Страница:
- Веди, веди меня к ней! - воскликнул Эразм. - Где она?
- Еще один пустячок осталось уладить, - возразил Дапертутто, - прежде чем вы увидите Джульетту и вверите ей себя в обмен на отражение. Ваша милость ведь не вольны безраздельно распоряжаться своей достойной особой, поскольку ваша милость до сих пор связаны известными узами, кои необходимо расторгнуть, - я имею в виду дражайшую супругу и подающего надежды отпрыска.
- Что это значит? - вскинулся Эразм.
- Окончательное и бесповоротное расторжение сих уз, - продолжал Дапертутто, - произвести нетрудно: для этого достаточно обыкновенных, вполне человеческих средств. Еще во Флоренции вы, вероятно, слыхали, что я искусно приготовляю разные чудодейственные снадобья. Вот и сейчас - видите? - у меня здесь такая простая домашняя настойка. Две-три капельки этой настойки надо дать тем, кто мешает вам и милой Джульетте, и они без всяких болезненных проявлений тихонечко улягутся на покой. Это, правда, называется умереть, а смерть, говорят, горька, но разве не приятен на вкус горький миндаль? Именно такая горечь у смерти, которая заключена в этой колбочке. Сразу же после радостного успокоения означенное достойное семейство начнет благоухать горьким миндалем. Берите, уважаемый, не церемоньтесь. - Он протянул Эразму маленькую склянку.
- Чудовище! - воскликнул тот. - Выходит, я должен отравить жену и сына?
- Да разве я сказал "отрава"? - перебил Дапертутто. - В этой скляночке вкусное домашнее лекарство. У меня нашлись бы и другие средства дать вам свободу, но я-то хочу вашими собственными руками совершить это вполне естественное, человеческое деяние, такой уж у меня каприз. Берите и ни о чем не тревожьтесь, голубчик!
Неведомо как склянка оказалась в руках у Эразма. Не раздумывая более, он бегом пустился домой. Между тем жена его всю ночь провела в тревогах и душевных терзаниях, она упорно твердила, что приехавший из Флоренции - не муж ее, а некий адский дух, который принял облик мужа. Едва Спикер переступил порог дома, слуги со страху разбежались и попрятались, только маленький Расмус не побоялся подойти к отцу и с детским простодушием спросил, почему он не принес своего отражения, матушка, мол, очень из-за этого убивается. Эразм глядел на малыша остановившимся взором, сжимая в руках склянку, которую ему дал Дапертутто. На плече у мальчика сидел голубок, его любимец, он вдруг клюнул пробку бутылочки и тут же поник головкой - он был мертв. Эразм отпрянул.
- Предатель! - вскричал он в ужасе. - Ты не совратишь меня на это дьявольское преступление!
Он швырнул склянку в открытое окно, и она разбилась во дворе о камни. По комнате разлился приятный запах миндаля. Маленький Расмус испугался и убежал. Остаток этого дня Спикер провел, мучаясь всевозможными муками; но вот пробило полночь. И тут образ Джульетты стал все более оживать в его душе. Когда-то при их свидании на шее у Джульетты порвались бусы, это были нанизанные на нитку красные ягодки, которые женщины иногда носят вместо украшений. Собирая их с пола, Эразм незаметно спрятал одну, ибо она касалась плеч Джульетты, и верно хранил эту бусинку. Теперь он достал красную ягодку и, глядя на нее, обратился мыслями и сердцем к утраченной возлюбленной. И вот ягодка начала источать волшебное благоухание, которое всегда окутывало Эразма, когда он был вместе с Джульеттой.
- Ах, Джульетта, увидеть тебя один-единственный раз, а потом - потом пускай я погибну позорной, постыдной смертью!
Едва вымолвил он эти слова, как в коридоре за дверью послышался шорох и шелест. Он услышал шаги, раздался стук в дверь. У Эразма дух захватило от жутких предчувствий и надежд. Он отворил. На пороге, сияя красотой и прелестью, стояла Джульетта. Обезумев от радости, он заключил ее в объятия.
- Вот я и здесь, любимый, - сказала она тихо и ласково. - Взгляни, как верно я сохранила твое отражение! - Она отбросила покрывало с зеркала. Прижав к груди Джульетту, Эразм с восторгом смотрел на свое отражение. Однако оно не повторяло ни одного его движения. Эразм содрогнулся до глубины души.
- Джульетта, - взмолился он, - неужели мне суждено лишиться разума от любви к тебе? Верни мне отражение и возьми меня самого, мое тело, жизнь, душу мою!
- Между нами еще кое-что стоит, милый Эразм, - возразила Джульетта. Ведь ты знаешь, что... Разве Дапертутто не говорил тебе?..
- Ради бога, Джульетта, - прервал ее Эразм, - если только таким способом я могу стать твоим, то лучше мне умереть!
