Голон Анна. Анжелика (Анжелика - Маркиза ангелов)

   Лакеи и оба кучера, сидя в тени повозки, ели вяленую рыбу, поскольку была пятница, и запивали ее легким вином.
   Анжелика с грустью посмотрела на свое пропыленное платье, на запачканное, перемазанное медом до самых бровей личико Флоримона. Какой жалкий вид у семьи графа!
   Но жене неимущего прокурора все это, видимо, показалось роскошным, так как Ортанс, спустившаяся вслед за Анжеликой, злобно усмехнулась:
   - Да, дорогая моя, хоть ты и плачешься, что вынуждена будешь ночевать на улице, но, как я вижу, дела твои не так уж плохи - карета, повозка, шесть лошадей, человек пять слуг да еще две служанки, которые ходят в баню!
   - У меня есть кровать... может, сказать, чтобы ее подняли наверх? спросила Анжелика.
   - Не нужно. У нас есть, на что тебя уложить. Но всю твою челядь мне девать некуда.
   - Может, в мансарде у тебя найдется место для Марго и няни? А слугам я дам денег на трактир.
   Поджав губы, Ортанс с возмущением смотрела на этих слуг-южан, которые считали, что ради жены прокурора нечего нарушать свой обед, и продолжали закусывать, разглядывая ее жгучими глазами.
   - Знаешь, твои слуги сильно смахивают на разбойников, - проговорила она приглушенным голосом.
   - Ты наделяешь их достоинствами, которых у них нет. Их можно упрекнуть лишь в одном - они любят поспать на солнышке.
   ***
   Анжелику провели в большую комнату на третьем этаже, и она испытала истинное блаженство, когда села в лохань и освежилась прохладной водой. Она даже вымыла голову и с грехом пополам причесалась, глядя в металлическое зеркальце, висящее над камином. Комната была мрачная, обставленная уродливой мебелью, но все необходимое было. В кроватке на чистых простынях лежал Флоримон, который благодаря снадобью цирюльника все еще спал.
   Чуть подрумянив щеки - она подозревала, что зять не любит женщин, которые сильно румянятся, - Анжелика принялась раздумывать, какое же платье ей надеть. Даже самое скромное покажется чересчур нарядным по сравнению с туалетом бедняжки Ортанс, серый суконный корсаж которой был украшен лишь несколькими бантиками и бархатной лентой.
   Анжелика остановила свой выбор на домашнем платье кофейного цвета с довольно скромной золотой вышивкой, а вместо тонкой кружевной пелерины накинула на плечи черный атласный платок. Она уже заканчивала свой туалет, когда, прося прощения за опоздание, появилась Марго.
   Горничная ловкими движениями красиво уложила волосы своей госпожи, сделав ее обычную прическу, и, не удержавшись, надушила ее.
   - Не переусердствуй. Я не должна выглядеть слишком нарядной. Мне нужно внушить доверие моему зятю-прокурору.
   - Увы! Столько знатных сеньоров было у ваших ног, а теперь вы должны думать, как прельстить какого-то прокурора!
   Их разговор прервал пронзительный крик, донесшийся снизу. Они выбежали на лестничную площадку.
   На первом этаже душераздирающе кричала женщина. Анжелика быстро сбежала вниз и в прихожей увидела своих слуг. С недоумевающим видом они теснились на пороге. Вопли продолжались, но теперь они звучали как-то глухо и исходили, казалось, из высокого сундука под красное дерево, который украшал переднюю.
   Прибежавшая на крик Ортанс откинула крышку сундука и выволокла оттуда толстую служанку, ту самую, которая впустила Анжелику в дом, и двух ребятишек лет восьми и четырех, которые вцепились в ее юбку. Госпожа Фалло сначала отвесила толстухе пощечину, а уж потом спросила, что с нею стряслось.
   - Там! там! - вопила служанка, указывая пальцем в сторону двери.
   Анжелика посмотрела туда и увидела беднягу Куасси-Ба. Он смущенно прятался за спинами слуг.
