Горланова Нина. Любовь - бабки - любовь

   Виктор. С Супербизнесменом сильно-то не поторгуешься. Он сказал десятую часть отдай, и все!
   Лариса. И ты отдавал, что ли? Десятину - от всякой прибыли?
   Виктор. Ну, дурак был, что не отдавал. Но теперь - только дай снова подняться, я все! Все! Если б раньше я делал как надо... Ему (жест вверх) сейчас бы не пришлось...
   Из кухни на кресле-каталке показывается дядька Леонид.
   Дядька Леонид (поет). Жили мы на хуторе, все на хрен перепутали...
   Лариса. Добавки надо?
   Дядька Леонид. Съел мюсли - и оказался внутри себя. Столько разных ощущений, и все мировые.
   Виктор. Ты стал много говорить о еде.
   Дядька Леонид. Не затыкай рот защитнику Белого дома!
   Лариса. Леонид, ну что ты говоришь. Ты здесь, на Урале, Белый дом в Москве.
   Дядька Леонид. Даже и не пытайся заткнуть рот защитнику демократии! Я тогда в Переделкине отдыхал с женой. Мы фотоальбом с ней издали про Коми округ. Кодовое название - "Страна Або". Або по-коми-пермяцки - нет. Потому что в Кудымкаре ничего не было тогда.
   Лариса. Что же вы тогда снимали?
   Дядька Леонид подъезжает к полке, берет фотоаппарат, наводит на Ларису.
   Ослепительная
   вспышка.
   Дядька Леонид. Вот что! Красоту!
   Виктор. Стопудово, что красоту. Что еще в этой жизни снимать? (Забирает у дядьки Леонида фотоаппарат, снимает Ларису с другой стороны, отдает фотоаппарат дядьке.)
   Дядька Леонид (Виктору). Сколько я тебя фотографировал! На скольких выставках твои морды прозвучали! Это сейчас я стал щелкунчиком. (Вспышка фотоаппарата - снимает Ларису и Виктора.)
   Виктор. Ну и где это все, скажи, скажи!
   Лариса. В самом деле, интересно бы посмотреть.
   Виктор. Наш светописец заснул пьяный с сигаретой и все спалил.
   Дядька Леонид (подъезжает на кресле к Виктору, смотрит на него в упор). Защитника Белого дома - в инвалидный дом! Вы думаете, что - в Переделкине все дружат? Нет, там они... по своим кружкам. Кстати, воздух там такой чистый! Утром встанешь - голова с похмелья нисколько не болит! А тут девятнадцатого августа одна тысяча девятьсот девяносто первого года вдруг такие все стали друзья! Поэт граф Разумовский отговаривал меня в ночь на двадцатое ехать на баррикады Белого дома (изображает в кресле графскую прямую спину): "Ты, милый, не военный, даже в армии не служил, помощи от тебя никакой, а убьют запросто".
   Виктор. Пуля из "калашникова" пробивает рельсу.
   Дядька Леонид. И вдруг что вижу вечером? Сам граф Разумовский - старик уже - садится в электричку, на баррикады. Я его там перехватываю: "Ваше сиятельство, как это понимать?"
   Свет мигает, появляется граф Разумовский, как его представляет дядька
   Леонид: во
   фраке, цилиндре, с каким-то белым цветком в петлице.
   Граф Разумовский. Я граф Разумовский и не могу не ехать, когда решаются судьбы России!
   Свет мигает, граф исчезает.
   Виктор. Помню, как ты защищал демократию. Собаки переделкинские залаяли: помогите. Тетя Лида рассказывала: она выбегает, а ты между новым корпусом и столовой пьяный валяешься.
   Дядька Леонид. Все путаешь или злонамеренно искажаешь историю! России. Это было уже потом, когда я противогаз обратно сдал, и приехал Малинин, и сказал: "Я знаю, что вы хотите услышать!" И запел "Поручика Голицына". И все подхватили, как все подхватили!
   Виктор. Ты все это где-то вычитал.