- Ни в коем случае, - ответила Джульетта, - нельзя допустить, чтобы Дапертутто соблазнил тебя на подобный поступок. Конечно, плохо, что обет и церковное благословение имеют столь большую силу, и все же ты должен разорвать узы, которые тебя связывают, иначе никогда не будешь ты моим безраздельно, однако для этого имеется другое, лучшее средство, нежели то, которое предложил Дапертутто.
- Какое же это средство? - живо спросил Эразм.
В ответ Джульетта обвила его шею и, спрятав лицо у него на груди, вкрадчиво прошептала:
- Ты должен подписать своим именем несколько слов на маленьком листочке бумаги: "Предоставляю моему доброму другу Дапертутто власть над моими женой и сыном, с тем чтобы он распорядился ими по собственному усмотрению, и расторгаю узы, связывающие меня с ними, ибо отныне и телом и бессмертной душой моей принадлежу Джульетте, которую избрал себе в жены и с которой меня на веки вечные связывает особенный обет".
Судорога пробежала по нервам Эразма. На его губах горели огненные лобзания Джульетты, в руке он держал листок, который она дала ему. Внезапно перед ним возник Дапертутто, он был огромного, исполинского роста и протягивал Эразму стальное перо. В тот же миг на левой руке Эразма вдруг лопнула жилка и брызнула кровь.
- Обмакни, обмакни перо, подписывай, подписывай, - хрипло проговорил великан в красном.
- Подпиши, подпиши, единственный мой, навеки любимый, - шептала Джульетта.
Эразм уже обмакнул перо в кровь, поднес к бумаге...
И тут дверь распахнулась - на пороге стояла женщина в белом одеянии, ее неподвижный, как у призрака, взор был устремлен на Эразма, глухо и горестно она промолвила:
- Эразм, Эразм, что ты делаешь? Именем Спасителя заклинаю тебя, не совершай ужасного злодеяния!
В предостерегающем призраке Эразм узнал жену. Он отшвырнул перо и бумагу. Молнии засверкали в глазах Джульетты, страшная гримаса исказила ее черты, жаром пламени повеяло от ее объятий.
- Прочь от меня, адское отродье! Не заполучить тебе моей души. Именем Спасителя, прочь, змея, прочь, адское пламя в тебе пылает!
Так вскричал Эразм и недрогнувшей рукой оттолкнул Джульетту, все еще удерживавшую его. Вдруг раздался пронзительный визг, скрежет, и словно черные вороновы крылья захлопали в комнате. Джульетта и Дапертутто скрылись в густом зловонном чаду, который пополз от стен и загасил свечи. Но вот первый луч денницы забрезжил в окне. Эразм сразу же пошел к жене. Она встретила мужа кротко и приветливо. Маленький Расмус как ни в чем не бывало сидел у нее на постели; жена протянула руку измученному Эразму и сказала:
- Я знаю про все напасти, что приключились с тобой в Италии, и мне от души тебя жаль. Дьявол силен, а так как он подвержен всем возможным порокам, то он и ворует часто, вот он и не устоял перед искушением и бессовестно украл у тебя твое красивое, в точности верное отражение. Посмотрись-ка вон в то зеркало, милый мой, добрый муженек!
Дрожа всем телом, Эразм с жалким видом повиновался. Зеркало осталось светлым и пустым. Эразм Спикер не глядел из его глубины.
- На сей раз, - продолжала жена, - даже кстати пришлось, что отражения у тебя нет, вид-то у тебя преглупый, дорогой Эразм. Ну да ты и сам понимаешь, что без отражения сделаешься посмешищем для людей и не сможешь быть порядочным и безупречным отцом семейства, внушающим уважение жене и детям. Наш Расмус уже над тобой смеется, того и гляди, нарисует тебе углем усы, а ты и не заметишь. Так что постранствуй еще немного по свету да постарайся при случае выманить у черта свое отражение. Когда вернешь его тогда и возвращайся, милости просим. Поцелуй меня! - Спикер послушался. - И счастливого пути! Да присылай иногда штанишки для Расмуса, он ведь все время ползает по полу, штанишек на него не напасешься. А если доведется тебе побывать в Нюрнберге, то пришли раскрашенного гусара и тамошних пряников, как подобает любящему отцу. Прощай же, милый Эразм!
Жена повернулась на другой бок и заснула. Спикер взял на руки Расмуса и крепко обнял, но малыш расплакался, тогда Спикер его отпустил, а сам отправился странствовать по белу свету. Однажды он повстречал небезызвестного Петера Шлемиля, который продал свою тень; они с ним чуть было не договорились составить компанию и путешествовать вместе: Эразм Спикер отбрасывал бы надлежащую тень, а Петер Шлемиль отражался бы подобающим образом в зеркалах, однако из этой затеи ничего не вышло.
