Гоник Владимир. Восемь шагов по прямой

   Все у него есть, полное благополучие, слава, как у киноартиста, девушки-подружки, звони любой, приятели - пол-Москвы. Что еще у тебя есть? Команда? Правильно, команда. Но не навек же. Что еще нужно? Любви? Не проговорись в команде, ребята засмеют. Да оглянись по сторонам, осчастливь кого-нибудь... Сколько писем ты получаешь, сколько красавиц смотрит на тебя, когда ты выходишь на лед? Губят, как говорится, широкие возможности твою личную жизнь.
   Они подъехали к дому, машина остановилась.
   - Приехали. Мне сюда, - Рогов вылез.
   - До свидания, - сказал высокий печально.
   - Спасибо, - добавил маленький.
   - Счастливо, - Рогов закрыл и подергал дверцы. - Вы, наверное, есть хотите? Поешьте. Деньги есть?
   - Есть, - кивнули они оба.
   - Вот и сходите. Шутка ли, с раннего утра не ели. Так недолго и ноги протянуть, как вы в хоккей играть будете?
   - Да что там мы играем, - улыбнулся с грустью маленький. - Так, балуемся.
   - Все равно есть надо, - сказал Рогов, и они опечаленно направились в пельменную на другой стороне переулка.
   Он смотрел сквозь широкие окна: мальчишки ставили на подносы тарелки, говорили о чем-то, медленно продвигались вдоль раздачи. Рогов стоял и смотрел. Он был рассеян и задумчив и не замечал уличной сутолоки вокруг.
   Высокий вдруг увидел его и застыл, а потом толкнул товарища локтем; оба ошалело уставились на стоящего за стеклом Рогова, потом бросили ложки и, подталкивая друг друга, кинулись к выходу.
   Втроем они вышли на широкую улицу, по которой гулял холодный ветер и текла пестрая толпа. Рогов открыл тяжелую дверь с массивной медной ручкой, они прошли в роскошный вестибюль, зеркала отразили среди пальм, бронзы и мрамора растерянно озирающихся мальчишек; как привязанные, они настороженно двигались за Роговым, боясь отстать; сразу было видно, что они впервые в таком месте.
   Вслед за Роговым они испуганно вошли в зал, стройный, франтоватый метрдотель слегка поклонился Рогову и спросил с недоумением:
   - А эти...
   - Со мной, со мной... - успокоил его Рогов.
   Мальчишки робко сели и стали настороженно озираться: резные дубовые панели, плафоны с пастушками и амурами, за окном иностранные машины, на столиках лампы с абажурами...
   Гибко двигались проворные официанты, один из них направился к столику, парни затравленно поджались.
   - Мои гости. - Рогов показал на сидящих напротив мальчишек.
   - Очень приятно, - ответил официант почтительно, но с еле заметной иронией и положил перед ними меню. Потом вышколенно отступил.
   Мальчишки заглянули в меню, ошарашенно переглянулись и оторопело взглянули на Рогова.
   - Ничего, ничего, рассчитаемся, - улыбнулся он. - Я выберу, хорошо?
   Над столами витал разноязыкий гомон, мальчишки таращились во все стороны. Официант быстро и умело расставил все на столе, поклонился "Приятного аппетита" и ушел; мальчишки боялись пошевелиться.
   - Вы что? - спросил Рогов. - Ешьте. - Они не двигались, и он повторил: - Ешьте, кому говорят!
   Они смущенно улыбнулись и робко взяли вилки. Он сидел напротив и рассматривал их: лица загорелые, но загар медно-красный, как у матросов или рыбаков, видно, много находятся на ветру, руки темные, в ссадинах, кожа грубая, шершавая, как наждак, на пальцах металлическая чернота, никакое мыло не отмоет, устанешь тереть. Он и себя помнил таким, только вместо загара - въевшаяся в кожу рудная пыль.
   - А вы на тренировках устаете? - спросил высокий.
   - Как когда. Смотря какая игра. А вы на работе устаете?
   - Сравнили! То работа, а то хоккей! Мы что - подумаешь! Нас и не видит никто.
   - Эх, пожить бы с командой, - вздохнул высокий. - Я бы клюшки за всех носил.
   Рогов расплатился, они вышли на улицу.
   - Прощаемся, - сказал Рогов. - Счастливо.