   Дядька Леонид. Наш отряд стоял у бокового фасада, чтобы пройти к главному, нужно через несколько контролей было... сказать пароль "Вымпел" или "Выход" - я забыл. Я же за противогазами ходил - сам лично получал противогазы.
   Лариса. Успокойся.
   Дядька Леонид (показывает на пластилинового Шварценеггера). Мог бы я создать это воплощение героизма и демократии, если бы не был там?
   Виктор. Врачи сказали, что тебе поможет после инсульта, вот ты и лепил.
   Лариса. И очень хорошо - хотел ведь выздороветь.
   Дядька Леонид. Так почему же я ваяю не голую бабу, а героя? А что толку быть героем? Я вчера слышал, как вы на кухне разворачивали конфеты и ели потихоньку, даже мне не предложили.
   Лариса. Мы сейчас не можем каждый день конфеты! А наверное, это лук так шуршит, я его чистила.
   Виктор. Все-все, молчу, ты герой! Награждаю тебя "Россией". (Вручает ему шоколадку.)
   Дядька Леонид. Наконец-то! (Неловкими руками разворачивает звенящую фольгу - зритель, может быть, слышит ее ломкий серебристый звон. Ларису это раздражает, она закуривает, но тут же тушит сигарету и начинает собирать разбросанные игрушки в сетчатую корзину.) Симфония звуков! (Ест.) Симфония вкусов! Как электрофорезом все внутри прогрело! Я весь погрузился во вкус. Так только в детстве! (Звенит фольгой.) И эти колокольчиковые звеньки - тоже из детства. Мы там обменивались разноцветной фольгой...
   Виктор. И в доме инвалидов - вы там тоже будете обмениваться. А какой шоколад - ты же говорил, что в семь лет уже курил?
   Дядька Леонид. Какие вы... безжалостные! У человека не только сосуды лопают. У человека душа может лопнуть...
   Виктор. Какое холодное лето!
   Дядька Леонид. Это нам сверху... Огорчили Боженьку, суки!
   Виктор. Не говори так! У меня и так сердце надтреснуто.
   Дядька Леонид. Надтреснуто? А мое сердце вообще смято... железными пальцами жизни.
   Виктор. Я упал, как Икар, и никто не заметил! (Тянется за водкой на верхнюю полку "стенки".)
   Дядька Леонид. Вперед и выше! Через тернии к звездам!
   Лариса. Ты хочешь окончательным импотентом стать?
   Виктор. О русская земля! Доколе ты будешь рожать таких ненасытных жен! (Быстро наливает себе, дядьке Леониду. Выпивают.) Хариусом бы сейчас закусить! Помню, последний раз выпивали с Зеркальцевым, ну, не такую уж водку, конечно.
   Дядька Леонид. У Зеркальцева твоего лоб такой узкий, что палец не помещается. Как он стал директором? Непонятно.
   Лариса (вырывает остатки водки, ставит в шкаф. Дядьке Леониду). Мы за Игорехой поехали. К моему папе. А ты поработай автоответчиком, записывай, если кто позвонит.
   Дядька Леонид остается один. Вдруг сзади него, на гладильном столе, сам по
   себе раскры вается большой черный мужской зонт, шурша шорохом крыл. Сразу становится
   темнее.
   Дядька Леонид. Как странно... Что-то под жопу лет я стал всего бояться. Ну и что - зонт раскрылся: пружина, может, такая, ослабла. Да может, они и раньше раскрывались в прежней прихожей у Витьки, шуршат там, летают...
   Становится еще темнее. В луче света появляется граф Разумовский. Дядька
   Леонид
   почтительно встает.
   Граф Разумовский. Хватит, маркиз, вы уже много сделали для демократии. Пойдемте вместе, я так соскучился по беседам с вами.
   Дядька Леонид. Ваша светлость! Позвольте на память...
   Вскидывает фотоаппарат (вспышка!), падает и умирает, но еще несколько раз
   фотовспышка
   освещает сцену.
   Картина 3
   На просцениум выходит Равиль. У него звонит сотовый.
   Равиль. Тигра опаздывает. (Дальше несколько слов по-азербайджански. Затем снова по-русски.) Все равно скоро будем. Пиндыр купили? Тигра любит сыр.
