Гончаров Анатолий. Император умрет завтра

   - Эта символика означает - Мир, Гармонию, Созидание, - так он объяснял золотых пчел капитану фрегата "Неустрашимый", доставившего его на остров изгнания.
   Для него самого пчелы давно обрели совсем иной смысл: Жозефина де Богарне, графиня Валевская, имератрица Мария-Луиза.
   Терезия Тальен, Полина Фурье, синьора Грассини и мадам Дюшатель - не в счет. Это бабочки. И другие тоже не в счет. Других он уже не помнил. А три пчелы были золотыми.
   Хотя Полина Фурье запомнилась. Прежде всего восхитили ее бесстрашие и преданность мужу, лейтенанту французской армии, участвовавшему и Египетском походе. Бонапарт издал строгий приказ, и соответствии с которым женщины не имели права находиться в действующей армии ни в каком качестве. Приказ не рискнули нарушить даже генералы. Рискнул какой-то лейтенант. Полина Фурье, обладавшая стройной фигурой и юношеской талией, облачилась и егерскую форму и последовала за своим мужем в Египет, где предполагала переносить все тяготы походной жизни, не желая лишь мириться с отлучением от любви.
   Неужели это нежное создание не страшила вероятность погибнуть в раскаленных песках? Неужели еще существует на свете такая самоотверженная любовь?.. Он не стал подвергать наказанию лейтенанта, а отправил его со срочным поручением во Францию и решил посмотреть, что из этого получится.
   Получилось - обыкновенное.
   В каирском дворце Эльфи-бея юная Полина Фурм с такой легкостью очутилась в его объятиях, что он был даже разочарован.
   Получилось - хуже обыкновенного. Англичане перехватили корабль, на котором отплыл из Египта порученец командующего, задержали всех, кто был на борту, а лейтенанта Фурье со злорадной предупредительностью переправили обратно в Каир давая тем самым понять, насколько блестяще у них поставлена служба разведки. Обманутый лейтенант вернулся совсем некстати и был разочарован горазжо сильнее своего командующего. Скандал неловко уладили. Ловко подобные вещи в армии не получаются.Генерал, конечно, переживал, что подал столь дурной пример, но это не повлияло на его роман с Полиной, который длился еще с полгода. Супругов развели. И, кажется, он неплохо устроил их обоих. Романтическая блондинка с юношеской фигуркой и маленькой грудью - несостоявшаяся "Царица Востока" - никогда более интересовала его. Все нежные помыслы отныне адресовались одной только Жозефине.
   О том, что она неверна Наполеону, первым поведал ему преданный Жюно. Наполеон был подавлен и угетен известием. И не простил. Не Жозефине, нет. Ей он простил и прощал все. Не смог простить Андошу Жюно, самому близкому генералу из "когорты Бонапарта" - не смог и не простил жестокого потрясения, какое испытал, услышав от него о неверности Жозефины. Генерал Жюно стал единственным из "когорты", не получившим впоследствии маршальского жезла, хотя заслуживал его не менее других.
   Но и спустя годы Бонапарт не считал себя неправым отношении Жюно. Зачем тот рассказал ему? Пусть кто угодно другой - он расценил бы это как злостную сплетню. Только Жюно он верил, как самому себе. И Жюно сообщил ему жестокую весть - накануне решающих сражений под Сен-Жан д'Акром. Проиграна была двухмесячная осада крепости, проиграна кампания, проиграна война в Египте.
   Зачем он рассказал ему про Жозефину?
   И в самом деле - зачем?..
   Другая Полина не значилась в геральдической символике и не могла олицетворять собой ни мира, созидания. Гармония? Скорее что-то другое, что должно быть всегда укрыто от посторонних взоров. Полина Боргезе неразгаданная никем взаимная страсть, в которой они жадно черпали радостное вдохновение - каждый свое. Упоительная его Полетта, способная вогнать в трепет вожделения и надменного принца, и осиянного благочестием кардинала, и уставшего от жизни философа, и мятежного корсиканского корсара - всю половину рода человеческого, которая имеет счастье чувствовать себя сильной и жаждет познать с нею это свое счастье, чего бы оно ни стоило.
