Голявкин Виктор. Этот мальчик

   - Да! - удивился я. - А что?
   - Не знаю, - сказал он.
   - Я об этом сейчас думаю, - говорю.
   - А что тут думать. На самолёте можно полететь куда хочешь. Ты на самолёте летал?
   - Нет ещё, - говорю.
   - Ах, не летал! Ну вот и размечтался. Пора полететь тебе на самолёте куда-нибудь с родителями. Сейчас все летают.
   - На самолёте-то все летают, - говорю. - Это я тоже могу.
   - А слышал ведь, наверно, сказки о ковре-самолёте, о Карлсоне.
   - Слышал, - говорю. - Только ведь это сказки. Я их никогда всерьёз не принимал.
   - Почему же, - говорит. - На чём хочешь можно летать, если приставить моторчик...
   "Ага, моторчик!" Я так и думал, что моторчик - очень важное дело. Вот бы побольше поговорить про моторчики.
   - Моторчик - это да, - говорю.
   - Правильно, - говорит. - Вот смотри моторчик. - Он достал с полки игрушку - робота - и покрутил сбоку ключик. И робот пошагал по полу ко мне. В животе у него крутились колёсики, высекались искры, как будто там что-то переваривалось. Робот равномерно махал руками, а иногда поправлял на голове кепку. Так интересно! Я сказал:
   - Я люблю, когда что-нибудь само двигается. Когда я первый раз ехал на поезде, то не мог от окна оторваться. Я был маленький, и мне казалось, что вся земля едет, а вовсе не поезд, в котором мы сидим. Я-то ведь сидел на месте, не двигался.
   - Ага, - сказал он. - Возьми с собой робота. Поиграешь дома. К моторчику приглядишься.
   Я принёс робота домой и весь вечер гонял его по дому. Потом решил всё-таки заглянуть в его моторчик и приподнял ножиком спинку. Потом ещё чуть-чуть подцепил ножом. Вдруг раздался треск, все колёсики вылетели и железная пружинка ударила меня по носу.
   Я испугался, что сломал чужую игрушку.
   Смотреть на развороченный моторчик было печально. Но я не хотел обращаться к отцу за помощью. Он обязательно спросит про уроки, а мне сейчас не до них.
   Я извинюсь перед мальчиком, раз так вышло. Я знаю: извинения хорошая вещь. Когда извиняешься, хвалят за вежливость.
   - Извини, пожалуйста, - сказал я, когда пришёл к нему опять. - Он заглох...
   - Я так и знал, - сказал он, - что ты внутрь полезешь. Ну ничего, сейчас я починю.
   - Ты сам, что ли, будешь чинить? - удивился я.
   - Оставайся, если хочешь, сделаем вместе.
   В общем, он подогнал зубчатые колёсики одно к другому. Вставил пружинку на место. Поправил кремень, который искрит, когда колёсики крутятся. И прикрепил спинку. Потом завёл робота ключиком - сильно закрутил пружину. И эта пружина должна медленно раскручиваться и вертеть эти самые колёсики.
   И робот опять зашагал.
   Всё очень просто.
   Я был рад, что игрушка исправна.
   Но я был не рад, что простейший мотор не мог починить сам. Я был не рад, что всё равно не узнал, отчего всё двигается.
   Уроки опять не выучил и получу новую двойку.
   Вася, наверно, все выучил, ведь я ему совсем не мешал.
   И вот опять сижу с ним рядом и молчу. Мне не о чем с ним разговаривать. Он ведь всё равно, мне кажется, ничего не сможет понять. Он же не думал всё это время про моторчики. А рассказывать пришлось бы долго.
   Я сижу молчу и слушаю учителя. Хоть я и не сделал уроки, но мне всё понятно, что учитель рассказывает. Значит, моторчик в голове работает. Чувствую, умнее становлюсь.
   Учитель смотрит на меня - вот-вот сейчас вызовет.
   И вызывает.
   И я всё совершенно правильно ему отвечаю. Мне кажется: это всё очень просто. Как будто я действительно вырос уже и теперь у меня будет всё по-другому.
   И мне всё кругом нравится.
   Только одно мне не нравится: я не спросил, как зовут знакомого мальчика. Всё время забывал спросить его имя.
   И тут я подумал: имя у человека обыкновенное бывает Андрюша, Серёжа, Петя, Вася... Но он всё-таки необыкновенный мальчик.
