Гордон Люси. Однажды ночью в Лас-Вегасе

   – «Совратить»? – повторила она весело. – За кого ты меня принимаешь? За беспомощную старую деву? Вращаясь столько лет в мире кино, я научилась быть достаточно циничной. Уверяю тебя, я и сама могу «совратить» кого угодно.
   Он развел руками:
   – Ну, в таком случае...
   – Давай иди, – сказала она ему твердо. – Тебе пора идти за Деброй.
   И Никатор умчался. Некоторые стороны характера Никки пугали, но Петра не хотела думать об этом сейчас.
   Этот день должен был стать счастливым.
   Петра проверила свою камеру. Сегодня здесь будет целая армия профессиональных фотографов, но Эстел, как она всегда называла свою мать, попросила ее сделать несколько душевных семейных снимков.
   Петра последний раз взглянула на себя в зеркало и нахмурилась. Как сказал Никатор, она выглядела восхитительно, но дочь Эстел не должна была так выглядеть сегодня. Только невеста должна быть в центре всеобщего внимания.
   – Что-нибудь немного более сдержанное, я думаю, – пробормотала Петра.
   Она выбрала более темное, более скромное платье. Потом забрала свои роскошные волосы в строгий пучок и снова внимательно посмотрела на себя:
   – Уже лучше. Теперь никто и не посмотрит на меня.
   Невеста уже поселилась в большом особняке и теперь занимала апартаменты, предназначенные для хозяйки дома. Петра заторопилась, чтобы сказать ей последние напутственные слова перед началом церемонии.
   И тут все пошло наперекосяк.
   Эстел вскрикнула, увидев дочь:
   – Дорогая, как тебе пришло в голову одеться так? Ты похожа на гувернантку Викторианской эпохи.
   Петра, привыкшая к бесцеремонности своей матери, не посчитала это оскорблением.
   – Я решила одеться попроще. Это на тебя все будут смотреть, а ты выглядишь совершенно потрясающе. Ты будешь самой красивой невестой всех времен!
   – Но люди знают, что ты моя дочь, – простонала Эстел. – Если ты будешь выглядеть женщиной среднего возраста, что скажут обо мне?
   – Может, тебе сделать вид, что я не твоя дочь? – сострила Петра.
   – Не шути так. Ты должна выглядеть юной и наивной. Подумай о моем имидже!
   – Извини. Мне пойти переодеться?
   – Да, только быстро. И распусти волосы.
   – Хорошо. Я переоденусь. Приятного дня!
   Выйдя из комнаты, Петра улыбнулась. Слава богу, что ей было присуще чувство юмора.
   Вернувшись к себе, она снова переоделась. Опять в то элегантное голубое шелковое платье, в котором была раньше, и распустила волосы, которые роскошной волной упали ей на плечи. Потом она спустилась вниз, где уже собирались гости. Петра здоровалась со всеми, улыбалась и говорила нужные слова, но мыслями была далеко... Она пристально разглядывала мужчин, пытаясь увидеть Лисандроса Димитриу.
   То короткое время, которое они провели вместе много лет назад, теперь казалось ей каким-то сном, но она всегда интересовалась Лисандросом. Следила за его карьерой, насколько могла, ловила редкие детали его жизни, просачивающиеся наружу. Он не был женат и с тех пор, как после смерти своего отца стал главой Судостроительной компании Димитриу, жил один. Это было все, что дозволено знать миру.
   Время от времени Петре попадался на глаза какой-нибудь снимок, на котором она узнавала того человека, которого встретила в Лас-Вегасе. На этих снимках лицо его выглядело грозным, но в ее памяти всплывало другое лицо – лицо наивного, лишившегося иллюзий, молодого влюбленного человека, простонавшего: «Я считал, что могу доверять ей», словно это было самое большое преступление в мире.
   Недавние снимки показывали мужчину, рано ставшего суровым. Было трудно поверить, что это тот самый человек, который прильнул к ней на той высокой крыше, ища спасения не от физической опасности, которую добровольно искал, а от демонов, воюющих в его голове. К чему привело его тогдашнее отчаяние? Не поддался ли он желанию разрушить все, в том числе свое сердце? Что бы он сказал, если бы они встретились сейчас?