   При виде мавра Ортанс невольно вздрогнула, но взяла себя в руки и сухо сказала:
   - Ну и что? Это чернокожий, мавр, и нечего вопить. Разве вы никогда не видели мавров?
   - Н-не... нет, сударыня, нет.
   - В Париже нет человека, который бы не видел мавра. Сразу видно, деревенщина! Вы просто дура!
   И, подойдя к Анжелике, она тихо сказала сквозь зубы:
   - Поздравляю, дорогая. Ты сумела переполошить весь мой дом. Даже привезла дикаря с островов. Возможно, служанка тотчас же сбежит от меня. А мне стоило таких трудов ее найти!
   - Куасси-Ба, - позвала Анжелика. - Эти дети и девушка боятся тебя. Покажи-ка им, как ты умеешь веселить людей.
   - Карашо, каспаша.
   Одним прыжком мавр оказался на середине прихожей. Служанка снова завопила и в ужасе прижалась к стенке, словно пытаясь втиснуться в нее. Но Куасси-Ба, сделав несколько сальто, достал из карманов разноцветные шарики и с поразительной ловкостью принялся ими жонглировать. Недавнее ранение, казалось, ничуть ему не мешало. Когда дети заулыбались, мавр взял у Джованни гитару, сел на пол, скрестив ноги, и принялся петь мягким, приглушенным голосом.
   Анжелика подошла к своим слугам.
   - Я дам вам денег, чтобы вы могли ночевать и питаться в трактире, сказала она.
   Кучер, который правил каретой, вышел вперед и, теребя свою шляпу с красным пером - непременное дополнение к роскошной ливрее лакеев графа де Пейрака, проговорил:
   - Простите, госпожа, но мы хотели попросить вас выплатить нам все жалованье. Ведь мы в Париже, а Париж требует больших расходов.
   Поколебавшись немного, Анжелика решила выполнить просьбу слуг Она велела Марго принести шкатулку и выдала каждому, что положено. Слуги поблагодарили и попрощались. Джованни сказал, что завтра придет, чтобы получить распоряжения госпожи графини. Остальные ушли молча. Они были уже в дверях, когда Марго с лестницы крикнула им что-то на лангедокском наречии, но они ничего не ответили.
   - Что ты им сказала? - задумчиво спросила Анжелика.
   - Сказала, если они не придут завтра, хозяин наведет на них порчу.
   - Ты думаешь, они не вернутся?
   - Боюсь, что да.
   Анжелика устало провела рукой по лбу.
   - Не надо было говорить, Марго, что хозяин наведет на них порчу. Их эти слова вряд ли напугают, а нам принесут вред. Возьми шкатулку, отнеси в мою комнату и позаботься о кашке для Флоримона, чтобы он мог поесть, когда проснется.
   - Сударыня, - раздался тоненький голосок рядом с Анжеликой, - папа просил передать вам, что ужин подан, и мы вас ждем в столовой, чтобы вместе прочесть молитву.
   Это был тот самый восьмилетний мальчуган, который прятался в сундуке.
   - Ты больше не боишься Куасси-Ба? - спросила она его.
   - Нет, сударыня, я очень рад, что познакомился с мавром. Все мои приятели будут мне завидовать.
   - Как тебя зовут?
   - Мартен.
   В столовой раскрыли окна, чтобы было светлее и не пришлось бы зажигать свечи. Над крышами виднелось чистое, розовое от заката небо. Как раз в это время в церквах начали звонить к вечерней молитве. Величественный перезвон больших колоколов ближней церкви выделялся на фоне других и, казалось, уносил вдаль молитву самого города.
   - В зашей церкви прекрасные колокола, - заметила Анжелика, чтобы нарушить напряженное молчание, которое наступило после того, как все, прочитав молитву, сели за стол.
   - Наша приходская церковь - Сен-Ландри, - сказал мэтр Шалло, - а это колокола Собора Парижской богоматери, он совсем рядом. Если выглянуть в окно, то можно увидеть две его высокие башни и шпиль апсиды.
   На противоположном конце стола с ученым видом молча сидел старик, дядя прокурора, бывший магистрат.
