Страница:
Роберт Говард
Черный Канаан
1
– Беда на ручье Туларуса! От такого предупреждения любого человека, выросшего в затерянной стране чернокожих – Канаане, лежащей между Туларусом и Черной рекой, прошиб бы от страха холодный пот... И этот человек, где бы он ни был, со всех ног помчался бы назад, в окруженный болотами Канаан. Предупреждение – всего лишь шепот обветренных губ едва волочащей ноги старой карги, которая исчезла в толпе раньше, чем я мог бы схватить ее. Но и его было достаточно.
Не нужно подтверждений. Не нужно искать, каким таинственным путем темного народа весть с берегов Туларуса дошла до негритянки. Не нужно спрашивать, какие неведомые силы Черной реки распечатали морщинистые губы старухи. Достаточно того, что предупреждение прозвучало... и я понял его. Понял? Как же человек с Черной реки мог истолковать такое предупреждение? Только так: старая ненависть снова вскипела в глубинах джунглей, среди болот, темные тени заскользили среди кипарисов, и смерть начала свое гордое шествие по таинственным деревням ниггеров на заросших мхом берегах унылого Туларуса.
Через час Новый Орлеан остался у меня за спиной, продолжая удаляться с каждым поворотом хорошо смазанного колеса парохода. Любой человек, рожденный в Канаане, был привязан к тем местам невидимой нитью, которая тянула назад, когда его родине угрожали темные тени, затаившиеся в заросших джунглями тайных уголках более чем полстолетия назад.
Самые быстрые суда, на которых я плыл, казались безумно медленными для путешествия вверх по большой реке и по маленькой быстрой речушке. Перегорев, я равнодушным ступил на Шарпсвилльскую землю, чтобы проделать последние пятнадцать миль. Была полночь, но я поторопился к платной конюшне, где по традициям, заведенным полстолетия назад, всегда, днем и ночью, стоял под седлом конь Бакнера.
Когда сонный чернокожий мальчик подтягивал подпруги, я повернулся к хозяину стойла, Джо Лаферти, зевавшему и державшему лампу высоко над головой.
– Идут слухи о неприятностях на берегах Туларуса?
Даже в тусклом свете лампы было видно, как он побледнел.
– Не знаю. Я слышал разговоры... Но ваши в Канаане всегда держат рты на замке. У нас никто не знает, что там творится...
Ночь поглотила и его фонарь, и дрожащий голос, когда я поскакал на запад.
Красная луна стояла над темными соснами. В лесу ухали совы, и где-то выла собака, рассказывая ночи о своей грусти. В темноте перед самой зарей я пересек Голову Ниггера – черный сверкающий ручей, окаймленный стенами непроницаемых теней. Копыта моего коня прошлепали по мелководью и – слишком громко в ночной тишине – зазвенели о мокрые камни. За Головой Ниггера начиналась местность, которую называли Канаан.
Беря начало на севере среди тех же болот, что и Туларус, ручей Голова Ниггера тек на юг, впадая в Черную реку в нескольких милях к западу от Шарпсвилля, в то время как Туларус протекал западнее и встречался с той же рекой много выше по течению. Сама же Черная река протянулась с северо-запада на юго-восток. Эта река и два ручья образовывали огромный треугольник, известный как Канаан.
В Канаане жили сыны и дочери белых переселенцев, которые первыми поселились в этой местности, а также сыны и дочери их рабов. Джо Лаферти был прав: мы – изолированы, держим рты на замке, не ищем ни с кем общения, ревниво относимся к неприкосновенности своих владений и независимости.
За Головой Ниггера лес стал гуще, дорога сузилась, петляя среди земель, заросших соснами, кое-где перемежающимися дубами и кипарисами. Вокруг не было слышно никаких звуков, кроме мягкого цоканья копыт моего коня по пыльной дороге и скрипа моего седла. И вдруг кто-то хрипло засмеялся.
Я остановился и стал вглядываться в заросли. Луна села, заря еще не разгорелась, но слабое мерцание уже дрожало над деревьями, и в его свете я разглядел неясную фигуру под обросшими мхом ветвями. Моя рука инстинктивно легла на рукоять одного из дуэльных пистолетов, которые я прихватил с собой. Это вызвало низкий соблазнительно насмешливый, музыкальный смешок. Наконец я разглядел коричневое лицо, пару сверкающих глаз, белые зубы, обнажившиеся в наглой улыбке.
– Кто ты, черт тебя побери? – спросил я.
– Почему, Кирби Бакнер, ты приехал так поздно? – насмешливый смех звучал в этом голосе. Акцент казался забытым и непривычным – едва различимая гнусавость негров, – но голос был густым и чувственным, как и округлое тело его обладательницы. В тусклом свете ее темные волосы огромным цветком едва различимо мерцали во тьме.
– Что ты здесь делаешь? – спросил я. – Отсюда далеко до деревни твоего народа. К тому же я тебя не знаю.
– Я пришла в Канаан вскоре после того, как ты уехал, – ответила она. – Моя хижина на берегу Ту-ларуса. Но сейчас я сбилась с пути, а мой бедный брат повредил ногу и не может идти.
– Где твой брат? – встревожившись, спросил я. Ее превосходный английский беспокоил меня, привыкшего к диалекту черного народа.
– Там, в лесу... далеко! – Она показала в черные глубины леса, не просто махнув рукой, а изогнувшись всем телом и по-прежнему дерзко улыбаясь.
Я понял, что в чаще нет никакого повредившего ногу брата. И девушка знала, что я понимаю это, и смеялась надо мной. Но странная смесь противоречивых эмоций подтолкнула меня. Никогда раньше я не обращал внимания на черных или коричневых женщин. Но эта квартеронка отличалась от всех, кого я видел раньше. У нее были правильные, как у белой женщины, черты лица. Однако выглядела она варваркой – открыто соблазнительная улыбка, блеск глаз, бесстыдные движения всем телом. Каждый жест, каждое движение отличали ее от обычных женщин. Ее красота казалась дикой и непокорной, скорее сводящей с ума, чем успокаивающей. Такая красота ослепляет мужчину, от нее кружится голова, пробуждая неудержимые чувства, которые достались людям в наследство от предков-обезьян.
Я отлично помню, как спешился и привязал своего коня. Кровь оглушающе пульсировала у меня в висках, и я, нахмурившись, посмотрел на девушку, совершенно очарованный:
– Откуда ты знаешь мое имя? Кто ты?
Со смехом она схватила меня за руку и потянула в глубь теней. Околдованный огоньками, мерцавшими в глубине ее темных глаз, я пошел следом за ней.
– Кто не знает Кирби Бакнера? – засмеялась она. – Все люди в Канаане только и говорят о вас – и белые, и черные. Пойдем! Мой бедный брат давно хотел взглянуть на тебя! – И она засмеялась со злобным триумфом.
