Страница:
«Нет, – подумала она. – С этим мне не стоит торопиться, нужно двигаться маленькими шажками».
– Ей-богу, Бренда, мы ходили по музею чуть больше часа. Не хочешь ли ты сказать, что этого достаточно, чтобы ты была не в форме?
– Дело не в том, что я не в форме, дело в том, что не в форме мои ноги. – Она сняла туфли и стала растирать ногу. – Тони мне однажды рассказывал о своем друге, который как-то летом ездил во Францию. Парнишка приехал и привез с собой лазерный диск, купленный в Лувре, с записью всех имеющихся в музее картин. Достаточно было лежать на кушетке и нажимать на маленькую кнопочку на пульте дистанционного управления телевизора для того, чтобы перевести кадр.
Бренда приступила к растиранию второй ноги.
– Эти французы действительно цивильны. Неужели в Метрополитен-музее не смогли до этого додуматься?
– Бренда, ты упускаешь главное.
Анни хотела продолжить, но Бренда движением руки остановила ее.
– Подожди, не продолжай. Ты хочешь сказать, что победа покажется желаннее, если она выстрадана. Я угадала? В этом заключается суть? Это, должно быть, придумано пуританами Новой Англии.
В этот момент к столу подошел официант.
– Принесите мне миску с горячей водой и немного соли, а подруге – чашку чая, – распорядилась Бренда.
– Какой должна быть миска с горячей водой – большой или маленькой? – спросил, не моргнув глазом, привлекательный молодой официант.
Бренда громко рассмеялась, вслед за ней рассмеялась и Анни.
Когда им принесли чай, Анни, наклонясь к Бренде, сказала:
– Мне очень жаль, что Морти отступил от своего брачного договора, Бренда. Он поступил как последняя сволочь. – Она успокаивающе положила свою руку на руку Бренды и спросила: – Как ты это переносишь?
– Было хуже, сейчас я думаю, как мне быть дальше, Анни. Знаешь, жизнь – удивительная штука. – Она отхлебнула глоток чая и осторожно поставила чашку на блюдце. – Я никогда не любила Морти, никогда даже мысли не допускала, что люблю его. По сути дела, для меня было недопустимым любить кого-либо. Я постигла любовь в шестнадцать лет в летнем лагере, – Бренда замолчала, не зная, рассказывать ли ей дальше подробности, и решила, что необходимо рассказать кому-либо о случившемся с ней.
– Ее звали Айви, она была вожатой. Вечерами, когда выключали свет, мы прокрадывались в мастерскую и обнимались там на одеяле. – Бренда не смотрела на Анни. – Ночами мы говорили обо всем на свете. Днем мы делали вид, что не замечаем друг друга, но ночами, сжимая друг друга в объятиях в сырой темноте, не видя ее лица, я знала, что со мной происходит что-то особенное. Накануне моего отъезда домой ночью мы любили друг друга. Правильнее будет сказать, что это она овладела мной, я просто позволила ей это сделать. На следующее утро я уехала и никогда больше ее не видела. – В глазах Бренды блеснули слезы.
– Не пойми меня превратно, Анни. Я хотела увидеться с ней вновь, но она сказала, что будет лучше не делать этого, что лучше держаться за то, что имеешь. Теперь это прошло, и я чувствую себя опустошенной и одинокой. – Бренда заплакала. – Я хочу, чтобы меня опять любили, Анни. Я знаю, что ты сумеешь меня понять, не так ли?
– Конечно, я тебя понимаю. Бренда, ты способна многое дать в любви. Не сдерживай себя, действуй без колебаний.
Бренда промокнула глаза скомканной салфеткой.
– Спасибо тебе, Анни.
Элиз ступила в темноту бара-ресторана «Шеа Лаундж», что на Второй авеню, и остановилась, давая глазам привыкнуть к мягкому свету, который так контрастировал с искрящимся солнечным светом улицы. Она жила на Парк-авеню, всего за три квартала отсюда, но разница была большой. Почтенные матроны с Парк-авеню не ходили сюда за покупками и не обедали на Второй авеню. Она была здесь очень давно два раза. Подошел хозяин бара и спросил: «Мисс Эллиот?» Она кивнула, удивившись тому, что ее узнали. Его, очевидно, послал Лэрри. Хозяин бара провел ее в дальнюю комнату и подвел к угловому столику, накрытому красной скатертью с шахматным узором, и с обычной в таких случаях свечой в бутылке «Перрье». Ей с грустью вспомнилось, что двадцать лет назад, когда она была здесь последний раз, это была бутылка «Кьянти». Лэрри поднялся навстречу ей и раньше, чем метрдотель успел выдвинуть стул, поднял стул напротив и подвинул его к Элиз. Элиз села и небрежно уронила на стол сумочку.
Выгадывая время, чтобы успокоиться, Элиз сняла перчатки и с заметным удовольствием осмотрела комнату.
– Ты выбрал отличное место, Лэрри, – улыбаясь, сказала она, переключив на него свое внимание. – Это старомодное, но милое бистро, несмотря на свое претенциозное название.
Лэрри сиял от восторга. Мысль о том, куда он поведет ее пообедать, преследовала его многие дни. Он хотел, чтобы место их встречи было безукоризненно. Чтобы оно было недорогим, но хорошим. Не очень современным. И конечно же, неброским.
– В университете у меня был друг, с которым я учился еще в школе. Он работал здесь по выходным дням официантом. По пятницам это место было нашей отправной точкой. Здесь я отлично проводил время.
Элиз отметила, что он все еще выглядел как студент в своей твидовой куртке и в темно-синей рубашке с лиловатым оттенком.
– Я тоже, – коротко бросила она. – Много лет тому назад я тоже приходила сюда. Это было после моей поездки в Рим. В тот год все печатные издания Америки поместили мою фотографию, где я плескаюсь и выделываю курбеты в фонтане Треви, а двое итальянских карабинеров входят в воду, чтобы арестовать меня. – Она улыбнулась своему воспоминанию.
– Я помню этот снимок! – воскликнул Лэрри. – Я видел его. Это был потрясающий снимок! Репортеры утверждали, что ты сама прыгнула в него, а ты настаивала на том, что тебя толкнули. Как оно было на самом деле, Элиз? Кто из вас был прав?
Она на мгновение сузила глаза, вспоминая.
