Страница:
Тогда Арсений Васильевич сел за компьютер и до вечера играл в «ходилку» по страшным мирам, отражая атаки чудовищ и спасая встречающихся на пути прекрасных дам. Поэтому он с трудом заметил, как игра перешла в сеан с. Его «запредельный» напарник-Диспетчер никогда не интересовался, чем занимается оператор в своей реальности в данный момент, удобно ли ему и вообще имеет ли он возможность работат ь на чужую систему.
Выключать компьютер Арсений Васильевич не стал. Сел поудобней в кресло и погрузился в энергоинформационный поток, понесший его в запредель е.
Однако на этот раз он решил снова попытаться работать на уровне сознания, не так, как прежде, полагаясь только на подсознательные движения души, эмоциональные ощущения и тонкие интуитивные оценки типа «хорошо» и «плохо».
Канал связи с з а п р е д е л ь е м образовался текуче-бесформенным пространством, в котором обозначились темные паукообразные области и светлые прожилки, объединившиеся в объемную волокнистую сеть. Кое-где внутри «пауков» возникали черные ядра, эти ядра несли в себе большой заряд ч у ж и х устремлений и желаний, и надо было не допустить их укрупнения и объединения в общий «эгрегор зла».
Точно так же следовало ограничивать и рост светлых волокон, которые пытались задавить темные области, расщепить на отдельные струйки и овладеть всем пространством.
Весь этот процесс и назывался «коррекцией энергоинформационного поля с передачей позитивного вектора развития полиморфных разумных структур». Другими словами, Арсений Васильевич как экзооператор поддерживал равновесие «добра и зла» в какой-то из метавселенных, о которой он не имел ни малейшего понятия, опираясь лишь на зыбкое внутреннее понимание таких категорий. До этого момента он не задумывался над результатами своей деятельности, так как считал, что действует правильно. Да и Диспетчер не имел к нему особых претензий. Теперь же ему захотелось понять, что именно он корректирует, каким образом его команды сказываются на жизни запредель я и не приводит ли его вмешательство в чужую жизнь к негативным последствиям.
Какое-то время Арсений Васильевич манипулировал потоками «психической» энергии в прежнем темпе. Потом резко пошел «вверх», туда, где клубилась золотисто-багровая мгла с плавающими в ней радужными пузырьками, напоминающими пузырьки газа в шампанском.
«Куда?!» – отреагировал на его прыжок невидимый и неизвестно как выглядевший (человек ли?) Диспетчер.
Арсений Васильевич не ответил, проскакивая мембрану контроля (нечто вроде сетки из молний, ограничивающей сферу коррекции), и вошел в один из «пузырьков газа в шампанском».
В глаза брызнул осязаемо гладки й свет!
Золотистая пелена разорвалась.
Арсений Васильевич оказался в туманно-сизой бездне с нечеткими образованиями в виде перистых облаков. Темно-фиолетовое небо над головой, в нем – множество крупных звезд: таким, наверное, видится земное Солнце с орбиты Юпитера. И бесконечная равнина на дне бездны.
«Назад! – снова вонзился в голову мысленный вопль Диспетчера. – Ты собьешь настройку! Твое появление нарушает баланс энергий! Немедленно вернись в поле коррекции!»
Арсений Васильевич снова не ответил, как зачарованный наблюдая за открывшейся ему картиной чужой Вселенной. Не очень уж она и отличалась от той, в которой он родился и рос. Те же звезды, то же небо, воздух, облака… Разве что «планета» под ногами не круглой формы, а в виде плоскости, и жизнь на ней больше напоминает процесс изменения разноцветных массивов пены и струйных конструкций, плавно трансформирующихся в невероятной красоты фрактальные образования.
Арсений Васильевич шевельнул «скальпелем» воли, отсекая одну из сияющих шерстинок в поле коррекции (часть сознания продолжала работать в прежнем ритме), и тотчас же пейзаж внизу изменился. Гигантская «гора пены», очень симпатичная, гармонично вписанная в ландшафт, красивая, напоминающая растущий цветок, вдруг расплылась дымными струями, испарилась, исчезла. А на ее месте возникла зеленовато-коричневая опухоль, из которой вырос черный коготь и начал разваливать один за другим сверкающие перистые облака.
В поле коррекции этот процесс выглядел как рост черного «паука». Пришлось отсечь у этого «паука» пару лап, чтобы он не завладел инициативой и не нарушил создавшегося равновесия.
И сразу же этот удар воли Гольцова отразился на ландшафте под ногами, наблюдаемом визуально.
«Коготь» усох, уменьшился в размерах, потом и вовсе скрылся в струях сизого дыма. Его закрыли клочья «пены». В этом месте образовалась вихревая воронка – словно вершина смерча. И Арсений Васильевич вдруг с пронзительной ясностью осознал, что это – войн а! Он корректировал не жизнь запредель я, как ему представлялось, а войну!
«Кретин! Этот мир так живет! Уйди оттуда! Загубишь усилия всех внутренних операторов!»
Арсений Васильевич «отступил назад».
Чужой, кипящий энергией мир отдалился. Из него вырвался тоненький бледно-золотистый лучик – как вопль о помощи.
Чисто рефлекторно Арсений Васильевич подставил под лучик голову… и едва не потерял сознание от обрушившейся на сознание лавины информации! С трудом добрался до «рабочего места», свернул операционное поле и «выпал» в реальность квартиры. И уже здесь, в тишине и покое, окончательно уплыл в беспамятство.
СИТУАЦИЯ
Выключать компьютер Арсений Васильевич не стал. Сел поудобней в кресло и погрузился в энергоинформационный поток, понесший его в запредель е.
Однако на этот раз он решил снова попытаться работать на уровне сознания, не так, как прежде, полагаясь только на подсознательные движения души, эмоциональные ощущения и тонкие интуитивные оценки типа «хорошо» и «плохо».
Канал связи с з а п р е д е л ь е м образовался текуче-бесформенным пространством, в котором обозначились темные паукообразные области и светлые прожилки, объединившиеся в объемную волокнистую сеть. Кое-где внутри «пауков» возникали черные ядра, эти ядра несли в себе большой заряд ч у ж и х устремлений и желаний, и надо было не допустить их укрупнения и объединения в общий «эгрегор зла».
Точно так же следовало ограничивать и рост светлых волокон, которые пытались задавить темные области, расщепить на отдельные струйки и овладеть всем пространством.