Таков конец истории о пропавшем отражении.
- Еще один пустячок осталось уладить, - возразил Дапертутто, - прежде чем вы увидите Джульетту и вверите ей себя в обмен на отражение. Ваша милость ведь не вольны безраздельно распоряжаться своей достойной особой, поскольку ваша милость до сих пор связаны известными узами, кои необходимо расторгнуть, - я имею в виду дражайшую супругу и подающего надежды отпрыска.
- Что это значит? - вскинулся Эразм.
- Окончательное и бесповоротное расторжение сих уз, - продолжал Дапертутто, - произвести нетрудно: для этого достаточно обыкновенных, вполне человеческих средств. Еще во Флоренции вы, вероятно, слыхали, что я искусно приготовляю разные чудодейственные снадобья. Вот и сейчас - видите? - у меня здесь такая простая домашняя настойка. Две-три капельки этой настойки надо дать тем, кто мешает вам и милой Джульетте, и они без всяких болезненных проявлений тихонечко улягутся на покой. Это, правда, называется умереть, а смерть, говорят, горька, но разве не приятен на вкус горький миндаль? Именно такая горечь у смерти, которая заключена в этой колбочке. Сразу же после радостного успокоения означенное достойное семейство начнет благоухать горьким миндалем. Берите, уважаемый, не церемоньтесь. - Он протянул Эразму маленькую склянку.
- Чудовище! - воскликнул тот. - Выходит, я должен отравить жену и сына?
- Да разве я сказал "отрава"? - перебил Дапертутто. - В этой скляночке вкусное домашнее лекарство. У меня нашлись бы и другие средства дать вам свободу, но я-то хочу вашими собственными руками совершить это вполне естественное, человеческое деяние, такой уж у меня каприз. Берите и ни о чем не тревожьтесь, голубчик!
Неведомо как склянка оказалась в руках у Эразма. Не раздумывая более, он бегом пустился домой. Между тем жена его всю ночь провела в тревогах и душевных терзаниях, она упорно твердила, что приехавший из Флоренции - не муж ее, а некий адский дух, который принял облик мужа. Едва Спикер переступил порог дома, слуги со страху разбежались и попрятались, только маленький Расмус не побоялся подойти к отцу и с детским простодушием спросил, почему он не принес своего отражения, матушка, мол, очень из-за этого убивается. Эразм глядел на малыша остановившимся взором, сжимая в руках склянку, которую ему дал Дапертутто. На плече у мальчика сидел голубок, его любимец, он вдруг клюнул пробку бутылочки и тут же поник головкой - он был мертв. Эразм отпрянул.
- Предатель! - вскричал он в ужасе. - Ты не совратишь меня на это дьявольское преступление!
Он швырнул склянку в открытое окно, и она разбилась во дворе о камни. По комнате разлился приятный запах миндаля. Маленький Расмус испугался и убежал. Остаток этого дня Спикер провел, мучаясь всевозможными муками; но вот пробило полночь. И тут образ Джульетты стал все более оживать в его душе. Когда-то при их свидании на шее у Джульетты порвались бусы, это были нанизанные на нитку красные ягодки, которые женщины иногда носят вместо украшений. Собирая их с пола, Эразм незаметно спрятал одну, ибо она касалась плеч Джульетты, и верно хранил эту бусинку. Теперь он достал красную ягодку и, глядя на нее, обратился мыслями и сердцем к утраченной возлюбленной. И вот ягодка начала источать волшебное благоухание, которое всегда окутывало Эразма, когда он был вместе с Джульеттой.
- Ах, Джульетта, увидеть тебя один-единственный раз, а потом - потом пускай я погибну позорной, постыдной смертью!
Едва вымолвил он эти слова, как в коридоре за дверью послышался шорох и шелест. Он услышал шаги, раздался стук в дверь. У Эразма дух захватило от жутких предчувствий и надежд. Он отворил. На пороге, сияя красотой и прелестью, стояла Джульетта. Обезумев от радости, он заключил ее в объятия.
- Вот я и здесь, любимый, - сказала она тихо и ласково. - Взгляни, как верно я сохранила твое отражение! - Она отбросила покрывало с зеркала. Прижав к груди Джульетту, Эразм с восторгом смотрел на свое отражение. Однако оно не повторяло ни одного его движения. Эразм содрогнулся до глубины души.
- Джульетта, - взмолился он, - неужели мне суждено лишиться разума от любви к тебе? Верни мне отражение и возьми меня самого, мое тело, жизнь, душу мою!
- Между нами еще кое-что стоит, милый Эразм, - возразила Джульетта. Ведь ты знаешь, что... Разве Дапертутто не говорил тебе?..
- Ради бога, Джульетта, - прервал ее Эразм, - если только таким способом я могу стать твоим, то лучше мне умереть!
