Страница:
Спорт против наркотиков, 180х200, холст, акрил, рама — литая пластмасса
Гробы для Барби (эскиз объекта), 2005
Сергей Терентьев
перформансы, видео, живопись, объекты
Виталий Голубев — фото
Письмо к Барби
Дорогая, как упоительно наблюдать за тобой, заокеанской красоткой. Вот она мечта о прекрасной, беззаботной, счастливой жизни, полной успеха денег и славы. Барби, как много в этом звуке… Море, солнце, молодость, здоровые зубы. Хочется подобраться поближе и погреться в розовых лучах твоего сияния. Правда, за ним мало, что видно — лишь миражи иной непрожитой жизни. Хочется не только приблизиться, но и обладать, жить с тобой. Долго-долго, так чтоб на твоем идеальном личике проступили хоть и хорошенькие, но все же человеческие черты. Появились нормальные ноги и всё остальное, конечно, тоже. Поселиться бы с тобой где-то здесь, у нас, научить курить, пить водку, жить на 30 баксов в месяц, ходить по нашим заплеванным улицам, вонючим подъездам. Я научу тебя жить по-нашему. Бог с ним, с нестареющим телом и пустым блеском глаз. Я наполню их сомнениями, отчаянием, а может быть, удастся — и маленьким горем. Пусть ты побудешь немножко нами, станешь понятней, роднее… Дорогая! На кого ты стала похожа? Помнишь, ты любила Кена, а я любил тебя?
Прошай
Твой Сергей
Часть четвертая
БАРБИ В РОССИИ
Глава семнадцатая
ОДНА ШЕСТАЯ ЧАСТЬ БАРБИ
Отношения американской пластиковой принцессы с Россией, да и вообще, по видимости, с большинством стран бывшего соцлагеря, носят совершенно особый характер. Здесь не имеют значения очень многие из тех факторов, которые делают Барби популярной на Западе и в Европе, например: ностальгическое отношение к этой кукле представителей старшего поколения, имитация компанией «Маттел» реальной жизни в окружающем детей мире и другие вещи, на которые «Маттел» всегда делала и по-прежнему делает особую ставку. Из сорока шести лет своей жизни Барби провела в России всего 15, первые маттеловские куклы появились в официальной московской продаже в начале 90-х годов. Можно говорить о том, что за эти 15 лет у Барби в России сложилась вполне нетривиальная рыночная ситуация, в чем-то совсем уж уникальная, в чем-то схожая с ситуацией, существующей, скажем, в странах третьего мира. Например, действующий и в западных странах фактор престижности обладания Барби в России имеет едва ли не превалирующее значение по отношению ко всем остальным возможным факторам. Тому может быть несколько причин, но главными мне видятся две: относительная дороговизна куклы и исторически сложившееся отношение к ней.
Дело в том, что и в России имеет место родительская ностальгия по Барби, но ностальгия эта устроена совершенно иначе, чем, скажем, в Америке. Для тех, чьи дети сегодня играют с Барби, сама кукла символизирует не то что было в их собственном детстве, а то, чего в их собственном детстве не было. В советскую жизнь информация о Барби проникала двумя путями: через «выездных» и через средства массовой пропаганды. Выездные, если не было жалко пяти долларов, привозили дочкам самые простенькие из возможных моделей Барби и взахлеб рассказывали об окружающей пластмассовую красавицу невероятной роскоши, выставленной на бесконечных витринах больших магазинов. Пропаганда давала примерно ту же информацию, но акценты в ней, естественно, были расставлены иначе: вместо восторга и изумления в голосе рассказчика звучал народный гнев: Барби представляла собой один из элементов американской угрозы, страшное идеологическое оружие.
Схема действия этого оружия была абсолютно прозрачной: капиталисты создают игрушку, которая навеки ставит ребенка в зависимость от роскоши и богатства. Пока ребенок учится капиталистическим идеалам, которые заставят его раскошелиться в будущем, родители вынуждены раскошеливаться в настоящем, приобретая все новые и новые предметы кукольного мира, о которых не могла мечтать не то что советская кукла, но и в большинстве случаев нормальная советская семья, вроде стиральной машины с сушилкой, посудомоечного аппарата или моторного катера. Заметим, кстати, что тогдашние попытки заклеймить Барби в советской прессе звучат слово в слово как сегодняшние проклятия антиконсюмеристов в адрес все той же бедной куклы.
Впрочем, в СССР Барби обличали не очень интенсивно. Дело в том, что от описаний достойной всякого порицания жизни маленькой пластмассовой богачки у советских детей не по-пионерски загорались глаза. Моя добрая подруга, журналист Таня Данилова рассказывает, что впервые прочитала о Барби в книжке какого-то советского американиста. Автор тяжело вздыхал о том, что бедные родители из рабочих семей вынуждены всю жизнь кормить этого пластмассового молоха, а иначе их дети становятся социальными изгоями. "На следующей странице, — пишет Таня, — была фотография этой куклы, стоящей на крылечке своего дома, и у меня захватило дух… С фотографии сочился свет другого мира, вовсе мне не чужого. "Когда-нибудь я попаду туда, — решила я. — До этого рандеву Земля прочно стояла на трех китах и была едина, а существование Барби указывало на множественность обитаемых миров. Мне снесло голову от понимания того, что на других планетах, в том космосе, откуда родом эта девочка, тоже есть жизнь, — другая, совсем другая, и, может быть, лучшая…" Почти теми же словами описывает свое первое, тоже еще заочное знакомство с Барби филолог Елена Григорьева: "Вдруг становилось ясно, что где-то есть другая жизнь. Сегодня ее, эту жизнь, зовут «глянцевой». Тогда виделось иначе — как неуродливый мир. Становилось ясно, что такой мир существует не только в сказках. Возникала возможность иной жизни, возможность выбора, и становилось ясно, что быть женщиной означает не только грязь и слизь, но и неведомую эстетику, существующую где-то в другом мире. Это был культурный шок, как от открытия жизни на Марсе".