   Петра не была непорочной девушкой, не была и недотрогой. За прошедшие с тех пор годы она успела побывать замужем, развестись и сполна наслаждалась мужской компанией. Но та встреча, короткая, но пугающе яркая, жила в ее памяти, сердце и чувствах.
   Мысль о новой встрече с Лисандросом Димитриу возбуждала ее любопытство и вызывала странное волнение.
   И тут она увидела его.
   Наблюдая за приближающимися гостями, даже среди толпы она легко узнала его, но не потому, что он был выше большинства мужчин. Дело было в той самой исходящей от него значительности, которая поразила Петру с самого начала.
   Юноша за прошедшие годы превратился в красивого мужчину. Строгие черты его лица, полные гордости и холодности, могли привлечь к себе взгляды где угодно. В Лас-Вегасе она видела его при скудном освещении. Теперь разглядела, что глаза Лисандроса были темными и глубоко посаженными.
   Никатор говорил, что с ним не будет женщины, и это оказалось правдой. Лисандрос Димитриу шел один, производя впечатление человека, к которому никто не смел приблизиться. Время от времени кто-то пытался привлечь его внимание. Он отвечал коротко и шел дальше.
   В Петре заговорил фотограф. Она решила, что это человек, достойный того, чтобы его снимать. А если поначалу это и вызовет его недовольство, он, безусловно, простит ее ради их старого знакомства.
   Она щелкала фотоаппаратом – кадр за кадром, потом с улыбкой стала приближаться к нему, пока не оказалась рядом. Он поднял глаза, заметил камеру и нахмурился:
   – Уберите это!
   – Но...
   – И уйдите с глаз моих!
   Прежде чем она успела что-то сказать, он прошел мимо. Петра осталась одна, ее улыбка померкла, когда она поняла, что он смотрел словно сквозь нее. Не узнал?
   Ей ничего не оставалось делать, как пойти вместе с толпой и занять свое место в храме.
   Она попыталась рассуждать здраво. Итак, он не узнал ее! Ну и что из этого? Прошло много времени, и она очень изменилась. Зато можно выбросить из головы все фантазии о возможности общих воспоминаний и, воспользовавшись случаем, немного подразнить.
   Да, это было бы здорово. Шуткой наказать его!
   Заиграла музыка. Вошла невеста в великолепном платье из желтовато-коричневого атласа. Ей невозможно было дать даже приближенно ее пятьдесят лет.
   Петра присоединилась к другим фотографам и забыла обо всем, кроме дела, которым должна была заниматься. Эта способность всегда помогала ей в трудную минуту.

* * *

   Лисандрос сидел в первом ряду. Нахмурившись, он посмотрел на Петру, словно пытаясь что-то вспомнить, потом переключил все внимание на церемонию.
   Клятвы были произнесены на греческом. Невеста хорошо выучила свою роль, но в одном месте запнулась. Петра быстро подошла к ней, прошептала что-то по-гречески и отступила на шаг. Видевший это Лисандрос снова нахмурился.
   Жених и невеста медленно пошли к выходу, улыбаясь присутствующим, – двое богатых, влиятельных людей, радовавшихся тому, что обрели друг друга. Гости начали покидать храм.
   – Лисандрос, друг мой, как я рад тебя видеть!
   Он повернулся и увидел Никатора, который шел к нему с распростертыми объятиями, словно приветствовал давно потерянного друга.
   Изобразив улыбку, Лисандрос ответил на приветствие. Никатор цветисто представил свою спутницу, Дебру Фэрли. Лисандрос сделал вид, что это произвело на него впечатление, после чего пара удалилась.
   Лисандрос с облегчением вздохнул.
   Легкий смешок заставил его обернуться. Он увидел смеющуюся молодую женщину с роскошными светлыми волосами. И вдруг Лисандрос почувствовал, что его охватывает какое-то непонятное чувство – непостижимая комбинация удовольствия и боли, словно земля изменила ось вращения и мир уже никогда не станет прежним...

Глава 2

   Женщина заговорила по-гречески:
   – Вы сделали это очень убедительно. Вы заслуживаете «Оскара».
   Он ответил на том же языке:
   – Я не был убедителен, раз вы раскусили меня.
   – О, просто я никому не верю, – сказала она задорно. – Это помогает сэкономить уйму времени.
   Он вежливо улыбнулся:
   – Как это мудро! Вы работаете у Гомера? – показал он на ее камеру.
   – Нет, я только недавно с ним познакомилась.
