Страница:
Полковником и помощником пресс-атташе российского посольства в Корее он стал рано, в тридцать два года, а до этого окончил Академию Генерального Штаба, был направлен в Главное разведуправление Министерства обороны, а потом переведен в СВР. Если бы не случившаяся трагедия с захватом заложников и гибелью семьи, Владислав Тарасов добился бы многого на поприще разведчика и дипломата. Теперь же он был «мертв» – официально и носил другое имя: Роман Алексеевич Макаров.
Впрочем, все бойцы группы тоже прошли через это – гибель близких и «собственные похороны».
– Что у тебя? – посмотрел на Пантелеева Тарасов.
– Их шестеро, не считая трех аборигенок, – доложил Гроза. – Можем устроить маленькую победоносную войну в любой момент.
– Нам не нужна война, ни маленькая, ни большая. – Владислав перевел взгляд на Юрчика-Инженера. – Эфир?
– Чист, – отозвался белобрысый крепыш, прослушивающий местный радиоэфир с помощью компьютеризированного сканера. Комплекс в его ранце включал широкодиапазонный пеленгатор и позволял не только перехватывать радиоразговоры в радиусе полсотни километров, но и быстро расшифровывать кодовые передачи.
– Он считает себя в полной безопасности, – подал голос педантичный Хохол-Сергиевский. – Его прятало здесь ФБР, пообещав, что никто не найдет. К тому же он родом отсюда и знает местность как свои пять пальцев.
– Переходим на режим «стойка», – сказал Владислав, поднимаясь с надувного пленочного матраса, на котором спал. – Запускайте «стрекозу». Объект должен услышать «глас божий» не позднее двух часов ночи. В половине третьего за нами прилетит челнок.
Лукаш-Нос кивнул и извлек из контейнера «стрекозу» – летательный аппарат размером с ладонь в виде натуральной стрекозы. Насекомое имело ультраоптику, позволяющую вести видеосъемку днем и ночью, в любую погоду, телепередатчик и систему управления и слышала все звуки в пределах трехсот метров. Использовалась «стрекоза» для разведки и состояла на вооружении израильских спецслужб. Российские спецслужбы тоже имели подобную технику, отечественного производства, но группы СОС за рубежом всегда использовали чужие разработки.
Объект ликвидации, о котором шла речь, был не просто наемником, воевавшим в Чечне на стороне боевиков, но, во-первых, осведомителем Федерального бюро расследований США, во-вторых, журналистом, в-третьих, кинооператором, снимавшим фильм о деятельности чеченских «борцов за свободу». Звали его Аукей Роллинг. Он родился на Гавайях, учился в Канаде, стал корреспондентом журнала «Серые гуси», несколько лет провел в Афганистане, Кашмире, в Косове и, наконец, в Чечне. Себя он считал профессиональным «воином ислама», сражающимся с «неверными». Хотя при этом он служил тем же «неверным» верой и правдой, как пес, выполняя весьма деликатные поручения фэбээровцев. Однако в вину ему вменялась не его работа на спецслужбы США, а кровавая дорожка, оставленная Роллингом в Чечне. Он убивал русских солдат так же бездумно и жестоко, как и его приятели-боевики, и снимал все убийства на пленку. А когда у него под ногами загорелась земля, «воин джихада» сбежал к своим покровителям в Америке, которые попытались спрятать полезного слугу, знающего слишком много, подальше от людских глаз.
Разведка СОС искала его полгода, пока, наконец, не обнаружила на бывшей родине – на острове Мауи, втором по величине из островов Гавайского архипелага. Аукей Роллинг построил себе бунгало на гребне вулкана Халеакала и устроился там со всеми удобствами в окружении пятерки телохранителей и трех девиц, не то жен, не то наложниц. Связь с прибрежными поселениями и столицей Гавайского штата Хало он осуществлял с помощью вертолета, поставляющего воду и продукты. Кроме того, по сведениям разведки СОС, проникшей почти во все структуры американских и западных служб, над Гавайями каждые три часа пролетал американский военный спутник, контролирующий территорию архипелага, через который Аукей Роллинг поддерживал связь со своими боссами из ФБР.
– Поехали, – сказал Толя Юрчик, надвигая на голову дугу с наушниками. – Спутник только что прошел, все тихо.
Владислав подсел к раскрытому на камне кейсу с пультом управления «стрекозой» и экраном наблюдения.
Аппарат шевельнул крылышками, тихо зажужжал и взлетел под потолок пещеры, в которой уже третий день пряталась группа. Сделав круг над головами бойцов, он вылетел в расщелину выхода.
Засветился экран видеопередачи. Стали видны уплывающие вниз склоны кратера.
Халеакалу, воспетую еще Джеком Лондоном, открыл на Мауи в тысяча семьсот семьдесят восьмом году Джеймс Кук. Вулкан высотой три километра доминировал над островом. В переводе с полинезийского Халеакала – Дом Солнца. Местные легенды связывали вулкан с богом Мауи, в честь которого был назван остров.
Ни Тарасов, ни члены его команды никогда не были на Гавайях, поэтому им пришлось сначала изучить географию островов и особенности климата, чтобы ориентироваться на Мауи без проводников. Однако красота Халеакалы превзошла все их ожидания, и если бы не задание, все бойцы, наверное, не преминули бы побродить по окрестностям вулкана, производящего на всех туристов неизгладимое впечатление. Когда они впервые встретили здесь рассвет, членов отряда охватило странное ощущение: надо было смотреть не вниз, на дно кратера, чтобы разглядеть его детали, а вверх! Этот своеобразный обман зрения сопровождал их и дальше, и понадобилось время, чтобы приспособиться к явлению.
«Стрекоза» изменила курс. Стал виден белый конус бунгало Роллинга, выделяющийся на фоне красно-бурых, с сиреневым оттенком, скал. До него от пещеры, в которой расположился отряд, было около трех километров по прямой. Пещеру удалось найти с помощью особой аппаратуры, способной обнаруживать пустоты в горных породах, а также распознавать человека с оружием и даже определять направление ствола оружия противника по характерному ряду резонансов в выходном отверстии пистолета или автомата.
Солнце готовилось нырнуть за гребень противоположной стороны кратера, по дну которого от скал, более мелких вулканических конусов и валунов, протянулись длинные тени.