   Что она делает, что творит, эта царственная грешница - княгиня Боргезе, предстающая взору в прозрачном одеянии цвета морской волны, под которым это заметно даже камердинеру! - нет более ничего?.. "Не сейчас, Полетта... Не здесь!.. - только и способен вымолвить он, не в силах отыскать в голосе необходимой строгости. - Не вздумай надевать этого в Ратушу!..".
   А она уже хохочет, мановением руки отсылая прочь ошалевшего камердинера: "Почему же нет, Наполеон? Как ты провинциален!..".
   Да, он удручающе провинциален - никак не может забыть, что они брат и сестра...
   3 мая 1814 года Наполеон Бонапарт ступил на каменистую землю Эльбы, размышляя о странном прихоти судьбы, описавшей гигантский круг, который почти сомкнулся двумя островами: между Корсикой и Эльбой - не более тридцати морских миль. Он еще не остыл от перипетий последних сражений, последних побед над объединенными войсками коалиции. Он еще переживал измену Фуше и Талейрана и позорную сдачу Парижа маршалом Мармоном. Искренне удивлял "шахматная" догадка Александра I и прусского фельдмаршала Блюхера, раскрывшая им обходной маневр в направлении Марны. Он намеревался скрытно ударить с тыла и тем самым вынудить коалицию к перемирию на своих условиях. Это был блестящий, смелый маневр, могущий прийти в голову только ему. Но вот ведь... Оказалось, не только ему.Неужели так поистерся за двадцать лет военный талант?..
   "Шахматная" догадка, стоившая Наполеону короны и Франции, таилась в небольшом конверте, в котором Мария-Луиза переслала в ставку Блюхера его последнее письмо от 20 марта 1814 года. Помимо горячих изъявлений благоговейной любви к трехлетнему сыну, были следующие строки: "Я решил предпринять марш в сторону Марны и их коммуникационных линий... К вечеру буду в Сан-Дизье. Прощай, мой друг.Еще раз поцелуй от меня моего сына".
   Фельдмаршал Блюхер после спешно проведенного военного совета распорядился деликатно вернуть имератрице письмо, присовокупив к нему роскошный букет королевских белых роз.
   Неожиданная подсказка Марии-Луизы позволила направить объединенные силы союзников на Париж.Бонапарт размахнулся ударом по пустому месту.
   30 марта столица наполеоновской империи капитулировала.
   6 апреля Бонапарт подписал отречение от престола.
   Эльба.
   Мария-Луиза не поехала с ним в ссылку. Собственно, ее и не было в Париже, и никто не мог толком сказать императору, где его жена, где сын. Хотя и знали. Еще до подхода союзных войск к стенам обреченного Парижа она уже была на пути в Швейцарию, где ее ждал граф Нейперг. Императрица спешила на свидание с ним, как пчела на запах нектара В Лозанне они обычно музицировали с графом Приятным баритоном он пел Луизе немецкие песенки о влюбленном пастушке. Песенки нравились Луизе Пастушок мечтал стать новым зятем императора Австрии...
   Почту на остров поначалу доставляли с большим опозданием, поэтому Наполеон еще много дней ждал письма от Жозефины де Богарне, не зная, что ее уже нет в живых.
   Ветреная и верная, всегда легкомысленная и всегда прекрасная Жозефина не выдержала второго удара и своей жизни. Она, снисходительно и привычно воспринимавшая его ошеломляющие победы, не смогла понять и принять простую мысль о том, что и у великой судьбы есть свое начало и свой конец.Наверно, ей было бы легче, если бы Наполеон погиб в бою. И он ведь искал такой смерти - Жозефина знала об этом. В битве при Арсе-сюр-Об Наполеон уходил в такие места боя, где от ядер, пуль и картечи не оставалось ничего и никого живого. Его пытались задержать - он бледнел от ярости.
