Роберт Говард
БАШНЯ СЛОНА

   …Легенды утверждают, что самый великий воин Гиборейской эры — по словам немедийского летописца, «ногами, обутыми в грубые сандалии, попирал украшенные самоцветами престолы королей» — появился на свет на поле боя, и этим была определена его дальнейшая судьба. Это было вполне вероятно, ибо киммерийские женщины владели оружием не хуже мужчин, и не исключено, что мать Конана, носившая его под сердцем, устремилась в бой, отражая нападение ванов — извечных врагов киммерийцев.
   Так или иначе, доподлинно известно, что все его детство было связано с войнами, почти беспрерывно бушевавшими между киммерийскими кланами. Унаследовав от отца — известного кузнеца — богатырскую стать, он участвовал в битвах с того момента, когда впервые смог удержать в руках меч. Ему еще не было пятнадцати лет, когда объединившиеся племена киммерийцев штурмовали и сожгли пограничный город Венариум, возведенный аквилонцами на временно захваченной ими киммерийской территории. Конан был одним из первых ворвавшихся тогда в крепость. С тех пор его имя все чаще вспоминали у костров соплеменников и на советах старейшин. Однако, через некоторое время после штурма Венариума, Конан попал в плен к гиперборейцам, бежал, а потом, вместо того, чтобы вернуться на родину предков, отправился странствовать на юг. На его пути оказался Аренжун — известный Город Воров, где и началась его карьера профессионального вора и грабителя…

   Тусклый свет факелов с трудом пробивался в узкие улочки квартала Мауль, где до утра пили и веселились воры и разбойники, собравшиеся здесь со всего города. Тут они могли отвести душу — порядочные горожане обходили квартал стороной, а ночная стража, щедро подкупленная кровавыми деньгами, не вмешивалась в темные дела. Из угрюмых закоулков то и дело доносились женский смех, шум пьяной драки или звон клинков. Из открытых окон и дверей бесчисленных притонов тянуло кислым запахом дешевого вина и потных тел, слышался грохот кулаков и кружек по крепко сколоченным деревянным столам. В одном из таких притонов под низким бревенчатым потолком пировали проходимцы всех мастей: мелкие воришки, ловкие похитители женщин, опытные карманные воры, хвастливые забияки со своими девками. Большинство их было местного происхождения смуглыми, черноглазыми заморийцами с острыми кинжалами за поясами и вероломными душами. Хватало и чужестранцев, пришедших в Аренжун из далеких, полулегендарных стран.
   Среди них был могучий молчаливый великан, изгнанник-гипербореец с широкой саблей у пояса — в Мауле оружие носили в открытую. Был здесь и шемит-фальшивомонетчик с крючковатым носом и курчавой черной бородой. На коленях светловолосого гундерца-наемника и бродяги, дезертировавшего из какой-то разбитой армии, сидела бритунская проститутка. Толстый веселый головорез, пользовавшийся огромным успехом у окружающих своими сальными шутками был профессиональным похитителем женщин, приехавшим в Замору из дикого Котха, чтобы продемонстрировать здесь свое искусство. К несчастью он не знал, что в этой стране грудные дети разбирались в таких вещах лучше чем он, обучавшийся своему ремеслу всю жизнь. Вот он, устав описывать прелести очередной девушки, намеченной для похищения, приложился жирными губами к огромной кружке пенящегося пива. Сделав глоток и смахнув пену с губ, толстяк заговорил снова:
   — Клянусь Белом, богом всех воров и разбойников, Я покажу им, как надо красть женщин. Еще до рассвета я увезу ее к границам Заморы, а там меня уже давно ждет караван. Король Офира обещал мне триста серебряных слитков за молодую ядреную бритунку благородных кровей. Сколько я скитался, переодетый в нищего по пограничным городам, выискивая подходящую девушку! И наконец нашел настоящую красавицу!
   Он сладострастно причмокнул губами.