   - До свидания, - грустно сказал маленький.
   - До свидания, - как эхо повторил высокий.
   Рогов вошел в телефонную будку, позвонил, но по-прежнему никто не отвечал. Может, с телефоном что? Хоть сейчас беги, взлети через три ступеньки, возникни на пороге: "Это я!"
   Но нельзя, риск, можно только в назначенное время. Угораздило тебя влюбиться в замужнюю. Так ведь и ты готов жениться, за тобой дело не станет. А она? Неизвестно. Поэтому приходи вечером, будем одни. Все у тебя на вечер, на ночь, на сезон, на пять сезонов, весь ты на время, а что у тебя навсегда? Навсегда?!!
   Он почувствовал мимолетный страх - кольнул, пропал. Рогов медленно побрел по улице, дошел до знакомого дома. Подняться? Нельзя. Вот ведь как просто - третий этаж, взбежал, позвонил. И все дела. Он постоял, повернулся в досаде и быстро пошел к машине. Мальчишки вприпрыжку бежали следом. Он шел, погруженный в свои мысли, не замечая, что они, толкаясь, вьются рядом и заглядывают ему в лицо. Наконец он их заметил:
   - А, это вы... Ну хватит, хватит... Довольно. Гуляйте.
   Они отстали, он дошел до машины, сел и поехал на вторую тренировку.
   Когда он вошел, в раздевалке стоял гомон голосов и дружный хохот.
   - Папаша пришел, - пропищал Грунин детским голосом. - Детки, несите отметки!
   Все засмеялись, Рогов стал переодеваться.
   - Леша, не дозвонился? - спросил Надеин.
   - Так, кожет, дать телефончик? - живо подхватил Грунин. Он изобразил руками гитару и пропел жестоким романсом: - Я вам звоню печаль свою... Потом сделал Рогову "козу". - Папаша...
   - Слушай, ты!.. - Рогов стянул рубаху на его груди в кулак. В раздевалке все умолкли и застыли.
   - Пусти. - С лица Грунина исчезла улыбка. - Пусти, - повторил он с горечью. Рогов отпустил. - Я же вижу, как ты маешься. Я хотел... а ты... Он махнул рукой и отошел.
   В молчании Рогов натянул тренировочный костюм и вышел в зал. Два помоста, шведская стенка, низкие гимнастические скамьи, станки со штангами... Здесь проходила атлетическая подготовка, но пока в зале было пусто. Рогов сел на скамейку, вытянул ноги, откинулся к стене и закрыл глаза.
   Он не двигался, не имел ни сил, ни желания, и стрясись что-нибудь, пожар или землетрясение, не тронулся бы с места. Не было точки опоры, какой-то твердой определенности, принадлежащей только ему, где было его начало и продолжение, - заповедного места, куда он мог вернуться, что бы с ним ни случилось и где бы он ни был - отовсюду. А человек должен иметь еще где-то часть себя - землю, людей, дела...
   Послышался глухой топот ног, стукнула дверь, зал наполнился голосами и смехом. Сначала все разогревались, потом постепенно голоса и смех умолкли, и слышалось лишь натужное дыхание, грохот и звон штанг; по всему залу сгибались и разгибались игроки, цветные рубахи потемнели от пота. Рогов лежа отжимал от груди штангу. Надеин тронул его и показал глазами на окно: к стеклу были прижаты два лица. Стекло от дыхания быстро запотевало, и тогда появлялась ладонь и протирала его. Тренер тоже посмотрел туда и сказал:
   - Ты меня удивляешь.
   - Он их по хозяйству использует, - засмеялся кто-то.
   - Мог бы получше найти, их же ветром сдует, - добавил другой.
   - Теперь ты от них не отделаешься, - заметил Надеин.
   "Действительно, прилипли", - подумал Рогов, выжимая штангу.
   - Зачем они тебе? - спросил тренер. - Эти раззвонят, другие прибегут. Их столько набьется, не протолкнешься.
   - Шпана, - сказал Надеин.
   - Ты таким не был? - спросил Рогов, уложив штангу в козлы.
   - Я? Нет. Я играть хотел, цель имел.
   - Какой ты у нас целеустремленный! Ну и что ты теперь за ценность?