   – И что вы о нем думаете?
   – Никогда не встречала такого влюбленного человека.
   – Что очень жаль...
   – Что вы имеете в виду?
   – Вы же, конечно, не думаете, что невеста любит его? Для нее он – бутоньерка, дополняющая бриллианты, которыми ее осыпает. Лучшая часть ее карьеры позади, поэтому она и ухватилась за него. Мне почти жаль его.
   – Но это означает, что хоть кто-то наконец унизил его, и вы должны быть благодарны невесте. Только подумайте, насколько легче вам будет повергнуть его в будущем.
   Она наклонила голову набок и с каким-то отстраненным любопытством смотрела на него, словно на какой-то редкостный экземпляр. Неожиданно дрожь пронзила Лисандроса. Он не понял почему, однако...
   – Я полагаю, что в этом могу обойтись и без помощи, – заметил он.
   – Вот о чем я думаю, – сказала она, очевидно сильно задетая. – Вы заметили, что чужие свадьбы обнажают самое худшее в людях? Я уверена, что обычно вы не столь циничны и раздражительны, как сейчас.
   Это была чистейшая дерзость, но вместо того, чтобы отделаться от нахалки, он почувствовал желание вступить с ней в спор.
   – Конечно нет. Обычно я еще хуже.
   – Это вряд ли возможно.
   – Все, кто знает меня, сказали бы вам, что я пребываю в своем самом добром и легком расположении духа.
   – Не верю. Интуиция подсказывает мне, что в душе вы мягкий человек. Люди плачут на вашем плече, дети липнут к вам, а те, у кого возникают проблемы, обращаются за помощью прежде всего к вам.
   – Я не делаю ничего, чтобы так было, – горячо возразил он.
   Толпа теснила их, заставляя отойти в сторону. Когда они вышли из храма, Лисандрос проговорил:
   – Я удивлен, что Гомер решил соорудить подобие Парфенона.
   – О, он хотел бы воссоздать оригинал, – согласилась Петра, – но между нами... – она театрально понизила голос, – оригинал не слишком отвечал его стандартам, и он решил возвести это, чтобы показать всем, как нужно строить.
   Не выдержав, Лисандрос разразился смехом, и несколько человек оторопели при виде того, как этот знаменитый своей суровостью человек с удовольствием реагирует на шутку. В ответ Петра рассмеялась сама. А потом он повел ее туда, где были сервированы напитки, и поднес ей бокал шампанского, почувствовав, как хорошо хоть ненадолго расслабиться.
   Столы для свадебного приема стояли на воздухе, под солнцем. Гости занимали свои места в ожидании появления молодоженов.
   – Я сейчас вернусь, – сказала Петра.
   – Минутку. Вы не сказали мне, кто вы. Она оглянулась со странной улыбкой:
   – Разве нет? Наверное, подумала, что в этом нет необходимости. Увидимся позже. – Она отсалютовала ему бокалом и поспешно ушла.
   – Ну и хитрый ты дьявол! – произнес чей-то низкий голос за его спиной.
   Крупный бородатый мужчина возник перед ним, и Лисандрос с удовольствием узнал в нем старого соратника.
   – Георгий! – воскликнул он. – Мне следовало догадаться, что ты будешь там, где самая лучшая еда.
   – Лучшая еда, лучшее вино, лучшие женщины. Ты и сам такой же. – Он показал на удаляющуюся молодую женщину.
   – Она очаровательна, – сдержанно произнес Лисандрос. Он не собирался обсуждать ее.
   – О, не беспокойся. Я уйду. Я не претендую на внимание дочери Эстел Раднор.
   Лисандрос напрягся:
   – О чем ты?
   – Я не осуждаю тебя за то, что ты хочешь узурпировать ее. Она – чистейший персик.
   – Ты сказал – дочь Эстел Раднор?
   – А она тебе не сказала, кем является?
   – Нет, – ответил Лисандрос, поджав губы. – Не сказала.

* * *

   Быстрым шагом он направился следом за ней. Как легко он попался в ловушку! Его комментарий относительно ее матери поставил его в неловкое положение. Совершенно недопустимый комментарий. Она могла бы предупредить его, но не сделала этого... Выходит, она смеялась над ним!
   Лисандрос не успел догнать ее. Светловолосая женщина уже подошла к главному столу, за который должны были сесть жених и невеста. Теперь у него какое-то время не будет никаких шансов.
