Глава 6
КАТАРСИС
Ветлуга
Давно Крутов не чувствовал такого подъёма сил.
За день он успел сделать множество дел, решил кучу проблем, пообщался с Ираклием, приехавшим на сход Славянских Общин, и даже позанимался спортом: он больше полутора часов играл со старшеклассниками Школы Шерстнева в волейбол.
Приехал домой, довольный миром и собой. Поделился с женой мыслями о предстоящей поездке в Москву, покосился на её животик под полупрозрачным кимоно. Она перехватила его взгляд, покачала пальцем:
– Не сглазь!
– Да я не глазливый, – улыбнулся он, обнимая Елизавету, сделал строгое лицо. – Не повторить ли нам процесс? Чтобы не сомневаться в успехе посева?
Она засмеялась, выскользнула из объятий мужа.
– Вечером, муженёк, вечером, сейчас к тебе придут гости, не забыл?
Он спохватился, кинул взгляд на часы:
– Накрывай на стол, я сейчас.
Но переодеться Крутов не успел. В его кабинете уже сидели гости, умеющие пользоваться легкоступом. Это были волхвы, пестователи Общины «Родолюбие» Онуфрий и Дементий. Онуфрий, высокий, худой, седоголовый, прибыл из Фошни Жуковского района Брянской губернии, Дементий – кряжистый, темнолицый, с лысиной на полчерепа, полная противоположность Онуфрия, – из Воронежа. Оба встали, когда вошёл Крутов, поклонились, демонстрируя почтение.
– Извините, отцы, – сказал Крутов, пожимая руки обоим, – увлёкся спортом, только явился вот. Ужинать будем?
– Недосуг, – качнул головой Онуфрий. – Время, которое у нас есть, – это возможности, которых у нас нет.
– Философ доморощенный, – усмехнулся Дементий. – Сразу видно, что ты бывший учитель семинарии.
– Я просто праведник.
– Праведную жизнь обычно начинают вести тогда, когда на грешную уже не остаётся ни сил, ни желаний.
– Человек, обладающий разумом, всегда будет вести себя соответственно внутренним законам совести.
– Разум – хитрая сволочь, – согласился Дементий, – всё время велит делать не то, что хочется.
Крутов рассмеялся.
– Вы напомнили мне разговор двух пенсионеров. Один со вздохом говорит: «Старость – не радость». Второй ему ворчливо отвечает: «И молодость – гадость!» Если дорожите временем – начинайте.
– Слушаюсь, Владыко, – смиренно сказал Онуфрий. – Ведомо ли тебе, что наши аналитики сделали общий соцанализ развития России?
– Ведомо.
– Тогда тебе должен быть понятен сценарий развития событий, предлагаемый агентами влияния Синклита.
– В России сейчас возможны два варианта развития событий, – усмехнулся Егор Лукич. – Наихудший и маловероятный. Диктатуры не предвидится, что не даёт повода для оптимизма, а демократия выродилась в паразитическую форму существования – похеризм. Однако нам есть над чем работать, об этом и поговорим.
– Какой-то остроумец заметил, – проворчал Дементий, – что диктатура плоха тем, что ограничивает возможности ума, демократия же нехороша тем, что в ней не ограничены права глупости.
– Как сказал другой остроумец: с глупостью даже боги бороться бессильны. Но к делу, други.
– Никифор Хмель завершает свою миссию в Брянской губернии, – сказал Онуфрий. – Но это паллиатив. На какое-то время чёрная паутина там увянет одновременно с ликвидацией «спортивного» Клуба и местных агентов Синклита, но вряд ли надолго. Нам же надо уберечь Серебряного мальчика и не привлечь внимание к Школе Шерстнева.
– Мы победим! – прогудел Дементий.
Крутов покачал головой:
– Не только в России или на Земле, но и вообще в нашей Вселенной победа светлых сил возможна, но даётся она с превеликим трудом и изрядной долей горя, боли и печали. Все мы должны смириться с этим законом.
– Может быть, и должны, – тем же ворчливым тоном сказал Дементий, – однако согласно учению о Родочеловеке мы более должны жить по другому закону, отрицающему власть Тьмы. В России же нынче всё наоборот, несмотря на внешнее благополучие и рост экономики. Знаешь ли ты, Владыко, что за время реформ с начала девяностых годов прошлого века и по нынешние времена с лица земли нашей исчезли двадцать пять тысяч деревень, сёл и посёлков?
– Знаю, пестователь. Это результат принудительного разгрома крупных коллективных хозяйств, введения в оборот земли через куплю-продажу и резкого сокращения государственной поддержки.
– Государство разорило нашего производителя сельскохозяйственной продукции, что усугубило ситуацию, – добавил Онуфрий. – Мы сегодня ввозим из-за границы почти пятьдесят процентов продовольствия, а из сельхозоборота уже выведено более тридцати миллионов гектаров угодий. – Он посмотрел на Дементия: – К чему ты об этом речь завёл?
– К тому, что Русь не встанет на ноги без поддержки крестьян. Многие ли понимают это наверху? Не нацелить ли один из наших векторов на решение этой проблемы?
– Мы уже думали над бедственным положением землепашцев, – сказал Крутов. – Коллапса сельского хозяйства не будет, как не будет у нас и развитого производства генетически изменённых продуктов. Катарсис возрождается в полной мере, вместе с аналитической службой и службой предупреждения преступлений. Вы это знаете. Как только Никифор Хмель закончит свою миссию, пошлите его ко мне, он мне нужен.
– Хорошо, Владыко, – кивнул Онуфрий.