   - Понимаешь, Алексей, - сказал тренер медленно, - разница между любым из вас и большинством людей в том... - он сделал паузу и посмотрел, все ли слушают, что вы их работу, худо-бедно, сделаете. Подучитесь и сделаете. А они вашу вряд ли... Тут, как говорится, все от Бога: если есть, то есть, а нет, ничем не поможешь.
   "Пожалуй, так", - решил про себя Рогов и успокоился.
   После второй тренировки все испытывали усталость. На улице их поджидал большой автобус, один за другим они поднимались на подножку и садились - каждый на свое место. Сейчас автобус тронется, шофер погасит в салоне свет и включит приемник, они будут долго ехать по городским улицам, лежа в креслах, как авиапассажиры, сонливо будут смотреть в окна, слушать музыку, слишком уставшие, чтобы разговаривать. Потом они выедут за город, автобус прибавит скорость, и они понесутся по вечернему шоссе мимо далеких и близких огней, пробивая корпусом темноту. Так они ездят день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем, а кто выдерживает - год за годом, и вдруг - стоп, сойди, твое место в автобусе занимает другой.
   Вместе со всеми Рогов вышел из раздевалки и направился к выходу. На столе дежурного зазвонил телефон.
   - Рогов, к телефону!
   - Только недолго, - напомнил тренер.
   Рогов подошел к столу и взял трубку.
   - Слушаю... Ты! - Он задохнулся и подержал трубку на весу, чтобы прийти в себя, потом снова приложил к уху. - Я тебе звонил.
   Она произнесла только одно слово, но и этого было достаточно, чтобы он почувствовал нестерпимое желание бежать к ней - без раздумий, сейчас, сию минуту. Она сказала "приезжай", и он уже чувствовал жгучее нетерпение, лихорадку, озноб, до него не сразу дошел смысл сказанного.
   - Сейчас? - переспросил он и тут же понял, насколько это безнадежно.
   - Рогов, веселее! - уже с недовольством крикнул тренер, стоя в дверях.
   - Я попробую... - неуверенно сказал Рогов в трубку. - Ты одна? спросил он, сразу понял неуместность вопроса и добавил твердо: - Сейчас я приеду. - Он положил трубку и приблизился к тренеру. - Мне нужно остаться. Я приеду утром.
   - Что еще? - холодно спросил тренер. - Команда находится на сборе. Через день игра. Все едут на базу. И ты мне режим не путай.
   - Могут же быть обстоятельства...
   - Знаю я ваши обстоятельства! Каждый из них, - тренер мотнул головой в сторону автобуса, - так и шарит глазами по сторонам. Дай только волю. Удержи их потом в узде. Чем ты лучше? Будешь тренером - поймешь.
   - Я понимаю...
   - Ничего ты не понимаешь! Ладно... Ночевать в городе не разрешаю, приедешь на базу к отбою. Все!
   Автобус осветил переулок, тронулся с места и, мягко покачиваясь, понес тяжелый корпус вперед. Вскоре его красные стоп-сигналы исчезли за поворотом. Рогов направился к машине. Спеши, тебя ждут, каждая минута в счет свидания. Он открыл ключом дверцу и вдруг заметил мальчишек. Они стояли рядом и смотрели на него.
   - Вы? - спросил он раздраженно. - Что еще?
   - Ничего, - растерянно ответили они.
   - Что вы за мной ходите? Что вам надо? Целый день шляетесь! Привыкли бить баклуши!
   Они стояли, держа руки в карманах и горбясь от холода. Было видно, как они замерзли, зуб на зуб не попадал.
   - А ну марш отсюда! И чтоб я вас больше не видел! - крикнул Рогов.
   Они попятились, лица у них стали испуганными. Он сел в машину. Торопись, не теряй времени, не так много отпущено.
   Возле машины уже никого не было. Он сидел в полумраке. Медленно, будто с великим трудом, он выжал сцепление, включил первую передачу и тронулся с места. Так на первой передаче он ехал вдоль тротуара, проехал несколько домов, прежде чем их увидел. Они быстро шли впереди, держа руки в карманах брюк и втянув головы в плечи; некоторое время он медленно ехал сзади, потом остановился и сидел неподвижно, уткнувшись в рулевое колесо. Они скрылись из виду, он догнал их через квартал. Машина поравнялась с ними и дала сигнал; они испугались, шарахнулись в сторону и застыли, вцепившись друг в друга. Он открыл дверцу и сказал:
   - Ну и пугливые... Садитесь.