Красота — вот было главное слово, которым поколение бывших советских детей характеризует все, что тогда было связано для них с Барби и ее миром. Среди окружающих их игрушек не существовало ничего подобного, ничего похожего на Барби: грубый дизайн, примитивные одежки, приглушенные цвета советских кукол создавали такой сильный контраст с идеологически вредной американкой, что при контакте с ней дети от восторга и изумления забывали правила приличия. Одна из моих любезных корреспонденток Елена Умерова рассказывает о мальчике, чьи родители в конце 80-х отправили сына к ней на день рождения с новенькой Барби в руках. Придя на праздник, мальчик отказался отдавать имениннице такую прекрасную, яркую, красивую коробку. Ему было все равно, что внутри находится кукла, которой он совершенно не интересовался: дело было в несказанной красоте самого предмета, и уговорить его отдать подарок удалось с большим трудом.
На социальной шкале положение девочки, получившей в подарок Барби, оказывалось почти недосягаемым. Еще одна моя корреспондентка, Полина Русакова, например, писала мне, что ее подруга очень хотела Барби, хотя совершенно не любила кукол и никогда с ними не играла; зато она была твердо уверена, что Барби сможет решить все ее социальные проблемы. Здесь не важно было иметь дорогую Барби, или коллекционную Барби, или Барби с массой аксессуаров, достаточно было просто иметь Барби, иметь возможность принести в детский сад, в школу или во двор пятидолларовую куколку в самом нехитром из всех маттеловских нарядов, и ты становилась королевой, милостиво разрешающей подданным дотронуться до символа твоего заморского богатства. Именно дотронуться: в советские годы с Барби играли крайне редко. Представить себе, что Барби можно безжалостно раздеть, переодеть, обкорнать под корень, разрисовать фломастерами и бросить в ящик с игрушками, как это делали почти все девочки западного мира, было невозможно. Очень часто родители запрещали дочерям вообще выносить Барби из дома — не дай бог, потеряется или поломается. Именно здесь, в советских квартирах, а не в домах неосмотрительных американцев, позволяющих капиталистам запудривать себе мозги, Барби превращалась в идола, в объект сознательного поклонения, восхищения и подражания. Возникал парадокс, который был бы не в силах предсказать ни один мудрый маркетолог компании «Маттел» и ни один мудрый автор газеты «Правда»: кукла, созданная для того, чтобы каждая девочка могла узнать в ней себя и строить по ней свою будущую жизнь, оказалась для советских детей сказочным персонажем, любовь к которому основывалась именно на абсолютной непохожести его ни на что виденное ими раньше и на уверенности, что их собственная жизнь никогда не будет похожа на жизнь Барби. Именно это отношение, видимо, и описывает еще одно стихотворение Сен-Сенькова:
В том же интервью говорится, что в начале 90-х GV Accord Toys продавала до 27 тысяч кукол одного артикула в год. Однако с течением времени выяснилось, что Барби в России не так уж и популярна. Сегодня официальным представителем «Маттел» в нашей стране является компания под названием "Мир Барби". Если в первые годы своего существования компания пыталась открывать специализированные магазины, в которых шла бы торговля исключительно продукцией «Маттел», то сегодня в магазинах под розовой вывеской "Мир Барби" сами Барби занимают в лучшем случае два больших стеллажа: остальное пространство отдано под продукцию других производителей игрушек. Селиванова указывает, что по исследованиям Института товародвижения и конъюнктуры оптового рынка Москва покупает не более 65 000 Барби в год. Простая арифметика позволяет провести параллель: в самом обеспеченном городе России каждая девочка имеет в среднем не 8 Барби, как в Америке, и не 4, как в Европе, а 0,7 Барби (в Москве примерно 1.600.000 детей, отношение числа девочек к числу мальчиков, насколько мне удалось выяснить, — 13:10, — значит, в Москве примерно 904 тысячи девочек; в год каждой покупают 65.000/904.000 = 0,07 Барби. Девочке дарят кукол на протяжении 10 лет — так мы и получаем 0,7. Подсчет никуда не годится, но сравнительный порядок цифр все-таки увидеть позволяет). Журнал «Барби» выходит тиражом 135 тысяч экземпляров. В книжном клубе "Барби в России" состоит около 30 тысяч девочек по официальным данным (при этом, кстати, на книгах "Книжного клуба Барби" стоит пометка "Тираж 20.000", хотя по правилам клуба каждая вступившая в него девочка получает все новые книги) — цифра, прямо скажем, ничтожная. Оставив в стороне сухую статистику, я могу поделиться собственным впечатлением: мне не удалось найти в России ни одного серьезного коллекционера Барби, т. е. человека, который бы подходил к составлению коллекции хотя бы вполовину так серьезно, как к нему подходят американские коллекционеры. Сайтов, посвященных Барби, в сети фактически нет, не считая нескольких плохо сделанных и лишенных информации домашних страничек. На международных форумах коллекционеров и любителей Барби я ни разу не встретила активных участников дискуссии из России, да и просто зарегистрированных пользователей, у которых в графе "страна проживания" значилась бы Россия, мне встретились всего два или три человека.
