Страница:
– Всадников много, – пробормотал я. – Клянусь Аллахом, сэр Эрик, за нами гонятся.
– А за нами ли? – спросил сэр Эрик.
– За кем же еще? – ответил я. – Они идут по нашему следу, как охотничья собака по следу раненого волка. Сэр Эрик, Мухаммед сумасшедший. Он жаждет девушку и рискует из-за нее погубить империю. Сэр Эрик, женщин много, как ласточек, но таких воинов, как ты, мало. Пусть Мухаммед получит девушку. Ничего зазорного тут нет – за нами гонится целое войско.
Взгляд франка стал угрюмым, и он произнес:
– Уезжай, спасайся сам.
– Клянусь кровью Аллаха, – тихо произнес я. – Никто, кроме тебя, не мог бы предложить мне подобное и остаться в живых.
Он покачал головой.
– Я не хотел тебя оскорбить, брат. Но подумай, тебе ведь умирать совершенно незачем.
– Ради Бога, пришпорим лошадей, – устало произнес я. – Все франки сумасшедшие.
В сгущающихся сумерках, при свете зарождающихся звезд, мы двинулись дальше, слыша за спиной ровный вибрирующий звук многочисленных копыт. Войско шло ровным мерным аллюром, полагал я, уверенный, что рано или поздно они догонят нас, ведь их лошади меньше устали. Как Мухаммед узнал, куда мы направляемся, ума не приложу. Вероятно, курды, избежавшие гнева сэра Эрика, рассказали ему о нас, а может быть, какой-нибудь араб проговорился под пыткой.
Желая улизнуть от них, мы круто свернули на восток, и ближе к рассвету, снова приложив ухо к земле, я не услышал топота копыт. Но я знал: это лишь временная передышка. Мухаммед потерял наш след, но ведь в его войске есть курды, которые могут выследить волка на голых скалах. Он догонит нас еще до захода солнца.
На рассвете мы поднялись в гору и увидели перед собой простирающиеся до самого горизонта спокойные воды Зеленого Моря – Персидского залива. Наши кони выбились из сил. Они шатались и жалобно ржали, запрокинув головы и широко расставив ноги. При свете зари я увидел вытянувшиеся, изможденные лица моих спутников. Глаза девушки были затуманены, и она шаталась от усталости, хотя не произнесла ни слова жалобы. Что касается меня, то когда за три ночи проспишь всего полчаса, мир вокруг кажется нереальным... Но я усилием воли прогнал сон. Сэр Эрик же был словно железным, и умом, и духом, и телом. Внутренний огонь двигал франком. Да, нам выпала тяжелая дорога, дорога, ведущая в Азраэль!
Мы подошли к берегу моря, ведя коней в поводу. На арабской стороне берега Зеленого Моря ровные и песчаные, но на персидской – высокие и скалистые. Крутые берега были усыпаны крупной галькой и булыжниками, так что наши лошади с трудом пробирались по ним.
Сэр Эрик нашел укромное местечко меж двумя огромными валунами и стал умолять девушку хоть немного поспать, а мне приказал охранять ее. Сам же он решил пройти по берегу и поискать рыбацкую лодку. Он хотел выйти в море и таким образом спастись от персов. Широкими, уверенными шагами шел он между скалами, прямой, высокий и величавый, а лучи утреннего солнца сверкали на его оружии.
Уставшая девушка уснула глубоким сном, а я сидел рядом с ней, положив саблю на коленях, и думал, какие же они сумасшедшие, эти франки и султаны. Рана моя болела, и нога почти потеряла подвижность. Очень хотелось пить, голова кружилась от бессонных ночей и голода, а впереди я не видел ничего, кроме смерти.
В конце концов, я поймал себя на том, что невольно задремал. Девушка крепко спала, а я встал и, прихрамывая, начал прохаживаться, решив, что боль в ноге не позволит мне заснуть окончательно. Я дошел до выступа находящейся неподалеку скалы – и там со мной произошло странное приключение.
Когда я остановился, на меня откуда-то из-за скал внезапно набросился огромный воин. В мгновение ока я понял, что это франк: у него были светлые, блестящие, как у тигра, глаза и белая кожа, а из-под шлема выбивались пряди светлых волос. Его густая борода тоже была светло-желтой, а из шлема торчали бычьи рога, поэтому я сначала принял его за какого-то пустынного демона.
Все это я заметил в считанные мгновения, когда с оглушительным ревом великан бросился на меня, размахивая тяжелым блестящим топором. Когда он замахнулся, мне надо было бы отклониться в сторону и рубануть его саблей, как я поступал раньше с тысячами франков, но я все еще пребывал в туманном полусне, да и раненая нога сковывала мои движения.
Я отразил удар его топора, но мое плечо онемело. Сила этого ужасного удара бросила меня на землю, но я удержался на одном колене и резко поднялся, а грозная фигура франка уже нависла надо мной. Удар моей сабли пришелся ему ниже бороды и рассек шею. Но и тогда, шатаясь, как пьяный, истекая кровью, он схватил топор обеими руками и, широко расставив ноги, высоко поднял его над моей головой. Но жизнь ушла из тела франка прежде, чем он успел нанести последний удар.
Когда я поднялся, полностью пробудившись от боли в сломанном плече, из-за скал со всех сторон выскочили люди и окружили меня кольцом сверкающей стали. Я никогда не видел таких людей. Как и убитый, все они были высокими и мускулистыми, с рыжими или желтыми волосами и бородами и свирепыми светлыми глазами. Но эти воины, в отличие от крестоносцев, не были с головы до ног закованы в латы. Рогатые шлемы покрывали головы, короткие чешуйчатые кольчуги доходили лишь до колен и оставляли голыми шеи и руки. У большинства из них не было никакого оружия, кроме топоров с широкими лезвиями. В левой руке воины держали тяжелые щиты, на их запястьях блестели широкие золотые браслеты, а на шеях золотые цепи.
Конечно, эти люди никогда раньше не ступали на земли Востока. Впереди стоял, очевидно, предводитель, очень высокий франк в длинной серебристой кольчуге. Его шлем был выполнен с большим мастерством, а вместо топора он держал длинный тяжелый меч в богато украшенных ножнах. Лицо его было неподвижно, как у спящего человека, но взгляд странных светлых глаз казался изменчивым, как блеск моря.
Рядом стоял другой, еще более странный человек с седыми длинными волосами и длинной бородой. Он был очень стар. Однако годы не согнули его, а его мускулы оставались твердыми, как сучья дуба. Единственный глаз старца блестел каким-то странным, почти нечеловеческим блеском. Казалось, его мало трогало все происходящее. Его львиная голова была высоко поднята, а взгляд единственного глаза устремлен куда-то за горизонт.
Я понял – конец моей жизни близок. Я опустил саблю и сложил руки.
– Слава Аллаху! – сказал я и стал ждать удара.
Вдруг раздался лязг оружия, и воины развернулись в сторону сэра Эрика, прорвавшегося сквозь кольцо. Он встал перед франками лицом к лицу. Воины зловеще зашумели и плотно окружили нас. Я поднял саблю, чтобы защитить сэра Эрика со спины, но высокий франк вытянул руку и обратился к сэру Эрику на каком-то странном языке. Все замолчали. Сэр Эрик ответил на своем родном языке:
– Я не понимаю по-норвежски. Не мог бы ты говорить по-английски или на норманно-французском?
– Да, я знаю эти языки, – ответил высокий франк, который оказался на полголовы выше сэра Эрика. – Я Скел Торвальдсен из Норвегии, а это мои волки. Этот сарацин убил одного из моих ребят. Он твой друг?
– Друг и брат по оружию, – сказал сэр Эрик. – Если он кого и убил, то у него были на это причины.
– Он прыгнул на меня, как тигр из засады, – устало объяснил я. – Это твои сородичи, брат. Пусть берут мою голову, если хотят. За кровь надо платить кровью. Тогда они спасут от Мухаммеда тебя и девушку.
– Я что же, собака? – рявкнул сэр Эрик, а воинам он сказал: – Посмотрите на вашего волка. Вы считаете, что он мог нанести удар после того, как ему перерезали горло? Это Косру Малик, и у него сломано плечо. Ваш волк ударил первым, а человек должен защищать свою жизнь.