   — Мне известно немало людей в Шеме, которые не сменяли бы ее даже на тайну Башни Слон, — закончил котхиец, возвращаясь к своему пиву.
   Кто-то потянул его за рукав, и толстяк повернул голову, грозно нахмурив брови. Рядом стоял высокий, атлетически сложенный юноша. Незнакомец выделялся среди местной публики как матерый волк в стае дворняжек. Дешевая туника скорее подчеркивала, чем скрывала его могучие мускулы, тесно обтягивая широкие плечи и мощный торс. С загорелого до черноты лица сквозь упавшую на лоб черную прядь волос проницательно смотрели голубые глаза. У пояса юноши висел длинный меч в потертых ножнах. Котхиец невольно отшатнулся — до сих пор ему не приходилось встречать людей такого типа.
   — Ты говорил о Башне Слона, — произнес чужак с сильным, твердым акцентом. — Я много слышал о ней. Что за тайна кроется в этой башне?
   В поведении юноши не чувствовалось ничего угрожающего, а выпитое пиво и поддержка слушателей добавили котхийцу смелости — его прямо распирало желание выговориться, убежденность в собственной значимости росла в нем с каждой минутой.
   — Тайна Башни Слона? — переспросил он. — Да ведь любой ребенок знает, что в этой башне живет маг Яра, владеющий огромным драгоценным камнем, — его еще называют Сердцем Слона, и в этом колдовском камне заключены его сила и могущество.
   Варвар на секунду задумался.
   — Я видел эту башню, — сказал он наконец. — Она стоит в саду, сад окружен высокой стеной. Стражи там, вроде, нет, а перелезть через стену нетрудно. Так почему же до сих пор никто не стащил этот камень?
   Котхиец разинул рот, пораженный простодушием собеседника и захохотал издевательским смехом, к которому присоединились все присутствующие.
   — Да вы только послушайте, — проревел сквозь смех толстяк. — Он хочет украсть алмаз Яры! Послушай, парень, — обратился он к пришельцу, — ты, судя по всему, из какого-то варварского племени Севера…
   — Я киммериец, — холодно ответил юноша. И ответ, и тон, которым были произнесены эти слова, мало о чем сказали котхийцу, уроженцу далекого южного королевства на границе с Шемом.
   — Ну так раскрой уши и внимательно слушай, приятель, — сказал он, тыча кружкой в грудь нахмурившегося северянина. — Если бы простой смертный мог украсть камень, поверь мне — его давно бы уже украли. Ты говоришь перелезть через стену. Перелезть можно, да только боюсь, когда ты перелезешь, то сразу попросишься обратно. Верно, в саду нет стражи, вернее
   — люди там не сторожат, но в самой Башне, в караульном помещении, расположенном в нижней ее части, людей хватает. И даже если отобьешься от зверей, которых на ночь выпускают в сад, придется с боем прорываться в верхнюю часть башни, ибо алмаз спрятан где-то там.
   — Но если уж попал в сад, — настаивал киммериец, — то почему бы не попробовать попасть в башню сверху?
   У котхийца от такой наглости отвисла челюсть.
   — Нет, вы только послушайте! — воскликнул он насмешливо. — Вы посмотрите на этого орла, который собирается вспорхнуть на башню высотой в девяносто локтей. Или, может быть, ты — муха и вскарабкаешься по отполированной стене?
   Сконфуженный киммериец гневно оглянулся, когда гуляки, внимательно следившие за разговором, одобрительно захохотали в ответ на последнее замечание. Он не видел ничего смешного, и до него, еще не совсем освоившегося с манерами цивилизованных людей, не доходило, что смеялись именно над ним. Кстати, цивилизованные люди, как правило, позволяют себе вольности, заведомо больше, чем дикари только потому, что для них уже не существует опасности заплатить за неосторожное слово раскроенным черепом. Смутившийся юноша, скорее всего, тихо отошел бы в сторону, но котхиец уже вошел во вкус.