   На просцениуме появляется Неля. Они идут навстречу друг другу - Неля и
   Равиль. Он мо ложе ее лет на десять. Вручает Неле плюшевого тигра в прозрачной упаковке.
   Неля. С чего это? (Протирает уголки глаз.)
   Равиль. Сегодня ровно год... с нами происходит.
   Неля закидывает руки ему за шею, в одной - эта самая тигра.
   Неля. А я забыла. (Целует его.)
   Равиль. А я вчера перевозил детскую кроватку... туда, куда идем сейчас. К сестре.
   Неля. Племянника кроватку?
   Равиль. Да. Брата сын. Он вырос. А сестра родила. Кроватка два года была в кладовке. Разобрали... И там вчера я увидел гнездо мыши. Красивое. Вата так завита. Как волосы твои. Где мышь нашла вату? И мбави лента.. Да-да, лента! Почему лента, слушай?
   Неля. Мави - это что?
   Равиль. Мави - цвета моря.
   Неля. Голубая?
   Равиль. Да, голубая лента. Почему так красиво? Ведь мыши не понимают красоту? Или понимают? Или любое материнство красиво?
   Неля. Опять ты за свое? Я должна подумать. (Протирает уголки глаз.) Год всего мы знакомы.
   Равиль. Год - это много.
   Неля. Ты ведь знаешь, что я пережила: муж был миллионер, а теперь он бомжара бритый.
   Равиль. Зачем так говоришь, слушай! Ты его не жалеешь.
   Неля. Мне петрушку жалко рвать - она ведь ни в чем не провинилась. А Виктора не жалко, он заслужил свое. (В сторону.) Когда я рожала ему тройню, было полное впечатление, что у меня снарядом отрывает обе ноги на поле боя. А он? Бросил меня! И после этого его жалеть?
   Равиль. Эх, если бы я тебя встретил в Азербайджане... Там столько этой петрушки и вообще зелени! И водопад, как... готовое соскользнуть одеяние.
   Картина 4
   Прошел еще год. Входит Виктор. Затем Лариса - она свежа, но одета уже с
   китайского
   рынка. Виктор брит, но обтрепан.
   Лариса. Купила уцененное печенье - сломанное, как моя жизнь.
   Виктор. Представляешь: Зеркальцева три дня как выпустили на свободу!
   Лариса. Откуда ты узнал?
   Виктор. Есть такой источник информации - сыновья.
   Лариса. Наверное, выпустили его по "зеленой амнистии" - дал миллион мертвых президентов.
   Виктор. Три дня назад выпустили, а мы как в деревне - ничего не знаем. Вот что значит без телевизора.
   Лариса. Но зато этот телевизор три месяца нас кормил.
   Виктор. К Зеркальцеву вчера двух светил привозили. Медицинских. Что-то с легкими, говорят.
   Лариса. Ну, светила его вылечат за сутки. Сейчас есть такие антибиотики, одну таблетку выпил - и все. Ты вот что: не жди, а сам ему позвони.
   Виктор. Сон я видел сегодня: будто у нас пол вот здесь пророс травой и мы корову пасем. А тут солнце выглянуло на потолке, оводы налетели, кусаются. И речка так петляет, чуть ли не впадает в саму себя.
   Лариса. По-моему, отличный сон. Трава зеленая - это к долларам. Ну! Стартуй! (Вкладывает телефонную трубку ему в руку.)
   Виктор. Не дави на меня! Ведь если Зеркальцев скажет "нет", то... я даже не представляю, что делать!
   Лариса машет рукой и уходит на кухню. Мерцающий зыбкий свет. Появляется
   дядька
   Леонид с фотоаппаратом и зонтом.
   Виктор (дядьке). Все понял! Понял! (Частит.) Я комсомольскую отчетность подчищал, сестре денег не посылал, и еще это - двух лохов на бабки развел.
   Дядька Леонид отрицательно мотает головой.
   Что? Неужели за то, что жену бросил я? Ты просто не знаешь: Неля нашла себе другого.