– Что у вас? – посмотрел Егор Лукич на Дементия.
– То же, что и везде, – буркнул волхв, хмуря брови. – Эта зараза – стремление к потреблению без желания что-либо производить – перекинулась с Запада и к нам.
– Благодаря телевидению и Интернету, – вставил Онуфрий, добавил с кривой усмешкой: – Я теперь в хакерах вижу чуть ли не спасителей человечества, мешающих молодёжи уходить в виртуальные миры.
– Молодёжь теряет способность глубоко мыслить и творить, не желает заниматься самостоятельной деловой активностью… – Дементий замолчал, горестно махнул рукой, отвернулся. – А наша пропаганда здорового образа жизни не находит достаточного количества сторонников.
– Одна надежда – Школы Шерстнева, – вздохнул Онуфрий. – Но и у них начали возникать проблемы. Им не дают возможности роста. Синклит понимает, что ученики Школ образуют мощный эгрегор светлых сил, и увеличивает давление на систему образования. Всё, что мы смогли сделать, – это добиться рассмотрения в правительстве отмены ЕГЭ.
– Что ж, и это победа, пусть и малая. А Школы мы будем защищать всеми имеющимися у нас средствами. По Воронежской губернии есть конкретика?
– Нам удалось снять главу Елань-Коленовского района, – сказал Дементий. – Он открыто начал преследовать Славянскую Общину и обвинять наших потворников в антигосударственной деятельности. В то же время при его поддержке в районе строится храм БЕСа. Но теперь на его месте работает нормальный человек. Думаю, и храм не будет построен.
– Установили, кто за ним стоит?
– Конунг Замятин.
Крутов помолчал, вспоминая давнюю встречу с начальником службы безопасности олигарха Сосновского, перешедшего потом в ФАС. В те времена Иван Шенгерович Замятин в конунгах не числился.
– Вырос наш полковник, конунгом стал. Что ж, я сориентирую ЧК. Что ещё?
– В Нововоронеже живёт и работает писатель Владлен Тихомиров, известный неожиданной фантазией и в особенности своим живым участием в деле Союза Славянских Общин. Он считается фантастом, на самом же деле философия его произведений близка нашей. Романами Тихомирова зачитываются миллионы людей. По сути он – проводник Родноверия. Естественно, Синклит не мог не заинтересоваться его работой и, похоже, начал на него атаку.
– Откуда вам это стало известно?
– Один из наших потворников, Дмитрий Хвостов, лично знаком с Тихомировым. Недавно писатель сдал в издательство МОЭКС новый роман, и тут же в его квартиру проникли некие злодеи и уничтожили все записи в компьютере. Хорошо, что у него многие тексты записаны на флэшку, как принято говорить. Однако, кроме нападения на квартиру, Тихомирову «посоветовали» по телефону, чтобы он больше не писал в продолжение темы о Древней Руси. Мало того, кто-то звонил и в издательство, предлагал купить роман Тихомирова, а потом пригрозил, что у издательства будут неприятности, если оно опубликует роман.
Крутов покачал головой:
– Издательство испугалось?
– Судя по всему, не очень.
– Литература – очень важная часть жизни людей, она организует моральное пространство не хуже, чем повелительный императив. Нам следует поддерживать все светлые начинания в этой области управления людьми. Что за роман сдал Тихомиров?
– Об истинной истории Рода, хотя и с вольными допущениями. Он должен замкнуть цикл «Очищение». По мысли писателя, роман способствует прорыву Светлых Сил в реальность.
– За парнем начнётся охота.
– Я дал задание нашему региональному отделению службы взять Тихомирова под свою опеку. Но ты же знаешь, Владыко, Витязей не хватает, они и так работают денно и нощно, на пределе.
– Хорошо, я обговорю ситуацию с Ираклием. Однако надо мыслить масштабнее и сражаться не с последствиями, а с причинами явлений. Пора выходить на чёрных слуг Синклита и уничтожать!
– Легко сказать – уничтожать, – проворчал Дементий. – Их сначала найти надобно.
– Разве наша разведка ест хлеб даром?
– Не даром, но вычислить конунга, скрывающегося за личиной добропорядочного слуги народа, очень трудно.
– Могу помочь.
Дементий недоверчиво посмотрел на Крутова:
– Владыко, твоё ли это дело?
– Недавно я проанализировал данные ГАИ по Москве, и знаете, что обнаружилось? За последние три года в столице явно обозначились места удобного маневра автотранспорта, где никогда не бывает пробок. Маневр же всегда возможен и приводит заинтересованное лицо к контролируемым государственным трассам. Всего таких зон в столице шесть. Из них три принадлежат президенту, кремлевской администрации, премьеру и руководителю Думы. Остальные три никак с ними не связаны. Почему бы не проверить, кто поселился в центрах этих зон?
Онуфрий и Дементий переглянулись.
– Ты думаешь, – вопросительно поднял бровь Онуфрий, – эти зоны создали конунги?
– Конунги или их эмиссары.
– Проверим, – кивнул Дементий. – И не только в Москве, но и по всей России. Система социальной стабилизации реальности, пестуемая конунгами, не сработала, но храмы Братства Единой Свободы продолжают строиться. Синклит не оставляет надежды добиться полного пси-программирования страны. В Воронеже тоже появился один такой храм, на месте бывшей Православной церкви Михаила и Амвросия. Новый БЕС уже работает, активно привлекает молодёжь. Надо обратить на него самое пристальное внимание.
– Помощь ЧК нужна?
– Нам помогает подвижник Селифан, однако вполне возможно, что понадобится хирургическое вмешательство.