   Они поняли, но страх еще не прошел и лица оставались напряженными.
   - Садитесь, садитесь, подвезу, - повторил Рогов. Они все еще смотрели недоверчиво. - Лезьте в машину!
   Медленно и оцепенело они сели на заднее сиденье и настороженно застыли.
   Машина шла по пустынному шоссе, было темно в поле по сторонам дороги, и только изредка появлялись и исчезали вдали огни; позади, где остался город, светилось небо.
   - Вы и работаете там или только живете? - спросил Рогов.
   - Работаем, - ответил высокий.
   - А когда заканчиваем, переезжаем на новое место, - добавил маленький.
   - Значит, вы путешественники, - усмехнулся Рогов.
   - Какие мы путешественники... - махнул рукой маленький. - А вы за границей часто бываете?
   - Приходится...
   - Вот бы поездить, - вздохнул высокий.
   - Поездите, вся жизнь впереди, - успокоил его Рогов.
   - Да где нам, - снова махнул рукой маленький.
   - Мы в отпуск в деревню свою ездим, - сказал высокий. - То крышу починить, то огород вскопать... Дело всегда находится.
   Рогов подумал об этой давно забытой жизни. Она по-прежнему шла вокруг за какой-то чертой его существования - без аплодисментов и свиста, без постороннего одобрения или негодования, тихо текла и заполняла собой все время людей.
   - Жаль, наши все уже спят. Никто не поверит, что вы нас привезли, огорченно сказал маленький.
   - И не докажешь, - подтвердил высокий.
   - Докажете, - ответил Рогов, - я вам сувениры подарю. - Он показал на маленькие конек и клюшку, висящие на ветровом стекле. - Из Канады.
   - Да? - не поверили они и в избытке чувств толкнули друг друга.
   - Вы местность знаете? - спросил Рогов. - Где сворачивать?
   - Там башня, мы покажем, - ответил маленький.
   Разговор оборвался, мальчики зевали, сонно терли глаза, потом он услыхал сзади сопение и в зеркале увидел, что они спят. Они спали в неудобных позах, привалившись друг к другу, рты их были приоткрыты, и лица выглядели совсем детскими.
   Рогов доехал до поворота, притормозил, погасил фары и вылез, тихо прикрыв дверцу, чтобы не разбудить мальчишек. Он стоял, слушая тишину; вокруг была такая кромешная темнота, что, казалось, глубокая ночь окутала всю землю. Постепенно глаза привыкли, он различил далекие огни. Где-то лаяли собаки, доносились звуки гармони. Потом вдали запели девушки, пели протяжно, по-деревенски. Песня и гармонь удалялись в непроглядную черноту ночи. Рогов стоял и слушал, словно вспоминая то, что знал когда-то, но давно забыл.
   Мальчишки спали на заднем сиденье, он постучал им и спросил:
   - Здесь, что ли?
   Они встрепенулись, заспанно выглянули и подтвердили:
   - Здесь.
   Рогов заметил вдруг неподвижные красные огни, необъяснимо висящие в темном небе. Он сел в машину и свернул на проселок. Свет фар скользнул по строительной площадке и осветил металлический вагон, увешанный плакатами по технике безопасности, штабеля труб и балок, железные бочки, лебедки; четыре массивные опоры поднимались из земли и уходили вверх.
   - Здесь мы работаем, - сказал маленький.
   - Наверху, - добавил высокий.
   Рогов притормозил и посмотрел вверх, но ничего, кроме красных огней, не увидел. Он опустил стекло и высунул голову: лицо обдало вечерним полевым холодом. Рогов погасил фары и сразу же как будто окунулся в ночь. Кругом лежало темное поле, над которым высоко в небе неподвижно висели красные сигнальные огни.
   - Хотите посмотреть? - неожиданно предложил маленький и вылез.
   Следом за ним вылезли высокий и Рогов.
   В легкие попал холодный воздух. Рогов глубоко вздохнул, чувствуя его чистоту и свежесть. От дороги в сторону башни шел ухабистый проселок с глубокими колеями, выбитыми грузовиками.
   Высокий подошел к сараю и дернул рубильник: сильные фонари осветили всю башню. Она стройно уходила вверх, вонзаясь в небо.