   Дядька Леонид. Знаю я здесь все. Если вы хотите завести роман, сначала заведите собаку. Вот она и завела спаниеля, выгуливала.
   Виктор. Я никого не убивал!
   Дядька Леонид. Ну, положим, меня-то ты убил. Но я не за этим.
   Виктор. Извини, ты вообще без меня умер! Я тебе в ухо ничего не капал.
   Дядька Леонид. Кто же мне рюмку водки накапал? А для сосуда в мозгу это было смертельно. Он хрясь! - и все. Но заморочка не в этом. (Открывает зонт.)
   Виктор. Не тяни! При жизни ты был таким быстрым.
   Дядька Леонид. Я сам убийца.
   Виктор. Как? И ты тоже?
   Дядька Леонид. Но тебе этого не понять. Я убил свой талант.
   Появляется граф Разумовский.
   Граф Разумовский. Я позволю себе внести ясность в происходящее. Ваш младший сын Игорь Викторович весьма одарен. Ему скоро четыре года исполнится. Он может быть живописцем.
   Дядька Леонид. Но для этого ты должен кормить нашего Игореху. А чтобы кормить, надо пахать. Звони сейчас же Зеркальцеву!
   Граф Разумовский. А теперь разрешите откланяться.
   Дядька Леонид делает судорожные движения, будто хочет улететь с помощью
   зонта.
   Вы забыли разве, что нужно делать?
   Дядька Леонид. А! (Складывает зонт, вскидывает фотоаппарат, ослепительная вспышка, он и граф исчезают.)
   Трепещущий свет сменяется обычным.
   Виктор. Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались... А напрасно говорят, что между жизнью и смертью блоха не проскочит.
   Возвращается Лариса.
   Лариса. Игорехе нашему нет и четырех, а он уже на каждом шагу говорит слово "компромисс".
   Виктор. Что?
   Лариса. От дедушки, что ли, у него такие сложные слова? Наверно.
   Виктор. Скажи спасибо, что твой отец берет его на выходные!
   Лариса. Да, конечно, я хозяйством успеваю заняться.
   Виктор. А! Ну конечно, сынуля хватает все со стола до обеда, а потом говорит: "Надо идти на компромисс".
   Лариса. А недавно он меня спросил: "Мама, а в компромиссе светло?"
   Виктор. Все понял, звоню Зеркальцеву. (Делает три круга по комнате, стучит три раза по деревянному столу, достает из-под футболки образок, целует. Набирает номер.) День добрый. Это Виктор Цветков. Алена, папу позови. (Лариса судорожно сжимает игрушечную свинку, та взвизгивает. Виктор встает с прижатой к уху трубкой, забирает у нее игрушку и снова садится.) Борис Аполлинарьевич! Как я рад вас слышать! С возвращением! Я очень-очень рад. Вы уже знаете? Да, все я потерял! Автозаправку? В первую очередь!
   Лариса. Спроси про здоровье.
   Виктор (закрыв трубку). Он не любит. На рыбалку? Обязательно. (Мнется.) Борис Аполлинарьевич, вы только не удивляйтесь, я тут всю снасть продал... (Пауза.) Нет, душу не продал... Да, конечно, помню этого сома. Тридцать шесть килограммов! Он лежал в джипе загнувшись. (Виктор изгибается.) Да-да, этот гигант думал, что это он нас поймал, - мы с трудом его переубедили. Полчаса нас мучил!.. Начальником снабжения в строительной фирме? (Лариса кивает головой: соглашайся.) Конечно! Остальное за ухой? Прекрасно! (Кладет трубку. Тут же ее хватает и снова звонит.) Андрюша, сынок, я прорвался! Мы сейчас везде пройдем! Да, ты угадал! У Зеркальцева! Там будет видно! Сашке передай, заходите на днях, там будет все видно! Обнимаю! (Сияя, бросает трубку.)
   Лариса. С аванса сразу же купим одежду! Всю одежду! Чур я делаю стрижку в "Силуэте"! (Открывает дверцу шкафа, смотрит в зеркало.)
