Голд Гораций. Вопрос формы

Гораций ГОЛД

ВОПРОС ФОРМЫ

   Резкий звонок телефона врезался в сон Гилроя. Не размыкая тесно сжатых век, репортер перевернулся на другой бок и втиснул ухо поглубже в подушку. Но телефон продолжал трезвонить.
   Гилрой резко сорвал с аппарата трубку и не очень-то деликатно изложил свое мнение о людях, способных разбудить уставшего репортера в четыре утра.
   – Я здесь ни при чем, – ответил замявшийся было на секунду редактор. – Ты же сам заварил эту кашу… Так вот… нашли еще одного, как их бишь…
   Остатки сна мгновенно улетучились.
   – Еще одного кататоника?!
   – Да. Час назад. На углу Йорк-авеню и Девяносто первой. Сейчас он в «Мемориале» под наблюдением… Хочешь знать, что я думаю, Гилрой?
   – Что?
   – Я думаю, что ты просто фантазер. Эти твои кататоники в лучшем случае всего лишь заурядные бродяги, допившиеся, наверное, до зеленых чертиков. И больше чем на заметку из четырех строк они не потянут.
   Гилрой уже соскочил с постели и свободной рукой натягивал на себя одежду.
   – Нет, – сказал он уверенно. – Бродяги-то они бродяги, но дело не в этом… Слушайте… Черт побери, что вас задержало до утра?!
   Голос редактора зазвучал недовольно:
   – Все этот старик Тальбот. Ему же завтра семьдесят шесть. Пришлось тут настряпать кое-что…
   – И вы тратите столько времени, чтобы разукрасить этого гангстера, вымогателя и…
   – Спокойно, спокойно, Гилрой, – предостерегающе прервал редактор. – Ему принадлежит половина акций нашей газеты. Да и не так уж часто он нас тревожит.
   – Ну ладно, все равно он скоро загнется. Вы меня сможете встретить в больнице, когда закончите?
   – В такую-то погоду? – редактор помолчал, обдумывая решение. – Не знаю, право… Но если ты думаешь, что здесь пахнет чем-то из ряда вон выходящим… А, черт с ним… Хорошо. До встречи!
   Ну улице было холодно и пустынно. Черный снег таял и превращался в слякоть. Гилрой запахнул пальто и зашагал к Гринвич-авеню. Очень высокий и невероятно худой, он напоминал унылого аиста, высматривающего рыбешку. Но уныния он не чувствовал. Напротив, был счастлив, как только может быть счастлив человек, предположение которого вдруг начало подтверждаться конкретными фактами.
   Хлюпая по слякоти, он вздрогнул, подумав о кататонике, который, должно быть, пролежал в ней несколько часов, пока его не нашли и не доставили в больницу. Вот бедняга! А первого из них просто приняли за пьяного, пока полицейский не заметил хирургическую повязку на шее.
   Администрация «Мемориала» заявила, что это были больные, сбежавшие после операций на мозге, и что они – кататоники. Допустим, но… кататоники не способны ходить…
   Поэтому Гилрой даже не удивился, когда не нашлось ни одной больницы и ни одного частного хирурга, заявивших о побеге больных после операции.
   Три кататоника за месяц! Гилрой покачал головой. Настоящая загадка. Нет, сбежать они никак не могли, они физически не были в состоянии совершить побег… А откуда у них взялись аккуратные хирургические разрезы на шее, профессионально зашитые двумя швами и профессионально перевязанные? Разрезы совершенно свежие… Гилрой придавал особое значение тому, что все трое были плохо одеты и страдали легкой формой истощения. Но в чем же подоплека? Он пожал плечами…
   Вконец уставший, промокший до ниточки, он вынул из кармана удостоверение и показал его девушке, сидевшей за столом в приемной.
   – О, газетчик! Что, у нас опять какая-нибудь сенсация?
   – Ничего особенного, – ответил Гилрой небрежно. – Какого-то бродягу нашли на углу Йорк и Девяносто первой Он что, в палате наверху?