– Тогда забирай своего друга и убирайтесь восвояси, – медленно произнес Скел Торвальдсен. – Мы не станем пользоваться своим преимуществом, но твой язычник мне не нравится.
– Погоди! – воскликнул сэр Эрик. – Я прошу тебя о помощи! За нами, как лев за ланью, гонится мусульманский правитель. Он хочет затащить девушку-христианку в свой гарем.
– Христианку! – громко произнес Скел Торвальдсен. – Но мы не христиане, и десять дней назад я принес в жертву Тору[2] лошадь.
На осунувшемся лице сэра Эрика я увидел полное отчаяние.
– Я думал, что вы, норвежцы, давно отказались от своих языческих богов, – сказал он. – Если есть среди вас настоящие мужчины, помогите нам, не ради меня и моего друга, но ради девушки, которая спит среди этих скал.
Тут из толпы вышел воин моего роста и могучего сложения. Он видел более пятидесяти зим, но его рыжие волосы и борода не тронула седина, а голубые глаза блестели от ярости, горевшей в его душе.
– Вот как! – завопил он. – Ты просишь помощи, норманнская собака!? Ты, чьи сородичи разграбили земли моего народа, чьи сородичи проливали праведную саксонскую кровь? А теперь ты скулишь и просишь о помощи, как шакал, попавший в ловушку на краю пустыни. Я скорее сгорю в аду, чем подниму топор, чтобы защитить тебя и тех, кто рядом с тобой!
– Нет, Гротгар, – впервые заговорил древний бородатый великан, и его голос напомнил зычный призыв барабана. – Этот рыцарь один, а нас много. Не надо обращаться с ним так жестоко.
Гротгар удивился и, казалось, рассердился, но нарушить волю старика не посмел.
– Да, мой король, – пробормотал он полусердито-полувиновато.
– Король? – поразился сэр Эрик.
– Да! – Гротгар снова сверкнул глазами; он и в самом деле был не на шутку озлоблен. – Да – монарх, которого твой проклятый Вильгельм обвел вокруг пальца, заманил в ловушку и сверг с престола. Перед тобой Гарольд, сын Годвина, законный король Англии!
Сэр Эрик снял шлем, уставившись на старика, словно на призрак.
– Но я не понимаю, – произнес он, запинаясь. – Гарольд пал в Сенлаке – Эдит Лебединая Шея нашла его среди убитых...
Гротгар зарычал, как раненый волк, а в его глазах загорелся синий огонь ненависти.
– Обманщиков иногда тоже можно обмануть, – огрызнулся он. – Эдит нашла одного из вождей запада и показала его жрецам. Я, десятилетний мальчишка, был среди тех, кто ночью вынес короля Гарольда, бесчувственного и ослепленного.
Его свирепый взгляд стал мягче, а грубый голос почему-то зазвучал нежнее.
– Мы спрятали его подальше от собаки Вильгельма, и четыре месяца он был при смерти. Но он выжил, хотя норманнская стрела лишила его глаза, а удар меча по голове не оставлял ему шанса на спасение.
Гротгар снова гневно сверкнул глазами.
– Сорок три года странствований и грабежа на тропе викингов! – резко произнес он. – Вильгельм лишил короля его королевства, но не смог отнять у него преданных людей, которые шли за ним и умирали за него. Видишь этих викингов Скела Торвальдсена? Норманны, датчане, саксонцы – те, кто не захотел очутиться под пятой Вильгельма, – мы и есть королевство Гарольда! А ты, французская собака, еще молишь нас о помощи! Ха!
– Я родился в Англии, – начал сэр Эрик.
– Да, – усмехнулся Гротгар, – под крышей замка, отобранного у какого-нибудь доброго саксонского тана и подаренного норманнскому вору!
– Но люди моего рода сражались в Сенлаке и под Золотым Драконом, а не только на стороне Вильгельма, – возразил сэр Эрик. – Я имею отдаленное отношение к Годрику, графу Эссексу.
– Тем больше позора для тебя, гнусный предатель, – бушевал саксонец. – Я...
В эту минуту все услышали легкие шаги маленьких ножек. Девушка проснулась и, испугавшись грубых голосов, отправилась на поиски своего возлюбленного. Она проскользнула сквозь ряды воинов и бросилась в объятия сэра Эрика, задыхаясь и в ужасе бросая дикие взгляды на беспощадных убийц.
Норманны затихли.
Сэр Эрик умоляюще повернулся к ним:
– Не допустите же вы, чтобы дитя, родственное вам по крови, погибло от рук язычников? Мухаммед Хан, султан Кизилшера, следует за нами по пятам и уже недалеко отсюда – едва ли в часе езды. Позвольте же нам сесть на ваш драпар и уйти вместе с вами...
– У нас нет корабля, – вздохнул Скел Торвальдсен. – Ночью мы подошли слишком близко к берегу, и корабль разбился о прибрежные рифы. Я предупреждал Асгримма Рейвена, что ничего хорошего не выйдет, если войдем в узкую бухту, воду в которой ночью ведьмы подожгли зеленым огнем.
– И что мы, сотня воинов, можем сделать против целого войска? – вмешался Гротгар. – Мы не могли бы вам помочь, если бы...
– Но вы тоже в опасности, – продолжал сэр Эрик. – Мухаммед нагонит и вас. Он не питает любви к франкам.
– Мы купим себе мир, отдав ему тебя, девчонку и турка, связанных по рукам и ногам, – ответил Гротгар. – Асгримм Рейвен, наверное, недалеко. Ночью мы потеряли его, но он обыщет весь берег и найдет нас. Мы не осмелились разжечь сигнальный огонь, чтобы его не увидели сарацины. Но теперь мы купим мир у этого восточного правителя...
– Мир! – Голос Гарольда прозвучал, как густой зов огромного золотого колокола. – Хватит, Гротгар. Нехорошо так говорить.
Он приблизился к сэру Эрику и девушке, и они было опустились перед ним на колени, но он не позволил, а положил свою жилистую руку на голову Эттер и мягко откинул ее назад, так, что умоляющий взгляд огромных глаз был устремлен на него. А я мысленно воззвал к Пророку, – старец казался неземным созданием из-за огромного роста, странного таинственного блеска в глазу и белых локонов, лежащих, как облако, на покрытых кольчугой плечах.
– Такие же глаза были у Эдиты, – тихо произнес он. – Да, дитя, глядя на твое лицо, я становлюсь моложе на полвека. Ты не попадешь в руки язычника, пока последний саксонский король может держать меч. Я кормил его кровью во многих менее достойных схватках. Теперь я снова обнажу его, малышка.
– Это безумие! – вскричал Гротгар. – Неужели хищники разорвут сына Годвина из-за французской девчонки?
– Боже правый! – прогремел старец. – Король я или собака?
– Ты король, мой господин, – угрюмо проворчал Гротгар, опустив глаза. – Тебе и отдавать приказы – даже если они безумны.
Такова преданность этих варваров!
– Разожги сигнальный огонь, Скел Торвальдсен, – приказал Гарольд. – Будем с Божьей помощью сдерживать мусульман до прихода Асгримма Рейвена. Как ваши имена, твое и этого восточного воина?
Сэр Эрик ответил, и Гарольд отдал распоряжения. Я с изумлением увидел, что они выполняются без лишних слов. Скел Торвальдсен командовал этими людьми, но, казалось, чтил Гарольда, как настоящего монарха – того, чье королевство погибло и потерялось в тумане времени.
Сэр Эрик и Гарольд вправили мне руку и крепко привязали к телу. Затем викинги принесли еду и выброшенную на берег из разбитой галеры бочку какого-то пойла, которое называли элем. Наблюдая за взметнувшимся вверх дымом сигнального костра, мы жадно ели и пили! Сэр Эрик ожил. Лицо его было осунувшимся и изможденным, но глаза неукротимо сверкали.
– У нас очень мало времени, надо выбрать место для битвы, ваше величество, – сказал он, и старый король согласно кивнул.
