Страница:
Гордятся, пронизи на шее
Римской добычей себе украсив.
Междоусобьем Риму объятому
Уже грозили дак и египтянин,
Один – летучими стрелами
Грозный, другой – корабельным строем.
В грехом обильный век оскверняются
Сначала браки, семьи, рождения;
Отсюда выйдя, льются беды
20 В нашей отчизне, во всем народе.
Едва созревши, девушка учится
Развратным пляскам, хитрым ласкательствам
От малых лет в глубинах сердца
Мысль о нечистой любви лелея.
А выйдя замуж, юных поклонников
За чашей ищет, – даже без выбора,
Кого б запретною любовью,
Свет погасив, одарить украдкой, —
О нет, открыто, с мужнина ведома
30 Бежит по зову – кликнет ли лавочник
Или испанский корабельщик,
Щедро платящий за час позора.
В таких ли семьях выросли юные,
Что кровью пунов море окрасили,
Сразили Пирра, Антиоха
И беспощадного Ганнибала?
То были дети воинов-пахарей,
В полях ворочать глыбы привыкшие
Киркой сабинской, и по слову
40 Матери строгой таскать из леса
Вязанки дров в тот час, когда тени гор
Растянет солнце, снимет с усталого
Вола ярмо и, угоняя
Коней своих, приведет прохладу.
Чего не портит пагубный бег времен?
Ведь хуже дедов наши родители,
Мы хуже их, а наши будут
Дети и внуки еще порочней.
[64]
Астерида, зачем плачешь о Гигесе?
Ведь с весною его светлый Зефир примчит
Вновь с товаром вифинским,
Верность свято хранящего.
Южный ветер, Козой бешеной поднятый,
Запирает его в гавани Орика,
Где бессонные ночи
Он проводит в слезах, томясь.
Искушает его вестник, подосланный
10 От хозяйки, о нем страстно вздыхающей;
Уверяет, что Хлою
Жжет любовь, горемычную;
Поминает о том, как вероломная
Наговором жена Прета подвигнула
Против Беллерофонта,
Чтоб сгубить его, чистого;
Как чуть не был Пелей передан Тартару,
Ипполиту когда презрел, магнезянку,
И речами иными
20 На любовный склоняет грех, —
Но вотще, ибо глух Гигес к словам его,
Как Икара скала… Лишь берегись сама,
Чтоб тебя к Энипею
Не влекло больше должного
Хоть и нет никого, кто бы искуснее
Гарцевал на коне по полю Марсову
И чрез Тусскую реку
Переплыл бы проворнее,
Ночь придет – дверь запри и не выглядывай
30 Из окна, услыхав жалобный флейты звук,
И, хотя бы жестокой
Звали, будь непреклонною.
[65]
Ты смущен, знаток языков обоих!
Мне, холостяку, до Календ ли марта?
Для чего цветы? С фимиамом ларчик?
Или из дерна
Сложенный алтарь под горящим углем?
Белого козла и обед веселый
Вакху обещал я, когда чуть не был
Древом придавлен!
В этот светлый день, с возвращеньем года,
10 Снимут из коры просмоленной пробку
С кувшина, который в дыму коптился
С консульства Тулла.
Выпей, Меценат, за здоровье друга
Кружек сотню ты, и пускай до света
Здесь горят огни, и да будут чужды
Крик нам и ссора.
Брось заботы все о державном Риме:
Полегли полки Котизона-дака,
Мидянин, наш враг, сам себя же губит
20 Смертным оружьем,
Стал рабом кантабр, наш испанский недруг
Укрощенный, пусть хоть и поздно, цепью
И, расслабив лук, уж готовы скифы
Край свой покинуть.
Бремя сбрось забот: человек ты частный;
Не волнуйся ты за народ; бегущим
Насладися днем и его дарами, —
Брось свои думы!
[66]
– Мил доколе я был тебе
И не смел ни один юноша белую
Шею нежно рукой обвить,
Я счастливее жил, нежели персов царь.
– Ты доколе не стал пылать
Страстью к Хлое сильней, нежели к Лидии,
Имя Лидии славилось,
И знатней я была римлянки Илии.
– Покорен я фракиянкой, —
10 Хлоя сладко поет, лире обучена.
За нее умереть готов,
Только жизни бы срок душеньке Рок продлил.
– Мы взаимно огнем горим,
Я и Калаид, сын эллина Орнита.
Дважды ради него умру,
Только жизни бы срок юноше Рок продлил.
– Что, коль вновь возвратится страсть
И железным ярмом свяжет расставшихся?
Что, коль рыжую Хлою – прочь
20 И отворится дверь брошенной Лидии?
– Хоть звезды он прекраснее,
Ты же легче щепы, непостояннее
Адриатики бешеной, —
Жить с тобою хочу и умереть любя!
[67]
Лика, если бы ты в скифском замужестве
Влагу Дона пила, – все же, простертого
На ветру пред твоей дверью жестокою,
Ты меня пожалела бы!
Слышишь, как в темноте двери гремят твои,
Как шумит во дворе, ветру ответствуя,
Сад твой, как леденит Зевс с неба ясного
Стужей снег свежевыпавший?
Брось – Венера велит – гордость надменную,
10 Чтоб не лопнул канат, туго натянутый!
Ведь родил же тебя не Пенелопою
Твой отец из Этрурии!
И хотя бы была ты непреклонною
Пред дарами, мольбой, бледностью любящих,
Пред тем, что твой муж юной гречанкою
Увлечен, – все же смилуйся
Над молящим! Не будь дуба упорнее
И ужасней в душе змей Мавритании;
Ведь не вечно мой бок будет бесчувственным
20 И к порогу и к сырости!
[68]
О Меркурий-бог! Амфион искусный,
Обучен тобой, воздвигал ведь стены
Песней! Лира, ты семиструнным звоном
Слух услаждаешь!
Ты беззвучна встарь, нелюбима, – ныне
Всем мила: пирам богачей и храмам!..
Дайте ж песен мне, чтоб упрямой Лиды
Слух преклонил я.
Словно средь лугов кобылице юной,
10 Любо ей скакать; не дает коснуться;
Брак ей чужд; она холодна поныне
К дерзости мужа.