– Никто, – сказала она, довольно усмехаясь. – Меня просто вовлекли во все это. Обыкновенная реклама. Даже карабинеры были актерами. – Она посмотрела на бокал с мартини, который заказал для нее Лэрри. Ей очень хотелось выпить. Но она решила, что двойного мартини, уже выпитого ею дома, достаточно. Она довольствуется минеральной водой «Пеллег-рино». – А когда я вернулась в Нью-Йорк, я пришла сюда с друзьями. Здесь тогда отмечала победу австралийская футбольная команда. Они узнали меня по той фотографии. В тот вечер я была их талисманом, и они учили меня развеселым словечкам из «Вальсирующей Матильды». Я так славно провела время. Это был 1961 год.
– Я родился в этом году, – сказал Лэрри.
Между ними воцарилось неловкое молчание. Элиз вздохнула с облегчением, когда увидела у столика официанта с блокнотом в руках.
– Вы будете заказывать? – спросил он. Элиз не потребовалось меню.
– Я съем маленький салат, – сказала она. – И вашу фирменную фермерскую закуску, если вы все еще готовите ее.
Лэрри заказал рубленый бифштекс с жареной картошкой, затем вновь переключил внимание на Элиз, продолжая прерванный разговор.
– Элиз, я так рад, что ты согласилась встретиться со мной. Я так хотел вновь увидеть тебя. Я сделал все возможное, чтобы убедить господина Блужи в том, что не желаю тебе ничего дурного. – Он замолчал, потом, запинаясь, продолжил: – По правде говоря, я о тебе самого высокого мнения. Я бы никогда не обидел тебя. – И он внезапно почувствовал, как его лицо залила краска.
Элиз это тронуло. Она подумала, что он на свой манер старомоден и кажется старше своих лет. Дядюшка Боб был прав. Он сказал, что Лэрри уникальная личность. Элиз начинала понимать, что именно он имел в виду. Она осознавала, что его манеры были почти изысканны. Когда это было, чтобы Билл или еще кто-либо из мужчин были нежны и обходительны с ней?
Не желая, чтобы Лэрри превратно истолковал причину ее встречи с ним, она быстро произнесла:
– Лэрри, я прочла черновик твоего сценария. – Она увидела, что Лэрри задержал дыхание и не дышал, как ей показалось, целую вечность. – И я думаю, что он великолепен. – Он наконец выдохнул. – Ты обладаешь умением очень точно изображать действительность, как если бы все это было снято с помощью фотоаппарата или кинокамеры. Ты понимаешь, что я имею в виду?
Он покраснел от смущения. Парнишка действительно покраснел. Элиз вздохнула. Он мил, может быть, даже слишком мил. И молод. Слишком молод.
– Хотя есть в нем кое-что, что надо бы исправить.
– И что же это?
– Когда она идет в церковь. Все это выглядит как-то неуклюже.
– Слишком надуманно, ты имеешь в виду?
– Да, именно. И конец. Почему это хэппи-энд? Это так не вяжется со всем остальным сюжетом, так неправдоподобно.
– Я знаю. На самом деле первоначальный замысел был другим. Но я не мог позволить тебе не быть счастливой.
– И все же это неоправданный конец. И прежде всего для персонажа.
– Элиз, я писал сценарий, имея в виду тебя. Этот фильм о тебе и для тебя.
Элиз уже знала это. Каждая страница сценария была написана как бы через призму ее характера. И тем не менее она не была готова к этому признанию Лэрри. Сценарий казался очень личным, и именно в этом крылась его сила и мастерство. В нем было что-то такое, что не оскорбляло чувств. И Элиз захотелось разрядить раскаленную атмосферу.
Она напомнила себе, что это всего лишь деловая встреча. Отодвигая от себя нетронутый мартини и беря в руки вилку, она сурово приказала себе не делать из себя дуру. Ей отчаянно хотелось выпить чего-нибудь крепкого вместо этой бесполезной минеральной воды. Но она не притронулась к мартини. Сегодня она была настроена на то, чтобы не терять над собой контроль.
– По правде говоря, Лэрри, я не играю уже многие годы. Но теперь моя жизнь меняется, и, может быть, ты выбрал правильное время. Думаю, что я смогла бы сыграть эту роль лучше, чем кто-либо.
Принесли еду, которая не очень вдохновляла, что соответствовало этому заведению. Лэрри не притронулся к еде. Радость встречи с Элиз и вероятность ее согласия играть в главной роли, ее роли, не позволяли ему есть.
– Больше ее сыграть некому, Элиз, – почти шепотом произнес он.
Элиз, делая вид, что не понимает его, сказала:
– Конечно, актриса есть. Дина Мерилл могла бы сыграть эту роль.
– Я имел в виду совсем не то, Элиз. Я хотел сказать, что никогда еще не чувствовал себя так, как сейчас. Я влюблен в тебя.
Элиз опустила голову, чтобы спрятать яркий румянец, вызванный его словами. Все это смешно! Он талантлив, сценарий хорош, но все остальное просто чепуха.
– Ты меня не знаешь, – произнесла она так же спокойно, как и он. – У нас был только один день.
– Я знал тебя всю свою жизнь. И всю свою жизнь любил тебя. – Он тронул ее за руку, в которой она держала вилку, но, заметив выражение ее лица, быстро отдернул руку.
Она подумала, что с ее стороны это было бы надувательством. Он был введен в заблуждение. «Слава Богу, что я не пью, а то бы, не ровен час, оказалась с ним в постели, а уж тогда до настоящей беды было бы недалеко». У нее задрожали губы.
Не успела она прийти в себя, как он спросил:
– Элиз, смогу ли я увидеть тебя вновь? Я должен видеть тебя. Мы могли бы просто поговорить. О сценарии или о твоей карьере. Или о моей карьере, если о ней вообще можно говорить. Я хочу сделать тебя счастливее, чем ты когда-либо была.
И тут она вспомнила. Это было как раз то, что он сказал тогда в гостинице «Карлайл».
– Лэрри, ради всего святого, я не знаю, я не знаю. – Она подумала, что не должна сдаваться. «Он вдвое младше меня. Это ребенок. Он либо умело играет, либо просто не знает, чего хочет. Я-то все это знаю по опыту». – Лэрри, разреши мне сначала принять решение относительно моего участия в твоей пьесе. Дай мне возможность начать. – Мускулы на его лице напряглись. «О Боже, я, наверное, обидела его», – подумала она. – Я в таком замешательстве. Пожалуйста, оставь меня. У меня в жизни сейчас все вверх тормашками.
Она достала свою записную книжку и одновременно вытащила чек. Лэрри протянул руку и отнял у нее чек.
– За обед плачу я, неужели ты не помнишь? Я попросил тебя пообедать со мной. И я ценю твой совет по поводу сценария.
Она поднялась и протянула ему руку. Он долго держал ее в своей руке, пока они смотрели друг на друга.