   В начале ужина он и его племянник деловито бросили в свои стаканы по кусочку рога нарвала. Это напомнило Анжелике, что она забыла в это утро принять пастилку яда, к которому Жоффрей де Пейрак хотел приучить ее.
   Служанка принесла суп. Белая накрахмаленная скатерть еще хранила ровные квадратные складки от утюга.
   Столовое серебро было довольно красивое, но вилками в семье Фалло не пользовались, они вообще были еще мало распространены. Анжелика привыкла к вилке в доме Жоффрея, и она вспомнила, как неловко чувствовала себя в день своей свадьбы, в Тулузе, когда у нее в руках оказались эти маленькие вилы. Подали несколько блюд из рыбы, яиц и молочных продуктов. Анжелика заподозрила, что два или три из них были приготовлены в соседней харчевне, куда сестра послала слуг, чтобы пополнить меню.
   - Только, пожалуйста, ничего в доме не меняй из-за меня, - попросила Анжелика.
   - Ты, верно, воображаешь, что семья прокурора питается только ржаной кашей да супом из капусты, - ядовито ответила Ортанс.
   В этот вечер, несмотря на усталость, Анжелика долго не могла уснуть. Она прислушивалась к доносящемуся с узких сырых улочек шуму незнакомого города.
   Прошел маленький торговец вафельными трубочками, постукивая игральными костями. Бездельники, которые засиживались допоздна, зазывали его к себе, надеясь выиграть корзину трубочек.
   Чуть позже Анжелика услышала, как глашатай выкрикивал имена умерших:
   Слушайте все спящие, Молитесь богу за усопших...
   Анжелика вздрогнула и уткнулась лицом в подушку. Как ей недоставало сейчас рядом Жоффрея. Как ей недоставало его веселых шуток, остроумия, его чудесного голоса, его ласковых рук.
   Когда они встретятся? О, какое это будет счастье! Она замрет в его объятиях, и пусть он ее целует, пусть прижимает к себе еще крепче... Она заснула, крепко обняв подушку в грубой полотняной наволочке, пахнущей лавандой.
   Глава 29
   Анжелика открыла одностворчатую ставню, затем окно с разноцветными стеклами в виде ромбов, вставленными в свинцовую раму. Только парижане способны спать в такую жару с закрытыми окнами. Она глубоко вдохнула свежий утренний воздух и в изумлении замерла.
   Окно ее комнаты выходило не на улицу Ада, а в противоположную сторону, и из него была видна река - гладкая и блестящая, как шпага, позолоченная восходящим солнцем, и ее во всех направлениях бороздили лодки и груженые баржи.
   На противоположном берегу, словно меловое пятно на фоне затянутого дымкой пейзажа в пастельных тонах, белела баржа-прачечная с полотняным куполом. Крики прачек, стук вальков долетали до Анжелики, смешиваясь с криками, доносившимися с барж и лодок, и ржанием лошадей, которых вели на водопой конюхи.
   Но какой-то назойливый запах, терпкий и сладковатый одновременно, раздражал Анжелику. Она высунулась в окно и увидела, что деревянные сваи старого дома уходят в песчаный берег, покрытый тиной и горой гнилых фруктов, вокруг которых роились осы.
   Справа был расположен небольшой порт, и в нем стояло на причале множество шаланд, с которых разгружали корзины с апельсинами, вишнями, виноградом, грушами. Красивые лодочники в лохмотьях, стоя на носу своих барок, с наслаждением жевали апельсины, бросая кожуру в воду, мелкие волны прибивали ее к домам. Потом лодочники скидывали одежду и ныряли в светлые воды реки. Деревянный мостик, выкрашенный в ярко-красный цвет, соединял Сите с маленьким островком.
   Напротив, чуть левее баржи-прачечной, далеко вдоль берега вереницей растянулись лодки торговцев.
   На берегу прямо на глазах росли ряды бочек, груды мешков, стога сена для конюшен.