   — Так как? — крикнул он. — Расскажи-ка нам, глупцам, которые воровали еще тогда, когда тебя на свете не было, как бы ты украл алмаз?
   — Смельчак всегда найдет способ, — коротко ответил рассерженный киммериец.
   Котхиец воспринял это как личное оскорбление. Он побагровел от гнева.
   — Что? — заорал он. — Ты еще смеешь обвинять нас в трусости? А ну марш отсюда, чтобы мои глаза тебя здесь не видели!
   Выкрикнув эти слова, он резко толкнул киммерийца.
   — Ах, ты так! — скрежетнул зубами варвар и отвесил обидчику изрядную оплеуху, повалившую того на стол. Из кружек полилось на пол пиво, а взбешенный котхиец схватился за меч.
   — Ах ты, собака, — заревел он. — Да я из тебя сейчас сердце вырву!
   Засверкала сталь, зеваки бросились к выходу. Кто-то из них, убегая, сбросил на пол единственную свечу и все вокруг погрузилось во мрак. Слышался только топот ног, треск ломающихся столов и лавок, проклятия сталкивающихся людей. Пронзительный крик, завершившийся хрипом агонии, словно ножом обрезал галдеж. Когда наконец снова зажгли свет, оказалось, что большинство гуляк успело выскочить наружу через выбитые окна и двери, а те, кто остались, попрятались под столами и за винными бочками. Лишь толстый котхиец тихо лежал в середине зала. Он был мертв — меч киммерийца нашел его и во мраке.
   Мерцающий свет и пьяный гомон остались далеко позади. Киммериец сбросил порванную тунику, оставшись лишь в полотняной набедренной повязке и ременных сандалиях. Он двигался бесшумно, словно огромный кот, и под его бронзовой от загара кожей играли стальные мускулы. Квартал, где он шел, был кварталом храмов и святилищ неисчислимых богов Заморы. В слабом лунном свете белели огромные мраморные колонны, тускло поблескивало золото куполов и серебро высоких аркад. Юноша знал, что религия Заморы, как и многое другое у этого народа, была чрезвычайно запутанной, сложной и утратившей большую часть своей сути в неясных определениях и предписаниях. Как-то раз он несколько часов слушал ученую дискуссию теологов и философов, уйдя оттуда с головной болью и глубоким убеждением, что у них у всех головы не в порядке.
   Его собственная религия была простой и легкой для понимания — Кром, вождь богов, живет на вершине огромной горы, насылая оттуда на людей смерть и несчастья. Молиться ему бессмысленно, потому что он злой, дикий и мрачный и терпеть не может слабых и плаксивых людей. Однако, при рождении человека он наделяет его храбростью, волей и ненавистью к врагам, а большего, по искреннему убеждению киммерийца, и нельзя требовать ни от какого бога.
   Варвар тихо ступал по мостовой. Стражи нигде не было видно — даже наиболее дерзкие воры никогда не забредали в квартал храмов, где таинственная бесшумная смерть молниеносно карала святотатца, осмелившегося посягнуть на святыни. Вот наконец, и Башня Слона. Юноша на секунду задумался, откуда взялось это странное название. Он никогда не видел слона, но смутно представлял себе некое огромное животное с хвостами спереди и сзади. Так во всяком случае рассказывал о слонах бродяга-шемит, клявшийся, что видел тысячи таких зверей в Гиркании. В Заморе же слонов не было. Стройная, строгой цилиндрической формы, гладкая колонна башни стрелой взмывала ввысь на девяносто локтей, упираясь в усеянное звездами небо, поблескивая усыпанной тысячами драгоценных камней верхушкой. У ее подножия на нескольких террасах раскинулся огромный сад, в котором во множестве росли плодовые деревья и экзотические кустарники. Сад окружала высокая стена, вторая, не менее высокая, отделяла Башню от сада.