Тигров ты, леса за собой умеешь
Влечь и быстрых рек замедлять теченье;
Ласкам ведь твоим уступил и грозный
Ада привратник —
Цербер-пес, хотя над его главою
Сотня страшных змей, угрожая, вьется;
Смрадный дух и гной треязычной пасты
20 Он извергает.
Вняв тебе, средь мук Иксион и Титий
Улыбнулись вдруг; без воды стояла
Урна в час, когда ты ласкала песней
Дщерей Даная.
О злодействе дев пусть услышит Лида
И о каре их, пресловутой бочке,
У которой дно пропускает воду, —
Так, хоть и поздно,
Все ж виновных ждет и в аду возмездье.
30 Так безбожно (что их греха ужасней?),
Так безбожно всех женихов убили
Острым железом!
Брачных свеч была лишь одна достойна.
Своего отца, что нарушил клятву,
Обманула дева святою ложью,
Славная вечно.
«Встань, – она рекла жениху младому, —
Встань, чтоб вечный сон не постиг, откуда
Ты не ждешь. Беги от сестер-злодеек,
40 Скройся от тестя!
Словно львицы, вдруг на ягнят напавши,
Так мужей своих они все терзают;
Я добрей – тебя не убью, не стану
Дверь запирать я.
Пусть за то, что я пощадила мужа,
Злой отец меня закует хоть в цепи;
Взяв на судно, пусть отвезет в пустыню,
В край Нумидийский.
Мчись, куда несут и пути и ветры!
50 Ночь тебе – покров, и Венера – спутник.
В добрый час… А мне над могилой вырежь
Надпись на память…»
[69]
Дева бедная не может ни Амуру дать простора,
Ни вином прогнать кручину, а должна бояться дяди
Всебичующих упреков.
Прочь уносят шерсть и прялку трудолюбицы Минервы
От тебя, о Необула, сын крылатый Кифереи
И блестящий Гебр Липарский,
Лишь увидишь, как смывает масло с плеч он в водах Тибра,
Конник, что Беллерофонта краше, ни в бою кулачном
Не осиленный, ни в беге.
10 В ланей, по полю бегущих целым стадом, он умеет
Дрот метнуть и, быстр в движеньи, вепря, что таится в чаще,
На рогатину взять смело.
[70]
О, прозрачней стекла воды Бандузии!
Сладких вин и цветов жертвы достойны вы.
Завтра ждите козленка, —
Рожки вздулись на лбу его,
Чувств любовных и битв скорых предвестники:
Тщетно! Кровию вам красной окрасит он
Струй холодных потоки —
Отпрыск стада веселого.
Вас тяжелой порой огненный Сириус
10 Жечь бессилен; волам, в поле измученным,
Иль бродячему стаду
В вашей сладостно свежести.
Славны будете вы: песнею громкою
Я прославлю, поэт, дуб, что над гротами
Вырос, где говорливо
Ваш поток низвергается.
[71]
Цезарь, про кого шла молва в народе,
Будто, как Геракл, лавр купил он смертью,
От брегов испанских вернулся к Ларам
Победоносцем.
Радостно жена да встречает мужа,
Жертвы принеся божествам хранящим;
С ней – сестра вождя, а за ней, украсив
Кудри повязкой,
Матери юниц и сынов, не павших.
10 Вы же, дети тех, что в бою погибли,
И вдовицы их, от словес печальных
Вы воздержитесь.
Мне же этот день будет в праздник, думы
Черные прогнав. Не боюсь я смуты,
Ни убитым быть, пока всей землею
Правит наш Цезарь.
Отрок, принеси и венков, и мирра,
И вина, что помнит мятеж марсийский,
Коль спаслось оно от бродивших всюду
20 Полчищ Спартака.
И Неэра пусть поспешит, певица,
Завязав косу в благовонный узел;
А не пустит к ней негодяй привратник —
Прочь уходи ты.
Голова, седея, смягчает душу,
Жадную до ссор и до брани дерзкой,
Не смирился б я перед этим, юный,
В консульство Планка!
[72]
Женка бедного Ивика,
Перестань наконец ты сладострастничать
И себя примолаживать!
Коль ногою одной ты уж в гробу стоишь,
Не резвись среди девушек,
Как меж звезд в небесах темное облако!
Что Фолое идет к лицу,
То Хлориде нейдет! Дочь лучше матери
Осаждать будет юношей,
10 Как вакханка, под звук бубна безумствуя.
К Ноту страсть неуемная
Так и нудит ее прыгать, как козочку.
Ты ж, старушка, в Луцерии
Сядь за пряжу. Тебе ль быть кифаристкою
Украшать себя розою
И до дна осушать чаши глубокие?
[73]
Башни медной замок, двери дубовые
И бессонных собак лай угрожающий
Для Данаи могли б верным оплотом быть
От ночных обольстителей.
Но над стражем ее, робким Акрисием,
Посмеялся Зевес вместе с Венерою,
И открылся им путь верный, едва лишь бог
Превратил себя в золото.
Злато минет ряды телохранителей
10 И расколет скалу глубже, чем молния;
Рухнул в прах и погиб жертвою алчности
Дом пророка аргивского;
Городские врата муж-македонянин
Для себя раскрывал, силою подкупа
Низвергал он царей; и на морских вождей
Подкуп сети накидывал.
Рост богатства влечет приумножения
Жажду, кучу забот… Вот и не смею я
Всем на зависть чело вскидывать гордое,
20 Меценат, краса всадников.
Больше будешь себя ты ограничивать
Больше боги дадут! Стан богатеющих
Покидаю, бедняк, и перебежчиком
К неимущим держу свой путь!
Я владею славней скудными крохами,
Чем когда бы я стал хлеб всей Апулии
Работящей таить без толку в житницах,
Нищий средь изобилия.
Ключ прозрачный и лес в несколько югеров
30 И всегда урожай верный с полей моих
Далеко превзойдут пышность владетелей
Плодороднейшей Африки.
Правда, нет у меня меда калабрских пчел,
И в амфорах вино из Лестригонии
Не стареет, и мне выгоны галльские
Не растят тучных овчих стад.
Но меня не гнетет бедность тяжелая;
Пожелай я еще, ты не откажешь мне.
Сжав желанья свои, с прибылью малою
40 Буду жить я счастливее,
Чем прибравши к рукам царство Лидийское
И Мигдонский удел. Многого ищущий —
Многим беден. Блажен тот, кому бережно
Бог дает только нужное.