   Матросы с барж баграми захватывали плывущие по течению реки плоты, подтягивали их к берегу, где какие-то оборванцы выкатывали бревна на сушу и складывали их штабелями.
   Вся эта оживленная картина была освещена удивительно нежным золотистым светом, отчего каждая сценка преображалась в полотно художника, написанное в мягких, воздушных тонах, тут и там оттененных светлыми бликами, яркой рубашкой, белым чепцом, крикливой чайкой, пролетавшей над самой водой.
   - Сена, - прошептала Анжелика.
   А Сена - это Париж.
   ***
   В дверь постучали, и вошла служанка Ортанс с кувшинчиком молока.
   - Я принесла парное молоко для малыша, госпожа. Я сама сбегала на площадь Пьер-о-Лэ с утра пораньше, к приходу деревенских торговок. И знаете, когда я пришла, молоко в кувшинах было еще теплым.
   - Я вам очень благодарна за заботу, милая, но к чему столько беспокойства. Уж наверх-то с молоком вы могли послать няню, которая приехала со мной, она бы принесла кувшин.
   - Я хотела посмотреть, проснулся ли малыш. Я так люблю маленьких детей. Мне очень жалко, что госпожа Ортанс отсылает своих в деревню. Не далее как шесть месяцев назад у нее родился ребеночек, и я отвезла его кормилице в Шайо. И знаете, у меня каждый день сердце болит, все боюсь, вдруг приедут и скажут, что он умер. Ведь у кормилицы совсем не было молока, и мне кажется, что она его кормит миолем - хлебным мякишем, размоченным в воде с вином.
   Служанка была пухленькой девушкой с упругими блестящими щеками и наивными голубыми глазами. Анжелика почувствовала к ней симпатию.
   - Как тебя зовут, милая?
   - Меня зовут Барба, госпожа.
   - А я, Барба, первые месяцы сама кормила сына грудью и надеюсь, он вырастет здоровым.
   - Никто не заменит ребенку мать! - нравоучительным тоном сказала Барба.
   Проснулся Флоримон и, уцепившись ручонками за решетку кроватки, сел. Своими блестящими черными глазками он уставился на незнакомое лицо.
   Девушка взяла на руки еще потного со сна мальчика.
   - Сокровище мое, миленький мой, здравствуй, моя крошечка! - Приговаривая так, она поднесла его к окну, чтобы он посмотрел на баржи, на чаек, на корзины, наполненные апельсинами.
   - Что это за пристань? - спросила Анжелика.
   - Это Сен-Ландри, фруктовая пристань, а там, подальше, - Красный мост, он ведет на остров Сен-Луи. Напротив тоже пристани, где выгружают разный товар: на той - сено, чуть подальше лес, потом хлебная пристань, за ней - винная. Это все для тех господ, что сидят в ратуше, вон в том красивом доме, который стоит за песчаным берегом.
   - А как называется площадь перед ратушей?
   - Гревская площадь.
   Барба сощурила глаза, вглядываясь.
   - Что-то сегодня там уже с утра много народу. Наверно, кого-нибудь повесили.
   - Повесили? - с ужасом переспросила Анжелика.
   - Ну да, ведь казнят на Гревской площади. Окошко моего чердака как раз над вашим окном, и я смотрю все казни, хотя это и далековато. Но, пожалуй, так оно и лучше, ведь у меня такое чувствительное сердце! Чаще всего вешают, но два раза я видела, как отрубали голову топором, а один раз - как жгли на костре колдуна.
   Анжелика вздрогнула и отвернулась. Теперь вид из окна уже не радовал ее.
   ***
   Решив поехать в Тюильри, Анжелика оделась понаряднее и попросила Марго прихватить накидку и сопровождать ее. Флоримон останется с молоденькой няней, а Барба присмотрит за ними. Анжелика была рада, что они подружились с Барбой, и теперь эта девушка не уйдет из-за нее от Ортанс, у которой и без того было мало помощников. Кроме Барбы, в доме была только кухарка, да еще слуга, который приносил воду, дрова для очага зимой, следил за свечами и мыл полы.