   Распорядитель проводил его на место, тоже за главным столом, но прямо за углом, справа от нее, – достаточно близко, чтобы он мог прекрасно видеть ее, но не мог разговаривать.
   Петра была поглощена разговором со своим спутником. Неожиданно она рассмеялась, откинув голову, и он невольно подумал, что нашел бы ее очаровательной, если бы... если бы был в настроении для того, чтобы быть очарованным.
   Тут она подняла глаза и поймала его взгляд. Она явно знала, что ее проделка удалась, потому что в ее дерзком взгляде он прочитал: «Что? Обманули тебя?»
   Он ответил ей спокойным взглядом: «Подожди. Только подожди!»
   Она с нетерпением ждала. Об этом ему сказала ее улыбка, от которой у него все перевернулось внутри. Чтобы никто ничего не заметил, Лисандрос надел на лицо привычную маску раздражения.
   Приветственные возгласы и аплодисменты возвестили о торжественном появлении мистера и миссис Лукас.
   Разменявший седьмой десяток, Гомер Лукас был седовласым, крупным мужчиной с властными манерами. Но когда он и его невеста величаво проходили на свои места, он наклонил голову и преданно поцеловал ей руку. Она, похоже, едва не растаяла от радости, вызванной его жестом, а возможно, пятимиллионным бриллиантом на ее пальце.
   Молодая женщина, подшутившая над Лисандросом, присоединилась к аплодисментам и поцеловала свою мать, когда та села. Гости приступили к еде.
   Конечно, Лисандрос допустил промах – принял ее за сотрудницу Лукаса. То, что эта особа здесь как дома, должно было предупредить его. И когда она подошла, чтобы сделать снимки с близкого расстояния, оба, и жених и невеста, стали позировать ей. А потом она позировала вместе с ними какому-то профессиональному фотографу.
   В этот момент появился Никатор.
   – Некоторым из нас надо воссоединиться, – услышал Лисандрос его громкий голос. – Брату и сестре.
   По праву брата он обнял светловолосую за талию и притянул к себе. Она не сопротивлялась, но Лисандрос заметил промелькнувшее на ее лице раздражение. Она поспешно освободилась при первой же возможности и отправила его назад к Дебре Фэрли.
   Как только гости стали разбредаться, Лисандрос подошел к ней. Она ждала его с насмешливым видом.
   – Думаю, что это научит меня быть осмотрительнее в следующий раз, – угрюмо произнес он.
   – Вы были немного неосторожны, правда?
   – А вы решили, что это была грандиозная шутка, когда вы не сказали мне, кто вы, в то время как я говорил такие вещи о вашей матери.
   – Я не заставляла вас говорить их. И разве вы не понимаете шуток?
   – Нет. Я не нашел в этом ничего смешного.
   Она слегка нахмурилась:
   – А вам бывает смешно... хоть когда-нибудь?
   – Нет. Так безопасней.
   Ей стало не до смеха.
   – Бедняжка...
   Она сказала это так искренне, что это тронуло его. Прошло так много времени с тех пор, как его последний раз пожалели. Это было в другие времена... в другом мире... давным-давно...
   Невероятное подозрение закралось в его голову. Он отогнал его, и оно нехотя отступило.
   – Если вы решили, что я оскорбил вашу матушку, прошу извинения, – сказал он.
   – На самом деле оскорбили вы меня.
   – Не вижу, каким образом.
   Она взглянула ему в лицо одновременно с недоверием, возмущением, но в основном с изумлением.
   – Вы действительно не понимаете? – спросила она. – Прошло столько времени, а вы все еще не... Вы действительно не поняли?.. Тогда позвольте мне сказать вам, что, когда вы встречаете какую-нибудь даму во второй раз, вежливо было бы вспомнить первый.
   – Второй раз?.. Разве мы когда-то... разве мы?.. – И тут он уже не мог дольше отгонять свое подозрение. Он понял. – Это были вы, – медленно сказал он. – На той крыше... в Лас-Вегасе.
   – Господи, да вы помнили обо мне!
   – Но... вы изменились... совсем не тот человек.
   – Надеюсь, что так, после стольких-то лет! В чем-то такая же, в чем-то нет. И вы тоже изменились, но вас легче узнать. Я очень хотела, чтобы вы узнали меня, но этого не случилось. – Она театрально вздохнула. – Какое расстройство!