[74]
О Элий, отпрыск Лама старинного —
Того, что имя Ламиям первым дал
И всем потомкам их потомков,
Как говорят летописцы рода, —
Твой древний предок – так говорит молва —
Впервые власть над стенами Формий взял,
Над Лирисом, чьи волны в роще
Нимфы Марики безмолвно льются, —
В краю пространном. Завтра ненастье Евр
10 Примчит, засыплет листьями рощу всю,
Устелет брег травой ненужной,
Если не лжет многолетний ворон,
Дождей предвестник. Дров наготовь сухих,
Пока возможно: завтра ведь ты вином
И поросенком малым будешь
Гения тешить с прислугой праздной.
[75]
Фавн, о, нимф преследователь пугливых!
По полям открытым моих владений
Милостив пройди и уйди заботлив
К юным приплодам.
И козленок заклан к исходу года,
И вина достанет у нас для полных
Чаш, подруг любви, и алтарь старинный —
В дымке курений.
Вот стада на злачных лугах резвятся, —
10 Возвратились дни твоих нон декабрьских, —
И гуляет рядом с волом досужим
Люд деревенский.
Бродит волк в отаре, – не страшно овцам! —
В честь тебя листву осыпают рощи;
Пахарь в пляс пошел, по земле постылой
Трижды притопнув.
[76]
Кем приходится Инаху
Кодр, что принял без слов смерть за отечество,
Ты твердишь, про Эаков род
И про древнюю брань возле троянских стен,
Но сказать не умеешь ты,
Сколько стоит вина кадка хиосского,
В чьем дому попируем мы
И когда мы стряхнем холод Пелигнии.
Дай же, мальчик, вина скорей
10 В честь полуночи, в честь новой луны и в честь
Дай Мурены-хозяина,
Девять чаш или три с теплой смешав водой.
Тот, кто любит нечетных Муз,
Тот, как буйный поэт, требует девять влить;
А тремя ограничиться
Миролюбцам велят три неразлучные
Обнаженные Грации.
Рад безумствовать я: что ж берекинтских флейт
Не слышны дуновения?
20 Что, молчанье храня, с лирой висит свирель?
Ненавижу я скаредность —
Сыпь же розы щедрей! С завистью старый Лик
Шум безумный услышит пусть,
И соседка его, старцу нелегкая.
Вот уж взрослая, льнет к тебе
Рода, блещешь ты сам, Телеф, в кудрях густых,
Ясный, словно звезда, – меня ж
Иссушает, томя, к милой Гликере страсть.
[77]
Ты не видишь, Пирр, как тебе опасно
Трогать юных львят африканской львицы?
Вскоре ты сбежишь после жарких схваток,
Трус-похититель!
Вот, стремясь найти своего Неарха,
Юных круг прорвет лишь она, – и страшный
Бой решит тогда, за тобой, за ней ли
Будет добыча;
Ты спешишь достать из колчана стрелы,
10 А она клыки, угрожая, точит;
Сам судья борьбы наступил на пальму
Голой ногою;
Легкий ветр ему освежает плечи,
Кроют их кудрей благовонных волны —
Был таков Нирей иль с дождливой Иды
На небо взятый.
[78]
Мой друг амфора, к жизни рожденная
Со мною вместе в консульство Манлия!
Что ни дари мне – смех ли, ссоры,
Дрему любви, ликованье страсти;
При ком бы ни был собран массийский Вакх,
Тобой хранимый, – ныне для праздника,
Как повелел Корви́н, откройся,
Сок заскучавший налей нам в чаши.
Мудрец, Сократа выбрав наставником,
10 Не будет, право, пренебрегать тобой;
И сам Катон свой дух высокий
Цельным вином согревал охотно.
Ты горькой мукой мучаешь доброго
И горшей злого; тайные замыслы,
Живущие в коварном сердце,
В шутках Лиэя раскрыть умеешь.
Вдыхаешь силу ты в малодушного
И жар надежды; ты неимущему
Даешь отвагу не страшиться
20 Гнева царей и меча убийцы.
О, если Либер вместе с Венерою
Придут – и с ними граций согласный хор, —
Пусть факелы горят, доколе
Не побегут перед Фебом звезды!
[79]
Страж окрестных гор и лесов, о Дева,
Ты, что внемля зов троекратный юных
Жен-родильниц, их бережешь от смерти,
Ликом тройная!
Будет пусть твоей та сосна, что сенью
Дом венчает мой; да под ней тебя я
Кровью одарю кабана, что грозен
Сбоку ударом.
[80]
Ладони к небу, к месяцу юному
Воздень, Фидила, – сельский обычай свят:
Умилостиви лар плодами,
Ладаном и поросенком жадным.
Тогда минует вихрь, иссушающий
Лозу, и колос нивы помилует,
Твои питомцы и ягнята
Осенью пышной хворать не будут.
В лесах Алгида – дубы и падубы,
10 Тельцы пасутся, к жертвам пригодные,
Тучнеет скот в лугах альбанских,
Ждет их секира жрецов суровых, —
Тебе ж не нужны жертвы обильные,
Двухлеток выи, кровью залитые, —
Ты убираешь хрупким миртом
И розмарином божков-пенатов.
Рукой невинной жертвенник трогая,
Не льстивой жертвой дара богатого
Смягчишь нахмуренных пенатов —
20 Полбой священной, крупинкой соли.
[81]
Хоть казною своей затмишь
Ты Аравию всю с Индией пышною,
Хоть займешь ты строеньями
Оба моря, что бьют в берег Италии,
Но едва Неминуемость
В крышу дома вобьет гвозди железные,
Не уйдешь ты от ужаса
И главы из петли смертной не вызволишь.
Лучше жить, как равнинный скиф,
10 Чья повозка жилье тащит подвижное,
Или как непреклонный гет,
Где межою поля не разделенные
Хлеб родят на потребу всем;
Где не больше, чем год, заняты пашнею,
А затем утомленного
Заменяет другой, с долею равною;
Там безвредная мачеха
Не изводит сирот – пасынков, падчериц;
Жен-приданниц там гнета нет,
20 И не клонит жена слух к полюбовнику;
Там приданым для девушки
Служит доблесть отцов и целомудрие,
Что бежит от разлучника,
И грешить там нельзя: смерть за неверность ждет!