Весь этот процесс и назывался «коррекцией энергоинформационного поля с передачей позитивного вектора развития полиморфных разумных структур». Другими словами, Арсений Васильевич как экзооператор поддерживал равновесие «добра и зла» в какой-то из метавселенных, о которой он не имел ни малейшего понятия, опираясь лишь на зыбкое внутреннее понимание таких категорий. До этого момента он не задумывался над результатами своей деятельности, так как считал, что действует правильно. Да и Диспетчер не имел к нему особых претензий. Теперь же ему захотелось понять, что именно он корректирует, каким образом его команды сказываются на жизни запредель я и не приводит ли его вмешательство в чужую жизнь к негативным последствиям.
Какое-то время Арсений Васильевич манипулировал потоками «психической» энергии в прежнем темпе. Потом резко пошел «вверх», туда, где клубилась золотисто-багровая мгла с плавающими в ней радужными пузырьками, напоминающими пузырьки газа в шампанском.
«Куда?!» – отреагировал на его прыжок невидимый и неизвестно как выглядевший (человек ли?) Диспетчер.
Арсений Васильевич не ответил, проскакивая мембрану контроля (нечто вроде сетки из молний, ограничивающей сферу коррекции), и вошел в один из «пузырьков газа в шампанском».
В глаза брызнул осязаемо гладки й свет!
Золотистая пелена разорвалась.
Арсений Васильевич оказался в туманно-сизой бездне с нечеткими образованиями в виде перистых облаков. Темно-фиолетовое небо над головой, в нем – множество крупных звезд: таким, наверное, видится земное Солнце с орбиты Юпитера. И бесконечная равнина на дне бездны.
«Назад! – снова вонзился в голову мысленный вопль Диспетчера. – Ты собьешь настройку! Твое появление нарушает баланс энергий! Немедленно вернись в поле коррекции!»
Арсений Васильевич снова не ответил, как зачарованный наблюдая за открывшейся ему картиной чужой Вселенной. Не очень уж она и отличалась от той, в которой он родился и рос. Те же звезды, то же небо, воздух, облака… Разве что «планета» под ногами не круглой формы, а в виде плоскости, и жизнь на ней больше напоминает процесс изменения разноцветных массивов пены и струйных конструкций, плавно трансформирующихся в невероятной красоты фрактальные образования.
Арсений Васильевич шевельнул «скальпелем» воли, отсекая одну из сияющих шерстинок в поле коррекции (часть сознания продолжала работать в прежнем ритме), и тотчас же пейзаж внизу изменился. Гигантская «гора пены», очень симпатичная, гармонично вписанная в ландшафт, красивая, напоминающая растущий цветок, вдруг расплылась дымными струями, испарилась, исчезла. А на ее месте возникла зеленовато-коричневая опухоль, из которой вырос черный коготь и начал разваливать один за другим сверкающие перистые облака.
В поле коррекции этот процесс выглядел как рост черного «паука». Пришлось отсечь у этого «паука» пару лап, чтобы он не завладел инициативой и не нарушил создавшегося равновесия.
И сразу же этот удар воли Гольцова отразился на ландшафте под ногами, наблюдаемом визуально.
«Коготь» усох, уменьшился в размерах, потом и вовсе скрылся в струях сизого дыма. Его закрыли клочья «пены». В этом месте образовалась вихревая воронка – словно вершина смерча. И Арсений Васильевич вдруг с пронзительной ясностью осознал, что это – войн а! Он корректировал не жизнь запредель я, как ему представлялось, а войну!
«Кретин! Этот мир так живет! Уйди оттуда! Загубишь усилия всех внутренних операторов!»
Арсений Васильевич «отступил назад».
Чужой, кипящий энергией мир отдалился. Из него вырвался тоненький бледно-золотистый лучик – как вопль о помощи.
Чисто рефлекторно Арсений Васильевич подставил под лучик голову… и едва не потерял сознание от обрушившейся на сознание лавины информации! С трудом добрался до «рабочего места», свернул операционное поле и «выпал» в реальность квартиры. И уже здесь, в тишине и покое, окончательно уплыл в беспамятство.
СИТУАЦИЯ
Поговорку: «Если вы думаете, что курение не влияет на голос женщины, попробуйте стряхнуть пепел сигареты на ковер», – Максим вспомнил на другой день после возвращения из Улан-Удэ. Он спешил на работу и прошел в гостиную в ботинках, что было замечено и тотчас же сурово отчитано. Варвара была помешана на чистоте, отчего вечно шпыняла мужа за любую возникшую по его вине соринку.
Максим и сам в общем-то любил порядок и чистоту, часто убирал квартиру, протирал пыль, поэтому на отповедь жены отреагировал нормально: извинился, пообещал после работы почистить коврики, – а когда не помогло, вспылил и хлопнул дверью. О чем тут же пожалел. Однако по всему было видно, что Варвара вознамерилась выставить его из квартиры, создавая невыносимые условия. Просто не пустить мужа домой, даже сменив дверь, она не могла, квартира принадлежала Разину и была оформлена на него. И все же замена двери являлась неопровержимым свидетельством ее намерений, и об этом стоило задуматься.
В Управлении первым Максима встретил Райхман:
– Привет, командир. Что такой хмурый?
Максим сжал зубы, сдерживая крепкое словцо, потом неожиданно для себя самого рассказал Штирлицу о своей семейной ситуации.
– Хреновые дела, – согласился Герман Людвигович. – Выгонит она тебя в конце концов, как пить дать, выгонит. Тем более что у нее явно есть на примете молодая замена.
– Я еще не старик.
– Тебе уже тридцать пять, а ей, по всей видимости, нужен мужик лет на пятнадцать моложе.
– Я сам уйду.
– А вот спешить не надо. Вдруг все образуется? Мне Кузьмич анекдот рассказал в тему, хочешь послушать?
– Валяй.
– Один мужик жалуется другу: «У меня было все: деньги, великолепный дом, дача, роскошная машина и красивая женщина, которая меня любила. А потом бац! – все исчезло». – «Что же случилось?» – «Жена все узнала».
Максим улыбнулся. Анекдот был с бородой, но вполне соответствовал реалиям жизни.
– Мои возможности поскромнее. Квартира на Шаболовке и тачка четырехлетней давности.
– Так заведи любовницу.
– Спасибо за совет. Я бы и не прочь, может быть, да воспитан по-другому, понимаешь ли. Считаю, что жить надо по любви.
Райхман фыркнул:
– Ты что же, до сих пор жену любишь?
Максим с удивлением посмотрел на капитана, потер лоб, покачал головой:
– Знаешь, а ведь я только недавно начал об этом задумываться. Может быть, ты прав, надо проанализировать ситуацию и решить, что делать дальше.