   - Скоро ваш экипаж потеряет вид, сударыня, - поджав губы, заметила Марго. - Именно этого я и опасалась. Весь этот сброд, ваши лакеи и кучера, сбежал, и теперь некому править каретой и ухаживать за лошадьми.
   После минутного замешательства Анжелика взяла себя в руки.
   - Ну что ж, это даже к лучшему. Ведь у меня с собой всего четыре тысячи ливров. Я, правда, собираюсь послать мессира д'Андижоса в Тулузу за деньгами, но пока что - кто знает, как там все сложится, - даже хорошо, что не придется платить этим людям. Лошадей и карету я продам. А сегодня мы пойдем пешком. Кстати, мне очень хочется взглянуть на лавки.
   - Сударыня не представляет себе, какая на улицах грязища. В некоторых местах можно по щиколотку увязнуть в нечистотах.
   - Сестра сказала, что надо надеть на обувь деревянные подошвы и тогда можно пройти. Ладно, дорогая Марго, не ворчи. Зато мы познакомимся с Парижем, разве это не чудесно?
   Внизу, в прихожей, Анжелика увидела Франсуа Бине и музыканта Джованни.
   - Спасибо вам за вашу преданность, - растроганно сказала она, - но боюсь, что нам придется расстаться, ведь теперь я уже не смогу держать вас у себя на службе. Бине, хочешь я порекомендую тебя герцогине де Монпансье? Ты привел ее в такой восторг в Сен-Жан-де-Люзе, что я не сомневаюсь, она возьмет тебя к себе или же, в свою очередь, порекомендует какому-нибудь знатному дворянину.
   К ее великому удивлению, цирюльник отказался от этого предложения.
   - Благодарю вас, сударыня, за вашу доброту, но думаю, мне лучше всего пойти в подмастерья к какому-нибудь брадобрею.
   - Тебе? Подмастерьем? - запротестовала Анжелика. - Ведь ты был лучшим цирюльником Тулузы!
   - К сожалению, я не могу претендовать на большее в этом городе, где корпорации так замкнуты...
   - Ну а при дворе...
   - Завоевывать признание сильных мира сего - дело кропотливое, сударыня. Не следует сразу лезть наверх, особенно такому скромному ремесленнику, как я. Ведь иногда достаточно совсем немногого, одного словечка, ехидного намека, чтобы тебя низвергли с вершины славы, и ты окажешься в еще более жалком положении, чем то, которое занимал бы, если б скромно держался в тени. Благосклонность великих мира сего так изменчива, и лавры, которыми они нас венчают, могут порой и погубить.
   Она пристально посмотрела на него.
   - Ты хочешь дать им время забыть, что служил у графа де Пейрака?
   Он потупил взор.
   - Лично я никогда этого не забуду, сударыня. Пусть только мой господин победит своих врагов, и я с радостью вернусь к нему. Но я всего-навсего простой брадобрей.
   - Ты прав, Бине, - с улыбкой проговорила Анжелика. - Мне нравится твоя откровенность. Зачем тебе подвергаться гонениям вместе с нами! Вот тебе сто экю и будь счастлив.
   Бине поклонился ей, взял свой ящичек и, пятясь задом к двери, на ходу отвешивая поклоны, вышел.
   - А ты, Джованни, хочешь, чтобы я познакомила тебя с господином Люлли?
   - О, конечно, хочу, госпожа.
   - Ну, а что будешь делать ты, Куасси-Ба?
   - Гулять с тобой, каспаша.
   Анжелика улыбнулась.
   - Хорошо. Тогда идите оба со мной. Мы отправляемся в Тюильри.
   В этот момент приоткрылась дверь и показался роскошный темный парик прокурора Фалло.
   - Я услышал ваш голос, сударыня... А я как раз поджидал вас, чтобы поговорить с вами.
   Анжелика знаком приказала слугам дожидаться ее.
   - Сударь, я в вашем распоряжении.
   Вслед за прокурором Анжелика прошла в его контору, где суетились клерки и писцы. Сладковатый запах чернил, унылый скрип гусиных перьев, царивший в зале полумрак и черная суконная одежда этого бедного люда навевали тоску. На стене конторы висело множество черных мешков, где хранились судебные дела.