   – Вам было безразлично, узнаю я вас или нет, – сказал он решительно.
   Оркестранты расселись по своим местам. Стали освобождать пространство для танцев, так что им пришлось отойти в сторонку.
   Лисандроса охватило странное чувство, словно он попал в чуждый ему мир, где все было совсем не таким, каким казалось. Эта женщина возникла откуда-то из прошлого и оказалась на его пути, вызывая его воспоминания и... страхи.
   – Даже сейчас все еще не могу поверить, что это вы, – заметил он. – У вас другие волосы... они были очень коротко подстрижены...
   – Удобно, – сказала она тут же. – Я была окружена киношной публикой, которая стремилась выглядеть как можно привлекательнее, а я – как можно незаметнее, что было актом юношеского протеста. Обычно подростки становятся неуправляемыми, находят удовольствие в вине, в ночных загулах, любовниках... Но так делали все вокруг меня. На меня бы никто и внимания не обратил. Так что я стригла свои волосы как можно ужаснее, покупала дешевую одежду, штудировала школьные учебники и рано приходила домой. Господи, какая я была целомудренная! Скучная, но целомудренная!
   – И что произошло? – спросил он, заинтригованный.
   Она хмыкнула.
   – Мою маму начало очень беспокоить мое «странное поведение». Она долго не могла понять, что я стремилась получить академические знания.
   – В какой области?
   – Я выбрала специальностью Древнюю Грецию. Я пишу книги, читаю лекции. Делаю вид, что знаю больше, чем на самом деле...
   – Как большинство людей, – заметил он, не удержавшись.
   – Как большинство, – согласилась она сразу.
   – А ваша матушка, она примирилась с вашим выбором?
   – О да. Теперь она находится под большим впечатлением. Однажды пришла на одну из моих лекций и потом сказала: «Дорогая, это было великолепно! Я не поняла ни слова». Это ее мерило. И в конечном итоге это я познакомила ее с Гомером. – Петра посмотрела по сторонам. – Так что можно сказать, что это я во всем виновата.
   Начались танцы. Гомер и Эстел вышли на танцпол, скользя в объятиях друг друга до тех пор, пока фотографы не сделали все свои снимки.
   – А вы не будете снимать? – спросил он.
   – Нет, я делаю только наши, семейные снимки. А то, что происходит сейчас, – это для публики.
   Никатор, танцуя с Деброй, помахал ей рукой. Петра вздохнула:
   – Ему уже под сорок, но он все еще несмышленыш в душе. Как он будет управлять компанией, просто не представляю... – Она виновато замолчала, прикрыв рот рукой. – Я этого не говорила.
   – Не волнуйтесь. Вы не сказали ничего больше того, что уже всем и так известно. Интересно, что вы это уже поняли.
   В его голосе послышалась саркастическая нотка, и ей не потребовалось спрашивать, что он имел в виду. Две крупнейшие греческие судостроительные компании находились в стадии соперничества, что включало и шпионаж.
   Танец кончился, начался другой. Дебра исчезла в объятиях какого-то всесильного продюсера, а Никатор стал прокладывать себе путь в направлении Петры.
   – О господи! Потанцуйте со мной, – выдохнула она, хватая Лисандроса и вытаскивая его на танцпол.
   – Что вы дел... – Но его руки уже сами собой обнимали ее.
   – Да, знаю, в приличном обществе мне полагалось бы подождать, пока вы не пригласите меня, – пробормотала она, – но здесь не приличное общество, а какой-то аквариум с золотыми рыбками.
   Лисандрос подумал, что лучше не скажешь, но заметил:
   – Но ваши страхи могут оказаться беспочвенными. Вас, с вашим непростым характером, он, возможно, вовсе и не собирался приглашать.
   – У Никки странные вкусы, – поспешно добавила она.
   Петра, словно ртуть, крутилась и вертелась в его руках, и он с трудом сдерживался, чтобы не прижать ее к себе, а там будь что будет.
   Но не здесь. Не сейчас. Еще не пора.
   Петра довольно точно прочла его мысли и почувствовала какое-то волнение в крови.
   – Вы не любите танцевать? – спросила она через какое-то время.
   – Это не танцы. Это плавание в аквариуме с золотыми рыбками.