– Вот и займись на досуге. Кстати, а мы чем будем заниматься?
– Еще сам не знаю.
Максим открыл свой небольшой кабинетик, сел было за стол, но вынужден был сразу же идти к начальству: его вызвал Пищелко.
Начальник Отдела встретил его хмурым взглядом.
Полковник Валерий Францевич Пищелко был высок, но фигура его давно потеряла стройность, и в профиль он выглядел как человек, проглотивший бочонок пива. Брился он не каждый день, изредка заводил бородку и усы, хотя выражение лица полковника от этого не менялось: он вечно был всем недоволен.
Кабинет начальника Отдела почти не отличался от рабочего места Максима, разве что был вдвое больше.
Такой же стол, стулья, шкаф, сейф, компьютер, портрет президента на стене за спиной. Единственной оригинальной вещью в этом кабинете был аппарат для ароматерапии: круглая подставка синего цвета, на ней свеча и металлическая стоечка с кольцом, поддерживающая чашу из синего стекла с ароматическим веществом.
Максим принюхался: пахло смолой сандалового дерева.
– Садись, майор, – буркнул полковник. – Еле уговорил генерала не наказывать тебя и твоих людей.
– За что? – не понял Максим.
– Надо было выполнять приказ – захватить монаха и доставить его в Москву. Ну да ладно, этим делом займется теперь группа Моргуна. Тебе же я подготовил другое задание. В Жуковском объявился один тип, надо за ним последить. Возможно, он «серый» экстрасенс. Если так, вам придется его брать. Все материалы получишь у Сорокина. К вечеру вы должны быть в Жуковском. И смотри у меня – чтоб на этот раз без проколов! Вопросы?
Максим обреченно подумал, что у жены появится еще один повод закатить скандал, но вслух, естественно, об этом говорить не стал.
– Что натворил наш клиент?
– Пока ничего. Но задание спущено сверху, – Пищелко поднял глаза к потолку, – и обсуждению не подлежит.
– Понятно. Тогда вопросов больше нет. Разрешите выполнять?
– Иди.
Максим встал, сдвинул каблуки, бросил подбородок на грудь и вышел. В своем кабинете он несколько минут знакомился с новостями по Управлению, листал почту, потом вызвал Райхмана и сообщил ему о сборе группы.
Через два часа группа в полном составе находилась у неприметного двухэтажного здания в районе метро «Выхино», где располагалась экспедиционно-хозяйственная служба Управления. Пищелко расщедрился и разрешил отправиться в Жуковский на микроавтобусе Отдела, что намного упрощало проблему доставки и слежки за объектом.
В пути Максим объяснил подчиненным задачу, которую им предстояло решать, и ворчливый Кузьмич не преминул поделиться своим мнением о задании и о том, что он думает о начальстве.
– Не получится ли так, что мы снова вытянем пустышку? – закончил он.
– Тебя это не должно волновать, – заметил в ответ Писатель. – Какая разница, зря или не зря мы настраиваемся на полную отдачу? Послали – делай дело и не ломай голову, чем оно закончится.
– Хотелось бы настоящего дела, а не байды с наблюдением за человеком, которого кто-то подозревает в принадлежности к «серым магам».
– Кто знает, чем это все закончится, – философски проворчал Штирлиц.
Иван-Доржо Итигилов по обыкновению промолчал. Он не любил пустопорожней болтовни.
В Жуковский приехали засветло, к четырем часам дня, расположились в гостинице «Спасатель», принадлежащей местному подразделению МЧС. Максим вывел на дисплей ноутбука данные об объекте наблюдения, и группа в течение получаса изучала личное дело Арсения Васильевича Гольцова, пятидесяти пяти лет от роду, вдовца, отца двух детей, заведующего лабораторией в Институте летно-испытательной аппаратуры.
– Вопросы? – осведомился Максим после окончания инструктажа.
– Я так и не понял, чего мы к нему прицепились, – заявил Кузьмич. – Вполне нормальный мужик, ни в чем предосудительном не замечен.
– Начальству виднее, – пожал плечами Писатель.
– Ну, а ты что думаешь, Иван Дрожжевич?
Шаман пососал мундштук трубки, не закуривая; курил он обычно такой едкий табак, что сослуживцы не выдерживали «газовой атаки», поэтому в их присутствии Итигилов давно уже не дымил.
– Странный человек, однако.
– Почему?
– Чувствую.
Кузьмич хмыкнул, посмотрел на Максима:
– Предлагаю найти этого мужичка и просканировать нашим «Беркутом». Сразу будет понятно, сенс он или не сенс.
– Сканер не всегда дает объективную оценку. Приказано наблюдать – будем наблюдать.
– Да я, собственно, не возражаю.
– Тогда начинаем, – прекратил разговоры Максим. – Поскольку мы не знаем возможностей клиента, работать будем с максимальной осторожностью, чтобы он нас не засек. Цепляем рации, экипируемся и вперед. Порядок следования обычный. Микроавтобус поведет Кузьмич.
– Я бы хотел…
– Отставить пререкания! Полчаса на сборы. Отсчет пошел.
Через двадцать минут группа подъехала к Институту летно-испытательной аппаратуры и заняла позицию.
Чуть выше среднего роста, строен, хорошо сложен, по-спортивному подтянут, выглядит молодо, несмотря на залысины. Глаза карие, волосы темные, с проседью, губы крупноватые, но твердые, подбородок упрямый. Как заметил Шаман, такие мужики должны нравиться женщинам.
С этим замечанием согласились все. Было в лице, да и во всей фигуре Гольцова, нечто такое, что называется двумя словами: мужское обаяние. Мужик был явно умен, интеллигентен, умел одеваться и следил за собой. Да и выглядел действительно очень молодо, лет на сорок, но никак не на пятьдесят пять.
«Беркут», включенный Максимом при первом же появлении объекта, не сработал. Точнее, показал уровень энергетики Гольцова лишь на несколько процентов выше, чем у рядовых граждан. Примерно такие же данные он выдавал и потом, на следующий день, когда группа вела Гольцова в институт и обратно. Однако Шаман не спешил давать свою оценку биоэнергетики Арсения Васильевича, лишь заметил, что завлаб ИЛИА непростой человек и внутри его дремлет некая непонятная сил а, которую трудно выявить с помощью приборов.
– Это и есть твоя официальная точка зрения? – поинтересовался Максим.
– Это мое внутреннее ощущение, – сухо ответил Иван-Доржо. – Но я могу и ошибаться.
Тем не менее он не ошибся.