   Мэтр Фалло провел Анжелику в примыкавший к залу небольшой кабинет. Навстречу им поднялся какой-то мужчина. Прокурор представил его:
   - Мэтр Дегре, адвокат. Мэтр Дегре будет в вашем распоряжении для ведения прискорбного дела вашего супруга.
   Анжелика с изумлением разглядывала незнакомца. Такой адвокат графу де Пейраку?! Где еще найдешь адвоката в такой поношенной одежде, в такой потрепанной рубашке, в такой жалкой шляпе! Даже прокурор, который, кстати сказать, разговаривал с адвокатом с большим уважением, и тот на его фоне казался одетым роскошно. Бедняк адвокат даже парика не носил, и его длинные волосы были словно из той же грубой коричневой шерсти, что и его одежда. Но, несмотря на свою вопиющую нищету, держался он с большим апломбом.
   - Сударыня, не будем говорить ни в будущем времени, ни даже в условном наклонении. Я уже в вашем распоряжении, - тотчас же заявил он. - А теперь без опасений доверьтесь мне и расскажите все, что вам известно.
   - Что вам сказать, мэтр, - довольно холодно проговорила Анжелика, - я ничего или почти ничего не знаю.
   - Очень хорошо, это оградит нас от не правильных предположений.
   - Но есть все же один бесспорный факт, - вмешался мэтр Фалло. - Приказ об аресте подписан самим королем.
   - Совершенно верно, мэтр. Король. От короля и нужно исходить.
   Молодой адвокат ухватился рукой за подбородок и нахмурил брови.
   - Да, не очень это все удачно. Придется начинать расследование чуть ли не с самого верха.
   - Я как раз собираюсь повидаться с герцогиней де Монпансье, кузиной короля, - сказала Анжелика. - Я думаю, через нее мне удастся получить более точные сведения, особенно если причина ареста - в придворных интригах, как я подозреваю. Может быть, с ее помощью я сумею даже дойти до его величества.
   - Герцогиня де Монпансье! - с презрительной гримасой фыркнул адвокат. Эта длинная жердь - не лучший помощник. Не забывайте, сударыня, что она принимала участие во Фронде и именно она отдала приказ стрелять по войскам своего кузена короля. Поэтому при дворе к ней всегда будут относиться с подозрением. Кроме того, король немного завидует ее богатству. И она очень скоро поймет, что не в ее интересах защищать вельможу, впавшего в немилость.
   - Но мне показалось, и я много раз слышала об этом, что у герцогини де Монпансье доброе сердце.
   - Дай бог, чтобы она дала вам возможность убедиться в этом, сударыня. Я истый парижанин и не очень-то доверяю сердцам вельмож, которые предоставляют народу пожинать плоды своих распрь, плоды столь же горькие и гнилые, как те, что гниют под окнами вашего дома, господин прокурор. А впрочем, попробуйте и этот ход, сударыня, если он кажется вам хорошим. Однако я советую вам говорить об этом с герцогиней и принцами как бы между прочим и не слишком упирать на то, что по отношению к вам допущена несправедливость.
   "Не хватает еще, чтобы какой-то голодранец адвокатишка учил меня, как вести себя при дворе!" - с раздражением подумала Анжелика.
   Она достала кошелек и вынула из него несколько экю.
   - Это аванс в счет расходов, которые могут возникнуть в ходе следствия.
   - Благодарю вас, сударыня, - ответил адвокат и, бросив довольный взгляд на деньги, сунул их в свой весьма тощий кожаный кошель, который болтался у него на поясе.
   Затем он вежливо поклонился и вышел.
   И тотчас же навстречу ему поднялся огромный белый датский дог в больших коричневых пятнах, который терпеливо ждал его на углу дома, и пошел вслед за хозяином. Тот, засунув руки в карманы и весело насвистывая, вскоре исчез из виду.
   - Этот человек не внушает мне доверия, - сказала зятю Анжелика. По-моему, он просто самодовольный болван.