   Девушка посмотрела в журнал и кивнула.
   Выйдя из лифта, Гилрой уверенно зашагал по длинному белому коридору. У входа в палату он столкнулся с редактором.
   Дежурный врач искоса посмотрел, когда они бесшумно вклинились в круг практикантов, обступивших кровать. Кататоника раздели и растерли спиртом. Мышцы его были расслаблены, глаза прикрыты, челюсть отвисла. На шее была видна темная полоска от удаленного пластыря.
   – Кататоник, док? – тихо спросил репортер.
   – Кто вы такой? – резко выпалил доктор.
   – Гилрой… «Морнинг пост».
   Доктор снова посмотрел на лежащего на кровати человека.
   – Кататоник, несомненно. Никаких признаков алкоголя или наркотиков. Легкое истощение.
   Гилрой деликатно отпихнул локтями практикантов и пробрался поближе к врачу.
   – Но инсулиновый шок ведь не дал результатов?.. Впрочем, этого и следовало ожидать.
   – Почему? – удивленно спросил доктор. – При кататонии он почти всегда эффективен… По крайней мере, на время.
   – Но в данном случае шок не дал никакого результата, не так ли? – стоял на своем Гилрой.
   – Да, – сказал доктор тихо, словно признавая поражение.
   – О чем вы? – спросил редактор. – И что такое кататония? Паралич?
   – Это нарушение двигательной сферы при шизофрении – охранительное торможение, которое трансформируется в психическую болезнь, тяжелую и трудноизлечимую.
   – Но в таких случаях имеет место постепенная дегенерация личности, – вставил Гилрой. – Задолго до наступления полного умственного вырождения – нарастающее психическое оскудение, бредовые идеи, галлюцинации… И если своевременно болезнь не распознать – роковой исход неизбежен. Непрерывно прогрессирующее расстройство мышления кончается полным безумием.
   Редактор был удивлен:
   – Почему же инсулиновый шок должен вывести его из такого состояния?
   – Да потому, что инсулин резко снижает содержание сахара в крови и вызывает шок. Внезапный сахарный голод выбивает кататоника из состояния пассивности, – ответил доктор.
   – Верно, – ответил Гилрой. – Вот это-то и подтверждает, что в данном случае мы имеем дело не с кататонией! Перед нами что-то очень похожее на кататонию… Думаю, что это паралич.
   – Вызванный чем? – спросил доктор.
   – Это уж вы должны знать, чем. Я не медик. А что вы скажете о разрезе на шее?
   – Чепуха! От разреза до двигательного нерва добрая четверть дюйма. Он здесь ни при чем.
   – Вы ошибаетесь, док, – тихо сказал Гилрой. – Разрез под затылком очень даже при чем, а кататонию нельзя вызвать хирургическим путем. Она может быть вызвана повреждением двигательной сферы, но процесс дегенерации в таком случае будет развиваться очень медленно. И кататоники не способны ходить. Этого человека умышленно бросили на улице, так же как и других.
   – Похоже, что ты прав, Гилрой, – заметил редактор. – Что-то здесь не то. И у всех троих одинаковые разрезы?
   – Абсолютно. На одном и том же месте: под самым затылком, налево от позвоночного столба. Видели ли вы когда-нибудь более беспомощного человека? Ну как, по-вашему, смог бы он удрать из больницы?
   Доктор отпустил практикантов.
   – Не вижу никакого мотива. Все трое истощены, плохо одеты, жили, судя по всему, в полной нищете. Кому бы понадобилось расправляться с ними?
   – Да при чем здесь расправа или месть! Над ними ведь могли экспериментировать.
   – Ради чего?
   Гилрой изучающе посмотрел на доктора.
   – У вас нет никаких предположений?
   – Никаких.
   Попрощавшись, репортер направился к двери.
   – Пошли, шеф. Попросим Мосса подкинуть нам теорийку.
   – Доктора Мосса вы здесь не найдете, – ответил врач. – Сегодня ночью он не дежурит, а завтра, по-моему, увольняется из больницы.
   Гилрой сделал стойку.
