Страница:
– Слышал я об одном ганфайтере, – вмешался в разговор Санеев. – Класса «супер» или даже «абсолют»… Он работал на бывших начальников «Смерша» Ивакина и Дикого. Но год назад он исчез.
– Откуда такие сведения?
– Секретчик я или нет? В компьютере раскопал… случайно. Но, судя по регалиям, профессионал он великий. Надо его найти.
– Найти надо, – согласился Никушин.
– Попытайтесь оба по своим каналам. Я тоже кое-что слышал о нем. Таких спецов наберется всего полсотни на всю планету, так что овчинка стоит выделки. Если удастся его найти и уговорить вернуться…
Никушин не знал, что он уже третий, кто говорит эти слова.
МЫ ЖИВЫ!
ОМОН-РЭКЕТ
– Откуда такие сведения?
– Секретчик я или нет? В компьютере раскопал… случайно. Но, судя по регалиям, профессионал он великий. Надо его найти.
– Найти надо, – согласился Никушин.
– Попытайтесь оба по своим каналам. Я тоже кое-что слышал о нем. Таких спецов наберется всего полсотни на всю планету, так что овчинка стоит выделки. Если удастся его найти и уговорить вернуться…
Никушин не знал, что он уже третий, кто говорит эти слова.
МЫ ЖИВЫ!
Падение было недолгим: он пробил потолок пещеры, внутри похожей на храм необычных пропорций, и упал рядом с возвышением, на котором лежала исполинских размеров книга в кожаном переплете с бронзовыми уголками. На ее обложке можно было играть в теннис, а толщина книги достигала не менее двух метров.
Матвей встал, обошел ее кругом, прикидывая вес верхней крышки, и не особенно удивился, когда с тихим стуком книга раскрылась, выпустив светящееся облако дыма. Облако поднялось вверх и приобрело очертания женской фигуры в плаще. Женщина, чье лицо мерцало, искрилось, трепетало, изредка как бы проступая отдельными чертами – губы, нос, глаза, – взмахнув широким рукавом плаща, поманила Матвея:
– Читай…
Матвей взобрался на первую страницу книги и невольно отступил назад, едва не свалившись: буквы, скорее напоминавшие символы или китайские иероглифы, ползли по странице сверху вниз, как ровные ряды жутковатых насекомых! Ни одной из них Матвей не узнал, хотя изредка то одна, то другая напоминали буквы русского или латинского алфавита.
– Читай, идущий!
– Я… не понимаю!
– Попытайся.
Матвей напрягся, пытаясь зафиксировать ползущие буквы, и на одно мгновение это ему удалось.
– Универсальная… – прочитал он слово, готовясь «остановить» второе, но страшный удар в спину сбросил его с книги. Пролетев десятка два метров по воздуху, Матвей врезался в стену пещеры-храма, привычно сгруппировался и вскочил на ноги, хотя боль в спине была ужасная. Голова затуманилась.
Сзади, над книгой, возвышалась черная фигура высотой в три человеческих роста, закутанная в туманный балахон, с мечом, то сверкавшим, как пламя, то расплывавшимся дымным хвостом.
– Монарх! – произнес внутри Матвея чей-то холодный голос.
– Экзарх! – возразил кто-то за спиной. – Иерарх контроля за информацией.
Облако света, принявшее форму женской фигуры, упало на книгу, попыталось просочиться в потолок пещеры, но рассыпалось на звезды и молнии, которые впитались в страницу. Книга с тихим шелестом закрылась, стала изменять очертания и, превратившись в птицу, улетела в глубь пещеры, где и исчезла.
– Не пытайся вернуться на эту тропу! – гулко возвестил незнакомец в балахоне. – Этот сон-напоминание – инициатива Светлены, и она за это пострадает. Но будет еще хуже, если ты вздумаешь вернуться на тропу Хранителей, преодолев запрет инфарха.
– Это буду решать я, – упрямо возразил Матвей.
Черный человек покачал головой, вытянул руку с мечом и коснулся его кончиком груди Матвея…
Он проснулся от боли. Полежал, глядя в окно, за которым росла береза: шел шестой час утра, но уже рассвело, день шестого сентября обещал быть теплым и солнечным.
Сон потряс Матвея. Не ужасами и таинственными угрозами черного меченосца, а самим фактом появления. Подобные сны Матвею не снились уже больше года, с момента боя с Ельшиным, Монархом Тьмы, на его даче. И означал сей факт одно: вернулись силы, выводящие душу и тело за пределы пяти чувств. Вероятно, закончился период восстановления прежних запасов, период успокоения, адаптации, накопления новых положительных эмоций, рождающих вкус к жизни. А еще сон говорил о появлении на горизонте подсознания «фигуры предостережения», роль которой сыграла таинственная спутница инфарха, после долгих колебаний принявшая решение напомнить об ином порядке вещей, ином знании и скрытых реальностях. Почему она пошла на это вопреки воли инфарха – можно было только гадать.
После тех страшных событий Матвей долго не мог восстановить былую физическую и психическую форму, и об отношениях Людей Внутреннего Круга думал редко, хотя книги по эзотерике читал и готовился к поиску Храмов Инсектоцивилизаций, один из которых показал ему Тарас Горшин. Однако жизнь заставляла его все свободное время отдавать помощи друзьям. Правда, Матвей не жалел о потере свободы, потому что не мыслил себя без Кристины, Стаса и без Василия Балуева, ставшего ему близким человеком.
Они переехали в Рязань, где за Матвеем сохранялась квартира, выделенная еще по варианту «глубокой консервации» руководством военной контрразведки, и девять месяцев приходили в себя, лечились и устраивались на новом месте, постепенно адаптируясь к новым условиям жизни. Матвею долго не давался переход на скоростной рефлекторный режим, хотя физически он восстановился быстро и почти сразу же вошел в ритм обычных своих тренировок по системе чигонг-о. Так же долго не мог он переводить организм в состояние турийи, или сатори – состояние ментального просветления, позволяющее безошибочно оценивать опасность и окружающую обстановку и действовать адекватно ситуации. И вот, когда эти утраченные способности начали возвращаться, приснился сон. Достаточно странный, если не сказать больше, связанный с тайным смыслом слов экзарха: «Этот сон-напоминание – инициатива Светлены…» Значит, спутницу инфарха зовут Светленой. Что же она хотела сказать? Предупредить о новой опасности? Или помочь найти «свою тропу» во Внутренний Круг?..