   Остановившись в густом кустарнике перед внешней стеной, киммериец поднял голову и посмотрел наверх. Высоко, но подпрыгнув, он достанет до ее края. Подтянуться на руках и перепрыгнуть через стену не составит труда, он не сомневался, что так же легко преодолеет и вторую, внутреннюю, стену. И все же он колебался, неведомая опасность, скрывающаяся в саду, смущала его. Он много слышал о тайнах западных королевств — Бритунии, Немедии и Аквилонии, но южане казались ему еще более загадочными и странными. Заморийцы были исключительно древним народом, и судя по тому, что он о них слышал, до сих пор поклонялись Злу.
   Он подумал о Яре-жреце, живущем в этой усыпанной драгоценностями башне, и по его спине пробежали мурашки, когда он вспомнил то, что слышал как-то в таверне от пьяного царедворца. Тот рассказал, как один из принцев, враждебно относившийся к Яре, преградил было тому дорогу. Маг рассмеялся ему в лицо, а затем протянув руку с камнем, излучавшим холодный свет, из которого ударило ослепительное пламя, охватившее несчастного. Принц пронзительно закричал и упал, превратившись в маленький черный комочек, который в свою очередь превратился в паука, бегавшего по комнате до тех пор, пока Яра не раздавил его каблуком. Маг постоянно жил в своей таинственной Башне, и если покидал ее, то лишь для того, чтобы навлечь злые чары на того или иного из своих врагов. Король Заморы боялся его хуже смерти и не в силах переносить этот ужас в трезвом виде, беспрерывно пил. Яра был очень стар — люди говорили, что он живет в Заморе уже многие сотни лет, и добавляли, что благодаря своему волшебному камню, называемому Сердцем Слона, будет жить вечно. Об этом камне никто ничего толком не знал, а название свое он получил по имени Башни, в которой хранился.
   Внезапно какой-то новый звук долетел до ушей Конана, прервав его размышления и варвар прижался ухом к стене. По саду кто-то шел: отчетливо слышался топот и звяканье стали. Значит, в саду все-таки есть охрана! Киммериец напряженно вслушивался, пытаясь снова уловить звук шагов стражника, но безуспешно. За стеной царила глубокая тишина. В конце концов любопытство пересилило страх. Юноша подпрыгнул, ухватился за край стены, и легким движением бросил тело вверх. Распластавшись на широкой стене, он осторожно осмотрел то, что открылось его глазам. У стены ни единого кустика, хотя вдали маячат несколько аккуратно подстриженных крон. В полумраке зеленеет густая трава, где-то рядом шумит фонтан.
   Киммериец спрыгнул вниз и вытащил меч, чутко оглядываясь по сторонам, готовый в любую минуту дать отпор врагу. Скользя вдоль стены и стараясь держаться в тени, он подобрался к деревьям, и чуть было не упал, зацепившись ногой за что-то лежащее в кустах. Быстро оглядевшись по сторонам и не заметив ничего подозрительного, он наклонился и внимательно осмотрел неожиданное препятствие. Даже в этом слабом свете нетрудно было узнать серебристые доспехи и гребенчатый шлем воина заморской королевской гвардии, неподвижно лежавшего на земле. Щит и копье валялись рядом. Конан бегло осмотрел труп, убедившись, что гвардеец был задушен и снова огляделся по сторонам. Было ясно, что только что он слышал шаги именно этого стражника. Несколько минут назад к его горлу протянулись чьи-то руки и бесшумно отправили на тот свет дюжего гвардейца.
   Несмотря на густой мрак, киммериец, напрягая зрение, все же заметил, как шевельнулась листва в зарослях. Крепко сжав рукоять меча, он метнулся в ту сторону. Хотя при этом он производил не больше шума, чем охотящаяся пантера, противник не дал застать себя врасплох. Конан успел заметить тень, притаившуюся у стены и с облегчением перевел дыхание — она принадлежала человеку. Незнакомец испуганно вскрикнул, мгновенно повернулся и метнулся к киммерийцу, намереваясь вцепиться ему в горло, но тут же застыл, увидев сверкающее в матовом лунном свете лезвие меча, направленное в его грудь.