О причинах такого скромного интереса к такой популярной личности можно говорить долго. В качестве причины номер один обычно указывают сравнительно высокую цену на Барби, особенно в сравнении с подделками, т. е. с другими 12-дюймовыми куклами. Причиной номер два часто считают настороженное отношение родителей к этому американскому идолу. В качестве третьей причины можно указывать нежелание российских потребителей приобретать именно тех Барби, которых «Маттел» выпускает наиболее широкими тиражами и на которых делает серьезную ставку, — Барби — представительниц разных профессий и Барби, предающихся разнообразным видам полезной активности вроде катания на роликовых коньках или ныряния с аквалангом. В том же интервью Селивановой Яков Шпигельман, руководитель "Мира Барби", рассказывает, что в России, например, не идут Барби-инвалиды (имеется в виду кукла Бекки). 15 штук, привезенных Шпигельманом из Штатов с целью попробовать продавать их в России, простояли на полках больше года. По его словам, лучше всего расходятся принцессы в роскошных платьях, пусть цена у них и выше, чем у более простых моделей. Объясняется это, по всей видимости, уже упоминавшимся мной парадоксом: для российских детей Барби не является "girl next door", а действительно принцессой из другой, сказочной жизни. Кроме того, ориентированность российских детей на карьеру во много раз меньше, чем у их западных сверстников, да и вопрос о профессиональном успехе и продвижении по карьерной лестнице встает перед ними гораздо позже, чем перед маленькими американцами.
Все перечисленные причины, равно как и многие другие факторы, влияющие на популярность Барби в России, сводятся к одному — компания «Маттел» не работает с русским рынком. Все те огромные усилия, которые «Маттел» прилагает для продвижения своей красавицы на европейские рынки — реклама по телевидению и в прессе, специальные акции, активная поддержка "Клубов любителей Барби", работа с родителями, продвижение мерчендайза и т. д., — полностью отсутствуют в России. На сайте официального представителя «Маттел» в нашей стране в разделе Барби написаны десять строк самого общего характера: никаких галерей, моделей, новостей — ничего. В разделе "Клуб мира Барби" перечисляются льготы, доступные членам клуба (заметим, не официального маттеловского "Клуба Барби", а организации, созданной местным представителем компании). Льгот четыре: постоянно действующая скидка в 5 %, система бонусов по накоплению, участие в регулярных праздниках торговой сети (о которых я ни разу не слышала, они просто не являются новостным поводом для российской прессы в отличие от подобных мероприятий, проводимых «Маттел» в других странах), и… 7 % скидка на ключевую воду и оборудование "Святой источник". Этот список говорит о многом, и в первую очередь о том, что существующие, а тем более потенциальные поклонники Барби в России никому не нужны.
Гадать о том, почему «Маттел» не работает с российским рынком так, как она умеет это делать, можно долго. Может быть, дело в официальном представителе, но скорее в том, что «Маттел» не хочет связываться с российским рынком в силу его нестабильности или, наоборот, не видит в России достойного рынка в силу поголовной бедности населения всюду, кроме двух столиц. По большому счету, при российском уровне зарплат двенадцатидолларовая кукла вряд ли может стать таким уж хитом продаж…
Таким образом, Барби опять оказывается в России на совершенно особом положении: это кукла, о которой знают все, но которой обладают немногие. Интерес к Барби здесь носит двойственный характер: о ней обычно говорят с осторожностью и с легким скепсисом. Если российская пресса, а особенно новостные ленты, и реагируют на какие-нибудь новостные поводы, связанные с Барби (и обычно имеющие место за пределами России, а не в ней самой), то говорить об этих поводах принято с изрядной долей иронии. Кроме того, грустно и трогательно наблюдать, насколько интерес к Барби у журналистов смешан с незнанием предмета. Они ошибаются в тех мелочах, в которых никогда не ошибся бы ни один их западный коллега, просто потому, что Барби на протяжении десятков лет являлась повседневной частью его собственного мира, мира его детей и, возможно, мира его родителей.
В России к Барби существует два подхода. Первый подход таков: "Барби такая красивая, прекрасная, элегантная, изящная и продвинутая, она в тысячу раз лучше всего того дерьма, которое производят у нас в стране и на которое противно смотреть". Другой подход: "Наши неуклюжие, некрасивые и низкокачественные куклы такие свои, родные и домашние. Они учат ребенка добру, они милые, теплые и безопасные. По сравнению с ними Барби — чудовищный вампир, преподающий детям чуждые им идеалы". Второе мнение на волне истеричного русофильства последних лет часто выражается с завидной безапелляционностью и принимает гротескные, нелепые формы. В частности, в своей статье (названной "Тряпичная Масленица против колченогой уродины") по поводу Алены Пискловой и акции "Барби не пройдут" журналист Лев Пирогов с легкостью заявляет: "Прообразом взрослых женских проблем является детская кукла Барби". Почему? Потому что сначала девочек приучают хотеть Барби, потом — Барби-дом, для которого нужна Барби-мебель, потом Барби-мобиль, потом "комплект платьев для летнего отдыха". "Раньше, — скорбит Пирогов, — девочки сами шили платья для своих кукол. Теперь корпорации, зарабатывающие на женских неврозах, убедили их, что так не принято. Зачем колоть пальцы и шевелить мозгами, если можно купить за денежку?" В манере, вполне типичной для такого рода авторов, Пирогов закрывает глаза на то, что не только платья для кукол, но и игрушки вообще до очень недавнего времени, еще примерно сто лет назад, по большей части делали вручную; собственно к Барби это имеет очень мало отношения, но тоска по добрым старым временам тут, как это часто бывает, распространяется только на область интересов автора. Очень хочется сетовать в тон, что раньше, человек, у которого болел зуб, привязывал к нему веревку и вырывал больной зуб посредством дверной ручки. Зачем же возиться со шнурками и дергать за дверь, если можно купить за денежку? Тот же Пирогов заканчивает статью пассажем: "Когда-то давным давно крестьянские девочки мастерили тряпичных кукол, названия которым давались по имени предстоящего праздника: Масленица, Троица и т. д. Во время праздника кукол отдавали странникам, идущим поклониться святым местам. Если странников не было, кукол сжигали, чтобы хоть дым долетел до неба. Красивый обряд. Если у вас есть Барби, закопайте ее возле Макдоналдса, пусть черт заберет свое". Самое интересное, что нашлись желающие последовать призыву Пирогова: кто-то действительно закопал Барби возле Макдоналдса. Внятных объяснений своему поступку активист, к сожалению, дать не смог.