О, кто хочет безбожную
Брань и ярость пресечь междоусобицы,
Если он домогается,
Чтоб «Отец городов» было под статуей,
Пусть он сдержит распущенность!
30 И он будет почтен: только… потомками!
Мы завистливы, – доблесть нам
Ненавистна, но лишь скрылась, скорбим по ней!
Для чего втуне сетовать,
Коль проступок мечом не отсекается?
Что без нравов, без дедовских,
Значит тщетный закон, если ни дальние
Страны, зноем палимые,
Ни конечный предел Севера хладного,
Под снегами застывшими,
40 Не пугают купца? Если справляется
С грозным морем моряк лихой?
Это – бедность, презрев доблести трудный путь,
Все свершать, все сносить велит, —
Бедность, что за позор всеми считается.
Не снести ль в Капитолий нам,
Кликам внемля толпы, нам рукоплещущей,
Иль спустить в море ближнее
Жемчуг, камни и все злато бесплодное,
Зла источник великого,
50 Если только в грехах вправду мы каемся?
Надо страсть эту низкую
С корнем вырвать давно, и на суровый лад
Молодежь, слишком нежную,
Воспитать… На коня вряд ли сумеет сесть
Знатный отрок, охотою
Тяготится, зато с большею ловкостью
Обруч гнать тебе греческий
Будет он иль играть в кости запретные.
Вероломный отец меж тем
60 Надувает друзей или товарищей,
Чтоб для сына негодного
Больше денег собрать. Деньги бесчестные
Что ни день, то растут, и все ж
Для несытых страстей их недостаточно!
[82]
Вакх, я полон тобой! Куда
Увлекаешь меня? В рощи ли, в гроты ли
Вдохновение мчит меня?
Где, в пещере какой Цезаря славного
Блеск извечный стихом своим
Вознесу я к звездам, к трону Юпитера?
Небывалое буду петь
И доселе никем в мире не петое!
Как вакханка, восстав от сна,
10 Видя Гебр пред собой, снежную Фракию
И Родоп, что лишь варварской
Попираем стопой, диву дивуется,
Так, с пути своего сойдя,
Я на берег дивлюсь и на пустынный лес.
Вождь наяд и менад, легко
Стройный ясень рукой вмиг исторгающих!
Петь ничтожное, дольнее
Больше я не могу! Сладко и боязно,
О Леней, за тобой идти,
20 За тобою, лозой лоб свой венчающим.
[83]
Девицам долго знал я, чем нравиться,
И был в любви достойным воителем, —
Теперь оружие и лиру
После побед их стена та примет,
Что охраняет образ Венеры нам.
Сюда, сюда несите вы факелы
И грозные воротам вражьим
Крепкие ломы, крутые луки!
О золотого Кипра владычица
10 И стен Мемфиса, вечно бесснежного!
Высоко поднятым бичом ты
Раз хоть коснись непокорной Хлои!
[84]
Пусть злочестных в путь поведут приметы
Злые: крики сов или сук брюхатых,
Пусть на них лиса, что щенилась, мчится
Или волчица;
Пусть змея им путь пресечет начатый
И спугнет коней, по дороге прянув
Как стрела. А я, за кого тревожусь,
Буду молиться;
Ворон пусть, вещун, от восхода солнца
10 С криком к ней летит перед тем, как птица,
Вестница дождей, возвратится к лону
Вод неподвижных.
Счастливо живи, Галатея, всюду,
Где тебе милей; и меня ты помни.
Пусть тебе в пути не грозит ворона,
Дятел зловещий.
Но смотри: скользит Орион к закату,
Пробудитель бурь; хорошо мы знаем,
Что сулят нам черный залив и в ветре
20 Белое небо.
Жены пусть врагов, лети их порывы,
Ярости слепой испытаю? А ветра,
Ропот черных воли и удары бури
В берег дрожащий!
Знала этот страх и Европа, вверив
Хитрецу быку белоснежный стан свой
И увидев вдруг, что кругом бушуют
Море и рыбы.
Лишь вчера цветы на лугу сбирала,
30 Сплесть спеша венок, по обету, нимфам, —
Ныне зрит вокруг в полусвете ночи
Звезды и волны.
Лишь ступив ногой на стоградный остров
Крит, она рекла: «О отец! Отныне
Я тебе не дочь – мою честь сгубило
Страсти безумье.
Где была я? Где я? Ведь павшей деве
Даже смерть мила! Наяву ль я плачу,
Вспомнив мой позор, или мне, невинной,
40 Призрак бесплотный,
Вылетевший в дверь из слоновой кости,
Страшный сон навел? Разве лучше было
Морем долго плыть, чем в зеленом поле
Рвать мне цветочки?
Будь сейчас он здесь, этот бык проклятый,
Я б его мечом изрубила в гневе,
Я б ему рога обломала, был хоть
Мил так недавно.
Стыд забыв, ушла от родных Пенатов!
50 Стыд забыв, еще умереть я медлю!
О, да слышит бог: среди львов я голой
Лучше останусь,
Лучше стану тиграм добычей нежной
Раньше, чем со щек худоба лихая
Сгонит красоту и иссушит тело
Жертвы прекрасной.
Вот отец корит, хоть далек он: «Что ж ты
Медлишь смерть избрать себе? Видишь – ясень?
Под его суком захлестни на горле
60 Девичий пояс!
Если же в скалах, на утесах острых
Смерть тебя прельстит, то свирепой буре
Вверь себя. Иль ты предпочтешь – царевна, —
Долю наложниц:
Шерсти прясть урок для хозяйки, грубой
Варвара жены?..» Между тем Венера
Внемлет ей, смеясь вероломно с сыном, —
Лук он ослабил.
Всласть натешась, ей говорит: «Сдержи ты
70 Гневный пыл и ссор избегай горячих —
Даст тебе рога ненавистный бык твой,
Даст изломать их.
Ты не знаешь: бог необорный – муж твой,
Сам Юпитер. Брось же роптать, великий
Римской добычей себе украсив.
Междоусобьем Риму объятому
Уже грозили дак и египтянин,
Один – летучими стрелами
Грозный, другой – корабельным строем.