– Не стоит встречаться с ними на открытом месте. Они окружат нас со всех сторон и перебьют. Но невдалеке отсюда я заметил высокие утесы...
Мы отправились осмотреть это место. Викинг отыскал среди скал впадину, заполненную пресной водой, и мы, напоив наших усталых лошадей, оставили их там под прикрытием утесов. Сэр Эрик помог девушке подняться на утесы и протянул руку мне, но я покачал головой и захромал сам. Тогда подошел Гротгар и молча помог мне, потому что моя раненая нога онемела и плохо слушалась.
– Безумная затея, турок, – проворчал он.
– Да, – ответил я, как во сне. – Все мы сумасшедшие призраки по Дороге в Азраэль. Многие уже отдали жизни за эту светловолосую девушку. Многие еще умрут до конца пути. Много безумия видел я за свою жизнь, но никогда не участвовал в таком походе!
Мы слышали стук копыт.
Франки остановились в широкой расселине, позади которой рассыпались каменистые бухточки. Перед нами простиралась пустыня, изрытая оврагами. Франки построились в боевой порядок, выставив перед собой щиты. На одном из флангов этой стены из щитов стоял король Гарольд со Скелом Торвальдсеном по одну руку и Гротгаром по другую.
Сэр Эрик нашел углубление в утесе, нависающем над головами воинов, и спрятал там девушку.
– Ты должен остаться с ней, Косру Малик, – обратился он ко мне. – У тебя сломана рука, плохо двигается нога. Ты не можешь сражаться.
– Аллах хранит тебя! – ответил я. – Но на душе у меня тяжело, а во рту я чувствую вкус горечи. Я думал пасть рядом с тобой, брат.
– Поручаю мою возлюбленную твоим заботам, – сказал он и на мгновение крепко прижал к себе девушку, после чего соскочил с выступа и широкими шагами пошел прочь. Эттер зарыдала и вытянула вслед рыцарю свои белые руки.
Я вынул саблю и положил на колени. Мухаммед, может быть, и победит, но, придя за девушкой, он найдет лишь обезглавленное тело. Живой она ему не достанется.
Да, я смотрел на это тоненькое белое существо и с немалым удивлением раздумывал, как хрупкая женщина может стать причиной смерти стольких сильных мужчин. Поистине, звезда Азраэля благословляет рождение каждой красивой женщины. Король Мертвых громко смеется, а вороны точат черные клювы...
Храбрости ей было не занимать. Вскоре она перестала плакать и поднялась, чтобы промыть и вновь перевязать мою раненую ногу, за что я ее поблагодарил. За этим занятием мы не услышали стука копыт и не заметили, как появились воины Мухаммед Хана. Всадников было по меньшей мере человек пятьсот, а может быть, больше. Их лошади шатались от усталости.
Персы остановились у входа в расселину и с любопытством рассматривали группу людей, замерших в боевом порядке. Я увидел Мухаммед Хана, стройного, высокого, с перьями цапли на золотом шлеме. Рядом с ним стояли Кай Кедра, Мирза Хан, Яр Акбар, Ахмед эль-Гор, араб, и Кояр Хан, великий эмир курдов, который привел всадников, ограбивших арабов.
Наконец Мухаммед Хан приподнялся в золотых стременах и, заслонив глаза рукой, повернулся, что-то сказав своим спутникам. Я сразу понял, что он узнал сэра Эрика, стоящего за спиной короля Гарольда. Кай Кедра проехал на коне как можно дальше по оврагу и, сложив руки трубой, громко произнес на языке крестоносцев:
– Послушайте, франки, Мухаммед Хан, султан Кизилшера, не хочет с вами ссориться; но среди вас есть тот, кто похитил у султана женщину. Отдайте ее нам, и мы уедем с миром.
– Скажите Мухаммеду, – ответил сэр Эрик, – что пока жив хоть один франк, Эттер де Броз он не получит.
Кай Кедра отъехал к Мухаммеду, неподвижно сидящему на лошади, словно гранитное изваяние, и персы стали совещаться. А я опять задумался. Не далее как вчера Мухаммед в жестокой битве разгромил врагов. Теперь ему полагалось бы торжественно ехать по широким улицам Кизилшера, с развевающимися знаменами, под рокот барабанов, а женщины бросали бы розовые лепестки под копыта его лошади. А вместо этого – он здесь, вдали от города, вдали от поля битвы, весь в пыли, выбившийся из сил от многочасовой скачки по пустыне, и все из-за тоненькой девушки, почти ребенка.
Да – страсть Мухаммеда и любовь сэра Эрика – водовороты, затягивающие и обрекающие на смерть многих отважных воинов... Люди Мухаммеда следовали за ним, потому что такова была его воля. Король Гарольд противостоял ему из-за своего безумного нрава, который франки называют рыцарством. Гротгар, ненавидящий сэра Эрика, сражался вместе с ним, потому что любил Гарольда, как и Скел Торвальдсен, и все викинги. А я, потому что назвал его братом.
Наконец мы увидели, как персы спешиваются, поняв, что придется атаковать пешим строем. Они начали карабкаться по каменистым склонам оврага, сверкая золочеными доспехами и украшенными перьями шлемами, держа в руках блестевшие серебром клинки. Персы терпеть не могут сражаться в пешем строю, но тем не менее они приближались к нам, и среди них были эмиры и сам Мухаммед. Да, когда я увидел султана, направляющегося к нам со своими людьми, я вдруг снова почувствовал восхищение, и мне стало жаль, что мы сражаемся против, а не на его стороне.
Я думал, что франки нападут на персов, с шумом пробирающихся по оврагу, но викинги не сошли с места. Они заставили противника подойти к себе, и мусульмане бросились на них с криком:
– Аллах акбар!
Атака разбилась о стену из щитов, как река разбивается об утес. Сквозь вой персов слышался низкий, ритмичный, грохочущий клич викингов, а треск топоров тонул в звоне и свисте сабель.
Норманны стояли неподвижно, как скала. После первого удара персы расстроенными рядами отступили, оставив груду изрубленных тел у ног белокурых великанов. Многие натянули луки и выпустили стрелы с близкого расстояния, но викинги лишь наклонили головы, и лучи света заблестели на их рогатых шлемах и затрепетали на огромных щитах.
А кизилшерцы снова ринулись в атаку. Наблюдая за сражением сверху я, горя и дрожа от возбуждения, любовался великолепием битвы. Моя рука так сжала рукоятку сабли, что из-под ногтей выступила кровь. Воины Мухаммеда снова и снова с безумной отвагой бросались на железную стену и отступали. Груда мертвых тел все росла, а живые карабкались по искромсанным телам павших, чтобы рубить и колоть.
Франки тоже падали, но те, кто оставался в живых, встав на место мертвых, смыкали ряды. Мухаммед не давал своим воинам ни малейшей передышки, он постоянно подгонял их, но и сам со своими эмирами сражался вместе с ними.
Аллах акбар!
Я считал крестоносцев могучими воинами, но таких, как франки эти, еще никогда не видел. Их светлые глаза горели каким-то странным огнем, и, рубя противника, они распевали дикие песни. Да, они наносили мощные удары! Я видел, как Скел Торвальдсен разрубил курда пополам, так, что ноги полетели в одну сторону, а туловище в другую. Я видел, как король Гарольд так рубанул турка, что голова его отлетела на десять шагов от тела. Я видел, как Гротгар разрубил бедро перса, защищенное тяжелой кольчугой.
Но самым храбрым воином в этой битве был мой брат, сэр Эрик. Его меч напоминал смертоносный ветер, перед которым никто не мог устоять. Его лицо горело странным таинственным светом, руки дрожали от нечеловеческого напряжения, и, хотя я чувствовал некое родство между ним и дикими варварами, распевавшими и рубившими рядом с ним, все же что-то непостижимое отличало его от остальных. Да, кузнечный горн лишений выжег из души, мозга и тела этого человека всю ржавчину и поднял его на высоты, недоступные обычным людям.