Еще более жалобно кликушествовал в своей статье Владислав Бахревский, автор газеты «Завтра». В 1998 году Бахревский написал заметку о Барби, начинающуюся словами: "Не Варвара, не Варенька, а именно Барби, чтобы русским духом не пахло". В заметке Бахревский писал буквально следующее: "Милая куколка — еще одно американское оружие стратегического назначения. Барби задумана с размахом, это — не просто кукла, это образ жизни, американской жизни. Русские девочки обречены проводить с Барби все свое детство, взрослеть вместе с Барби, постигать интимные мелочи физиологии, гигиены, быта, приобретать навыки чужие, культуру чужую, а главное, иметь даже в игре постоянный контроль. В мире игрушек русская на русской земле — сиротинушка". Остается только недоумевать: что такого автор знает об интимных мелочах физиологии и гигиены, что столь сильно разнится у нас и у них? Пустив густую слезу, Бахревский ставит в вину Барби и то, что дети не знают героев Отечественной войны, и то, что в России уже "под миллион ребятишек-наркоманов". Подход вполне типичный для борцов за чистоту русского детства: "Наших умниц, наших богатырей, Василис прекрасных и премудрых своими руками отдаем на воспитание самым мерзостным и лукавым Бабарихам, и к тому же бесстыдно разглагольствуем о великом будущем России", трогательнейший пример многократно упоминавшейся мной тенденции почему-то перекладывать ответственность за воспитание ребенка с себя на игрушки. Апогеем моды на неприязнь к Барби в России стало годичной давности выступление бывшего министра образования, тогда еще действующего, по поводу того, что в России должно стать меньше импортных кукол, и в первую очередь меньше Барби, "развивающих у детей раннюю сексуальность". Видимо, бывший министр образования знал о детской психологии что-то, что неведомо прочим смертным (так же, как Бахревский знал нечто особое об интимной гигене), в частности, каким образом "раннюю сексуальность" ребенка можно "развивать".
Те же, кому Барби до сих пор видится очаровательным символом лучшей жизни, либо отстаивают свое мнение на родительских форумах, либо создают художественные проекты разной степени серьезности, так или иначе связанные с куклой (надо сказать, что российские художники куда как менее агрессивны и ироничны по отношению к Барби, чем их западные коллеги. Видимо, сказывается та самая разница в восприятии образа куклы). Сергей Терентьев начинает свой проект «Барбизона» с письма, обращенного к Барби. Этот документ, на мой взгляд, прекрасно иллюстрирует некоторые аспекты восприятия куклы в России: "…поселиться бы с тобой где-то здесь у нас, научить курить, пить водку, жить на 30 баксов в месяц, ходить по нашим заплеванным улицам, вонючим подъездам. Я научу тебя жить по нашему, бог с ним, с нестареющим телом и пустым блеском глаз, — я наполню их сомнением, отчаянием, а, может быть, если удастся, и маленьким горем. Пусть ты побудешь немножко нами, станешь понятнее, роднее…" В России время от времени проходят выставки одежды для Барби, например, выставку такой одежды, связанной крючком, в прошлом году проводил Краснодарский краеведческий музей. Куклы в вязаных и шитых платьях находятся в постоянной экспозиции Клуба-галереи в Сабурово, а Екатеринбургский музей не так давно приурочил специальную выставку к сорокапятилетию Барби. В пресс-релизах этих и подобных мероприятий часто указывается, что стараниями российских мастеров Барби стала более близкой, теплой, ласковой — словом, своей. В процессе написания этой книги были два совпадения, произведшие на меня сильное впечатление. Во-первых, в то время как я писала главу о личной жизни Барби, «Маттел» сообщила о разводе Барби и Кена, и мне пришлось переписывать довольно солидный кусок текста. Скажем прямо, ни один развод в моей жизни не вызывал у меня таких сильных негативных эмоций. А сегодня, в тот день, когда я заканчиваю эту главу, и, таким образом, заканчиваю книгу вообще, «Маттел» опубликовала свой финансовый отчет за первый квартал 2004 года. В отчете указывалось, что продажи Барби упали на 6 %. Частично это объясняется мертвым послепраздничным сезоном, но все равно такое серьезное падение наблюдалось до сих пор, кажется, только один раз. Мне абсолютно не хочется рассуждать о том, движется ли мир Барби к закату: существует много причин так не думать, существует много причин этого опасаться. Например, может сказаться (и сказывается!) очень серьезное изменение динамики рынка детских товаров, произошедшее в 90-х годах или проектный подход к созданию детских игрушек, в рамках которого ребенок получает не куклу и не плюшевого медведя, а целый мир, в который он оказывается вовлечен самыми разнообразными способами: одновременно создаются фильм, сериал, книги, игрушки, мерчандайзинг, и все это — с единым набором героев, сюжетов и игровых стратегий. Конечно, эти факторы, равно как и множество других, вынуждают мир Барби меняться.