   - Он блестящий адвокат, но беден, как почти все они, - возразил прокурор. - В Париже слишком много адвокатов, которые сидят без дела. Свою должность он наверняка получил в наследство от отца, потому что купить ее, конечно, не смог бы. Я порекомендовал его вам потому, что, во-первых, ценю его ум, а во-вторых, он обойдется вам недорого. За ту небольшую сумму, что вы ему дали, он совершит чудеса.
   - Вопрос денег не должен играть никакой роли. Если это необходимо, мой муж будет пользоваться услугами самых блестящих адвокатов.
   Мэтр Фалло бросил на Анжелику высокомерный и насмешливый взгляд.
   - Разве в вашем распоряжении неисчерпаемые богатства?
   - При себе у меня нет большой суммы, но я пошлю Маркиза д'Андижоса в Тулузу. Он встретится с нашим банкиром и, если спешно понадобятся деньги, поручит ему продать несколько наших угодий.
   - А вы не боитесь, что на ваше тулузское имущество наложен арест, как и на парижский отель?
   Ошеломленная Анжелика в ужасе взглянула на Фалло.
   - Этого не может быть! - пробормотала она. - На каком основании? За что нас так преследовать? Мы никому не причиняли зла.
   Прокурор с елейной улыбкой развел руками.
   - Увы, сударыня! Столько людей, которые приходят в эту контору, говорят то же самое. Послушать их, так можно подумать, что никто никогда никому не причиняет зла. И тем не менее без конца возникают судебные процессы...
   "И прокуроры не сидят без дела", - подумала Анжелика.
   Обеспокоенная словами прокурора, Анжелика рассеянно брела по улицам Парижа. Они прошли улицу Коломб, затем Мармузе, Лантерн, миновали Дворец правосудия. Набережная Орлож привела их к Новому мосту, который находился в самом конце острова. Слуги пришли в восторг от царившего на мосту оживления. Множество фургонов-лавчонок со всех сторон облепили бронзовую статую славного короля Генриха IV, и оттуда доносился разноголосый хор торговцев, на все лады расхваливающих свои товары. Один кричал о чудотворном пластыре, другой уверял, что рвет без боли зубы, третий предлагал пузырьки с загадочной жидкостью, которая удаляет пятна с одежды; продавали здесь и книги, и игрушки, и черепаховые ожерелья против боли в животе. Хрипели трубы, надрывались шарманки. На помосте под барабанный бой акробаты жонглировали стаканчиками. Человек с изможденным лицом, в потрепанной одежде сунул Анжелике какую-то бумажку и попросил десять су. Она машинально дала ему деньги и, положив листок в карман, приказала слугам, которые удивленно глазели по сторонам, поторопиться.
   Ей было не до развлечений. К тому же на каждом шагу ее останавливали нищие. Они вырастали перед ней словно из-под земли, показывая то гнойную рану, то культю, обернутую окровавленной тряпкой, а одетые в лохмотья женщины совали ей прямо в лицо грудных младенцев, покрытых струпьями, над которыми роились мухи. Эти люди появлялись из-под темных сводов ворот, из-за угла какой-нибудь лавчонки, поднимались с берега реки, вначале они жалобно стонали, но очень скоро начинали изрыгать брань.
   В конце концов Анжелика уже не могла без содрогания видеть их, да и мелких денег у нее совсем не осталось, и она приказала Куасси-Ба отгонять нищих. В это время наперерез им заковылял калека на костылях, но когда мавр, оскалив свои крупные зубы, вытянул вперед руки, нищий с поразительным проворством улепетнул.
   - Вот что значит идти пешком, как чернь, - все больше и больше возмущаясь, ворчала Марго.
   Анжелика с облегчением вздохнула, когда, наконец, увидела перед собой заросшие плющом развалины Лесной башни - остатки древней парижской стены. Вскоре показался Луврский дворец, та часть его, которая называлась Павильоном Флоры, от него тянулась дворцовая галерея, соединяющая под прямым углом Лувр с дворцом Тюильри.