Страница:
– Союз семи рыжих… – пробормотал генерал, скорчив виноватую мину. – Шутка. Извините, что перебил. Хуже всего, что «чистильщики» пользуются поддержкой масс, а это немаловажный психологический фактор. Им всегда помогут, несмотря на давление представителей закона, потому что создан прецедент: зло наказуемо, и наказуемо неотвратимо, причем быстро, без судебно-юридической волокиты. Конечно, деятельность «Стопкрима» раздута прессой, но в народе крепнет уверенность, что такие болезни, как разгул преступности и коррупции, лечатся только смертью. – Валентин Анатольевич помолчал. – Иногда в это хочется верить и самому.
Теперь замолчали оба. Ивакин с разрешения Дикого закурил.
– К сожалению, жизнь убеждает, что человека не переделаешь. Вряд ли агрессивность и эгоизм излечимы. Как волка ни корми, он все равно в лес смотрит.
– Существует мнение, что человек – имаго, куколка существа, которое из него в конце концов вылупится. Существо изначально доброе и умное.
– И в это хотелось бы верить, – слабо улыбнулся Валентин Анатольевич. – Но к делу. Как вы собираетесь помогать Медведю?
– Для операции «Утечка» я вызвал ганфайтера-перехватчика. – Ивакин помассажировал подбородок, смял в пепельнице окурок. – Он три года находился «на грунте». Класс – «абсолют».
– У нас несколько перехватчиков, но агентов класса «абсолют» я не знаю. А обязан по должности знать. Кого именно вы вызвали? – Дикой заметил, что Ивакин бросил взгляд на окна. – Борис Иванович, я включил аппаратуру глушения еще до вашего прихода, никакой лазерный сканер нас не прослушает.
– Матвея Соболева, – сказал наконец полковник без малейшего комплекса вины. – Это мой резерв. Но вы должны знать «абсолютников», они неподконтрольны. Мало того, что работников этого уровня практически невозможно убрать, их невозможно заставить работать под чьим бы то ни было руководством. Они индивидуалы до мозга костей.
– Ну, это не главная наша беда. Я, кстати, хотел предложить вам ганфайтерный вариант по делу «Утечка». Но Соболева не знаю. Можно ли доверить ему оба задания сразу? И как вы сформулируете ему второе, по «Стопкриму» и Куполу?
– Пока никак. Задание ему выдаст начальник ГУБО Медведь, которого мы с вами хорошо знаем, а тот наверняка захочет выйти на теневое руководство организацией, выяснить их планы. Что будет дальше, не знает никто. Что касается Соболева, то он сейчас, употребляя термины кэмпо, мугэй-мумэй[4]. Для всех он – охранник на Рязанском радиозаводе. С виду не силач, а на самом деле – барс[5], в совершенстве владеет русбоем, кэмпо, айкидо, мастер по сгобу. За шесть лет – четырнадцать успешных перехватов, это еще до вашего прихода. Имя его, конечно, нигде не фигурирует.
– Вы меня заинтриговали, Борис Иванович. – Дикой покачал головой, погрустнел. – Но не подставляем ли мы такого ценного спеца? Ему придется решать, что делать с полученными разведданными. В принципе, это еще не будет означать конец «Стопкрима» или Купола, возможностей уйти в подполье у них хватает. А вот у «Чистилища» меньше шансов: они и так ходят по лезвию бритвы – стоит разок ошибиться, убрать невинного, скажем, – и народ перестанет им верить, а вера – нравственная база любого института власти. И не только нравственная, но и политическая. Нечем станет оправдывать насилие.
– В наше время, по-моему, ни один институт не оглядывается на моральную сторону своей деятельности. Все соревнуются в грубости и насилии, обеспечивая себе таким образом выживание.
Генерал бросил взгляд на часы.
– Вы философ, Борис Иванович. Не пугайтесь, это похвала. Я даю «добро» на ваш эксперимент. Еще кто-нибудь знает о вызове Соболева?
– Никто. О его существовании будут знать только трое: я, вы да Медведь.
– Тогда давайте не рисковать и поручим «Утечку» другому агенту?
– И так уже следствие ведут другие следователи, а Соболев – перехватчик, ганфайтер. Как только виновность подозреваемых будет доказана, в операцию включится Соболев, чтобы выполнить чистый захват. Хотя, конечно, он проверит данные. Справится, я хорошо его знаю. По «Утечке» нам нужен гарантированный результат.
Валентин Анатольевич стер с дисплея прежний текст и набрал код выдачи информации по делу утечки новейших образцов оружия со склада экспериментального завода «Арсенал».
– Что ж, это наша работа, и за нее спросят не с ФСК и ГУБО, а с нас. Давайте поработаем. Вы уверены, что к похищению причастен батальон «Щит»?
– Уверен. Однако Соболева для того и вызвали, чтобы проверить это… своими методами.
– Честно говоря, сомневаюсь, что это под силу одному человеку, каким бы он ни был супером.
– Поживем – увидим.
ТОЧКА ОТСЧЕТА
Теперь замолчали оба. Ивакин с разрешения Дикого закурил.
– К сожалению, жизнь убеждает, что человека не переделаешь. Вряд ли агрессивность и эгоизм излечимы. Как волка ни корми, он все равно в лес смотрит.
– Существует мнение, что человек – имаго, куколка существа, которое из него в конце концов вылупится. Существо изначально доброе и умное.
– И в это хотелось бы верить, – слабо улыбнулся Валентин Анатольевич. – Но к делу. Как вы собираетесь помогать Медведю?
– Для операции «Утечка» я вызвал ганфайтера-перехватчика. – Ивакин помассажировал подбородок, смял в пепельнице окурок. – Он три года находился «на грунте». Класс – «абсолют».
– У нас несколько перехватчиков, но агентов класса «абсолют» я не знаю. А обязан по должности знать. Кого именно вы вызвали? – Дикой заметил, что Ивакин бросил взгляд на окна. – Борис Иванович, я включил аппаратуру глушения еще до вашего прихода, никакой лазерный сканер нас не прослушает.
– Матвея Соболева, – сказал наконец полковник без малейшего комплекса вины. – Это мой резерв. Но вы должны знать «абсолютников», они неподконтрольны. Мало того, что работников этого уровня практически невозможно убрать, их невозможно заставить работать под чьим бы то ни было руководством. Они индивидуалы до мозга костей.