В какую сторону? Вместо того чтобы заниматься дешевыми пророчествами, я обращусь к одному статистическому факту: в годовых отчетах компании «Маттел» на протяжении как минимум последних четырех лет прослеживается одна и та же тенденция: продажи Барби постоянно падают в США и постоянно растут за пределами Америки. Этому существует целый ряд объяснений, но так или иначе «Маттел» в последние годы прилагает много сил для продвижения своей удивительной куклы на зарубежные рынки. Не исключено, что в некоторый момент внимание компании все-таки обратится к России, и тогда произойдет то, что происходит в Китае в последние два года: Барби внезапно окажется частью нашей здешней повседневной жизни. Она начнет смотреть на нас с реклам, ее звонкий голосок зазвучит в детских уголках торговых центров, молодые актрисы в ярко-розовых платьях начнут раздавать купоны со скидками возле больших игрушечных магазинов, а по телевизору пойдут трейлеры анимационных фильмов от «Маттел» с участием золотоволосой красавицы. И если все это действительно произойдет, то Барби, наконец, по настоящему придет в Россию — со всеми ее плюсами и минусами, со всеми нашими опасениями и восторгами, почти на 50 лет позже, чем она пришла в западный мир, и почти на 15 лет позже, чем она могла бы прийти к нам. Только тогда мы сможем узнать, какой побег Барби может дать на российской почве, только тогда мы и получим шанс понять, действительно ли эта кукла учит девочек дружбе, терпимости и интересу к труду, или же она ведет их на погибель по скользкой дорожке анорексии и консюмеризма.
Дело в том, что и в России имеет место родительская ностальгия по Барби, но ностальгия эта устроена совершенно иначе, чем, скажем, в Америке. Для тех, чьи дети сегодня играют с Барби, сама кукла символизирует не то что было в их собственном детстве, а то, чего в их собственном детстве не было. В советскую жизнь информация о Барби проникала двумя путями: через «выездных» и через средства массовой пропаганды. Выездные, если не было жалко пяти долларов, привозили дочкам самые простенькие из возможных моделей Барби и взахлеб рассказывали об окружающей пластмассовую красавицу невероятной роскоши, выставленной на бесконечных витринах больших магазинов. Пропаганда давала примерно ту же информацию, но акценты в ней, естественно, были расставлены иначе: вместо восторга и изумления в голосе рассказчика звучал народный гнев: Барби представляла собой один из элементов американской угрозы, страшное идеологическое оружие.
Схема действия этого оружия была абсолютно прозрачной: капиталисты создают игрушку, которая навеки ставит ребенка в зависимость от роскоши и богатства. Пока ребенок учится капиталистическим идеалам, которые заставят его раскошелиться в будущем, родители вынуждены раскошеливаться в настоящем, приобретая все новые и новые предметы кукольного мира, о которых не могла мечтать не то что советская кукла, но и в большинстве случаев нормальная советская семья, вроде стиральной машины с сушилкой, посудомоечного аппарата или моторного катера. Заметим, кстати, что тогдашние попытки заклеймить Барби в советской прессе звучат слово в слово как сегодняшние проклятия антиконсюмеристов в адрес все той же бедной куклы.
Впрочем, в СССР Барби обличали не очень интенсивно. Дело в том, что от описаний достойной всякого порицания жизни маленькой пластмассовой богачки у советских детей не по-пионерски загорались глаза. Моя добрая подруга, журналист Таня Данилова рассказывает, что впервые прочитала о Барби в книжке какого-то советского американиста. Автор тяжело вздыхал о том, что бедные родители из рабочих семей вынуждены всю жизнь кормить этого пластмассового молоха, а иначе их дети становятся социальными изгоями. "На следующей странице, — пишет Таня, — была фотография этой куклы, стоящей на крылечке своего дома, и у меня захватило дух… С фотографии сочился свет другого мира, вовсе мне не чужого. "Когда-нибудь я попаду туда, — решила я. — До этого рандеву Земля прочно стояла на трех китах и была едина, а существование Барби указывало на множественность обитаемых миров. Мне снесло голову от понимания того, что на других планетах, в том космосе, откуда родом эта девочка, тоже есть жизнь, — другая, совсем другая, и, может быть, лучшая…" Почти теми же словами описывает свое первое, тоже еще заочное знакомство с Барби филолог Елена Григорьева: "Вдруг становилось ясно, что где-то есть другая жизнь. Сегодня ее, эту жизнь, зовут «глянцевой». Тогда виделось иначе — как неуродливый мир. Становилось ясно, что такой мир существует не только в сказках. Возникала возможность иной жизни, возможность выбора, и становилось ясно, что быть женщиной означает не только грязь и слизь, но и неведомую эстетику, существующую где-то в другом мире. Это был культурный шок, как от открытия жизни на Марсе".
Красота — вот было главное слово, которым поколение бывших советских детей характеризует все, что тогда было связано для них с Барби и ее миром. Среди окружающих их игрушек не существовало ничего подобного, ничего похожего на Барби: грубый дизайн, примитивные одежки, приглушенные цвета советских кукол создавали такой сильный контраст с идеологически вредной американкой, что при контакте с ней дети от восторга и изумления забывали правила приличия. Одна из моих любезных корреспонденток Елена Умерова рассказывает о мальчике, чьи родители в конце 80-х отправили сына к ней на день рождения с новенькой Барби в руках. Придя на праздник, мальчик отказался отдавать имениннице такую прекрасную, яркую, красивую коробку. Ему было все равно, что внутри находится кукла, которой он совершенно не интересовался: дело было в несказанной красоте самого предмета, и уговорить его отдать подарок удалось с большим трудом.