Аппарат завис в двух сотнях метров от строения, окруженного цепью столбов с металлической сеткой. Стала видна ровная площадка с торчащим посреди вертолетом – легким «ФН-1100» фирмы «Роджерсон хиллер корпорейшн». Никакого движения в радиусе километра от двухэтажной пирамиды Роллинга телекамера «стрекозы» не отмечала.
Солнце зашло.
Вулкан сразу погрузился в полумрак, лишь некоторое время еще светились алым стены бунгало, отражая быстро тускнеющий закат. Восточную часть небосклона затянули приближающиеся полосы облаков.
– Выступаем, – коротко скомандовал Тарасов.
Бойцы группы закинули за плечи ранцы, надели шлемы и превратились в кибер-солдат, принадлежащих неизвестной армии. Маскировочные комбинезоны на них были американского производства, оружие – бельгийское и немецкое, органайзеры и системы связи – японские. Это не говорило о том, что подобные устройства, оружие и обмундирование не имелись в наличии у отечественных спецслужб, но группа действовала за границами России, и во избежание огласки при обнаружении и несчастливом стечении обстоятельств экипировку для бойцов подбирали такую, чтобы нельзя было вычислить государственную принадлежность команды. Правда, с отрядом Тарасова такие случаи еще не происходили. А вооружен он был несколько иначе, в отличие от подчиненных, имеющих бельгийские снайперские винтовки, немецкие пистолеты-пулеметы бесшумного боя и немецкие ножи. Кроме пистолета – Владислав предпочитал испанскую девятимиллиметровую «астру-100», – он имел еще абсолютно секретное оружие, снабженное на всякий случай системой самоликвидации. Любой, кто попытался бы выстрелить из него или просто взять в руки, кроме самого Тарасова, неминуемо был бы уничтожен. Этим оружием был инфран – излучатель инфразвука, поражающего внутренние органы человека без видимых внешних повреждений кожи и мышц. В зависимости от мощности импульс инфрана, настроенный на резонансы с колебаниями внутренних органов человека, мог вызывать страшную боль, ослеплять, парализовывать и убивать.
Для ликвидации Аукея Роллинга Тарасов настроил инфран на мгновенное поражение сердца киллера. Мысль помучить «воина ислама», убившего по крайней мере два десятка российских солдат и офицеров, не один раз возникала в голове, но садистом Владислав не был и наслаждаться болью и муками людей, даже таких законченных отморозков как Аукей Роллинг, не умел.
Краски заката поблекли. Небо налилось фиолетовой глубиной. Темнота в кратере сгустилась.
Все включили приборы ночного видения, переходя на инфракрасное зрение. Нагретые за день скалы щедро отдавали тепло, поэтому ориентироваться в горном хаосе было достаточно легко.
Три с лишним километра от пещеры до бунгало Роллинга, по кромке обрыва, отряд преодолел за час.
Залегли в десяти метрах от сетчатого забора. Юрчик включил малый СЭР,[3] сканируя местность, и через две минуты доложил:
– Сетка под током, но телекамер и лазерных охранных систем периметр не имеет.
– Я вижу на крыше антенну, – сообщил Донелиади; Батоном его прозвали не за любовь к белому хлебу, а в связи с грузинским батоно– сударь, пан.
– Это спутниковый коммуникатор. Территория дома никакой электроникой не контролируется.
– Тем лучше.
– Собаки? – подал голос Владислав.
– Снаружи ни одной. Внутри как будто одна имеется, хотя это может быть и кошка и любое другое животное.
– Начинаем! – скомандовал Тарасов. – До пролета спутника осталось чуть больше часа, так что торопиться особо не стоит.
Инженер и Нос вернули «стрекозу», затем бесшумно выдвинулись вперед и занялись вырезанием отверстия в сетке, используя специальные керамические кусачки. Через минуту метрового диаметра дыра была проделана. Группа переместилась на территорию бунгало, подобралась к стенам строения, сделанного из туфа и покрашенного серебристой краской для лучшего отражения свето-теплового потока. Все же Мауи был тропическим островом и температура воздуха в районе Халеакалы даже зимой не опускалась ниже плюс пятнадцати градусов.
На несколько мгновений все замерли, прислушиваясь к звукам, долетавшим сюда из глубины кратера; на дне вулкана водились дикие свиньи, козы, гавайские гуси и белохвостые кочурки, чьи крики изредка доносились до гребня.
В самом бунгало играла музыка, раздавались голоса хозяев, женский смех и шаги. Включилась душевая кабина. Заработал кондиционер. Все эти звуки ловили спецприборы в ранцах за спиной бойцов и передавали им через наушники. А включенный СЭР, имеющий лазер терагерцового диапазона, мог не только определить количество движущихся людей – по сердцебиению, дыханию и магнитной модуляции крови, текущей по сосудам,[4] но и видеть их сквозь стены.
На уточнение расположения всех присутствующих в доме мужчин и женщин ушло четыре минуты. Затем началось движение.
Гроза и Батон подобрались к главному входу в дом и занялись замками.
Хан проник в бунгало через вторую дверь, играющую роль запасного аварийного выхода.
Хохол и Нос аккуратно выдавили стекло окна на первом этаже и забрались в одно из пустующих помещений дома.
Юрчик-Инженер страховал всех, прослушивая эфир и контролируя территорию бунгало системой электромагнитного сканирования. В непосредственном действии он не участвовал, выполняя более важную задачу идентификации объекта ликвидации и слежения за пространством действия.
Тарасов вошел в бунгало последним, вслед за Грозой и Батоном.
Операция разбилась на фазы.
Первую исполнили Хан и Нос, проникнув в комнату, где располагалось оборудование спутниковой связи, и уничтожили коммуникатор.
Вторую фазу завершил Инженер, определив точное местонахождение Аукея Роллинга и дав соответствующее целеуказание. «Воин джихада» занимался любовью одновременно с двумя девицами в спальне на втором этаже.
Третья фаза означала общее движение к цели – с попутным устранением помех. Каждый член команды делал это по-своему, но – не убивая тех, кого не следовало убивать без нужды, а только отключая сознание – ударом ли в голову, в шею, или тихим удушением.