   – Мосс… увольняется из больницы! Слышали, шеф? Мосс – диктатор, эксплуататор и мерзавец. Но он, наверное, лучший хирург в Штатах. Нет, подумать только, вокруг нас творятся такие дела, а вы тратите время на то, чтобы приукрасить преступную жизнь старика Тальбота!
 
   Вуд подошел к дверям агентства по найму рабочей силы. Безо всякой надежды он читал сделанные мелом надписи на доске. Эта контора набирала промышленных рабочих, а он и на заводе-то никогда не был. Единственное, на что он мог рассчитывать, – место ученика обойщика за десять долларов в неделю. Но ему уже тридцать два года! Да за устройство на работу нужно заплатить пять долларов.
   Он огорченно отвернулся, ощупывая в кармане три последних десятицентовика.
   – Что, приятель, не нашел ничего подходящего?
   – Ничего, – устало ответил Вуд, даже не посмотрев на человека, задавшего вопрос.
   Вынув из кармана газету, он еще раз пробежал ее глазами, прежде чем бросить на тротуар: больше он газет покупать не будет, поскольку выглядит так, что по объявлениям лучше не ходить. Но мысли его никак не могли оторваться от статьи Гилроя. Журналист описал ужасы кататонии… Что ж, кататоников хоть кормят и дают им приют. Интересно, можно ли симулировать эту болезнь?
   Человек, задавший вопрос, продолжал разглядывать Вуда.
   – В колледже небось учился?
   – Что, все еще заметно? – зло спросил Вуд.
   – А то нет? Образованного за милю видать.
   Рот Вуда скривился в усмешке.
   – Приятно слышать. Образование, должно быть, просвечивает сквозь мои лохмотья.
   – Чего ты прешься сюда со своим образованием? Оно здесь ни к чему. Им нужны такие, как я, – побольше мускулов и поменьше мозгов.
   Вуд внимательно осмотрел собеседника. Тот был слишком хорошо одет и слишком себе на уме, чтобы долго обивать пороги в поисках работы. Весьма возможно, что его только что уволили и он ищет себе компаньона. Таких Вуд уже встречал. Глаза жесткие, как у волка. У волка, привыкшего обирать безработных.
   – Вот что, – холодно сказал Вуд. – С меня взятки гладки. В кармане всего лишь тридцать центов.
   – Я не слепой, – спокойно ответил незнакомец. Я тебя насквозь вижу.
   – Так что тебе нужно в таком случае? – раздраженно выпалил Вуд.
   Его незваный друг нетерпеливо махнул рукой.
   – Брось огрызаться. Меня сегодня не взяли на работу, потому что там нужен человек с дипломом. Семьдесят пять долларов в месяц, стол и жилье. Один доктор ищет себе лаборанта. У меня потому и сорвалось, что диплома нет.
   – Сочувствую тебе, – сказал Вуд, отворачиваясь.
   – Но у тебя же есть диплом. Хочешь попробовать? Тебе это обойдется в первую недельную зарплату – моя доля. Понял?..
   – В медицине я полный профан. Я был экспертом по шифрам в конторе биржевого маклера, пока у людей были еще деньги, чтобы покупать акции.
   – Медицину тебе знать не обязательно. Все, что там требуется, – диплом, голова и немного мускулов.
   Вуд замер на месте.
   – Врешь ведь?!
   – Верняк. Но слушай, я не хочу туда идти впустую и получить от ворот поворот. Я тебя спрошу то же самое, что у меня там спрашивали.
   При одной мысли о возможной работе Вуд забыл о всякой осторожности. Он еще раз пощупал три монеты в кармане. Их хватит на пару бутербродов с чашкой кофе или на кровать в грязной ночлежке. Д-да, два раза скудно поесть и спать на сыром мартовском ветру или найти ночлег на одну ночь, но спать голодным…
   – Ну, спрашивай, – сказал он решительно.
   – Родня есть?
   – Седьмая вода на киселе в штате Мэн.
   – Друзья?
   – Близких нет.