Битва становилась все более и более ожесточенной. Многие из мусульман пали, но и немало викингов нашло смерть. Остальных медленно теснили назад непрекращающимися атаками, пока франки не оказались почти под тем выступом, где находились мы с девушкой. Там их стройные ряды разбились, потому что под ногами воинов теперь была крупная галька и валуны, а не гладкая каменная площадка, и битва превратилась в ряд одиночных схваток. Норманны взяли ужасающую пошлину – волей Аллаха, теперь не более сотни персов оставались в состоянии поднять меч! А франков осталось меньше двух десятков.
Скел Торвальдсен и Яр Акбар встретились лицом к лицу, и Скел мечом ударил мусульманина по черепу. Яр Акбар завопил и взмахнул саблей, но, прежде, чем он смог нанести удар, викинг заревел и бросился на него, как огромный лев. Его железные руки сомкнулись вокруг горла огромного афганца, и, клянусь, сквозь шум битвы я услышал, как затрещали кости Яр Акбара. Затем Скел Торвальдсен отбросил безжизненное тело, и, вырвав саблю из мертвой руки, кинулся на Мухаммед Хана, но на его пути встал Кай Кедра. Викинг нанес ему удар, но сельджук успел пронзить саблей Скела, и оба одновременно упали.
Увидев, что сэра Эрика плотно окружают враги, и он истекает кровью, я заговорил с девушкой.
– Да хранит тебя Аллах, – сказал я. – Но мой брат умирает в одиночестве, и я должен пасть рядом с ним.
Белая и неподвижная, как мраморная статуя, красавица следила за ходом битвы и видела все.
– Иди, ради Бога, – сказала она. – И пусть Он придаст силы твоей руке, но, пожалуйста, оставь мне свой кинжал!
Так я впервые не оправдал доверия брата и, с трудом спрыгнув с выступа, заковылял по утоптанному берегу с саблей в руке. Приблизившись, я увидел, как сошлись в поединке Кояр Хан и король Гарольд, а заросший щетиной Гротгар машет во все стороны своим топором, с лезвия которого брызжет кровь. Вдруг Ахмед эль-Гор, араб, налетел сбоку и так сильно ударил Гарольда мечом по пояснице, что у того из-под кольчуги потекла кровь. Гротгар заорал, как бешеный бык, и бросился на Ахмета, на мгновение замешкавшегося пред ужасным саксонцем, и тогда викинг нанес сильнейший удар, прорубивший кольчугу, словно одежду. Он раздробил Ахмету плечо, разрубил грудную кость, но при этом сломал свой меч по самую рукоять. Почти в тот же миг король Гарольд перехватил левой рукой саблю Кояр Хана. Клинок разрубил тяжелый золотой браслет короля и повредил кость, но старый король одним ударом размозжил череп курду.
Сэр Эрик и Мирза Хан продолжали бороться, а персы тем временем окружили их, пытаясь нанести удар франку, не задев своего эмира. А я, совершенно невредимый, перешагивая через мертвых и умирающих, шел к ним, когда внезапно лицом к лицу столкнулся с Мухаммед Ханом.
Его худое лицо казалось изможденным, глаза слезились от пыли, а сабля блестела, омытая кровью по самую рукоять. Он был без щита, а кольчуга его была изодрана в клочья. Мухаммед узнал меня, кинулся вперед и наши сабли скрестились. Почувствовав свое преимущество перед усталым султаном, я сказал:
– Мухаммед Хан, к чему быть глупцом? Что для тебя значит девушка из племени франков, для тебя, который может быть императором половины мира? Кизилшер без тебя погибнет, превратится в пыль. Иди своей дорогой, оставь девушку моему брату!
Мухаммед рассмеялся, как безумный, занес саблю и бросился на меня. Расставив ноги, я парировал удар, глазами отыскал прореху в его кольчуге и вонзил острие сабли прямо в его сердце. Мгновение султан стоял неподвижно, раскрыв рот, затем, когда я высвободил клинок, он рухнул на пропитанную кровью землю и оставил этот мир.
– Так умирают надежды ислама и слава Кизилшера, – с горечью произнес я.
В этот миг из глоток усталых, окровавленных персов вырвался испуганный крик, и они застыли как вкопанные. Я поискал глазами сэра Эрика; он стоял, качаясь, над неподвижным телом Мирзы Хана и, увидев меня, поднял меч, указывая клинком в сторону моря. И все, оставшиеся в живых, повернули головы. К берегу подходило длинное странное судно, с низкими бортами и высокими надстройками на носу и корме. Нос судна украшала вырезанная из дерева голова дракона. Длинные весла несли его по спокойной воде, а за веслами сидели белокурые великаны и что-то громко кричали. Когда судно подошло к берегу, сэр Эрик рухнул возле Мирзы Хана.
Персы, уставшие от схватки, побежали, прихватив с собой бесчувственного Кая Кедра. Я подошел к сэру Эрику и попытался снять с него кольчугу, но в этот момент появилась рыдающая Эттер и оттолкнула меня. Я помог ей содрать кольчугу с сэра Эрика, и она повисла измазанными кровью клочками. Мой друг получил глубокие раны на бедре и на плече, а руки от плеч и до кончиков пальцев были порезаны и оцарапаны; стальной шлем был пробит и на голове зияла широкая рана.
Но, хвала Аллаху, ни одна из ран не была смертельной. Однако сэр Эрик потерял сознание от слабости – потеря крови и ужасное напряжение предшествующих дней сделали свое дело. Король Гарольд получил колотые раны в руку и в живот, а Гротгар истекал кровью от глубоких порезов на лице и груди, к тому же он хромал от удара в ногу. Из полдюжины оставшихся в живых франков не было ни одного, кто бы не получил пореза, ушиба или раны. Да, скверно они выглядели в порванных, окровавленных кольчугах.
Пока король Гарольд старался помочь нам с девушкой остановить кровотечение у сэра Эрика, а Гротгар источал проклятия из-за того, что волей короля не ему первому оказывалась помощь, корабль пристал к берегу, и франки заполнили берег. Их предводитель, высокий, могучий человек с длинными белыми локонами, осмотрел тело Скела Торвальдсена и пожал плечами.
– Тор любит своего храбрых воинов, – спокойно произнес он. – Сегодня вечером Скел славно попирует в Валгалле.
Потом франки перенесли на галеру сэра Эрика, остальных раненых и девушку, вцепившуюся в окровавленную руку возлюбленного и не отрывающую от него глаз. Она не думала ни о ком, кроме своего возлюбленного, как и полагается всякой женщине в подобных обстоятельствах. Король Гарольд, пока ему перевязывали раны, сидел на валуне, и меня снова охватил глубокий благоговейный страх, когда я увидел его с мечом на коленях и развевающимися на поднявшемся ветру белыми локонами. Казалось, что это сидит седой король из какой-то древней легенды.
– Ты, турок, – обратился он ко мне, – не можешь оставаться на этой голой земле. Иди с нами.
Но я покачал головой.
– Нет, это невозможно. Я прошу только об одном; пусть один из твоих воинов приведет мне коней, которых мы оставили за скалами. Из-за раненой ноги я не смогу идти пешком.
Мою просьбу исполнили. Кони уже настолько отдохнули, что я решил, как можно чаще меняя их, поскорее выбраться из пустыни. Все франки поднялись на борт судна, и король Гарольд снова предложил мне:
– Иди с нами, воин! Морская дорога хороша для странников. На седых тропах ветров ты утолишь жажду крови, а облака дальних морей успокоят твою боль. Идем!
– Нет, – решительно отказался я. – Здесь кончается моя дорога в Азраэль. Я сражался рядом с королями, убил султана, и голова у меня все еще кружится. Возьми с собой сэра Эрика и девушку, а когда они будут рассказывать своим сыновьям эту историю в дальней земле Франкистана, пусть хоть иногда вспоминают Косру Малика. Но идти с тобой я не могу. Кизилшер пал, но мой меч нужен и другим правителям. Салам!
Сев на коня, я увидел, как судно, отойдя от берега, повернуло на юг, и пока мои глаза различали его, я видел древнего короля, стоящего на корме, как седая статуя, подняв меч и салютуя мне.