В грехом обильный век оскверняются
Сначала браки, семьи, рождения;
Отсюда выйдя, льются беды
20 В нашей отчизне, во всем народе.
Едва созревши, девушка учится
Развратным пляскам, хитрым ласкательствам
От малых лет в глубинах сердца
Мысль о нечистой любви лелея.
А выйдя замуж, юных поклонников
За чашей ищет, – даже без выбора,
Кого б запретною любовью,
Свет погасив, одарить украдкой, —
О нет, открыто, с мужнина ведома
30 Бежит по зову – кликнет ли лавочник
Или испанский корабельщик,
Щедро платящий за час позора.
В таких ли семьях выросли юные,
Что кровью пунов море окрасили,
Сразили Пирра, Антиоха
И беспощадного Ганнибала?
То были дети воинов-пахарей,
В полях ворочать глыбы привыкшие
Киркой сабинской, и по слову
40 Матери строгой таскать из леса
Вязанки дров в тот час, когда тени гор
Растянет солнце, снимет с усталого
Вола ярмо и, угоняя
Коней своих, приведет прохладу.
Чего не портит пагубный бег времен?
Ведь хуже дедов наши родители,
Мы хуже их, а наши будут
Дети и внуки еще порочней.
[64]
7
К АстеридеАстерида, зачем плачешь о Гигесе?
Ведь с весною его светлый Зефир примчит
Вновь с товаром вифинским,
Верность свято хранящего.
Южный ветер, Козой бешеной поднятый,
Запирает его в гавани Орика,
Где бессонные ночи
Он проводит в слезах, томясь.
Искушает его вестник, подосланный
10 От хозяйки, о нем страстно вздыхающей;
Уверяет, что Хлою
Жжет любовь, горемычную;
Поминает о том, как вероломная
Наговором жена Прета подвигнула
Против Беллерофонта,
Чтоб сгубить его, чистого;
Как чуть не был Пелей передан Тартару,
Ипполиту когда презрел, магнезянку,
И речами иными
20 На любовный склоняет грех, —
Но вотще, ибо глух Гигес к словам его,
Как Икара скала… Лишь берегись сама,
Чтоб тебя к Энипею
Не влекло больше должного
Хоть и нет никого, кто бы искуснее
Гарцевал на коне по полю Марсову
И чрез Тусскую реку
Переплыл бы проворнее,
Ночь придет – дверь запри и не выглядывай
30 Из окна, услыхав жалобный флейты звук,
И, хотя бы жестокой
Звали, будь непреклонною.
[65]
8
К МеценатуТы смущен, знаток языков обоих!
Мне, холостяку, до Календ ли марта?
Для чего цветы? С фимиамом ларчик?
Или из дерна
Сложенный алтарь под горящим углем?
Белого козла и обед веселый
Вакху обещал я, когда чуть не был
Древом придавлен!
В этот светлый день, с возвращеньем года,
10 Снимут из коры просмоленной пробку
С кувшина, который в дыму коптился
С консульства Тулла.
Выпей, Меценат, за здоровье друга
Кружек сотню ты, и пускай до света
Здесь горят огни, и да будут чужды
Крик нам и ссора.
Брось заботы все о державном Риме:
Полегли полки Котизона-дака,
Мидянин, наш враг, сам себя же губит
20 Смертным оружьем,
Стал рабом кантабр, наш испанский недруг
Укрощенный, пусть хоть и поздно, цепью
И, расслабив лук, уж готовы скифы
Край свой покинуть.
Бремя сбрось забот: человек ты частный;
Не волнуйся ты за народ; бегущим
Насладися днем и его дарами, —
Брось свои думы!
[66]
9
К Лидии– Мил доколе я был тебе
И не смел ни один юноша белую
Шею нежно рукой обвить,
Я счастливее жил, нежели персов царь.
– Ты доколе не стал пылать
Страстью к Хлое сильней, нежели к Лидии,
Имя Лидии славилось,
И знатней я была римлянки Илии.
– Покорен я фракиянкой, —
10 Хлоя сладко поет, лире обучена.
За нее умереть готов,
Только жизни бы срок душеньке Рок продлил.
– Мы взаимно огнем горим,
Я и Калаид, сын эллина Орнита.
Дважды ради него умру,
Только жизни бы срок юноше Рок продлил.
– Что, коль вновь возвратится страсть
И железным ярмом свяжет расставшихся?
Что, коль рыжую Хлою – прочь
20 И отворится дверь брошенной Лидии?
– Хоть звезды он прекраснее,
Ты же легче щепы, непостояннее
Адриатики бешеной, —
Жить с тобою хочу и умереть любя!
[67]
10
К ЛикеЛика, если бы ты в скифском замужестве
Влагу Дона пила, – все же, простертого
На ветру пред твоей дверью жестокою,
Ты меня пожалела бы!
Слышишь, как в темноте двери гремят твои,
Как шумит во дворе, ветру ответствуя,
Сад твой, как леденит Зевс с неба ясного
Стужей снег свежевыпавший?
Брось – Венера велит – гордость надменную,
10 Чтоб не лопнул канат, туго натянутый!
Ведь родил же тебя не Пенелопою
Твой отец из Этрурии!
И хотя бы была ты непреклонною
Пред дарами, мольбой, бледностью любящих,
Пред тем, что твой муж юной гречанкою
Увлечен, – все же смилуйся
Над молящим! Не будь дуба упорнее
И ужасней в душе змей Мавритании;
Ведь не вечно мой бок будет бесчувственным
20 И к порогу и к сырости!
[68]
11
К Меркурию и лиреО Меркурий-бог! Амфион искусный,
Обучен тобой, воздвигал ведь стены
Песней! Лира, ты семиструнным звоном
Слух услаждаешь!
Ты беззвучна встарь, нелюбима, – ныне
Всем мила: пирам богачей и храмам!..
Дайте ж песен мне, чтоб упрямой Лиды
Слух преклонил я.
Словно средь лугов кобылице юной,
10 Любо ей скакать; не дает коснуться;
Брак ей чужд; она холодна поныне
К дерзости мужа.
Тигров ты, леса за собой умеешь
Влечь и быстрых рек замедлять теченье;
Ласкам ведь твоим уступил и грозный
Ада привратник —
Цербер-пес, хотя над его главою
Сотня страшных змей, угрожая, вьется;
Смрадный дух и гной треязычной пасты
20 Он извергает.