Такое открытое бесстыдство привело меня в чувство. Циничная насмешка разрушила почти гипнотические чары, жертвой которых я пал.
Я остановился, отбросил ее руку и зарычал:
– В какую дьявольскую игру ты играешь, тварь!
Неожиданно улыбающаяся сирена превратилась в дикую кошку джунглей. Ее глаза вспыхнули со смертоносной яростью. Ее красные губы скривились, когда она отпрыгнула назад, что-то громко крикнув.
В ответ раздался топот голых ног. Первый бледный луч зари пробился сквозь покров ветвей, открыв нападавших – трех огромных черномазых. Я увидел блеск белков их глаз, белых зубов и широких стальных клинков в их руках.
Моя первая пуля пробила голову самому высокому, отбросив его мертвое тело. Мой второй пистолет бессильно щелкнул – капсюль соскользнул с бойка. Я метнул его в черное лицо, и, когда негр упал, наполовину оглушенный, я выхватил свой охотничий нож и схватился с третьим. Парировав удар кинжала, я прочертил острием своего клинка по мускулам его живота.
Он закричал, словно болотная пантера, и схватил мою руку с ножом, но я ударил его в челюсть кулаком левой, почувствовав, как плющатся его губы и крошатся зубы. Негр отшатнулся, и его кинжал описал широкую дугу. Прежде чем он восстановил равновесие, я метнулся за ним и нанес удар ему под ребра. Застонав, он соскользнул на землю в лужу собственной крови.
Я обернулся, высматривая того, кто еще остался в живых. Он только поднимался. Кровь стекала у него по лицу и шее. Когда я посмотрел на него, он неожиданно испуганно закричал и нырнул в подлесок. Отзвуки его бегства донеслись до меня, постепенно затихая. Девушки тоже нигде не было видно.
Не нужно подтверждений. Не нужно искать, каким таинственным путем темного народа весть с берегов Туларуса дошла до негритянки. Не нужно спрашивать, какие неведомые силы Черной реки распечатали морщинистые губы старухи. Достаточно того, что предупреждение прозвучало... и я понял его. Понял? Как же человек с Черной реки мог истолковать такое предупреждение? Только так: старая ненависть снова вскипела в глубинах джунглей, среди болот, темные тени заскользили среди кипарисов, и смерть начала свое гордое шествие по таинственным деревням ниггеров на заросших мхом берегах унылого Туларуса.
Через час Новый Орлеан остался у меня за спиной, продолжая удаляться с каждым поворотом хорошо смазанного колеса парохода. Любой человек, рожденный в Канаане, был привязан к тем местам невидимой нитью, которая тянула назад, когда его родине угрожали темные тени, затаившиеся в заросших джунглями тайных уголках более чем полстолетия назад.
Самые быстрые суда, на которых я плыл, казались безумно медленными для путешествия вверх по большой реке и по маленькой быстрой речушке. Перегорев, я равнодушным ступил на Шарпсвилльскую землю, чтобы проделать последние пятнадцать миль. Была полночь, но я поторопился к платной конюшне, где по традициям, заведенным полстолетия назад, всегда, днем и ночью, стоял под седлом конь Бакнера.
Когда сонный чернокожий мальчик подтягивал подпруги, я повернулся к хозяину стойла, Джо Лаферти, зевавшему и державшему лампу высоко над головой.
– Идут слухи о неприятностях на берегах Туларуса?
Даже в тусклом свете лампы было видно, как он побледнел.
– Не знаю. Я слышал разговоры... Но ваши в Канаане всегда держат рты на замке. У нас никто не знает, что там творится...
Ночь поглотила и его фонарь, и дрожащий голос, когда я поскакал на запад.
Красная луна стояла над темными соснами. В лесу ухали совы, и где-то выла собака, рассказывая ночи о своей грусти. В темноте перед самой зарей я пересек Голову Ниггера – черный сверкающий ручей, окаймленный стенами непроницаемых теней. Копыта моего коня прошлепали по мелководью и – слишком громко в ночной тишине – зазвенели о мокрые камни. За Головой Ниггера начиналась местность, которую называли Канаан.
Беря начало на севере среди тех же болот, что и Туларус, ручей Голова Ниггера тек на юг, впадая в Черную реку в нескольких милях к западу от Шарпсвилля, в то время как Туларус протекал западнее и встречался с той же рекой много выше по течению. Сама же Черная река протянулась с северо-запада на юго-восток. Эта река и два ручья образовывали огромный треугольник, известный как Канаан.
В Канаане жили сыны и дочери белых переселенцев, которые первыми поселились в этой местности, а также сыны и дочери их рабов. Джо Лаферти был прав: мы – изолированы, держим рты на замке, не ищем ни с кем общения, ревниво относимся к неприкосновенности своих владений и независимости.
За Головой Ниггера лес стал гуще, дорога сузилась, петляя среди земель, заросших соснами, кое-где перемежающимися дубами и кипарисами. Вокруг не было слышно никаких звуков, кроме мягкого цоканья копыт моего коня по пыльной дороге и скрипа моего седла. И вдруг кто-то хрипло засмеялся.
Я остановился и стал вглядываться в заросли. Луна села, заря еще не разгорелась, но слабое мерцание уже дрожало над деревьями, и в его свете я разглядел неясную фигуру под обросшими мхом ветвями. Моя рука инстинктивно легла на рукоять одного из дуэльных пистолетов, которые я прихватил с собой. Это вызвало низкий соблазнительно насмешливый, музыкальный смешок. Наконец я разглядел коричневое лицо, пару сверкающих глаз, белые зубы, обнажившиеся в наглой улыбке.
– Кто ты, черт тебя побери? – спросил я.
– Почему, Кирби Бакнер, ты приехал так поздно? – насмешливый смех звучал в этом голосе. Акцент казался забытым и непривычным – едва различимая гнусавость негров, – но голос был густым и чувственным, как и округлое тело его обладательницы. В тусклом свете ее темные волосы огромным цветком едва различимо мерцали во тьме.
– Что ты здесь делаешь? – спросил я. – Отсюда далеко до деревни твоего народа. К тому же я тебя не знаю.
– Я пришла в Канаан вскоре после того, как ты уехал, – ответила она. – Моя хижина на берегу Ту-ларуса. Но сейчас я сбилась с пути, а мой бедный брат повредил ногу и не может идти.
– Где твой брат? – встревожившись, спросил я. Ее превосходный английский беспокоил меня, привыкшего к диалекту черного народа.
– Там, в лесу... далеко! – Она показала в черные глубины леса, не просто махнув рукой, а изогнувшись всем телом и по-прежнему дерзко улыбаясь.