Но вот корабль исчез в голубой дымке. Одиночество простерло свои крылья над волнами бескрайнего моря.
– А за нами ли? – спросил сэр Эрик.
– За кем же еще? – ответил я. – Они идут по нашему следу, как охотничья собака по следу раненого волка. Сэр Эрик, Мухаммед сумасшедший. Он жаждет девушку и рискует из-за нее погубить империю. Сэр Эрик, женщин много, как ласточек, но таких воинов, как ты, мало. Пусть Мухаммед получит девушку. Ничего зазорного тут нет – за нами гонится целое войско.
Взгляд франка стал угрюмым, и он произнес:
– Уезжай, спасайся сам.
– Клянусь кровью Аллаха, – тихо произнес я. – Никто, кроме тебя, не мог бы предложить мне подобное и остаться в живых.
Он покачал головой.
– Я не хотел тебя оскорбить, брат. Но подумай, тебе ведь умирать совершенно незачем.
– Ради Бога, пришпорим лошадей, – устало произнес я. – Все франки сумасшедшие.
В сгущающихся сумерках, при свете зарождающихся звезд, мы двинулись дальше, слыша за спиной ровный вибрирующий звук многочисленных копыт. Войско шло ровным мерным аллюром, полагал я, уверенный, что рано или поздно они догонят нас, ведь их лошади меньше устали. Как Мухаммед узнал, куда мы направляемся, ума не приложу. Вероятно, курды, избежавшие гнева сэра Эрика, рассказали ему о нас, а может быть, какой-нибудь араб проговорился под пыткой.
Желая улизнуть от них, мы круто свернули на восток, и ближе к рассвету, снова приложив ухо к земле, я не услышал топота копыт. Но я знал: это лишь временная передышка. Мухаммед потерял наш след, но ведь в его войске есть курды, которые могут выследить волка на голых скалах. Он догонит нас еще до захода солнца.
На рассвете мы поднялись в гору и увидели перед собой простирающиеся до самого горизонта спокойные воды Зеленого Моря – Персидского залива. Наши кони выбились из сил. Они шатались и жалобно ржали, запрокинув головы и широко расставив ноги. При свете зари я увидел вытянувшиеся, изможденные лица моих спутников. Глаза девушки были затуманены, и она шаталась от усталости, хотя не произнесла ни слова жалобы. Что касается меня, то когда за три ночи проспишь всего полчаса, мир вокруг кажется нереальным... Но я усилием воли прогнал сон. Сэр Эрик же был словно железным, и умом, и духом, и телом. Внутренний огонь двигал франком. Да, нам выпала тяжелая дорога, дорога, ведущая в Азраэль!
Мы подошли к берегу моря, ведя коней в поводу. На арабской стороне берега Зеленого Моря ровные и песчаные, но на персидской – высокие и скалистые. Крутые берега были усыпаны крупной галькой и булыжниками, так что наши лошади с трудом пробирались по ним.
Сэр Эрик нашел укромное местечко меж двумя огромными валунами и стал умолять девушку хоть немного поспать, а мне приказал охранять ее. Сам же он решил пройти по берегу и поискать рыбацкую лодку. Он хотел выйти в море и таким образом спастись от персов. Широкими, уверенными шагами шел он между скалами, прямой, высокий и величавый, а лучи утреннего солнца сверкали на его оружии.
Уставшая девушка уснула глубоким сном, а я сидел рядом с ней, положив саблю на коленях, и думал, какие же они сумасшедшие, эти франки и султаны. Рана моя болела, и нога почти потеряла подвижность. Очень хотелось пить, голова кружилась от бессонных ночей и голода, а впереди я не видел ничего, кроме смерти.
В конце концов, я поймал себя на том, что невольно задремал. Девушка крепко спала, а я встал и, прихрамывая, начал прохаживаться, решив, что боль в ноге не позволит мне заснуть окончательно. Я дошел до выступа находящейся неподалеку скалы – и там со мной произошло странное приключение.
Когда я остановился, на меня откуда-то из-за скал внезапно набросился огромный воин. В мгновение ока я понял, что это франк: у него были светлые, блестящие, как у тигра, глаза и белая кожа, а из-под шлема выбивались пряди светлых волос. Его густая борода тоже была светло-желтой, а из шлема торчали бычьи рога, поэтому я сначала принял его за какого-то пустынного демона.
Все это я заметил в считанные мгновения, когда с оглушительным ревом великан бросился на меня, размахивая тяжелым блестящим топором. Когда он замахнулся, мне надо было бы отклониться в сторону и рубануть его саблей, как я поступал раньше с тысячами франков, но я все еще пребывал в туманном полусне, да и раненая нога сковывала мои движения.
Я отразил удар его топора, но мое плечо онемело. Сила этого ужасного удара бросила меня на землю, но я удержался на одном колене и резко поднялся, а грозная фигура франка уже нависла надо мной. Удар моей сабли пришелся ему ниже бороды и рассек шею. Но и тогда, шатаясь, как пьяный, истекая кровью, он схватил топор обеими руками и, широко расставив ноги, высоко поднял его над моей головой. Но жизнь ушла из тела франка прежде, чем он успел нанести последний удар.
Когда я поднялся, полностью пробудившись от боли в сломанном плече, из-за скал со всех сторон выскочили люди и окружили меня кольцом сверкающей стали. Я никогда не видел таких людей. Как и убитый, все они были высокими и мускулистыми, с рыжими или желтыми волосами и бородами и свирепыми светлыми глазами. Но эти воины, в отличие от крестоносцев, не были с головы до ног закованы в латы. Рогатые шлемы покрывали головы, короткие чешуйчатые кольчуги доходили лишь до колен и оставляли голыми шеи и руки. У большинства из них не было никакого оружия, кроме топоров с широкими лезвиями. В левой руке воины держали тяжелые щиты, на их запястьях блестели широкие золотые браслеты, а на шеях золотые цепи.
Конечно, эти люди никогда раньше не ступали на земли Востока. Впереди стоял, очевидно, предводитель, очень высокий франк в длинной серебристой кольчуге. Его шлем был выполнен с большим мастерством, а вместо топора он держал длинный тяжелый меч в богато украшенных ножнах. Лицо его было неподвижно, как у спящего человека, но взгляд странных светлых глаз казался изменчивым, как блеск моря.
Рядом стоял другой, еще более странный человек с седыми длинными волосами и длинной бородой. Он был очень стар. Однако годы не согнули его, а его мускулы оставались твердыми, как сучья дуба. Единственный глаз старца блестел каким-то странным, почти нечеловеческим блеском. Казалось, его мало трогало все происходящее. Его львиная голова была высоко поднята, а взгляд единственного глаза устремлен куда-то за горизонт.
Я понял – конец моей жизни близок. Я опустил саблю и сложил руки.
– Слава Аллаху! – сказал я и стал ждать удара.
Вдруг раздался лязг оружия, и воины развернулись в сторону сэра Эрика, прорвавшегося сквозь кольцо. Он встал перед франками лицом к лицу. Воины зловеще зашумели и плотно окружили нас. Я поднял саблю, чтобы защитить сэра Эрика со спины, но высокий франк вытянул руку и обратился к сэру Эрику на каком-то странном языке. Все замолчали. Сэр Эрик ответил на своем родном языке:
– Я не понимаю по-норвежски. Не мог бы ты говорить по-английски или на норманно-французском?
– Да, я знаю эти языки, – ответил высокий франк, который оказался на полголовы выше сэра Эрика. – Я Скел Торвальдсен из Норвегии, а это мои волки. Этот сарацин убил одного из моих ребят. Он твой друг?
– Друг и брат по оружию, – сказал сэр Эрик. – Если он кого и убил, то у него были на это причины.
– Он прыгнул на меня, как тигр из засады, – устало объяснил я. – Это твои сородичи, брат. Пусть берут мою голову, если хотят. За кровь надо платить кровью. Тогда они спасут от Мухаммеда тебя и девушку.
– Я что же, собака? – рявкнул сэр Эрик, а воинам он сказал: – Посмотрите на вашего волка. Вы считаете, что он мог нанести удар после того, как ему перерезали горло? Это Косру Малик, и у него сломано плечо. Ваш волк ударил первым, а человек должен защищать свою жизнь.
