Рифте-75», он не сталкивался ни с «серыми», ни с пакалями, ни с черными разломами-аномалиями. Его просто зашвырнули сюда, к другим военным преступникам, и оставили здесь. Причем не на время, а уже навсегда. С этой тюряги «откидывались» только мертвецы. Да и тех не отправляли на Большую землю, а хоронили по старому морскому обычаю. То есть обертывали в саван, привязывали к ногам груз и без лишних сантиментов топили в океане. Единственная почесть, которой удостаивались те из них, кто верил в христианского бога, — короткая литургия, отслуженная священником «Чистой совести». И то не всегда, а лишь когда он присутствовал на атолле, куда его дважды в месяц привозил для богослужений вертолет.
   — Как самочувствие, Кальтер? — осведомился полотер, шурша по бетону не то щеткой, не то шваброй. — Надеюсь, тот бешеный носорог, катись он теперь в ад, позавчера не сильно тебя потрепал?
   — Я спросил, чего тебе от меня надо? — Обрубок, он же Кальтер, не горел желанием трепаться о всякой ерунде. Хотя против разговора как такового не возражал. Почему бы и нет? Все какое-то развлечение в карцере, где не было даже нар, а вместо унитаза наличествовала лишь вонючая дырка в полу.
   — Не злись, брат, — попросил уборщик, которого, похоже, не обижали грубые манеры собеседника. — Это я — Скарабей. И я всего лишь проявляю вежливость. Хотя, вижу, тебе на нее начхать… Ну да ладно, не будем терять время. К делу так к делу…
   Кальтер не узнал говорившего по голосу, но когда тот представился, он его сразу вспомнил. Скарабей — это британец Харви Багнер. Бывший армейский аналитик из штаб-квартиры НАТО. Довольно уникальный, по здешним меркам, тип. Бледная, тощая и хилая штабная крыса, что никогда не участвовала в боевых действиях, угодила в компанию самых отъявленных военных преступников на свете. Лишнее доказательство тому, что у фортуны по-прежнему все в порядке с чувством юмора.
   Скарабей сидел на «Рифте-75» дольше Обрубка, и последнему не довелось прослушать местную радиопередачу о нем. Но со временем Кальтер выяснил, что Багнер устроил не то диверсию, не то крупную военную авантюру, от которой в итоге пострадало много народа. Подробности Кальтера уже не интересовали. И до нынешнего дня он говорил со Скарабеем лишь однажды — когда подыскивал себе более интересное и полезное занятие. Харви мог ему в этом посодействовать. Он был среди трудящихся зэков кем-то вроде профсоюзного лидера или дипломатического посредника между ними и администрацией тюрьмы. Но в тот раз Багнер лишь развел руками: дескать, прости, инвалид; да, я могу дать тебе любую работу, но если хозяева увидят калеку на неположенной по инструкции должности, проблемы будут в первую очередь у меня…
   Больше Кальтер к нему не подкатывал, довольствуясь своей тележкой и не ища добра от добра. И вдруг в кои-то веки Скарабей сам к нему пожаловал! Разве что место для деловой беседы он выбрал откровенно неудачное.
   — Короче, у меня нашлась для тебя хорошая работенка, — продолжал Харви, не прекращая шоркать пол. — Не знаю, правда, обрадует она тебя или нет. Но, если дашь согласие, считай, что ты в игре.
   — Работенка? — удивился Обрубок. — Что ж, спасибо за хорошую новость! Однако тебе не кажется, что ты не вовремя ко мне обратился? Ты когда входил в этот блок, прочел, что написано на воротах?
   — Прочел, — подтвердил Багнер. — Там написано «Штрафной изолятор». И чтобы с тобой поболтать, мне даже пришлось арендовать на денек ведро со шваброй у старика Лю Чена и явиться сюда на уборку вместо него.
   — Вот как? — снова удивился Кальтер. — И чем я могу быть тебе полезен, сидя в карцере, откуда выйду в лучшем случае через месяц? А в худшем, вообще не выйду. Сам знаешь, за что меня сюда упекли, и как Рошон опечалится, лишившись своего самого верного и любимого пса… Слушай, чем это у тебя там воняет?
   — За разговорчики со штрафником меня по головке не погладят. Чтобы задержаться возле твоей камеры, мне пришлось симулировать криворукость: разлить у тебя под дверью бутылку дезинфицирующего хлорного геля, — признался Скарабей. — Охранник дал мне три минуты на то, чтобы отчистить эту дрянь. Но я думаю, что так быстро он не вернется, потому что вонь выветрится отсюда как минимум минут через пять… Короче, поболтать мы с тобой успеем, хоть и недолго. Поэтому ты, будь другом, успей обдумать мое предложение и дать мне окончательный ответ.
   — Как ты намерен меня отсюда вытащить и чем мне придется заниматься? — спросил Обрубок. Он уже понял, что Харви рисковал, придя сюда, не затем, чтобы послать Обрубка, махать метлой или крутить гайки.
   — Вытащить тебя из ШИЗО на самом деле не проблема, брат, — ответил Багнер. — Все будет зависеть лишь от твоего согласия. Хотя чую, ты не откажешься поработать по своей прежней специальности, ведь так?
   — Все зависит от того, какую из двух десятков моих прежних специальностей ты имеешь в виду, — уклонился от прямого ответа Кальтер. Следуя шпионской привычке, он всегда юлил и изворачивался, когда с ним заводили разговор на эту щекотливую тему.