   Виктор. Друзья вернутся ко мне. Да, вернутся! Друзья не только уходят, но и возвращаются.
   Лариса (красит губы). И неизвестно, что хуже. Костя, например, ни разу не позвонил за эти три года.
   Виктор. Он же любитель здорового образа жизни, он не хочет нервничать. Да и поднялся он очень высоко, отсюда уже не видно.
   Лариса. Зайди завтра же в храм.
   Виктор. Естественно, чтобы... А с первой же зарплаты я отправлю сестре пять тысяч. Телеграфом!
   Лариса. С чего это пять? Написано в Библии - десятину, а ты прямо отломил четвертину.
   Виктор. Ну тогда три тысячи.
   Лариса. С чего это три?
   Виктор. Ну полторы... Только ты мне скажи об этом в день зарплаты, а то я закручусь, столько дел навалится на новом месте.
   Лариса. Телевизор надо срочно с окончаловки...
   Виктор. А через год купим "мула" белого шестисотого. Скорее всего, и тебя смогу оформить кем-нибудь.
   Лариса. Хоть огурцы-то не буду в банки закатывать.
   Виктор. Конечно! Я тебе ящиками венгерские консервы начну привозить. Как раньше.
   Лариса. А то нынче закатала четырнадцать банок огурцов. Это наша стеклянная крепость. И думала: как будут стоять - вот главный вопрос.
   Виктор. Это всегда главный вопрос: как стоять...
   Лариса (смотрит на часы). Интересно, что "Демидовское радио" скажет нам о Зеркальцеве? (Включает приемник.)
   Голос диктора. ...что говорит о том, насколько губернатор недоволен работой своей команды. Сегодня утром взят под стражу известный предприниматель Константин Одиноков. Ему предъявлено обвинение по одиннадцати пунктам. Мы ожидаем, что в следующем выпуске новостей наш корреспондент Ирина Мартынова сообщит подробности этого громкого дела. Сейчас она находится в суде Ленинского района Перми. Оставайтесь с нами.
   Лариса (выключает приемник). Очередной передел собственности. Когда-нибудь это закончится, нет?!
   Виктор. Ну, Костя, что ты говорил? "Лыжные прогулки помогут, свежий мозг придумает для спасения Зеркальцева..." Ну и ничего ты вообще потом... для нас не сделал!
   Лариса. Но для себя-то он будет думать на полную катушку! Ты, Витя, уж не волнуйся за него сильно.
   Виктор. Выход один: накосить побольше зелени и потом - в Испанию, Португалию, Бразилию!
   Лариса. В Италию, Францию, Штаты!
   Слышен гулкий стук в железную дверь, одновременно - несколько резких звонков. Лариса идет в коридор, щелкает выключателем. Лампочка в прихожей
   пронзительно вспыхивает
   и перегорает. Египетская тьма.
   Голос Виктора. Это еще откуда? Кажется, больше никого я рюмкой не убивал.
   Голос Ларисы. Ты о чем?
   Голос Виктора. Так, навеяло.
   Виктор светит спичкой, Лариса нажимает кнопку вылетевшей пробки. Свет
   появляется
   в комнате. В дверь снова ломятся.
   Лариса. Кто там?
   Голос Алексея. Это мы, освободители народа!
   Лариса (открывая). Вы как чекисты: поздно и с грохотом.
   Входит Алексей с Федором и Василисой.
   Алексей. А где мой маленький братик Игореха?
   Лариса. У моего папы.
   Виктор. Пробки из-за вас вылетели.
   Федор. Это - предвестие разрушения буржуйского мира!
   Виктор. А мы предвестников не приглашали.
   Федор. Дядя Витя, вы меня не узнаете? Ну да, лет пять не виделись.
   Виктор. Если тебя побрить, то проглянет Федька Поваренных. Одноклассник Алексея.
   Федор. Положим, из Федек я вырос. Даже сам Апельсинов печатает меня в своей газете под псевдонимом Федул Беспощадный. Может, слыхали?
   Вдруг шипение, два сильных хлопка.