– Тогда забирай своего друга и убирайтесь восвояси, – медленно произнес Скел Торвальдсен. – Мы не станем пользоваться своим преимуществом, но твой язычник мне не нравится.
– Погоди! – воскликнул сэр Эрик. – Я прошу тебя о помощи! За нами, как лев за ланью, гонится мусульманский правитель. Он хочет затащить девушку-христианку в свой гарем.
– Христианку! – громко произнес Скел Торвальдсен. – Но мы не христиане, и десять дней назад я принес в жертву Тору[2] лошадь.
На осунувшемся лице сэра Эрика я увидел полное отчаяние.
– Я думал, что вы, норвежцы, давно отказались от своих языческих богов, – сказал он. – Если есть среди вас настоящие мужчины, помогите нам, не ради меня и моего друга, но ради девушки, которая спит среди этих скал.
Тут из толпы вышел воин моего роста и могучего сложения. Он видел более пятидесяти зим, но его рыжие волосы и борода не тронула седина, а голубые глаза блестели от ярости, горевшей в его душе.
– Вот как! – завопил он. – Ты просишь помощи, норманнская собака!? Ты, чьи сородичи разграбили земли моего народа, чьи сородичи проливали праведную саксонскую кровь? А теперь ты скулишь и просишь о помощи, как шакал, попавший в ловушку на краю пустыни. Я скорее сгорю в аду, чем подниму топор, чтобы защитить тебя и тех, кто рядом с тобой!
– Нет, Гротгар, – впервые заговорил древний бородатый великан, и его голос напомнил зычный призыв барабана. – Этот рыцарь один, а нас много. Не надо обращаться с ним так жестоко.
Гротгар удивился и, казалось, рассердился, но нарушить волю старика не посмел.
– Да, мой король, – пробормотал он полусердито-полувиновато.
– Король? – поразился сэр Эрик.
– Да! – Гротгар снова сверкнул глазами; он и в самом деле был не на шутку озлоблен. – Да – монарх, которого твой проклятый Вильгельм обвел вокруг пальца, заманил в ловушку и сверг с престола. Перед тобой Гарольд, сын Годвина, законный король Англии!
Сэр Эрик снял шлем, уставившись на старика, словно на призрак.
– Но я не понимаю, – произнес он, запинаясь. – Гарольд пал в Сенлаке – Эдит Лебединая Шея нашла его среди убитых...
Гротгар зарычал, как раненый волк, а в его глазах загорелся синий огонь ненависти.
– Обманщиков иногда тоже можно обмануть, – огрызнулся он. – Эдит нашла одного из вождей запада и показала его жрецам. Я, десятилетний мальчишка, был среди тех, кто ночью вынес короля Гарольда, бесчувственного и ослепленного.
Его свирепый взгляд стал мягче, а грубый голос почему-то зазвучал нежнее.
– Мы спрятали его подальше от собаки Вильгельма, и четыре месяца он был при смерти. Но он выжил, хотя норманнская стрела лишила его глаза, а удар меча по голове не оставлял ему шанса на спасение.
Гротгар снова гневно сверкнул глазами.
– Сорок три года странствований и грабежа на тропе викингов! – резко произнес он. – Вильгельм лишил короля его королевства, но не смог отнять у него преданных людей, которые шли за ним и умирали за него. Видишь этих викингов Скела Торвальдсена? Норманны, датчане, саксонцы – те, кто не захотел очутиться под пятой Вильгельма, – мы и есть королевство Гарольда! А ты, французская собака, еще молишь нас о помощи! Ха!
– Я родился в Англии, – начал сэр Эрик.
– Да, – усмехнулся Гротгар, – под крышей замка, отобранного у какого-нибудь доброго саксонского тана и подаренного норманнскому вору!
– Но люди моего рода сражались в Сенлаке и под Золотым Драконом, а не только на стороне Вильгельма, – возразил сэр Эрик. – Я имею отдаленное отношение к Годрику, графу Эссексу.
– Тем больше позора для тебя, гнусный предатель, – бушевал саксонец. – Я...
В эту минуту все услышали легкие шаги маленьких ножек. Девушка проснулась и, испугавшись грубых голосов, отправилась на поиски своего возлюбленного. Она проскользнула сквозь ряды воинов и бросилась в объятия сэра Эрика, задыхаясь и в ужасе бросая дикие взгляды на беспощадных убийц.
Норманны затихли.
Сэр Эрик умоляюще повернулся к ним:
– Не допустите же вы, чтобы дитя, родственное вам по крови, погибло от рук язычников? Мухаммед Хан, султан Кизилшера, следует за нами по пятам и уже недалеко отсюда – едва ли в часе езды. Позвольте же нам сесть на ваш драпар и уйти вместе с вами...
– У нас нет корабля, – вздохнул Скел Торвальдсен. – Ночью мы подошли слишком близко к берегу, и корабль разбился о прибрежные рифы. Я предупреждал Асгримма Рейвена, что ничего хорошего не выйдет, если войдем в узкую бухту, воду в которой ночью ведьмы подожгли зеленым огнем.
– И что мы, сотня воинов, можем сделать против целого войска? – вмешался Гротгар. – Мы не могли бы вам помочь, если бы...
– Но вы тоже в опасности, – продолжал сэр Эрик. – Мухаммед нагонит и вас. Он не питает любви к франкам.
– Мы купим себе мир, отдав ему тебя, девчонку и турка, связанных по рукам и ногам, – ответил Гротгар. – Асгримм Рейвен, наверное, недалеко. Ночью мы потеряли его, но он обыщет весь берег и найдет нас. Мы не осмелились разжечь сигнальный огонь, чтобы его не увидели сарацины. Но теперь мы купим мир у этого восточного правителя...
– Мир! – Голос Гарольда прозвучал, как густой зов огромного золотого колокола. – Хватит, Гротгар. Нехорошо так говорить.
Он приблизился к сэру Эрику и девушке, и они было опустились перед ним на колени, но он не позволил, а положил свою жилистую руку на голову Эттер и мягко откинул ее назад, так, что умоляющий взгляд огромных глаз был устремлен на него. А я мысленно воззвал к Пророку, – старец казался неземным созданием из-за огромного роста, странного таинственного блеска в глазу и белых локонов, лежащих, как облако, на покрытых кольчугой плечах.
– Такие же глаза были у Эдиты, – тихо произнес он. – Да, дитя, глядя на твое лицо, я становлюсь моложе на полвека. Ты не попадешь в руки язычника, пока последний саксонский король может держать меч. Я кормил его кровью во многих менее достойных схватках. Теперь я снова обнажу его, малышка.
– Это безумие! – вскричал Гротгар. – Неужели хищники разорвут сына Годвина из-за французской девчонки?
– Боже правый! – прогремел старец. – Король я или собака?
– Ты король, мой господин, – угрюмо проворчал Гротгар, опустив глаза. – Тебе и отдавать приказы – даже если они безумны.
Такова преданность этих варваров!
– Разожги сигнальный огонь, Скел Торвальдсен, – приказал Гарольд. – Будем с Божьей помощью сдерживать мусульман до прихода Асгримма Рейвена. Как ваши имена, твое и этого восточного воина?
Сэр Эрик ответил, и Гарольд отдал распоряжения. Я с изумлением увидел, что они выполняются без лишних слов. Скел Торвальдсен командовал этими людьми, но, казалось, чтил Гарольда, как настоящего монарха – того, чье королевство погибло и потерялось в тумане времени.
Сэр Эрик и Гарольд вправили мне руку и крепко привязали к телу. Затем викинги принесли еду и выброшенную на берег из разбитой галеры бочку какого-то пойла, которое называли элем. Наблюдая за взметнувшимся вверх дымом сигнального костра, мы жадно ели и пили! Сэр Эрик ожил. Лицо его было осунувшимся и изможденным, но глаза неукротимо сверкали.
– У нас очень мало времени, надо выбрать место для битвы, ваше величество, – сказал он, и старый король согласно кивнул.