Вняв тебе, средь мук Иксион и Титий
Улыбнулись вдруг; без воды стояла
Урна в час, когда ты ласкала песней
Дщерей Даная.
О злодействе дев пусть услышит Лида
И о каре их, пресловутой бочке,
У которой дно пропускает воду, —
Так, хоть и поздно,
Все ж виновных ждет и в аду возмездье.
30 Так безбожно (что их греха ужасней?),
Так безбожно всех женихов убили
Острым железом!
Брачных свеч была лишь одна достойна.
Своего отца, что нарушил клятву,
Обманула дева святою ложью,
Славная вечно.
«Встань, – она рекла жениху младому, —
Встань, чтоб вечный сон не постиг, откуда
Ты не ждешь. Беги от сестер-злодеек,
40 Скройся от тестя!
Словно львицы, вдруг на ягнят напавши,
Так мужей своих они все терзают;
Я добрей – тебя не убью, не стану
Дверь запирать я.
Пусть за то, что я пощадила мужа,
Злой отец меня закует хоть в цепи;
Взяв на судно, пусть отвезет в пустыню,
В край Нумидийский.
Мчись, куда несут и пути и ветры!
50 Ночь тебе – покров, и Венера – спутник.
В добрый час… А мне над могилой вырежь
Надпись на память…»
[69]
12
К НеобулеДева бедная не может ни Амуру дать простора,
Ни вином прогнать кручину, а должна бояться дяди
Всебичующих упреков.
Прочь уносят шерсть и прялку трудолюбицы Минервы
От тебя, о Необула, сын крылатый Кифереи
И блестящий Гебр Липарский,
Лишь увидишь, как смывает масло с плеч он в водах Тибра,
Конник, что Беллерофонта краше, ни в бою кулачном
Не осиленный, ни в беге.
10 В ланей, по полю бегущих целым стадом, он умеет
Дрот метнуть и, быстр в движеньи, вепря, что таится в чаще,
На рогатину взять смело.
[70]
13
К источнику БандузииО, прозрачней стекла воды Бандузии!
Сладких вин и цветов жертвы достойны вы.
Завтра ждите козленка, —
Рожки вздулись на лбу его,
Чувств любовных и битв скорых предвестники:
Тщетно! Кровию вам красной окрасит он
Струй холодных потоки —
Отпрыск стада веселого.
Вас тяжелой порой огненный Сириус
10 Жечь бессилен; волам, в поле измученным,
Иль бродячему стаду
В вашей сладостно свежести.
Славны будете вы: песнею громкою
Я прославлю, поэт, дуб, что над гротами
Вырос, где говорливо
Ваш поток низвергается.
[71]
14
К римскому народуЦезарь, про кого шла молва в народе,
Будто, как Геракл, лавр купил он смертью,
От брегов испанских вернулся к Ларам
Победоносцем.
Радостно жена да встречает мужа,
Жертвы принеся божествам хранящим;
С ней – сестра вождя, а за ней, украсив
Кудри повязкой,
Матери юниц и сынов, не павших.
10 Вы же, дети тех, что в бою погибли,
И вдовицы их, от словес печальных
Вы воздержитесь.
Мне же этот день будет в праздник, думы
Черные прогнав. Не боюсь я смуты,
Ни убитым быть, пока всей землею
Правит наш Цезарь.
Отрок, принеси и венков, и мирра,
И вина, что помнит мятеж марсийский,
Коль спаслось оно от бродивших всюду
20 Полчищ Спартака.
И Неэра пусть поспешит, певица,
Завязав косу в благовонный узел;
А не пустит к ней негодяй привратник —
Прочь уходи ты.
Голова, седея, смягчает душу,
Жадную до ссор и до брани дерзкой,
Не смирился б я перед этим, юный,
В консульство Планка!
[72]
15
К ХлоридеЖенка бедного Ивика,
Перестань наконец ты сладострастничать
И себя примолаживать!
Коль ногою одной ты уж в гробу стоишь,
Не резвись среди девушек,
Как меж звезд в небесах темное облако!
Что Фолое идет к лицу,
То Хлориде нейдет! Дочь лучше матери
Осаждать будет юношей,
10 Как вакханка, под звук бубна безумствуя.
К Ноту страсть неуемная
Так и нудит ее прыгать, как козочку.
Ты ж, старушка, в Луцерии
Сядь за пряжу. Тебе ль быть кифаристкою
Украшать себя розою
И до дна осушать чаши глубокие?
[73]
16
К МеценатуБашни медной замок, двери дубовые
И бессонных собак лай угрожающий
Для Данаи могли б верным оплотом быть
От ночных обольстителей.
Но над стражем ее, робким Акрисием,
Посмеялся Зевес вместе с Венерою,
И открылся им путь верный, едва лишь бог
Превратил себя в золото.
Злато минет ряды телохранителей
10 И расколет скалу глубже, чем молния;
Рухнул в прах и погиб жертвою алчности
Дом пророка аргивского;
Городские врата муж-македонянин
Для себя раскрывал, силою подкупа
Низвергал он царей; и на морских вождей
Подкуп сети накидывал.
Рост богатства влечет приумножения
Жажду, кучу забот… Вот и не смею я
Всем на зависть чело вскидывать гордое,
20 Меценат, краса всадников.
Больше будешь себя ты ограничивать
Больше боги дадут! Стан богатеющих
Покидаю, бедняк, и перебежчиком
К неимущим держу свой путь!
Я владею славней скудными крохами,
Чем когда бы я стал хлеб всей Апулии
Работящей таить без толку в житницах,
Нищий средь изобилия.
Ключ прозрачный и лес в несколько югеров
30 И всегда урожай верный с полей моих
Далеко превзойдут пышность владетелей
Плодороднейшей Африки.
Правда, нет у меня меда калабрских пчел,
И в амфорах вино из Лестригонии
Не стареет, и мне выгоны галльские
Не растят тучных овчих стад.
Но меня не гнетет бедность тяжелая;
Пожелай я еще, ты не откажешь мне.
Сжав желанья свои, с прибылью малою
40 Буду жить я счастливее,
Чем прибравши к рукам царство Лидийское
И Мигдонский удел. Многого ищущий —
Многим беден. Блажен тот, кому бережно
Бог дает только нужное.