   Мгновение они стояли неподвижно, напряженно вглядываясь друг в друга.
   — Ты не из стражи, — шепнул незнакомец. — Ты такой же вор, как и я.
   — Так кто же ты такой? — недоверчиво спросил киммериец.
   — Я — Таурус из Немедии.
   Конан опустил меч.
   — Я слышал о тебе. Тебя называют королем воров.
   В ответ послышался тихий смех. Таурус был примерно того же роста и телосложения, что и юный варвар, но отличался от него излишней полнотой, которая впрочем не мешала ему двигаться легко и бесшумно. На плече немедийца висел моток тонкой, но крепкой веревки, с завязанными на равных расстояниях узлами. Его блестящие глаза в упор смотрели на Конана.
   — А ты кто такой?
   — Конан-киммериец, — ответил тот. — Я хочу украсть алмаз Яры — тот, что называют Сердцем Слона.
   Большое брюхо вора затряслось от едва сдерживаемого смеха, но Конан не почувствовал в этом издевки.
   — Клянусь Белом, богом воров, я думал, что только у меня хватит смелости взяться за это дело. И эти заморийцы называют себя ворами, фи! Конан, мне нравится твоя наглость. До сих пор я всегда действовал в одиночку, но сейчас, если ты не против, я предлагаю добыть этот алмаз вместе.
   — Так ты тоже пришел сюда за алмазом Яры?
   — А за чем же еще? Я несколько месяцев готовился к этому, ты же, я вижу, действуешь по наитию, не так ли?
   — Это ты убил стражника?
   — Я, конечно. В тот самый момент, когда я лез через стену, он проходил по саду. Хотя я сразу спрятался в кустах, он успел что-то заметить. Когда он подошел поближе, спотыкаясь на каждом шагу, я подкрался сзади, схватил его за шею и задушил. Он, как и большинство людей, совершенно не ориентировался в темноте. У настоящего вора глаза должны быть кошачьими.
   — Ты допустил одну ошибку, — сказал Конан, — надо было оттащить тело подальше в кусты.
   — Не волнуйся. До полуночи смены караула не будет. Если сейчас кто-то выйдет его искать и наткнется на тело, то побежит докладывать Яре, а мы успеем убежать. Если же они не найдут сразу, то начнут прочесывать сад и тогда нам не поздоровиться.
   — Ты прав, — согласился киммериец.
   — То-то же. Но мы только тратим время на эту дурацкую болтовню. Теперь слушай меня внимательно. Во внутреннем дворике караульных нет. То есть там нет людей, но вход сторожат создания более опасные, чем люди. Это из-за них я не решался идти на дело, пока, наконец, не нашел способа их перехитрить.
   — А гвардейцы, которые сидят внизу, в Башне?
   — Старик Яра живет наверху. Надеюсь, мы сумеем туда попасть. Не спрашивай пока, как — есть один способ. Ворвемся туда, придушим колдуна — он и не пикнет. Придется рискнуть — может быть, превратимся в пауков или жаб, а может, добудем сказочные богатства и власть. Думаю, ставка стоит того, чтобы рискнуть.
   — Пожалуй, ты опять прав, — сказал Конан, снимая сандалии.
   — Тогда идем.
   Таурус повернулся, подпрыгнул и, ухватившись за край стены, с удивительной для человека его сложения ловкостью, забрался наверх. Казалось, он мягко скользнул по стене. Конан последовал за ним.
   — Света нигде не видно, — пробурчал киммериец, устраиваясь поудобнее на плоской верхушке стены.
   Нижняя часть Башни ничем не отличалась от верхней — идеально гладкий цилиндр, лишенный малейших отверстий.
   — Там есть и окна, и двери, но они прекрасно замаскированы, — ответил Таурус, — сейчас они все закрыты. Стражники дышат воздухом, который поступает в башню через верх.