– Не стоит встречаться с ними на открытом месте. Они окружат нас со всех сторон и перебьют. Но невдалеке отсюда я заметил высокие утесы...
Мы отправились осмотреть это место. Викинг отыскал среди скал впадину, заполненную пресной водой, и мы, напоив наших усталых лошадей, оставили их там под прикрытием утесов. Сэр Эрик помог девушке подняться на утесы и протянул руку мне, но я покачал головой и захромал сам. Тогда подошел Гротгар и молча помог мне, потому что моя раненая нога онемела и плохо слушалась.
– Безумная затея, турок, – проворчал он.
– Да, – ответил я, как во сне. – Все мы сумасшедшие призраки по Дороге в Азраэль. Многие уже отдали жизни за эту светловолосую девушку. Многие еще умрут до конца пути. Много безумия видел я за свою жизнь, но никогда не участвовал в таком походе!
Мы слышали стук копыт.
Франки остановились в широкой расселине, позади которой рассыпались каменистые бухточки. Перед нами простиралась пустыня, изрытая оврагами. Франки построились в боевой порядок, выставив перед собой щиты. На одном из флангов этой стены из щитов стоял король Гарольд со Скелом Торвальдсеном по одну руку и Гротгаром по другую.
Сэр Эрик нашел углубление в утесе, нависающем над головами воинов, и спрятал там девушку.
– Ты должен остаться с ней, Косру Малик, – обратился он ко мне. – У тебя сломана рука, плохо двигается нога. Ты не можешь сражаться.
– Аллах хранит тебя! – ответил я. – Но на душе у меня тяжело, а во рту я чувствую вкус горечи. Я думал пасть рядом с тобой, брат.
– Поручаю мою возлюбленную твоим заботам, – сказал он и на мгновение крепко прижал к себе девушку, после чего соскочил с выступа и широкими шагами пошел прочь. Эттер зарыдала и вытянула вслед рыцарю свои белые руки.
Я вынул саблю и положил на колени. Мухаммед, может быть, и победит, но, придя за девушкой, он найдет лишь обезглавленное тело. Живой она ему не достанется.
Да, я смотрел на это тоненькое белое существо и с немалым удивлением раздумывал, как хрупкая женщина может стать причиной смерти стольких сильных мужчин. Поистине, звезда Азраэля благословляет рождение каждой красивой женщины. Король Мертвых громко смеется, а вороны точат черные клювы...
Храбрости ей было не занимать. Вскоре она перестала плакать и поднялась, чтобы промыть и вновь перевязать мою раненую ногу, за что я ее поблагодарил. За этим занятием мы не услышали стука копыт и не заметили, как появились воины Мухаммед Хана. Всадников было по меньшей мере человек пятьсот, а может быть, больше. Их лошади шатались от усталости.
Персы остановились у входа в расселину и с любопытством рассматривали группу людей, замерших в боевом порядке. Я увидел Мухаммед Хана, стройного, высокого, с перьями цапли на золотом шлеме. Рядом с ним стояли Кай Кедра, Мирза Хан, Яр Акбар, Ахмед эль-Гор, араб, и Кояр Хан, великий эмир курдов, который привел всадников, ограбивших арабов.
Наконец Мухаммед Хан приподнялся в золотых стременах и, заслонив глаза рукой, повернулся, что-то сказав своим спутникам. Я сразу понял, что он узнал сэра Эрика, стоящего за спиной короля Гарольда. Кай Кедра проехал на коне как можно дальше по оврагу и, сложив руки трубой, громко произнес на языке крестоносцев:
– Послушайте, франки, Мухаммед Хан, султан Кизилшера, не хочет с вами ссориться; но среди вас есть тот, кто похитил у султана женщину. Отдайте ее нам, и мы уедем с миром.
– Скажите Мухаммеду, – ответил сэр Эрик, – что пока жив хоть один франк, Эттер де Броз он не получит.
Кай Кедра отъехал к Мухаммеду, неподвижно сидящему на лошади, словно гранитное изваяние, и персы стали совещаться. А я опять задумался. Не далее как вчера Мухаммед в жестокой битве разгромил врагов. Теперь ему полагалось бы торжественно ехать по широким улицам Кизилшера, с развевающимися знаменами, под рокот барабанов, а женщины бросали бы розовые лепестки под копыта его лошади. А вместо этого – он здесь, вдали от города, вдали от поля битвы, весь в пыли, выбившийся из сил от многочасовой скачки по пустыне, и все из-за тоненькой девушки, почти ребенка.
Да – страсть Мухаммеда и любовь сэра Эрика – водовороты, затягивающие и обрекающие на смерть многих отважных воинов... Люди Мухаммеда следовали за ним, потому что такова была его воля. Король Гарольд противостоял ему из-за своего безумного нрава, который франки называют рыцарством. Гротгар, ненавидящий сэра Эрика, сражался вместе с ним, потому что любил Гарольда, как и Скел Торвальдсен, и все викинги. А я, потому что назвал его братом.
Наконец мы увидели, как персы спешиваются, поняв, что придется атаковать пешим строем. Они начали карабкаться по каменистым склонам оврага, сверкая золочеными доспехами и украшенными перьями шлемами, держа в руках блестевшие серебром клинки. Персы терпеть не могут сражаться в пешем строю, но тем не менее они приближались к нам, и среди них были эмиры и сам Мухаммед. Да, когда я увидел султана, направляющегося к нам со своими людьми, я вдруг снова почувствовал восхищение, и мне стало жаль, что мы сражаемся против, а не на его стороне.
Я думал, что франки нападут на персов, с шумом пробирающихся по оврагу, но викинги не сошли с места. Они заставили противника подойти к себе, и мусульмане бросились на них с криком:
– Аллах акбар!
Атака разбилась о стену из щитов, как река разбивается об утес. Сквозь вой персов слышался низкий, ритмичный, грохочущий клич викингов, а треск топоров тонул в звоне и свисте сабель.
Норманны стояли неподвижно, как скала. После первого удара персы расстроенными рядами отступили, оставив груду изрубленных тел у ног белокурых великанов. Многие натянули луки и выпустили стрелы с близкого расстояния, но викинги лишь наклонили головы, и лучи света заблестели на их рогатых шлемах и затрепетали на огромных щитах.
А кизилшерцы снова ринулись в атаку. Наблюдая за сражением сверху я, горя и дрожа от возбуждения, любовался великолепием битвы. Моя рука так сжала рукоятку сабли, что из-под ногтей выступила кровь. Воины Мухаммеда снова и снова с безумной отвагой бросались на железную стену и отступали. Груда мертвых тел все росла, а живые карабкались по искромсанным телам павших, чтобы рубить и колоть.
Франки тоже падали, но те, кто оставался в живых, встав на место мертвых, смыкали ряды. Мухаммед не давал своим воинам ни малейшей передышки, он постоянно подгонял их, но и сам со своими эмирами сражался вместе с ними.
Аллах акбар!
Я считал крестоносцев могучими воинами, но таких, как франки эти, еще никогда не видел. Их светлые глаза горели каким-то странным огнем, и, рубя противника, они распевали дикие песни. Да, они наносили мощные удары! Я видел, как Скел Торвальдсен разрубил курда пополам, так, что ноги полетели в одну сторону, а туловище в другую. Я видел, как король Гарольд так рубанул турка, что голова его отлетела на десять шагов от тела. Я видел, как Гротгар разрубил бедро перса, защищенное тяжелой кольчугой.
Но самым храбрым воином в этой битве был мой брат, сэр Эрик. Его меч напоминал смертоносный ветер, перед которым никто не мог устоять. Его лицо горело странным таинственным светом, руки дрожали от нечеловеческого напряжения, и, хотя я чувствовал некое родство между ним и дикими варварами, распевавшими и рубившими рядом с ним, все же что-то непостижимое отличало его от остальных. Да, кузнечный горн лишений выжег из души, мозга и тела этого человека всю ржавчину и поднял его на высоты, недоступные обычным людям.