Вечером двадцатого января, когда Гольцов благополучно добрался с работы домой, «Беркут» внезапно зафиксировал вспышку торсионного излучения. Впечатление было такое, что Арсений Васильевич на несколько минут включил генератор пси-поля, уровень которого превысил среднестатистический фон на три порядка!
– Ни хрена себе! – изумился Штирлиц, очередь которого была носить сканер. – Он что, взорвался?!
Максим тоже удивился, но не столь эмоционально, так как доверял Шаману и ждал каких-то событий. Как оказалось – не напрасно.
– Кузьмич, что у тебя? – вызвал он по рации старшего лейтенанта.
– Клиент сидит в гостиной, в кресле, – отозвался Бурков, – и, по-моему, смотрит телевизор. Или спит.
Для полноценного наблюдения за объектом группа рассредоточилась.
Максим и Райхман гуляли вокруг дома, невзирая на мороз.
Шаман сидел в кафе неподалеку. Ему не нужен был визуальный контакт с поднадзорным, он следил за ним в «психоэнергетическом поле».
Бурков-Кузьмич расположился в доме напротив и наблюдал за окнами квартиры Гольцова в бинокль, соединенный с лазерным звукосчитывателем.
Писатель временно отдыхал, сидя с Шаманом в том же кафе и потягивая тоник. Он любил поговорить о смысле жизни, знал много анекдотов и веселых историй, и с ним было интересно. Правда, Шаман на его высказывания не реагировал, зато никогда не прерывал, что, естественно, нравилось всем, кто хотел поговорить.
– Шаман, – позвал Максим, – ты что-нибудь «видишь»?
– Солнце, – ответил Итигилов.
Штирлиц хихикнул, он слышал то же самое, что и все члены группы, соединенные радиосвязью.
– Иван Дрожжевич, ты что там пьешь?
– Не засоряйте эфир, – сердито приказал Максим. – Шаман, сканер высветил сто сорок эниобел, такого я еще не встречал! Выходит, наш клиент и в самом деле экстрасенс?
– Не знаю, – после паузы сказал Иван-Доржо. – Я чувствую очень мощный источник пси-поля, но не могу определить его природу.
– Что это значит?
– Источник связан с кем-то или с чем-то, что расположено не на Земле.
– А где, в космосе, что ли?
– Не знаю. Где-то глубок о. Точнее сказать не могу.
Максим хмыкнул, посмотрел на Райхмана, выдыхающего облачка пара.
– Интересный компот получается. Кузьмич, что у тебя?
– Объект зашевелился, чешет репу… встает, пошатываясь, будто принял сто грамм… идет к двери… не вижу ничего… опа!
– Что там?!
– Ну, дает старик!
– Конкретней, черт тебя возьми! К тому же он не старик, да и выглядит – дай бог каждому в его возрасте.
– Все равно ему далеко за полтинник. Ух, и хороша!
– Ты о ком?
– К нему девица-красавица заявилась. Целует его в щечку… снимает жакет… идет… жаль, не в спальню… собираются кофе пить.
– Я понял, – сказал Штирлиц. – Это его дочь.
– Да брось ты, он живой человек… хотя… – Кузьмич помолчал. – Может быть, ты и прав. Парень явно относится к ней по-отцовски. Но она действительно чертовски хороша!
– Я могу сменить Кузьмича, – донесся голос Писателя. – Хочется поглядеть на дочку клиента.
– Ей тридцать лет, – напомнил Штирлиц осуждающим тоном. – Она замужем, и у нее ребенок.
– Какое это имеет значение?
– Тихо! – стальным голосом оборвал подчиненных Максим. – Продолжать наблюдение!
Разговоры прекратились.
Максим и Райхман снова двинулись вдоль дома, плотнее запахивая куртки и опустив на уши клапаны шапок.
– Вообще не понимаю, что мы тут делаем, – вполголоса заметил Штирлиц через некоторое время.
Максим не ответил. Он думал о том же. Связь объекта с криминальным миром не подтвердилась. Гольцов редко выходил из дома, в основном пропадая на работе и встречаясь только с соседом по лестничной площадке, отставным полковником, как удалось выяснить. А его деятельность в качестве экстрасенса еще требовала подтверждения, как и фиксация сканером вспышки торсионного излучения. Вполне могло быть, что Арсений Васильевич не имел к ней никакого отношения.
Впрочем, в последнем Максим сомневался. Высокое начальство не послало бы его в Жуковский следить за простым человеком, не имея на то оснований. Сработавший «Беркут» весомо подтверждал подозрения, а также известную поговорку: дыма без огня не бывает.
– Зайдем в подъезд, погреемся? – предложил Райхман.
Максим посмотрел на часы: шел девятый час вечера, можно было бы и свернуть наблюдение, так как объект не менял распорядка жизни и вечером никуда не выходил. Но это было бы безответственно.
– Зайдем.
В подъезде было теплее, а главное – отсутствовал ветер.
Максим достал из сумки на плече небольшой термос, налил в колпачок горячего чая, выпил, предложил спутнику.
– Хорошо пошло! – кивнул Райхман, возвращая колпачок.
– Шаман варил, с травами.
– Ваня Дрожжевич знает толк в добавках.
– Внимание! – раздался в наушнике голос Кузьмича. – Девица собирается уходить, надевает пальтецо.
Максим и Райхман переглянулись.
– Уползаем отсюда?
– Сделаем вид, что мы соседи, возвращаемся домой. Или идем в гости.
Где-то вверху хлопнула дверь, по лестнице застучали каблучки. Появилась девушка, застегивающая на ходу модное пальто-труакар золотистого цвета. Она сбежала вниз, покосилась на пропустивших ее мужчин, и у Максима екнуло сердце.
Девушка была очень мила!
Высокая, стройная, длинные ноги в сапожках на высоком каблуке, нежный овал лица, большие зеленые глаза, пухлые губы, роскошные пушистые волосы по плечи. И во всей фигуре некий подсознательный п р и з ы в, теплый шарм, вызывающий влечение, уверенность женщины, знающей себе цену и не скрывающей своей сексуальности.
Бухнула входная дверь.
Незнакомка исчезла.
Райхман шумно выдохнул:
– Ну и ну! Прав был Кузьмич. В такую не грех и влюбиться!
Максим опомнился, сбежал вниз, распахнул дверь.
Девушка торопливо шла по тротуару к соседнему дому, зашла в булочную.
– Ты что, командир? – появился озадаченный Штирлиц. – С дерева упал?