   Вуд впился глазами в лицо незнакомца:
   – Что значат эти вопросы? При чем мои друзья и родственники?..
   – Просто так, – торопливо ответил тот. – Дело в том, что эта работа связана с поездками. Хозяину не нужен человек, за которым будет тащиться жена и который станет писать длинные письма, да еще в рабочее время. Понял?
   Вуд ничего не понял. Объяснение звучало на редкость неубедительно, но он думал лишь о семидесяти пяти долларах в месяц, о жилье и еде.
   Сидя в вагоне метро, Вуд старался не замечать пассажиров. Он спрятал ноги под сиденье, чтобы не было видно полуоторванную подметку… Ну и вид у него! Разве такого на работу возьмут? Но этот тип рискнул все же потратиться ради него на метро.
   Они поднялись по ступенькам к двери старого дома. Вуд еле подавил желание убежать: он был почти уверен в очередном отказе.
   – Не отставай, – буркнул незнакомец.
   Вуд весь напрягся, когда тот позвонил в дверь.
   На пороге стоял человек одного с ним возраста, среднего роста и очень толстый. На нем был белый лабораторный фартук.
   – Опять ты?
   – Нашел вам человека с дипломом, – ответил на стойчивый знакомец Вуда.
   Вуд испытал унижение, когда острый взгляд толстяка окинул измятую грязную одежду и брезгливо остановился на его длинных всклокоченных волосах, на изможденном небритом лице. Вот-вот сейчас он скажет: «Такой не подойдет».
   Но толстяк отпихнул ногой красивую овчарку колли и широко распахнул дверь. Ошеломленный, Вуд проследовал в небольшой холл. Чтобы произвести впечатление человека доброго, он наклонился и потрепал собаку за уши. Потом толстяк ввел их в гостиную.
   – Как зовут? – спросил он безучастно.
   Ответ застрял у Вуда в горле. Он откашлялся.
   – Вуд, – сказал он наконец.
   – Родственники есть?
   Вуд отрицательно покачал головой.
   – Друзья?
   – Нет.
   – Что за диплом?
   – Колумбийский университет. Точные науки.
   Выражение лица толстяка не изменилось. Он сунул руку в карман и вынул бумажник.
   – Как вы договорились с этим человеком?
   – Ему причитается моя первая получка.
   Вуд молча наблюдал, как несколько зеленых бумажек перешли из рук в руки.
   – Можно мне умыться и побриться, доктор? – спросил он.
   – Я не доктор, – ответил толстяк. – Меня зовут Кларенс. Просто Кларенс, без «мистер».
   Он резко обернулся к незнакомцу, следящему за их разговором.
   – Ты еще здесь?
   Спутник Вуда попятился к двери.
   – Стало быть, – сказал он, – обоим нам обломилось, а, Вуд?
   Вуд улыбнулся и радостно кивнул. Нотки иронии в жестком голосе незнакомца прошли мимо его внимания.
   – Я покажу вашу комнату. Она наверху, – сказал Кларенс, когда деловой партнер Вуда ушел. – Там, кажется, и бритва есть.
   Они снова вышли в холл, колли следовала за ними по пятам. Над столом свисала лампочка без абажура. Драный ковер закрывал пол. Узкие ступеньки винтовой лестницы вели на следующий этаж. Помещение было запущенным и унылым, но у Вуда как-то сместилось понятие о роскоши.
   – Подождите здесь, пока я позвоню, – сказал Кларенс и исчез в комнате напротив лестницы. Вуд погладил дружелюбно ворчавшую собаку. Через стенку до него доносился голос Кларенса.
   – Хэлло, Мосс?.. Пинеро привел человека. Вроде подходящий… Колумбийский… Судя по виду, ни цента… Сообщить Тальботу, чтобы завтра приехал?.. В какое время?.. Хорошо…
   Вуд услышал, как Кларенс положил трубку и снял ее снова.
   – Мосс? Это же знаменитый хирург, директор больницы «Мемориал». Да, но в этой статье о кататониках был какой-то намек на причины его внезапного ухода из больницы.