На второй этаж поднялись только двое, Тарасов и Хан. Несколько мгновений прислушивались к возне в спальне, сопровождающейся стонами, ахами, возгласами и смехом.
– Все тихо, – доложил по рации Инженер. – У нас в запасе двенадцать рабочих минут плюс полчаса на отход.
Владислав посмотрел на спутника. Хан поднял ствол пистолета-пулемета, ударом ноги распахнул дверь и вскочил в спальню, слабо освещенную синеватым ночником.
Тарасов вошел следом.
Это была не просто спальня, но будуар, оборудованный всем необходимым для получения плотских утех. Но больше всего поражала необъятная кровать, на которой смогли бы, наверное, расположиться сразу не менее десяти человек.
Занятые любовью обитатели будуара не сразу поняли, что произошло.
– Какого черта?.. – начал было хозяин бунгало по-английски, абсолютно голый, волосатый, бритоголовый, с роскошной «моджахедовской» бородой, и замер.
Девицы под ним завизжали, заметив наконец две темные фигуры в спальне.
Вспыхнула люстра – Гроза нашарил выключатель.
– Аукей Роллинг? – равнодушно задал вопрос Тарасов.
Бывший наемник оторвался от девиц, сел, потянулся к дверце в стене за кроватью, но до нее было далеко.
– Кто вы?!
– Аукей Роллинг? – повторил вопрос Тарасов, не обращая внимания на девиц, отползших в угол кровати и пытавшихся прикрыться простынями; одна из них была явно аборигенкой, вторая – белой.
– Не знаю никакого Роллинга! – огрызнулся блестящий от пота хозяин бунгало. – Я Абу Муджад.
– Это он, командир, – доложил Инженер. – Аукей. Звуковая карта голоса совпадает полностью.
Тарасов достал инфран, направил ствол на грудь Роллинга и нажал спусковую скобу. Сказал глухо:
– Don't worry, be happy![5]
Роллинг вздрогнул, широко раскрывая глаза, перевел взгляд на грудь, схватился за нее руками. Еще раз вздрогнул, лицо его исказилось, и он ничком повалился на кровать. Конвульсивно дернулся несколько раз, затих.
Девицы снова завизжали.
Хан навел на них пистолет-пулемет, они умолкли.
– Контрольный выстрел не понадобится, командир?
Тарасов подошел к Роллингу, дотронулся пальцем до шеи, покачал головой.
– Он умер.
– Жаль, что слишком легко.
– Уходим!
– Сидите тихо! – приказал Хан девицам по-английски.
Они выскользнули из спальни, где остался лежать остывающий труп бывшего наемника, служившего многим хозяевам. Возмездие настигло его там, где он меньше всего ждал.
Через несколько минут группа расположилась в вертолете Роллинга и вылетела за пределы территории бунгало и вулкана Халеакала, а затем высадилась на южном побережье Мауи. Еще через двадцать минут, переждав пролет спутника, группу забрал катер и доставил на борт подводной лодки, дожидавшейся их вторые сутки. О миссии группы не знал даже ее капитан, получивший приказ снять с острова отряд численностью в семь человек, который выполнял какое-то секретное задание.
Буй-Тур
Банда промышляла в Уфе грабежом и разбоем. Всего в ней насчитывалось девять человек, уроженцев Чечни, Таджикистана, Грузии и Украины. Управлял бандой молодой отморозок Вано Доридзе по кличке Президент. В августе ему исполнилось двадцать шесть лет.
Во вторник третьего сентября они подстерегли ученого секретаря Академии наук Башкортостана, профессора Нургалина Зинура Амирхановича, шестидесяти шести лет, отца пятерых детей, деда семерых внуков, в подъезде дома и напали на него, очевидно, зная, что ученый получил зарплату за три месяца и нес семье. На беду свидетелями расправы стали сестра Ирина и мать Буй-Тура, проживающие в этом же подъезде, этажом выше. Свидетели бандитам были не нужны, поэтому женщин тоже избили, жестоко и беспощадно.
Все трое: профессор, мать и Ирина скончались, не доехав до больницы. Спасти никого не удалось.
Гордей Буй-Тур, будучи подполковником Национальной гвардии,[6] узнал о случившемся, находясь в Чечне, спустя сутки после трагедии. Ему дали пятидневный отпуск, и подполковник улетел в Уфу, чтобы похоронить близких.
По горячим следам задержать бандитов не смогли.
Их давно подозревали в подобного рода преступлениях, искали, но найти не могли. Как потом выяснилось, в милиции у них были свои покровители, прикрывающие деятельность банды. Не удовлетворенный темпами следствия, Буй-Тур позвонил в Управление гвардии в Грозном и попросил командира дать ему еще неделю отпуска. Командир не разрешил. Тогда Гордей слетал в Грозный, написал рапорт об увольнении и положил на стол командующего группировкой. И вернулся в Уфу. Считая себя свободным от воинских обязательств, он начал собственное расследование обстоятельств гибели семьи; отец, сраженный происшедшим, военный химик в отставке, слег в больницу с инфарктом и умер на третий день после похорон жены и дочери. Таким образом Гордей Миронович Буй-Тур остался один, не считая стариков-родственников, разбросанных по необъятным просторам России.
В мае этого года Гордею исполнилось тридцать шесть лет. Со своим небольшим ростом – метр семьдесят восемь – он не выглядел ни силачом, ни спортсменом, ни мастером воинских искусств. Впрочем, он таковым себя и не считал. Но защищать себя научился, обладая феноменальной для такого невидного мужчины силой и умением ориентироваться в пространстве боя. Родившись на окраине Уфы, в неблагополучном районе Нижегородка, он все детство провел среди хулиганов и шпаны, терроризирующей все местное население, и к совершеннолетию превратился в гения драки, не знающего ни одного «классического» приема, но всегда выходящего победителем из любой потасовки.
Потом была армия, служба в воздушно-десантных войсках, где из него сделали отличного бойца-профессионала, хотя адептом какой-то определенной боевой системы он так и не стал. Приемы рукопашного боя Гордей учил, но оставался все тем же характерником, то есть знатоком своих возможностей и прекрасным мастером их спонтанного применения.