   И он мой друг. Вчера он мне сказал: "Приходи завтра".
   Хороший день. Замечательный. Пять пятёрок наполучал. Никогда столько не было. Правда, не все поставили. Но я чувствую, что могли бы поставить. Удачный день - ничего не скажешь. Отличное настроение. С таким настроением я не могу вместе с Васей плестись по лестнице. Пусть он один плетётся, а я лучше на улице его подожду. И вылетаю из школы.
   На улице дождь зачастил. Но наши ребята играют в футбол прямо под дождём. Я стою смотрю.
   Сегодня мне и дождь нипочём, даже нравится. Смотрю, как ребята мяч гоняют прямо по лужам.
   Сейчас Вася выйдет и я ему скажу: "Видал, как надо учиться!" Он обязательно спросит: "Чего?" Никогда сразу не понимает. А я ему объясню: "Думать, брат, надо. А ты всё уроки учишь, учишь, стараешься, как чёрт, а толку мало".
   Вот я ему урок покажу.
   И чего он там копается, столько времени не выходит. Стою жду и думаю: "Вот сейчас ему шапку на нос нахлобучу, будет он тогда "чего" спрашивать. Совершенно неинтересно разговаривать с таким человеком. Но не одному же идти домой с таким прекрасным настроением. Надо обязательно с другом поделиться".
   Вдруг мяч мне в лоб как даст!
   Этот мокрый, грязный, холодный, тяжёлый, как булыжник, мяч, который ребята гоняли по всем лужам!
   Какое безобразие! Что они там своих ворот не видят, что ли? С ума, что ли, сошли?
   Я как заору:
   - Вы что, не видите, куда бьёте!
   - Да мы нечаянно, - говорят. - Хотели в ворота, а мяч в тебя полетел. А ты бы на ногу взял его, а ты бы отбил его, а ты бы в сторону отскочил, в конце концов, - чего ты тут стоишь, - говорят.
   Я совсем рассвирепел, бегу на них драться.
   А они на меня пальцами показывают и смеются. Потому что всё лицо у меня грязное от мяча. Им смешно. А я не знаю, что мне теперь делать с моим лицом. А они хохочут. Сами виноваты, а говорят, я же и виноват.
   Ох и зло меня тут взяло.
   Вытираюсь кое-как рукавами. Грязь только размазывается, и ребята ещё больше смеются.
   А ведь из-за Васьки всё получилось. Он там так долго копается.
   Домой с таким лицом невозможно показываться. Да как домой-то добраться? Все рукава у пальто грязные. Лицо грязное. Ребята смеются. Измучился я.
   И тут Вася наконец появляется и ко мне подходит. Видит, в чём дело, и вынимает из своего кармана носовой платок. Чистый белый носовой платок. Вася его берёт и вытирает мне лицо и ещё успокаивает:
   - Ничего, - говорит, - не заметно, не волнуйся, - и всё такое.
   Вася провожает меня до дома, а я в это время думаю: "Вот так урок! Ведь я же хотел ему урок показать, а выходит, Вася мне урок показал".
   Нечего было мне задаваться. Шёл бы спокойно домой, и всё. А вот остановился - и удар получил. Зря я, дурак, там стоял, двигаться надо было, а не на месте стоять.
   Всё время двигаться, что ли? И останавливаться нельзя?
   Я совсем запутался.
   А Вася пошёл домой со своим платком.
   Вдруг я кинулся его догонять, сам не знаю зачем. Догнал его и спрашиваю:
   - Где твой платок?
   - Вот, - говорит Вася. И вынимает запачканный грязью, мокрый, мятый платок.
   - Жалко платок, - говорю. - А откуда он у тебя?
   - Мне дома дают платок.
   - Извини, - говорю.
   - За что?
   - За платок, - говорю.
   - Ничего, - говорит, - мне другой дома дадут.
   Я прибегаю домой и говорю:
   - Почему мне не даёте платок?
   - Какой платок тебе надо?
   - Носовой, конечно, какой же ещё, - говорю.
   - А ты сам бери, - говорит мама.
   - Где его брать?
   Мама подводит меня к шкафу и показывает целую гору носовых платков.
   - А я не знал, - говорю.
   - А ты знай, - говорит мама.