   – Хэлло, Тальбот! – послышался голос Кларенса. – Приезжайте завтра в полдень. Мосс обещает к этому времени все подготовить… Не волнуйтесь. На этот раз мы действуем наверняка…
   Имя Тальбота показалось Буду тоже знакомым. «Должно быть, это тот самый Тальбот, о котором писала «Морнинг пост», – семидесятишестилетний филантроп. Хочет, наверное, чтобы Мосс его оперировал. Что ж, его-то, Вуда, уж это не касается».
   Когда Кларенс вернулся, Вуд думал только о семидесяти пяти долларах в месяц, о комнате и еде…
 
   Доктор Мосс опустил трубку телефона нарочито спокойно. Проходя белым больничным коридором, он чувствовал любопытные взгляды, но его тщательно выбритое розовое лицо было невозмутимо. В кабине лифта он стоял, небрежно засунув руки в карманы. Лифтер не посмел ни заговорить с ним, ни взглянуть на него.
   Мосс взял пальто и шляпу. Перед столом дежурного толпилось гораздо больше людей, чем обычно. У них был настырный вид газетных репортеров. Мосс стремительно прошагал мимо.
   Высокий, на редкость тощий человек был острием клина репортеров, устремившихся ему вслед.
   – Вы не можете уйти, не сделав никакого заявления для прессы, док, – сказал он.
   – Как видите, могу! – кинул Мосс в ответ, не останавливаясь.
   – По меньшей мере могли бы сказать нам, остаетесь ли вы директором «Мемориала».
   – Спросите об этом членов правления.
   – А как насчет кататоников?
   – Спросите об этом кататоников.
   Подъехало такси. Садясь в машину, Мосс услышал, как длинный газетчик воскликнул: «Вот это гадина!»
   Несмотря на внешнее хладнокровие, Мосс чувствовал себя не так уж спокойно. «Этот человек из «Морнинг пост» – кажется, Гилрой – написал сенсационную статью о брошенных кем-то на улице кататониках и дошел до того, что заявил, что они вовсе не кататоники. Надо сказать Тальботу, чтобы публикацию этих статей немедленно прекратили».
   Губы подвижного рта угрюмо сжались. Где же ему теперь взять денег? Из больничных фондов он выдавил все, что можно, долг достиг угрожающих размеров. В бездонной прорве его экспериментов утонет и десяток таких фондов.
   Если бы только удалось уговорить Тальбота, доказать ему, что неудачи, по сути, не были неудачами, что он на верном пути…
   Однако Тальбот – крепкий орешек. Мосс не выудит у старого скряги и цента, пока не докажет, что стадия экспериментов завершена и успех обеспечен.
   Мосс вылез из такси. Уверенно взбежал по ступенькам, открыл дверь и нетерпеливо прошел в темный холл, не обращая никакого внимания на колли, весело выбежавшую ему навстречу.
   – Кларенс! – позвал он. – Попросите нового лаборанта спуститься вниз.
   Он снял шляпу, сбросил пальто и пиджак, небрежно повесив их на крюк у зеркала.
   – Эй, Вуд! – крикнул Кларенс, задрав голову. – Вы готовы?
   Послышались легкие торопливые шаги, и Вуд спустился к ним.
   Даже нескольких часов было достаточно, чтобы Вуд преобразился. Он больше не чувствовал себя никчемным и никому не нужным.
   – Вуд. Доктор Мосс, – небрежно сказал Кларенс.
   Вуд выразил энтузиазм по поводу будущей работы, хотя и оговорился, что ничего не смыслит в медицине.
   – Этого от вас пока не требуется, – шелковым голосом ответил Мосс. – У нас вы научитесь большему, чем многим хирургам удается познать за всю свою жизнь.
   Эти слова могли означать все, что угодно, и – ничего. Вуд даже не пытался понять их.
   Он молча проследовал за Моссом и Кларенсом в сверкающую чистотой операционную. Здесь он чувствовал себя менее уютно, чем в отведенной ему комнате. Пока Мосс мыл руки в глубоком тазу, Вуд оглядывался по сторонам.