[74]
17
К Элию ЛамииО Элий, отпрыск Лама старинного —
Того, что имя Ламиям первым дал
И всем потомкам их потомков,
Как говорят летописцы рода, —
Твой древний предок – так говорит молва —
Впервые власть над стенами Формий взял,
Над Лирисом, чьи волны в роще
Нимфы Марики безмолвно льются, —
В краю пространном. Завтра ненастье Евр
10 Примчит, засыплет листьями рощу всю,
Устелет брег травой ненужной,
Если не лжет многолетний ворон,
Дождей предвестник. Дров наготовь сухих,
Пока возможно: завтра ведь ты вином
И поросенком малым будешь
Гения тешить с прислугой праздной.
[75]
18
К ФавнуФавн, о, нимф преследователь пугливых!
По полям открытым моих владений
Милостив пройди и уйди заботлив
К юным приплодам.
И козленок заклан к исходу года,
И вина достанет у нас для полных
Чаш, подруг любви, и алтарь старинный —
В дымке курений.
Вот стада на злачных лугах резвятся, —
10 Возвратились дни твоих нон декабрьских, —
И гуляет рядом с волом досужим
Люд деревенский.
Бродит волк в отаре, – не страшно овцам! —
В честь тебя листву осыпают рощи;
Пахарь в пляс пошел, по земле постылой
Трижды притопнув.
[76]
19
К ТелефуКем приходится Инаху
Кодр, что принял без слов смерть за отечество,
Ты твердишь, про Эаков род
И про древнюю брань возле троянских стен,
Но сказать не умеешь ты,
Сколько стоит вина кадка хиосского,
В чьем дому попируем мы
И когда мы стряхнем холод Пелигнии.
Дай же, мальчик, вина скорей
10 В честь полуночи, в честь новой луны и в честь
Дай Мурены-хозяина,
Девять чаш или три с теплой смешав водой.
Тот, кто любит нечетных Муз,
Тот, как буйный поэт, требует девять влить;
А тремя ограничиться
Миролюбцам велят три неразлучные
Обнаженные Грации.
Рад безумствовать я: что ж берекинтских флейт
Не слышны дуновения?
20 Что, молчанье храня, с лирой висит свирель?
Ненавижу я скаредность —
Сыпь же розы щедрей! С завистью старый Лик
Шум безумный услышит пусть,
И соседка его, старцу нелегкая.
Вот уж взрослая, льнет к тебе
Рода, блещешь ты сам, Телеф, в кудрях густых,
Ясный, словно звезда, – меня ж
Иссушает, томя, к милой Гликере страсть.
[77]
20
К ПирруТы не видишь, Пирр, как тебе опасно
Трогать юных львят африканской львицы?
Вскоре ты сбежишь после жарких схваток,
Трус-похититель!
Вот, стремясь найти своего Неарха,
Юных круг прорвет лишь она, – и страшный
Бой решит тогда, за тобой, за ней ли
Будет добыча;
Ты спешишь достать из колчана стрелы,
10 А она клыки, угрожая, точит;
Сам судья борьбы наступил на пальму
Голой ногою;
Легкий ветр ему освежает плечи,
Кроют их кудрей благовонных волны —
Был таков Нирей иль с дождливой Иды
На небо взятый.
[78]
21
К амфореМой друг амфора, к жизни рожденная
Со мною вместе в консульство Манлия!
Что ни дари мне – смех ли, ссоры,
Дрему любви, ликованье страсти;
При ком бы ни был собран массийский Вакх,
Тобой хранимый, – ныне для праздника,
Как повелел Корви́н, откройся,
Сок заскучавший налей нам в чаши.
Мудрец, Сократа выбрав наставником,
10 Не будет, право, пренебрегать тобой;
И сам Катон свой дух высокий
Цельным вином согревал охотно.
Ты горькой мукой мучаешь доброго
И горшей злого; тайные замыслы,
Живущие в коварном сердце,
В шутках Лиэя раскрыть умеешь.
Вдыхаешь силу ты в малодушного
И жар надежды; ты неимущему
Даешь отвагу не страшиться
20 Гнева царей и меча убийцы.
О, если Либер вместе с Венерою
Придут – и с ними граций согласный хор, —
Пусть факелы горят, доколе
Не побегут перед Фебом звезды!
[79]
22
К ДианеСтраж окрестных гор и лесов, о Дева,
Ты, что внемля зов троекратный юных
Жен-родильниц, их бережешь от смерти,
Ликом тройная!
Будет пусть твоей та сосна, что сенью
Дом венчает мой; да под ней тебя я
Кровью одарю кабана, что грозен
Сбоку ударом.
[80]
23
К ФидилеЛадони к небу, к месяцу юному
Воздень, Фидила, – сельский обычай свят:
Умилостиви лар плодами,
Ладаном и поросенком жадным.
Тогда минует вихрь, иссушающий
Лозу, и колос нивы помилует,
Твои питомцы и ягнята
Осенью пышной хворать не будут.
В лесах Алгида – дубы и падубы,
10 Тельцы пасутся, к жертвам пригодные,
Тучнеет скот в лугах альбанских,
Ждет их секира жрецов суровых, —
Тебе ж не нужны жертвы обильные,
Двухлеток выи, кровью залитые, —
Ты убираешь хрупким миртом
И розмарином божков-пенатов.
Рукой невинной жертвенник трогая,
Не льстивой жертвой дара богатого
Смягчишь нахмуренных пенатов —
20 Полбой священной, крупинкой соли.
[81]
24
К богачуХоть казною своей затмишь
Ты Аравию всю с Индией пышною,
Хоть займешь ты строеньями
Оба моря, что бьют в берег Италии,
Но едва Неминуемость
В крышу дома вобьет гвозди железные,
Не уйдешь ты от ужаса
И главы из петли смертной не вызволишь.
Лучше жить, как равнинный скиф,
10 Чья повозка жилье тащит подвижное,
Или как непреклонный гет,
Где межою поля не разделенные
Хлеб родят на потребу всем;
Где не больше, чем год, заняты пашнею,
А затем утомленного
Заменяет другой, с долею равною;
Там безвредная мачеха
Не изводит сирот – пасынков, падчериц;
Жен-приданниц там гнета нет,
20 И не клонит жена слух к полюбовнику;
Там приданым для девушки
Служит доблесть отцов и целомудрие,
Что бежит от разлучника,
И грешить там нельзя: смерть за неверность ждет!