Спустя два месяца после переезда в Рязань Матвей устроился в акционерное общество «Рюрик» охранником и уже к лету стал начальником охраны, зарекомендовав себя с самой лучшей стороны. Но вряд ли кто-нибудь из его начальства или новых приятелей мог предположить, кем он был на самом деле.
Вася Балуев, радиофизик по образованию, сначала нашел себе работу на радиозаводе, но быстро понял, что на полмиллиона в месяц прожить сложно, и ушел тренером по рукопашному бою в местную школу безопасности для бизнесменов.
Стаса, которому исполнилось десять лет, Матвей определил в частный лицей, но мечтал в будущем поместить мальчишку, к которому привязался как к сыну, в Рязанскую академию воздушно-десантных войск. Жил Стас у родителей Кристины, но по субботам и воскресеньям часто гостил у Матвея. Малоразговорчивый и стеснительный, он тоже привязался к Соболеву, искренне полюбив его всем своим маленьким исстрадавшимся сердцем.
Больше всего не повезло Кристине.
Из шокового состояния она вышла сравнительно легко и оправилась быстро, но после переезда домой оказалось, что у нее парализованы ноги. Результат не замедлил сказаться: комплекс неполноценности и психологический срыв, надолго определивший ее состояние.
Матвей обил пороги всех частных и государственных клиник, консультировался с ведущими психиатрами и нейрохирургами Рязани и Москвы, но вылечить Кристину не удалось. В последнее время она, похоже, смирилась со своим положением, и тоска сменилась грустью, но разговаривала она все реже, все чаще уходила в себя, стала худеть и таять на глазах. Чем это могло кончиться, Матвей знал. Последней надеждой для него был приезд в Рязань знаменитого невропатолога, экстрасенса и гипнотизера, мастера психосинтеза Ивана Парамонова, о котором случайно узнал Василий.
– Блажен, кто верует, – пробормотал Матвей, загадывая, удастся ли ему выйти на Парамонова. Определил время по внутреннему состоянию и глянул на будильник – пять пятьдесят две: внутренние «часы» спешили на полминуты. Нормально. Матвей вспомнил изречение Лихтенберга: «Сегодня я позволил солнцу встать раньше, чем я…» – и усмехнулся. Хорошо чувствовать себя повелителем если не солнца, то хотя бы собственного тела. Для Кристи это пока мечта. Но как бы она ни выглядела после болезни, Матвей смотрел на нее не умом, а сердцем, и видел ее прежней – здоровой, красивой, милой…
Позанимавшись со снарядами в спортивном углу комнаты и позавтракав, Матвей вывел из гаража свою неброскую «таврию», усовершенствованную еще Ильей Муромцем, и поехал за Стасом, чтобы отвезти его в лицей.
Семью Кристины он застал в полном сборе: за столом завтракали Михаил Сергеевич, отец Кристи, декан факультета конструирования радиоэлектронной аппаратуры Рязанского радиоинститута, Ольга Николаевна, мама, инженер-программист этого же института, Бася Яновна, Кристинина бабушка по матери, сама Кристина в кресле на колесах и Стас, по-мужски важно пожавший руку гостю:
– Я готов, поехали.
– Молоко допей, – попыталась задержать его Бася Яновна и, кивнув Матвею на стул, предложила:
– Присоединяйтесь, Матвей Фомич.
Соболев ответил улыбкой на взгляд Кристины, пожал руку Михаилу Сергеевичу, чмокнул в щеку Кристину и развел руками.
– Спасибо, уже сподобился. Я живу по Козьме Пруткову: петух пробуждается рано, но злодей еще раньше. Однако поужинать собирался с вами, если не возражаете. Кристя, соберись к двенадцати часам, поедем к врачу.
– Стоит ли? – повела худеньким плечиком Кристина, и печаль в ее глазах загустела.
– Стоит, – твердо сказал Матвей, хотя далеко не был уверен в этом.
Через двадцать минут он высадил Стаса возле лицея, а еще через четверть часа входил в офис фирмы, опытным глазом отметив подготовку охраны, которую инструктировал и тренировал сам.
Фирма «Рюрик» была создана всего полтора года назад, но уже сумела зарекомендовать себя на фондовом рынке, участвуя в прибыльных инвестициях в сельское хозяйство. Президент фирмы, почти ровесник Матвея, после МГУ закончил Академию бизнеса и дело поставил широко, предпочитая действовать в рамках закона. «Рюрика» быстро узнали и зауважали. Все больше людей доверяли свои сбережения «Рюрик-банку».
Однако успех фирмы не мог не обратить на себя внимание конкурентов, госчиновников и мафиозных структур, никогда не упускающих возможности погреть руки на чужих успехах.
Правда, за время службы Матвея ни одна из вышеуказанных контор особого давления на руководство фирмы не оказывала, если не считать одной попытки самого обычного рэкета, но Матвей чувствовал, что тучи на горизонте сгущаются, и готовился к предполагаемому «переделу собственности» серьезно. Президент не мешал ему, поскольку давно сообразил, что лучшего начальника охраны ему не найти, и лишь изредка интересовался состоянием дел в соболевской «епархии». Зато каждодневно советовался с Матвеем, как поступить в том или ином случае, даже если речь шла о финансовых операциях. Такая идиллия не могла длиться долго, поэтому Соболев был весьма рад, что его глубокая «эзотерическая» система интуиции наконец заработала, отозвавшись сном на грядущие изменения в жизни.
Фирма занимала два этажа в новом шестнадцатиэтажном здании на проспекте Долгорукого, в центре престижного жилого массива Окский, где селились преимущественно «новые русские» и располагались деловые конторы других фирм. Матвей мог бы не обходить охраняемую территорию, потому что ориентировался в здании с закрытыми глазами, прекрасно зная расположение подсобных помещений, служб, лестниц, лифтов и запасных выходов, однако предпочитал проверять посты каждый день, и подчиненные воспринимали это не как придирчивость, а как ответственное отношение к делу.
В принципе таких постов было всего три, и охраняли фирму восемь человек посменно: шестеро на входах и двое – в дежурной комнате. Зато почти все эти люди были проверены в деле, и лишь трое из них, пришедшие еще до Матвея, не нравились ему цветом аур – биополевых оболочек, но обращаться к начальству только на основании «цветоощущений» он не хотел.
Со всеми сотрудниками фирмы у Матвея сложились нормальные приятельские отношения, а некоторые сотрудницы даже мечтали завязать с ним и более прочные связи. Но начальник охраны с девушками был вежлив и внимателен, не более того, тем самым, правда, лишь подогревая интерес к своей персоне.