   В центре комнаты стоял операционный стол, обтянутый чистой простыней. Над ним висели пять бестеневых ламп. Рядом, на небольшом столике, – подносы с тампонами, зажимы, стерилизационный прибор, из которого вырывались клубы пара.
   – Мы проводим много хирургических экспериментов, – сказал Мосс. – Вам в основном придется обеспечивать наркоз. Кларенс, покажите ему, как это делается.
   Вуд внимательно наблюдал. Подача и отключение гелия, кислорода и циклопропана. Индикаторы переобогащения смеси. Не забыть проследить за водяным фильтром…
   По предложению Кларенса он поднес к лицу раструб, чтобы попробовать изготовленную смесь. Он не знал, что циклопропан действует так быстро…
 
   Вуд лежал на полу, задрав руки и ноги. Попытавшись распрямить их, он перекатился на бок. Голова кружилась от наркоза. На шее ощущалось что-то похожее на пластырь. Под ним саднило, как от пореза бритвой.
   В комнате было темно, спущенные зеленые шторы не пропускали дневной свет. Где-то над ним, в стороне раздавалось тяжелое дыхание. Прежде чем Вуд успел встать и посмотреть, в чем дело, он услышал поступь приближающихся шагов.
   Дверь распахнулась, и в комнату вошли трое. Вуд вскочил на ноги и рухнул – оказалось, что стоять прямо он не может.
   – Он пытался подняться, – констатировал один из вошедших.
   – А чего же еще вы от меня ожидали? – резко отрубил Вуд. Голос его прозвучал странным протяжным воем, в котором нельзя было различить слов. Растерянный и разъяренный, он зло покосился на пришельцев.
   – Держи его на мушке, Кларенс, и подними штору, – сказал Мосс. – Я хочу взглянуть на второго.
   Вуд отвернулся от направленного на него дула револьвера и увидел, как доктор приподнял человека на постели. Кларенс, пятясь, отошел к окну и поднял штору. Яркий полуденный свет заставил человека встрепенуться.
   – Можете убедиться, Тальбот, – сказал Мосс старику и, сдернув человека с кровати, рывком поставил его на ноги. Секунду тот простоял без помощи, потом упал на четвереньки и уставился на Вуда.
   Вуд был в полном недоумении: лицо этого человека он видел каждый день, всю свою жизнь, но никогда не видел так… где-то в стороне от себя…
   Да это же его собственное лицо! Вуд был потрясен! Пытаясь зацепить взглядом как можно больше, он посмотрел на свое тело: оно было сплошь покрыто волосами, четыре волосатые ноги прочно упирались в пол собачьими лапами.
   Вуд неуверенно заковылял к Моссу.
   – Что вы со мной сделали? – заорал он, но вместо крика из его горла вырвался собачий лай.
   Доктор поманил своих спутников к двери.
   Вуд почувствовал, как у него оскалились клыки. Кларенс и Тальбот вышли из комнаты. Мосс стоял за порогом, держась за дверную ручку, и внимательно следил за Вудом. Как только тот прыгнул, он захлопнул дверь, и Вуд с силой врезался в нее плечом.
   – Он все понял, – послышался за стеной голос Мосса.
   Невероятно! Он оказался вне своего собственного тела. Это очевидно. Каким образом Мосс его оттуда извлек и поместил в тело собаки? Гипноз?.. Нет, он должен вернуться в свое собственное тело, обязательно должен. Но как?
   Мысли Вуда заметались.
   Из соседней комнаты донесся скрип мебели. Тальбот перестал нервно постукивать тростью.
   – То, что вы видели, Тальбот, должно убедить даже вас, – снова послышался голос Мосса. – Я превратил Вуда в собаку без малейшего ущерба его разуму.
   Вуд вздрогнул.
   – Допустим, что я убежден, – услышал он голос Тальбота. – Ну а как сама операция? Не болезненна ли пересадка мозга из одного черепа в другой?