– У вас там есть школы живы.
– По сути, это филиал Школы Шерстнева, который вполне способен стать эгрегорным «резонатором». Но мы ещё не опирались на него как на источник светлого воздействия. К тому же мы надеялись, что Катарсис – как система Сопротивления «чёрной власти» – будет быстрее реагировать на будущие изменения иерархии земной пси-структуры.
– Принимаю упрёк, – поморщился Крутов. – Это моя вина, что Замысел по очищению нашей земли от надвигающейся тучи сатанизма до сих пор не разработан. Я работаю с ним. «Новая революционная инициатива», испытанная в Югославии, Украине, Грузии, Азербайджане, странах Балтии, работает по одному шаблону, созданному Синклитом, но её применение нелинейно и приводит к ветвлению альтернативных путей развития слабых стран. Мы этого не учитывали.
Онуфрий и Дементий снова обменялись взглядами, согласно кивнули.
– Теперь о мальчике. Не плохо ли мы сделали, что перевели его в Брянскую губернию? Неспокойно там.
Онуфрий огладил седую бородку, помедлил.
– Неспокойно нынче везде. Нужна триада для его защиты, постоянная и надёжная. Боюсь, Витязь Глеб один с задачей не справится. Его мы не трогали, считая, что он будет контролировать деятельность Школы и помогать Шерстневу. Сергий – дополнительная нагрузка.
– Сергий – наша надежда. Думайте, предлагайте варианты. – Крутов развёл руками. – Мы не должны ошибиться. У вас всё, отцы?
– Слава богам! – встал Дементий.
За ним поднялся и Онуфрий.
– Хочу попрощаться с хозяйкой и извиниться за отказ от трапезы.
– Она не обидится. Но попрощаться надо.
Гости вышли из кабинета, встретили Елизавету, выглянувшую из кухни. Она всплеснула руками:
– Уже уходите? А я ужин приготовила, кваску холодненького.
– Квасу отведаем, – согласился Дементий, – а ужинать некогда, уж прости, хозяйка.
Волхвы напились и вышли.
Егор Лукич и Елизавета посмотрели друг на друга.
– Они чем-то расстроены, – тихо сказала женщина. – Что-то случилось?
– Пестователи чуют недобрые времена, – рассеянно проговорил Крутов. – Люди катастрофически теряют веру в доброе, светлое и вечное. А отними у человека веру, что с ним станется?
– Он не жилец на свете.
– Гораздо хуже, если он станет проводником чёрных сил. Вот тогда миру действительно конец. Но ведь мы ещё поборемся?
Елизавета прижалась к груди мужа…
За день он успел сделать множество дел, решил кучу проблем, пообщался с Ираклием, приехавшим на сход Славянских Общин, и даже позанимался спортом: он больше полутора часов играл со старшеклассниками Школы Шерстнева в волейбол.
Приехал домой, довольный миром и собой. Поделился с женой мыслями о предстоящей поездке в Москву, покосился на её животик под полупрозрачным кимоно. Она перехватила его взгляд, покачала пальцем:
– Не сглазь!
– Да я не глазливый, – улыбнулся он, обнимая Елизавету, сделал строгое лицо. – Не повторить ли нам процесс? Чтобы не сомневаться в успехе посева?
Она засмеялась, выскользнула из объятий мужа.
– Вечером, муженёк, вечером, сейчас к тебе придут гости, не забыл?
Он спохватился, кинул взгляд на часы:
– Накрывай на стол, я сейчас.
Но переодеться Крутов не успел. В его кабинете уже сидели гости, умеющие пользоваться легкоступом. Это были волхвы, пестователи Общины «Родолюбие» Онуфрий и Дементий. Онуфрий, высокий, худой, седоголовый, прибыл из Фошни Жуковского района Брянской губернии, Дементий – кряжистый, темнолицый, с лысиной на полчерепа, полная противоположность Онуфрия, – из Воронежа. Оба встали, когда вошёл Крутов, поклонились, демонстрируя почтение.
– Извините, отцы, – сказал Крутов, пожимая руки обоим, – увлёкся спортом, только явился вот. Ужинать будем?
– Недосуг, – качнул головой Онуфрий. – Время, которое у нас есть, – это возможности, которых у нас нет.
– Философ доморощенный, – усмехнулся Дементий. – Сразу видно, что ты бывший учитель семинарии.
– Я просто праведник.
– Праведную жизнь обычно начинают вести тогда, когда на грешную уже не остаётся ни сил, ни желаний.
– Человек, обладающий разумом, всегда будет вести себя соответственно внутренним законам совести.
– Разум – хитрая сволочь, – согласился Дементий, – всё время велит делать не то, что хочется.
Крутов рассмеялся.
– Вы напомнили мне разговор двух пенсионеров. Один со вздохом говорит: «Старость – не радость». Второй ему ворчливо отвечает: «И молодость – гадость!» Если дорожите временем – начинайте.
– Слушаюсь, Владыко, – смиренно сказал Онуфрий. – Ведомо ли тебе, что наши аналитики сделали общий соцанализ развития России?
– Ведомо.
– Тогда тебе должен быть понятен сценарий развития событий, предлагаемый агентами влияния Синклита.
– В России сейчас возможны два варианта развития событий, – усмехнулся Егор Лукич. – Наихудший и маловероятный. Диктатуры не предвидится, что не даёт повода для оптимизма, а демократия выродилась в паразитическую форму существования – похеризм. Однако нам есть над чем работать, об этом и поговорим.