– Ну, это не главная наша беда. Я, кстати, хотел предложить вам ганфайтерный вариант по делу «Утечка». Но Соболева не знаю. Можно ли доверить ему оба задания сразу? И как вы сформулируете ему второе, по «Стопкриму» и Куполу?
– Пока никак. Задание ему выдаст начальник ГУБО Медведь, которого мы с вами хорошо знаем, а тот наверняка захочет выйти на теневое руководство организацией, выяснить их планы. Что будет дальше, не знает никто. Что касается Соболева, то он сейчас, употребляя термины кэмпо, мугэй-мумэй[4]. Для всех он – охранник на Рязанском радиозаводе. С виду не силач, а на самом деле – барс[5], в совершенстве владеет русбоем, кэмпо, айкидо, мастер по сгобу. За шесть лет – четырнадцать успешных перехватов, это еще до вашего прихода. Имя его, конечно, нигде не фигурирует.
– Вы меня заинтриговали, Борис Иванович. – Дикой покачал головой, погрустнел. – Но не подставляем ли мы такого ценного спеца? Ему придется решать, что делать с полученными разведданными. В принципе, это еще не будет означать конец «Стопкрима» или Купола, возможностей уйти в подполье у них хватает. А вот у «Чистилища» меньше шансов: они и так ходят по лезвию бритвы – стоит разок ошибиться, убрать невинного, скажем, – и народ перестанет им верить, а вера – нравственная база любого института власти. И не только нравственная, но и политическая. Нечем станет оправдывать насилие.
– В наше время, по-моему, ни один институт не оглядывается на моральную сторону своей деятельности. Все соревнуются в грубости и насилии, обеспечивая себе таким образом выживание.
Генерал бросил взгляд на часы.
– Вы философ, Борис Иванович. Не пугайтесь, это похвала. Я даю «добро» на ваш эксперимент. Еще кто-нибудь знает о вызове Соболева?
– Никто. О его существовании будут знать только трое: я, вы да Медведь.
– Тогда давайте не рисковать и поручим «Утечку» другому агенту?
– И так уже следствие ведут другие следователи, а Соболев – перехватчик, ганфайтер. Как только виновность подозреваемых будет доказана, в операцию включится Соболев, чтобы выполнить чистый захват. Хотя, конечно, он проверит данные. Справится, я хорошо его знаю. По «Утечке» нам нужен гарантированный результат.
Валентин Анатольевич стер с дисплея прежний текст и набрал код выдачи информации по делу утечки новейших образцов оружия со склада экспериментального завода «Арсенал».
– Что ж, это наша работа, и за нее спросят не с ФСК и ГУБО, а с нас. Давайте поработаем. Вы уверены, что к похищению причастен батальон «Щит»?
– Уверен. Однако Соболева для того и вызвали, чтобы проверить это… своими методами.
– Честно говоря, сомневаюсь, что это под силу одному человеку, каким бы он ни был супером.
– Поживем – увидим.
ТОЧКА ОТСЧЕТА
Они вошли в магазин за пять минут до закрытия, и Матвей сразу насторожился, обратив внимание на четверых крепких ребят, явно «крутых», в одинаковых кожаных безрукавках и джинсах, со скучающим видом рассредоточившихся по залам магазина. Они были похожи друг на друга, как близнецы, все в черных очках, с одинаковыми стрижками. Но тут подошла очередь Матвея, он отвлекся на несколько секунд, беседуя с продавцом, а когда началось действие, пришлось с досадой констатировать, что расслабляться не стоило; он должен был предвидеть последствия и уйти отсюда по-английски, тихо и незаметно.
Магазин был частный, с промтоварным и продовольственным отделами, чистый, уютный, с хорошим ассортиментом. Год назад его приватизировал молодой коммерсант, энергичный парень, пообещавший сделать из бывшего «Овощеторга» конфетку. Обещание он свое выполнил, цены не гнал, и в магазин с вежливыми продавцами, оборудованный по последнему слову оргтехники, приезжали из других районов. Чем владелец не угодил местной мафии, приходилось только гадать. Но факт оставался фактом: четверо, которых заметил Матвей, пришли не за покупками.
Сориентировался он мгновенно, с привычной бесстрастностью проанализировав траектории возможных событий. И подивился своему решению вмешаться, потому что в принципе он не имел на это права! Вероятно, надоела долгая спячка, тело требовало оперативного напряга.
Переход в состояние турийи[6] произошел в долю секунды с помощью точно рассчитанного волевого усилия. Матвей был готов к любому повороту событий. Время заметно сгустилось, замедлилось, движения окружающих стали тягучими, вокруг них появились ореолы биополей – глаз выделял этот «свет» безошибочно.
Ничего особенного еще не произошло, четверо парней только начали движение. Один достал пистолет – «лангенхан» калибра 9,65 мм (вспомнилось чье-то изречение: «Пистолет рождает власть»). Остальные рэкетмены щелкнули пружинными ножами, но лишь двое из них были тренированы, судя по цвету и интенсивности ореола, хотя и не профессионально. Это были просто «качки», знавшие кое-какие приемы карате, и лица их почти не отличались от затылков.
В обоих залах магазина кроме двух продавцов оставались еще шесть покупателей, в том числе и Матвей: четверо девушек и старик, но рэкетиры их не брали в расчет. Впрочем, как не брали в расчет и Матвея, не выглядевшего гладиатором даже при росте в метр восемьдесят пять: обыкновенный молодой мужик в потертых джинсах, линялой рубашке в клетку и старых кроссовках, со стандартной внешностью, если не считать прозрачно-голубых спокойных и холодных глаз. Но в глаза эти парни никогда никому не смотрели.
Тот, что был с оружием (где он только умудрился достать эту немецкую штучку?), успел сделать шаг к продавцу и направить на него пистолет, когда Матвей начал свое движение. Свидетели потом дали такие противоречивые показания, что, узнай он об этом, только порадовался бы своему профессионализму.
Матвей сделал длинный скользящий шаг к вожаку с пистолетом, взял его запястье в захват и вырвал пистолет, одновременно пальцами левой руки сдавив в нужных точках шею бугая. Парень еще падал, потеряв сознание, а Матвей уже делал подкат, доставая ногами сразу двоих «качков» с ножами. Третий успел махнуть ножом и достать баллончик с газом, однако вспорол лишь воздух и заработал точный укол в солнечное сплетение от противника, невероятным образом оказавшегося совсем рядом.