Я понял, что в чаще нет никакого повредившего ногу брата. И девушка знала, что я понимаю это, и смеялась надо мной. Но странная смесь противоречивых эмоций подтолкнула меня. Никогда раньше я не обращал внимания на черных или коричневых женщин. Но эта квартеронка отличалась от всех, кого я видел раньше. У нее были правильные, как у белой женщины, черты лица. Однако выглядела она варваркой – открыто соблазнительная улыбка, блеск глаз, бесстыдные движения всем телом. Каждый жест, каждое движение отличали ее от обычных женщин. Ее красота казалась дикой и непокорной, скорее сводящей с ума, чем успокаивающей. Такая красота ослепляет мужчину, от нее кружится голова, пробуждая неудержимые чувства, которые достались людям в наследство от предков-обезьян.
Я отлично помню, как спешился и привязал своего коня. Кровь оглушающе пульсировала у меня в висках, и я, нахмурившись, посмотрел на девушку, совершенно очарованный:
– Откуда ты знаешь мое имя? Кто ты?
Со смехом она схватила меня за руку и потянула в глубь теней. Околдованный огоньками, мерцавшими в глубине ее темных глаз, я пошел следом за ней.
– Кто не знает Кирби Бакнера? – засмеялась она. – Все люди в Канаане только и говорят о вас – и белые, и черные. Пойдем! Мой бедный брат давно хотел взглянуть на тебя! – И она засмеялась со злобным триумфом.
Такое открытое бесстыдство привело меня в чувство. Циничная насмешка разрушила почти гипнотические чары, жертвой которых я пал.
Я остановился, отбросил ее руку и зарычал:
– В какую дьявольскую игру ты играешь, тварь!
Неожиданно улыбающаяся сирена превратилась в дикую кошку джунглей. Ее глаза вспыхнули со смертоносной яростью. Ее красные губы скривились, когда она отпрыгнула назад, что-то громко крикнув.
В ответ раздался топот голых ног. Первый бледный луч зари пробился сквозь покров ветвей, открыв нападавших – трех огромных черномазых. Я увидел блеск белков их глаз, белых зубов и широких стальных клинков в их руках.
Моя первая пуля пробила голову самому высокому, отбросив его мертвое тело. Мой второй пистолет бессильно щелкнул – капсюль соскользнул с бойка. Я метнул его в черное лицо, и, когда негр упал, наполовину оглушенный, я выхватил свой охотничий нож и схватился с третьим. Парировав удар кинжала, я прочертил острием своего клинка по мускулам его живота.
Он закричал, словно болотная пантера, и схватил мою руку с ножом, но я ударил его в челюсть кулаком левой, почувствовав, как плющатся его губы и крошатся зубы. Негр отшатнулся, и его кинжал описал широкую дугу. Прежде чем он восстановил равновесие, я метнулся за ним и нанес удар ему под ребра. Застонав, он соскользнул на землю в лужу собственной крови.
Я обернулся, высматривая того, кто еще остался в живых. Он только поднимался. Кровь стекала у него по лицу и шее. Когда я посмотрел на него, он неожиданно испуганно закричал и нырнул в подлесок. Отзвуки его бегства донеслись до меня, постепенно затихая. Девушки тоже нигде не было видно.
2
Немного придя в себя, я обнаружил, что девушка исчезла. Во время схватки я забыл о ней. Но я не тратил время на тщетные предположения, откуда она взялась, пока ощупью пробирался назад к дороге. Тайна пришла в леса.
Мой конь фыркал и дергал привязанные поводья, испуганный запахом крови, пропитавшим тяжелый, сырой воздух. По дороге заклацали копыта, кто-то приближался в разгорающемся свете зари. Зазвучали голоса.
– Кто это? Выйди и назови себя, иначе мы будем стрелять.
– Остынь, Есаи! – воскликнул я. – Это – Кирби Бакнер!
– Кирби Бакнер, да поразит меня гром! – воскликнул Есаи Макбрайд, опуская пистолет. Несколько всадников маячило у него за спиной.
– Мы услышали выстрел, – объяснил Макбрайд. – Мы патрулируем дороги вокруг Гримсвилля, как делаем каждую ночь уже с неделю... С тех пор, как они убили Ридли Джексона.
– Кто убил Ридли Джексона?
– Ниггеры с болот. Это все, что мы знаем. Как-то, с месяц назад, утром, Ридли вышел из леса и постучал в дверь капитана Сорлея. Кэп сказал, что у Ридли лицо было серое, как пепел. Он выл, умоляя Кэпа дать ему, ради Бога, войти. Видно, он хотел рассказать что-то ужасное. Так вот, Кэп отправился открывать дверь, но раньше, чем он спустился вниз, он услышал, как ужасно взвыли его собаки, и еще он услышал дикий человеческий крик. Вопил Ридли. А когда Кэп открыл дверь, там уже никого не было, только мертвая собака с разбитой головой лежала во дворе, а все другие псы словно с ума посходили. Они-то и нашли Ридли среди сосен в нескольких сотнях ярдов за домом Кэпа. От дверей Кэпа до того места вся земля была взрыта и кусты переломаны, словно Ридли тащили четыре или пять человек. Может, они даже связали и протащили его волоком. Так или иначе, они всмятку разбили Ридли голову и оставили его там лежать.
– Будь я проклят! – пробормотал я. – Вон там, у дороги, лежат трупы еще двух ниггеров. Мне интересно, знаете ли вы их? Я не знаю.
Через мгновение мы стояли на прогалине. Уже достаточно рассвело. Лишь одно темное тело лежало на ковре из сосновых иголок. Голова мертвеца покоилась в луже крови. Большое пятно на земле и кровь на переломанных кустах была и по другую сторону маленькой полянки, но второй черномазый, видимо, был всего лишь ранен и сбежал.
Макбрайд перевернул тело носком сапога.
– Один из ниггеров, что прибыл с Саулом Старком, – прошептал он.
– Кто это, черт возьми? – потребовал я объяснений.
– Странный ниггер, который переехал в эти края, после того как ты отправился вниз по реке. Прибыл он, по его словам, из Южной Каролины. Живет в старой хижине Нека... Ты знаешь, лачуга, где ютились ниггеры полковника Рейнольдса.
– А ты, Есаи, не прокатишься со мной до Гримсвилля? По дороге ты бы рассказал мне о том, что здесь творится, – предложил я. – Остальные пусть пошарят вокруг, может, и найдут раненого ниггера где-нибудь неподалеку в кустах.
Есаи согласился проводить меня. Бакнеры всегда по молчаливому согласию считались в Канаане предводителями, и для меня было естественным, что остальные согласились с моим предложением. Никто не может приказывать белому человеку в Канаане.