– Прекрасно, – сказала она. – Мне бы хотелось увидеть переделанный сценарий. – Она импульсивно нагнулась вперед, поцеловала его в одну щеку, потом повернулась и быстро направилась к выходу.
– Я буду ждать твоего звонка, – услышала она за спиной его голос, переступила порог и оказалась на ослепительном солнце. Она надела солнцезащитные очки, благодаря их за то, что они прячут от людей ее полные слез глаза.
Войдя в офис, она была еще раз удивлена, найдя Анни и Бренду оживленно и радостно беседующими на диванчике. Первой, конечно, заговорила Бренда:
– Где ты пропадала, крошка? Срочное свидание? – у Бренды была необыкновенная способность вынюхивать правду. На этот раз, к счастью, она ничего не знала.
Разглядывая платье от Унгаро, Анни воскликнула:
– Какой чудесный наряд, Элиз. Клянусь, ты в нем выглядишь на двадцать лет моложе. А может быть, это из-за прически? Что ты сделала с волосами?
– Я создаю себе новую жизнь, – ответила беззаботно Элиз, садясь на стул, стоящий углом к дивану и скрестив свои длинные стройные ноги. Она переключила внимание на своих подруг.
– Думаю, я снова буду сниматься в фильме, может быть, даже буду его продюсером.
– Великолепно, – ответила Анни. – Это как раз то, что тебе нужно, Элиз. Сделай что-нибудь для себя.
– Молодчина, – сказала Бренда. – Ты собираешься сниматься в новом фильме или переснимать «Бульвар на закате солнца»?
Элиз засмеялась.
– Да, у меня есть новый сценарий. Но, прежде чем взяться за него, мне нужно разобраться с другим незавершенным делом. Позвольте мне узнать: что вы тут замышляете? Бренда, ты похожа на кошку, которая только что съела канарейку.
– Пусть это будет крыса, – ответила Бренда. – Дело вот в чем: Морти не сдержал данного им обещания. Он не собирается выдавать мне второй чек. Поэтому я все вычисляю, что же является самым лучшим на свете после денег? Думаю, что отмщение. Давайте отдадим его на откуп налоговой службе. Я готова. Я вылью на него целый ушат грязи. Уж я смогу ему нагадить.
Она взяла из конфетницы, которую Элиз теперь всегда держала наполненной на столике для кофе, пригоршню мармеладного пата и закинула его в рот.
– А что по этому поводу думаете вы? Элиз без колебаний сказала:
– Я думаю, ты должна это сделать. Если ты действительно уверена, что не получишь этих денег, брось его на съедение львам. Может быть, тогда он что-нибудь поймет. – Она откинулась на спинку стула, тряхнула головой и произнесла:
– Ну и ублюдок!
– Диана предлагает нанять специалиста по налогам для того, чтобы он помог мне разобраться в наших с Морти совместных доходах и определить, как это может сказаться на мне. Диана предполагает, что меня не тронут, если я сама сдам его налоговой службе.
Прежде чем Бренда продолжила, в разговор вступила Элиз:
– А почему бы тебе не привлечь к этому делу моего адвоката, специалиста по налогам? Он очень хороший специалист, Бренда.
Бренда была счастлива. Элиз предложила свою помощь раньше, чем она попросила об этом.
– Да, Элиз, пожалуйста. И чем скорее, тем лучше.
Анни наблюдала за Брендой. Она потеряла миллион долларов и может смеяться. Почему она так не может? Сегодня утром звонил Аарон, чтобы сказать, что произошел «небольшой сбой» и он не сможет возместить ущерб до конца года. А между тем Анни должна была заплатить за обучение Сильви в этой четверти. Плата за следующую четверть должна быть внесена до конца года. Аарон был строг с ней. Он называл ее ворчуньей. Она пригрозила, что подаст на него в суд или пойдет к Джилу Гриффину. Он же предостерег ее не делать этого.
– Анни, ты где? С нами? – спросила Бренда, чувствуя, что мысли Анни витают где-то очень далеко.
– Да, конечно. – Она кивнула и произнесла с передразнивающим бруклинским акцентом, как бы за всех: – У нас все в порядке или как?
И они рассмеялись, все трое, как если бы они были сестрами.
Направляясь в сторону сияющей чистотой конторки администратора на другом конце большой, покрытой коврами комнаты, он вспоминал, зачем он здесь.
Прошлой ночью, лежа рядом с Феб и прислушиваясь к ее дыханию, он вдруг понял, что его будущему с Феб грозит серьезная опасность, если он не предпримет каких-либо шагов. Единственным человеком, стоящим на его пути, был дядя Феб, Уэйд, «спикер» семьи Ван Гельдеров и попечитель их огромного треста.
Утром Билл первым делом позвонил, чтобы договориться о встрече и был немало удивлен тем, как скоро его приняли.
– Спасибо за то, что принял меня сразу, Уэйд, – сказал Билл, усаживаясь в кожаное кресло, стоящее у стола из красного дерева, отделанного кожей. Он посмотрел поверх головы Уэйда, заметив на стене коллекцию старинных кремневых ружей.
– Я предполагал, что скоро услышу о тебе, – ответил Уэйд.
– Думаю, у нас есть кое-какие общие заботы, – несколько поспешно произнес Билл, – поэтому я решил, что будет лучше прийти и все выложить. Меня не покидает чувство, что нас связывают общие проблемы.
Уэйд посмотрел на свои руки, скрещенные на круглом животе, потом на Билла.
– Я не думаю, что это так. Мои тревоги касаются благополучия Феб. Честно говоря, то, что Феб увеличила потребление наркотиков, а также ее, мягко говоря, творческий застой каким-то образом совпали с началом ее связи с тобой. Руки Уэйда пытались подровнять стопку промокательной бумаги, которая и без того находилась в безупречном порядке. – И это совпадение, как ты понимаешь, приводит к очень неблагоприятному заключению о том, что ты не тот мужчина, который нужен Феб.
Он откинулся назад в своем вращающемся кресле. Билл был готов к такому повороту событий.
– Сказать по правде, меня все больше начинает волновать то, что Феб принимает наркотики. Я настолько встревожен, что наконец заручился ее согласием проконсультироваться с очень известным психиатром. Я не сомневаюсь, что с помощью доктора Розен Феб удастся постепенно прекратить употреблять наркотики. – Билл опустил глаза. Втайне он боялся, что наркотики связаны с их сексуальными проблемами более, чем он придавал тому значения. – Больно смотреть на это. – Он поднял глаза и, улыбнувшись, сказал: – Но теперь, когда Феб согласилась на лечение, я настроен гораздо оптимистичнее. Это только начало.
Уэйд разжал большие пальцы своих стиснутых рук. Билл видел, что начинает производить на него впечатление.