   – Что правда, то правда. Но мы вызвали досаду у Никатора, а это может что-то повлечь за собой.
   Она была права. Выражение лица Никатора было как у ребенка, у которого отобрали игрушку. Но Лисандрос забыл обо всем, кроме Петры. Их лица были рядом, и ее улыбающиеся глаза смотрели прямо на него.
   – Что вы будете делать после всего этого? – спросил он.
   – Останусь здесь на несколько дней или недель. Использую шанс провести кое-какую исследовательскую работу. У Гомера большие связи. А здесь есть музей, подвал которого никогда никому не открывали, но он постарается договориться насчет меня.
   Лисандрос взглянул на изящную чувственную женщину, на ее очаровательное лицо и голубые глаза, с их загадочной, манящей глубиной, и почувствовал, как его охватывает возмущение. Что делала такая женщина в музеях, изучая жизнь мертвых, когда все в ней говорило о жизни? Она должна принадлежать не гробницам, а солнечному свету! Ей следовало не переворачивать пыльные страницы, а ласкать лицо мужчины и прижиматься к нему своим обнаженным телом.
   При мысли о ее обнаженном теле он глубоко вздохнул. Платье достаточно плотно облегало ее, чтобы он смог хорошо представить соблазнительные формы, но это еще больше искушало его. Он с трудом взял себя в руки.
   – Посещение музеев действительно является в вашем представлении счастьем? – осторожно спросил он.
   – Я собираюсь увидеть то, что долгие годы пытаются увидеть другие ученые. Я опережу всех.
   – Но... но неужели вам не захочется увидеть что-то другое?
   – Вы хотите сказать, зачем женщина забивает свою слабую головку такими вещами? Женщины созданы для удовольствия, а серьезные вещи нужно оставить мужчинам? Это вы имеете в виду?
   Поскольку это было приблизительно то, о чем он действительно думал, Лисандрос попытался выпутаться. Ему не понравилось слово «удовольствие», которое употребила она.
   – Я не это хотел сказать, – наконец произнес он, – но когда жизнь открывает перед вами так много широких дорог...
   – Это вы о Никаторе? Да, я могла бы броситься в его объятия или сделать что-то другое, что он хотел бы от меня... Осторожно! – вскрикнула она.
   – Простите, – сказал он поспешно, ослабив свои объятия после того, как инстинктивно слишком крепко сжал ее.
   – О чем это я говорила? А, да! О возможностях.
   – Забудьте о Никаторе! – взорвался Лисандрос. – Это не широкая дорога, а тупик.
   – Я и сама уже поняла это. Мне уже не семнадцать, а тридцать два. Это старость.
   Старость, с иронией подумал он, с такой персиковой кожей, шелковыми волосами и дразнящими глазами, которые так много ему обещали и предостерегали от дальнейших шагов. Но в одном эта женщина права: она не ребенок. Она достаточно взрослая, чтобы разбираться в мужчинах.
   – Если вы напрашиваетесь на комплимент, то выбрали не того мужчину, – буркнул Лисандрос.
   – О, конечно. Я никогда бы не обратилась к вам в поисках нежности или чего-то другого, кроме... – она запнулась, словно осторожно подыскивая слова, – кроме чего-то такого, что вы могли бы сделать лучше, чем любой другой мужчина.
   Он не смог сдержаться:
   – И что же это?
   – Хороший финансовый совет, – заявила она. – Ага! Вот я и сделала это!
   – Сделали что?
   – Заставила вас засмеяться.
   – Я не смеюсь, – произнес он подрагивающими губами.
   – А засмеялись бы, если бы так сильно не старались сдержаться. Я поклялась себе, что смогу заставить вас засмеяться. Окажите любезность. Позвольте мне одержать мою маленькую победу.
   – Я никогда не оказываю любезности. Но эту... я вам окажу.
   – Только эту? – спросила она, подняв брови.
   – Я предпочитаю сам одерживать победы.
   – Могу принять это как вызов на соревнование.
   Они замолчали, двигаясь под музыку, и Петра подумала о том, как не похож он был на других, беззаботных мужчин, с которыми она в основном проводила свою жизнь.
   – Вас привлекают соревнования? – спросил он.
   – О да, – уверенно ответила она. – Я всегда стараюсь поступить по-своему.
   – Я такой же. Какая ужасная битва ждет нас впереди.