– Полагаю, ты и сам скоро все увидишь, – заметил Макбрайд, когда мы поскакали по белеющей среди деревьев дороге. – Надеюсь, тебе удастся разобраться в том, что происходит в Канаане.
– Так что же случилось? – спросил я. – Я ничего не знаю. Я был в Новом Орлеане, когда старая негритянка прошептала мне, что тут у вас неприятности. Естественно, я со всех ног помчался домой. Три странных ниггера поджидали меня... – Любопытно, но мне почему-то не захотелось упоминать женщину, заманившую меня в ловушку. – Потом ты мне сказал, что кто-то убил Ридли Джексона. Что все это значит?
– Ниггеры с болот убили Ридли, чтобы заткнуть ему рот, – объяснил Макбрайд. – Это был единственный способ сделать так, чтобы он замолчал. Должно быть, они были рядом, когда он постучал в дверь капитана Сорлея. Ридли ведь проработал на Кэпа большую часть жизни. Кэп заботился о старике. Какая-то дьявольщина творится на болотах, и Ридли хотел предупредить об этом белых. Я это так понимаю.
– Предупредить о чем?
– Мы не знаем, – признался Макбрайд. – Вот почему мы настороже. Должно быть, ниггеры собираются подняться.
Этого слова было достаточно, чтобы вызвать дрожь в сердце любого жителя Канаана. Черные поднялись в 1845-м, и кровавый ужас этого восстания не был забыт.
Рабы взбунтовались, жгли все подряд и убивали всех белых вдоль Черной реки, от Туларуса до Головы Ниггера. Страх перед восстанием черных затаился в Канаане, каждый ребенок здесь впитал его с молоком матери.
– С чего это ты решил, что черные поднимутся? – спросил я.
– Все ниггеры ушли с полей это раз. У них всех появились дела в Гошене. В Гримсвилле уже с неделю ни одного ниггера не видать. Их городок тоже заброшен.
В Канаане мы до сих пор придерживаемся порядков, существовавших еще до гражданской войны. “Городок ниггеров” – перестроенные дома на окраине Гримсвилля, в старые дни служившие неграм-слугам. Многие черномазые и до сих пор живут там или поблизости от Гримсвилля. Но их было немного по сравнению с “болотными ниггерами”, живущими на крошечных фермах, расположившихся вдоль ручейков по краю болот, или в деревне черных – Гошене, что на берегу Туларуса. Они берут свои корни от тех, кто раньше работал на полях, и не тронуты цивилизацией, очистившей души слуг в доме. Эти чернокожие примитивны, как их африканские предки.
– Куда же подевались жители города ниггеров? – спросил я.
– Никто не знает. Они испарились неделю назад. Может, попрятались вдоль берега Черной реки. Если мы выиграем, они вернутся. Если нет, то станут искать убежища в Шарпсвилле.
Я решил, что Есаи немного сгущает краски, словно восстание ниггеров уже было непреложным фактом.
– И что вы сделали? – требовательно спросил я.
– Да немного, – признался он. – Ниггеры открыто не выступили. Убит лишь Ридли Джексон, а мы точно и не знаем, кто это сделал и почему... Они ведь пока только исчезли. Но это очень подозрительно. И мы не можем забыть о Сауле Старке.
– Кто этот парень? – спросил я.
– Я уже рассказал тебе все, что знал. Он получил разрешение поселиться в старой пустующей хижине Нека. Большой такой черный дьявол. Никогда не слышал, чтобы хоть один ниггер говорил на английском так хорошо, как он. С ним были три или четыре здоровяка из Южной Каролины и коричневая сучка, которая ему то ли дочь, то ли жена, то ли сестра. В Гримсвилле он ни разу не был, но через несколько недель после того, как он прибыл в Канаан, ниггеры стали вести себя странно. Некоторые из парней хотели поехать тогда в Гошен и поговорить с черномазыми по душам, но решили повременить, чтобы не попасть впросак.
Я знал, что мой спутник имел в виду ужасную историю, которую рассказывали нам наши деды; историю о том, как карательная экспедиция из Гримсвилля однажды попала в засаду и была перерезана в густых зарослях кустов, окружавших Гошен, беглыми рабами, в то время как другая банда ниггеров опустошала Гримсвилль, оказавшийся беззащитным перед их вторжением.
– Может, всем нам стоит отправиться на поиски этого Саула Старка? – предложил Макбрайд. – Но мы не смеем оставить город без зашиты. Но скоро мы... Эй, а что это там?
Мы неожиданно выехали из лесу в деревню Гримсвилль – центр жизни белого населения Канаана. Она не была какой-то особенной. Но чистых и побеленных деревянных домов было тут достаточно. Маленькие домики лепились вокруг больших домов в старинном стиле, приютивших грубую аристократию лесной глуши. Все семьи “плантаторов” жили в “городе”. “В сельской местности” жили их арендаторы и мелкие независимые фермеры, как белые, так и черные.
Маленький деревянный сруб стоял там, где дорога сворачивала в лес. Голоса, доносившиеся оттуда, звучали угрожающе, а на пороге замерла высокая тощая фигура – человек с ружьем в руках.
– Кто с тобой, Есаи? – окликнул нас этот человек. – Ей-богу, это Кирби Бакнер! Рад тебя видеть, Кирби.
– Что случилось, Дик? – спросил Макбрайд.
– Там, в хижине, ниггер. Пытаемся разговорить его. Бил Рейнольде заметил, как он крался по окраине города на заре, и поймал его.
– Что за негр? – спросил я.
– Топ Сорлей. Джон Виллоуби отправился за болотной гадюкой.
Подавив проклятие, я спрыгнул с лошади и вошел в хижину следом за Макбрайдом. Полдюжины мужчин в сапогах и с пистолетными ремнями[1]сгрудились над фигурой, съежившейся на старой сломанной койке. Топ Сорлей (его предки приняли фамилию семьи, которая владела ими в дни рабства) выглядел жалко. Кожа его была пепельного цвета, зубы спазматически щелкали, а глаза закатились, сверкая белками.
– Здесь Кирби! – воскликнул один из мужчин, когда я стал протискиваться к негру. – Держу пари, он заставит эту скотину заговорить!
– Пришел Джон с гадюкой! – закричал кто-то – и дрожь прошла по телу Топа Сорлея.
Я легонько толкнул черномазого в бок рукоятью хлыста.
– Топ, – обратился я к ниггеру. – Ты много лет работал на ферме моего отца. Скажи, кто-нибудь из Бакнеров когда-нибудь угрожал тебе просто так?
– Не-е-ет, – едва слышно ответил он.
– Тогда чего ты боишься? Почему бы тебе не рассказать все как есть? Что-то происходит на болотах. Ты знаешь что, и я хочу, чтобы ты нам рассказал, почему все городские ниггеры разбежались. Почему убит Ридли Джексон? Что же такое таинственное затевают нигтеры с болот?