Битва становилась все более и более ожесточенной. Многие из мусульман пали, но и немало викингов нашло смерть. Остальных медленно теснили назад непрекращающимися атаками, пока франки не оказались почти под тем выступом, где находились мы с девушкой. Там их стройные ряды разбились, потому что под ногами воинов теперь была крупная галька и валуны, а не гладкая каменная площадка, и битва превратилась в ряд одиночных схваток. Норманны взяли ужасающую пошлину – волей Аллаха, теперь не более сотни персов оставались в состоянии поднять меч! А франков осталось меньше двух десятков.
Скел Торвальдсен и Яр Акбар встретились лицом к лицу, и Скел мечом ударил мусульманина по черепу. Яр Акбар завопил и взмахнул саблей, но, прежде, чем он смог нанести удар, викинг заревел и бросился на него, как огромный лев. Его железные руки сомкнулись вокруг горла огромного афганца, и, клянусь, сквозь шум битвы я услышал, как затрещали кости Яр Акбара. Затем Скел Торвальдсен отбросил безжизненное тело, и, вырвав саблю из мертвой руки, кинулся на Мухаммед Хана, но на его пути встал Кай Кедра. Викинг нанес ему удар, но сельджук успел пронзить саблей Скела, и оба одновременно упали.
Увидев, что сэра Эрика плотно окружают враги, и он истекает кровью, я заговорил с девушкой.
– Да хранит тебя Аллах, – сказал я. – Но мой брат умирает в одиночестве, и я должен пасть рядом с ним.
Белая и неподвижная, как мраморная статуя, красавица следила за ходом битвы и видела все.
– Иди, ради Бога, – сказала она. – И пусть Он придаст силы твоей руке, но, пожалуйста, оставь мне свой кинжал!
Так я впервые не оправдал доверия брата и, с трудом спрыгнув с выступа, заковылял по утоптанному берегу с саблей в руке. Приблизившись, я увидел, как сошлись в поединке Кояр Хан и король Гарольд, а заросший щетиной Гротгар машет во все стороны своим топором, с лезвия которого брызжет кровь. Вдруг Ахмед эль-Гор, араб, налетел сбоку и так сильно ударил Гарольда мечом по пояснице, что у того из-под кольчуги потекла кровь. Гротгар заорал, как бешеный бык, и бросился на Ахмета, на мгновение замешкавшегося пред ужасным саксонцем, и тогда викинг нанес сильнейший удар, прорубивший кольчугу, словно одежду. Он раздробил Ахмету плечо, разрубил грудную кость, но при этом сломал свой меч по самую рукоять. Почти в тот же миг король Гарольд перехватил левой рукой саблю Кояр Хана. Клинок разрубил тяжелый золотой браслет короля и повредил кость, но старый король одним ударом размозжил череп курду.
Сэр Эрик и Мирза Хан продолжали бороться, а персы тем временем окружили их, пытаясь нанести удар франку, не задев своего эмира. А я, совершенно невредимый, перешагивая через мертвых и умирающих, шел к ним, когда внезапно лицом к лицу столкнулся с Мухаммед Ханом.
Его худое лицо казалось изможденным, глаза слезились от пыли, а сабля блестела, омытая кровью по самую рукоять. Он был без щита, а кольчуга его была изодрана в клочья. Мухаммед узнал меня, кинулся вперед и наши сабли скрестились. Почувствовав свое преимущество перед усталым султаном, я сказал:
– Мухаммед Хан, к чему быть глупцом? Что для тебя значит девушка из племени франков, для тебя, который может быть императором половины мира? Кизилшер без тебя погибнет, превратится в пыль. Иди своей дорогой, оставь девушку моему брату!
Мухаммед рассмеялся, как безумный, занес саблю и бросился на меня. Расставив ноги, я парировал удар, глазами отыскал прореху в его кольчуге и вонзил острие сабли прямо в его сердце. Мгновение султан стоял неподвижно, раскрыв рот, затем, когда я высвободил клинок, он рухнул на пропитанную кровью землю и оставил этот мир.
– Так умирают надежды ислама и слава Кизилшера, – с горечью произнес я.
В этот миг из глоток усталых, окровавленных персов вырвался испуганный крик, и они застыли как вкопанные. Я поискал глазами сэра Эрика; он стоял, качаясь, над неподвижным телом Мирзы Хана и, увидев меня, поднял меч, указывая клинком в сторону моря. И все, оставшиеся в живых, повернули головы. К берегу подходило длинное странное судно, с низкими бортами и высокими надстройками на носу и корме. Нос судна украшала вырезанная из дерева голова дракона. Длинные весла несли его по спокойной воде, а за веслами сидели белокурые великаны и что-то громко кричали. Когда судно подошло к берегу, сэр Эрик рухнул возле Мирзы Хана.
Персы, уставшие от схватки, побежали, прихватив с собой бесчувственного Кая Кедра. Я подошел к сэру Эрику и попытался снять с него кольчугу, но в этот момент появилась рыдающая Эттер и оттолкнула меня. Я помог ей содрать кольчугу с сэра Эрика, и она повисла измазанными кровью клочками. Мой друг получил глубокие раны на бедре и на плече, а руки от плеч и до кончиков пальцев были порезаны и оцарапаны; стальной шлем был пробит и на голове зияла широкая рана.
Но, хвала Аллаху, ни одна из ран не была смертельной. Однако сэр Эрик потерял сознание от слабости – потеря крови и ужасное напряжение предшествующих дней сделали свое дело. Король Гарольд получил колотые раны в руку и в живот, а Гротгар истекал кровью от глубоких порезов на лице и груди, к тому же он хромал от удара в ногу. Из полдюжины оставшихся в живых франков не было ни одного, кто бы не получил пореза, ушиба или раны. Да, скверно они выглядели в порванных, окровавленных кольчугах.
Пока король Гарольд старался помочь нам с девушкой остановить кровотечение у сэра Эрика, а Гротгар источал проклятия из-за того, что волей короля не ему первому оказывалась помощь, корабль пристал к берегу, и франки заполнили берег. Их предводитель, высокий, могучий человек с длинными белыми локонами, осмотрел тело Скела Торвальдсена и пожал плечами.
– Тор любит своего храбрых воинов, – спокойно произнес он. – Сегодня вечером Скел славно попирует в Валгалле.
Потом франки перенесли на галеру сэра Эрика, остальных раненых и девушку, вцепившуюся в окровавленную руку возлюбленного и не отрывающую от него глаз. Она не думала ни о ком, кроме своего возлюбленного, как и полагается всякой женщине в подобных обстоятельствах. Король Гарольд, пока ему перевязывали раны, сидел на валуне, и меня снова охватил глубокий благоговейный страх, когда я увидел его с мечом на коленях и развевающимися на поднявшемся ветру белыми локонами. Казалось, что это сидит седой король из какой-то древней легенды.
– Ты, турок, – обратился он ко мне, – не можешь оставаться на этой голой земле. Иди с нами.
Но я покачал головой.
– Нет, это невозможно. Я прошу только об одном; пусть один из твоих воинов приведет мне коней, которых мы оставили за скалами. Из-за раненой ноги я не смогу идти пешком.
Мою просьбу исполнили. Кони уже настолько отдохнули, что я решил, как можно чаще меняя их, поскорее выбраться из пустыни. Все франки поднялись на борт судна, и король Гарольд снова предложил мне:
– Иди с нами, воин! Морская дорога хороша для странников. На седых тропах ветров ты утолишь жажду крови, а облака дальних морей успокоят твою боль. Идем!
– Нет, – решительно отказался я. – Здесь кончается моя дорога в Азраэль. Я сражался рядом с королями, убил султана, и голова у меня все еще кружится. Возьми с собой сэра Эрика и девушку, а когда они будут рассказывать своим сыновьям эту историю в дальней земле Франкистана, пусть хоть иногда вспоминают Косру Малика. Но идти с тобой я не могу. Кизилшер пал, но мой меч нужен и другим правителям. Салам!
Сев на коня, я увидел, как судно, отойдя от берега, повернуло на юг, и пока мои глаза различали его, я видел древнего короля, стоящего на корме, как седая статуя, подняв меч и салютуя мне.
Но вот корабль исчез в голубой дымке. Одиночество простерло свои крылья над волнами бескрайнего моря.