– А ты видел обзорную статью Джона Розена в «Таймс» о выставке Феб? – продолжал Билл, стараясь не упустить свой шанс, пока перевес на его стороне. – Розен пишет, что искусство Феб питает того, кто лишен эмоций. Уэйд, – Билл засмеялся сдавленным смехом, – может быть, это не то, что мы называем искусством, но у Розена большое влияние и наметанный глаз.
Уэйд долго молчал. Билл не показывал, что беспокоится, но ощущал беспокойство по влажности в подмышках. Он думал, что от этой встречи зависит очень многое и, самое главное, судьба Феб. «Я не могу позволить им разлучить ее со мной».
– Билл, – произнес Уэйд, хмуря лоб, – тут есть еще один момент. Ты, должно быть, знаешь, что Ван Гельдеры дружны с Эллиотами уже не одно поколение. Нас связывает дело, мы общались, женились друг на друге. Поэтому мы более чем встревожены тем, как Элиз отнесется к разводу.
Билл почувствовал, как глаза Уэйда буравят его, и понял, что в действительности тревожит Уэйда.
– Я преклоняюсь перед Элиз, уважаю ее и по-своему люблю ее. Я уверяю тебя, что ни в коей мере не обижу ее. Я не беру с нее ни цента на организацию развода. Все мое имущество составляют коллекции японского фарфора имари и монет. – Бросив взгляд на старинные ружья Уэйда, он продолжал: – А также моя коллекция мушкетов и, конечно, средневекового итальянского оружия. Я попросил Элиз продать его для меня по своему усмотрению и выслать мне сумму, оставшуюся после вычета комиссионных. Она согласилась. Я никогда не пытался что-то выгадать в нашем браке. – От серьезности ситуации у него нахмурились брови. – В конце концов, я ведь джентльмен. – Уэйд широко улыбнулся. – И я уверен, мне не нужно говорить тебе, что я имею довольно значительные доходы. Что ни говори, – Билл скрестил ноги, – а я ведь являюсь партнером компании «Кромвель Рид».
– Билл, мне кажется, что ты на правильном пути. – Уэйд дотянулся до увлажнителя на своем столе и включил его. Предлагая Биллу сигару, он продолжил: – Если ты можешь заверить меня, что Элиз не пройдет через унижение уплаты расходов на организацию развода и готов подписать предварительный брачный контракт, я не вижу дальнейших препятствий для вашей с Феб совместной жизни.
Уэйд отрезал щипцами концы двух сигар, передал одну Биллу и зажег свою. Медленно затянувшись несколько раз, он сказал:
– Добро пожаловать в нашу семью, Билл.
Билл выпустил большое кольцо дыма и подумал, что в жизни еще не курил лучшей сигары.
13
* * *
Вечером того же дня Бренда опустилась в плетеное кресло в ресторане музея и громко вздохнула. Анни, сидящая напротив, рассмеялась.– Ей-богу, Бренда, мы ходили по музею чуть больше часа. Не хочешь ли ты сказать, что этого достаточно, чтобы ты была не в форме?
– Дело не в том, что я не в форме, дело в том, что не в форме мои ноги. – Она сняла туфли и стала растирать ногу. – Тони мне однажды рассказывал о своем друге, который как-то летом ездил во Францию. Парнишка приехал и привез с собой лазерный диск, купленный в Лувре, с записью всех имеющихся в музее картин. Достаточно было лежать на кушетке и нажимать на маленькую кнопочку на пульте дистанционного управления телевизора для того, чтобы перевести кадр.
Бренда приступила к растиранию второй ноги.
– Эти французы действительно цивильны. Неужели в Метрополитен-музее не смогли до этого додуматься?
– Бренда, ты упускаешь главное.
Анни хотела продолжить, но Бренда движением руки остановила ее.
– Подожди, не продолжай. Ты хочешь сказать, что победа покажется желаннее, если она выстрадана. Я угадала? В этом заключается суть? Это, должно быть, придумано пуританами Новой Англии.
В этот момент к столу подошел официант.
– Принесите мне миску с горячей водой и немного соли, а подруге – чашку чая, – распорядилась Бренда.
– Какой должна быть миска с горячей водой – большой или маленькой? – спросил, не моргнув глазом, привлекательный молодой официант.
Бренда громко рассмеялась, вслед за ней рассмеялась и Анни.
Когда им принесли чай, Анни, наклонясь к Бренде, сказала:
– Мне очень жаль, что Морти отступил от своего брачного договора, Бренда. Он поступил как последняя сволочь. – Она успокаивающе положила свою руку на руку Бренды и спросила: – Как ты это переносишь?
– Было хуже, сейчас я думаю, как мне быть дальше, Анни. Знаешь, жизнь – удивительная штука. – Она отхлебнула глоток чая и осторожно поставила чашку на блюдце. – Я никогда не любила Морти, никогда даже мысли не допускала, что люблю его. По сути дела, для меня было недопустимым любить кого-либо. Я постигла любовь в шестнадцать лет в летнем лагере, – Бренда замолчала, не зная, рассказывать ли ей дальше подробности, и решила, что необходимо рассказать кому-либо о случившемся с ней.
– Ее звали Айви, она была вожатой. Вечерами, когда выключали свет, мы прокрадывались в мастерскую и обнимались там на одеяле. – Бренда не смотрела на Анни. – Ночами мы говорили обо всем на свете. Днем мы делали вид, что не замечаем друг друга, но ночами, сжимая друг друга в объятиях в сырой темноте, не видя ее лица, я знала, что со мной происходит что-то особенное. Накануне моего отъезда домой ночью мы любили друг друга. Правильнее будет сказать, что это она овладела мной, я просто позволила ей это сделать. На следующее утро я уехала и никогда больше ее не видела. – В глазах Бренды блеснули слезы.
– Не пойми меня превратно, Анни. Я хотела увидеться с ней вновь, но она сказала, что будет лучше не делать этого, что лучше держаться за то, что имеешь. Теперь это прошло, и я чувствую себя опустошенной и одинокой. – Бренда заплакала. – Я хочу, чтобы меня опять любили, Анни. Я знаю, что ты сумеешь меня понять, не так ли?
– Конечно, я тебя понимаю. Бренда, ты способна многое дать в любви. Не сдерживай себя, действуй без колебаний.
Бренда промокнула глаза скомканной салфеткой.
– Спасибо тебе, Анни.