– И что за дьявольщину устроил Саул Старк на берегу Туларуса? – воскликнул один из собравшихся.
Когда произнесли имя Старка, Топ еще больше сжался.
– Я боюсь, – задрожал ниггер. – Он утопит меня в болоте!
– Кто? – требовательно спросил я. – Старк? Разве Старк теперь правит в этих краях?
Топ закрыл лицо руками и не ответил. Я положил руку ему на плечо.
– Топ, – сказал я. – Знаешь, если ты все расскажешь, мы защитим тебя. Если же не расскажешь, не думаю, чтобы Старк смог придумать тебе что-то похуже того, на что способны эти парни. Теперь говори... что все это значит?
Он, отчаявшись, посмотрел на меня.
– Тогда вы должны оставить меня здесь – дрожа, пробормотал он. – Охранять меня, дать мне денег, чтоб я мог уехать, когда начнутся неприятности.
– Мы все так и сделаем, – тотчас пообещал я. – Ты можешь оставаться в этой хижине, пока не решишь отправиться в Новый Орлеан или куда ты там захочешь.
Топ сдался, отступил, и слова полились с его мертвенно-серых губ:
– Саул Старк – всему виной. Он приехал сюда, потому что здесь страна черных. Он попытается убить всех белых в Канаане...
Мои приятели зарычали. Так рычат волки, учуяв дичь.
– Он хочет провозгласить себя королем Канаана. Он послал меня шпионить за вами этим утром, посмотреть, что станет делать мистер Кирби. Еще он послал людей на дорогу, зная, что мистер Кирби вернется в Канаан. Уже с неделю ниггеры на Туларусе занимаются вуду. Ридди Джексон хотел обо всем рассказать капитану Сорлею, но ниггеры Старка догнали и прикончили его. Это просто свело Старка с ума. Он-то не хотел убивать Ридли. Он хотел его бросить в болото вместе с Танком Биксби и остальными.
– О чем ты говоришь? – спросил я.
Далеко в лесу раздался странный пронзительный крик, словно птица какая-то закричала. Но такой птицы раньше никогда в Канаане не водилось. Топ тоже закричал, словно ей в ответ, и весь задрожал. Он вжался в койку, парализованный страхам.
– Это – сигнал! – воскликнул я. – Кто-нибудь должен выйти и посмотреть, что там такое.
Полдюжины мужчин двинулись выполнять мой приказ, а я вернулся, чтобы снова разговорить Топа. Но это оказалось бесполезным занятием. Сильный страх запечатал его уста. Он лежал, дрожа, словно побитое животное, и даже не слышал моих вопросов.
Никто и не предлагал напугать его гадюкой, потому что никто из нас раньше не видел негра, парализованного страхом. Но вот те, кто отправился на поиски, вернулись с пустыми руками.
Они никого не видели, и на толстом ковре сосновых игл не было никаких следов. Все смотрели на меня в ожидании.
– Так что, Кирби? – спросил Макбрайд. – Брекингидж и остальные только что вернулись. Они так и не нашли нигтера, которого ты подранил.
– Был еще третий ниггер, которого я лишь ударил пистолетом, – сказал я. – Может, он вернулся и помог раненому. – До сих пор я не мог прийти в себя, вспоминая ту коричневую девушку. – Оставьте Топа. Может, через какое-то время он отойдет. И пусть все время кто-нибудь охраняет эту хижину. Нигтеры с болот могут попытаться прикончить его, как прикончили Ридли Джексона. Есаи, пошли людей, пусть патрулируют на дорогах вокруг города. Кто-то из ниггеров может прятаться в лесу неподалеку.
– Хорошо. Я думаю, ты захочешь зайти к себе домой и встретиться со своими.
– Да. И я хочу поменять эти игрушки на парочку стволов сорок четвертого калибра. Потом я отправлюсь на прогулку – поговорить с белыми арендаторами, чтобы те ехали в Гримсвилль. Но если и будет восстание, мы пока не знаем, когда оно начнется.
– Ты не поедешь один! – запротестовал Макбрайд.
– Со мной будет все в порядке, – равнодушно ответил я. – Все это может так ничем и не кончиться, но лучше подготовиться. Вот поэтому-то я и хочу отправиться к арендаторам. Нет, я не хочу, чтобы кто-то ехал со мной. Если ниггеры сойдут с ума настолько, что попытаются атаковать город, у вас на счету будет каждый человек. Но если я смогу встретиться с кем-нибудь из болотных ниггеров, я поговорю с ними, и тогда, надеюсь, никто не станет нападать на город.
– Ты не сможешь увидеть черных даже мельком, – заявил мне Макбрайд.
Мой конь фыркал и дергал привязанные поводья, испуганный запахом крови, пропитавшим тяжелый, сырой воздух. По дороге заклацали копыта, кто-то приближался в разгорающемся свете зари. Зазвучали голоса.
– Кто это? Выйди и назови себя, иначе мы будем стрелять.
– Остынь, Есаи! – воскликнул я. – Это – Кирби Бакнер!
– Кирби Бакнер, да поразит меня гром! – воскликнул Есаи Макбрайд, опуская пистолет. Несколько всадников маячило у него за спиной.
– Мы услышали выстрел, – объяснил Макбрайд. – Мы патрулируем дороги вокруг Гримсвилля, как делаем каждую ночь уже с неделю... С тех пор, как они убили Ридли Джексона.
– Кто убил Ридли Джексона?
– Ниггеры с болот. Это все, что мы знаем. Как-то, с месяц назад, утром, Ридли вышел из леса и постучал в дверь капитана Сорлея. Кэп сказал, что у Ридли лицо было серое, как пепел. Он выл, умоляя Кэпа дать ему, ради Бога, войти. Видно, он хотел рассказать что-то ужасное. Так вот, Кэп отправился открывать дверь, но раньше, чем он спустился вниз, он услышал, как ужасно взвыли его собаки, и еще он услышал дикий человеческий крик. Вопил Ридли. А когда Кэп открыл дверь, там уже никого не было, только мертвая собака с разбитой головой лежала во дворе, а все другие псы словно с ума посходили. Они-то и нашли Ридли среди сосен в нескольких сотнях ярдов за домом Кэпа. От дверей Кэпа до того места вся земля была взрыта и кусты переломаны, словно Ридли тащили четыре или пять человек. Может, они даже связали и протащили его волоком. Так или иначе, они всмятку разбили Ридли голову и оставили его там лежать.
– Будь я проклят! – пробормотал я. – Вон там, у дороги, лежат трупы еще двух ниггеров. Мне интересно, знаете ли вы их? Я не знаю.