   Лариса. Огурцовый полтергейст. (Несет из кухни капающую банку с огурцами.)
   Виктор. Ты уверена, что это можно есть?
   Алексей. Ничего! Нас много, всех не перетравишь.
   Василиса хватает из банки огурец.
   Василиса. Вот такой же сморщенный прокисший коммерсант привез меня в свое двухэтажное гнездо: "Это все твое, что тебе еще надо?" А я говорю (внятно - огурцу): "Мне нужна социальная справедливость". (Раздавливает огурец двумя руками.)
   Алексей (оттягивает ей ворот кофты и дует внутрь). Успокойся.
   Раздается еще несколько хлопков-выстрелов из кухни. Молодые радикалы
   втягивают голову
   в плечи.
   Виктор (Василисе). Он и в детстве был такой бойкий, такой бойкий! Помню, в три года у него резинка в трусах лопала по два раза в день. Поймает на улице трех котов сразу, шелудивых, тащит: "Папа, накорми!" А теперь...
   Василиса. А я в детстве говорила: "Хоть бы ты, папа, поймал золотую рыбку, не сидели бы мы у разбитого корыта".
   Все молчат.
   Лариса. Целая стая тихих ангелов пролетела. (Начинает демонстративно раскладывать диван.) Время позднее.
   Федор садится на трехколесный велосипед. Тренькает звонком.
   Виктор. Перестань.
   Федор (играет звонком, тоже демонстративно). Дайте деньги на нашу партию - и баиньки! (Он пересаживается с велосипеда на пол и начинает перебирать детские игрушки.) Чух-чух. Наш паровоз, вперед лети... Ту-ту-у-у-у!
   Алексей (отцу). Братья сказали, что у тебя скоро опять зашевелятся денежки.
   Виктор. Я вам не Савва Морозов.
   Федор (взяв в руки игрушечный автомат). Трататата! Пиу! Пиу! (Дуло автомата переливается разноцветными огнями.) Мы, это... В общем, мы надеемся... Вы же были комсомольский лидер... Есть такое слово сознательность. Вы сознательный, сознательный. Ведь даже во время процветания вы собирали что? Пролетарский, пролетарский фарфор!
   Василиса. Через месяц-другой мы к вам зайдем.
   Лариса. Все, я больше не могу. Алеша, ты слышал, что сегодня Костю арестовали, Костю Одинокова?
   Алексей. Завтра же с утра еду к его сыну, Вадиму.
   Виктор. Я поражен. Ты поедешь, чтобы потом благодарный Костя вам деньги отсыпал на партию?
   Алексей. Отец, ты меня за кого уже считаешь?
   Федор. Денег на партию? Спасибо! Спасибо! (Подбегает к Виктору, трясет за руку.)
   Виктор. За что спасибо?
   Федор. За свежую идею. Непременно, непременно наведаемся со словами сочувствия в семью Константина Одинокова.
   Лариса. Виктор, где твой пистолет? Гони их!
   Виктор. У кого есть Зеркальцев, тому пистолет не нужен. Давай, ребята, шагом марш. Облизнулись и пошли.
   Василиса. Мы же к вам как к людям пришли, понимающим, на какую сторону пора становиться.
   Федор. А потом будет поздно.
   Алексей начинает хохотать без остановки. Соратница обнимает его сзади,
   Лариса пытается
   напоить его водой из стакана. Федор бьет Алексея по щекам.
   До чего довели человека.
   Алексей. Папа! Ты не думай! Мы... Я не хотел!
   Борцы за справедливость уходят.
   Лариса (берет ватку с лосьоном, начинает перед зеркалом удалять косметику со лба). Ну и денек. Что у меня с лицом?
   Виктор. Нормальное фронтовое выражение лица.
   Лариса. Потому что я боялась: они выморозят у нас последние двести рублей.
   Виктор. А я боялся, что начну рассказывать: своих сыновей из метели спасал я... С трудом удержался...
   Лариса. Удержался - ну и хорошо. Надо успокоиться.
   Виктор. Нет, не могу. Я словно наполовину умер.