   - Вы ее собирали? - спросил Рогов.
   - Мы, - ответили они в один голос, а маленький добавил: - Это ретранслятор для телевидения. Выше будет, мы еще монтируем.
   - Не страшно наверху?
   - Нет, - улыбнулись они.
   - Хотите, мы вам покажем? - спросил вдруг высокий и, не дожидаясь ответа, побежал к лестнице.
   За ним побежал маленький.
   - Не стоит, - сказал им вслед Рогов, но высокий уже лез вверх. За ним полез маленький. - Ребята, не надо! Бросьте!..
   Они лезли быстро и проворно - казалось, лестница сама течет вниз, а они лишь перехватывают перекладины. Рогов отошел, чтобы лучше видеть. "Вверх, вниз, да не один раз на день, приличная нагрузка", - подумал он.
   Они дважды добирались до маленьких угловых площадок, но не остановились, а продолжали подниматься. Он представил ту высоту, расстояние до земли, открытое стылое темное пространство вокруг... "Черт меня дернул отпустить их!" - подумал он зло. Он вдруг почувствовал холод и пустоту в груди: по узкой балке, казавшейся отсюда лишь темной полоской, они перешли пролет, оказались с другой стороны и полезли дальше. Рогов выругался. На самом верху они сели отдыхать на перила.
   У него перехватило дыхание, а ноги ослабли. Он отчетливо представил их наверху, как будто сам забрался туда, ощутил высоту и почувствовал головокружение.
   Передохнув, мальчишки принялись бегать по балкам над пролетом. Рогов хотел закричать, остановить их, но боялся отвлечь их криком: он застыл, сжался и оцепенело смотрел вверх, не двигаясь. Весь он был точно скован морозом.
   Некоторые балки не были видны, и казалось, мальчишки сами по себе носятся в воздухе; вполне верилось, что они ненароком могут отбежать в сторону и вернуться.
   Сверху доносились неразборчивые оживленные голоса и смех. "Веселятся", - подумал Рогов. Страх отпустил его, и теперь он испытывал зависть: сверху им открывался ночной простор, разбросанные огни, а до звезд в разрывах облаков было подать рукой.
   Рогов бросился к башне, схватил на бегу металлический прут и принялся бешено колотить им по толстой опорной трубе.
   - Прекратите! Прекратите! - кричал он, матерясь. - Сопляки! Балбесы! Слезайте, к чертовой матери!
   Он еще продолжал стучать, а они уже торопливо лезли вниз; в тишине, как камертон, звенела башня - протяжным угасающим звоном.
   Рогов повернулся и зашагал к дороге. Он влез в машину и включил печку: его знобило. Мальчишки подошли и сконфуженно остановились.
   - У вас мозги есть? - хмуро спросил Рогов. Они виновато молчали. Цирк устроили. Что, жить надоело?
   Они потупились, словно он был их начальником и распекал по работе.
   - Я вас спрашиваю!
   Они молчали. В тишине с шоссе донесся гул машины.
   - Можно, мы пойдем? - тихо спросил маленький после долгого молчания.
   - Садитесь, - мрачно приказал Рогов.
   - Нам тут близко, - сказал высокий.
   - Садитесь. А то еще куда-нибудь заберетесь. Я из-за вас спать не буду.
   Они въехали в поселок и проехали по улице мимо темных окон. Свет фар скользил по заборам и отражался в черных стеклах.
   - Здесь, - сказали они.
   Машина остановилась возле большого рубленного дома. Теперь нужно было проститься, на этот раз окончательно. Все долго молчали.
   - Ну, что ж... - сказал Рогов. - Прощаемся?
   - Чаю хотите? - неожиданно предложил маленький.
   Рогов посмотрел на часы: к отбою он уже опоздал.
   - Хочу, - сказал он.
   Втроем они вошли в темный дом, за дверью слышался многоголосый храп.
   Вспыхнул свет, осветил бревенчатую кухню с большой печью, от которой несло теплом; на веревке сушились портянки и носки, у печи шеренгой стояли сапоги.
   - Садитесь, - пригласил маленький.
   Рогов сел к дощатому столу, высокий достал термос и кружки и налил всем крепко заваренный чай. Маленький нарезал большими кусками хлеб, намазал сгущенным молоком. Было тихо.