– Какой-то остроумец заметил, – проворчал Дементий, – что диктатура плоха тем, что ограничивает возможности ума, демократия же нехороша тем, что в ней не ограничены права глупости.
– Как сказал другой остроумец: с глупостью даже боги бороться бессильны. Но к делу, други.
– Никифор Хмель завершает свою миссию в Брянской губернии, – сказал Онуфрий. – Но это паллиатив. На какое-то время чёрная паутина там увянет одновременно с ликвидацией «спортивного» Клуба и местных агентов Синклита, но вряд ли надолго. Нам же надо уберечь Серебряного мальчика и не привлечь внимание к Школе Шерстнева.
– Мы победим! – прогудел Дементий.
Крутов покачал головой:
– Не только в России или на Земле, но и вообще в нашей Вселенной победа светлых сил возможна, но даётся она с превеликим трудом и изрядной долей горя, боли и печали. Все мы должны смириться с этим законом.
– Может быть, и должны, – тем же ворчливым тоном сказал Дементий, – однако согласно учению о Родочеловеке мы более должны жить по другому закону, отрицающему власть Тьмы. В России же нынче всё наоборот, несмотря на внешнее благополучие и рост экономики. Знаешь ли ты, Владыко, что за время реформ с начала девяностых годов прошлого века и по нынешние времена с лица земли нашей исчезли двадцать пять тысяч деревень, сёл и посёлков?
– Знаю, пестователь. Это результат принудительного разгрома крупных коллективных хозяйств, введения в оборот земли через куплю-продажу и резкого сокращения государственной поддержки.
– Государство разорило нашего производителя сельскохозяйственной продукции, что усугубило ситуацию, – добавил Онуфрий. – Мы сегодня ввозим из-за границы почти пятьдесят процентов продовольствия, а из сельхозоборота уже выведено более тридцати миллионов гектаров угодий. – Он посмотрел на Дементия: – К чему ты об этом речь завёл?
– К тому, что Русь не встанет на ноги без поддержки крестьян. Многие ли понимают это наверху? Не нацелить ли один из наших векторов на решение этой проблемы?
– Мы уже думали над бедственным положением землепашцев, – сказал Крутов. – Коллапса сельского хозяйства не будет, как не будет у нас и развитого производства генетически изменённых продуктов. Катарсис возрождается в полной мере, вместе с аналитической службой и службой предупреждения преступлений. Вы это знаете. Как только Никифор Хмель закончит свою миссию, пошлите его ко мне, он мне нужен.
– Хорошо, Владыко, – кивнул Онуфрий.
– Что у вас? – посмотрел Егор Лукич на Дементия.
– То же, что и везде, – буркнул волхв, хмуря брови. – Эта зараза – стремление к потреблению без желания что-либо производить – перекинулась с Запада и к нам.
– Благодаря телевидению и Интернету, – вставил Онуфрий, добавил с кривой усмешкой: – Я теперь в хакерах вижу чуть ли не спасителей человечества, мешающих молодёжи уходить в виртуальные миры.
– Молодёжь теряет способность глубоко мыслить и творить, не желает заниматься самостоятельной деловой активностью… – Дементий замолчал, горестно махнул рукой, отвернулся. – А наша пропаганда здорового образа жизни не находит достаточного количества сторонников.
– Одна надежда – Школы Шерстнева, – вздохнул Онуфрий. – Но и у них начали возникать проблемы. Им не дают возможности роста. Синклит понимает, что ученики Школ образуют мощный эгрегор светлых сил, и увеличивает давление на систему образования. Всё, что мы смогли сделать, – это добиться рассмотрения в правительстве отмены ЕГЭ.
– Что ж, и это победа, пусть и малая. А Школы мы будем защищать всеми имеющимися у нас средствами. По Воронежской губернии есть конкретика?
– Нам удалось снять главу Елань-Коленовского района, – сказал Дементий. – Он открыто начал преследовать Славянскую Общину и обвинять наших потворников в антигосударственной деятельности. В то же время при его поддержке в районе строится храм БЕСа. Но теперь на его месте работает нормальный человек. Думаю, и храм не будет построен.
– Установили, кто за ним стоит?
– Конунг Замятин.
Крутов помолчал, вспоминая давнюю встречу с начальником службы безопасности олигарха Сосновского, перешедшего потом в ФАС. В те времена Иван Шенгерович Замятин в конунгах не числился.
– Вырос наш полковник, конунгом стал. Что ж, я сориентирую ЧК. Что ещё?
– В Нововоронеже живёт и работает писатель Владлен Тихомиров, известный неожиданной фантазией и в особенности своим живым участием в деле Союза Славянских Общин. Он считается фантастом, на самом же деле философия его произведений близка нашей. Романами Тихомирова зачитываются миллионы людей. По сути он – проводник Родноверия. Естественно, Синклит не мог не заинтересоваться его работой и, похоже, начал на него атаку.
– Откуда вам это стало известно?
– Один из наших потворников, Дмитрий Хвостов, лично знаком с Тихомировым. Недавно писатель сдал в издательство МОЭКС новый роман, и тут же в его квартиру проникли некие злодеи и уничтожили все записи в компьютере. Хорошо, что у него многие тексты записаны на флэшку, как принято говорить. Однако, кроме нападения на квартиру, Тихомирову «посоветовали» по телефону, чтобы он больше не писал в продолжение темы о Древней Руси. Мало того, кто-то звонил и в издательство, предлагал купить роман Тихомирова, а потом пригрозил, что у издательства будут неприятности, если оно опубликует роман.
Крутов покачал головой:
– Издательство испугалось?
– Судя по всему, не очень.