   Сад во внутреннем дворике походил на притаившийся в полумраке пруд, тени низких развесистых крон угрюмо ползали под звездным небом. Обострившиеся чувства предупреждали варвара о близкой опасности. Он чувствовал на себе обжигающий взгляд чьих-то невидимых глаз, а слабый запах, долетавший до ноздрей, вздыбил волосы на его голове, словно шерсть на затылке у пса, учуявшего извечного врага.
   — За мной! — шепнул Таурус. — Не отставай, если тебе дорога жизнь.
   Вытащив из-за пояса что-то вроде медной трубки, немедиец тихо спрыгнул в траву во дворик. Конан последовал за ним, держа меч наготове и тут же шагнул вперед, но Таурус остановил его. Король воров вглядывался в темневшие рядом с ним заросли, его большое тело выражало напряженное ожидание. Ветки кустов вдруг шелохнулись, хотя не было ни малейшего ветерка, во мраке зажглись два огромных угля, за ними виднелись еще несколько пар багровых огоньков.
   — Львы! — прошептал киммериец.
   — Да. Днем их держат в подвале. Вот почему во дворике нет стражи.
   Конан поспешно пересчитал огоньки.
   — Вижу пятерых, хотя здесь могут быть не все… Сейчас набросятся…
   — Молчи! — прошипел Таурус и осторожно ступил вперед, подняв трубку.
   Из зарослей донеслось тихое рычание и огоньки немного приблизились. Конану казалось, что он уже видит огромные разинутые пасти и длинные хвосты с кисточками на концах, хлещущие по поджарым бокам. Напряжение росло — киммериец поудобнее перехватил рукоять меча, готовясь к нападению чудовищ. И тут Таурус поднес трубку к губам и сильно дунул. Из трубки вырвалась длинная струя желтого порошка, сразу же превратившаяся в густое желто-зеленое облачко, накрывшее кусты и горевшие в них глаза хищников.
   — Что это за дым? — неуверенно спросил Конан.
   — Это смерть, — прошептал немедиец. — Если ветер подует в нашу сторону, то придется спасаться за стеной. На наше счастье, ветра пока нет и облако садится на кусты. Подождем, пока не осядет окончательно. Даже один-единственный вдох смертелен.
   Еще несколько секунд в воздухе висели клочки желтоватого тумана, затем опали и они. Таурус жестом указал Конану, что пора идти. Когда они подкрались к кустам, Конан хмыкнул, увидев трупы пятерых мертвых львов, лежащие на траве. В воздухе стоял тяжелый сладковатый запах.
   — Подохли, не издав ни звука, — прошептал изумленный варвар. — Таурус, что это за порошок?
   — Это пыльца черного лотоса, который цветет только в глухих джунглях Кхитая. Эти цветы убивают всякого, кто к ним приблизится.
   Конан нагнулся над мертвыми хищниками, проверяя, действительно ли они мертвы, и потряс головой — для него, северного варвара, все это казалось колдовскими чарами.
   — Почему бы тебе таким же образом не расправиться со стражей?
   — У меня больше нет порошка. Уже одно то, как я его добыл, могло бы прославить мое имя среди воров всего мира. Я выкрал его из каравана, направлявшегося в Стигию, вытащил его из расшитого золотом мешочка, который охранялся огромным удавом… Но пойдем же, во имя Бела! Тратить время на болтовню безрассудно!
   Когда они оказались у подножия блестящей Башни, Таурус снял с плеча моток веревки с завязанными по всей ее длине узлами и крепким стальным крюком на конце. Конан понял замысел немедийца и больше ни о чем его не спрашивал. Таурус перехватил конец веревки чуть пониже крюка и несколько раз крутанул им над головой, примериваясь. Конан прильнул ухом к стене Башни, прислушиваясь, но ничего не услышал. Судя по всему, для стражников, сидевших в Башне, появление в саду непрошеных гостей прошло незамеченным, но Конан ощущал в душе странное беспокойство — возможно, из-за стойкого запаха львиных тел, перекрывавшего все остальные запахи.