   - Я на шахте работал, тоже в общежитии жил, - сказал Рогов.
   Они ели, посматривая на него, и не решаясь говорить.
   - Сколько те балки? - спросил он.
   - Какие? - не понял маленький.
   - По которым вы бегали...
   - Широкие. Двести миллиметров. - Высокий пальцами отмерил на столе расстояние.
   - Двадцать сантиметров. - Рогов неодобрительно покачал головой: куда как широко.
   - Да там по прямой шагов восемь или девять всего, - успокоил его маленький.
   "Всего", - подумал Рогов и представил себя там, наверху: нет, лучше без судей и без правил играть с канадцами.
   - А работать вы должны в поясах?
   - Должны, - вяло ответил маленький, а высокий промолчал.
   Рогов допил чай и посмотрел на часы. Пора, он встал.
   - Может, переночуете? - тихо и без всякой надежды спросил маленький.
   В тишине из-за стены глухо доносился храп. Мальчишки напряженно смотрели ему в лицо, ожидая ответа.
   - Я уступлю вам кровать, - быстро сказал высокий.
   - Мне рано вставать, - ответил Рогов в сомнении.
   - У нас будильник, - торопливо сказал маленький.
   Они повели его в соседнюю комнату, где было жарко и душно и стоял густой храп. Вспыхнул яркий свет. Рогов увидел просторное помещение, в котором было десять кроватей; на всех, кроме двух, спали люди.
   - Зря зажгли, разбудите, - сказал Рогов, щурясь от света, но никто не проснулся.
   Стены комнаты были оклеены журнальными картинками, фотографиями киноактрис, снимками хоккейных матчей. Он увидел и себя - на льду с кубком, поднятым над головой. Пахло прелой одеждой, мазутом, потом и было шумно от храпа. "Давно я не был в рабочих общежитиях", - подумал Рогов, ложась на кровать. И уже погружаясь в сон, он услышал шепот на соседней кровати:
   - Никто и не поверит, что у нас Рогов ночевал. И не докажешь.
   Он вспомнил о маленькой клюшке и маленьком ботинке с коньком, висящих на ветровом стекле. "Надо будет им отдать", - подумал он и уснул.
   Его разбудили в шесть утра. Кроме мальчишек, в комнате все еще спали. Он вышел на улицу, плечи и спину охватил озноб. Было темно, холодно, туманно, в тумане чернели ближние дома. Рогов крепко потер щеки, чтобы прогнать сон, потом завел мотор, оставил его греться и вылез.
   На парнях были теперь теплые ватные куртки, брезентовые брюки, заправленные в сапоги, монтажные пояса, к которым были приторочены каски, - рабочая одежда делала их, как форма хоккеистов, крупнее, чем они были на самом деле.
   - До свидания, - сказал маленький. - Спасибо.
   - И вам спасибо. - Рогов пожал им руки. - Пока...
   - Вы теперь в Канаду поедете? - спросил высокий.
   - Поеду, если возьмут.
   - Вас возьмут, - убежденно сказал маленький.
   - Возьмут, - подтвердил высокий.
   - Ну, раз вы так уверены... - улыбнулся Рогов.
   - Хоть раз бы съездить, - мечтательно и печально улыбнулся высокий.
   Рогов сел в машину и тронулся с места. Потом остановился и открыл дверцу.
   - Обещайте, что без поясов вы там шагу не ступите. Обещаете?
   Оба кивнули.
   - Смотрите, вы слово дали. - Он захлопнул дверцу.
   Рогов проехал по улице, в некоторых окнах уже горел свет. Он выехал из поселка и в размытой темноте увидел над полем красные огни; отсюда не понять было, на какой они высоте.
   Огни висели высоко в черном небе, и казалось, они не связаны с землей, а горят сами по себе, как звезды.
   Он подумал, что забыл отдать мальчишкам подарки, и огорчился.
   Над лощинами стоял туман, но небо было чистым, и Рогов видел красные огни все время, пока ехал через поле. Он испытывал какую-то неловкость, смущение, но не отчетливо, а так, смутно, невнятно.
   Он выехал на шоссе, прибавил скорость, машина понеслась, прорезая фарами сумеречный воздух; в кабине играла музыка, было тепло и уютно. Теперь ему предстояло так ехать до самой Москвы. Вскоре должно было светать.