Максим не ответил. Он и сам не понял, почему отреагировал на дочь Гольцова таким образом. Но ничего не мог с собой поделать. Захотелось догнать незнакомку и предложить горячего чая. Немедленно! Потому что такие случаи не даются дважды, в этом майор не сомневался ни на йоту.
– Ее зовут Марина, – на всякий случай сказал Штирлиц безразличным тоном. – У нее дочь Стеша, десять лет. Редкое имя, между прочим.
Девушка вышла из булочной, держа в руке пакет. А вслед за ней выскочили двое парней в спортивных курточках и вязаных шапочках. Они догнали дочь Гольцова, преградили ей дорогу, размахивая руками. Она попыталась обойти их, но высокий парень в черных кожаных штанах схватил ее за руку, жестикулируя, показывая куда-то в сторону дороги. Там ожила стоявшая у тротуара грязно-белая «Лада-112», медленно двинулась вперед.
– Чего они от нее хотят? – процедил сквозь зубы Райхман.
Максим быстро направился к парням, буквально тащившим девушку к машине. Она отчаянно сопротивлялась, выронив пакет с покупками, но на помощь не звала.
– Эй, орлы, – окликнул наглецов Разин, – развлекаетесь?
Парни остановились.
Девушка, воспользовавшись моментом, вырвала руку и наотмашь ударила высокого, процарапав ему щеку ногтями. Тот схватился за лицо.
– Вот сука! Глаз чуть не выбила! – Он в ярости замахнулся, но ударить девушку не успел.
Максим перехватил его руку, жестоким приемом сломал кисть, отшвырнул парня прямо на подъехавший автомобиль. Высокий взвыл, ударился головой о дверцу «Лады», свалился на тротуар.
Его напарник, пониже ростом, но поплотнее, небритый, с шарфом, обмотанным вокруг шеи, выхватил нож, пошел на Максима.
– Урою, падла!
Максим дождался выпада, перехватил руку и, круто развернувшись, сломал ему руку в локте. Парень с воплем рухнул на гору снега, затих.
Из белой «Лады» выглянул было водитель, но, увидев результат схватки, быстро сел обратно, рванул с места и укатил.
Максим подобрал пакет, подал девушке, ошеломленной таким поворотом событий, переводящей глаза с лежащих обидчиков на Разина и обратно.
– Спасибо… кажется, я вас видела на лестнице… У меня отец живет в этом доме. Вы тоже здесь живете?
– Нет, мы шли в гости. Разрешите, мы вас проводим?
Девушка посмотрела на стонущих, облепленных снегом парней, передернула плечами:
– Да, конечно.
Все трое направились к дому Гольцова.
– Как вас зовут? – спросил Максим, зная ответ.
– Марина.
– Меня Максим, моего приятеля Герман. Говорите, ваш отец здесь живет? На каком этаже? Мы многих знаем.
– На третьем, Арсений Васильевич.
– Похоже, мы его встречали, высокий, спортивно выглядит.
Девушка кивнула, думая о своем.
Вошли в подъезд, поднялись на третий этаж.
– Благодарю вас, мне сюда. Может быть, зайдете? Отец будет рад.
Мужчины переглянулись.
– В другой раз, – с сожалением сказал Максим; ему очень хотелось продолжить знакомство, да и случай представился неплохой, но служба в данный момент запрещала самодеятельность. – Не дадите телефон?
Марина с сомнением посмотрела на майора:
– Я живу в Москве.
– Надо же, какое совпадение, и я живу в Москве, на Шаболовке.
– Хорошо, запишите мобильный.
– Я запомню.
Она продиктовала номер, кивнула и исчезла за дверью.
Штирлиц, долго сдерживающийся, шумно выдохнул:
– Ну, ты даешь, командир!
Максим пососал костяшки пальцев на правой руке, начал спускаться вниз. Бросил через плечо:
– Пошли.
Они спустились на первый этаж, остановились у батареи под почтовыми ящиками.
– Что на тебя нашло? Ты же их бил в полную силу!
Максим помолчал, удерживая в памяти красноречивый взгляд дочери Гольцова.
– Не знаю… но таких отморозков мочить надо!
Райхман с интересом посмотрел на посуровевшее лицо майора, хотел пошутить, но передумал.
– Что будем делать?
– Ничего… работать.
– А девица и в самом деле хороша. Даже обидно, что она дочь клиента.
– Почему?
– А вдруг он плохой человек?
Максим покачал головой:
– Такая девушка не может быть дочерью плохого человека.
Райхман ухмыльнулся:
– Эк тебя контузило, командир. Уж не влюбился ли?
Максим промолчал.
– Помощь не нужна? – прилетел по рации голос Кузьмича.
– Нет.
– Как ведет себя клиент? – поинтересовался капитан, искоса глянув на Разина.
– Слушает, как дочь рассказывает о подвигах командира.
Максим порозовел, сдвинул брови:
– Отставить базар!
– Я правду говорю. Она описывает, какой ты сильный и решительный, не чета ее мужу.
– Кончай базар, я сказал! Гена, замени Кузьмича.
– Слушаюсь.
– Продолжать работать!
В эфире стало тихо.
– Погуляем? – кротко предложил Штирлиц, догадываясь, что творится в душе командира.
Вышли на улицу.
Мороз немного ослабел, небо затянули тучи, предвещая снегопад.
Окна пятиэтажки гасли одно за другим. Лишь окна на третьем этаже, принадлежащие квартире Гольцова, продолжали бросать снопы света на заснеженный двор.
Максим и сам в общем-то любил порядок и чистоту, часто убирал квартиру, протирал пыль, поэтому на отповедь жены отреагировал нормально: извинился, пообещал после работы почистить коврики, – а когда не помогло, вспылил и хлопнул дверью. О чем тут же пожалел. Однако по всему было видно, что Варвара вознамерилась выставить его из квартиры, создавая невыносимые условия. Просто не пустить мужа домой, даже сменив дверь, она не могла, квартира принадлежала Разину и была оформлена на него. И все же замена двери являлась неопровержимым свидетельством ее намерений, и об этом стоило задуматься.
В Управлении первым Максима встретил Райхман:
– Привет, командир. Что такой хмурый?
Максим сжал зубы, сдерживая крепкое словцо, потом неожиданно для себя самого рассказал Штирлицу о своей семейной ситуации.
– Хреновые дела, – согласился Герман Людвигович. – Выгонит она тебя в конце концов, как пить дать, выгонит. Тем более что у нее явно есть на примете молодая замена.
– Я еще не старик.
– Тебе уже тридцать пять, а ей, по всей видимости, нужен мужик лет на пятнадцать моложе.