– Литература – очень важная часть жизни людей, она организует моральное пространство не хуже, чем повелительный императив. Нам следует поддерживать все светлые начинания в этой области управления людьми. Что за роман сдал Тихомиров?
– Об истинной истории Рода, хотя и с вольными допущениями. Он должен замкнуть цикл «Очищение». По мысли писателя, роман способствует прорыву Светлых Сил в реальность.
– За парнем начнётся охота.
– Я дал задание нашему региональному отделению службы взять Тихомирова под свою опеку. Но ты же знаешь, Владыко, Витязей не хватает, они и так работают денно и нощно, на пределе.
– Хорошо, я обговорю ситуацию с Ираклием. Однако надо мыслить масштабнее и сражаться не с последствиями, а с причинами явлений. Пора выходить на чёрных слуг Синклита и уничтожать!
– Легко сказать – уничтожать, – проворчал Дементий. – Их сначала найти надобно.
– Разве наша разведка ест хлеб даром?
– Не даром, но вычислить конунга, скрывающегося за личиной добропорядочного слуги народа, очень трудно.
– Могу помочь.
Дементий недоверчиво посмотрел на Крутова:
– Владыко, твоё ли это дело?
– Недавно я проанализировал данные ГАИ по Москве, и знаете, что обнаружилось? За последние три года в столице явно обозначились места удобного маневра автотранспорта, где никогда не бывает пробок. Маневр же всегда возможен и приводит заинтересованное лицо к контролируемым государственным трассам. Всего таких зон в столице шесть. Из них три принадлежат президенту, кремлевской администрации, премьеру и руководителю Думы. Остальные три никак с ними не связаны. Почему бы не проверить, кто поселился в центрах этих зон?
Онуфрий и Дементий переглянулись.
– Ты думаешь, – вопросительно поднял бровь Онуфрий, – эти зоны создали конунги?
– Конунги или их эмиссары.
– Проверим, – кивнул Дементий. – И не только в Москве, но и по всей России. Система социальной стабилизации реальности, пестуемая конунгами, не сработала, но храмы Братства Единой Свободы продолжают строиться. Синклит не оставляет надежды добиться полного пси-программирования страны. В Воронеже тоже появился один такой храм, на месте бывшей Православной церкви Михаила и Амвросия. Новый БЕС уже работает, активно привлекает молодёжь. Надо обратить на него самое пристальное внимание.
– Помощь ЧК нужна?
– Нам помогает подвижник Селифан, однако вполне возможно, что понадобится хирургическое вмешательство.
– У вас там есть школы живы.
– По сути, это филиал Школы Шерстнева, который вполне способен стать эгрегорным «резонатором». Но мы ещё не опирались на него как на источник светлого воздействия. К тому же мы надеялись, что Катарсис – как система Сопротивления «чёрной власти» – будет быстрее реагировать на будущие изменения иерархии земной пси-структуры.
– Принимаю упрёк, – поморщился Крутов. – Это моя вина, что Замысел по очищению нашей земли от надвигающейся тучи сатанизма до сих пор не разработан. Я работаю с ним. «Новая революционная инициатива», испытанная в Югославии, Украине, Грузии, Азербайджане, странах Балтии, работает по одному шаблону, созданному Синклитом, но её применение нелинейно и приводит к ветвлению альтернативных путей развития слабых стран. Мы этого не учитывали.
Онуфрий и Дементий снова обменялись взглядами, согласно кивнули.
– Теперь о мальчике. Не плохо ли мы сделали, что перевели его в Брянскую губернию? Неспокойно там.
Онуфрий огладил седую бородку, помедлил.
– Неспокойно нынче везде. Нужна триада для его защиты, постоянная и надёжная. Боюсь, Витязь Глеб один с задачей не справится. Его мы не трогали, считая, что он будет контролировать деятельность Школы и помогать Шерстневу. Сергий – дополнительная нагрузка.
– Сергий – наша надежда. Думайте, предлагайте варианты. – Крутов развёл руками. – Мы не должны ошибиться. У вас всё, отцы?
– Слава богам! – встал Дементий.
За ним поднялся и Онуфрий.
– Хочу попрощаться с хозяйкой и извиниться за отказ от трапезы.
– Она не обидится. Но попрощаться надо.
Гости вышли из кабинета, встретили Елизавету, выглянувшую из кухни. Она всплеснула руками:
– Уже уходите? А я ужин приготовила, кваску холодненького.
– Квасу отведаем, – согласился Дементий, – а ужинать некогда, уж прости, хозяйка.
Волхвы напились и вышли.
Егор Лукич и Елизавета посмотрели друг на друга.
– Они чем-то расстроены, – тихо сказала женщина. – Что-то случилось?
– Пестователи чуют недобрые времена, – рассеянно проговорил Крутов. – Люди катастрофически теряют веру в доброе, светлое и вечное. А отними у человека веру, что с ним станется?
– Он не жилец на свете.
– Гораздо хуже, если он станет проводником чёрных сил. Вот тогда миру действительно конец. Но ведь мы ещё поборемся?