Элиз ступила в темноту бара-ресторана «Шеа Лаундж», что на Второй авеню, и остановилась, давая глазам привыкнуть к мягкому свету, который так контрастировал с искрящимся солнечным светом улицы. Она жила на Парк-авеню, всего за три квартала отсюда, но разница была большой. Почтенные матроны с Парк-авеню не ходили сюда за покупками и не обедали на Второй авеню. Она была здесь очень давно два раза. Подошел хозяин бара и спросил: «Мисс Эллиот?» Она кивнула, удивившись тому, что ее узнали. Его, очевидно, послал Лэрри. Хозяин бара провел ее в дальнюю комнату и подвел к угловому столику, накрытому красной скатертью с шахматным узором, и с обычной в таких случаях свечой в бутылке «Перрье». Ей с грустью вспомнилось, что двадцать лет назад, когда она была здесь последний раз, это была бутылка «Кьянти». Лэрри поднялся навстречу ей и раньше, чем метрдотель успел выдвинуть стул, поднял стул напротив и подвинул его к Элиз. Элиз села и небрежно уронила на стол сумочку.
Выгадывая время, чтобы успокоиться, Элиз сняла перчатки и с заметным удовольствием осмотрела комнату.
– Ты выбрал отличное место, Лэрри, – улыбаясь, сказала она, переключив на него свое внимание. – Это старомодное, но милое бистро, несмотря на свое претенциозное название.
Лэрри сиял от восторга. Мысль о том, куда он поведет ее пообедать, преследовала его многие дни. Он хотел, чтобы место их встречи было безукоризненно. Чтобы оно было недорогим, но хорошим. Не очень современным. И конечно же, неброским.
– В университете у меня был друг, с которым я учился еще в школе. Он работал здесь по выходным дням официантом. По пятницам это место было нашей отправной точкой. Здесь я отлично проводил время.
Элиз отметила, что он все еще выглядел как студент в своей твидовой куртке и в темно-синей рубашке с лиловатым оттенком.
– Я тоже, – коротко бросила она. – Много лет тому назад я тоже приходила сюда. Это было после моей поездки в Рим. В тот год все печатные издания Америки поместили мою фотографию, где я плескаюсь и выделываю курбеты в фонтане Треви, а двое итальянских карабинеров входят в воду, чтобы арестовать меня. – Она улыбнулась своему воспоминанию.
– Я помню этот снимок! – воскликнул Лэрри. – Я видел его. Это был потрясающий снимок! Репортеры утверждали, что ты сама прыгнула в него, а ты настаивала на том, что тебя толкнули. Как оно было на самом деле, Элиз? Кто из вас был прав?
Она на мгновение сузила глаза, вспоминая.
– Никто, – сказала она, довольно усмехаясь. – Меня просто вовлекли во все это. Обыкновенная реклама. Даже карабинеры были актерами. – Она посмотрела на бокал с мартини, который заказал для нее Лэрри. Ей очень хотелось выпить. Но она решила, что двойного мартини, уже выпитого ею дома, достаточно. Она довольствуется минеральной водой «Пеллег-рино». – А когда я вернулась в Нью-Йорк, я пришла сюда с друзьями. Здесь тогда отмечала победу австралийская футбольная команда. Они узнали меня по той фотографии. В тот вечер я была их талисманом, и они учили меня развеселым словечкам из «Вальсирующей Матильды». Я так славно провела время. Это был 1961 год.
– Я родился в этом году, – сказал Лэрри.
Между ними воцарилось неловкое молчание. Элиз вздохнула с облегчением, когда увидела у столика официанта с блокнотом в руках.
– Вы будете заказывать? – спросил он. Элиз не потребовалось меню.
– Я съем маленький салат, – сказала она. – И вашу фирменную фермерскую закуску, если вы все еще готовите ее.
Лэрри заказал рубленый бифштекс с жареной картошкой, затем вновь переключил внимание на Элиз, продолжая прерванный разговор.
– Элиз, я так рад, что ты согласилась встретиться со мной. Я так хотел вновь увидеть тебя. Я сделал все возможное, чтобы убедить господина Блужи в том, что не желаю тебе ничего дурного. – Он замолчал, потом, запинаясь, продолжил: – По правде говоря, я о тебе самого высокого мнения. Я бы никогда не обидел тебя. – И он внезапно почувствовал, как его лицо залила краска.
Элиз это тронуло. Она подумала, что он на свой манер старомоден и кажется старше своих лет. Дядюшка Боб был прав. Он сказал, что Лэрри уникальная личность. Элиз начинала понимать, что именно он имел в виду. Она осознавала, что его манеры были почти изысканны. Когда это было, чтобы Билл или еще кто-либо из мужчин были нежны и обходительны с ней?
Не желая, чтобы Лэрри превратно истолковал причину ее встречи с ним, она быстро произнесла:
– Лэрри, я прочла черновик твоего сценария. – Она увидела, что Лэрри задержал дыхание и не дышал, как ей показалось, целую вечность. – И я думаю, что он великолепен. – Он наконец выдохнул. – Ты обладаешь умением очень точно изображать действительность, как если бы все это было снято с помощью фотоаппарата или кинокамеры. Ты понимаешь, что я имею в виду?
Он покраснел от смущения. Парнишка действительно покраснел. Элиз вздохнула. Он мил, может быть, даже слишком мил. И молод. Слишком молод.
– Хотя есть в нем кое-что, что надо бы исправить.
– И что же это?
– Когда она идет в церковь. Все это выглядит как-то неуклюже.
– Слишком надуманно, ты имеешь в виду?
– Да, именно. И конец. Почему это хэппи-энд? Это так не вяжется со всем остальным сюжетом, так неправдоподобно.
– Я знаю. На самом деле первоначальный замысел был другим. Но я не мог позволить тебе не быть счастливой.
– И все же это неоправданный конец. И прежде всего для персонажа.
– Элиз, я писал сценарий, имея в виду тебя. Этот фильм о тебе и для тебя.
Элиз уже знала это. Каждая страница сценария была написана как бы через призму ее характера. И тем не менее она не была готова к этому признанию Лэрри. Сценарий казался очень личным, и именно в этом крылась его сила и мастерство. В нем было что-то такое, что не оскорбляло чувств. И Элиз захотелось разрядить раскаленную атмосферу.
Она напомнила себе, что это всего лишь деловая встреча. Отодвигая от себя нетронутый мартини и беря в руки вилку, она сурово приказала себе не делать из себя дуру. Ей отчаянно хотелось выпить чего-нибудь крепкого вместо этой бесполезной минеральной воды. Но она не притронулась к мартини. Сегодня она была настроена на то, чтобы не терять над собой контроль.
– По правде говоря, Лэрри, я не играю уже многие годы. Но теперь моя жизнь меняется, и, может быть, ты выбрал правильное время. Думаю, что я смогла бы сыграть эту роль лучше, чем кто-либо.