Через мгновение мы стояли на прогалине. Уже достаточно рассвело. Лишь одно темное тело лежало на ковре из сосновых иголок. Голова мертвеца покоилась в луже крови. Большое пятно на земле и кровь на переломанных кустах была и по другую сторону маленькой полянки, но второй черномазый, видимо, был всего лишь ранен и сбежал.
Макбрайд перевернул тело носком сапога.
– Один из ниггеров, что прибыл с Саулом Старком, – прошептал он.
– Кто это, черт возьми? – потребовал я объяснений.
– Странный ниггер, который переехал в эти края, после того как ты отправился вниз по реке. Прибыл он, по его словам, из Южной Каролины. Живет в старой хижине Нека... Ты знаешь, лачуга, где ютились ниггеры полковника Рейнольдса.
– А ты, Есаи, не прокатишься со мной до Гримсвилля? По дороге ты бы рассказал мне о том, что здесь творится, – предложил я. – Остальные пусть пошарят вокруг, может, и найдут раненого ниггера где-нибудь неподалеку в кустах.
Есаи согласился проводить меня. Бакнеры всегда по молчаливому согласию считались в Канаане предводителями, и для меня было естественным, что остальные согласились с моим предложением. Никто не может приказывать белому человеку в Канаане.
– Полагаю, ты и сам скоро все увидишь, – заметил Макбрайд, когда мы поскакали по белеющей среди деревьев дороге. – Надеюсь, тебе удастся разобраться в том, что происходит в Канаане.
– Так что же случилось? – спросил я. – Я ничего не знаю. Я был в Новом Орлеане, когда старая негритянка прошептала мне, что тут у вас неприятности. Естественно, я со всех ног помчался домой. Три странных ниггера поджидали меня... – Любопытно, но мне почему-то не захотелось упоминать женщину, заманившую меня в ловушку. – Потом ты мне сказал, что кто-то убил Ридли Джексона. Что все это значит?
– Ниггеры с болот убили Ридли, чтобы заткнуть ему рот, – объяснил Макбрайд. – Это был единственный способ сделать так, чтобы он замолчал. Должно быть, они были рядом, когда он постучал в дверь капитана Сорлея. Ридли ведь проработал на Кэпа большую часть жизни. Кэп заботился о старике. Какая-то дьявольщина творится на болотах, и Ридли хотел предупредить об этом белых. Я это так понимаю.
– Предупредить о чем?
– Мы не знаем, – признался Макбрайд. – Вот почему мы настороже. Должно быть, ниггеры собираются подняться.
Этого слова было достаточно, чтобы вызвать дрожь в сердце любого жителя Канаана. Черные поднялись в 1845-м, и кровавый ужас этого восстания не был забыт.
Рабы взбунтовались, жгли все подряд и убивали всех белых вдоль Черной реки, от Туларуса до Головы Ниггера. Страх перед восстанием черных затаился в Канаане, каждый ребенок здесь впитал его с молоком матери.
– С чего это ты решил, что черные поднимутся? – спросил я.
– Все ниггеры ушли с полей это раз. У них всех появились дела в Гошене. В Гримсвилле уже с неделю ни одного ниггера не видать. Их городок тоже заброшен.
В Канаане мы до сих пор придерживаемся порядков, существовавших еще до гражданской войны. “Городок ниггеров” – перестроенные дома на окраине Гримсвилля, в старые дни служившие неграм-слугам. Многие черномазые и до сих пор живут там или поблизости от Гримсвилля. Но их было немного по сравнению с “болотными ниггерами”, живущими на крошечных фермах, расположившихся вдоль ручейков по краю болот, или в деревне черных – Гошене, что на берегу Туларуса. Они берут свои корни от тех, кто раньше работал на полях, и не тронуты цивилизацией, очистившей души слуг в доме. Эти чернокожие примитивны, как их африканские предки.
– Куда же подевались жители города ниггеров? – спросил я.
– Никто не знает. Они испарились неделю назад. Может, попрятались вдоль берега Черной реки. Если мы выиграем, они вернутся. Если нет, то станут искать убежища в Шарпсвилле.
Я решил, что Есаи немного сгущает краски, словно восстание ниггеров уже было непреложным фактом.
– И что вы сделали? – требовательно спросил я.
– Да немного, – признался он. – Ниггеры открыто не выступили. Убит лишь Ридли Джексон, а мы точно и не знаем, кто это сделал и почему... Они ведь пока только исчезли. Но это очень подозрительно. И мы не можем забыть о Сауле Старке.
– Кто этот парень? – спросил я.
– Я уже рассказал тебе все, что знал. Он получил разрешение поселиться в старой пустующей хижине Нека. Большой такой черный дьявол. Никогда не слышал, чтобы хоть один ниггер говорил на английском так хорошо, как он. С ним были три или четыре здоровяка из Южной Каролины и коричневая сучка, которая ему то ли дочь, то ли жена, то ли сестра. В Гримсвилле он ни разу не был, но через несколько недель после того, как он прибыл в Канаан, ниггеры стали вести себя странно. Некоторые из парней хотели поехать тогда в Гошен и поговорить с черномазыми по душам, но решили повременить, чтобы не попасть впросак.
Я знал, что мой спутник имел в виду ужасную историю, которую рассказывали нам наши деды; историю о том, как карательная экспедиция из Гримсвилля однажды попала в засаду и была перерезана в густых зарослях кустов, окружавших Гошен, беглыми рабами, в то время как другая банда ниггеров опустошала Гримсвилль, оказавшийся беззащитным перед их вторжением.
– Может, всем нам стоит отправиться на поиски этого Саула Старка? – предложил Макбрайд. – Но мы не смеем оставить город без зашиты. Но скоро мы... Эй, а что это там?
Мы неожиданно выехали из лесу в деревню Гримсвилль – центр жизни белого населения Канаана. Она не была какой-то особенной. Но чистых и побеленных деревянных домов было тут достаточно. Маленькие домики лепились вокруг больших домов в старинном стиле, приютивших грубую аристократию лесной глуши. Все семьи “плантаторов” жили в “городе”. “В сельской местности” жили их арендаторы и мелкие независимые фермеры, как белые, так и черные.
Маленький деревянный сруб стоял там, где дорога сворачивала в лес. Голоса, доносившиеся оттуда, звучали угрожающе, а на пороге замерла высокая тощая фигура – человек с ружьем в руках.
– Кто с тобой, Есаи? – окликнул нас этот человек. – Ей-богу, это Кирби Бакнер! Рад тебя видеть, Кирби.
– Что случилось, Дик? – спросил Макбрайд.
– Там, в хижине, ниггер. Пытаемся разговорить его. Бил Рейнольде заметил, как он крался по окраине города на заре, и поймал его.
– Что за негр? – спросил я.