Елизавета прижалась к груди мужа…
Глава 7
ЕДУ, ЕДУ, НЕ СВИЩУ…
Брянская губерния
Больше всего Никифора поражала статистика. По роду деятельности ему часто приходилось знакомиться со статистическими выкладками по той или иной проблеме, и он всегда удивлялся, почему люди что-то любят, ненавидят или чего-то боятся. Потом, со временем, удивляться он перестал, только качал головой, изучая полученные данные. По его мнению, существующая поговорка: есть ложь, есть большая ложь и есть статистика, – почти полностью укладывалась в русло действительности. Лишь одна цифра статистики отвечала тем впечатлениям, которые сложились у Хмеля лично: семьдесят процентов населения России испытывали страх перед людьми в милицейской форме. А последние реформы в Министерстве внутренних дел только усугубляли ситуацию. Не помогала и серьёзно работающая в этой сфере служба внутренних расследований МВД, выводящая на чистую воду коррупционеров в милицейских погонах. Однако в милицию по-прежнему шли молодые люди, не желающие думать, но желающие властвовать, и система не менялась. Руководство МВД пыталось что-то делать, бодро докладывало наверх об успешных операциях против бандитов и террористов, но переломить ситуацию в стране было не в состоянии. Потому что это было абсолютно невыгодно Синклиту конунгов, постепенно перехватывающему власть в государстве.
Случай, подтвердивший выкладки статистического отчёта о негативном отношении российского общества к милиции, произошёл прямо на глазах Никифора, в Брянске, где он заканчивал расследование по заданию Катарсиса. По статистике, милиционеры избивали пострадавших: при задержании – в шестидесяти процентах случаев, в каждом шестом случае – при выбивании «чистосердечных признаний», в каждом третьем – беспричинно, ради куража и демонстрации власти. Случай у ресторана «Дебрянск» относился именно к последней категории происшествий.
Вместе с Никифором в ресторане обедала нешумная компания учителей – двое мужчин в возрасте и две женщины, одна постарше, другая помоложе. Они что-то степенно обсуждали – совсем свежую реформу образования, насколько понял Хмель. Закончили обедать и вышли из ресторана они вместе с Никифором. Но тут к ним подошли два милиционера, старшина и сержант, и грубо потребовали документы.
Учительница постарше, – с виду ей было не меньше шестидесяти лет, – седая и полная, сделала им замечание. А дальше случилось нечто дикое.
Стражи порядка взбеленились, схватили женщину за руки, поволокли к белой «Ладе»-«шестёрке» с мигалками, ударили мужчину, спутника учительницы, пытавшегося остановить озверевших милиционеров. Второй мужчина тоже кинулся на выручку своим коллегам, но получил удар дубинкой в лоб и упал на тротуар, обливаясь кровью.
И терпение Никифора кончилось.
В иных обстоятельствах он твёрдо придерживался правил Житейских Вед, установленных волхвами: давайте людям больше, чем они ожидают, в случаях конфликтов боритесь честно, и в особенности – не вмешивайтесь в чужие дела. Но тут налицо было вопиющее нарушение служебной этики, и Никифор не сдержался.
Дубинка внезапно вылетела из руки сержанта, и как живая, завилась вокруг него спиралью, ткнулась ему в ухо.
Милиционер ойкнул, выпустил руку женщины, схватился за ухо.
Дубинка крутнулась и перетянула его напарника по мясистому загривку.
Старшина, утробно хрюкнув, сунулся носом в открытый салон «шестёрки».
Женщина вырвала руку, отбежала к своим коллегам. По лицу её катились слёзы, в глазах сквозь недоумение и ужас протаяло удивление.
Дубинка снова взвилась в воздух и опустилась на предплечье сержанта, лапнувшего кобуру штатного «макарова». С воплем милиционер присел на корточки, держась за онемевшую руку. Дубинка упала рядом.
Никифор вышел из темпа, – в этом состоянии его практически никто не мог увидеть, – подошёл к учителям, сбившимся вокруг вытирающего платком разбитый нос мужчины.
– Успокойтесь, идите домой.
– Но они нас ни за что… – опомнилась женщина помоложе.
– Они будут наказаны, идите.
Тон Хмеля подействовал.
Учителя побрели прочь, оглядываясь. Они плохо понимали, что произошло, и лишь положение обидчиков подсказывало, что кто-то серьёзно остудил намерения стражей порядка добиться «торжества закона».
Задержавшиеся на минуту случайные свидетели происшествия поспешили по своим делам.
Никифор оценивающе глянул на приходивших в себя милиционеров, кивнул сам себе: они явно не поняли, что случилось, и были не в состоянии продолжать начатое «дело».
– Кто был ничем, тот станет всем, – пробормотал Никифор, вспоминая слова пестователя Дементия, что это – лозунг контрселекции. В принципе закон коммунистической идеологии работал иначе: кто был никем, тот никем и оставался до конца своей жизни, как правило, короткой.
В этот же вечер Никифор стал свидетелем ещё одной криминальной драмы, когда во втором часу ночи, возвращаясь в гостиницу на улице Красноармейская, увидел двоих молодых людей, поджигающих красавец «Ситроен» на стоянке напротив ресторана.
Из той же статистики социальных неблагополучий Никифор знал, что в России «антисоциальные элементы» постоянно жгут машины, до двух-трёх тысяч ежегодно в больших городах и почти столько же в сельской местности. До «революции пожаров», как во Франции и Италии несколько лет назад, было ещё далеко, но «мода» эта не проходила, выражая некие социальные протесты пришельцев из других стран, и машины горели каждую ночь.
Однако одно дело – знать, что явление существует, другое – столкнуться с ним воочию, в реальности. Потушить же загоревшуюся автомашину не успевал ни владелец, ни пожарные службы, ни случайные свидетели поджога.
Никифор, наверное, не обратил бы внимания на возню парней у «Ситроена», если бы не разлившийся в прохладе вечера специфический запах бензина. Он оглянулся и мгновенно понял, что происходит.
Зазвенела отброшенная в кусты бутылка.