– Вызовите милицию, – тихо сказал Матвей остолбеневшим продавцам и, скривив лицо так, чтобы его потом трудно было узнать, скользнул за дверь, оставив пистолет у себя.
Как и ожидалось, страховали четверку двое на старом, видавшем виды «Вольво», но о драме в магазине они еще не догадывались; все произошло слишком быстро и без всякого шума.
Уже в машине Матвей довел разговор с самим собой до точки и снова подивился своему побуждению вмешаться в действие, которое его никак не касалось. Но так остро захотелось вдруг ответить подонкам, живущим по старым советско-пиратским принципам: отнять и разделить!
Молодым можно простить недостаток опыта, знаний, но не избыток наглости, хамства и равнодушия, вспомнил он чьи-то слова. Впрочем, не чьи-то – отца, провинциального учителя истории, которого любили ученики.
Поставив машину в гараж, Матвей заглянул в почтовый ящик и обнаружил там поздравительную открытку. Это был вызов в столицу. Размышляя о причинах вызова и о своих предчувствиях, Матвей вошел в квартиру и принялся готовить ужин. Предчувствия не обманули его, недаром он видел ночью один из тех странных снов, которые тревожили его последние полгода.
Он приснился ему под утро, перед самым пробуждением.
Ледяная равнина, окруженная цепью снежных гор. В ясном небе вдруг показалось розовое облако. Оно растет, растет, пока не превращается в сиренево-фиолетовую тучу, очертаниями похожую на фигуру человека. В голове облака загораются три огненных глаза, и тут же, как удар грома, звучит голос:
– Проснись и иди!
– Куда? – растерялся Матвей.
– Он не видит, – раздался второй голос, женский, мелодичный. – Ему еще рано, инфарх.
– Не оказалось бы поздно. За ним начал охоту монарх, вернее, его разведка.
– Куда идти? – Матвей обрел утраченное равновесие. – Покажите, и я пойду.
– Разве ты сам не видишь? – От голоса таинственного инфарха заходили ходуном горы, взвилась снежная пыль, равнина растрескалась, как ледяное поле.
Матвей напряг зрение, и на мгновение ему показалось, что он видит золотое крыло света, просиявшего в небе из-за тучи, словно открылось и тут же захлопнулось волшебное окно.
– Не видит, – прошептала женщина. – Его глаза еще спят.
И столько сожаления и тоски было в этом голосе, что Матвей едва не разрыдался. А проснувшись, с удивлением обнаружил, что глаза его наполнены влагой, будто он и в самом деле плакал.
Что ж, выходит, сон в руку? Нечто вроде предупреждения свыше? Кто такой «монарх», который начал охоту за ним? И почему и что именно он не видел во сне, так огорчив собеседниц неведомого инфарха?
Поскольку Матвей точно знал, что психика у него абсолютно здорова, в «сдвиг по фазе» он не верил – не с чего было сдвигаться, к тому же он умел возвращать себе душевное равновесие. Однако докопаться до причин странных предметных сновидений пока не удавалось. Мешал режим «инкогнито», не хватало знаний, не хватало свободы передвижения и времени. Одно было ясно: подсознание отреагировало на какое-то внешнее воздействие и мозг воспользовался той информацией, которую имел, чтобы посигналить хозяину, – сны были почти копиями тех, которые описал в своей книге Успенский.[7]
После программы новостей Матвей позвонил домой своему непосредственному начальнику – работал он в охране радиозавода, отпросился на две недели «съездить к родственникам». Потом почитал немного и лег спать.
Наутро он сделал зарядку – занимался Матвей по специальной системе, вобравшей в себя элементы сильной чигонг-о[8] и кэмпо, – позавтракал и в шесть утра был уже на первом вокзале Рязани, откуда уходил электропоезд на Москву. Взяв билет, он прогулялся по залу, вышел на перрон, радуясь хорошему утру конца июня, и вдруг заметил группу молодых людей, живо напоминавших ему вчерашний инцидент в магазине. Их было пятеро: четыре парня и девица. Одеты все с претензией на моду, однако рубашки у ребят засалены, в пятнах, как и джинсы, лохматая девица в своем красном платье-«резинке» казалась почти голой, так оно ее обтягивало. Двое парней разошлись по перрону в разные стороны, а двое оставшихся и девица подошли к девушке, которую Матвей приметил еще у кассы: она брала билет перед ним. Девушка была высокая, с тонкой талией, гибкая, с копной темных волос, рассыпавшихся по плечам, и острый глаз Матвея тотчас же оценил ее обаяние. Девушка в профиль напоминала Марию, и Матвей даже шагнул к ней, но она оглянулась, и наваждение прошло. У Марии не было таких больших глаз, зеленовато-серых, с влажным блеском, и таких точеных полных губ. Похожими были только волосы да овал лица. Незнакомку нельзя было назвать красавицей, но что-то в ней невольно привлекало взор: то ли милая улыбка, то ли сквозившая в каждом движении женственность.
Интересно, чего от нее хотят эти трое?
Соболев подошел поближе, напряг слух и сообразил: парни – самые обыкновенные рязанские вокзальные рэкетиры, специализирующиеся на банальном гоп-стопе. Выбрав жертву, бандит просит у нее сумку, или коробку, или просто деньги, намекая, что в случае отказа все равно отберет их, только с мордобитием. Эти трое просили «подержать» сумку, а то ведь «тяжело нести».
Девушка не сразу поняла, в чем дело, потом кинула в сторону двух беседующих неподалеку мужчин отчаянный взгляд, но те отошли, предпочитая не связываться со шпаной. Матвей еще раз внимательно оглядел незнакомку. Длинная шея, прямые плечи, высокая грудь, красивые ноги, а одета скромно: блузка в черно-белую полоску, такая же юбка, с полосами покрупней, и сандалии с облегающими лодыжку ремешками. Большая синяя сумка стояла у ее ног, а через плечо висела еще одна, черная, сумочка. Ни колец, ни серег, ни помады. «Голая» красота. И было ей от силы лет восемнадцать. Матвей колебался до тех пор, пока один из парней не щелкнул ножом, а второй не снял с плеча девушки сумку. Последним доводом для Соболева был взгляд незнакомки: умоляющий и беспомощный. Кричать, звать на помощь она не стала.
Все произошло в течение двух-трех секунд.