– Я сам уйду.
– А вот спешить не надо. Вдруг все образуется? Мне Кузьмич анекдот рассказал в тему, хочешь послушать?
– Валяй.
– Один мужик жалуется другу: «У меня было все: деньги, великолепный дом, дача, роскошная машина и красивая женщина, которая меня любила. А потом бац! – все исчезло». – «Что же случилось?» – «Жена все узнала».
Максим улыбнулся. Анекдот был с бородой, но вполне соответствовал реалиям жизни.
– Мои возможности поскромнее. Квартира на Шаболовке и тачка четырехлетней давности.
– Так заведи любовницу.
– Спасибо за совет. Я бы и не прочь, может быть, да воспитан по-другому, понимаешь ли. Считаю, что жить надо по любви.
Райхман фыркнул:
– Ты что же, до сих пор жену любишь?
Максим с удивлением посмотрел на капитана, потер лоб, покачал головой:
– Знаешь, а ведь я только недавно начал об этом задумываться. Может быть, ты прав, надо проанализировать ситуацию и решить, что делать дальше.
– Вот и займись на досуге. Кстати, а мы чем будем заниматься?
– Еще сам не знаю.
Максим открыл свой небольшой кабинетик, сел было за стол, но вынужден был сразу же идти к начальству: его вызвал Пищелко.
Начальник Отдела встретил его хмурым взглядом.
Полковник Валерий Францевич Пищелко был высок, но фигура его давно потеряла стройность, и в профиль он выглядел как человек, проглотивший бочонок пива. Брился он не каждый день, изредка заводил бородку и усы, хотя выражение лица полковника от этого не менялось: он вечно был всем недоволен.
Кабинет начальника Отдела почти не отличался от рабочего места Максима, разве что был вдвое больше.
Такой же стол, стулья, шкаф, сейф, компьютер, портрет президента на стене за спиной. Единственной оригинальной вещью в этом кабинете был аппарат для ароматерапии: круглая подставка синего цвета, на ней свеча и металлическая стоечка с кольцом, поддерживающая чашу из синего стекла с ароматическим веществом.
Максим принюхался: пахло смолой сандалового дерева.
– Садись, майор, – буркнул полковник. – Еле уговорил генерала не наказывать тебя и твоих людей.
– За что? – не понял Максим.
– Надо было выполнять приказ – захватить монаха и доставить его в Москву. Ну да ладно, этим делом займется теперь группа Моргуна. Тебе же я подготовил другое задание. В Жуковском объявился один тип, надо за ним последить. Возможно, он «серый» экстрасенс. Если так, вам придется его брать. Все материалы получишь у Сорокина. К вечеру вы должны быть в Жуковском. И смотри у меня – чтоб на этот раз без проколов! Вопросы?
Максим обреченно подумал, что у жены появится еще один повод закатить скандал, но вслух, естественно, об этом говорить не стал.
– Что натворил наш клиент?
– Пока ничего. Но задание спущено сверху, – Пищелко поднял глаза к потолку, – и обсуждению не подлежит.
– Понятно. Тогда вопросов больше нет. Разрешите выполнять?
– Иди.
Максим встал, сдвинул каблуки, бросил подбородок на грудь и вышел. В своем кабинете он несколько минут знакомился с новостями по Управлению, листал почту, потом вызвал Райхмана и сообщил ему о сборе группы.
Через два часа группа в полном составе находилась у неприметного двухэтажного здания в районе метро «Выхино», где располагалась экспедиционно-хозяйственная служба Управления. Пищелко расщедрился и разрешил отправиться в Жуковский на микроавтобусе Отдела, что намного упрощало проблему доставки и слежки за объектом.
В пути Максим объяснил подчиненным задачу, которую им предстояло решать, и ворчливый Кузьмич не преминул поделиться своим мнением о задании и о том, что он думает о начальстве.
– Не получится ли так, что мы снова вытянем пустышку? – закончил он.
– Тебя это не должно волновать, – заметил в ответ Писатель. – Какая разница, зря или не зря мы настраиваемся на полную отдачу? Послали – делай дело и не ломай голову, чем оно закончится.
– Хотелось бы настоящего дела, а не байды с наблюдением за человеком, которого кто-то подозревает в принадлежности к «серым магам».
– Кто знает, чем это все закончится, – философски проворчал Штирлиц.
Иван-Доржо Итигилов по обыкновению промолчал. Он не любил пустопорожней болтовни.
В Жуковский приехали засветло, к четырем часам дня, расположились в гостинице «Спасатель», принадлежащей местному подразделению МЧС. Максим вывел на дисплей ноутбука данные об объекте наблюдения, и группа в течение получаса изучала личное дело Арсения Васильевича Гольцова, пятидесяти пяти лет от роду, вдовца, отца двух детей, заведующего лабораторией в Институте летно-испытательной аппаратуры.
– Вопросы? – осведомился Максим после окончания инструктажа.
– Я так и не понял, чего мы к нему прицепились, – заявил Кузьмич. – Вполне нормальный мужик, ни в чем предосудительном не замечен.
– Начальству виднее, – пожал плечами Писатель.
– Ну, а ты что думаешь, Иван Дрожжевич?
Шаман пососал мундштук трубки, не закуривая; курил он обычно такой едкий табак, что сослуживцы не выдерживали «газовой атаки», поэтому в их присутствии Итигилов давно уже не дымил.
– Странный человек, однако.
– Почему?
– Чувствую.
Кузьмич хмыкнул, посмотрел на Максима:
– Предлагаю найти этого мужичка и просканировать нашим «Беркутом». Сразу будет понятно, сенс он или не сенс.
– Сканер не всегда дает объективную оценку. Приказано наблюдать – будем наблюдать.
– Да я, собственно, не возражаю.
– Тогда начинаем, – прекратил разговоры Максим. – Поскольку мы не знаем возможностей клиента, работать будем с максимальной осторожностью, чтобы он нас не засек. Цепляем рации, экипируемся и вперед. Порядок следования обычный. Микроавтобус поведет Кузьмич.
– Я бы хотел…
– Отставить пререкания! Полчаса на сборы. Отсчет пошел.
Через двадцать минут группа подъехала к Институту летно-испытательной аппаратуры и заняла позицию.
* * *
Ничего особенно примечательного или демонического в облике Арсения Васильевича Гольцова не обнаружилось.Чуть выше среднего роста, строен, хорошо сложен, по-спортивному подтянут, выглядит молодо, несмотря на залысины. Глаза карие, волосы темные, с проседью, губы крупноватые, но твердые, подбородок упрямый. Как заметил Шаман, такие мужики должны нравиться женщинам.