   – Точно, – сказала она. – Дрожу от страха перед вами.
   Он ничего не сказал, только слабо улыбнулся.
   У Петры появилось странное чувство, что другие женщины на танцполе пристально смотрят на нее. Большинство из них переспали с Лисандросом, как предупреждали ее, и Петра неожиданно поняла, что это правда. Их глаза лихорадочно горели, взгляды были полны воспоминаний, горячих, сладких и прекрасных... и тоскливых. Они мысленно раздевали ее, пытаясь определить, в его ли она вкусе.
   И это выводило ее из себя, потому что она пыталась понять то же самое.
   Среди всех была одна женщина, жадный взгляд которой привлек ее особое внимание. Что-то в этой экстравагантно одетой наглой особе заставило Петру подумать, что она была самым недавним завоеванием Лисандроса... И была отвергнута им. Взгляд этой дамы, в тысячу раз более горький, чем у других, упорно останавливался на Лисандросе.
   – Боюсь, что мне пора уходить, – сказал Лисандрос. – Я слишком долго пренебрегал своими важными делами. Мне было очень приятно снова встретить вас.
   – И мне вас, – сухо произнесла Петра.
   Он вежливо поклонился и через минуту ушел.

* * *

   Она смотрела ему вслед, с трудом веря тому, что случилось, и случилось так неожиданно. Он был так же глубоко охвачен желанием, как и она сама. Петра нисколько в этом не сомневалась. И однако, он преодолел это желание.
   – Не переживайте. Просто наберитесь терпения.
   Подняв глаза, Петра увидела ту самую женщину, которая привлекла ее внимание во время танцев. Теперь она вспомнила, что видела, как она прибыла на эту свадьбу с одним из богатейших и влиятельнейших мужчин. Она смотрела на Петру со смесью презрения и жалости.
   – Я не могла отвести взгляд от вас... и Лисандроса, – сказала дама, подходя ближе. – Он всегда так делает. Подходит слишком близко, а потом отходит, чтобы все обдумать. Если он решит, что вы соответствуете всем его ожиданиям, тогда он возвратится и насладится вами, но в удобное для него время и на его условиях.
   – Если я соглашусь, – с трудом выдавила Петра.
   Женщина холодно засмеялась:
   – Не говорите глупостей. Конечно согласитесь! Все написано на вашем лице. Если бы он вернулся прямо сейчас, вы бы согласились.
   – Я думаю, что вы хорошо знаете, о чем говорите, – тихо сказала Петра.
   – О да. Знаю. По личному опыту. Я знаю, что происходит в вашей голове, потому что знаю, что происходило в моей: «Кто он такой, чтобы думать, что стоит ему вернуться и я подчинюсь его команде?» Но он посмотрит на вас, словно вы для него – единственная женщина в мире, и вы подчинитесь его команде. И это будет прекрасно... на какое-то время. В его объятиях, в его постели вы откроете для себя мир, о существовании которого никогда и не подозревали. Но в один прекрасный день проснетесь и снова окажетесь на земле. Вы ощутите холод, потому что он ушел. Он покончил с вами. Вы больше не существуете. Вы зарыдаете, не в силах поверить в это, но он не будет отвечать на телефонные звонки, так что через какое-то время вам придется поверить в это. – Она повернулась, чтобы уйти, и бросила через плечо: – Вы думаете, что у вас будет по-другому? Но с Лисандросом по-другому ни у кого быть не может.

Глава 3

   Наступил вечер, а празднество все продолжалось. «Парфенон» засиял огнями, звуки музыки устремились в небо. Петра пошла вместе с Эстел в дом, чтобы помочь той переодеться.
   Медовый месяц должен был проходить на борту яхты Гомера «Силвер леди», подновленной для этого случая и вставшей недавно на якорь в порту Пирея, милях в пяти от виллы. Два автомобиля с багажом и обслуживающим персоналом уже уехали туда. Остался только лимузин, чтобы отвезти жениха и невесту.
   – У тебя все хорошо? – спросила Эстел, взглянув на дочь.
   – Конечно, – бодро ответила Петра.
   – И тем не менее ты выглядишь так, как будто что-то тебя тяготит.
   Петра действительно размышляла над словами незнакомки: «Если он решит, что вы соответствуете всем его ожиданиям, тогда он вернется и насладится вами, но в удобное для него время и на его условиях».