– Топ Сорлей. Джон Виллоуби отправился за болотной гадюкой.
Подавив проклятие, я спрыгнул с лошади и вошел в хижину следом за Макбрайдом. Полдюжины мужчин в сапогах и с пистолетными ремнями[1]сгрудились над фигурой, съежившейся на старой сломанной койке. Топ Сорлей (его предки приняли фамилию семьи, которая владела ими в дни рабства) выглядел жалко. Кожа его была пепельного цвета, зубы спазматически щелкали, а глаза закатились, сверкая белками.
– Здесь Кирби! – воскликнул один из мужчин, когда я стал протискиваться к негру. – Держу пари, он заставит эту скотину заговорить!
– Пришел Джон с гадюкой! – закричал кто-то – и дрожь прошла по телу Топа Сорлея.
Я легонько толкнул черномазого в бок рукоятью хлыста.
– Топ, – обратился я к ниггеру. – Ты много лет работал на ферме моего отца. Скажи, кто-нибудь из Бакнеров когда-нибудь угрожал тебе просто так?
– Не-е-ет, – едва слышно ответил он.
– Тогда чего ты боишься? Почему бы тебе не рассказать все как есть? Что-то происходит на болотах. Ты знаешь что, и я хочу, чтобы ты нам рассказал, почему все городские ниггеры разбежались. Почему убит Ридли Джексон? Что же такое таинственное затевают нигтеры с болот?
– И что за дьявольщину устроил Саул Старк на берегу Туларуса? – воскликнул один из собравшихся.
Когда произнесли имя Старка, Топ еще больше сжался.
– Я боюсь, – задрожал ниггер. – Он утопит меня в болоте!
– Кто? – требовательно спросил я. – Старк? Разве Старк теперь правит в этих краях?
Топ закрыл лицо руками и не ответил. Я положил руку ему на плечо.
– Топ, – сказал я. – Знаешь, если ты все расскажешь, мы защитим тебя. Если же не расскажешь, не думаю, чтобы Старк смог придумать тебе что-то похуже того, на что способны эти парни. Теперь говори... что все это значит?
Он, отчаявшись, посмотрел на меня.
– Тогда вы должны оставить меня здесь – дрожа, пробормотал он. – Охранять меня, дать мне денег, чтоб я мог уехать, когда начнутся неприятности.
– Мы все так и сделаем, – тотчас пообещал я. – Ты можешь оставаться в этой хижине, пока не решишь отправиться в Новый Орлеан или куда ты там захочешь.
Топ сдался, отступил, и слова полились с его мертвенно-серых губ:
– Саул Старк – всему виной. Он приехал сюда, потому что здесь страна черных. Он попытается убить всех белых в Канаане...
Мои приятели зарычали. Так рычат волки, учуяв дичь.
– Он хочет провозгласить себя королем Канаана. Он послал меня шпионить за вами этим утром, посмотреть, что станет делать мистер Кирби. Еще он послал людей на дорогу, зная, что мистер Кирби вернется в Канаан. Уже с неделю ниггеры на Туларусе занимаются вуду. Ридди Джексон хотел обо всем рассказать капитану Сорлею, но ниггеры Старка догнали и прикончили его. Это просто свело Старка с ума. Он-то не хотел убивать Ридли. Он хотел его бросить в болото вместе с Танком Биксби и остальными.
– О чем ты говоришь? – спросил я.
Далеко в лесу раздался странный пронзительный крик, словно птица какая-то закричала. Но такой птицы раньше никогда в Канаане не водилось. Топ тоже закричал, словно ей в ответ, и весь задрожал. Он вжался в койку, парализованный страхам.
– Это – сигнал! – воскликнул я. – Кто-нибудь должен выйти и посмотреть, что там такое.
Полдюжины мужчин двинулись выполнять мой приказ, а я вернулся, чтобы снова разговорить Топа. Но это оказалось бесполезным занятием. Сильный страх запечатал его уста. Он лежал, дрожа, словно побитое животное, и даже не слышал моих вопросов.
Никто и не предлагал напугать его гадюкой, потому что никто из нас раньше не видел негра, парализованного страхом. Но вот те, кто отправился на поиски, вернулись с пустыми руками.
Они никого не видели, и на толстом ковре сосновых игл не было никаких следов. Все смотрели на меня в ожидании.
– Так что, Кирби? – спросил Макбрайд. – Брекингидж и остальные только что вернулись. Они так и не нашли нигтера, которого ты подранил.
– Был еще третий ниггер, которого я лишь ударил пистолетом, – сказал я. – Может, он вернулся и помог раненому. – До сих пор я не мог прийти в себя, вспоминая ту коричневую девушку. – Оставьте Топа. Может, через какое-то время он отойдет. И пусть все время кто-нибудь охраняет эту хижину. Нигтеры с болот могут попытаться прикончить его, как прикончили Ридли Джексона. Есаи, пошли людей, пусть патрулируют на дорогах вокруг города. Кто-то из ниггеров может прятаться в лесу неподалеку.
– Хорошо. Я думаю, ты захочешь зайти к себе домой и встретиться со своими.
– Да. И я хочу поменять эти игрушки на парочку стволов сорок четвертого калибра. Потом я отправлюсь на прогулку – поговорить с белыми арендаторами, чтобы те ехали в Гримсвилль. Но если и будет восстание, мы пока не знаем, когда оно начнется.
– Ты не поедешь один! – запротестовал Макбрайд.
– Со мной будет все в порядке, – равнодушно ответил я. – Все это может так ничем и не кончиться, но лучше подготовиться. Вот поэтому-то я и хочу отправиться к арендаторам. Нет, я не хочу, чтобы кто-то ехал со мной. Если ниггеры сойдут с ума настолько, что попытаются атаковать город, у вас на счету будет каждый человек. Но если я смогу встретиться с кем-нибудь из болотных ниггеров, я поговорю с ними, и тогда, надеюсь, никто не станет нападать на город.
– Ты не сможешь увидеть черных даже мельком, – заявил мне Макбрайд.
3
Еще до полудня я выехал из деревни, направляясь на запад по старой дороге.
Густой лес сразу поглотил меня. Стены сосен встали слева и справа, изредка уступая место полям, окруженным шаткими изгородями. Возле таких полей частенько стояли бревенчатые срубы домов арендаторов или фермеров, вокруг которых носились растрепанные детишки и тощие псы.
Теперь же срубы оказались пусты. Их обитатели, если они были белыми, уже перебрались в Гримсвилль; если черными – ушли в болота или попрятались в тайные убежища городских ниггеров, как те того хотели. В любом случае пустующие срубы заставляли строить самые зловещие предположения.