Вспыхнул огонёк зажигалки.
Никифор вогнал себя в темп и за доли секунды преодолел два десятка метров, отделяющие парадный вход в гостиницу от стоянки машин.
Парни всё же успели поджечь фитиль – длинную белую ленточку, ведущую к крышке бензобака, но пламя не смогло разгореться, и Никифору удалось его сбить.
Бросившиеся наутёк поджигатели остановились, не понимая, почему погас фитиль, хотели вернуться, и в этот момент возле них сформировалась из ночного мрака стремительная текучая тень. Раздались два удара, и парни отправились в короткий полёт к соседнему зданию, упали на асфальт и потеряли сознание.
Никифор брезгливо отряхнул кисти рук от «негативной энергетики», зашагал к гостинице, принюхиваясь к рукам: они пахли бензином.
– Вызовите милицию, – тихо сказал он дежурному охраннику, – там на стоянке драка. Меня вы не видели.
Финала событий он уже не увидел, да это было и неинтересно. Милиция должна была разобраться с поджигателями сама, а охранник на входе в гостиницу должен был забыть свидетеля, сообщившего о «драке».
На следующее утро, тридцать первого августа, Никифор поехал в Жуковку.
В Брянске его дела были закончены. Он выяснил, кто из отцов церкви непосредственно занимался внедрением чёрных программ в жизнь губернии, начиная с культуры и заканчивая социальной сферой, и позвонил в Москву. Теперь судьбой эмиссара Синклита должен был заняться местный отдел оперативного реагирования Катарсиса, имеющий популярное в народе название «Овёс». Данные Хмеля проверят, разработают селективный трафик – цепочку «случайных», с виду никак не связанных событий, финальное из которых приведёт к фатальному концу отца Федюни, координатора конфессиональных связей Патриархата. Этот человек согласился работать на конунгов добровольно, и жизнь его, весьма греховная по всем оценкам, должна была прерваться.
В самой Жуковке Никифору необходимо было нейтрализовать деятельность ещё одного церковного слуги – отца Зиновия, дьякона Велейской церкви Кирилла и Мефодия, связанного с бандитами Клуба спортивного совершенствования в Фошне. Именно через него работал отец Федюня, получающий распоряжения непосредственно от конунгов. Зиновий же организовал и атаку на Школу Шерстнева, к счастью, не получившую развития благодаря действиям Хмеля.
Кроме того, Никифору нужно было предупредить начальника местного отделения УВД подполковника Вильяма Коробко, являвшегося дядей убитого Сёмы Блющева. Этот слуга народа землю рыл, чтобы найти убийц, и посадил в СИЗО уже немало народу, никак не причастного к преступлению.
В Жуковском районе всё ещё шла охота на «террориста» из не ведомой никому ЧК, убившего гендиректора Клуба спортивного совершенствования в Фошне. Поэтому частные автомашины останавливались милицейскими патрулями на всех дорогах района. Остановили и спортивную «Ауди RS-6» Никифора с брянскими номерами (естественно, он заранее сменил московские номера на местные), хотя он вовремя заметил патрульную машину и снизил скорость.
– Ваши документы, – козырнул инспектор ГАИ, с автоматом под мышкой.
– А ваши? – вежливо ответил Хмель.
Случай, подтвердивший выкладки статистического отчёта о негативном отношении российского общества к милиции, произошёл прямо на глазах Никифора, в Брянске, где он заканчивал расследование по заданию Катарсиса. По статистике, милиционеры избивали пострадавших: при задержании – в шестидесяти процентах случаев, в каждом шестом случае – при выбивании «чистосердечных признаний», в каждом третьем – беспричинно, ради куража и демонстрации власти. Случай у ресторана «Дебрянск» относился именно к последней категории происшествий.
Вместе с Никифором в ресторане обедала нешумная компания учителей – двое мужчин в возрасте и две женщины, одна постарше, другая помоложе. Они что-то степенно обсуждали – совсем свежую реформу образования, насколько понял Хмель. Закончили обедать и вышли из ресторана они вместе с Никифором. Но тут к ним подошли два милиционера, старшина и сержант, и грубо потребовали документы.
Учительница постарше, – с виду ей было не меньше шестидесяти лет, – седая и полная, сделала им замечание. А дальше случилось нечто дикое.
Стражи порядка взбеленились, схватили женщину за руки, поволокли к белой «Ладе»-«шестёрке» с мигалками, ударили мужчину, спутника учительницы, пытавшегося остановить озверевших милиционеров. Второй мужчина тоже кинулся на выручку своим коллегам, но получил удар дубинкой в лоб и упал на тротуар, обливаясь кровью.
И терпение Никифора кончилось.
В иных обстоятельствах он твёрдо придерживался правил Житейских Вед, установленных волхвами: давайте людям больше, чем они ожидают, в случаях конфликтов боритесь честно, и в особенности – не вмешивайтесь в чужие дела. Но тут налицо было вопиющее нарушение служебной этики, и Никифор не сдержался.
Дубинка внезапно вылетела из руки сержанта, и как живая, завилась вокруг него спиралью, ткнулась ему в ухо.
Милиционер ойкнул, выпустил руку женщины, схватился за ухо.
Дубинка крутнулась и перетянула его напарника по мясистому загривку.
Старшина, утробно хрюкнув, сунулся носом в открытый салон «шестёрки».
Женщина вырвала руку, отбежала к своим коллегам. По лицу её катились слёзы, в глазах сквозь недоумение и ужас протаяло удивление.