   Таурус взмахнул мускулистой рукой, крюк взлетел вперед и вверх, скрывшись за краем Башни, усыпанным драгоценностями. Сначала осторожно, а затем изо всех сил подергав веревку, немедиец убедился в том, что крюк надежно застрял наверху.
   — Везет же нам, с первого раза удалось, — пробормотал он. — Я…
   Только первобытный инстинкт, заставивший варвара внезапно оглянуться, спас их от внезапной беззвучной смерти — за его спиной присела, готовясь к прыжку, огромная кошка. Ни один из, так называемых, цивилизованных людей, не смог бы отреагировать даже наполовину так быстро, как киммериец. Меч его сверкнул молнией и опустился, человек и зверь, сплетясь в клубок, рухнули наземь.
   Когда немедиец, тихо ругаясь сквозь зубы, наклонился над ними, его напарник шевельнулся, пытаясь выбраться из-под огромного тела. Приглядевшись, потрясенный Таурус увидел, что череп огромного льва разрублен чуть ли не пополам, и поспешил на помощь киммерийцу. Конан, шатаясь, поднялся на ноги, все еще сжимая в руке окровавленный меч.
   — Ты ранен, дружище? — выдавил Таурус, ошеломленный захватывающей дух сменой событий.
   — Нет, клянусь Кромом, нет, — ответил варвар. — Но смерть была рядом. Странно, что эта проклятая бестия не издала ни звука.
   — В этом саду хватает странностей, — сказал Таурус. — Львы нападают молча — и не только львы. Идем! Ты убил его очень тихо, но гвардейцы вполне могли что-то услышать, если, конечно, не спят вповалку пьяные. Этот лев бродил где-то на отшибе и избежал смерти от порошка, но я уверен, что он был последним. Нам надо забраться на Башню по веревке — надеюсь, ты сумеешь сделать это?
   — Лишь бы веревка выдержала, — сказал киммериец, вытирая меч о траву.
   — Она выдержит троих, таких как ты, — успокоил его Таурус. — Ее сплели из волос мертвых женщин и вымочили в соке ужасного дерева упас для придания ей прочности. Я пойду первым, а ты следуй за мной.
   Немедиец взялся за веревку, пропустил ее под колено и начал подниматься. Несмотря на его толщину, он взбирался по веревке легко, словно обезьяна. Конан не отставал от него ни на пядь. Веревка крутилась и раскачивалась, но ворам это не мешало — обоим приходилось лазить по веревке в гораздо более трудных условиях. Высоко над ними поблескивал алмазами край Башни, слегка выдающийся над стеной, так что веревка висела свободно, что облегчало подъем.
   Они поднимались все выше и выше. Внизу разворачивалась панорама ночного города, а звезды над головой тускнели по мере того, как они приближались к сверкающей кромке башни. Наконец Таурус протянул руку, схватился за край и вскарабкался наверх, протиснувшись между зубцами. Конан на секунду остановился, завороженный блеском мерцающих драгоценных камней: алмазов, рубинов, сапфиров и изумрудов, торчавших из гладкого серебра стены. Издалека этот блеск казался однородным, но вблизи камни переливались неисчислимыми оттенками, притягивая жадный взгляд киммерийца.
   — Это же невероятное богатство, Таурус, — шепнул он, но немедиец нетерпеливо поторопил его:
   — Идем! Все это будет нашим, если мы добудем Сердце!
   Конан перелез через сверкающую кромку. Плоская крыша Башни Слона располагалась на несколько локтей ниже инкрустированного выступа, она была покрыта какой-то темно-голубой субстанцией и выложена золотом так, что в целом походила на сапфир, обсыпанный блестящим золотым песком. На противоположном конце крыши стояло невысокое прямоугольное строение. Его стены были возведены из того же материала, что и стены Башни, только драгоценностей в них было поменьше. В одной из стен он заметил золотую дверь с резной чешуйчатой поверхностью, инкрустированную все теми же холодно блестящими кристаллами.