Напряженная тишина царила в сосновых лесах. Ее нарушал только редкий завывающий крик пахаря. Я не спешил, время от времени сворачивал с главной дороги, чтобы предупредить обитателей какой-нибудь одинокой хижины, спрятавшейся на берегу очередного ручья, густо заросшего кустами. Большая часть срубов находилось в стороне от дороги. Белые почти не селились так далеко на севере, потому что в той стороне находился ручей Туларус и заросшие джунглями болота, вытянувшиеся к югу бухточками, словно указующие пальцы. Мое предупреждение было кратким. Не нужно было спорить или что-то объяснять. Не вылезая из седла, я кричал:
– Уходите в город. Неприятности на Туларусе.
Лица бледнели, и люди бросали свою работу, что бы ни делали. Мужчины брали ружья и сгоняли мулов, чтобы запрячь их в фургоны. Женщины связывали в узлы самое необходимое и созывали детей. Пока я ехал, я слышал, как поселенцы трубили в бычьи рога, собирая тех, кто ушел вверх или вниз по ручьям, призывая людей с отдаленных полей... И я знал, так они предупреждали каждого белого в Канаане. Сельская местность у меня за спиной пустела. Тонкими, но непрекращающимися потоками стекались люди в Гримсвилль.
Солнце низко висело над верхушками ветвей сосен, когда я добрался до сруба Ричардсона – самого западного “белого” жилища в Канаане. Позади этого сруба лежал Нек – треугольный островок суши между Туларусом и Черной рекой, заросший джунглями участок, где были лишь негритянские хижины.
Миссис Ричардсон озабоченно позвала меня с крыльца своего жилища:
– Привет, Кирби. Рада видеть, что вы вернулись в Канаан. Мы весь вечер слышим, как трубят в рога. Что это значит? Это... это не...
– Вам и Джо лучше бы собрать ребятишек и до темноты перебраться в Гримсвилль, – ответил я. – Ничего пока не случилось, а может, и не случится, но лучше быть в безопасности. Все белые уже или на пути в Гримсвилль, или собираются туда отправиться.
– Мы поедем прямо сейчас! – воскликнула она, побледнев, и сорвала передник. – Боже! Мистер Кирби, вы считаете, что они могут прирезать нас раньше, чем мы доберемся до города?
Я покачал головой:
– Если черные вообще нападут, то сделают это ночью. Мы на всякий случай принимаем меры безопасности. Возможно, ничего и не случится.
– Могу поспорить, что тут-то вы ошибаетесь, – заметила она, торопливо собираясь. – Я слышала, как бьют в барабаны у хижины Саула Старка. Снова и снова бьют, вот уже неделю. Они призывают к Большому Восстанию. Мой отец много раз рассказывал мне о нем. Ниггеры тогда содрали кожу с его еще живого брата. Рога трубят вверх и вниз по ручью, а барабаны бьют еще громче... Вы поедете с нами, мистер Кирби?
– Нет. Я отправляюсь на разведку, проеду по тропинке чуть дальше.
– Не заезжайте слишком далеко.. Вы можете попасть прямо в лапы Саула Старка и его дьяволов. Боже! Где этот человек? Джо! Джо!
Густой лес сразу поглотил меня. Стены сосен встали слева и справа, изредка уступая место полям, окруженным шаткими изгородями. Возле таких полей частенько стояли бревенчатые срубы домов арендаторов или фермеров, вокруг которых носились растрепанные детишки и тощие псы.
Теперь же срубы оказались пусты. Их обитатели, если они были белыми, уже перебрались в Гримсвилль; если черными – ушли в болота или попрятались в тайные убежища городских ниггеров, как те того хотели. В любом случае пустующие срубы заставляли строить самые зловещие предположения.
Напряженная тишина царила в сосновых лесах. Ее нарушал только редкий завывающий крик пахаря. Я не спешил, время от времени сворачивал с главной дороги, чтобы предупредить обитателей какой-нибудь одинокой хижины, спрятавшейся на берегу очередного ручья, густо заросшего кустами. Большая часть срубов находилось в стороне от дороги. Белые почти не селились так далеко на севере, потому что в той стороне находился ручей Туларус и заросшие джунглями болота, вытянувшиеся к югу бухточками, словно указующие пальцы. Мое предупреждение было кратким. Не нужно было спорить или что-то объяснять. Не вылезая из седла, я кричал:
– Уходите в город. Неприятности на Туларусе.
Лица бледнели, и люди бросали свою работу, что бы ни делали. Мужчины брали ружья и сгоняли мулов, чтобы запрячь их в фургоны. Женщины связывали в узлы самое необходимое и созывали детей. Пока я ехал, я слышал, как поселенцы трубили в бычьи рога, собирая тех, кто ушел вверх или вниз по ручьям, призывая людей с отдаленных полей... И я знал, так они предупреждали каждого белого в Канаане. Сельская местность у меня за спиной пустела. Тонкими, но непрекращающимися потоками стекались люди в Гримсвилль.
Солнце низко висело над верхушками ветвей сосен, когда я добрался до сруба Ричардсона – самого западного “белого” жилища в Канаане. Позади этого сруба лежал Нек – треугольный островок суши между Туларусом и Черной рекой, заросший джунглями участок, где были лишь негритянские хижины.
Миссис Ричардсон озабоченно позвала меня с крыльца своего жилища:
– Привет, Кирби. Рада видеть, что вы вернулись в Канаан. Мы весь вечер слышим, как трубят в рога. Что это значит? Это... это не...
– Вам и Джо лучше бы собрать ребятишек и до темноты перебраться в Гримсвилль, – ответил я. – Ничего пока не случилось, а может, и не случится, но лучше быть в безопасности. Все белые уже или на пути в Гримсвилль, или собираются туда отправиться.
– Мы поедем прямо сейчас! – воскликнула она, побледнев, и сорвала передник. – Боже! Мистер Кирби, вы считаете, что они могут прирезать нас раньше, чем мы доберемся до города?
Я покачал головой:
– Если черные вообще нападут, то сделают это ночью. Мы на всякий случай принимаем меры безопасности. Возможно, ничего и не случится.
– Могу поспорить, что тут-то вы ошибаетесь, – заметила она, торопливо собираясь. – Я слышала, как бьют в барабаны у хижины Саула Старка. Снова и снова бьют, вот уже неделю. Они призывают к Большому Восстанию. Мой отец много раз рассказывал мне о нем. Ниггеры тогда содрали кожу с его еще живого брата. Рога трубят вверх и вниз по ручью, а барабаны бьют еще громче... Вы поедете с нами, мистер Кирби?
– Нет. Я отправляюсь на разведку, проеду по тропинке чуть дальше.
– Не заезжайте слишком далеко.. Вы можете попасть прямо в лапы Саула Старка и его дьяволов. Боже! Где этот человек? Джо! Джо!