- Ни в коем случае, - ответила Джульетта, - нельзя допустить, чтобы Дапертутто соблазнил тебя на подобный поступок. Конечно, плохо, что обет и церковное благословение имеют столь большую силу, и все же ты должен разорвать узы, которые тебя связывают, иначе никогда не будешь ты моим безраздельно, однако для этого имеется другое, лучшее средство, нежели то, которое предложил Дапертутто.
- Какое же это средство? - живо спросил Эразм.
В ответ Джульетта обвила его шею и, спрятав лицо у него на груди, вкрадчиво прошептала:
- Ты должен подписать своим именем несколько слов на маленьком листочке бумаги: "Предоставляю моему доброму другу Дапертутто власть над моими женой и сыном, с тем чтобы он распорядился ими по собственному усмотрению, и расторгаю узы, связывающие меня с ними, ибо отныне и телом и бессмертной душой моей принадлежу Джульетте, которую избрал себе в жены и с которой меня на веки вечные связывает особенный обет".
Судорога пробежала по нервам Эразма. На его губах горели огненные лобзания Джульетты, в руке он держал листок, который она дала ему. Внезапно перед ним возник Дапертутто, он был огромного, исполинского роста и протягивал Эразму стальное перо. В тот же миг на левой руке Эразма вдруг лопнула жилка и брызнула кровь.
- Обмакни, обмакни перо, подписывай, подписывай, - хрипло проговорил великан в красном.
- Подпиши, подпиши, единственный мой, навеки любимый, - шептала Джульетта.
Эразм уже обмакнул перо в кровь, поднес к бумаге...
И тут дверь распахнулась - на пороге стояла женщина в белом одеянии, ее неподвижный, как у призрака, взор был устремлен на Эразма, глухо и горестно она промолвила:
- Эразм, Эразм, что ты делаешь? Именем Спасителя заклинаю тебя, не совершай ужасного злодеяния!
В предостерегающем призраке Эразм узнал жену. Он отшвырнул перо и бумагу. Молнии засверкали в глазах Джульетты, страшная гримаса исказила ее черты, жаром пламени повеяло от ее объятий.
- Прочь от меня, адское отродье! Не заполучить тебе моей души. Именем Спасителя, прочь, змея, прочь, адское пламя в тебе пылает!
Так вскричал Эразм и недрогнувшей рукой оттолкнул Джульетту, все еще удерживавшую его. Вдруг раздался пронзительный визг, скрежет, и словно черные вороновы крылья захлопали в комнате. Джульетта и Дапертутто скрылись в густом зловонном чаду, который пополз от стен и загасил свечи. Но вот первый луч денницы забрезжил в окне. Эразм сразу же пошел к жене. Она встретила мужа кротко и приветливо. Маленький Расмус как ни в чем не бывало сидел у нее на постели; жена протянула руку измученному Эразму и сказала:
- Я знаю про все напасти, что приключились с тобой в Италии, и мне от души тебя жаль. Дьявол силен, а так как он подвержен всем возможным порокам, то он и ворует часто, вот он и не устоял перед искушением и бессовестно украл у тебя твое красивое, в точности верное отражение. Посмотрись-ка вон в то зеркало, милый мой, добрый муженек!
Дрожа всем телом, Эразм с жалким видом повиновался. Зеркало осталось светлым и пустым. Эразм Спикер не глядел из его глубины.
- На сей раз, - продолжала жена, - даже кстати пришлось, что отражения у тебя нет, вид-то у тебя преглупый, дорогой Эразм. Ну да ты и сам понимаешь, что без отражения сделаешься посмешищем для людей и не сможешь быть порядочным и безупречным отцом семейства, внушающим уважение жене и детям. Наш Расмус уже над тобой смеется, того и гляди, нарисует тебе углем усы, а ты и не заметишь. Так что постранствуй еще немного по свету да постарайся при случае выманить у черта свое отражение. Когда вернешь его тогда и возвращайся, милости просим. Поцелуй меня! - Спикер послушался. - И счастливого пути! Да присылай иногда штанишки для Расмуса, он ведь все время ползает по полу, штанишек на него не напасешься. А если доведется тебе побывать в Нюрнберге, то пришли раскрашенного гусара и тамошних пряников, как подобает любящему отцу. Прощай же, милый Эразм!
Жена повернулась на другой бок и заснула. Спикер взял на руки Расмуса и крепко обнял, но малыш расплакался, тогда Спикер его отпустил, а сам отправился странствовать по белу свету. Однажды он повстречал небезызвестного Петера Шлемиля, который продал свою тень; они с ним чуть было не договорились составить компанию и путешествовать вместе: Эразм Спикер отбрасывал бы надлежащую тень, а Петер Шлемиль отражался бы подобающим образом в зеркалах, однако из этой затеи ничего не вышло.
Таков конец истории о пропавшем отражении.