На социальной шкале положение девочки, получившей в подарок Барби, оказывалось почти недосягаемым. Еще одна моя корреспондентка, Полина Русакова, например, писала мне, что ее подруга очень хотела Барби, хотя совершенно не любила кукол и никогда с ними не играла; зато она была твердо уверена, что Барби сможет решить все ее социальные проблемы. Здесь не важно было иметь дорогую Барби, или коллекционную Барби, или Барби с массой аксессуаров, достаточно было просто иметь Барби, иметь возможность принести в детский сад, в школу или во двор пятидолларовую куколку в самом нехитром из всех маттеловских нарядов, и ты становилась королевой, милостиво разрешающей подданным дотронуться до символа твоего заморского богатства. Именно дотронуться: в советские годы с Барби играли крайне редко. Представить себе, что Барби можно безжалостно раздеть, переодеть, обкорнать под корень, разрисовать фломастерами и бросить в ящик с игрушками, как это делали почти все девочки западного мира, было невозможно. Очень часто родители запрещали дочерям вообще выносить Барби из дома — не дай бог, потеряется или поломается. Именно здесь, в советских квартирах, а не в домах неосмотрительных американцев, позволяющих капиталистам запудривать себе мозги, Барби превращалась в идола, в объект сознательного поклонения, восхищения и подражания. Возникал парадокс, который был бы не в силах предсказать ни один мудрый маркетолог компании «Маттел» и ни один мудрый автор газеты «Правда»: кукла, созданная для того, чтобы каждая девочка могла узнать в ней себя и строить по ней свою будущую жизнь, оказалась для советских детей сказочным персонажем, любовь к которому основывалась именно на абсолютной непохожести его ни на что виденное ими раньше и на уверенности, что их собственная жизнь никогда не будет похожа на жизнь Барби. Именно это отношение, видимо, и описывает еще одно стихотворение Сен-Сенькова:
В доперестроечную эпоху Барби можно было достать у спекулянтов: пятидолларовая кукла стоила от двадцати до сорока рублей. Однако в начале 90-х Барби начали появляться на российском рынке официально. Насколько мне удалось понять, первым наших детей познакомил с Барби журнал «Мурзилка», выходивший в те годы пятимиллионным тиражом. Барби представлялась как "американская подружка" советской девочки. Российская компания GV Accord Toys торговала Барби в "Детском мире" на Проспекте Мира. Одна кукла стоила 16 рублей — вполне солидные деньги. В интервью Валерии Селивановой, корреспонденту газеты "Большой город", одна из старших менеджеров компании рассказала, что сразу после открытия фирменного магазина Барби (через два года после появления первых кукол в "Детском мире") под Новый год завезли партию приблизительно в 3500 кукол К 26 декабря полки уже были пусты.
Она мне никогда не снилась,
зато
снились страшные московские куклы
семидесятых
с их честными,
ничего не обещающими,
сросшимися пальцами.
В том же интервью говорится, что в начале 90-х GV Accord Toys продавала до 27 тысяч кукол одного артикула в год. Однако с течением времени выяснилось, что Барби в России не так уж и популярна. Сегодня официальным представителем «Маттел» в нашей стране является компания под названием "Мир Барби". Если в первые годы своего существования компания пыталась открывать специализированные магазины, в которых шла бы торговля исключительно продукцией «Маттел», то сегодня в магазинах под розовой вывеской "Мир Барби" сами Барби занимают в лучшем случае два больших стеллажа: остальное пространство отдано под продукцию других производителей игрушек. Селиванова указывает, что по исследованиям Института товародвижения и конъюнктуры оптового рынка Москва покупает не более 65 000 Барби в год. Простая арифметика позволяет провести параллель: в самом обеспеченном городе России каждая девочка имеет в среднем не 8 Барби, как в Америке, и не 4, как в Европе, а 0,7 Барби (в Москве примерно 1.600.000 детей, отношение числа девочек к числу мальчиков, насколько мне удалось выяснить, — 13:10, — значит, в Москве примерно 904 тысячи девочек; в год каждой покупают 65.000/904.000 = 0,07 Барби. Девочке дарят кукол на протяжении 10 лет — так мы и получаем 0,7. Подсчет никуда не годится, но сравнительный порядок цифр все-таки увидеть позволяет). Журнал «Барби» выходит тиражом 135 тысяч экземпляров. В книжном клубе "Барби в России" состоит около 30 тысяч девочек по официальным данным (при этом, кстати, на книгах "Книжного клуба Барби" стоит пометка "Тираж 20.000", хотя по правилам клуба каждая вступившая в него девочка получает все новые книги) — цифра, прямо скажем, ничтожная. Оставив в стороне сухую статистику, я могу поделиться собственным впечатлением: мне не удалось найти в России ни одного серьезного коллекционера Барби, т. е. человека, который бы подходил к составлению коллекции хотя бы вполовину так серьезно, как к нему подходят американские коллекционеры. Сайтов, посвященных Барби, в сети фактически нет, не считая нескольких плохо сделанных и лишенных информации домашних страничек. На международных форумах коллекционеров и любителей Барби я ни разу не встретила активных участников дискуссии из России, да и просто зарегистрированных пользователей, у которых в графе "страна проживания" значилась бы Россия, мне встретились всего два или три человека.
О причинах такого скромного интереса к такой популярной личности можно говорить долго. В качестве причины номер один обычно указывают сравнительно высокую цену на Барби, особенно в сравнении с подделками, т. е. с другими 12-дюймовыми куклами. Причиной номер два часто считают настороженное отношение родителей к этому американскому идолу. В качестве третьей причины можно указывать нежелание российских потребителей приобретать именно тех Барби, которых «Маттел» выпускает наиболее широкими тиражами и на которых делает серьезную ставку, — Барби — представительниц разных профессий и Барби, предающихся разнообразным видам полезной активности вроде катания на роликовых коньках или ныряния с аквалангом. В том же интервью Селивановой Яков Шпигельман, руководитель "Мира Барби", рассказывает, что в России, например, не идут Барби-инвалиды (имеется в виду кукла Бекки). 15 штук, привезенных Шпигельманом из Штатов с целью попробовать продавать их в России, простояли на полках больше года. По его словам, лучше всего расходятся принцессы в роскошных платьях, пусть цена у них и выше, чем у более простых моделей. Объясняется это, по всей видимости, уже упоминавшимся мной парадоксом: для российских детей Барби не является "girl next door", а действительно принцессой из другой, сказочной жизни. Кроме того, ориентированность российских детей на карьеру во много раз меньше, чем у их западных сверстников, да и вопрос о профессиональном успехе и продвижении по карьерной лестнице встает перед ними гораздо позже, чем перед маленькими американцами.