Матвей дотронулся до локтя парня, подхватил выпавший у него из руки нож, ткнул пальцем в лоб второго бандита, отобрал у него сумочку, поднял синюю сумку незнакомки и свободной рукой подхватил ее под локоть:
– Пойдемте, сейчас объявят посадку.
Троица обалдевших гоп-стопников осталась стоять с разинутыми ртами: один держался за локоть, второй – за голову, и лишь девица изумленно прошипела:
– Ты чо делаешь, баклан?!
– Кто вы? – обрела дар речи девушка, останавливаясь и высвобождая локоть из руки Матвея, когда они прошли шагов десять.
– Извините, – мягко сказал он, опуская сумку, и добавил на одном дыхании: – Меня зовут Матвей, фамилия Соболев, родился в год Змеи, талисман – черный кот, закончил филфак МГУ, еду работать.
Девушка округлила глаза, потом засмеялась, приоткрыв великолепные зубы. Взгляд ее прояснился, стал приветливым, мягким.
– Спасибо за помощь. Я уж думала, придется идти в милицию, в сумке все мои документы. Меня зовут Кристина, фамилия Сумарокова, родилась в год Овцы, талисман – сердце. Студентка первого курса МГУ, еду сдавать летнюю сессию. А они больше не пристанут?
Матвей тихо рассмеялся, чувствуя себя легко и свободно, и лишь самая трезвая аналитическая часть сознания зажгла тревожный красный «индикатор»: одна встреча с бандитами – случайность, две – уже странность, объяснимая лишь теорией вероятностей. Не аукнулось бы в будущем, слишком близко Рязань от Москвы, где ему предстояло включиться в работу после трех лет «консервации».
Время в электричке промелькнуло незаметно. У них нашлись общие интересы и темы, сходство взглядов на искусство и культуру, а что касается литературы, то здесь их вкусы совпадали почти стопроцентно: оба любили тонкий юмор О. Генри, мужественных и верных героев Джека Лондона, романтические приключения Дюма-отца, сочный язык Гоголя и палитру характеров Чехова, и оба отрицательно относились к фантастам, пишущим в стиле киберпанк. Оказалось, что Кристина сдала уже два экзамена летней сессии – училась она, как и Матвей когда-то, на филологическом, – и ехала сдавать последний – английский язык. То, что девушка учится на филологическом, указывало если не на родство душ, то на взаимность менталитетов, что подогревало обоюдный интерес. И, провожая Кристину к зданию филфака от метро «Университет», Матвей с грустью подумал, что вероятен вариант, когда ему невозможно будет продолжать знакомство и встречаться с этой удивительной девчушкой, беззащитной, редкой по чистоте и уму.
Надо же, земля еще рождает такие души, думал он по пути «домой», то есть на квартиру, определенную первым вариантом «выхода», а судьба хранит их, оберегая от миазмов моральной «свободы»! Вероятно, такие девочки могут появляться только в провинции, большие города слишком глубоко погрязли в «цивилизации». Счастлив будет тот, кому достанется такое чудо…
По легенде, он возвращался из мест лишения свободы, где просидел три года как бытовик – непрофессиональный преступник, осужденный за превышение мер защиты, будучи мастером по славяно-горицкой борьбе: двое из троих, напавших на него, остались калеками, а третий отделался переломом руки. Но это по легенде. На самом деле он был барсом, профессионалом рукопашного боя такого класса, который и не снился «черным поясам».
Трехкомнатная квартира, в которой ему предстояло жить, находилась на четвертом этаже девятиэтажного кирпичного дома на Варшавском шоссе, недалеко от метро «Тульская». Кроме того, у него была своя машина и гараж неподалеку. Соседи его уже знали как учителя русского языка и литературы, немного замкнутого, но вежливого и спокойного молодого человека. До того как «получить срок», он прожил в квартире, как бы обменяв ее, около месяца. И вот вернулся, «отсидев положенное». Впрочем, соседи не интересовались личной жизнью жильца и о «подвигах» его, скорее всего, не догадывались.
Бросив сумки в прихожей, Матвей внимательно оглядел квартиру.
Кухня маленькая, но хорошо оборудованная, с электроплитой, кухонным гарнитуром из пластика под дерево, со всеми необходимыми атрибутами хозяйства, такими, как тарелки, вилки, ножи, кастрюли и тому подобное.
Гостиная не слишком просторная, но уютная, с ковром на полу без единой пылинки; видимо, за ней присматривали. Кроме роскошного дивана, двух кресел и двух книжных шкафов в комнате стоял еще журнальный столик, сервант с чайным и кофейным сервизами, с наборами бокалов и рюмок из цветного дятьковского хрустального стекла, а также телевизор «Голдстар». Ничего не прибавилось и не убавилось.
Убранство спальни тоже не изменилось: тахта, превращавшаяся по мере надобности в кровать, книжный шкаф во всю стену, с нишей для стола, два стула, платяной шкаф, спортивный комплекс в углу – макивара, деревянный «идол» для тренировки ударов руками, стенд для физических нагрузок.
Матвей ткнул пальцем макивару, понаблюдал, как она качается, улыбнулся своим мыслям. Вспомнился случай в детстве, когда он с друзьями-второклашками пошел записываться в секцию карате-до. На первом же занятии к нему пристали ребята на год старше, стали дразнить и смеяться над «дохлятиной», пока он не полез в драку и не получил незаметный, но точный удар пальцем в солнечное сплетение, так что задохнулся и не мог ни вздохнуть, ни слова сказать. С тех пор он больше всего времени уделял отработке атэми, комплекса шоковых ударов пальцами, что оказалось оружием неэффектным, но исключительно эффективным. Дома он разрисовал кожаный мешок с песком, прообраз макивары, превратив его в портрет обидчика, и тренировал уколы пальцами по нескольку часов кряду.
Правда, потом, через какое-то время, они подружились с тем хлопцем и за два года продырявили мешок со всех сторон…
Третью комнату – рабочий кабинет, вход в который был замаскирован книжным шкафом, – Матвей проверять не стал. Ничего особенного там не скрывалось, кроме разве что персонального компьютера.
Он принял душ, переоделся, переложил одежду из сумок в шкаф, расставил книги и ровно в два часа дня позвонил. Мужской голос на автоответчике вежливо сообщил, что хозяин будет дома в двадцать один ноль-ноль. Матвей повесил трубку.