   На другой день в каждый карман я положил по платку. Гора платков в шкафу сразу стала намного меньше - у меня оказалось порядочно карманов. Я ни на минуту не забывал про свои карманы, потому что в каждом был чистый платок. Я вынимал их по очереди и всё время вытирал нос, хотя этого не требовалось, но не зря ведь платок носовым называется. Мне очень нравились мои платки. Один был в клеточку, другие в полоску.
   За это я получил в школе замечание: "Весь урок занимался носовым платком".
   Дома отец спросил:
   - Ты что сегодня такой сердитый?
   - Вот, - говорю, - видишь? - И показываю ему замечание. Мне казалось, он должен похвалить меня: ведь у меня при себе носовой платок, и осудить учителя, что он не понимает, как это здорово. - Вот, - говорю, - платки виноваты. - Я вынимаю их все из карманов и бросаю на стол. Мне кажется, что чем их больше, тем лучше.
   - Зачем тебе столько? - удивляется отец. Он отбирает все платки и отдаёт их маме.
   - Что же человеку без платка ходить, что ли? - говорю.
   Отец говорит:
   - Занимаешься мелочами, вместо того, чтобы делать в школе главное слушать учителя.
   - А вот и нет! - говорю.
   - Согласись, что я прав, - говорит отец.
   - Почему это ты прав? - говорю.
   - Знаешь, - говорит, - такое моё мнение, так мне кажется, такая мысль у меня мелькнула, - и смеётся.
   Особенно мне последние слова про мысль понравились.
   И тут вдруг я почувствовал, что и у меня мысль мелькнула. Мелькнула или не мелькнула? Кажется, мелькнула: отец неправ! Я тут же решаюсь с ним поспорить.
   - Отец, - говорю я. Первый раз в жизни я называю его "отец", а не "папа". Мне кажется, так лучше звучит, когда имеешь своё собственное мнение. - Я ни за что с тобой не соглашусь!
   - Как так? - удивляется папа.
   - Платок вовсе не мелочь. А самое главное дело.
   И я рассказал ему, как Вася меня выручил.
   Папа выслушал меня и тоже стал спорить:
   - Дело тут было не в платке, а в человеке. В Васе всё дело. Он оказался неплохим человеком: сообразительным, добрым.
   Тут я снова почувствовал, что опять у меня в голове мысль мелькнула, и продолжаю спорить:
   - Послушай, - говорю, - отец, а что бы делал этот добрый человек, если бы у него платка с собой не было?
   - Как сказать, - говорит папа. - Наверно, он что-нибудь бы придумал.
   - Вот если бы у него не было с собой платка, тогда бы ему надо было что-то придумывать. Но у него был платок. И это было самое главное дело. Согласись, что это так, - говорю.
   Не знаю, согласился ли со мной мой отец. Только он полез к себе в карман и проверил, есть ли у него носовой платок.
   Платок в кармане был.
   Между прочим, я тоже один платок себе оставил в маленьком кармашке на всякий случай.
   А утром ещё один платок с собой в школу прихватил.
   И вот опять я в школе сижу. Спокойно сижу на уроках. Ни с кем не разговариваю. Не с кем просто. Никто ведь ничего не понимает. У меня всё в порядке. Целых два чистых носовых платка при мне на всякий случай. Вот я и жду подходящего случая, когда вдруг мой чистый платок понадобится.
   В тетради аккуратно упражнение пишу, в другой тетради ужасно сложные примеры совершенно правильно решаю.
   Стараюсь прямо сидеть.
   На перемене не бегаю, чинно прогуливаюсь по коридору.
   Но не дают человеку покоя. Всё время подбегают и дёргают. А учитель даже спросил:
   - Ты что, брат, болен? Нет? Что же ты сегодня ходишь, будто кол проглотил?
   - Какой кол? Никакого кола не было, - удивляюсь я.
   - Палку, значит, - улыбается учитель.
   - Ах палку, а я уж об оценке подумал. А какую палку?
   - Ну ладно, ладно, иди, всё в порядке, - сказал Пал Палыч.
   Вот именно - всё в порядке.
   На следующем уроке у меня опять мелькнула мысль: "Я всё же аккуратный человек. Я ведь ОЧЕНЬ аккуратный человек. Я даже САМЫЙ аккуратный человек в нашем классе, а может быть, во всей школе!"