Все перечисленные причины, равно как и многие другие факторы, влияющие на популярность Барби в России, сводятся к одному — компания «Маттел» не работает с русским рынком. Все те огромные усилия, которые «Маттел» прилагает для продвижения своей красавицы на европейские рынки — реклама по телевидению и в прессе, специальные акции, активная поддержка "Клубов любителей Барби", работа с родителями, продвижение мерчендайза и т. д., — полностью отсутствуют в России. На сайте официального представителя «Маттел» в нашей стране в разделе Барби написаны десять строк самого общего характера: никаких галерей, моделей, новостей — ничего. В разделе "Клуб мира Барби" перечисляются льготы, доступные членам клуба (заметим, не официального маттеловского "Клуба Барби", а организации, созданной местным представителем компании). Льгот четыре: постоянно действующая скидка в 5 %, система бонусов по накоплению, участие в регулярных праздниках торговой сети (о которых я ни разу не слышала, они просто не являются новостным поводом для российской прессы в отличие от подобных мероприятий, проводимых «Маттел» в других странах), и… 7 % скидка на ключевую воду и оборудование "Святой источник". Этот список говорит о многом, и в первую очередь о том, что существующие, а тем более потенциальные поклонники Барби в России никому не нужны.
Гадать о том, почему «Маттел» не работает с российским рынком так, как она умеет это делать, можно долго. Может быть, дело в официальном представителе, но скорее в том, что «Маттел» не хочет связываться с российским рынком в силу его нестабильности или, наоборот, не видит в России достойного рынка в силу поголовной бедности населения всюду, кроме двух столиц. По большому счету, при российском уровне зарплат двенадцатидолларовая кукла вряд ли может стать таким уж хитом продаж…
Таким образом, Барби опять оказывается в России на совершенно особом положении: это кукла, о которой знают все, но которой обладают немногие. Интерес к Барби здесь носит двойственный характер: о ней обычно говорят с осторожностью и с легким скепсисом. Если российская пресса, а особенно новостные ленты, и реагируют на какие-нибудь новостные поводы, связанные с Барби (и обычно имеющие место за пределами России, а не в ней самой), то говорить об этих поводах принято с изрядной долей иронии. Кроме того, грустно и трогательно наблюдать, насколько интерес к Барби у журналистов смешан с незнанием предмета. Они ошибаются в тех мелочах, в которых никогда не ошибся бы ни один их западный коллега, просто потому, что Барби на протяжении десятков лет являлась повседневной частью его собственного мира, мира его детей и, возможно, мира его родителей.
В России к Барби существует два подхода. Первый подход таков: "Барби такая красивая, прекрасная, элегантная, изящная и продвинутая, она в тысячу раз лучше всего того дерьма, которое производят у нас в стране и на которое противно смотреть". Другой подход: "Наши неуклюжие, некрасивые и низкокачественные куклы такие свои, родные и домашние. Они учат ребенка добру, они милые, теплые и безопасные. По сравнению с ними Барби — чудовищный вампир, преподающий детям чуждые им идеалы". Второе мнение на волне истеричного русофильства последних лет часто выражается с завидной безапелляционностью и принимает гротескные, нелепые формы. В частности, в своей статье (названной "Тряпичная Масленица против колченогой уродины") по поводу Алены Пискловой и акции "Барби не пройдут" журналист Лев Пирогов с легкостью заявляет: "Прообразом взрослых женских проблем является детская кукла Барби". Почему? Потому что сначала девочек приучают хотеть Барби, потом — Барби-дом, для которого нужна Барби-мебель, потом Барби-мобиль, потом "комплект платьев для летнего отдыха". "Раньше, — скорбит Пирогов, — девочки сами шили платья для своих кукол. Теперь корпорации, зарабатывающие на женских неврозах, убедили их, что так не принято. Зачем колоть пальцы и шевелить мозгами, если можно купить за денежку?" В манере, вполне типичной для такого рода авторов, Пирогов закрывает глаза на то, что не только платья для кукол, но и игрушки вообще до очень недавнего времени, еще примерно сто лет назад, по большей части делали вручную; собственно к Барби это имеет очень мало отношения, но тоска по добрым старым временам тут, как это часто бывает, распространяется только на область интересов автора. Очень хочется сетовать в тон, что раньше, человек, у которого болел зуб, привязывал к нему веревку и вырывал больной зуб посредством дверной ручки. Зачем же возиться со шнурками и дергать за дверь, если можно купить за денежку? Тот же Пирогов заканчивает статью пассажем: "Когда-то давным давно крестьянские девочки мастерили тряпичных кукол, названия которым давались по имени предстоящего праздника: Масленица, Троица и т. д. Во время праздника кукол отдавали странникам, идущим поклониться святым местам. Если странников не было, кукол сжигали, чтобы хоть дым долетел до неба. Красивый обряд. Если у вас есть Барби, закопайте ее возле Макдоналдса, пусть черт заберет свое". Самое интересное, что нашлись желающие последовать призыву Пирогова: кто-то действительно закопал Барби возле Макдоналдса. Внятных объяснений своему поступку активист, к сожалению, дать не смог.