   - Оставьте его!.. - горько восклицал маршал Себастьяни. - Вы же видите, он делает это нарочно...
   До гибели маршала Дюрока в конце мая 1813 года, когда ядро ударило в дерево, подле которого стоял Наполеон, и рикошетом сразило Дюрока, он ненасытно искал сражений. После - искал смерти, твердо зная, что судьба его не может иметь счастливого конца. Не оттого ли не брали его ни пули, ни ядра, что это было бы слишком хорошо для него?
   - Прощай!.. - еще успел он сказать тогда своем маршалу. - Мы скоро увидимся.
   Жозефина примчалась бы к нему на остров, на край света - куда угодно. Один Наполеон Бонапарт существовал для всего мира, другой - настоящий, не вымышленный - только для нее одной. Его победы принадлежали ей. Мир довольствовался поражением. Известие о скоропостижной кончине "Нотр-Дам де Виктори" повергло Бонапарта в смятение. Он не испытывал такой тяжести на сердце и такой опустошенности в душе - даже когда подписывал отречение. Оказывается, смерть нельзя отыскать. Она выбирает цели, чтобы поразить его страшнее и беспощаднее.
   Месяца через два или более того на Эльбу прибыла графиня Мария Валевская, "польская жена" Бонапарта.Она приехала сюда с сестрой, братом и сыном Александром, предполагая, что визит обещает быть необозримо долгим.
   Наполеон, видимо, предполагал совершенно иное.Очень быстро улетучилась первая радость от встречи, он неудержимо мрачнел, вспоминая, как графиня Валевская ставила свою любовь и нежность в прямую зависимость от того, "что он сегодня сделал для ее несчастной Польши". Если бы она хоть что-нибудь попросила для себя, он дал бы ей просимое, но их отношения оборвались бы, едва начавшись. Однако князь Юзеф Понятовский был опытным наставником Марии Валевской, и она оставалась несгибаемой патриоткой даже в постели с императором. Быть может, только сейчас Наполеон по-настоящему осознал, а точнее - признался самому себе, что весь этот кошмарный и гибельный поход в Россию был предпринят под ее неотступным и неутомимым действием. "Вторая польская война" - именно так вначале называл Бонапарт войну с Россией 1812 года, и суждено ей было завершиться взятием Смоленска Но русские по-иному расценивали нашествие, и уже в ходе войны сами собой отпали смутные "польские обстоятельства" никому не нужного военно конфликта, погубившего первоклассную французскую армию.
   - Пусть поляки хоть что-нибудь сделают для себя сами! - Наполеон раздражался и гневался, чувствуя, как нагнетаются эти обстоятельства. Безалаберные мечтатели. Воздушные шарики!.. Они не способны управлять собой, своими чувствами. Или хотя бы сохранять их постоянство. Они обуреваемы великими надеждами, но не желают шевельнуть пальцем, чтобы приблизить эти надежды к свершению.
   Мария отстранялась. Деловито и холодно выскальзывала из его объятий.
   - Да, да! Таковы поляки, мадам, и, я боюсь, таковы и вы сами. Почему, как вы думаете, на протяжении всей истории с вашей страной вечно происходили несчастья? Почему ее подвергали разделам, грабили, разоряли? Неужели вы думаете, это никак не связано с национальным характером поляков?.. Вы пришли ко мне с огромными, сияющими глазами - взгляд Жанны д'Арк! Вы пленили меня. Вы всячески давали понять, что искренне увлечены мною, а не моей властью. И мне стало казаться, что я всю жизнь искал вас. А когда наконец, нашел, вижу, что вы, как бесчувственная глыба льда. Что все это значит?.. Вы обожаете свое отечество - это прекрасно! Но вы не можете не сознавать, что благодаря мне - мне одному - хотя бы остатки Польши опять сделались государством Головная боль всей Европы!.. Отныне вы вправе гордиться. Такого еще никому не удавалось добиться от меня. Но вам, кажется, и этого мало. Вы хотите моей войны с Россией!..