О, кто хочет безбожную
Брань и ярость пресечь междоусобицы,
Если он домогается,
Чтоб «Отец городов» было под статуей,
Пусть он сдержит распущенность!
30 И он будет почтен: только… потомками!
Мы завистливы, – доблесть нам
Ненавистна, но лишь скрылась, скорбим по ней!
Для чего втуне сетовать,
Коль проступок мечом не отсекается?
Что без нравов, без дедовских,
Значит тщетный закон, если ни дальние
Страны, зноем палимые,
Ни конечный предел Севера хладного,
Под снегами застывшими,
40 Не пугают купца? Если справляется
С грозным морем моряк лихой?
Это – бедность, презрев доблести трудный путь,
Все свершать, все сносить велит, —
Бедность, что за позор всеми считается.
Не снести ль в Капитолий нам,
Кликам внемля толпы, нам рукоплещущей,
Иль спустить в море ближнее
Жемчуг, камни и все злато бесплодное,
Зла источник великого,
50 Если только в грехах вправду мы каемся?
Надо страсть эту низкую
С корнем вырвать давно, и на суровый лад
Молодежь, слишком нежную,
Воспитать… На коня вряд ли сумеет сесть
Знатный отрок, охотою
Тяготится, зато с большею ловкостью
Обруч гнать тебе греческий
Будет он иль играть в кости запретные.
Вероломный отец меж тем
60 Надувает друзей или товарищей,
Чтоб для сына негодного
Больше денег собрать. Деньги бесчестные
Что ни день, то растут, и все ж
Для несытых страстей их недостаточно!
[82]
25
К ВакхуВакх, я полон тобой! Куда
Увлекаешь меня? В рощи ли, в гроты ли
Вдохновение мчит меня?
Где, в пещере какой Цезаря славного
Блеск извечный стихом своим
Вознесу я к звездам, к трону Юпитера?
Небывалое буду петь
И доселе никем в мире не петое!
Как вакханка, восстав от сна,
10 Видя Гебр пред собой, снежную Фракию
И Родоп, что лишь варварской
Попираем стопой, диву дивуется,
Так, с пути своего сойдя,
Я на берег дивлюсь и на пустынный лес.
Вождь наяд и менад, легко
Стройный ясень рукой вмиг исторгающих!
Петь ничтожное, дольнее
Больше я не могу! Сладко и боязно,
О Леней, за тобой идти,
20 За тобою, лозой лоб свой венчающим.
[83]
26
К ВенереДевицам долго знал я, чем нравиться,
И был в любви достойным воителем, —
Теперь оружие и лиру
После побед их стена та примет,
Что охраняет образ Венеры нам.
Сюда, сюда несите вы факелы
И грозные воротам вражьим
Крепкие ломы, крутые луки!
О золотого Кипра владычица
10 И стен Мемфиса, вечно бесснежного!
Высоко поднятым бичом ты
Раз хоть коснись непокорной Хлои!
[84]
27
К ГалатееПусть злочестных в путь поведут приметы
Злые: крики сов или сук брюхатых,
Пусть на них лиса, что щенилась, мчится
Или волчица;
Пусть змея им путь пресечет начатый
И спугнет коней, по дороге прянув
Как стрела. А я, за кого тревожусь,
Буду молиться;
Ворон пусть, вещун, от восхода солнца
10 С криком к ней летит перед тем, как птица,
Вестница дождей, возвратится к лону
Вод неподвижных.
Счастливо живи, Галатея, всюду,
Где тебе милей; и меня ты помни.
Пусть тебе в пути не грозит ворона,
Дятел зловещий.
Но смотри: скользит Орион к закату,
Пробудитель бурь; хорошо мы знаем,
Что сулят нам черный залив и в ветре
20 Белое небо.
Жены пусть врагов, лети их порывы,
Ярости слепой испытаю? А ветра,
Ропот черных воли и удары бури
В берег дрожащий!
Знала этот страх и Европа, вверив
Хитрецу быку белоснежный стан свой
И увидев вдруг, что кругом бушуют
Море и рыбы.
Лишь вчера цветы на лугу сбирала,
30 Сплесть спеша венок, по обету, нимфам, —
Ныне зрит вокруг в полусвете ночи
Звезды и волны.
Лишь ступив ногой на стоградный остров
Крит, она рекла: «О отец! Отныне
Я тебе не дочь – мою честь сгубило
Страсти безумье.
Где была я? Где я? Ведь павшей деве
Даже смерть мила! Наяву ль я плачу,
Вспомнив мой позор, или мне, невинной,
40 Призрак бесплотный,
Вылетевший в дверь из слоновой кости,
Страшный сон навел? Разве лучше было
Морем долго плыть, чем в зеленом поле
Рвать мне цветочки?
Будь сейчас он здесь, этот бык проклятый,
Я б его мечом изрубила в гневе,
Я б ему рога обломала, был хоть
Мил так недавно.
Стыд забыв, ушла от родных Пенатов!
50 Стыд забыв, еще умереть я медлю!
О, да слышит бог: среди львов я голой
Лучше останусь,
Лучше стану тиграм добычей нежной
Раньше, чем со щек худоба лихая
Сгонит красоту и иссушит тело
Жертвы прекрасной.
Вот отец корит, хоть далек он: «Что ж ты
Медлишь смерть избрать себе? Видишь – ясень?
Под его суком захлестни на горле
60 Девичий пояс!
Если же в скалах, на утесах острых
Смерть тебя прельстит, то свирепой буре
Вверь себя. Иль ты предпочтешь – царевна, —
Долю наложниц:
Шерсти прясть урок для хозяйки, грубой
Варвара жены?..» Между тем Венера
Внемлет ей, смеясь вероломно с сыном, —
Лук он ослабил.
Всласть натешась, ей говорит: «Сдержи ты
70 Гневный пыл и ссор избегай горячих —
Даст тебе рога ненавистный бык твой,
Даст изломать их.
Ты не знаешь: бог необорный – муж твой,
Сам Юпитер. Брось же роптать, великий