После отбытия обязательного срока службы в армии он остался служить контрактником, перешел в Национальную гвардию и быстро поднялся по служебной лестнице от прапорщика, командира взвода, до капитана, командира батальона. Закончил высшие курсы МВД, получил в тридцать лет звание майора… и едва не отсидел срок за «неадекватное превышение служебных обязанностей». В те времена он служил в Дагестане и перекрыл одну из троп наркотрафика, контролируемого кем-то из высших чинов МВД.
Его понизили в звании до старшего лейтенанта, но он снова поднялся и в тридцать четыре года стал подполковником Национальной гвардии. В тридцать шесть Буй-Тур уже командовал полком, расквартированным в пригороде Грозного.
Волосы у него были темные, глаза зеленоватые, нос пуговкой. А по натуре Гордей был жестким, грубоватым, прямым человеком, иногда вспыльчивым, хотя отходил быстро. Данное кому-либо обещание он выполнял непременно, любой ценой, за что был уважаем всеми, от рядового до командира бригады. По жизни он всегда испытывал потребность в справедливости, за что и попадал в разные неприятные ситуации. Однако никогда не жаловался на судьбу, любил приключения, часто шутил и упрямо шел к цели.
В силу своего характера он и дал себе обещание найти убийц сестры и мамы и покарать. Невзирая ни на что!
В конце концов Буй-Тур нашел их, всех девятерых. Но это были исполнители, а существовал еще высокопоставленный чиновник, предоставлявший бандитам «крышу», который был весьма заинтересован в сокрытии тайных контактов с криминалом. По своим каналам он быстро выяснил о Буй-Туре все и сообщил командованию Национальной гвардии о «связи подполковника с мафией».
Гордея взяли на другой день после его операции возмездия, спящим у друга на квартире. Командир башкирского ОПОНа[7] получил приказ ликвидировать задержанного при попытке сопротивления, однако Буй-Тур не сопротивлялся и остался жив.
Его допрашивали сначала в местной прокуратуре, потом отослали в Москву по требованию Генпрокуратуры. А там, на следующее утро, пятого августа, к нему прямо в камеру в Лефортово пришли двое мужчин в штатском, один помоложе, с короткой стрижкой и шрамом на виске, второй постарше, лет под пятьдесят, седой, с удивительно прозрачными глазами. Иногда он хмурился, хотя это и не относилось к нюансам беседы. Просто он скорее всего вспоминал какие-то неприятные моменты своей работы.
– Здравствуйте, Гордей Миронович, – сказал седой глуховатым голосом. – Мы в курсе ваших злоключений, поэтому пришли побеседовать о вашей судьбе. Она повернулась к вам темной стороной, а это несправедливо.
– Спасибо за сочувствие, – иронически хмыкнул Буй-Тур. – Хотя видит бог, я в нем не нуждаюсь. Сесть не предлагаю, негде. Кто вы и с чем пожаловали?
– У нас к вам деловое предложение.
– У кого это – у нас?
– Мы из службы ППП.
– Никогда не слышал о существовании такой службы.
– Надеюсь, вы в курсе событий, происходящих в стране. Поголовная коррупция, криминал полез изо всех щелей во власть, беспредельщики отстреливают бизнесменов, мэров и губернаторов десятками, разгул бандитизма достиг критической точки, террористы перешли в наступление… в общем, дела неважные. Вы и сами ощутили, что такое криминальная структура, поддерживаемая чиновниками всех уровней, политиками, силовиками и правительством.
Буй-Тур глянул на визитеров исподлобья.
– Выражайтесь конкретнее, я лекций не люблю.
– Мы знаем, – без эмоций кивнул младший из гостей.
– Вас повязали не потому, что вы без суда и следствия замочили банду, – продолжал седой, – а в связи с тем, что вы осмелились пойти дальше, замахнулись на «крышу» бандитов. Ваш настоящий противник сидит в милицейских сферах, большой начальник, и добраться до него нелегко. Даже нам. А пока в милиции, полиции и Национальной гвардии будут работать подонки, обиратели и вымогатели, идиоты, карьеристы и предатели, порядка в стране не будет.
– А вы, значит, этот самый порядок наводите? ППП – это случайно не «прямое поддержание порядка»?
– Это служба профилактики и пресечения преступлений. Она создана в недрах… одной тайной организации, сведения о которой вы получите, когда согласитесь работать с нами.
– А если не соглашусь?
– Тогда вы просто забудете о нашем визите. Но вы согласитесь.
– Почему вы так уверены?
– Потому что страна требует глобальной чистки от всякой мрази, – убежденно сказал молодой, со шрамом. – Потому что только наша служба сможет это сделать. Потому, наконец, что только с нами вы сможете восстановить справедливость, найти мерзавца, торгующего человеческим горем, и покарать его.
Буй-Тур закрыл глаза, откинулся спиной на стенку камеры. Сказал после паузы:
– Ваша служба… законна?
– В рамках Конституции – нет, – улыбнулся седой. – В глобальном человеческом ведическом смысле – да.
Гордей не обратил внимания на слово «ведический».
– Допустим, я согласен. Что дальше? Как вы меня вытащите из тюрьмы? Что потом? Кто вы?
– Официально мы работаем в Управлении специальных операций ФСБ, а неофициально – на организацию, которая называется Русским национальным орденом.
Буй-Тур невольно качнул головой.
– Не слышал. И чем он занимается, ваш орден?
– О целях и задачах ордена вам расскажут позднее, но обязательно, гарантирую. Главное сегодня – ваше согласие.
– Чем я буду заниматься?
– Ликвидацией бандитов и деятелей, до которых наше правосудие не доходит. Без суда и следствия, разумеется. Точнее – без гражданского суда. Суд будет – наш!
– А вы не находите, что это жестоко? Вдруг произойдет ошибка и вы накажете не того человека?
– Мы еще ни разу не ошиблись, – пожал плечами молодой.
– Ну а если?
– Наше общество вообще жестоко, – сказал седой. – Жестоко по отношению к тысячам детей в детских домах, к беспризорникам, к старикам, инвалидам, к тем, кто оказался на дне не по своей воле. Мы сталкиваемся с жестокостью каждый день, и вы это отлично знаете. Вовсе не факт, к примеру, что подростки и молодые люди, участники групповых драк и беспорядков, – нетрезвые или «обкуренные».