   После этого меня как будто что-то подтолкнуло изнутри, будто какой-то дополнительный моторчик завёлся, и я уже больше не мог сидеть на месте. И ходить больше тоже не мог. Я кинулся на всех драться. Не просто так кинулся, а чтобы всем показать: я САМЫЙ сильный человек.
   Я действительно побил всех, которые попались мне под руку и не успели убежать. У меня мелькнула мысль: куда же это они разбегаются? Не могут сообразить, что драться надо, сопротивляться, а не разбегаться.
   Вдруг как заору:
   - Чтоб я больше вас не видел! Слышите?
   А они смотрят на меня и ничего не понимают.
   Я поглядел на свои кулаки и сказал:
   - Ну то-то! Кто полезет - получит!
   Ничего совершенно не сообразили. Но объяснять тут некогда.
   Гордый, я шёл домой.
   В прихожей у нас стоит большое зеркало. Оно давно стоит, но я его почти не замечал, а тут решил посмотреть на себя в это зеркало.
   Посмотрел. Вытер пот со лба платком. Волосы поправил. Ещё раз как следует на себя посмотрел. И тут у меня мелькнула мысль: между прочим, я, пожалуй, самый красивый мальчишка из всех, которые тут ходят.
   Конечно, это так и есть. Все должны об этом знать. Да все, наверно, и так знают.
   Зеркало осталось стоять на своём месте, а я побежал. Я бежал к Васе как можно скорей застать его дома.
   Застал.
   И тут я сразу увидел, какой Вася хилый. Во рту зуба нет. Какой-то растерянный.
   Тут-то я его и решил ошарашить.
   - Ты знаешь, говорят, я самый аккуратный, самый сильный, самый красивый человек.
   - Кто говорит? - испугался Вася.
   - Все говорят. Думаешь, нет?
   - Ну да, не может быть...
   - А ты что, не видишь, что ли?
   - Так не бывает... - лепечет Вася.
   - Ну и дурак же ты, - говорю.
   Нечего мне с ним больше разговаривать. Ясно, он ничего не понимает. Ни чуточки.
   Ну и пускай дома сидит, а я пошёл.
   У кого бы ещё спросить про это самое? Ага, а бабушка на что? Старые люди бывают самые умные. Они всё знают да помалкивают. Потому что никто у них ничего не спрашивает. А вот я и спрошу.
   И спрашиваю как самый вежливый человек на свете. Самые первые слова у меня теперь "пожалуйста" и "извините".
   - Скажи, пожалуйста, бабуля...
   - Не знаю, не знаю, ничего не знаю...
   Я ещё и заикнуться не успел, а она уже не то мне отвечает.
   - Да погоди, пожалуйста, извини... Понимаешь, бабуля, я сегодня избил всех!
   - Господи! Не дай бог, - говорит.
   - Лезут все, понимаешь. Я всех и раскидал. Я самый сильный, правда?
   - Ой, ой, ой, батюшки светы...
   - Да не батюшки, не батюшки! Ты на меня погляди: улыбка что надо. Зубы все давно выросли.
   - Хороший мальчик, - говорит бабушка.
   - Говорят, я самый красивый мальчишка!
   - Верно говорят, - говорит бабушка. - Умный мальчик, красивый. Зря люди не скажут.
   - Бабушка, а это правда?
   - Правда, истинная правда, - говорит бабушка. - Я врать не буду.
   - Надо маме про это сказать. Скажи ей, пожалуйста сегодня, бабушка. Скажешь? Да?
   - А как же. Скажу, скажу дочери... всё скажу.
   - Ну ладно, - говорю, - извини, пожалуйста.
   Ну вот видите, всё как есть подтвердилось.
   Осталось до ужина подождать. Все сядут за стол. Вся семья в сборе. И бабушка всё, что нужно, всем объявит. Пускай родители знают, какой у них сын.
   Вот наконец собираются. Только отец у себя в комнате задержался. Да и лучше, что его нет. Начнёт шутить. А мне не до шуток. Я человек серьёзный.
   Сидим едим. Я пристально смотрю на бабушку. Неужели не понимает, что пора начинать. Всё сначала, что ли, ей объяснять? Толкаю её локтем и смотрю ей прямо в глаза. Она отодвинулась от меня и как ни в чём не бывало продолжает закусывать. Никогда не думал, что у неё такой зверский аппетит.