С этим замечанием согласились все. Было в лице, да и во всей фигуре Гольцова, нечто такое, что называется двумя словами: мужское обаяние. Мужик был явно умен, интеллигентен, умел одеваться и следил за собой. Да и выглядел действительно очень молодо, лет на сорок, но никак не на пятьдесят пять.
«Беркут», включенный Максимом при первом же появлении объекта, не сработал. Точнее, показал уровень энергетики Гольцова лишь на несколько процентов выше, чем у рядовых граждан. Примерно такие же данные он выдавал и потом, на следующий день, когда группа вела Гольцова в институт и обратно. Однако Шаман не спешил давать свою оценку биоэнергетики Арсения Васильевича, лишь заметил, что завлаб ИЛИА непростой человек и внутри его дремлет некая непонятная сил а, которую трудно выявить с помощью приборов.
– Это и есть твоя официальная точка зрения? – поинтересовался Максим.
– Это мое внутреннее ощущение, – сухо ответил Иван-Доржо. – Но я могу и ошибаться.
Тем не менее он не ошибся.
Вечером двадцатого января, когда Гольцов благополучно добрался с работы домой, «Беркут» внезапно зафиксировал вспышку торсионного излучения. Впечатление было такое, что Арсений Васильевич на несколько минут включил генератор пси-поля, уровень которого превысил среднестатистический фон на три порядка!
– Ни хрена себе! – изумился Штирлиц, очередь которого была носить сканер. – Он что, взорвался?!
Максим тоже удивился, но не столь эмоционально, так как доверял Шаману и ждал каких-то событий. Как оказалось – не напрасно.
– Кузьмич, что у тебя? – вызвал он по рации старшего лейтенанта.
– Клиент сидит в гостиной, в кресле, – отозвался Бурков, – и, по-моему, смотрит телевизор. Или спит.
Для полноценного наблюдения за объектом группа рассредоточилась.
Максим и Райхман гуляли вокруг дома, невзирая на мороз.
Шаман сидел в кафе неподалеку. Ему не нужен был визуальный контакт с поднадзорным, он следил за ним в «психоэнергетическом поле».
Бурков-Кузьмич расположился в доме напротив и наблюдал за окнами квартиры Гольцова в бинокль, соединенный с лазерным звукосчитывателем.
Писатель временно отдыхал, сидя с Шаманом в том же кафе и потягивая тоник. Он любил поговорить о смысле жизни, знал много анекдотов и веселых историй, и с ним было интересно. Правда, Шаман на его высказывания не реагировал, зато никогда не прерывал, что, естественно, нравилось всем, кто хотел поговорить.
– Шаман, – позвал Максим, – ты что-нибудь «видишь»?
– Солнце, – ответил Итигилов.
Штирлиц хихикнул, он слышал то же самое, что и все члены группы, соединенные радиосвязью.
– Иван Дрожжевич, ты что там пьешь?
– Не засоряйте эфир, – сердито приказал Максим. – Шаман, сканер высветил сто сорок эниобел, такого я еще не встречал! Выходит, наш клиент и в самом деле экстрасенс?
– Не знаю, – после паузы сказал Иван-Доржо. – Я чувствую очень мощный источник пси-поля, но не могу определить его природу.
– Что это значит?
– Источник связан с кем-то или с чем-то, что расположено не на Земле.
– А где, в космосе, что ли?
– Не знаю. Где-то глубок о. Точнее сказать не могу.
Максим хмыкнул, посмотрел на Райхмана, выдыхающего облачка пара.
– Интересный компот получается. Кузьмич, что у тебя?
– Объект зашевелился, чешет репу… встает, пошатываясь, будто принял сто грамм… идет к двери… не вижу ничего… опа!
– Что там?!
– Ну, дает старик!
– Конкретней, черт тебя возьми! К тому же он не старик, да и выглядит – дай бог каждому в его возрасте.
– Все равно ему далеко за полтинник. Ух, и хороша!
– Ты о ком?
– К нему девица-красавица заявилась. Целует его в щечку… снимает жакет… идет… жаль, не в спальню… собираются кофе пить.
– Я понял, – сказал Штирлиц. – Это его дочь.
– Да брось ты, он живой человек… хотя… – Кузьмич помолчал. – Может быть, ты и прав. Парень явно относится к ней по-отцовски. Но она действительно чертовски хороша!
– Я могу сменить Кузьмича, – донесся голос Писателя. – Хочется поглядеть на дочку клиента.
– Ей тридцать лет, – напомнил Штирлиц осуждающим тоном. – Она замужем, и у нее ребенок.
– Какое это имеет значение?
– Тихо! – стальным голосом оборвал подчиненных Максим. – Продолжать наблюдение!
Разговоры прекратились.
Максим и Райхман снова двинулись вдоль дома, плотнее запахивая куртки и опустив на уши клапаны шапок.
– Вообще не понимаю, что мы тут делаем, – вполголоса заметил Штирлиц через некоторое время.
Максим не ответил. Он думал о том же. Связь объекта с криминальным миром не подтвердилась. Гольцов редко выходил из дома, в основном пропадая на работе и встречаясь только с соседом по лестничной площадке, отставным полковником, как удалось выяснить. А его деятельность в качестве экстрасенса еще требовала подтверждения, как и фиксация сканером вспышки торсионного излучения. Вполне могло быть, что Арсений Васильевич не имел к ней никакого отношения.
Впрочем, в последнем Максим сомневался. Высокое начальство не послало бы его в Жуковский следить за простым человеком, не имея на то оснований. Сработавший «Беркут» весомо подтверждал подозрения, а также известную поговорку: дыма без огня не бывает.
– Зайдем в подъезд, погреемся? – предложил Райхман.
Максим посмотрел на часы: шел девятый час вечера, можно было бы и свернуть наблюдение, так как объект не менял распорядка жизни и вечером никуда не выходил. Но это было бы безответственно.
– Зайдем.
В подъезде было теплее, а главное – отсутствовал ветер.
Максим достал из сумки на плече небольшой термос, налил в колпачок горячего чая, выпил, предложил спутнику.
– Хорошо пошло! – кивнул Райхман, возвращая колпачок.
– Шаман варил, с травами.
– Ваня Дрожжевич знает толк в добавках.
– Внимание! – раздался в наушнике голос Кузьмича. – Девица собирается уходить, надевает пальтецо.
Максим и Райхман переглянулись.
– Уползаем отсюда?
– Сделаем вид, что мы соседи, возвращаемся домой. Или идем в гости.