   - Вам, с вашим могуществом, достаточно объявить волю этой России - она уступит без войны.Впрочем, мне это все равно. Вы обещали мне возродить Польшу, и я не вправе указывать вам, как это сделать.Мне достаточно было вашего слова. Но теперь я начала сомневаться - не играете ли вы мною?
   - Мария!..
   - Не вы ли, ваше величество, говорили, что возьмете несколько эскадронов польской кавалерии в свою лейб-гвардию?..
   - Да, говорил... Но я видел этих лихих уланов в Испании. Против безоружных астурийских крестьян действовали отменно...
   - Я понимаю! Вам доставляет удовольствие оскорблять мое национальное самолюбие...
   Порывистое движение в сторону. Невзначай распахнутый пеньюар. Изящная фигура, будто точенная из слоновой кости. Грудь, задорно выпутавшаяся из пены кружев. Глаза, пылающие страстью... И вся она - такая желанная и такая недоступная...
   - О, простите меня, Мария!..
   - Нет, Наполеон! Нет!..
   В тот день, вернее, в ту ночь, он все-таки сломил ее сопротивление. Или это она его сломила?.. Во все следующие визиты императора, ставшие регулярными, как смена караула, она, возлежавшая полуобнаженной на огромной кровати с широким пологом, неизменно отворачивалась от него, если он "ничего не сделал для ее несчастной Польши".
   - Мария!..
   - Нет, Наполеон! Нет...
   Он садился на край кровати, не пригодной для дерзких фланговых обхватов, и удивлялся самому себе. Никакой другой женщине, включая Жозефину, он не позволил бы подобных слов. Никому бы не сошло с рук такое отношение к его чувствам. Но Мария ничего не просила и ничего не желала для себя только для своей Польши.
   В меркантильном, безнравственном, погрязшем и алчности мире жертвенная чистота помыслов графини Валевской вызывала уважение. Это не Тадеуш Костюшко. Возможно, это нечто сродни его затаенной любви к родной Корсике, ради которой он и сам когда-то был способен на безрассудство. Возможно также, что он чего-то недопонимает в национальном характере поляков..
   Наполеон ничего не знал про инструкции. Но они были. Это несомненно. Однако и Мария Валевская по-своему любила Наполеона, и это тоже не подлежит сомнению. Ее только смущало, что на его груди, широкой и сильной, почти не было волос. Она уже успела привыкнуть к густой, клочковатой шерсти, покрывавшей дряблую грудь графа Валевиц-Валевского, внук которого был на девять лет старше самой Марии.
   И грудь первого патриота Польши Юзефа Понятовского тоже была волосатой.
   А так - что же... Конечно, любила. Иначе бы и не дарила его ласками, которым обучил Юзик. Но подлинное наслаждение ей доставляло само ощущение власти над всемогущим императором, и пока она еще не знала, до каких пределов ей позволено будет испытывать его неутоленную страсть.
   - Что ты сделал сегодня для Польши?
   - Терпение, дитя мое. Еще слишком рано говорить этом. Лучше обними меня, как ты умеешь... Я так устал сегодня.
   - Нет, Наполеон!..
   - Мария, поверь, я хочу сделать тебя счастливой. Но я - император Франции! Я уже сделал так, что Россия вернула часть Польши. Не могу же я проливать кровь французских солдат в войне с Россией, чтобы в очередной раз вызволить Польшу из беды. Где сами поляки? Где их готовность к борьбе? Ваши офицеры ходят напомаженные, навитые, в бархате и кружевах... Балы, карнавалы, приемы! Они отвыкли держать оружие. Шпага для них - это деталь туалета. Если бы хоть кто-то из них ощущал такую же боль, какую ощущаешь ты!..
   - Тебе недостаточно моей боли? Тебе мало моих страданий?
   - Будь снисходительна ко мне, Мария. Я действительно устал... Я готов сказать тебе, что, вероятно, скоро мой взгляд будет устремлен в сторону России...
   - О, как осторожно вы об этом говорите! И как это не похоже на вас, ваше величество!..
   - Но план... план кампании должен еще созреть.