   На ногу ей незаметно наступаю. Надо же ей напомнить.
   Она как вскрикнет и хлеб уронила на пол.
   Я как человек вежливый кидаюсь кусок поднимать.
   - Вот, пожалуйста... - говорю.
   - Молодец, - говорит мама. - Спасибо.
   - Я вообще, если хочешь знать, самый вежливый, самый красивый, самый сильный человек.
   - Почему? - спрашивает.
   - Говорят.
   - Кто сказал?
   - Весь город, - фу ты! - вся школа говорит.
   В это время как раз отец появляется. Как всегда не вовремя. А он, наверно, считает, как раз в самое время.
   Интересно, он слышал или не слышал наш разговор?
   Говорит:
   - Не понимаю, зачем же быть и самым глупым человеком?
   Фу ты, чёрт, слышал, оказывается.
   Мама стала смеяться.
   Но я решил не сдаваться.
   - Почему глупый? А вот и нет!
   - Ну, что ты красавец, каких мало, я, положим, сам вижу. Не спорю. Согласен. Но в чём, в каком конкретном деле ты показал свою силу? Расскажи.
   Я даже вспотел. Платком своим вытираюсь. Весь красный. Подавился. Закашлялся. "Чего, - думаю, - отец родной к сыну пристал?"
   А он не отстаёт.
   - Нельзя быть просто так сильным. Не бывает. Враньё это. Вот если, скажем, отцу или матери какое-то дело трудно, не под силу, не справиться, а сын может их выручить, тогда понятно - он сильный.
   - Ну да, - говорю. - Ты неправ. Такого дела не будет.
   - Как не будет? Обязательно будет!
   - Ты хитренький, нарочно говоришь, чтобы я ждал?
   - Подожди немного.
   - Дай честное слово, что, правда, будет.
   - Честное слово, будет! Все твои дела впереди.
   - А долго ждать?
   - Не долго. Я постараюсь поскорей.
   - Ну тогда ладно, - говорю. - Всё в порядке.
   Фу ты! Вытер я последний раз пот с лица. Сразу легче стало. Пока можно жить спокойно.
   И чего я выдумал, сам не знаю, как это вышло.
   Вечером нормальный человек, у которого всё в порядке, ложится спать.
   А утром нормальному человеку вставать лень. Спать хочется. Но он, видите ли, всё равно должен вставать и идти в школу.
   Вчера я в школе дрался. Не пойду сегодня в школу! Я даже подпрыгнул в постели, до чего мне это понравилось. Родители давно на работе. Бабушка спит, наверно; её не слышно. Я ей скажу, рано. Она мне поверит, я знаю.
   Я натянул на себя одеяло.
   Вдруг кто-то сорвал с меня одеяло...
   Тьфу, наша собака Пташка. Вот не ожидал. Ни разу с меня одеяло не стаскивала, а тут пожалуйста. Покоя не дают нормальному человеку. Хочешь не хочешь, всё равно будут будить, кормить, провожать в школу, а там уроки спрашивать.
   Делать нечего. Я сам встаю, одеваюсь...
   Сначала я решил зайти к этому мальчику. Подошёл к его двери, Звонить не стал. Это нормальные люди утром встают. А он ведь необыкновенный, наверно, ещё спит. Ему в детский сад даже не надо. Вот жизнь у человека! И как ему это удаётся? Я сел на ступеньку лестницы, посидел, позавидовал: неохота быть нормальным человеком. Но не сидеть же тут, когда все нормальные люди сейчас в школе сидят. Я отправился в школу.
   После уроков опять подошёл к этой двери и позвонил в звонок. За дверью было тихо. Никто не открывал. Я звонил ещё, ещё раз. Открылась соседняя дверь, старик сосед выбежал размяться. Он сказал, там никого нет дома. Они все улетели.
   - Как улетели? Навсегда улетели?
   - Вернутся.
   - Они на самолёте улетели? - спрашиваю.
   - Конечно. Я слышал, они отправились полетать на дельтапланах.
   Ну вот, необыкновенные люди на дельтапланах летают, а я даже толком не знаю, что это такое. Мне стало печально.
   Домой я решил не спешить. В школу больше совсем не ходить.
   Брожу по улицам. На улице стало холодно. Но я нарочно распахнул пальто и снял шапку.