– Привет, чемпион, – встретила его секретарша президента Людмила, единственная из всех, кто относился к Соболеву чисто по-дружески. – Ты сегодня рано. Зайдешь к шефу?
– А что, он искал меня? – Матвей поздоровался с охранником Сашей Пресняковым, одетым в строгую серую униформу. Саша был самым молодым в команде и самым вежливым, хотя отпор мог бы дать любому. Он занимался бодибилдингом, гимнастикой и выглядел весьма внушительно.
Людмила отвернулась от дисплея компьютера, сделала гримаску, означавшую улыбку. Матвей окинул взглядом ее хорошую фигурку и вошел в кабинет шефа.
Сергей Сергеевич Афонин был смугл, высок, энергичен, подтянут, безукоризненно выбрит и подстрижен и всегда великолепно одет: президент тратил немало средств и времени на свой внешний вид. Однако имидж интеллигентного, умного руководителя был им не наработан, не натренирован, а, что называется, всосан с молоком матери. Работать с ним было приятно.
В кабинете уже находился вице-президент фирмы Эрик Баблумян, такой же молодой, как и глава «Рюрика», а также главный бухгалтер Шаровский, которого Матвей недолюбливал за подчеркнутое высокомерие. В команде фирмы Аркадий Самсонович был старше всех, хотя ему недавно и исполнилось всего тридцать восемь лет. Баблумян и Шаровский стояли у стола, а президент опирался на него.
– Что пригорюнились? – спросил Матвей, заметив, что настроение начальства близко к минору. – Сон плохой увидели?
– Коллективный, – улыбнулся Баблумян, которого не портили ни усы, ни огромный нос.
– Ждем налоговую инспекцию, – сказал Афонин.
– В первый раз, что ли? В чем трагедия? Поднимут документы, убедятся в идеальном порядке и отстанут.
– Это не рядовая проверка, – покачал головой Шаровский. – Кто-то из окружения мэра очень нас невзлюбил и землю роет, чтобы прищучить.
– А разве в работе фирмы появился криминал?
Шаровский скривил губы, не желая отвечать, Афонин глянул на него с интересом, обошел свой стол и сел в кресло.
– Ладно, разберемся. Слышали, послезавтра к нам приезжает Олег Янченко, будет давать концерты органной музыки?
– А рекламы в газетах не было, – сказал Баблумян. – Я бы сходил с женой.
– Концерты для местной элиты, потому и нет рекламы, – буркнул Шаровский, доставая зубочистку. Эта его манера – чистить зубы в любом месте и при любых собеседниках – чрезвычайно раздражала Матвея. – Могу посодействовать с контрамарками или достать билеты.
– Хорошо бы, Аркадий Самсонович, – кивнул президент. – Я тоже не откажусь сходить. Пойдешь? – обратился он к Матвею. – Сколько тебе билетов?
Матвей хотел отказаться, но потом подумал, что концерт, возможно, развлечет Кристину, и показал два пальца.
– Хорошо, к вечеру будут. – С этими словами Шаровский вышел.
– Сергей, – понизил голос Соболев, – может быть, попросим мэра поставить здесь официальный пост? Из муниципалов? Предчувствие у меня нехорошее.
Афонин окинул фигуру начальника охраны ироническим взглядом.
– Я еще не депутат Госдумы, чтобы требовать защиты от государственных служб. Это у депутата пять оплачиваемых помощников плюс шофер, я тяну только на двоих, да и тем плачу из собственного кармана.
Матвей стал «во фрунт», повернулся к двери и вспомнил о просьбе:
– Мне в полдвенадцатого надо будет отвезти одну девушку к врачу, нужен «рафик» или «газель».
– Нужен – бери. Что за девушка?
– Так… хорошая знакомая, – замялся Матвей, потом посмотрел на Афонина прямо. – Моя девушка. У нее ноги парализованы, хочу показать экстрасенсу. Говорят, у нас сейчас гостит одна отечественная знаменитость – Иван Парамонов.
– Могу посодействовать. У меня отец – врач-психиатр, и они дружат, так что без проблем..
– Это было бы здорово! Я, честно говоря, думал, придется пробиваться к нему на прием с боем, – сказал Матвей, отметив с некоторым удивлением, что все в мире взаимосвязано больше, чем полагают люди.
– Зачем же с боем? – Афонин набрал номер на компьютерном комплексе, соединявшем в себе телефон, часы, магнитофон, видеоприставку для канала коммерческих новостей, собственно компьютер и лазерный сканер.
На дисплее комплекса мигнули алые глазки, означающие, что связь защищена от прослушивания, зажегся номер абонента.
– Отец, это я. Мне нужно записать на прием к Парамонову моего друга… Да, очень. Сегодня, – сказал Афонин, отвечая, видимо, на вопросы отца, прикрыл трубку ладонью. – Когда поедешь?
– Я собирался к двенадцати, для того и машину просил.
– На двенадцать. Непременно! Хорошо иметь такого отца, а? До вечера.
Сергей Сергеевич дал отбой, поднял руку ладонью вперед.
– Тебе повезло. Парамонов как раз у отца был. Благодарить будешь позже, главное, чтобы помогло. Говорят, что специалист он действительно классный.
Настроение улучшилось, и делами Матвей занялся с энтузиазмом, хотя рассудком отнесся к вспыхнувшей надежде скептически.
Из кабинета президента он заглянул в дежурку, оборудованную монитором теле – и радиосвязи, проверил готовность постов и аппаратуры и остался доволен. Глянул на старшего смены, угрюмоватого парня, которому очень подходила фамилия Кудёма.
– Похоже, у тебя живот схватило, Паша?
– Угадал, – буркнул Кудёма и добавил три непечатных слова.
Его напарник фыркнул.
– Не обращайте внимания, патрон, он никак с женой квартиру не разделит, второй месяц делит.
– А что случилось? – полюбопытствовал Матвей.
– Развожусь, – буркнул охранник и снова закончил матом.
– Тише, тише, – успокаивающе похлопал его по плечу напарник. – Крепкое слово здесь не поможет. Хотя я где-то читал, – повернулся он к Соболеву, – что употребление нецензурных слов понижает кровяное давление и уменьшает содержание адреналина в крови.
Матвей засмеялся.
– Добавь: нормализует мышечный тонус и улучшает работу надпочечников. Это правда. Но все же не пугайте клиентов фирмы.
– Постараемся, – отвернулся Кудёма. Матвеи внимательно посмотрел на него.