– Они «волки»…
– Верно, «волки», не знающие и не пытающиеся понять законы общественной жизни и нравственности. Но кто их сделал такими? Кто провоцирует их на «стихийные протесты»?
– Телевидение…
Впрочем, все бойцы группы тоже прошли через это – гибель близких и «собственные похороны».
– Что у тебя? – посмотрел на Пантелеева Тарасов.
– Их шестеро, не считая трех аборигенок, – доложил Гроза. – Можем устроить маленькую победоносную войну в любой момент.
– Нам не нужна война, ни маленькая, ни большая. – Владислав перевел взгляд на Юрчика-Инженера. – Эфир?
– Чист, – отозвался белобрысый крепыш, прослушивающий местный радиоэфир с помощью компьютеризированного сканера. Комплекс в его ранце включал широкодиапазонный пеленгатор и позволял не только перехватывать радиоразговоры в радиусе полсотни километров, но и быстро расшифровывать кодовые передачи.
– Он считает себя в полной безопасности, – подал голос педантичный Хохол-Сергиевский. – Его прятало здесь ФБР, пообещав, что никто не найдет. К тому же он родом отсюда и знает местность как свои пять пальцев.
– Переходим на режим «стойка», – сказал Владислав, поднимаясь с надувного пленочного матраса, на котором спал. – Запускайте «стрекозу». Объект должен услышать «глас божий» не позднее двух часов ночи. В половине третьего за нами прилетит челнок.
Лукаш-Нос кивнул и извлек из контейнера «стрекозу» – летательный аппарат размером с ладонь в виде натуральной стрекозы. Насекомое имело ультраоптику, позволяющую вести видеосъемку днем и ночью, в любую погоду, телепередатчик и систему управления и слышала все звуки в пределах трехсот метров. Использовалась «стрекоза» для разведки и состояла на вооружении израильских спецслужб. Российские спецслужбы тоже имели подобную технику, отечественного производства, но группы СОС за рубежом всегда использовали чужие разработки.
Объект ликвидации, о котором шла речь, был не просто наемником, воевавшим в Чечне на стороне боевиков, но, во-первых, осведомителем Федерального бюро расследований США, во-вторых, журналистом, в-третьих, кинооператором, снимавшим фильм о деятельности чеченских «борцов за свободу». Звали его Аукей Роллинг. Он родился на Гавайях, учился в Канаде, стал корреспондентом журнала «Серые гуси», несколько лет провел в Афганистане, Кашмире, в Косове и, наконец, в Чечне. Себя он считал профессиональным «воином ислама», сражающимся с «неверными». Хотя при этом он служил тем же «неверным» верой и правдой, как пес, выполняя весьма деликатные поручения фэбээровцев. Однако в вину ему вменялась не его работа на спецслужбы США, а кровавая дорожка, оставленная Роллингом в Чечне. Он убивал русских солдат так же бездумно и жестоко, как и его приятели-боевики, и снимал все убийства на пленку. А когда у него под ногами загорелась земля, «воин джихада» сбежал к своим покровителям в Америке, которые попытались спрятать полезного слугу, знающего слишком много, подальше от людских глаз.
Разведка СОС искала его полгода, пока, наконец, не обнаружила на бывшей родине – на острове Мауи, втором по величине из островов Гавайского архипелага. Аукей Роллинг построил себе бунгало на гребне вулкана Халеакала и устроился там со всеми удобствами в окружении пятерки телохранителей и трех девиц, не то жен, не то наложниц. Связь с прибрежными поселениями и столицей Гавайского штата Хало он осуществлял с помощью вертолета, поставляющего воду и продукты. Кроме того, по сведениям разведки СОС, проникшей почти во все структуры американских и западных служб, над Гавайями каждые три часа пролетал американский военный спутник, контролирующий территорию архипелага, через который Аукей Роллинг поддерживал связь со своими боссами из ФБР.
– Поехали, – сказал Толя Юрчик, надвигая на голову дугу с наушниками. – Спутник только что прошел, все тихо.
Владислав подсел к раскрытому на камне кейсу с пультом управления «стрекозой» и экраном наблюдения.
Аппарат шевельнул крылышками, тихо зажужжал и взлетел под потолок пещеры, в которой уже третий день пряталась группа. Сделав круг над головами бойцов, он вылетел в расщелину выхода.
Засветился экран видеопередачи. Стали видны уплывающие вниз склоны кратера.
Халеакалу, воспетую еще Джеком Лондоном, открыл на Мауи в тысяча семьсот семьдесят восьмом году Джеймс Кук. Вулкан высотой три километра доминировал над островом. В переводе с полинезийского Халеакала – Дом Солнца. Местные легенды связывали вулкан с богом Мауи, в честь которого был назван остров.
Ни Тарасов, ни члены его команды никогда не были на Гавайях, поэтому им пришлось сначала изучить географию островов и особенности климата, чтобы ориентироваться на Мауи без проводников. Однако красота Халеакалы превзошла все их ожидания, и если бы не задание, все бойцы, наверное, не преминули бы побродить по окрестностям вулкана, производящего на всех туристов неизгладимое впечатление. Когда они впервые встретили здесь рассвет, членов отряда охватило странное ощущение: надо было смотреть не вниз, на дно кратера, чтобы разглядеть его детали, а вверх! Этот своеобразный обман зрения сопровождал их и дальше, и понадобилось время, чтобы приспособиться к явлению.
«Стрекоза» изменила курс. Стал виден белый конус бунгало Роллинга, выделяющийся на фоне красно-бурых, с сиреневым оттенком, скал. До него от пещеры, в которой расположился отряд, было около трех километров по прямой. Пещеру удалось найти с помощью особой аппаратуры, способной обнаруживать пустоты в горных породах, а также распознавать человека с оружием и даже определять направление ствола оружия противника по характерному ряду резонансов в выходном отверстии пистолета или автомата.
Солнце готовилось нырнуть за гребень противоположной стороны кратера, по дну которого от скал, более мелких вулканических конусов и валунов, протянулись длинные тени.
Аппарат завис в двух сотнях метров от строения, окруженного цепью столбов с металлической сеткой. Стала видна ровная площадка с торчащим посреди вертолетом – легким «ФН-1100» фирмы «Роджерсон хиллер корпорейшн». Никакого движения в радиусе километра от двухэтажной пирамиды Роллинга телекамера «стрекозы» не отмечала.