Принесли еду, которая не очень вдохновляла, что соответствовало этому заведению. Лэрри не притронулся к еде. Радость встречи с Элиз и вероятность ее согласия играть в главной роли, ее роли, не позволяли ему есть.
– Больше ее сыграть некому, Элиз, – почти шепотом произнес он.
Элиз, делая вид, что не понимает его, сказала:
– Конечно, актриса есть. Дина Мерилл могла бы сыграть эту роль.
– Я имел в виду совсем не то, Элиз. Я хотел сказать, что никогда еще не чувствовал себя так, как сейчас. Я влюблен в тебя.
Элиз опустила голову, чтобы спрятать яркий румянец, вызванный его словами. Все это смешно! Он талантлив, сценарий хорош, но все остальное просто чепуха.
– Ты меня не знаешь, – произнесла она так же спокойно, как и он. – У нас был только один день.
– Я знал тебя всю свою жизнь. И всю свою жизнь любил тебя. – Он тронул ее за руку, в которой она держала вилку, но, заметив выражение ее лица, быстро отдернул руку.
Она подумала, что с ее стороны это было бы надувательством. Он был введен в заблуждение. «Слава Богу, что я не пью, а то бы, не ровен час, оказалась с ним в постели, а уж тогда до настоящей беды было бы недалеко». У нее задрожали губы.
Не успела она прийти в себя, как он спросил:
– Элиз, смогу ли я увидеть тебя вновь? Я должен видеть тебя. Мы могли бы просто поговорить. О сценарии или о твоей карьере. Или о моей карьере, если о ней вообще можно говорить. Я хочу сделать тебя счастливее, чем ты когда-либо была.
И тут она вспомнила. Это было как раз то, что он сказал тогда в гостинице «Карлайл».
– Лэрри, ради всего святого, я не знаю, я не знаю. – Она подумала, что не должна сдаваться. «Он вдвое младше меня. Это ребенок. Он либо умело играет, либо просто не знает, чего хочет. Я-то все это знаю по опыту». – Лэрри, разреши мне сначала принять решение относительно моего участия в твоей пьесе. Дай мне возможность начать. – Мускулы на его лице напряглись. «О Боже, я, наверное, обидела его», – подумала она. – Я в таком замешательстве. Пожалуйста, оставь меня. У меня в жизни сейчас все вверх тормашками.
Она достала свою записную книжку и одновременно вытащила чек. Лэрри протянул руку и отнял у нее чек.
– За обед плачу я, неужели ты не помнишь? Я попросил тебя пообедать со мной. И я ценю твой совет по поводу сценария.
Она поднялась и протянула ему руку. Он долго держал ее в своей руке, пока они смотрели друг на друга.
– Прекрасно, – сказала она. – Мне бы хотелось увидеть переделанный сценарий. – Она импульсивно нагнулась вперед, поцеловала его в одну щеку, потом повернулась и быстро направилась к выходу.
– Я буду ждать твоего звонка, – услышала она за спиной его голос, переступила порог и оказалась на ослепительном солнце. Она надела солнцезащитные очки, благодаря их за то, что они прячут от людей ее полные слез глаза.
* * *
В ту ночь Элиз, впервые за много недель, прекрасно спала. На следующее утро, поднимаясь в лифте в свой офис, она положила свои темные очки в сумочку, быстро посмотрела на себя в зеркало и удивилась, увидя в нем счастливое, светящееся радостью лицо вместо ожидаемого ею грустного и опухшего. Она приняла это за доброе знамение.Войдя в офис, она была еще раз удивлена, найдя Анни и Бренду оживленно и радостно беседующими на диванчике. Первой, конечно, заговорила Бренда:
– Где ты пропадала, крошка? Срочное свидание? – у Бренды была необыкновенная способность вынюхивать правду. На этот раз, к счастью, она ничего не знала.
Разглядывая платье от Унгаро, Анни воскликнула:
– Какой чудесный наряд, Элиз. Клянусь, ты в нем выглядишь на двадцать лет моложе. А может быть, это из-за прически? Что ты сделала с волосами?
– Я создаю себе новую жизнь, – ответила беззаботно Элиз, садясь на стул, стоящий углом к дивану и скрестив свои длинные стройные ноги. Она переключила внимание на своих подруг.
– Думаю, я снова буду сниматься в фильме, может быть, даже буду его продюсером.
– Великолепно, – ответила Анни. – Это как раз то, что тебе нужно, Элиз. Сделай что-нибудь для себя.
– Молодчина, – сказала Бренда. – Ты собираешься сниматься в новом фильме или переснимать «Бульвар на закате солнца»?
Элиз засмеялась.
– Да, у меня есть новый сценарий. Но, прежде чем взяться за него, мне нужно разобраться с другим незавершенным делом. Позвольте мне узнать: что вы тут замышляете? Бренда, ты похожа на кошку, которая только что съела канарейку.
– Пусть это будет крыса, – ответила Бренда. – Дело вот в чем: Морти не сдержал данного им обещания. Он не собирается выдавать мне второй чек. Поэтому я все вычисляю, что же является самым лучшим на свете после денег? Думаю, что отмщение. Давайте отдадим его на откуп налоговой службе. Я готова. Я вылью на него целый ушат грязи. Уж я смогу ему нагадить.
Она взяла из конфетницы, которую Элиз теперь всегда держала наполненной на столике для кофе, пригоршню мармеладного пата и закинула его в рот.
– А что по этому поводу думаете вы? Элиз без колебаний сказала:
– Я думаю, ты должна это сделать. Если ты действительно уверена, что не получишь этих денег, брось его на съедение львам. Может быть, тогда он что-нибудь поймет. – Она откинулась на спинку стула, тряхнула головой и произнесла:
– Ну и ублюдок!
– Диана предлагает нанять специалиста по налогам для того, чтобы он помог мне разобраться в наших с Морти совместных доходах и определить, как это может сказаться на мне. Диана предполагает, что меня не тронут, если я сама сдам его налоговой службе.
Прежде чем Бренда продолжила, в разговор вступила Элиз:
– А почему бы тебе не привлечь к этому делу моего адвоката, специалиста по налогам? Он очень хороший специалист, Бренда.
Бренда была счастлива. Элиз предложила свою помощь раньше, чем она попросила об этом.
– Да, Элиз, пожалуйста. И чем скорее, тем лучше.
Анни наблюдала за Брендой. Она потеряла миллион долларов и может смеяться. Почему она так не может? Сегодня утром звонил Аарон, чтобы сказать, что произошел «небольшой сбой» и он не сможет возместить ущерб до конца года. А между тем Анни должна была заплатить за обучение Сильви в этой четверти. Плата за следующую четверть должна быть внесена до конца года. Аарон был строг с ней. Он называл ее ворчуньей. Она пригрозила, что подаст на него в суд или пойдет к Джилу Гриффину. Он же предостерег ее не делать этого.