Дубинка снова взвилась в воздух и опустилась на предплечье сержанта, лапнувшего кобуру штатного «макарова». С воплем милиционер присел на корточки, держась за онемевшую руку. Дубинка упала рядом.
Никифор вышел из темпа, – в этом состоянии его практически никто не мог увидеть, – подошёл к учителям, сбившимся вокруг вытирающего платком разбитый нос мужчины.
– Успокойтесь, идите домой.
– Но они нас ни за что… – опомнилась женщина помоложе.
– Они будут наказаны, идите.
Тон Хмеля подействовал.
Учителя побрели прочь, оглядываясь. Они плохо понимали, что произошло, и лишь положение обидчиков подсказывало, что кто-то серьёзно остудил намерения стражей порядка добиться «торжества закона».
Задержавшиеся на минуту случайные свидетели происшествия поспешили по своим делам.
Никифор оценивающе глянул на приходивших в себя милиционеров, кивнул сам себе: они явно не поняли, что случилось, и были не в состоянии продолжать начатое «дело».
– Кто был ничем, тот станет всем, – пробормотал Никифор, вспоминая слова пестователя Дементия, что это – лозунг контрселекции. В принципе закон коммунистической идеологии работал иначе: кто был никем, тот никем и оставался до конца своей жизни, как правило, короткой.
В этот же вечер Никифор стал свидетелем ещё одной криминальной драмы, когда во втором часу ночи, возвращаясь в гостиницу на улице Красноармейская, увидел двоих молодых людей, поджигающих красавец «Ситроен» на стоянке напротив ресторана.
Из той же статистики социальных неблагополучий Никифор знал, что в России «антисоциальные элементы» постоянно жгут машины, до двух-трёх тысяч ежегодно в больших городах и почти столько же в сельской местности. До «революции пожаров», как во Франции и Италии несколько лет назад, было ещё далеко, но «мода» эта не проходила, выражая некие социальные протесты пришельцев из других стран, и машины горели каждую ночь.
Однако одно дело – знать, что явление существует, другое – столкнуться с ним воочию, в реальности. Потушить же загоревшуюся автомашину не успевал ни владелец, ни пожарные службы, ни случайные свидетели поджога.
Никифор, наверное, не обратил бы внимания на возню парней у «Ситроена», если бы не разлившийся в прохладе вечера специфический запах бензина. Он оглянулся и мгновенно понял, что происходит.
Зазвенела отброшенная в кусты бутылка.
Вспыхнул огонёк зажигалки.
Никифор вогнал себя в темп и за доли секунды преодолел два десятка метров, отделяющие парадный вход в гостиницу от стоянки машин.
Парни всё же успели поджечь фитиль – длинную белую ленточку, ведущую к крышке бензобака, но пламя не смогло разгореться, и Никифору удалось его сбить.
Бросившиеся наутёк поджигатели остановились, не понимая, почему погас фитиль, хотели вернуться, и в этот момент возле них сформировалась из ночного мрака стремительная текучая тень. Раздались два удара, и парни отправились в короткий полёт к соседнему зданию, упали на асфальт и потеряли сознание.
Никифор брезгливо отряхнул кисти рук от «негативной энергетики», зашагал к гостинице, принюхиваясь к рукам: они пахли бензином.
– Вызовите милицию, – тихо сказал он дежурному охраннику, – там на стоянке драка. Меня вы не видели.
Финала событий он уже не увидел, да это было и неинтересно. Милиция должна была разобраться с поджигателями сама, а охранник на входе в гостиницу должен был забыть свидетеля, сообщившего о «драке».
На следующее утро, тридцать первого августа, Никифор поехал в Жуковку.
В Брянске его дела были закончены. Он выяснил, кто из отцов церкви непосредственно занимался внедрением чёрных программ в жизнь губернии, начиная с культуры и заканчивая социальной сферой, и позвонил в Москву. Теперь судьбой эмиссара Синклита должен был заняться местный отдел оперативного реагирования Катарсиса, имеющий популярное в народе название «Овёс». Данные Хмеля проверят, разработают селективный трафик – цепочку «случайных», с виду никак не связанных событий, финальное из которых приведёт к фатальному концу отца Федюни, координатора конфессиональных связей Патриархата. Этот человек согласился работать на конунгов добровольно, и жизнь его, весьма греховная по всем оценкам, должна была прерваться.
В самой Жуковке Никифору необходимо было нейтрализовать деятельность ещё одного церковного слуги – отца Зиновия, дьякона Велейской церкви Кирилла и Мефодия, связанного с бандитами Клуба спортивного совершенствования в Фошне. Именно через него работал отец Федюня, получающий распоряжения непосредственно от конунгов. Зиновий же организовал и атаку на Школу Шерстнева, к счастью, не получившую развития благодаря действиям Хмеля.
Кроме того, Никифору нужно было предупредить начальника местного отделения УВД подполковника Вильяма Коробко, являвшегося дядей убитого Сёмы Блющева. Этот слуга народа землю рыл, чтобы найти убийц, и посадил в СИЗО уже немало народу, никак не причастного к преступлению.
В Жуковском районе всё ещё шла охота на «террориста» из не ведомой никому ЧК, убившего гендиректора Клуба спортивного совершенствования в Фошне. Поэтому частные автомашины останавливались милицейскими патрулями на всех дорогах района. Остановили и спортивную «Ауди RS-6» Никифора с брянскими номерами (естественно, он заранее сменил московские номера на местные), хотя он вовремя заметил патрульную машину и снизил скорость.
– Ваши документы, – козырнул инспектор ГАИ, с автоматом под мышкой.
– А ваши? – вежливо ответил Хмель.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента