Голявкин Виктор. Три рассказа

   Положил на спину многих женщин, замужних и незамужних, горячих южанок и нежных блондинок, спортсменок и балерин, фабричных работниц и официанток, лирических девочек и полных дам, представительных матерей и дочек, печальных вдов и бедных сирот, любивших меня и меня не любивших, знавших меня и не знавших, бежавших ко мне и от меня. Я клал их на кровать, на диван, на раскладушку и на тахту, на траву, на цветистое поле с маками, васильками, ромашками, кашками, колокольчиками, куриной слепотой и с колючками.
   Я скверно вел себя в обществе. Стоял задом к дамам. Громко разговаривал. Зевал, широко открывая рот. Сморкался на пол. Неприлично урчал животом. Перепортил уйму воздуха.
   Спал, когда все работали, и работал, когда не спал.
   Больше ел, чем работал. Когда ел, чавкал.
   Никогда ничего не учил.
   Беспрерывно хвалил свой несравненный ум.
   Десятилетиями терзал порядочных людей дилетантскими художественными претензиями.
   И наконец запорошил весь мир композициями, от которых всех воротит с души.
   - Молодец! - сказал я со смехом.
   - Правда? Ты так думаешь? - засмеялся он и пожал мне руку.
   - Правда, правда! - сказал я.- Что теперь сделаешь! Ведь ты, наверно, здорово устал. Этого с тобой никогда больше не повторится!..
   Никогда больше с ним этого не повторится.
   Слава Богу!
   Как жаль!
   Третья пара
   Дочка знакомого выкинула штуку.
   Когда отец уехал в командировку, а мама слегла в больницу, эта особа ухитрилась продать половину вещей из дома, включая шкафы и стулья. На вырученные деньги приобрела моднейшие туфли на таких высоких каблуках, каких еще в природе не было. Каблуки были на редкость высокие. И хрустальные. Внутри что-то светилось, переливалось, мигало радужным цветом. Если повнимательнее вглядеться, посмотреть в упор, можно увидеть пару крошечных человечков - они при ходьбе моргали и раскрывали рты.
   Крошечные игрушки, вмонтированные в каблуки, постороннему взгляду почти незаметны. Но при желании их можно как следует рассмотреть.
   Если туфли снять и поглядеть на каблуки, упираясь чуть ли не носом, вполне можно оценить фантазию мастера и вкус молодой особы. Подобной фантазией она пыталась усилить интерес прохожих к себе.
   Бесполезная, на мой взгляд, диковинка. Но это на мой взгляд - мало кто с моим взглядом считается. Женская мода - штука капризная, не я первый это сказал. На мой взгляд, дочь ничего не должна была делать без спроса родителей, и я сочувствую отцу. Сочувствую матери. Себе сочувствую, если кто со мной не согласен...
   Отец является из командировки домой, входит в свою порядком опустошенную квартиру. Застает дочь в наимоднейших туфлях. И поскольку место расчистилось, она отплясывает под чудовищную музыку невероятный танец с лохматым парнем, которого здесь прежде не видели да и в будущем век бы не видеть.
   Она спешно выпроваживает дружка: объясняться с родителем, естественно, лучше без посторонних.
   Отец в бешенстве приступает к расспросам:
   - Как ты могла?
   - С трудом. Волновалась. Тряслась...
   - Без нас?
   - Всю жизнь мечтала оказаться без вас. Вы все время торчите перед глазами, не даете сосредоточиться...
   - Ты не своим добром распорядилась!
   - Своего добра у меня сроду не было.
   - Ты нас не спросила!
   Он возмущен. Схватился за сердце. Шатается.
   - Держись! Не падай,- говорит девица.
   Отец устоял и постепенно успокоился.
   - Я-то ладно,- говорит.- Но что будет с матерью в больнице?
   - Сначала ее потрясло. Я туфельки ей показала - ее заинтересовало. Появился стимул. Пошла на поправку. Уже рвется на выписку.
   - Покажи и мне.- Сам на вид бледный, руки дрожат.
   Дочка снимает нехотя туфли. Он их с любопытством рассматривает. Вдруг неожиданно свирепеет и одним махом превращает туфли в труху.
   - Нельзя без спроса! - вскрикивает.
   - Ты лишил туфель свою жену! - убедительно заявляет дочка.
   Она достает другие такие же туфли, проворно надевает их и уходит
   из дома.
   Отец остается обалделый и озадаченный. Тут его осеняет: может, у нее этих туфель для бизнеса заготовлено? Значит, должны быть еще. Все же помешаны теперь на бизнесе.
   И он лихорадочно начал искать третью пару.
   Хохотушка
   - Посмейтесь! Ну, еще! Смейтесь, смейтесь!
   Он с удовольствием слушает ее смех. Он говорит ей:
   - Ваш смех - чудо!
   Она отвечает:
   - О! Можно и дальше валять дурака?
   - Валяйте, валяйте! - умоляет он.
   Он, интеллигентный человек, после длительной работы в большом городе приехал в отпуск отдохнуть на юг. Жара. Море огромное перед глазами. Утром солнце выкатывает из моря, как раскаленный шар. Вечером лунную дорожку раскачивает вода. Можно на все смотреть и не торопиться. Фрукты свисают с деревьев. Ягоды на грядках, не на прилавках. Все рядом. В саду. Рви и ешь. Поправляйся. Женщины за всем хозяйством ухаживают, бодро беседуют между собой. Ходят, бродят неторопливо, переговариваются райскими голосами. Не спорят. Не шумят. Не требуют. Сразу видно, находятся в своей тарелке, а не в какой-нибудь чужой.
   На юге он ест, пьет, ни о чем тяжелом, серьезном не думает. Он расслабляется на жаре. Смотрит в небо. Ходит в горы. Собирает у моря камешки, ракушки. Лежит на теплом песке. Прыгает с камней в море. Все хорошо. Он холост. Молод. Полон сил.
   И вот уже ходит под руку с хохотушкой. Может быть, строит планы с ней.
   - Где ваш веселый смех? Дайте мне его еще раз послушать!
   Она весело хохочет просто так, и он доволен.
   То был смех не над ним. И он с радостью его слушал.
   Вдруг ночью, когда он спал у открытого окна, наслаждался свежим морским воздухом, какая-то летучая жужжащая тварь влетела в окно. Покружилась. Пожужжала. И укусила его прямо в зад.
   Он вскочил, взвыл, возмутился, бросился за ней, но ее след простыл. Она беспечно улетела в сторону моря, откуда прилетала, только ее и видели. А может, не в сторону моря, кто ее поймет.
   Какой тут сон! Какой отдых! Зачем прилетала эта гадина? Чего ей у себя не хватало?
   Укушенное место вздулось. Болело.
   Укус летающего гада испортил настроение, а если дальше посмотреть, то, может быть, перевернул жизнь.
   Большую роль, конечно, сыграла хохотушка: она беспрерывно смеялась над пустяками и умиляла его.
   Но то был смех отвлеченный, ничего не затрагивающий, скорее от здоровья, от живости, чем по существу. Вдруг теперь она узнает о ночном происшествии, станет заливаться, хохотать? Теперь уже над ним.
   А натура у него тонкая, чувствительная, скрытная. Нет, нет, ему такого не снести, не пережить! Он все же кандидат наук, и для него это важно, он себя уважал. И вдруг такое! Нет, нет.
   Он потерял всякий интерес к окружающей природе. Возненавидел всех летающих, жужжащих, кровососущих - стрекоз, бабочек, жуков и прочих разных. Теперь он не выносил даже вертолеты. Хотя вертолеты при чем? Летают, понимаешь, жужжат...
   Тончайшая ведь натура. Обидно. Кандидат. Вес в обществе. Знаток.
   И вдруг такое...
   Собрал быстренько вещи и уехал, не попрощавшись с девушкой. Решительность, воля - все для того, чтобы себя уважать! Взял себя изо всех сил в руки, жестко держал в тисках.
   Любил он свою хохотушку или просто был временно увлечен - какая теперь разница, раз уехал.
   Когда девушка поняла, что друг от нее сбежал, по привычке громко рассмеялась от удивления. Смех теперь как бы повисал в воздухе. Смеялась она теперь, выходит, над самою собой. Поняв это, здорово расстроилась.
   Но не надолго.
   Потом решила не сдаваться, найти молодого человека и выяснить, почему уезжают, ни слова не говоря. На отдыхе сил прибавилось, куда их девать, и своим удачным мыслям она опять улыбалась.
   У парня, наверно, была некоторая неловкость в отношении девушки, но ведь он все равно больше никогда ее не увидит.
   Не тут-то было! В один тоскливый день раздался робкий звонок. За дверью стояла знакомая хохотушка.
   Она преодолела расстояние, выдержала характер и нашла, кого искала.
   - А вот и я! - улыбнулась она.
   Он испугался ее внезапного появления и пригласил войти. Она заметила испуг, но чего тут бояться! Она засмеялась.
   От ее смеха он будто съежился и его передернуло.
   Она чувствует: делает что-то не то, что надо бы делать. Но другого не знает и смеется, смеется. Надо же так настойчиво смеяться!
   Он сделался мрачен. Стал рассказывать о тучах крылатых насекомых, которые облепляют дома, о пчелиных роях, которые садятся прямо на голову, путая ее с сучком дерева, о несметных полчищах саранчи.
   Она не поняла, зачем он говорит ей все это, и смеялась.
   - Я сейчас приду,- внезапно говорит он и уходит, хлопнув дверью.
   Она ждет, а он не приходит.
   Подходит она к двери. А дверь вся сверху донизу усажена засовами, запорами, замками, даже смешно. А на самом деле дверь захлопнута на единственную защелку. Легко выйти. Но не войти! До чего умно придумано, как не засмеяться!
   В это время парень подкреплялся в ресторане. Обычная пошлая, жухлая муха начала виться над его столом и села ему прямо на нос.
   Он схватился за нос, взвизгнул и пулей вылетел из ресторана.
   От всего убегать становится стойкой чертой его характера.
   Но девушка не узнала, почему он от нее сбежал. Ей стало еще любопытнее. И вот в квартире парня опять раздается звонок. Он так испугался, увидев ее, что готов был залезть под кровать. Но ведь он ее не в первый раз видит, не во второй и не в третий и говорит:
   - Извините!
   - "Извините" - здравствуйте или "извините" - до свидания? Может, мне в другой раз прийти?
   "В другой раз" - еще не хватало! Разделаться сразу, и ладно.
   - Войдите,- вежливо говорит он (воспитанный же человек!).- Я болен!!! - пугает он ее с ходу таинственным голосом, и в голос такой запал заложил, будто страдает от того вируса, который под корень косит.
   Что тут началось - Боже мой! Она так сочувствовала его нездоровью, сокрушалась, смеялась и плакала, что он скоро осмелился открыть ей, какая муха его укусила. Оба здорово хохотали над малюсенькой тайной.
   Она ему будто камень с души своротила. От хорошего настроения у него скоро зажил укус. Он перестал быть мрачным типом.
   И смеются, хохочут, обнимаются, целуются и прочее в том же духе.
   Главное, он смеется, укушенный недавно вредным насекомым.
   Неплохо быть укушенным, между прочим, и позавидуешь даже...