– Паша, что случилось? Я чую, это все не из-за развода. Ну-ка, выкладывай.
Угрюмый охранник – косая сажень в плечах, руки-лопаты, бычья сила – покосился на него, но командира уважал и поэтому нехотя поведал:
– У брата дочку похитили… четырнадцатилетнюю…
– Почему ты считаешь, что похитили?
– Уже были случаи… говорят, у нас целая банда орудует: крадут девочек и… продают… клиентам.
Второй дежурный присвистнул, с изумлением оглянувшись на Соболева. Тот посидел немного, чувствуя, как уходит хорошее настроение и откуда-то начинает дуть холодный ветер. Встал.
– После обеда расскажешь подробнее, попробую помочь.
Обойдя посты охраны на своих двух этажах, Матвей спустился во двор и отправился искать водителя «газели», на которой собирался везти Кристину к доктору.
Визит к врачу Матвея окрылил и укрепил его надежду на исцеление.
Иван Терентьевич Парамонов был неординарным человеком. Мастер психосинтеза, гипнотизер и психиатр, он закончил мединститут и стажировался по гипнозу у знаменитого Адама Бёрка в Сайта-Крусе (Калифорния). Психоэнергетика, биоэнергетика, психология и нейролингвистическое программирование были основными направлениями его исследований, но главное – он прекрасно видел болезни человека и безошибочно диагностировал его состояние.
– У нее психический паралич, – сказал он Матвею после приема, когда они остались одни. – Помните роман Ефремова «Лезвие бритвы»? Там описан практически идентичный случай. Излечить вашу девушку можно лишь с помощью сильнейшего стресса. Если не боитесь, можем попробовать вместе.
– Не боюсь. Если есть шанс, его надо использовать.
– Хорошо, случай очень интересный, я разработаю сценарий и позвоню вам. Дня через два вас устроит?
– Спасибо, доктор! Вы ставите на ноги больше меня, чем ее!
Иван Терентьевич улыбнулся.
– Понимаю. Кстати… – врач замялся, – у нее была закрыта Анахата – зеленая чакра, центр мудрости, высшей любви и человечности – я открыл ее. И еще… Есть очень сильное подозрение, что она… закодирована в темной половине.
Матвей замер, глаза его похолодели. Вспомнились слова Хасана Ибрагимова: «Мы из них сделаем зомби»… Неужели подручные Ельшина все-таки успели…
– Вы… уверены?
– И да, и нет. Есть кое-какие следы нейровмешательства… Необходима тщательная проверка. Вам придется привезти ее ко мне еще раз, я проверю свои подозрения с помощью приборов.
– Разве есть такие аппараты?
Парамонов, высокий, поджарый, сухой, с молодым энергичным лицом, на котором горели светлые – не голубые и не серые, но и не бесцветные, с металлическим блеском – глаза, снова улыбнулся.
– Мои личные разработки в области нейролингвистики. Но необходимо ее абсолютное согласие на пси-зондаж.
– Уговорю. А что за «темная половина»? Вы сказали, что она закодирована в «темной половине».
– Термин психиатрии. Означает область «эго», отвечающую за вспышечное проявление негативных эмоций. Приходите завтра вечером, часов в семь.
Матвей пожал руку врачу и вышел в коридор поликлиники, где его ждала в коляске безучастная ко всему Кристина. Глянула на него снизу вверх, и, видимо, что-то в выражении его глаз поразило девушку.
– Ну что, плохо?
Матвей опустился рядом на колени, не обращая внимания на оглядывающихся посетителей, и поцеловал Кристине руку.
– Все будет в порядке, Кристя. Главное, что мы живы!
Матвей встал, обошел ее кругом, прикидывая вес верхней крышки, и не особенно удивился, когда с тихим стуком книга раскрылась, выпустив светящееся облако дыма. Облако поднялось вверх и приобрело очертания женской фигуры в плаще. Женщина, чье лицо мерцало, искрилось, трепетало, изредка как бы проступая отдельными чертами – губы, нос, глаза, – взмахнув широким рукавом плаща, поманила Матвея:
– Читай…
Матвей взобрался на первую страницу книги и невольно отступил назад, едва не свалившись: буквы, скорее напоминавшие символы или китайские иероглифы, ползли по странице сверху вниз, как ровные ряды жутковатых насекомых! Ни одной из них Матвей не узнал, хотя изредка то одна, то другая напоминали буквы русского или латинского алфавита.
– Читай, идущий!
– Я… не понимаю!
– Попытайся.
Матвей напрягся, пытаясь зафиксировать ползущие буквы, и на одно мгновение это ему удалось.
– Универсальная… – прочитал он слово, готовясь «остановить» второе, но страшный удар в спину сбросил его с книги. Пролетев десятка два метров по воздуху, Матвей врезался в стену пещеры-храма, привычно сгруппировался и вскочил на ноги, хотя боль в спине была ужасная. Голова затуманилась.
Сзади, над книгой, возвышалась черная фигура высотой в три человеческих роста, закутанная в туманный балахон, с мечом, то сверкавшим, как пламя, то расплывавшимся дымным хвостом.
– Монарх! – произнес внутри Матвея чей-то холодный голос.
– Экзарх! – возразил кто-то за спиной. – Иерарх контроля за информацией.
Облако света, принявшее форму женской фигуры, упало на книгу, попыталось просочиться в потолок пещеры, но рассыпалось на звезды и молнии, которые впитались в страницу. Книга с тихим шелестом закрылась, стала изменять очертания и, превратившись в птицу, улетела в глубь пещеры, где и исчезла.
– Не пытайся вернуться на эту тропу! – гулко возвестил незнакомец в балахоне. – Этот сон-напоминание – инициатива Светлены, и она за это пострадает. Но будет еще хуже, если ты вздумаешь вернуться на тропу Хранителей, преодолев запрет инфарха.
– Это буду решать я, – упрямо возразил Матвей.
Черный человек покачал головой, вытянул руку с мечом и коснулся его кончиком груди Матвея…
Он проснулся от боли. Полежал, глядя в окно, за которым росла береза: шел шестой час утра, но уже рассвело, день шестого сентября обещал быть теплым и солнечным.
Сон потряс Матвея. Не ужасами и таинственными угрозами черного меченосца, а самим фактом появления. Подобные сны Матвею не снились уже больше года, с момента боя с Ельшиным, Монархом Тьмы, на его даче. И означал сей факт одно: вернулись силы, выводящие душу и тело за пределы пяти чувств. Вероятно, закончился период восстановления прежних запасов, период успокоения, адаптации, накопления новых положительных эмоций, рождающих вкус к жизни. А еще сон говорил о появлении на горизонте подсознания «фигуры предостережения», роль которой сыграла таинственная спутница инфарха, после долгих колебаний принявшая решение напомнить об ином порядке вещей, ином знании и скрытых реальностях. Почему она пошла на это вопреки воли инфарха – можно было только гадать.