   Лариса. Нехорошо из-за одного наполовину умирать. У тебя же четверо детей. Умри только на четверть!
   Виктор. Когда-то говорил мой друг Миша Мордмилович: в Одессе есть могила, а на памятнике всего одно слово: "За что?"
   Лариса открывает форточку. Становится слышна наркотическая музыка техно, которую заглушают странные хлопки и залпы. Виктор собирает с полу игрушки,
   разбросанные Федором.
   Настораживается.
   Похоже на перестрелку. Но далеко. Что-то я калибр не разберу. Я надеюсь, Лешка еще далеко не ушел. Они все тут где-то. Их не затронет это?
   Спешит к окну. Там видны световые пестрые дорожки салюта.
   Лариса. Может, какая-то фирма что-то свое празднует.
   Виктор. И мы тоже когда-нибудь как запразднуем! (Дурашливо хватает ее в охапку.)
   Лариса. Ты же говорил - будем копить на отъезд. Из России.
   Виктор. Да у нас на все хватит!
   Выключает свет. Разноцветные вспышки и рыки салюта наполняют комнату. Виктор
   и Ла
   риса стоят перед окном такие беззащитные.
   Картина 5
   Поздний вечер. Автобусная остановка. Справа выходят: Алексей, Василиса и ее
   мать
   та самая разносчица телеграмм Нонна Ивановна.
   Нонна Ивановна. Каждый день вы где-то бродите! Я уже все вымыла! И жду вас, жду. Обещали встречать каждый вечер...
   Василиса. Я вообще не понимаю, мама, зачем ты в музей вернулась.
   Нонна Ивановна. Да ума у меня не было! Поверила! Мне сказали: в советский зал много стали ходить, теперь носят грязь везде одинаково. Я думала, что будет справедливость: у мамонта мыть трудно - и в Советах тоже трудно.
   Алексей. Да, Нонна Ивановна? Это правда? В советский зал опять ходят?
   Нонна Ивановна. Ну, похаживают, интересуются, как люди жили без колбасы, талоны там выставили сейчас на водку. В витринах, представляете? Но к моему мамонту - толпы! И грязи, грязи тащат!
   Алексей. Талоны на водку? Это перестройка, Горбачев, это уже не советское время. Хитрые, они специально искажают, чтобы опорочить советскую власть!
   Василиса. А ты вообще молчи, а то все маме расскажу.
   Нонна Ивановна. Дай мужику сказать! Что ты встреваешь каждый раз! В общем, теперь я поняла, что равенства не будет никогда. Советы вымерли, как мамонт, но... толпы народу все равно никогда в этот зал не будут ходить.
   Прохожий. О чем вы говорите? Черных надо бить!
   Алексей (глядя ему вслед). Как они людей испортили! А ведь раньше был интернационализм. Куда же он делся?
   Василиса. Жопе слова не давали!
   Нонна Ивановна. Ты что, доченька?
   Василиса. А то! Знаешь, мама, какой перед тобой интернационалист? Ему стали нравиться и белые, и черные телки! Когда я на третьем месяце.
   Алексей. Твоя мать за гроши подмывает мамонта, пенсия сейчас у всех как насмешка, а ты в такой момент уходишь из борьбы! Ну ладно, ты сейчас нервная, потому что беременность и так далее. Но потом-то мы вернемся к товарищам?
   Василиса. Размечтался! Лучше работу ищи.
   Алексей закуривает.
   Другой прохожий (с бутылкой в руке). Харе курить на сухую! Пошли выпьем! У меня сын из Чечни вернулся - раненый, но живой.
   Алексей. Слушай, отец, я рад за тебя, но мне сейчас не до выпивки.
   Другой прохожий. Не может быть! Ты в Чечне был?
   Алексей. Нет.
   Другой прохожий. И хорошо. (Уходит.)
   По просцениуму проходит влюбленная парочка. В это же время Василиса беззвучно продолжает выговаривать Алексею, жестикулирует, замахивается на
   него... Нонна Ивановна
   показывает на парочку: мол, вот как нужно. Василиса свирепо обнимает
   Алексея.
   Занавес.