Еще более жалобно кликушествовал в своей статье Владислав Бахревский, автор газеты «Завтра». В 1998 году Бахревский написал заметку о Барби, начинающуюся словами: "Не Варвара, не Варенька, а именно Барби, чтобы русским духом не пахло". В заметке Бахревский писал буквально следующее: "Милая куколка — еще одно американское оружие стратегического назначения. Барби задумана с размахом, это — не просто кукла, это образ жизни, американской жизни. Русские девочки обречены проводить с Барби все свое детство, взрослеть вместе с Барби, постигать интимные мелочи физиологии, гигиены, быта, приобретать навыки чужие, культуру чужую, а главное, иметь даже в игре постоянный контроль. В мире игрушек русская на русской земле — сиротинушка". Остается только недоумевать: что такого автор знает об интимных мелочах физиологии и гигиены, что столь сильно разнится у нас и у них? Пустив густую слезу, Бахревский ставит в вину Барби и то, что дети не знают героев Отечественной войны, и то, что в России уже "под миллион ребятишек-наркоманов". Подход вполне типичный для борцов за чистоту русского детства: "Наших умниц, наших богатырей, Василис прекрасных и премудрых своими руками отдаем на воспитание самым мерзостным и лукавым Бабарихам, и к тому же бесстыдно разглагольствуем о великом будущем России", трогательнейший пример многократно упоминавшейся мной тенденции почему-то перекладывать ответственность за воспитание ребенка с себя на игрушки. Апогеем моды на неприязнь к Барби в России стало годичной давности выступление бывшего министра образования, тогда еще действующего, по поводу того, что в России должно стать меньше импортных кукол, и в первую очередь меньше Барби, "развивающих у детей раннюю сексуальность". Видимо, бывший министр образования знал о детской психологии что-то, что неведомо прочим смертным (так же, как Бахревский знал нечто особое об интимной гигене), в частности, каким образом "раннюю сексуальность" ребенка можно "развивать".
Те же, кому Барби до сих пор видится очаровательным символом лучшей жизни, либо отстаивают свое мнение на родительских форумах, либо создают художественные проекты разной степени серьезности, так или иначе связанные с куклой (надо сказать, что российские художники куда как менее агрессивны и ироничны по отношению к Барби, чем их западные коллеги. Видимо, сказывается та самая разница в восприятии образа куклы). Сергей Терентьев начинает свой проект «Барбизона» с письма, обращенного к Барби. Этот документ, на мой взгляд, прекрасно иллюстрирует некоторые аспекты восприятия куклы в России: "…поселиться бы с тобой где-то здесь у нас, научить курить, пить водку, жить на 30 баксов в месяц, ходить по нашим заплеванным улицам, вонючим подъездам. Я научу тебя жить по нашему, бог с ним, с нестареющим телом и пустым блеском глаз, — я наполню их сомнением, отчаянием, а, может быть, если удастся, и маленьким горем. Пусть ты побудешь немножко нами, станешь понятнее, роднее…" В России время от времени проходят выставки одежды для Барби, например, выставку такой одежды, связанной крючком, в прошлом году проводил Краснодарский краеведческий музей. Куклы в вязаных и шитых платьях находятся в постоянной экспозиции Клуба-галереи в Сабурово, а Екатеринбургский музей не так давно приурочил специальную выставку к сорокапятилетию Барби. В пресс-релизах этих и подобных мероприятий часто указывается, что стараниями российских мастеров Барби стала более близкой, теплой, ласковой — словом, своей. В процессе написания этой книги были два совпадения, произведшие на меня сильное впечатление. Во-первых, в то время как я писала главу о личной жизни Барби, «Маттел» сообщила о разводе Барби и Кена, и мне пришлось переписывать довольно солидный кусок текста. Скажем прямо, ни один развод в моей жизни не вызывал у меня таких сильных негативных эмоций. А сегодня, в тот день, когда я заканчиваю эту главу, и, таким образом, заканчиваю книгу вообще, «Маттел» опубликовала свой финансовый отчет за первый квартал 2004 года. В отчете указывалось, что продажи Барби упали на 6 %. Частично это объясняется мертвым послепраздничным сезоном, но все равно такое серьезное падение наблюдалось до сих пор, кажется, только один раз. Мне абсолютно не хочется рассуждать о том, движется ли мир Барби к закату: существует много причин так не думать, существует много причин этого опасаться. Например, может сказаться (и сказывается!) очень серьезное изменение динамики рынка детских товаров, произошедшее в 90-х годах или проектный подход к созданию детских игрушек, в рамках которого ребенок получает не куклу и не плюшевого медведя, а целый мир, в который он оказывается вовлечен самыми разнообразными способами: одновременно создаются фильм, сериал, книги, игрушки, мерчандайзинг, и все это — с единым набором героев, сюжетов и игровых стратегий. Конечно, эти факторы, равно как и множество других, вынуждают мир Барби меняться.
В какую сторону? Вместо того чтобы заниматься дешевыми пророчествами, я обращусь к одному статистическому факту: в годовых отчетах компании «Маттел» на протяжении как минимум последних четырех лет прослеживается одна и та же тенденция: продажи Барби постоянно падают в США и постоянно растут за пределами Америки. Этому существует целый ряд объяснений, но так или иначе «Маттел» в последние годы прилагает много сил для продвижения своей удивительной куклы на зарубежные рынки. Не исключено, что в некоторый момент внимание компании все-таки обратится к России, и тогда произойдет то, что происходит в Китае в последние два года: Барби внезапно окажется частью нашей здешней повседневной жизни. Она начнет смотреть на нас с реклам, ее звонкий голосок зазвучит в детских уголках торговых центров, молодые актрисы в ярко-розовых платьях начнут раздавать купоны со скидками возле больших игрушечных магазинов, а по телевизору пойдут трейлеры анимационных фильмов от «Маттел» с участием золотоволосой красавицы. И если все это действительно произойдет, то Барби, наконец, по настоящему придет в Россию — со всеми ее плюсами и минусами, со всеми нашими опасениями и восторгами, почти на 50 лет позже, чем она пришла в западный мир, и почти на 15 лет позже, чем она могла бы прийти к нам. Только тогда мы сможем узнать, какой побег Барби может дать на российской почве, только тогда мы и получим шанс понять, действительно ли эта кукла учит девочек дружбе, терпимости и интересу к труду, или же она ведет их на погибель по скользкой дорожке анорексии и консюмеризма.