После тех страшных событий Матвей долго не мог восстановить былую физическую и психическую форму, и об отношениях Людей Внутреннего Круга думал редко, хотя книги по эзотерике читал и готовился к поиску Храмов Инсектоцивилизаций, один из которых показал ему Тарас Горшин. Однако жизнь заставляла его все свободное время отдавать помощи друзьям. Правда, Матвей не жалел о потере свободы, потому что не мыслил себя без Кристины, Стаса и без Василия Балуева, ставшего ему близким человеком.
Они переехали в Рязань, где за Матвеем сохранялась квартира, выделенная еще по варианту «глубокой консервации» руководством военной контрразведки, и девять месяцев приходили в себя, лечились и устраивались на новом месте, постепенно адаптируясь к новым условиям жизни. Матвею долго не давался переход на скоростной рефлекторный режим, хотя физически он восстановился быстро и почти сразу же вошел в ритм обычных своих тренировок по системе чигонг-о. Так же долго не мог он переводить организм в состояние турийи, или сатори – состояние ментального просветления, позволяющее безошибочно оценивать опасность и окружающую обстановку и действовать адекватно ситуации. И вот, когда эти утраченные способности начали возвращаться, приснился сон. Достаточно странный, если не сказать больше, связанный с тайным смыслом слов экзарха: «Этот сон-напоминание – инициатива Светлены…» Значит, спутницу инфарха зовут Светленой. Что же она хотела сказать? Предупредить о новой опасности? Или помочь найти «свою тропу» во Внутренний Круг?..
Спустя два месяца после переезда в Рязань Матвей устроился в акционерное общество «Рюрик» охранником и уже к лету стал начальником охраны, зарекомендовав себя с самой лучшей стороны. Но вряд ли кто-нибудь из его начальства или новых приятелей мог предположить, кем он был на самом деле.
Вася Балуев, радиофизик по образованию, сначала нашел себе работу на радиозаводе, но быстро понял, что на полмиллиона в месяц прожить сложно, и ушел тренером по рукопашному бою в местную школу безопасности для бизнесменов.
Стаса, которому исполнилось десять лет, Матвей определил в частный лицей, но мечтал в будущем поместить мальчишку, к которому привязался как к сыну, в Рязанскую академию воздушно-десантных войск. Жил Стас у родителей Кристины, но по субботам и воскресеньям часто гостил у Матвея. Малоразговорчивый и стеснительный, он тоже привязался к Соболеву, искренне полюбив его всем своим маленьким исстрадавшимся сердцем.
Больше всего не повезло Кристине.
Из шокового состояния она вышла сравнительно легко и оправилась быстро, но после переезда домой оказалось, что у нее парализованы ноги. Результат не замедлил сказаться: комплекс неполноценности и психологический срыв, надолго определивший ее состояние.
Матвей обил пороги всех частных и государственных клиник, консультировался с ведущими психиатрами и нейрохирургами Рязани и Москвы, но вылечить Кристину не удалось. В последнее время она, похоже, смирилась со своим положением, и тоска сменилась грустью, но разговаривала она все реже, все чаще уходила в себя, стала худеть и таять на глазах. Чем это могло кончиться, Матвей знал. Последней надеждой для него был приезд в Рязань знаменитого невропатолога, экстрасенса и гипнотизера, мастера психосинтеза Ивана Парамонова, о котором случайно узнал Василий.
– Блажен, кто верует, – пробормотал Матвей, загадывая, удастся ли ему выйти на Парамонова. Определил время по внутреннему состоянию и глянул на будильник – пять пятьдесят две: внутренние «часы» спешили на полминуты. Нормально. Матвей вспомнил изречение Лихтенберга: «Сегодня я позволил солнцу встать раньше, чем я…» – и усмехнулся. Хорошо чувствовать себя повелителем если не солнца, то хотя бы собственного тела. Для Кристи это пока мечта. Но как бы она ни выглядела после болезни, Матвей смотрел на нее не умом, а сердцем, и видел ее прежней – здоровой, красивой, милой…
Позанимавшись со снарядами в спортивном углу комнаты и позавтракав, Матвей вывел из гаража свою неброскую «таврию», усовершенствованную еще Ильей Муромцем, и поехал за Стасом, чтобы отвезти его в лицей.
Семью Кристины он застал в полном сборе: за столом завтракали Михаил Сергеевич, отец Кристи, декан факультета конструирования радиоэлектронной аппаратуры Рязанского радиоинститута, Ольга Николаевна, мама, инженер-программист этого же института, Бася Яновна, Кристинина бабушка по матери, сама Кристина в кресле на колесах и Стас, по-мужски важно пожавший руку гостю:
– Я готов, поехали.
– Молоко допей, – попыталась задержать его Бася Яновна и, кивнув Матвею на стул, предложила:
– Присоединяйтесь, Матвей Фомич.
Соболев ответил улыбкой на взгляд Кристины, пожал руку Михаилу Сергеевичу, чмокнул в щеку Кристину и развел руками.
– Спасибо, уже сподобился. Я живу по Козьме Пруткову: петух пробуждается рано, но злодей еще раньше. Однако поужинать собирался с вами, если не возражаете. Кристя, соберись к двенадцати часам, поедем к врачу.
– Стоит ли? – повела худеньким плечиком Кристина, и печаль в ее глазах загустела.
– Стоит, – твердо сказал Матвей, хотя далеко не был уверен в этом.
Через двадцать минут он высадил Стаса возле лицея, а еще через четверть часа входил в офис фирмы, опытным глазом отметив подготовку охраны, которую инструктировал и тренировал сам.
Фирма «Рюрик» была создана всего полтора года назад, но уже сумела зарекомендовать себя на фондовом рынке, участвуя в прибыльных инвестициях в сельское хозяйство. Президент фирмы, почти ровесник Матвея, после МГУ закончил Академию бизнеса и дело поставил широко, предпочитая действовать в рамках закона. «Рюрика» быстро узнали и зауважали. Все больше людей доверяли свои сбережения «Рюрик-банку».
Однако успех фирмы не мог не обратить на себя внимание конкурентов, госчиновников и мафиозных структур, никогда не упускающих возможности погреть руки на чужих успехах.