– Анни, ты где? С нами? – спросила Бренда, чувствуя, что мысли Анни витают где-то очень далеко.
– Да, конечно. – Она кивнула и произнесла с передразнивающим бруклинским акцентом, как бы за всех: – У нас все в порядке или как?
И они рассмеялись, все трое, как если бы они были сестрами.
* * *
Билл вышел из лифта на сороковом этаже административного здания Уэйда Ван Гельдера и почувствовал, что храбрость его куда-то улетучилась.Направляясь в сторону сияющей чистотой конторки администратора на другом конце большой, покрытой коврами комнаты, он вспоминал, зачем он здесь.
Прошлой ночью, лежа рядом с Феб и прислушиваясь к ее дыханию, он вдруг понял, что его будущему с Феб грозит серьезная опасность, если он не предпримет каких-либо шагов. Единственным человеком, стоящим на его пути, был дядя Феб, Уэйд, «спикер» семьи Ван Гельдеров и попечитель их огромного треста.
Утром Билл первым делом позвонил, чтобы договориться о встрече и был немало удивлен тем, как скоро его приняли.
– Спасибо за то, что принял меня сразу, Уэйд, – сказал Билл, усаживаясь в кожаное кресло, стоящее у стола из красного дерева, отделанного кожей. Он посмотрел поверх головы Уэйда, заметив на стене коллекцию старинных кремневых ружей.
– Я предполагал, что скоро услышу о тебе, – ответил Уэйд.
– Думаю, у нас есть кое-какие общие заботы, – несколько поспешно произнес Билл, – поэтому я решил, что будет лучше прийти и все выложить. Меня не покидает чувство, что нас связывают общие проблемы.
Уэйд посмотрел на свои руки, скрещенные на круглом животе, потом на Билла.
– Я не думаю, что это так. Мои тревоги касаются благополучия Феб. Честно говоря, то, что Феб увеличила потребление наркотиков, а также ее, мягко говоря, творческий застой каким-то образом совпали с началом ее связи с тобой. Руки Уэйда пытались подровнять стопку промокательной бумаги, которая и без того находилась в безупречном порядке. – И это совпадение, как ты понимаешь, приводит к очень неблагоприятному заключению о том, что ты не тот мужчина, который нужен Феб.
Он откинулся назад в своем вращающемся кресле. Билл был готов к такому повороту событий.
– Сказать по правде, меня все больше начинает волновать то, что Феб принимает наркотики. Я настолько встревожен, что наконец заручился ее согласием проконсультироваться с очень известным психиатром. Я не сомневаюсь, что с помощью доктора Розен Феб удастся постепенно прекратить употреблять наркотики. – Билл опустил глаза. Втайне он боялся, что наркотики связаны с их сексуальными проблемами более, чем он придавал тому значения. – Больно смотреть на это. – Он поднял глаза и, улыбнувшись, сказал: – Но теперь, когда Феб согласилась на лечение, я настроен гораздо оптимистичнее. Это только начало.
Уэйд разжал большие пальцы своих стиснутых рук. Билл видел, что начинает производить на него впечатление.
– А ты видел обзорную статью Джона Розена в «Таймс» о выставке Феб? – продолжал Билл, стараясь не упустить свой шанс, пока перевес на его стороне. – Розен пишет, что искусство Феб питает того, кто лишен эмоций. Уэйд, – Билл засмеялся сдавленным смехом, – может быть, это не то, что мы называем искусством, но у Розена большое влияние и наметанный глаз.
Уэйд долго молчал. Билл не показывал, что беспокоится, но ощущал беспокойство по влажности в подмышках. Он думал, что от этой встречи зависит очень многое и, самое главное, судьба Феб. «Я не могу позволить им разлучить ее со мной».
– Билл, – произнес Уэйд, хмуря лоб, – тут есть еще один момент. Ты, должно быть, знаешь, что Ван Гельдеры дружны с Эллиотами уже не одно поколение. Нас связывает дело, мы общались, женились друг на друге. Поэтому мы более чем встревожены тем, как Элиз отнесется к разводу.
Билл почувствовал, как глаза Уэйда буравят его, и понял, что в действительности тревожит Уэйда.
– Я преклоняюсь перед Элиз, уважаю ее и по-своему люблю ее. Я уверяю тебя, что ни в коей мере не обижу ее. Я не беру с нее ни цента на организацию развода. Все мое имущество составляют коллекции японского фарфора имари и монет. – Бросив взгляд на старинные ружья Уэйда, он продолжал: – А также моя коллекция мушкетов и, конечно, средневекового итальянского оружия. Я попросил Элиз продать его для меня по своему усмотрению и выслать мне сумму, оставшуюся после вычета комиссионных. Она согласилась. Я никогда не пытался что-то выгадать в нашем браке. – От серьезности ситуации у него нахмурились брови. – В конце концов, я ведь джентльмен. – Уэйд широко улыбнулся. – И я уверен, мне не нужно говорить тебе, что я имею довольно значительные доходы. Что ни говори, – Билл скрестил ноги, – а я ведь являюсь партнером компании «Кромвель Рид».
– Билл, мне кажется, что ты на правильном пути. – Уэйд дотянулся до увлажнителя на своем столе и включил его. Предлагая Биллу сигару, он продолжил: – Если ты можешь заверить меня, что Элиз не пройдет через унижение уплаты расходов на организацию развода и готов подписать предварительный брачный контракт, я не вижу дальнейших препятствий для вашей с Феб совместной жизни.
Уэйд отрезал щипцами концы двух сигар, передал одну Биллу и зажег свою. Медленно затянувшись несколько раз, он сказал:
– Добро пожаловать в нашу семью, Билл.
Билл выпустил большое кольцо дыма и подумал, что в жизни еще не курил лучшей сигары.
13
ВИЗИТ
То, что Аарон растратил деньги опекунского фонда Сильви, имело, по крайней мере, один положительный момент: Анни была в гневе, и она знала, что этот гнев был источником энергии. Энергии, которая могла помочь ей сделать то, что она должна была сегодня сделать. Сегодня она собиралась увидеться с Джилом Гриффином, а потом позавтракать с Джерри Лоэстом и выяснить у него, как обстоят финансовые дела агентства. Она должна была узнать, на что ей можно рассчитывать.