   - Обычно вы предпочитали иной образ действий: ввязаться в драку, а там - видно будет. Ваши слова, Наполеон...
   - Ты хоть немного представляешь себе, что такое вторгнуться в Россию?.. Это совсем не тот случай, когда ввязываются в драку очертя голову. Но не будем сегодня об этом. Я так спешил к тебе!.. Если ты родишь мальчика, я назову его Александром.
   - У тебя будет сын, я это знаю, - тихо сказала Мария - Но сейчас... оставь меня.
   - Ну хорошо!.. Пусть же сегодняшний день станет историческим. Я обещаю тебе, что моя армия выступит в поход на Россию.
   - Когда? - просияла Мария. - После того, как ты покинешь зимние квартиры?..
   - Для меня час покоя и отдыха еще не пробил, -загадочно усмехнулся император.
   Радостно возбужденный обещанием Марии подарить ему сына, он вскоре покинул Вену. И при этом был весьма далек от того, чтобы стать "Дон Кихотом Польши". Тем не менее конвенцию с Россией об отказе восстанавливать Польшу ратифицировать не стал.
   Еще через год он скажет Коленкуру: "Тот, кто освободил бы меня от войны с Россией, оказал бы мне большую услугу".
   Графиня Валевская подробно докладывала варшавским старейшинам о своих свиданиях с Наполеоном. Они суммировали детали и решали какая польза из этого вытекает для Речи Посполитой Графине ободряюще говорили: "Ты наша Эсфирь!.." Эсфирь?.. Кто это? Она не поленилась, отыскала и Ветхом завете "Книгу Эсфири" и внимательно прочитала.
   Библейская коллизия сильно поколебала прежнюю решимость отстаивать независимость Польши и постели императора Франции. И чем глубже она задумывалась над своей ролью, тем сильнее становилось желание сказать Наполеону... Что она могла ему сказать?
   Дело было сделано. Польская Эсфирь одержала поеду. Не ее вина, что французский Артаксеркс вынужден был бросить в России остатки разбитой, гибнущей в снегах армии и тайком вернуться в Париж, чтобы спасать империю. Чем она виновата, что про Польшу Наполеон забыл думать еще по дороге на Москву - в пылающем Смоленске, где рассчитывал провести зиму с нею?...
   Польша тоже забыла про свою Эсфирь. Князь Понятовский погиб, спасаясь от русских казаков.Старый граф не пожелал принять супругу обратно в свое поместье в Раве, которая теперь, кажется, русская. Обе набожные сестры пана Юзефа, еще недавно относившиеся к ней как к королеве, целомудренно видели отныне в графине Валевской средоточие самого оскорбительного греха для католической церкви.
   Странно, однако ей стало вдруг проще и легче жить. Общество, политика, муж, церковь и даже разодранная в клочья Польша - все, кажется, уже не имело для нее прежнего значения. От Наполеона у нее родился сын, она желала теперь только одного - быть женщиной. Не библейской Эсфирью, не Далилой у Самсона и воздушным шариком "сгиневшего" Царства Польского, а просто женщиной. И если судьба будет к ней милостива, то - женщиной Наполеона Бонапарта, кем бы он сейчас ни был. Ведь, положа руку на сердце, не ясновельможный пан Юзеф и не рамолический, волосатый граф, а именно Наполеон сделал ее женщиной в полном смысле этого слова. И теперь она жалела, что так часто говорила ему "нет".
   Узнав о почетной ссылке императора на Эльбу, собралась и поехала. Будь что будет. Одно его слово, и она останется с ним навсегда.
   И вот - приехала.