Правда, за время службы Матвея ни одна из вышеуказанных контор особого давления на руководство фирмы не оказывала, если не считать одной попытки самого обычного рэкета, но Матвей чувствовал, что тучи на горизонте сгущаются, и готовился к предполагаемому «переделу собственности» серьезно. Президент не мешал ему, поскольку давно сообразил, что лучшего начальника охраны ему не найти, и лишь изредка интересовался состоянием дел в соболевской «епархии». Зато каждодневно советовался с Матвеем, как поступить в том или ином случае, даже если речь шла о финансовых операциях. Такая идиллия не могла длиться долго, поэтому Соболев был весьма рад, что его глубокая «эзотерическая» система интуиции наконец заработала, отозвавшись сном на грядущие изменения в жизни.
Фирма занимала два этажа в новом шестнадцатиэтажном здании на проспекте Долгорукого, в центре престижного жилого массива Окский, где селились преимущественно «новые русские» и располагались деловые конторы других фирм. Матвей мог бы не обходить охраняемую территорию, потому что ориентировался в здании с закрытыми глазами, прекрасно зная расположение подсобных помещений, служб, лестниц, лифтов и запасных выходов, однако предпочитал проверять посты каждый день, и подчиненные воспринимали это не как придирчивость, а как ответственное отношение к делу.
В принципе таких постов было всего три, и охраняли фирму восемь человек посменно: шестеро на входах и двое – в дежурной комнате. Зато почти все эти люди были проверены в деле, и лишь трое из них, пришедшие еще до Матвея, не нравились ему цветом аур – биополевых оболочек, но обращаться к начальству только на основании «цветоощущений» он не хотел.
Со всеми сотрудниками фирмы у Матвея сложились нормальные приятельские отношения, а некоторые сотрудницы даже мечтали завязать с ним и более прочные связи. Но начальник охраны с девушками был вежлив и внимателен, не более того, тем самым, правда, лишь подогревая интерес к своей персоне.
– Привет, чемпион, – встретила его секретарша президента Людмила, единственная из всех, кто относился к Соболеву чисто по-дружески. – Ты сегодня рано. Зайдешь к шефу?
– А что, он искал меня? – Матвей поздоровался с охранником Сашей Пресняковым, одетым в строгую серую униформу. Саша был самым молодым в команде и самым вежливым, хотя отпор мог бы дать любому. Он занимался бодибилдингом, гимнастикой и выглядел весьма внушительно.
Людмила отвернулась от дисплея компьютера, сделала гримаску, означавшую улыбку. Матвей окинул взглядом ее хорошую фигурку и вошел в кабинет шефа.
Сергей Сергеевич Афонин был смугл, высок, энергичен, подтянут, безукоризненно выбрит и подстрижен и всегда великолепно одет: президент тратил немало средств и времени на свой внешний вид. Однако имидж интеллигентного, умного руководителя был им не наработан, не натренирован, а, что называется, всосан с молоком матери. Работать с ним было приятно.
В кабинете уже находился вице-президент фирмы Эрик Баблумян, такой же молодой, как и глава «Рюрика», а также главный бухгалтер Шаровский, которого Матвей недолюбливал за подчеркнутое высокомерие. В команде фирмы Аркадий Самсонович был старше всех, хотя ему недавно и исполнилось всего тридцать восемь лет. Баблумян и Шаровский стояли у стола, а президент опирался на него.
– Что пригорюнились? – спросил Матвей, заметив, что настроение начальства близко к минору. – Сон плохой увидели?
– Коллективный, – улыбнулся Баблумян, которого не портили ни усы, ни огромный нос.
– Ждем налоговую инспекцию, – сказал Афонин.
– В первый раз, что ли? В чем трагедия? Поднимут документы, убедятся в идеальном порядке и отстанут.
– Это не рядовая проверка, – покачал головой Шаровский. – Кто-то из окружения мэра очень нас невзлюбил и землю роет, чтобы прищучить.
– А разве в работе фирмы появился криминал?
Шаровский скривил губы, не желая отвечать, Афонин глянул на него с интересом, обошел свой стол и сел в кресло.
– Ладно, разберемся. Слышали, послезавтра к нам приезжает Олег Янченко, будет давать концерты органной музыки?
– А рекламы в газетах не было, – сказал Баблумян. – Я бы сходил с женой.
– Концерты для местной элиты, потому и нет рекламы, – буркнул Шаровский, доставая зубочистку. Эта его манера – чистить зубы в любом месте и при любых собеседниках – чрезвычайно раздражала Матвея. – Могу посодействовать с контрамарками или достать билеты.
– Хорошо бы, Аркадий Самсонович, – кивнул президент. – Я тоже не откажусь сходить. Пойдешь? – обратился он к Матвею. – Сколько тебе билетов?
Матвей хотел отказаться, но потом подумал, что концерт, возможно, развлечет Кристину, и показал два пальца.
– Хорошо, к вечеру будут. – С этими словами Шаровский вышел.
– Сергей, – понизил голос Соболев, – может быть, попросим мэра поставить здесь официальный пост? Из муниципалов? Предчувствие у меня нехорошее.
Афонин окинул фигуру начальника охраны ироническим взглядом.
– Я еще не депутат Госдумы, чтобы требовать защиты от государственных служб. Это у депутата пять оплачиваемых помощников плюс шофер, я тяну только на двоих, да и тем плачу из собственного кармана.
Матвей стал «во фрунт», повернулся к двери и вспомнил о просьбе:
– Мне в полдвенадцатого надо будет отвезти одну девушку к врачу, нужен «рафик» или «газель».
– Нужен – бери. Что за девушка?
– Так… хорошая знакомая, – замялся Матвей, потом посмотрел на Афонина прямо. – Моя девушка. У нее ноги парализованы, хочу показать экстрасенсу. Говорят, у нас сейчас гостит одна отечественная знаменитость – Иван Парамонов.
– Могу посодействовать. У меня отец – врач-психиатр, и они дружат, так что без проблем..
– Это было бы здорово! Я, честно говоря, думал, придется пробиваться к нему на прием с боем, – сказал Матвей, отметив с некоторым удивлением, что все в мире взаимосвязано больше, чем полагают люди.
– Зачем же с боем? – Афонин набрал номер на компьютерном комплексе, соединявшем в себе телефон, часы, магнитофон, видеоприставку для канала коммерческих новостей, собственно компьютер и лазерный сканер.
На дисплее комплекса мигнули алые глазки, означающие, что связь защищена от прослушивания, зажегся номер абонента.
– Отец, это я. Мне нужно записать на прием к Парамонову моего друга… Да, очень. Сегодня, – сказал Афонин, отвечая, видимо, на вопросы отца, прикрыл трубку ладонью. – Когда поедешь?
– Я собирался к двенадцати, для того и машину просил.
– На двенадцать. Непременно! Хорошо иметь такого отца, а? До вечера.
Сергей Сергеевич дал отбой, поднял руку ладонью вперед.
– Тебе повезло. Парамонов как раз у отца был. Благодарить будешь позже, главное, чтобы помогло. Говорят, что специалист он действительно классный.
Настроение улучшилось, и делами Матвей занялся с энтузиазмом, хотя рассудком отнесся к вспыхнувшей надежде скептически.
Из кабинета президента он заглянул в дежурку, оборудованную монитором теле – и радиосвязи, проверил готовность постов и аппаратуры и остался доволен. Глянул на старшего смены, угрюмоватого парня, которому очень подходила фамилия Кудёма.
– Похоже, у тебя живот схватило, Паша?
– Угадал, – буркнул Кудёма и добавил три непечатных слова.
Его напарник фыркнул.
– Не обращайте внимания, патрон, он никак с женой квартиру не разделит, второй месяц делит.
– А что случилось? – полюбопытствовал Матвей.
– Развожусь, – буркнул охранник и снова закончил матом.
– Тише, тише, – успокаивающе похлопал его по плечу напарник. – Крепкое слово здесь не поможет. Хотя я где-то читал, – повернулся он к Соболеву, – что употребление нецензурных слов понижает кровяное давление и уменьшает содержание адреналина в крови.
Матвей засмеялся.
– Добавь: нормализует мышечный тонус и улучшает работу надпочечников. Это правда. Но все же не пугайте клиентов фирмы.
– Постараемся, – отвернулся Кудёма. Матвеи внимательно посмотрел на него.
– Паша, что случилось? Я чую, это все не из-за развода. Ну-ка, выкладывай.
Угрюмый охранник – косая сажень в плечах, руки-лопаты, бычья сила – покосился на него, но командира уважал и поэтому нехотя поведал:
– У брата дочку похитили… четырнадцатилетнюю…
– Почему ты считаешь, что похитили?
– Уже были случаи… говорят, у нас целая банда орудует: крадут девочек и… продают… клиентам.
Второй дежурный присвистнул, с изумлением оглянувшись на Соболева. Тот посидел немного, чувствуя, как уходит хорошее настроение и откуда-то начинает дуть холодный ветер. Встал.
– После обеда расскажешь подробнее, попробую помочь.
Обойдя посты охраны на своих двух этажах, Матвей спустился во двор и отправился искать водителя «газели», на которой собирался везти Кристину к доктору.
Визит к врачу Матвея окрылил и укрепил его надежду на исцеление.
Иван Терентьевич Парамонов был неординарным человеком. Мастер психосинтеза, гипнотизер и психиатр, он закончил мединститут и стажировался по гипнозу у знаменитого Адама Бёрка в Сайта-Крусе (Калифорния). Психоэнергетика, биоэнергетика, психология и нейролингвистическое программирование были основными направлениями его исследований, но главное – он прекрасно видел болезни человека и безошибочно диагностировал его состояние.
– У нее психический паралич, – сказал он Матвею после приема, когда они остались одни. – Помните роман Ефремова «Лезвие бритвы»? Там описан практически идентичный случай. Излечить вашу девушку можно лишь с помощью сильнейшего стресса. Если не боитесь, можем попробовать вместе.
– Не боюсь. Если есть шанс, его надо использовать.
– Хорошо, случай очень интересный, я разработаю сценарий и позвоню вам. Дня через два вас устроит?
– Спасибо, доктор! Вы ставите на ноги больше меня, чем ее!
Иван Терентьевич улыбнулся.
– Понимаю. Кстати… – врач замялся, – у нее была закрыта Анахата – зеленая чакра, центр мудрости, высшей любви и человечности – я открыл ее. И еще… Есть очень сильное подозрение, что она… закодирована в темной половине.
Матвей замер, глаза его похолодели. Вспомнились слова Хасана Ибрагимова: «Мы из них сделаем зомби»… Неужели подручные Ельшина все-таки успели…
– Вы… уверены?
– И да, и нет. Есть кое-какие следы нейровмешательства… Необходима тщательная проверка. Вам придется привезти ее ко мне еще раз, я проверю свои подозрения с помощью приборов.
– Разве есть такие аппараты?
Парамонов, высокий, поджарый, сухой, с молодым энергичным лицом, на котором горели светлые – не голубые и не серые, но и не бесцветные, с металлическим блеском – глаза, снова улыбнулся.
– Мои личные разработки в области нейролингвистики. Но необходимо ее абсолютное согласие на пси-зондаж.
– Уговорю. А что за «темная половина»? Вы сказали, что она закодирована в «темной половине».
– Термин психиатрии. Означает область «эго», отвечающую за вспышечное проявление негативных эмоций. Приходите завтра вечером, часов в семь.
Матвей пожал руку врачу и вышел в коридор поликлиники, где его ждала в коляске безучастная ко всему Кристина. Глянула на него снизу вверх, и, видимо, что-то в выражении его глаз поразило девушку.
– Ну что, плохо?
Матвей опустился рядом на колени, не обращая внимания на оглядывающихся посетителей, и поцеловал Кристине руку.
– Все будет в порядке, Кристя. Главное, что мы живы!
ОМОН-РЭКЕТ
Матвей узнал о случившемся утром от матери Кристины.
В лицее, где учился Стас, произошел страшный случай: учительницу русского языка и литературы избили четверо парней.
– За что? – спросил пораженный Матвей.
Ольга Николаевна пересказам все, что знала сама.
История началась еще с неделю назад.
В группе Стаса училась девочка Саня, у которой были очень «крутые» родители, привозившие ее в лицей на «мерседесе» и одевавшие дочку по высшему классу. И хотя в лицее учились дети из состоятельных семей, но золотые сережки и перстеньки носила далеко не каждая десятилетняя кроха.
Девочка росла надменной и капризной, часто проказничала, а все свои грехи сваливала на подружек и приятелей по группе. В лицей часто заявлялась ее бабушка, требовала одергивать детей, которые «не так относятся» к Сане, и даже выговаривала девочкам, поссорившимся с ее внучкой, угрожала наказанием и обзывала их «интриганками» и «быдлом».
Однажды один из мальчиков, вбегая в класс, нечаянно толкнул Саню, и хотя она не упала, но заревела во весь голос. Учительница успокоила ее, отчитала мальчика и посчитала инцидент исчерпанным, а на вопрос Сани: «Почему вы его не наказали?» – неосторожно заметила:
– Все-таки, Саня, насколько в классе спокойнее, когда тебя нет! (Незадолго до этого девочка болела и пропустила несколько дней.) А на следующее утро в класс ворвалась разъяренная Санина мама, пожелавшая, чтобы провинившегося мальчишку наказали прямо тут же, при ней, так сказать, показательно. Учительница (ее звали Елена Ивановна, Матвей ее знал и относился с уважением) предложила дождаться перемены и во всем разобраться, родительница настаивала на своем и в конце концов перешла на крик:
– Бездарь, где ты купила свой диплом?! Я тебя вышвырну из лицея в три часа!
Пришел завуч, увел мать Сани, и взволнованная Елена Ивановна едва смогла закончить урок. Но на следующий день в класс вошли четверо квадратных парней в кожаных безрукавках и на глазах у детей избили учительницу до потери сознания. Лишь Стас бросился на мерзавцев с кулаками, за что получил удар по шее, чуть не снесший ему голову. Сделав свое дело, четверо негодяев спокойно оправили одежду, зашли в кабинет завуча и пригрозили:
– Вякнешь хоть слово в милицию – доберемся и до тебя! И чтоб эта сучка в вашем вонючем лицее больше не работала, ясно? Не умеете детей как следует воспитывать – научим. – Затем четверо сели в красную «феррари» с открытым верхом и уехали…
– Ясно, – сказал Матвей, чувствуя, как в груди рванулось и замерло сердце, жаждущее справедливости. – А мне Стас ничего не сказал.
– Мужчина, – улыбнулась Ольга Николаевна, – боится потерять твое уважение. Шея у него до сих пор болит.
– А что же милиция? Нашли бандитов?
– Найти-то нашли – их и искать долго не надо, – но власти у тех оказалось побольше, чем у милиции. Отпустили их: у всех алиби, как говорят в таких случаях…
– Рассказала все-таки? – объявился на пороге своей комнаты взъерошенный Стас; он вытирал лицо полотенцем после умывания. Прошел мимо Матвея с независимым видом, потом вернулся и бросился к нему на шею. – Ты когда научишь меня драться? Обещал!
– Драться нет, а вот защищаться – научу. Сегодня же заедем к дяде Васе, сначала будешь брать уроки у него. А сейчас собирайся, поедем к хирургу, пора заняться твоей ногой.
Стас побледнел, глядя на Матвея огромными глазами, потом неловко ткнулся носом ему в щеку и заковылял в свою комнату. Ольга Николаевна и Матвей посмотрели ему вслед, переглянулись.
В лицее, где учился Стас, произошел страшный случай: учительницу русского языка и литературы избили четверо парней.
– За что? – спросил пораженный Матвей.
Ольга Николаевна пересказам все, что знала сама.
История началась еще с неделю назад.
В группе Стаса училась девочка Саня, у которой были очень «крутые» родители, привозившие ее в лицей на «мерседесе» и одевавшие дочку по высшему классу. И хотя в лицее учились дети из состоятельных семей, но золотые сережки и перстеньки носила далеко не каждая десятилетняя кроха.
Девочка росла надменной и капризной, часто проказничала, а все свои грехи сваливала на подружек и приятелей по группе. В лицей часто заявлялась ее бабушка, требовала одергивать детей, которые «не так относятся» к Сане, и даже выговаривала девочкам, поссорившимся с ее внучкой, угрожала наказанием и обзывала их «интриганками» и «быдлом».
Однажды один из мальчиков, вбегая в класс, нечаянно толкнул Саню, и хотя она не упала, но заревела во весь голос. Учительница успокоила ее, отчитала мальчика и посчитала инцидент исчерпанным, а на вопрос Сани: «Почему вы его не наказали?» – неосторожно заметила:
– Все-таки, Саня, насколько в классе спокойнее, когда тебя нет! (Незадолго до этого девочка болела и пропустила несколько дней.) А на следующее утро в класс ворвалась разъяренная Санина мама, пожелавшая, чтобы провинившегося мальчишку наказали прямо тут же, при ней, так сказать, показательно. Учительница (ее звали Елена Ивановна, Матвей ее знал и относился с уважением) предложила дождаться перемены и во всем разобраться, родительница настаивала на своем и в конце концов перешла на крик:
– Бездарь, где ты купила свой диплом?! Я тебя вышвырну из лицея в три часа!
Пришел завуч, увел мать Сани, и взволнованная Елена Ивановна едва смогла закончить урок. Но на следующий день в класс вошли четверо квадратных парней в кожаных безрукавках и на глазах у детей избили учительницу до потери сознания. Лишь Стас бросился на мерзавцев с кулаками, за что получил удар по шее, чуть не снесший ему голову. Сделав свое дело, четверо негодяев спокойно оправили одежду, зашли в кабинет завуча и пригрозили:
– Вякнешь хоть слово в милицию – доберемся и до тебя! И чтоб эта сучка в вашем вонючем лицее больше не работала, ясно? Не умеете детей как следует воспитывать – научим. – Затем четверо сели в красную «феррари» с открытым верхом и уехали…
– Ясно, – сказал Матвей, чувствуя, как в груди рванулось и замерло сердце, жаждущее справедливости. – А мне Стас ничего не сказал.
– Мужчина, – улыбнулась Ольга Николаевна, – боится потерять твое уважение. Шея у него до сих пор болит.
– А что же милиция? Нашли бандитов?
– Найти-то нашли – их и искать долго не надо, – но власти у тех оказалось побольше, чем у милиции. Отпустили их: у всех алиби, как говорят в таких случаях…
– Рассказала все-таки? – объявился на пороге своей комнаты взъерошенный Стас; он вытирал лицо полотенцем после умывания. Прошел мимо Матвея с независимым видом, потом вернулся и бросился к нему на шею. – Ты когда научишь меня драться? Обещал!
– Драться нет, а вот защищаться – научу. Сегодня же заедем к дяде Васе, сначала будешь брать уроки у него. А сейчас собирайся, поедем к хирургу, пора заняться твоей ногой.
Стас побледнел, глядя на Матвея огромными глазами, потом неловко ткнулся носом ему в щеку и заковылял в свою комнату. Ольга Николаевна и Матвей посмотрели ему вслед, переглянулись.