Солнце зашло.
Вулкан сразу погрузился в полумрак, лишь некоторое время еще светились алым стены бунгало, отражая быстро тускнеющий закат. Восточную часть небосклона затянули приближающиеся полосы облаков.
– Выступаем, – коротко скомандовал Тарасов.
Бойцы группы закинули за плечи ранцы, надели шлемы и превратились в кибер-солдат, принадлежащих неизвестной армии. Маскировочные комбинезоны на них были американского производства, оружие – бельгийское и немецкое, органайзеры и системы связи – японские. Это не говорило о том, что подобные устройства, оружие и обмундирование не имелись в наличии у отечественных спецслужб, но группа действовала за границами России, и во избежание огласки при обнаружении и несчастливом стечении обстоятельств экипировку для бойцов подбирали такую, чтобы нельзя было вычислить государственную принадлежность команды. Правда, с отрядом Тарасова такие случаи еще не происходили. А вооружен он был несколько иначе, в отличие от подчиненных, имеющих бельгийские снайперские винтовки, немецкие пистолеты-пулеметы бесшумного боя и немецкие ножи. Кроме пистолета – Владислав предпочитал испанскую девятимиллиметровую «астру-100», – он имел еще абсолютно секретное оружие, снабженное на всякий случай системой самоликвидации. Любой, кто попытался бы выстрелить из него или просто взять в руки, кроме самого Тарасова, неминуемо был бы уничтожен. Этим оружием был инфран – излучатель инфразвука, поражающего внутренние органы человека без видимых внешних повреждений кожи и мышц. В зависимости от мощности импульс инфрана, настроенный на резонансы с колебаниями внутренних органов человека, мог вызывать страшную боль, ослеплять, парализовывать и убивать.
Для ликвидации Аукея Роллинга Тарасов настроил инфран на мгновенное поражение сердца киллера. Мысль помучить «воина ислама», убившего по крайней мере два десятка российских солдат и офицеров, не один раз возникала в голове, но садистом Владислав не был и наслаждаться болью и муками людей, даже таких законченных отморозков как Аукей Роллинг, не умел.
Краски заката поблекли. Небо налилось фиолетовой глубиной. Темнота в кратере сгустилась.
Все включили приборы ночного видения, переходя на инфракрасное зрение. Нагретые за день скалы щедро отдавали тепло, поэтому ориентироваться в горном хаосе было достаточно легко.
Три с лишним километра от пещеры до бунгало Роллинга, по кромке обрыва, отряд преодолел за час.
Залегли в десяти метрах от сетчатого забора. Юрчик включил малый СЭР,[3] сканируя местность, и через две минуты доложил:
– Сетка под током, но телекамер и лазерных охранных систем периметр не имеет.
– Я вижу на крыше антенну, – сообщил Донелиади; Батоном его прозвали не за любовь к белому хлебу, а в связи с грузинским батоно– сударь, пан.
– Это спутниковый коммуникатор. Территория дома никакой электроникой не контролируется.
– Тем лучше.
– Собаки? – подал голос Владислав.
– Снаружи ни одной. Внутри как будто одна имеется, хотя это может быть и кошка и любое другое животное.
– Начинаем! – скомандовал Тарасов. – До пролета спутника осталось чуть больше часа, так что торопиться особо не стоит.
Инженер и Нос вернули «стрекозу», затем бесшумно выдвинулись вперед и занялись вырезанием отверстия в сетке, используя специальные керамические кусачки. Через минуту метрового диаметра дыра была проделана. Группа переместилась на территорию бунгало, подобралась к стенам строения, сделанного из туфа и покрашенного серебристой краской для лучшего отражения свето-теплового потока. Все же Мауи был тропическим островом и температура воздуха в районе Халеакалы даже зимой не опускалась ниже плюс пятнадцати градусов.
На несколько мгновений все замерли, прислушиваясь к звукам, долетавшим сюда из глубины кратера; на дне вулкана водились дикие свиньи, козы, гавайские гуси и белохвостые кочурки, чьи крики изредка доносились до гребня.
В самом бунгало играла музыка, раздавались голоса хозяев, женский смех и шаги. Включилась душевая кабина. Заработал кондиционер. Все эти звуки ловили спецприборы в ранцах за спиной бойцов и передавали им через наушники. А включенный СЭР, имеющий лазер терагерцового диапазона, мог не только определить количество движущихся людей – по сердцебиению, дыханию и магнитной модуляции крови, текущей по сосудам,[4] но и видеть их сквозь стены.
На уточнение расположения всех присутствующих в доме мужчин и женщин ушло четыре минуты. Затем началось движение.
Гроза и Батон подобрались к главному входу в дом и занялись замками.
Хан проник в бунгало через вторую дверь, играющую роль запасного аварийного выхода.
Хохол и Нос аккуратно выдавили стекло окна на первом этаже и забрались в одно из пустующих помещений дома.
Юрчик-Инженер страховал всех, прослушивая эфир и контролируя территорию бунгало системой электромагнитного сканирования. В непосредственном действии он не участвовал, выполняя более важную задачу идентификации объекта ликвидации и слежения за пространством действия.
Тарасов вошел в бунгало последним, вслед за Грозой и Батоном.
Операция разбилась на фазы.
Первую исполнили Хан и Нос, проникнув в комнату, где располагалось оборудование спутниковой связи, и уничтожили коммуникатор.
Вторую фазу завершил Инженер, определив точное местонахождение Аукея Роллинга и дав соответствующее целеуказание. «Воин джихада» занимался любовью одновременно с двумя девицами в спальне на втором этаже.
Третья фаза означала общее движение к цели – с попутным устранением помех. Каждый член команды делал это по-своему, но – не убивая тех, кого не следовало убивать без нужды, а только отключая сознание – ударом ли в голову, в шею, или тихим удушением.
На второй этаж поднялись только двое, Тарасов и Хан. Несколько мгновений прислушивались к возне в спальне, сопровождающейся стонами, ахами, возгласами и смехом.
– Все тихо, – доложил по рации Инженер. – У нас в запасе двенадцать рабочих минут плюс полчаса на отход.