   Я знаю, необыкновенные люди могут ходить по снегу босиком, зимой в мороз в проруби купаться. И им от этого не холодно, а даже жарко.
   А я сижу всё время дома в тепле, потому ничего не знаю, ничего не могу, и голова даже не работает.
   Чувствую, постепенно замерзаю. Тут я вспомнил, что есть на свете жаркие страны, где никогда не бывает холодно. Представил себе такое и будто теплее стало.
   В жарких странах, я читал, и звери живут необыкновенные. Не то что здесь - одни кошки да собаки. Там бегемоты живут, крокодилы и другие разные звери.
   Вот жил бы среди необыкновенных зверей, и сам, может, был бы необыкновенным. И что мне крокодилы? Мне и крокодилы были бы нипочём.
   Одни крокодилы лезут в голову, а больше ничего не лезет. От холода, наверно. Вот привязались, вот втемяшились.
   Подходит как будто ко мне крокодил и говорит человеческим голосом:
   - Смотри-ка, совсем замёрз, весь посинел, дрожишь. Простудишься.
   - Ну уж нет, - говорю. - Пускай другие простужаются. У меня есть задача поважней. Мне совсем не холодно, а жарко, если на то пошло.
   Ходил, ходил по улицам, незаметно как-то домой пришёл.
   Всю ночь мечтал о необыкновенном, которое сбылось.
   Утром возле своей кровати я увидел отца, мать, бабушку и доктора в белом халате.
   - Ну вот, наконец он открыл глаза, - сказала мама. - Как ты себя чувствуешь?
   - Всё в порядке, - говорю.
   - Ничего себе в порядке: всю ночь бредил от жара. Мы не могли тебя разбудить. Думали, ты вовсе не проснёшься. Доктор, что же делать?
   - Придётся лежать. Очень сильно ребёнок простудился.
   - Я не простудился! - закричал я.
   - Тише, тише, - сказал отец. - Что с тобой?
   - Потому что я не простудился! - опять крикнул я.
   - Опять бредит, - сказала мама.
   - Ничего, поправится. Он парень сильный, - сказала доктор.
   "Хорошо, что не надо вставать, как всем нормальным людям", - подумал я и уснул. Мне снились полёты, я не хотел открывать глаза, так мне это нравилось.
   Когда мне надоело всё время спать, пришёл папа и стал со мной беседовать.
   - Как же это тебя угораздило так здорово простудиться. Первый раз в жизни ты заболел.
   - Я не от простуды заболел, - твердил я.
   - Отчего же?
   - Оттого что я нормальный, обыкновенный человек и мне ужасно скучно.
   - Что ты ерунду городишь, опять бред какой-то. Хотя... погоди, ты всё время кричал во сне, что ты хочешь быть необыкновенным мальчиком. Каким же ты хочешь быть?
   - Да, я хочу быть необыкновенным. - И я громко заплакал.
   - Опять с ребёнком истерика, - сказал папа.
   - Это не истерика! - заплакал я ещё громче. - Я правда хочу.
   - Да ты совсем ослабел. Успокойся, малыш, успокойся. Это не легко. Чего тебе да и нам всем стоит. Зачем тебе это, малыш?
   - Надо! - сказал я сквозь слёзы.
   - Ладно, - сказал папа. - Что-нибудь мы с тобой обязательно придумаем. Даю тебе честное слово. - Он вытер мне слёзы своим платком.
   Что же папа необыкновенное придумает - интересно?
   А пока он ещё не придумал, я сижу на стуле и тоже думаю: что мне делать?
   Ничего не придумывается.
   Я ещё сильнее думаю, раскачиваюсь на стуле так, что стул трещит и шатается. Но делать мне всё равно нечего.
   Когда папа с работы пришёл, я его сразу спросил:
   - Ну, что ты придумал?
   - Ты о чём? - спросил папа.
   - Ты же вчера обещал что-нибудь необыкновенное придумать.
   - Ах, вот оно что! Обязательно сегодня, что ли, надо? Я между прочим, с работы...
   - А ты что, целый год, что ли, будешь думать?
   - Есть ещё время. Куда торопиться?
   Ох и расстроился я после этого.
   Он думает долго, а мне ждать неохота!
   От досады я стал так раскачиваться на стуле, что стул развалился и я на пол грохнулся.