   Яркая луна над холодно мерцающими утесами, тяжелые очертания фортов Портоферрайо, потаенное мелькание фонарей в оливковой роще, приглушенные возгласы встречающих ее людей... Это конюхи? Да, конюхи. Странно. Но вот, кажется, генерал Бертран!. Однако почему все так скрытно, сдержанно и так... суетливо? Куда их везут по этой ужасной ночной дороге? От лошадей идет пар... Ее не встретил Наполеон. Ее не везут во дворец... Ну и что? Значит, на то есть свои причины. Главное в другом. Ей всего двадцать шесть Ему сорок четыре. Она сможет достойно скрасить его пребывание на острове, избавить от тяжких раздумий. И не займет ничье место возле него - оно опустело ее смертью Жозефины. Умер и старый граф. Сама судьба выпрямила их пути навстречу друг другу...
   И вот они встретились в горной хижине на высоте двух тысяч футов. Слава заступнице деве Марие - он, кажется, искренне рад. О ней самой и говорить нечего Она сумеет обратить эту радость в истинное счастье для него. Она знает, как это сделать!.. Букетик диких цветов подле ее обеденного прибора очень трогательно. Это знак. Добрый знак...
   Графиня Валевская долго слушает рассуждения о том, каким Наполеон хотел видеть Париж и как он строил его - крепко, роскошно, на века - мечтая создать еще одно чудо света. О том, что он успел и чему помешали бесконечные войны. Как было "до" и как стало в Париже "после". Подумать только, до нет Париж даже не имел канализации!.. Что это такое, она представляла себе смутно. Но как странно звучит это "после Наполеона"!..
   - Ты не смейся, Мария. Я говорю об этом серьезно Я хочу остаться в памяти людей не только великим полководцем, но и правителем, который построил порты, доки, каналы, дороги, мосты и здания, создал лучший в мире театр, французский банк, открыл древнюю цивилизацию Египта, учредил справедливые законы, доказал преимущества диктатуры, поддерживаемой народом. В любом деле, военном или мирном, я опирался на самое бесспорное из всех оснований - необходимость.
   "Не в любом! - мелькнула у нее горделивая мысль. Ты забыл свой поход в Россию...".
   Мелькнула и отлетела, ненужная. Валевская устало улыбнулась ей вдогон. Наполеон заметил грустную улыбку и с горечью стал рассказывать о Марии-Луизе, которая очутилась под властью жестоких и мстительных людей, перехватывающих ее письма к нему. Ни одного письма ему не передали до сих пор - это ли не подлость!.. Но через неделю, самое позднее через две, верные офицеры привезут Марию-Луизу сюда. Она приедет с сыном. Он очень ждет этой встречи. Им на острове окажут королевский прием...
   - А что будет со мной?
   - Ты, Мария, завтра же отбудешь в Италию. Я дам все необходимые распоряжения относительно поместья и ренты для тебя.
   - Как завтра? Почему?!
   - Неужели ты не понимаешь?.. Я вынужден здесь считаться со многими обстоятельствами. Через неделю-другую сюда приедет императрица. Если она от кого-то узнает о твоем визите, она может не приехать вообще.
   - Императрица?! - графиня Валевская почти кричала. Императрица не приедет сюда ни-ко-гда! Даже под конвоем!.. О чем ты говоришь, Наполеон?..
   - Тише, Мария! Не надо так... - Наполеон вскочил и заходил по дощатому настилу пола, потом вдруг остановился и посмотрел ей в глаза - хотел о чем-то спросить. Но не спросил.
   Возможно, он убедил себя, что в ней кипит плохо скрываемая ревность. А если так, то она вольна думать и говорить, что угодно - это не сможет изменить его решения.
   - Я все поняла... Мы для тебя здесь обуза.
   - Мария, прошу тебя! Хватит об этом!.. Дело не во мне, а в моем статусе. Я не могу принимать тебя во дворце, хотя и желал бы этого.
   - Но я согласна остаться и здесь. Я согласна... на любые условия.
   - Это невозможно.
   - Хорошо... Если так надо, я уеду завтра. А потом, позже - ты дашь мне знать...
   - Нет, Мария! Нет...
   Наутро они расстались. Теперь уже навсегда.
   Он не поехал провожать ее. Обнял мальчика.
   - Прости меня, Наполеон... - тихо сказала Мария. - Надеюсь, она приедет.