До вечера никуда не выходил. Читал, обедал, валялся на тахте, смотрел телевизор. В восемь с минутами собрался, надел голубую хлопчатобумажную рубашку, джинсы, кроссовки и вышел из квартиры, чтобы… напороться на сцену ограбления!
Лифтом он пользовался редко и махнул вниз по лестнице, преодолевая пролеты в два прыжка, едва касаясь ступенек, а на втором этаже едва не столкнулся с двумя парнями, обернувшимися на легкий шум. Остановился, выругавшись про себя. Позволив себе расслабиться, он допустил грубый просчет, и теперь предстояло как-то изворачиваться, чтобы выйти из положения максимально просто.
На лестничной площадке двое молодых людей зажали в угол третьего, одетого во все белое, а ниже, на середине пролета, их подстраховывала еще одна пара крепких ребят.
– В чем дело? – тихо осведомился Матвей, разглядывая лицо парня в белом, и вздрогнул, встретив его ответный взгляд. У него даже зубы заныли и мороз прошел по коже. Взгляд этот был необычайно серьезным, спокойным и понимающим, в нем не было и тени страха. Да и во всем облике незнакомца, которого явно пытались ограбить, ощущалась бесконечная уверенность в себе. Этот парень все понимал и ничего не боялся. Матвей смело мог продолжать путь, уверенный в том, что ничего дурного с ним не случится. Но шестерка грабителей думала иначе.
Тот, что стоял к нему ближе всех, сделал шаг по лестнице навстречу и сказал, поигрывая ножом:
– Вали обратно, бобик, и сиди там тихо, пока мы не поговорим с этим бобром, понял?
Парень походил на гориллу, на голой волосатой груди его висела цепь из желтого металла, на предплечье синела татуировка: сплетенные змеи и женщина. Жаргон его прямо указывал на тюремную закалку.
Златая цепь на дубе том, подумал Матвей, блатари вышли на охоту. Обнаглели, однако. Работают так грубо и примитивно они лишь в подпитии или если срочно требуется «травка».
– Помочь? – спросил он парня в белом, зачарованный его обликом.
– Обойдусь, – улыбнулся тот, – спасибо.
Матвей двинулся прямо на «гориллу» с ножом, сказал тихо:
– Пропусти, я опаздываю.
– Ну, гад, я тебя предупреж… – Договорить бандит не успел, обмякая. Его напарник тоже осел на ступеньку, не успев ничего сообразить, и только после этого четверо оставшихся зашевелились, хватаясь за оружие: у троих были самодельные финки, у четвертого «макаров».
Конечно, Матвей мог успокоить их всех в своем обычном стиле, «точными уколами в нервные узлы»: реакция его на порядок превосходила реакцию бандитов, но ему не хотелось раскрывать свое умение перед неизвестным, наблюдавшим за ним все с тем же выражением на лице. И, уже начиная короткий бой, Матвей пожалел, что не послушался первого налетчика и не ушел домой. Мужику в белом помощь была не нужна, несмотря на большой численный перевес противника. От него исходила уверенность, спокойствие и сила, и не видеть этого мог только слепой.
Двух на площадке Матвей уложил походя, двойным ударом рук в шею и в голову, а двух на лестнице – в прыжке, ногами, сбросив их на первый этаж, не заботясь, получат ли они травмы или нет, хотя сидевший в нем профессионал и протестовал против такой лобовой демонстрации возможностей.
– Идемте, – обернулся Матвей. – Чего они от вас хотели?
– Наверное, им понравилось это, – незнакомец в белом дотронулся до ремня сумки. Голос у него был глубокий и звучный, добавляя облику некую завершенность. – Вообще-то я редко попадаю в такие ситуации, но сегодня почему-то расслабился.
– Как и я.
– Сколько лет вы занимаетесь рукопашным боем?
– Двадцать, – вырвалось у Матвея.
Незнакомец кивнул, соглашаясь, вероятно, со своей внутренней оценкой.
– Сгоб, айкидо, тангсудо, кушти… и русбой, так?
Матвей внимательно и хмуро глянул на парня.
– Вы очень проницательны, месье…
– Тарас Горшин.
– Меня зовут Матвей, но…
– Вы торопитесь, я вижу, идите, все будет в порядке. Я не живу здесь и шел в гости. Может быть, еще свидимся.
Матвей молча повернулся, перешагнул через тело одного из налетчиков и поспешил на улицу, чувствуя спиной взгляд Тараса. У него вдруг мелькнула мысль, что эта схватка – звено в цепи проверки, которую ему устроили. Сначала в Рязани, теперь в Москве. Не могут такие события быть случайными. Три происшествия подряд – это уже закономерность. Во всяком случае, это предупреждение: что-то он делает не так. Или прав неведомый инфарх из снов и за ним начал охоту некий «монарх»?
Но как Тарас догадался, какими видами единоборств он владеет? Такое может увидеть лишь тот, кто сам мастер боя. Но тогда почему Горшин довел ситуацию с грабителями до тупика, не сделав ни одной попытки освобождения?
Магазин был частный, с промтоварным и продовольственным отделами, чистый, уютный, с хорошим ассортиментом. Год назад его приватизировал молодой коммерсант, энергичный парень, пообещавший сделать из бывшего «Овощеторга» конфетку. Обещание он свое выполнил, цены не гнал, и в магазин с вежливыми продавцами, оборудованный по последнему слову оргтехники, приезжали из других районов. Чем владелец не угодил местной мафии, приходилось только гадать. Но факт оставался фактом: четверо, которых заметил Матвей, пришли не за покупками.
Сориентировался он мгновенно, с привычной бесстрастностью проанализировав траектории возможных событий. И подивился своему решению вмешаться, потому что в принципе он не имел на это права! Вероятно, надоела долгая спячка, тело требовало оперативного напряга.
Переход в состояние турийи[6] произошел в долю секунды с помощью точно рассчитанного волевого усилия. Матвей был готов к любому повороту событий. Время заметно сгустилось, замедлилось, движения окружающих стали тягучими, вокруг них появились ореолы биополей – глаз выделял этот «свет» безошибочно.
Ничего особенного еще не произошло, четверо парней только начали движение. Один достал пистолет – «лангенхан» калибра 9,65 мм (вспомнилось чье-то изречение: «Пистолет рождает власть»). Остальные рэкетмены щелкнули пружинными ножами, но лишь двое из них были тренированы, судя по цвету и интенсивности ореола, хотя и не профессионально. Это были просто «качки», знавшие кое-какие приемы карате, и лица их почти не отличались от затылков.
В обоих залах магазина кроме двух продавцов оставались еще шесть покупателей, в том числе и Матвей: четверо девушек и старик, но рэкетиры их не брали в расчет. Впрочем, как не брали в расчет и Матвея, не выглядевшего гладиатором даже при росте в метр восемьдесят пять: обыкновенный молодой мужик в потертых джинсах, линялой рубашке в клетку и старых кроссовках, со стандартной внешностью, если не считать прозрачно-голубых спокойных и холодных глаз. Но в глаза эти парни никогда никому не смотрели.
Тот, что был с оружием (где он только умудрился достать эту немецкую штучку?), успел сделать шаг к продавцу и направить на него пистолет, когда Матвей начал свое движение. Свидетели потом дали такие противоречивые показания, что, узнай он об этом, только порадовался бы своему профессионализму.
Матвей сделал длинный скользящий шаг к вожаку с пистолетом, взял его запястье в захват и вырвал пистолет, одновременно пальцами левой руки сдавив в нужных точках шею бугая. Парень еще падал, потеряв сознание, а Матвей уже делал подкат, доставая ногами сразу двоих «качков» с ножами. Третий успел махнуть ножом и достать баллончик с газом, однако вспорол лишь воздух и заработал точный укол в солнечное сплетение от противника, невероятным образом оказавшегося совсем рядом.
– Вызовите милицию, – тихо сказал Матвей остолбеневшим продавцам и, скривив лицо так, чтобы его потом трудно было узнать, скользнул за дверь, оставив пистолет у себя.
Как и ожидалось, страховали четверку двое на старом, видавшем виды «Вольво», но о драме в магазине они еще не догадывались; все произошло слишком быстро и без всякого шума.
Уже в машине Матвей довел разговор с самим собой до точки и снова подивился своему побуждению вмешаться в действие, которое его никак не касалось. Но так остро захотелось вдруг ответить подонкам, живущим по старым советско-пиратским принципам: отнять и разделить!
Молодым можно простить недостаток опыта, знаний, но не избыток наглости, хамства и равнодушия, вспомнил он чьи-то слова. Впрочем, не чьи-то – отца, провинциального учителя истории, которого любили ученики.
Поставив машину в гараж, Матвей заглянул в почтовый ящик и обнаружил там поздравительную открытку. Это был вызов в столицу. Размышляя о причинах вызова и о своих предчувствиях, Матвей вошел в квартиру и принялся готовить ужин. Предчувствия не обманули его, недаром он видел ночью один из тех странных снов, которые тревожили его последние полгода.
Он приснился ему под утро, перед самым пробуждением.
Ледяная равнина, окруженная цепью снежных гор. В ясном небе вдруг показалось розовое облако. Оно растет, растет, пока не превращается в сиренево-фиолетовую тучу, очертаниями похожую на фигуру человека. В голове облака загораются три огненных глаза, и тут же, как удар грома, звучит голос:
– Проснись и иди!
– Куда? – растерялся Матвей.
– Он не видит, – раздался второй голос, женский, мелодичный. – Ему еще рано, инфарх.
– Не оказалось бы поздно. За ним начал охоту монарх, вернее, его разведка.
– Куда идти? – Матвей обрел утраченное равновесие. – Покажите, и я пойду.
– Разве ты сам не видишь? – От голоса таинственного инфарха заходили ходуном горы, взвилась снежная пыль, равнина растрескалась, как ледяное поле.
Матвей напряг зрение, и на мгновение ему показалось, что он видит золотое крыло света, просиявшего в небе из-за тучи, словно открылось и тут же захлопнулось волшебное окно.
– Не видит, – прошептала женщина. – Его глаза еще спят.
И столько сожаления и тоски было в этом голосе, что Матвей едва не разрыдался. А проснувшись, с удивлением обнаружил, что глаза его наполнены влагой, будто он и в самом деле плакал.
Что ж, выходит, сон в руку? Нечто вроде предупреждения свыше? Кто такой «монарх», который начал охоту за ним? И почему и что именно он не видел во сне, так огорчив собеседниц неведомого инфарха?
Поскольку Матвей точно знал, что психика у него абсолютно здорова, в «сдвиг по фазе» он не верил – не с чего было сдвигаться, к тому же он умел возвращать себе душевное равновесие. Однако докопаться до причин странных предметных сновидений пока не удавалось. Мешал режим «инкогнито», не хватало знаний, не хватало свободы передвижения и времени. Одно было ясно: подсознание отреагировало на какое-то внешнее воздействие и мозг воспользовался той информацией, которую имел, чтобы посигналить хозяину, – сны были почти копиями тех, которые описал в своей книге Успенский.[7]
После программы новостей Матвей позвонил домой своему непосредственному начальнику – работал он в охране радиозавода, отпросился на две недели «съездить к родственникам». Потом почитал немного и лег спать.
Наутро он сделал зарядку – занимался Матвей по специальной системе, вобравшей в себя элементы сильной чигонг-о[8] и кэмпо, – позавтракал и в шесть утра был уже на первом вокзале Рязани, откуда уходил электропоезд на Москву. Взяв билет, он прогулялся по залу, вышел на перрон, радуясь хорошему утру конца июня, и вдруг заметил группу молодых людей, живо напоминавших ему вчерашний инцидент в магазине. Их было пятеро: четыре парня и девица. Одеты все с претензией на моду, однако рубашки у ребят засалены, в пятнах, как и джинсы, лохматая девица в своем красном платье-«резинке» казалась почти голой, так оно ее обтягивало. Двое парней разошлись по перрону в разные стороны, а двое оставшихся и девица подошли к девушке, которую Матвей приметил еще у кассы: она брала билет перед ним. Девушка была высокая, с тонкой талией, гибкая, с копной темных волос, рассыпавшихся по плечам, и острый глаз Матвея тотчас же оценил ее обаяние. Девушка в профиль напоминала Марию, и Матвей даже шагнул к ней, но она оглянулась, и наваждение прошло. У Марии не было таких больших глаз, зеленовато-серых, с влажным блеском, и таких точеных полных губ. Похожими были только волосы да овал лица. Незнакомку нельзя было назвать красавицей, но что-то в ней невольно привлекало взор: то ли милая улыбка, то ли сквозившая в каждом движении женственность.