Владислав посмотрел на спутника. Хан поднял ствол пистолета-пулемета, ударом ноги распахнул дверь и вскочил в спальню, слабо освещенную синеватым ночником.
Тарасов вошел следом.
Это была не просто спальня, но будуар, оборудованный всем необходимым для получения плотских утех. Но больше всего поражала необъятная кровать, на которой смогли бы, наверное, расположиться сразу не менее десяти человек.
Занятые любовью обитатели будуара не сразу поняли, что произошло.
– Какого черта?.. – начал было хозяин бунгало по-английски, абсолютно голый, волосатый, бритоголовый, с роскошной «моджахедовской» бородой, и замер.
Девицы под ним завизжали, заметив наконец две темные фигуры в спальне.
Вспыхнула люстра – Гроза нашарил выключатель.
– Аукей Роллинг? – равнодушно задал вопрос Тарасов.
Бывший наемник оторвался от девиц, сел, потянулся к дверце в стене за кроватью, но до нее было далеко.
– Кто вы?!
– Аукей Роллинг? – повторил вопрос Тарасов, не обращая внимания на девиц, отползших в угол кровати и пытавшихся прикрыться простынями; одна из них была явно аборигенкой, вторая – белой.
– Не знаю никакого Роллинга! – огрызнулся блестящий от пота хозяин бунгало. – Я Абу Муджад.
– Это он, командир, – доложил Инженер. – Аукей. Звуковая карта голоса совпадает полностью.
Тарасов достал инфран, направил ствол на грудь Роллинга и нажал спусковую скобу. Сказал глухо:
– Don't worry, be happy![5]
Роллинг вздрогнул, широко раскрывая глаза, перевел взгляд на грудь, схватился за нее руками. Еще раз вздрогнул, лицо его исказилось, и он ничком повалился на кровать. Конвульсивно дернулся несколько раз, затих.
Девицы снова завизжали.
Хан навел на них пистолет-пулемет, они умолкли.
– Контрольный выстрел не понадобится, командир?
Тарасов подошел к Роллингу, дотронулся пальцем до шеи, покачал головой.
– Он умер.
– Жаль, что слишком легко.
– Уходим!
– Сидите тихо! – приказал Хан девицам по-английски.
Они выскользнули из спальни, где остался лежать остывающий труп бывшего наемника, служившего многим хозяевам. Возмездие настигло его там, где он меньше всего ждал.
Через несколько минут группа расположилась в вертолете Роллинга и вылетела за пределы территории бунгало и вулкана Халеакала, а затем высадилась на южном побережье Мауи. Еще через двадцать минут, переждав пролет спутника, группу забрал катер и доставил на борт подводной лодки, дожидавшейся их вторые сутки. О миссии группы не знал даже ее капитан, получивший приказ снять с острова отряд численностью в семь человек, который выполнял какое-то секретное задание.
Буй-Тур
27—29 ноября
Он не пощадил никого…Банда промышляла в Уфе грабежом и разбоем. Всего в ней насчитывалось девять человек, уроженцев Чечни, Таджикистана, Грузии и Украины. Управлял бандой молодой отморозок Вано Доридзе по кличке Президент. В августе ему исполнилось двадцать шесть лет.
Во вторник третьего сентября они подстерегли ученого секретаря Академии наук Башкортостана, профессора Нургалина Зинура Амирхановича, шестидесяти шести лет, отца пятерых детей, деда семерых внуков, в подъезде дома и напали на него, очевидно, зная, что ученый получил зарплату за три месяца и нес семье. На беду свидетелями расправы стали сестра Ирина и мать Буй-Тура, проживающие в этом же подъезде, этажом выше. Свидетели бандитам были не нужны, поэтому женщин тоже избили, жестоко и беспощадно.
Все трое: профессор, мать и Ирина скончались, не доехав до больницы. Спасти никого не удалось.
Гордей Буй-Тур, будучи подполковником Национальной гвардии,[6] узнал о случившемся, находясь в Чечне, спустя сутки после трагедии. Ему дали пятидневный отпуск, и подполковник улетел в Уфу, чтобы похоронить близких.
По горячим следам задержать бандитов не смогли.
Их давно подозревали в подобного рода преступлениях, искали, но найти не могли. Как потом выяснилось, в милиции у них были свои покровители, прикрывающие деятельность банды. Не удовлетворенный темпами следствия, Буй-Тур позвонил в Управление гвардии в Грозном и попросил командира дать ему еще неделю отпуска. Командир не разрешил. Тогда Гордей слетал в Грозный, написал рапорт об увольнении и положил на стол командующего группировкой. И вернулся в Уфу. Считая себя свободным от воинских обязательств, он начал собственное расследование обстоятельств гибели семьи; отец, сраженный происшедшим, военный химик в отставке, слег в больницу с инфарктом и умер на третий день после похорон жены и дочери. Таким образом Гордей Миронович Буй-Тур остался один, не считая стариков-родственников, разбросанных по необъятным просторам России.
В мае этого года Гордею исполнилось тридцать шесть лет. Со своим небольшим ростом – метр семьдесят восемь – он не выглядел ни силачом, ни спортсменом, ни мастером воинских искусств. Впрочем, он таковым себя и не считал. Но защищать себя научился, обладая феноменальной для такого невидного мужчины силой и умением ориентироваться в пространстве боя. Родившись на окраине Уфы, в неблагополучном районе Нижегородка, он все детство провел среди хулиганов и шпаны, терроризирующей все местное население, и к совершеннолетию превратился в гения драки, не знающего ни одного «классического» приема, но всегда выходящего победителем из любой потасовки.
Потом была армия, служба в воздушно-десантных войсках, где из него сделали отличного бойца-профессионала, хотя адептом какой-то определенной боевой системы он так и не стал. Приемы рукопашного боя Гордей учил, но оставался все тем же характерником, то есть знатоком своих возможностей и прекрасным мастером их спонтанного применения.
После отбытия обязательного срока службы в армии он остался служить контрактником, перешел в Национальную гвардию и быстро поднялся по служебной лестнице от прапорщика, командира взвода, до капитана, командира батальона. Закончил высшие курсы МВД, получил в тридцать лет звание майора… и едва не отсидел срок за «неадекватное превышение служебных обязанностей». В те времена он служил в Дагестане и перекрыл одну из троп наркотрафика, контролируемого кем-то из высших чинов МВД.