   Он подумал: как хорошо, что обошлось без слез. Плачущая Жанна д'Арк могла в один миг перевернуть его душу и, бог знает, чем бы все это закончилось. Ему по-прежнему нужен был весь мир, а не одна Мария Валевская.
   - Характер у тебя все тот же... - Наполеон бережно поддержал ее под локоть, помогая сесть.
   - Какая живописная дорога!..
   Дорога вниз была извилистой, крутой и узкой.
   - Ты поезжай, ветер усиливается.
   - Это неопасно, - усмехнулась Мария.
   - Я распоряжусь, чтобы капитан не отчаливал, пока не утихнет ветер.
   - Это неопасно, - повторила она. - А ты пополнел...
   - Да. Что с этим поделаешь...
   - Мы больше не увидимся с тобой?
   - Нет, Мария, - ответил он. - Мы довели до конца этот роман и не стоит сейчас искать, что в нем было реального.
   - Ты счастливый человек.
   - Я обязан быть счастливым.
   Лошади двинулись вниз.
   Экипаж раскачивало на ухабах. Мелкие камешки осыпей выскальзывали из-под осторожных копыт. Пахло сосной и вереском.
   Там, наверху, Наполеон остался один.
   Отчетливо виднелась неровная полоска горной гряды на Корсике. На противоположной стороне сливался с материком пустынный мыс Пьомбино. Но Бонапарт, наверно, не видел сейчас ни Корсики, ни этого тоскливого мыса, ни экипажа, катившего внизу к старой генуэзской башне внутреннего порта.
   Великий человек взирал со своей высоты на мир, в котором он победил анархию, облагородил народы и расширил границы славы, - мир, для которого он сам явился судьбой.
   - Обольстительная точка зрения, если не искать в ней, что она содержит реального.
   А мир так и остался неблагополучным.
   И флаг острова Эльба с тремя золотыми пчелами развевался на нок-рее фрегата "Неустрашимый".
   Глава восьмая КТО УБИЛ ЖОЗЕФИНУ?
   Где ушибаемся, там и болит.
   "Появились у нас тараканы... Каждый начинает вопить, что это не тараканы, а гибель Советской власти.Бухарин пишет по этому поводу тезисы и посылает их в ЦК, утверждая, что Советская власть погибнет, если не сейчас, то по крайней мере через месяц. Рыков присоединяется к тезисам Бухарина, оговариваясь, однако, что у него имеется серьезнейшее разногласие с Бухариным, состоящее в том, что Советская власть погибнет, но, по его мнению, не через месяц, а через 1 месяц и два дня. Томский присоединяется к Бухарину и Рыкову, но протестует против того, что не сумели обойтись без тезисов, то есть без документа, за который придется потом отвечать: "Сколько раз я вам говорил - делайте, что хотите, но не оставляйте документов.Не оставляйте следов!..".
   Нет, болит не там, где ушибаемся.
   Сталин с усмешкой отложил текст своей давней речи на шестнадцатом съезде партии. История повторяется.Но история никогда не повторяется в пределах отпущенной человеку жизни, иначе - какая новизна поколениям?
   Появились у нас тараканы. Они хотят внушить Сталину, что исторические параллели станут губительны для него, если он не прислушается к голосу "вольных каменщиков" Октября. Тарле вот пугает картинами финансового краха и экономического кризиса во Франции 1811 года. Не так все страшно было как он рисует, но в принципе верно. Сказано слишком много пустых фраз и напечатано слишком много бумажных денег. В Англии говорили поменьше, но пустых денег напечатали еще больше. Тарле этого не заметил. Он старается показать другое: пока Наполеон завоевывал Европу, спекулянт Уврар завоевал изнутри Францию. Биржевики сумели не только вызвать мощную инфляцию, но и спровоцировали голод. Ну насчет "голода" - это он чересчур проворно шагнул к смешному. И поправился: пировали, конечно, но пировали во время чумы. С академической точки зрения принципиальной разницы нет. И голодать, и пировать во время чумы - одинаково скверно. Вопрос в том, что понимается под "чумой".