Интересно, чего от нее хотят эти трое?
Соболев подошел поближе, напряг слух и сообразил: парни – самые обыкновенные рязанские вокзальные рэкетиры, специализирующиеся на банальном гоп-стопе. Выбрав жертву, бандит просит у нее сумку, или коробку, или просто деньги, намекая, что в случае отказа все равно отберет их, только с мордобитием. Эти трое просили «подержать» сумку, а то ведь «тяжело нести».
Девушка не сразу поняла, в чем дело, потом кинула в сторону двух беседующих неподалеку мужчин отчаянный взгляд, но те отошли, предпочитая не связываться со шпаной. Матвей еще раз внимательно оглядел незнакомку. Длинная шея, прямые плечи, высокая грудь, красивые ноги, а одета скромно: блузка в черно-белую полоску, такая же юбка, с полосами покрупней, и сандалии с облегающими лодыжку ремешками. Большая синяя сумка стояла у ее ног, а через плечо висела еще одна, черная, сумочка. Ни колец, ни серег, ни помады. «Голая» красота. И было ей от силы лет восемнадцать. Матвей колебался до тех пор, пока один из парней не щелкнул ножом, а второй не снял с плеча девушки сумку. Последним доводом для Соболева был взгляд незнакомки: умоляющий и беспомощный. Кричать, звать на помощь она не стала.
Все произошло в течение двух-трех секунд.
Матвей дотронулся до локтя парня, подхватил выпавший у него из руки нож, ткнул пальцем в лоб второго бандита, отобрал у него сумочку, поднял синюю сумку незнакомки и свободной рукой подхватил ее под локоть:
– Пойдемте, сейчас объявят посадку.
Троица обалдевших гоп-стопников осталась стоять с разинутыми ртами: один держался за локоть, второй – за голову, и лишь девица изумленно прошипела:
– Ты чо делаешь, баклан?!
– Кто вы? – обрела дар речи девушка, останавливаясь и высвобождая локоть из руки Матвея, когда они прошли шагов десять.
– Извините, – мягко сказал он, опуская сумку, и добавил на одном дыхании: – Меня зовут Матвей, фамилия Соболев, родился в год Змеи, талисман – черный кот, закончил филфак МГУ, еду работать.
Девушка округлила глаза, потом засмеялась, приоткрыв великолепные зубы. Взгляд ее прояснился, стал приветливым, мягким.
– Спасибо за помощь. Я уж думала, придется идти в милицию, в сумке все мои документы. Меня зовут Кристина, фамилия Сумарокова, родилась в год Овцы, талисман – сердце. Студентка первого курса МГУ, еду сдавать летнюю сессию. А они больше не пристанут?
Матвей тихо рассмеялся, чувствуя себя легко и свободно, и лишь самая трезвая аналитическая часть сознания зажгла тревожный красный «индикатор»: одна встреча с бандитами – случайность, две – уже странность, объяснимая лишь теорией вероятностей. Не аукнулось бы в будущем, слишком близко Рязань от Москвы, где ему предстояло включиться в работу после трех лет «консервации».
Время в электричке промелькнуло незаметно. У них нашлись общие интересы и темы, сходство взглядов на искусство и культуру, а что касается литературы, то здесь их вкусы совпадали почти стопроцентно: оба любили тонкий юмор О. Генри, мужественных и верных героев Джека Лондона, романтические приключения Дюма-отца, сочный язык Гоголя и палитру характеров Чехова, и оба отрицательно относились к фантастам, пишущим в стиле киберпанк. Оказалось, что Кристина сдала уже два экзамена летней сессии – училась она, как и Матвей когда-то, на филологическом, – и ехала сдавать последний – английский язык. То, что девушка учится на филологическом, указывало если не на родство душ, то на взаимность менталитетов, что подогревало обоюдный интерес. И, провожая Кристину к зданию филфака от метро «Университет», Матвей с грустью подумал, что вероятен вариант, когда ему невозможно будет продолжать знакомство и встречаться с этой удивительной девчушкой, беззащитной, редкой по чистоте и уму.
Надо же, земля еще рождает такие души, думал он по пути «домой», то есть на квартиру, определенную первым вариантом «выхода», а судьба хранит их, оберегая от миазмов моральной «свободы»! Вероятно, такие девочки могут появляться только в провинции, большие города слишком глубоко погрязли в «цивилизации». Счастлив будет тот, кому достанется такое чудо…
По легенде, он возвращался из мест лишения свободы, где просидел три года как бытовик – непрофессиональный преступник, осужденный за превышение мер защиты, будучи мастером по славяно-горицкой борьбе: двое из троих, напавших на него, остались калеками, а третий отделался переломом руки. Но это по легенде. На самом деле он был барсом, профессионалом рукопашного боя такого класса, который и не снился «черным поясам».
Трехкомнатная квартира, в которой ему предстояло жить, находилась на четвертом этаже девятиэтажного кирпичного дома на Варшавском шоссе, недалеко от метро «Тульская». Кроме того, у него была своя машина и гараж неподалеку. Соседи его уже знали как учителя русского языка и литературы, немного замкнутого, но вежливого и спокойного молодого человека. До того как «получить срок», он прожил в квартире, как бы обменяв ее, около месяца. И вот вернулся, «отсидев положенное». Впрочем, соседи не интересовались личной жизнью жильца и о «подвигах» его, скорее всего, не догадывались.
Бросив сумки в прихожей, Матвей внимательно оглядел квартиру.
Кухня маленькая, но хорошо оборудованная, с электроплитой, кухонным гарнитуром из пластика под дерево, со всеми необходимыми атрибутами хозяйства, такими, как тарелки, вилки, ножи, кастрюли и тому подобное.
Гостиная не слишком просторная, но уютная, с ковром на полу без единой пылинки; видимо, за ней присматривали. Кроме роскошного дивана, двух кресел и двух книжных шкафов в комнате стоял еще журнальный столик, сервант с чайным и кофейным сервизами, с наборами бокалов и рюмок из цветного дятьковского хрустального стекла, а также телевизор «Голдстар». Ничего не прибавилось и не убавилось.
Убранство спальни тоже не изменилось: тахта, превращавшаяся по мере надобности в кровать, книжный шкаф во всю стену, с нишей для стола, два стула, платяной шкаф, спортивный комплекс в углу – макивара, деревянный «идол» для тренировки ударов руками, стенд для физических нагрузок.