   Вскочил. Собрал части стула и в сторонку отодвинул, никто не увидит. Когда все уйдут, возьму и сам починю.
   Вот будет у меня дело.
   Они ушли, а я один остался.
   Смотрю в окно: вон они идут, бабушка с кошёлкой и моя собака Пташка. Пташка рядом с бабушкой бежит, на дом оглядывается, наверно, хочет мне лапой помахать.
   Небо синее. Облака. Солнце светит, и деревья качаются. Кругом летают воробьи и к нам на подоконник садятся.
   Хорошо на улице.
   Но мне надо стул починить, который я сломал вчера. Пока никто об этом не знает. Здорово я думал, так что стул не выдержал, развалился.
   Сначала в кухню пошёл. Открыл холодильник, там еда разная. Надо подкрепиться.
   Я взял хлеб. Отрезал кусочек и солью посыпал. Попробовал. Вкусно. Но ещё чего-то хочется.
   Я взял из холодильника яйцо и сварил его.
   Я ел хлеб с маслом, с яйцом и солью. Очень вкусно. Но ещё чего-то хочется.
   Варенья с хлебом поел. Ещё чего-то хочется.
   Пить хочется. Вот молоко - молока попил. Киселя попробовал. Воды захотелось.
   Налил из крана в стакан воды. Выпил воду - наконец наелся!
   Правильно бабушка говорит: хлеб самая вкусная еда, а вовсе не пирожные. С хлебом всё можно есть. Без хлеба было бы хуже.
   Ушёл из кухни. Взял молоток и гвозди.
   Я вколачиваю в стул побольше гвоздей, чтобы он крепче держался и больше никогда не разваливался.
   Готово. Можно спокойно кому хочешь садиться и сидеть. Ни за что не сломается.
   Ещё один гвоздь в стену вбиваю. Свой портрет на него повешу. Фотографию. Чтобы все видели, какой я толковый человек.
   Убрал молоток.
   Сел на свой стул.
   Так. Всё в порядке. Никто не может сказать, что в доме некому гвоздя забить.
   Смотрю на свой портрет.
   Хороший, между прочим, портрет получился.
   Улыбающийся!
   Так, значит. Всё в порядке. А дальше мне что делать? Сижу на стуле и быстро соображаю. Одного дома оставили, ушли...
   Вдруг слышу: в доме кто-то есть. Кто-то ходит. Пошёл на цыпочках и заглянул в кухню.
   На столе сидел воробей и клевал остатки яйца. Он заметил меня и мигом вылетел в открытую форточку.
   Вот интересно. Я подбежал к окну, но воробья и след простыл.
   Опять я пошёл и сел на стул, сижу тихо: может быть, этот воробей опять прилетит, тогда я его поймаю и с ним поиграю.
   Слышу: тихонько чирикает. Я на цыпочках притаился.
   На столе в кухне клевали крошки два воробья, а третий сидел на форточке и сторожил. Он оглянулся и тихонько чирикнул. Сам слетел на стол, а ещё один сел на форточку. Потом и он слетел на стол, а другой прилетел на форточку.
   Целая стая воробьёв клевала крошки хлеба на нашем кухонном столе.
   Вот здорово: люди меня одного оставляют, а птицы навещают. Всегда буду теперь защищать птиц. Только не скажу никому об этом: пусть думают, что одному мне скучно было. Может быть, пожалеют.
   Но вот бабушка дверь открывает. Я тогда дал знать воробьям, вбежал в кухню, и они все вылетели в форточку.
   Собака, как вошла, сразу на кухню побежала. Она стала на задние лапы, и я дал ей кусочек хлеба. Она обрадовалась и проглотила хлеб. Зверей теперь тоже буду защищать, потому что собака у меня очень хорошая.
   Мы с ней ушли из кухни, чтобы бабушке не мешать.
   А теперь что мне делать? Когда я спрашиваю, мне всё время говорят: "Почитай, порисуй, телевизор посмотри". Надоело.
   А вот не буду делать, что говорят!
   А сами-то они что делают? Никогда не замечал.
   Я проснулся оттого, что щелкнула, запираясь, наша входная дверь. И шаги отца глухо застучали по лестнице. Он пошёл на работу. Мне вставать не обязательно, раз я болен. И в школу пока не хожу. Буду спать, пока надоест.