Она осознавала, что это становится навязчивой идеей, но не могла думать ни о чем другом, кроме как о своем визите к Джилу Гриффину. Уставясь в пространство, она медленно жевала свой завтрак. Вдруг до нее дошло, что она даже не знает, что ест. Ей пришлось посмотреть в тарелку, стоящую перед ней, для того чтобы вспомнить, что же это все-таки было, клубника? О, да. И йогурт. Боже, она совершенно потеряла связь с реальностью!
Ей, вероятно, следовало рассказать Элиз о том, что сделал Аарон с фондом Сильви, но она просто не смогла признаться в этом. Бренда уже презирала его; она не смогла рассказать об этом Элиз еще и потому, что в их кругу не было принято стирать свое грязное белье на публике. Все они предстали бы в самом невыгодном свете: она как жертва, Аарон как простофиля, Джил как обманщик и проходимец. Нет, она попытается сама все уладить.
Готовясь к выезду в город, Анни чувствовала несвойственную ей усталость. Она была благодарна Хадсону за предоставленные им услуги шофера и лимузин, в котором могла бы укрыться от неприятностей до той минуты, пока не будет вынуждена встретиться лицом к лицу с олицетворением этих неприятностей в образе Джила Гриффина. Внезапно она вспомнила, что не может позволить себе воспользоваться услугами Хадсона, иначе во сколько же ей обойдется сегодняшняя поездка в город?
Войдя в здание Объединенных фондов, Анни обнаружила, что ее фамилия есть в списке ожидаемых посетителей, но ей пришлось прождать почти полчаса, чтобы увидеть Джила. Она нервничала, а из-за кондиционера ее и вовсе бросало в дрожь. «К чему этот кондиционер в ноябре?» И решила, что он, вероятно, существует потому, что в это время года нельзя открыть окна.
«Сколько энергии расходуется попусту», – подумала она. Она полистала свежий номер «Бизнес Уик», не придавая значения тому, что читает. Могла ли ее сейчас волновать проблема прорыва в технологии производства микропроцессоров?
Наконец портье одарил ее скупой улыбкой: «Мистер Гриффин желает вас видеть. Миссис Роджерс проводит вас к нему».
Появилась пожилая женщина и повела ее по безлюдному коридору, покрытому синей дорожкой.
Анни впервые была в офисе Джила, и ее поразили размеры помещения.
Южная и восточная стороны офиса состояли из зеркальных стен, отсюда же открывался захватывающий вид на Манхэттенскую бухту. Она заставила себя оторваться от этой живописной картины и посмотрела на человека, который встал, чтобы поприветствовать ее. Она ждала какой-либо светской фразы, что-то вроде: «Ну как идут дела?», что могло бы помочь разговору между ними, но Джил и не подумал это сделать.
– У тебя, как я понимаю, возникла какая-то проблема, – сказал он, даже не дожидаясь, пока она сядет. Он внимательно рассматривал ее. И она пожалела, что не надела что-нибудь более деловое, а не это простое черное платье от Кэлвина Клайна. Он смотрел на нее так, как если бы она была в купальном костюме. Он щурил глаза и скупо улыбался.
– Да, Джил, и я очень расстроена, – начала Анни. Она говорила медленно и спокойно. – Ты знаешь, что я и Аарон учредили опекунский фонд для Сильви. Это было почти двенадцать лет тому назад. Для Сильви этот фонд значит очень много: Без него ей будет трудно рассчитывать на сносное существование.
Она осознавала, что это становится навязчивой идеей, но не могла думать ни о чем другом, кроме как о своем визите к Джилу Гриффину. Уставясь в пространство, она медленно жевала свой завтрак. Вдруг до нее дошло, что она даже не знает, что ест. Ей пришлось посмотреть в тарелку, стоящую перед ней, для того чтобы вспомнить, что же это все-таки было, клубника? О, да. И йогурт. Боже, она совершенно потеряла связь с реальностью!
Ей, вероятно, следовало рассказать Элиз о том, что сделал Аарон с фондом Сильви, но она просто не смогла признаться в этом. Бренда уже презирала его; она не смогла рассказать об этом Элиз еще и потому, что в их кругу не было принято стирать свое грязное белье на публике. Все они предстали бы в самом невыгодном свете: она как жертва, Аарон как простофиля, Джил как обманщик и проходимец. Нет, она попытается сама все уладить.
Готовясь к выезду в город, Анни чувствовала несвойственную ей усталость. Она была благодарна Хадсону за предоставленные им услуги шофера и лимузин, в котором могла бы укрыться от неприятностей до той минуты, пока не будет вынуждена встретиться лицом к лицу с олицетворением этих неприятностей в образе Джила Гриффина. Внезапно она вспомнила, что не может позволить себе воспользоваться услугами Хадсона, иначе во сколько же ей обойдется сегодняшняя поездка в город?
Войдя в здание Объединенных фондов, Анни обнаружила, что ее фамилия есть в списке ожидаемых посетителей, но ей пришлось прождать почти полчаса, чтобы увидеть Джила. Она нервничала, а из-за кондиционера ее и вовсе бросало в дрожь. «К чему этот кондиционер в ноябре?» И решила, что он, вероятно, существует потому, что в это время года нельзя открыть окна.
«Сколько энергии расходуется попусту», – подумала она. Она полистала свежий номер «Бизнес Уик», не придавая значения тому, что читает. Могла ли ее сейчас волновать проблема прорыва в технологии производства микропроцессоров?
Наконец портье одарил ее скупой улыбкой: «Мистер Гриффин желает вас видеть. Миссис Роджерс проводит вас к нему».
Появилась пожилая женщина и повела ее по безлюдному коридору, покрытому синей дорожкой.
Анни впервые была в офисе Джила, и ее поразили размеры помещения.
Южная и восточная стороны офиса состояли из зеркальных стен, отсюда же открывался захватывающий вид на Манхэттенскую бухту. Она заставила себя оторваться от этой живописной картины и посмотрела на человека, который встал, чтобы поприветствовать ее. Она ждала какой-либо светской фразы, что-то вроде: «Ну как идут дела?», что могло бы помочь разговору между ними, но Джил и не подумал это сделать.
– У тебя, как я понимаю, возникла какая-то проблема, – сказал он, даже не дожидаясь, пока она сядет. Он внимательно рассматривал ее. И она пожалела, что не надела что-нибудь более деловое, а не это простое черное платье от Кэлвина Клайна. Он смотрел на нее так, как если бы она была в купальном костюме. Он щурил глаза и скупо улыбался.
– Да, Джил, и я очень расстроена, – начала Анни. Она говорила медленно и спокойно. – Ты знаешь, что я и Аарон учредили опекунский фонд для Сильви. Это было почти двенадцать лет тому назад. Для Сильви этот фонд значит очень много: Без него ей будет трудно рассчитывать на сносное существование.