   – Мозг нельзя было пересаживать из одного черепа в другой, – ответил Мосс. – Объемы разные, да и нет не обходимости пересаживать весь мозг целиком. В подкорке мозга скрыта маленькая железа – менее четверти дюйма в диаметре, – которая называется шишковидной. Эта железа контролирует мозг. Когда-то она была третьим глазом.
   – Была третьим глазом, а теперь контролирует мозг? – воскликнул Тальбот.
   – Почему же нет? Ведь жабры рыб превратились в евстахиеву трубу, которая контролирует чувство равновесия. О шишковидной железе не известно практически ничего. Однако я разработал новый метод ее извлечения из-под мозга, а не через весь мозг. Когда я пересадил железу кролика крысе, а железу крысы кролику, то кролик вел себя как крыса, а крыса – как кролик… Эмпиризм: результат положительный, но научно обосновать я его пока не могу.
   – Почему же тогда те трое вели себя как… Что там у вас за словечко?
   – Кататоники… Видите ли, Тальбот, пересадки были в основном успешными, но все три раза я повторил одну и ту же небольшую ошибку, пока не понял, в чем дело… Да, кстати говоря, снимите щелкопера из вашей газеты с этой опасной темы. Он подобрался слишком близко… Ну так вот… Все трое вели себя почти как кататоники, потому что я пересадил им железы крыс. Представьте себе, что получается, когда железа крысы пытается управлять гигантским человеческим телом. Она просто сдает, отказывает. Но разница между телом собаки и телом человека не так велика. И конечно, совсем другой эффект, когда человеку пересаживают железу человека…
   – А операция болезненна? – повторил вопрос Тальбот.
   – Никакой боли. Разрез незначительный и быстро заживает. Быстрота восстановления сознания очевидна: Вуда и собаку я оперировал вчера.
   – Так сколько же вы хотите? – поинтересовался Тальбот.
   – Пять миллионов.
   – Я дам вам пятьдесят тысяч наличными, – послышался надтреснутый голос старика.
   – За то, чтобы заменить ваше дряхлое тело молодым, сильным и здоровым? – спросил Мосс, подчеркивая каждое слово. – Пять миллионов, и ни цента меньше.
   – Я дам вам семьдесят пять тысяч. Весь мой капитал вложен в мои… в мои синдикаты. Откуда я вам наберу пять миллионов наличными?
   – А я этого и не хочу, – сказал Мосс с легкой усмешкой.
   Тальбот вышел из себя.
   – Чего же вы тогда хотите?
   – Проценты с пяти миллионов, то есть половину ваших доходов. Короче говоря, я намерен влезть в ваш подпольный бизнес.
   Вуд услышал вздох старика.
   – Не выйдет! – закричал он. – Даю вам восемьдесят тысяч. Это вся моя наличность.
   – Не валяйте дурака, Тальбот, – сказал Мосс спокойно. – Мне не нужны деньги, чтобы ими любоваться. Мне нужен большой и обеспеченный доход, достаточный для проведения моих экспериментов.
   – Восемьдесят тысяч, – повторил Тальбот.
   – Ну и держитесь за ваши деньги, пока не сгниете вместе с ними. Сколько вам там осталось жить с вашей грудной жабой? Около шести месяцев, не больше?
   Трость старика нервно застучала по полу.
   – Ваша взяла, шантажист, – сдался Тальбот.
   Мосс рассмеялся. Вуд услышал скрип мебели, когда собеседники поднялись и направились к лестнице.
   – Хотите еще раз взглянуть на Вуда и собаку?
   – Нет, я и так уже убедился.
   – Тогда избавься от них, Кларенс. Только не вздумай больше оставлять их на улице, чтобы дать пищу для раз мышлений пронырливым репортерам. Надень на револьвер глушитель. Он внизу. Потом обработай трупы кислотой.
   Глаза Вуда в ужасе обежали комнату. Ему и его телу необходимо вырваться отсюда. Если он уйдет один, то уже никогда не станет самим собой.
   Снизу доносились громыхающие шаги Кларенса, который ходил по комнатам в поисках глушителя к своему револьверу.