Где-то вверху хлопнула дверь, по лестнице застучали каблучки. Появилась девушка, застегивающая на ходу модное пальто-труакар золотистого цвета. Она сбежала вниз, покосилась на пропустивших ее мужчин, и у Максима екнуло сердце.
Девушка была очень мила!
Высокая, стройная, длинные ноги в сапожках на высоком каблуке, нежный овал лица, большие зеленые глаза, пухлые губы, роскошные пушистые волосы по плечи. И во всей фигуре некий подсознательный п р и з ы в, теплый шарм, вызывающий влечение, уверенность женщины, знающей себе цену и не скрывающей своей сексуальности.
Бухнула входная дверь.
Незнакомка исчезла.
Райхман шумно выдохнул:
– Ну и ну! Прав был Кузьмич. В такую не грех и влюбиться!
Максим опомнился, сбежал вниз, распахнул дверь.
Девушка торопливо шла по тротуару к соседнему дому, зашла в булочную.
– Ты что, командир? – появился озадаченный Штирлиц. – С дерева упал?
Максим не ответил. Он и сам не понял, почему отреагировал на дочь Гольцова таким образом. Но ничего не мог с собой поделать. Захотелось догнать незнакомку и предложить горячего чая. Немедленно! Потому что такие случаи не даются дважды, в этом майор не сомневался ни на йоту.
– Ее зовут Марина, – на всякий случай сказал Штирлиц безразличным тоном. – У нее дочь Стеша, десять лет. Редкое имя, между прочим.
Девушка вышла из булочной, держа в руке пакет. А вслед за ней выскочили двое парней в спортивных курточках и вязаных шапочках. Они догнали дочь Гольцова, преградили ей дорогу, размахивая руками. Она попыталась обойти их, но высокий парень в черных кожаных штанах схватил ее за руку, жестикулируя, показывая куда-то в сторону дороги. Там ожила стоявшая у тротуара грязно-белая «Лада-112», медленно двинулась вперед.
– Чего они от нее хотят? – процедил сквозь зубы Райхман.
Максим быстро направился к парням, буквально тащившим девушку к машине. Она отчаянно сопротивлялась, выронив пакет с покупками, но на помощь не звала.
– Эй, орлы, – окликнул наглецов Разин, – развлекаетесь?
Парни остановились.
Девушка, воспользовавшись моментом, вырвала руку и наотмашь ударила высокого, процарапав ему щеку ногтями. Тот схватился за лицо.
– Вот сука! Глаз чуть не выбила! – Он в ярости замахнулся, но ударить девушку не успел.
Максим перехватил его руку, жестоким приемом сломал кисть, отшвырнул парня прямо на подъехавший автомобиль. Высокий взвыл, ударился головой о дверцу «Лады», свалился на тротуар.
Его напарник, пониже ростом, но поплотнее, небритый, с шарфом, обмотанным вокруг шеи, выхватил нож, пошел на Максима.
– Урою, падла!
Максим дождался выпада, перехватил руку и, круто развернувшись, сломал ему руку в локте. Парень с воплем рухнул на гору снега, затих.
Из белой «Лады» выглянул было водитель, но, увидев результат схватки, быстро сел обратно, рванул с места и укатил.
Максим подобрал пакет, подал девушке, ошеломленной таким поворотом событий, переводящей глаза с лежащих обидчиков на Разина и обратно.
– Спасибо… кажется, я вас видела на лестнице… У меня отец живет в этом доме. Вы тоже здесь живете?
– Нет, мы шли в гости. Разрешите, мы вас проводим?
Девушка посмотрела на стонущих, облепленных снегом парней, передернула плечами:
– Да, конечно.
Все трое направились к дому Гольцова.
– Как вас зовут? – спросил Максим, зная ответ.
– Марина.
– Меня Максим, моего приятеля Герман. Говорите, ваш отец здесь живет? На каком этаже? Мы многих знаем.
– На третьем, Арсений Васильевич.
– Похоже, мы его встречали, высокий, спортивно выглядит.
Девушка кивнула, думая о своем.
Вошли в подъезд, поднялись на третий этаж.
– Благодарю вас, мне сюда. Может быть, зайдете? Отец будет рад.
Мужчины переглянулись.
– В другой раз, – с сожалением сказал Максим; ему очень хотелось продолжить знакомство, да и случай представился неплохой, но служба в данный момент запрещала самодеятельность. – Не дадите телефон?
Марина с сомнением посмотрела на майора:
– Я живу в Москве.
– Надо же, какое совпадение, и я живу в Москве, на Шаболовке.
– Хорошо, запишите мобильный.
– Я запомню.
Она продиктовала номер, кивнула и исчезла за дверью.
Штирлиц, долго сдерживающийся, шумно выдохнул:
– Ну, ты даешь, командир!
Максим пососал костяшки пальцев на правой руке, начал спускаться вниз. Бросил через плечо:
– Пошли.
Они спустились на первый этаж, остановились у батареи под почтовыми ящиками.
– Что на тебя нашло? Ты же их бил в полную силу!
Максим помолчал, удерживая в памяти красноречивый взгляд дочери Гольцова.
– Не знаю… но таких отморозков мочить надо!
Райхман с интересом посмотрел на посуровевшее лицо майора, хотел пошутить, но передумал.
– Что будем делать?
– Ничего… работать.
– А девица и в самом деле хороша. Даже обидно, что она дочь клиента.
– Почему?
– А вдруг он плохой человек?
Максим покачал головой:
– Такая девушка не может быть дочерью плохого человека.
Райхман ухмыльнулся:
– Эк тебя контузило, командир. Уж не влюбился ли?
Максим промолчал.
– Помощь не нужна? – прилетел по рации голос Кузьмича.
– Нет.
– Как ведет себя клиент? – поинтересовался капитан, искоса глянув на Разина.
– Слушает, как дочь рассказывает о подвигах командира.
Максим порозовел, сдвинул брови:
– Отставить базар!
– Я правду говорю. Она описывает, какой ты сильный и решительный, не чета ее мужу.
– Кончай базар, я сказал! Гена, замени Кузьмича.
– Слушаюсь.
– Продолжать работать!
В эфире стало тихо.
– Погуляем? – кротко предложил Штирлиц, догадываясь, что творится в душе командира.
Вышли на улицу.
Мороз немного ослабел, небо затянули тучи, предвещая снегопад.
Окна пятиэтажки гасли одно за другим. Лишь окна на третьем этаже, принадлежащие квартире Гольцова, продолжали бросать снопы света на заснеженный двор.