Его понизили в звании до старшего лейтенанта, но он снова поднялся и в тридцать четыре года стал подполковником Национальной гвардии. В тридцать шесть Буй-Тур уже командовал полком, расквартированным в пригороде Грозного.
Волосы у него были темные, глаза зеленоватые, нос пуговкой. А по натуре Гордей был жестким, грубоватым, прямым человеком, иногда вспыльчивым, хотя отходил быстро. Данное кому-либо обещание он выполнял непременно, любой ценой, за что был уважаем всеми, от рядового до командира бригады. По жизни он всегда испытывал потребность в справедливости, за что и попадал в разные неприятные ситуации. Однако никогда не жаловался на судьбу, любил приключения, часто шутил и упрямо шел к цели.
В силу своего характера он и дал себе обещание найти убийц сестры и мамы и покарать. Невзирая ни на что!
В конце концов Буй-Тур нашел их, всех девятерых. Но это были исполнители, а существовал еще высокопоставленный чиновник, предоставлявший бандитам «крышу», который был весьма заинтересован в сокрытии тайных контактов с криминалом. По своим каналам он быстро выяснил о Буй-Туре все и сообщил командованию Национальной гвардии о «связи подполковника с мафией».
Гордея взяли на другой день после его операции возмездия, спящим у друга на квартире. Командир башкирского ОПОНа[7] получил приказ ликвидировать задержанного при попытке сопротивления, однако Буй-Тур не сопротивлялся и остался жив.
Его допрашивали сначала в местной прокуратуре, потом отослали в Москву по требованию Генпрокуратуры. А там, на следующее утро, пятого августа, к нему прямо в камеру в Лефортово пришли двое мужчин в штатском, один помоложе, с короткой стрижкой и шрамом на виске, второй постарше, лет под пятьдесят, седой, с удивительно прозрачными глазами. Иногда он хмурился, хотя это и не относилось к нюансам беседы. Просто он скорее всего вспоминал какие-то неприятные моменты своей работы.
– Здравствуйте, Гордей Миронович, – сказал седой глуховатым голосом. – Мы в курсе ваших злоключений, поэтому пришли побеседовать о вашей судьбе. Она повернулась к вам темной стороной, а это несправедливо.
– Спасибо за сочувствие, – иронически хмыкнул Буй-Тур. – Хотя видит бог, я в нем не нуждаюсь. Сесть не предлагаю, негде. Кто вы и с чем пожаловали?
– У нас к вам деловое предложение.
– У кого это – у нас?
– Мы из службы ППП.
– Никогда не слышал о существовании такой службы.
– Надеюсь, вы в курсе событий, происходящих в стране. Поголовная коррупция, криминал полез изо всех щелей во власть, беспредельщики отстреливают бизнесменов, мэров и губернаторов десятками, разгул бандитизма достиг критической точки, террористы перешли в наступление… в общем, дела неважные. Вы и сами ощутили, что такое криминальная структура, поддерживаемая чиновниками всех уровней, политиками, силовиками и правительством.
Буй-Тур глянул на визитеров исподлобья.
– Выражайтесь конкретнее, я лекций не люблю.
– Мы знаем, – без эмоций кивнул младший из гостей.
– Вас повязали не потому, что вы без суда и следствия замочили банду, – продолжал седой, – а в связи с тем, что вы осмелились пойти дальше, замахнулись на «крышу» бандитов. Ваш настоящий противник сидит в милицейских сферах, большой начальник, и добраться до него нелегко. Даже нам. А пока в милиции, полиции и Национальной гвардии будут работать подонки, обиратели и вымогатели, идиоты, карьеристы и предатели, порядка в стране не будет.
– А вы, значит, этот самый порядок наводите? ППП – это случайно не «прямое поддержание порядка»?
– Это служба профилактики и пресечения преступлений. Она создана в недрах… одной тайной организации, сведения о которой вы получите, когда согласитесь работать с нами.
– А если не соглашусь?
– Тогда вы просто забудете о нашем визите. Но вы согласитесь.
– Почему вы так уверены?
– Потому что страна требует глобальной чистки от всякой мрази, – убежденно сказал молодой, со шрамом. – Потому что только наша служба сможет это сделать. Потому, наконец, что только с нами вы сможете восстановить справедливость, найти мерзавца, торгующего человеческим горем, и покарать его.
Буй-Тур закрыл глаза, откинулся спиной на стенку камеры. Сказал после паузы:
– Ваша служба… законна?
– В рамках Конституции – нет, – улыбнулся седой. – В глобальном человеческом ведическом смысле – да.
Гордей не обратил внимания на слово «ведический».
– Допустим, я согласен. Что дальше? Как вы меня вытащите из тюрьмы? Что потом? Кто вы?
– Официально мы работаем в Управлении специальных операций ФСБ, а неофициально – на организацию, которая называется Русским национальным орденом.
Буй-Тур невольно качнул головой.
– Не слышал. И чем он занимается, ваш орден?
– О целях и задачах ордена вам расскажут позднее, но обязательно, гарантирую. Главное сегодня – ваше согласие.
– Чем я буду заниматься?
– Ликвидацией бандитов и деятелей, до которых наше правосудие не доходит. Без суда и следствия, разумеется. Точнее – без гражданского суда. Суд будет – наш!
– А вы не находите, что это жестоко? Вдруг произойдет ошибка и вы накажете не того человека?
– Мы еще ни разу не ошиблись, – пожал плечами молодой.
– Ну а если?
– Наше общество вообще жестоко, – сказал седой. – Жестоко по отношению к тысячам детей в детских домах, к беспризорникам, к старикам, инвалидам, к тем, кто оказался на дне не по своей воле. Мы сталкиваемся с жестокостью каждый день, и вы это отлично знаете. Вовсе не факт, к примеру, что подростки и молодые люди, участники групповых драк и беспорядков, – нетрезвые или «обкуренные».
– Они «волки»…
– Верно, «волки», не знающие и не пытающиеся понять законы общественной жизни и нравственности. Но кто их сделал такими? Кто провоцирует их на «стихийные протесты»?
– Телевидение…