Матвей ткнул пальцем макивару, понаблюдал, как она качается, улыбнулся своим мыслям. Вспомнился случай в детстве, когда он с друзьями-второклашками пошел записываться в секцию карате-до. На первом же занятии к нему пристали ребята на год старше, стали дразнить и смеяться над «дохлятиной», пока он не полез в драку и не получил незаметный, но точный удар пальцем в солнечное сплетение, так что задохнулся и не мог ни вздохнуть, ни слова сказать. С тех пор он больше всего времени уделял отработке атэми, комплекса шоковых ударов пальцами, что оказалось оружием неэффектным, но исключительно эффективным. Дома он разрисовал кожаный мешок с песком, прообраз макивары, превратив его в портрет обидчика, и тренировал уколы пальцами по нескольку часов кряду.
Правда, потом, через какое-то время, они подружились с тем хлопцем и за два года продырявили мешок со всех сторон…
Третью комнату – рабочий кабинет, вход в который был замаскирован книжным шкафом, – Матвей проверять не стал. Ничего особенного там не скрывалось, кроме разве что персонального компьютера.
Он принял душ, переоделся, переложил одежду из сумок в шкаф, расставил книги и ровно в два часа дня позвонил. Мужской голос на автоответчике вежливо сообщил, что хозяин будет дома в двадцать один ноль-ноль. Матвей повесил трубку.
До вечера никуда не выходил. Читал, обедал, валялся на тахте, смотрел телевизор. В восемь с минутами собрался, надел голубую хлопчатобумажную рубашку, джинсы, кроссовки и вышел из квартиры, чтобы… напороться на сцену ограбления!
Лифтом он пользовался редко и махнул вниз по лестнице, преодолевая пролеты в два прыжка, едва касаясь ступенек, а на втором этаже едва не столкнулся с двумя парнями, обернувшимися на легкий шум. Остановился, выругавшись про себя. Позволив себе расслабиться, он допустил грубый просчет, и теперь предстояло как-то изворачиваться, чтобы выйти из положения максимально просто.
На лестничной площадке двое молодых людей зажали в угол третьего, одетого во все белое, а ниже, на середине пролета, их подстраховывала еще одна пара крепких ребят.
– В чем дело? – тихо осведомился Матвей, разглядывая лицо парня в белом, и вздрогнул, встретив его ответный взгляд. У него даже зубы заныли и мороз прошел по коже. Взгляд этот был необычайно серьезным, спокойным и понимающим, в нем не было и тени страха. Да и во всем облике незнакомца, которого явно пытались ограбить, ощущалась бесконечная уверенность в себе. Этот парень все понимал и ничего не боялся. Матвей смело мог продолжать путь, уверенный в том, что ничего дурного с ним не случится. Но шестерка грабителей думала иначе.
Тот, что стоял к нему ближе всех, сделал шаг по лестнице навстречу и сказал, поигрывая ножом:
– Вали обратно, бобик, и сиди там тихо, пока мы не поговорим с этим бобром, понял?
Парень походил на гориллу, на голой волосатой груди его висела цепь из желтого металла, на предплечье синела татуировка: сплетенные змеи и женщина. Жаргон его прямо указывал на тюремную закалку.
Златая цепь на дубе том, подумал Матвей, блатари вышли на охоту. Обнаглели, однако. Работают так грубо и примитивно они лишь в подпитии или если срочно требуется «травка».
– Помочь? – спросил он парня в белом, зачарованный его обликом.
– Обойдусь, – улыбнулся тот, – спасибо.
Матвей двинулся прямо на «гориллу» с ножом, сказал тихо:
– Пропусти, я опаздываю.
– Ну, гад, я тебя предупреж… – Договорить бандит не успел, обмякая. Его напарник тоже осел на ступеньку, не успев ничего сообразить, и только после этого четверо оставшихся зашевелились, хватаясь за оружие: у троих были самодельные финки, у четвертого «макаров».
Конечно, Матвей мог успокоить их всех в своем обычном стиле, «точными уколами в нервные узлы»: реакция его на порядок превосходила реакцию бандитов, но ему не хотелось раскрывать свое умение перед неизвестным, наблюдавшим за ним все с тем же выражением на лице. И, уже начиная короткий бой, Матвей пожалел, что не послушался первого налетчика и не ушел домой. Мужику в белом помощь была не нужна, несмотря на большой численный перевес противника. От него исходила уверенность, спокойствие и сила, и не видеть этого мог только слепой.
Двух на площадке Матвей уложил походя, двойным ударом рук в шею и в голову, а двух на лестнице – в прыжке, ногами, сбросив их на первый этаж, не заботясь, получат ли они травмы или нет, хотя сидевший в нем профессионал и протестовал против такой лобовой демонстрации возможностей.
– Идемте, – обернулся Матвей. – Чего они от вас хотели?
– Наверное, им понравилось это, – незнакомец в белом дотронулся до ремня сумки. Голос у него был глубокий и звучный, добавляя облику некую завершенность. – Вообще-то я редко попадаю в такие ситуации, но сегодня почему-то расслабился.
– Как и я.
– Сколько лет вы занимаетесь рукопашным боем?
– Двадцать, – вырвалось у Матвея.
Незнакомец кивнул, соглашаясь, вероятно, со своей внутренней оценкой.
– Сгоб, айкидо, тангсудо, кушти… и русбой, так?
Матвей внимательно и хмуро глянул на парня.
– Вы очень проницательны, месье…
– Тарас Горшин.
– Меня зовут Матвей, но…
– Вы торопитесь, я вижу, идите, все будет в порядке. Я не живу здесь и шел в гости. Может быть, еще свидимся.
Матвей молча повернулся, перешагнул через тело одного из налетчиков и поспешил на улицу, чувствуя спиной взгляд Тараса. У него вдруг мелькнула мысль, что эта схватка – звено в цепи проверки, которую ему устроили. Сначала в Рязани, теперь в Москве. Не могут такие события быть случайными. Три происшествия подряд – это уже закономерность. Во всяком случае, это предупреждение: что-то он делает не так. Или прав неведомый инфарх из снов и за ним начал охоту некий «монарх»?
Но как Тарас догадался, какими видами единоборств он владеет? Такое может увидеть лишь тот, кто сам мастер боя. Но тогда почему Горшин довел ситуацию с грабителями до тупика, не сделав ни одной попытки освобождения?