Страница:
На мраморную скамью за Тот-Амоном воплощением ужаса опустился бесформенный череп и, как охотничья собака, обнюхал сандалию. Тот-Амон почувствовал дуновение ветра за спиной, и тень исчезла. Колдун в адском триумфе простер руки вверх, и его глаза и зубы сверкнули в лунном свете.
Стражники на крепостной стене в ужасе вскрикнули, когда над ними пронеслась черная тень с пылающими глазами, растаяв во мраке. Это, однако, произошло так быстро, что испуганные воины, опомнившись, начали спрашивать друг друга, было ли это на самом деле, или все им только почудилось.
4
Король Конан спал в королевской опочивальне с высоким позолоченным куполообразным потолком и видел сон. Сквозь колышущийся серый туман к нему пробивался слабый, словно из невообразимой дали доносящийся зов. Он не понимал слов, но воспринимал его суть всем своим существом. Конан с мечом в руке на ощупь продирался сквозь туман, как сквозь плотное облако. С каждым его шагом голос становился четче, постепенно он стал разбирать повторяющееся в зове слово — это было его собственное имя, проникавшее в мозг сквозь пространство и время.
Туман рассеялся, и он увидел, что идет по широкому темному коридору, высеченному в сплошной скале. Пол и потолок коридора были тщательно обработаны и отполированы, они тускло поблескивали, а со стен смотрели на него барельефы древних героев и неведомых богов. Король вздрогнул, когда увидел их призрачные очертания, и понял, что Уже много столетий в этом коридоре не появлялся никто из смертных.
Он подошел к широкой лестнице, также высеченной из камня и круто спускавшейся куда-то вниз. Стены шахты были покрыты таинственными знаками, такими древними и ужасными, что Конан невольно содрогнулся. На каждой ступени лестницы была с огромным искусством вырезана змея, так что при каждом шаге нога короля опускалась на змеиный череп. Однако голос звал его, и он, наконец преодолев зону темноты, казавшуюся почти физически ощутимой, вышел к странному склепу, в котором на крышке массивного саркофага сидел белобородый старец, контуры его фигуры расплывались во мраке.
Волосы на голове Конана зашевелились, он поднял меч, но незнакомец заговорил с ним звучным монотонным голосом:
— О человек, ты узнаешь меня?
— Во имя Крома, нет! — ответил удивленный король.
— Знай же, — сказал старец, — я — Эпимитреус.
— Но мудрец Эпимитреус мертв вот уже пять тысяч лет! — выдохнул Конан.
— Выслушай меня, человек! — сказал тот властно. — Брось камень в тихую воду, и ты увидишь, как пойдут круги, которые рано или поздно достигнут берега. События в подлунном мире докатили свои волны до меня и пробудили от дремоты. Я увидел и выбрал тебя, Конан, варвар из Киммерии. Великими и славными делами отмечен твой путь. Однако стране, которой ты правишь, грозит беда, справиться с которой твой меч не сможет.
— Ты говоришь загадками, — сказал обеспокоенный словами старца Конан, — За любой бедой стоит ее виновник, покажи мне его, и я тут же размозжу ему череп.
— Побереги свои силы для противника из плоти и крови, — посоветовал старец. — Речь идет вовсе не о нем. Слушай внимательно! Существуют темные миры, неведомые для простых смертных, в которых повсюду рыщут бесформенные чудовища — злые демоны. Зная соответствующие заклинания, их можно призвать из глубины мрака и натравить на избранную заранее жертву. В твоем доме, о король, притаилась змея, да — в твое королевство заползла гадюка. Она явилась из Стигии, и душа ее черна как сажа. Как спящий видит сон о змеях, когда те ползают у его постели, так и я чувствую появление колдуна в твоей стране. Он обладает абсолютной властью над демонами и насылает их на своих врагов. Весьма вероятно, что он с их помощью положит коней твоему царствованию. Потому я и призвал тебя к себе, чтобы вложить в твои руки оружие, смертельно опасное для стигийского колдуна и его адской своры.
— А почему именно меня? — спросил Конан смущенно. Легенда говорит, что ты дремлешь в черном сердце Коламиры и лишь в случае крайней необходимости твой дух возносится на невидимых крыльях, чтобы помочь Аквилонии. Но я… варвар, а не аквилонец.
— Не задавай вопросов! — прогремел под темными сводами монотонный голос, — Твоя судьба накрепко связана с судьбой Аквилонии. Великие события вплетаются в ткань твоей судьбы. Кровожадный, обезумевший от злости на своих обидчиков колдун не должен изменить предначертанное богами. Давным-давно Сет обвился кольцами вокруг подлунного мира, словно удав вокруг тела жертвы. Три поколения людей сменилось на земле за время моей жизни, и всю ее без остатка я отдал борьбе с ним. Я преследовал Сета по пятам и загнал в тупик на юге, однако в проклятой богами Стигии люди все еще чтут его и воздают божеские почести этому исконному врагу человеческого рода. Ты поможешь мне в борьбе с ним, его слугами и приверженцами. Подними свой меч!
Конан удивленно повиновался. Старец описал костлявыми пальцами странный полукруг возле рукояти меча, а на широком клинке начертал некую сложную фигуру, вспыхнувшую в полутьме белым пламенем. В следующее мгновение старец и склеп исчезли, а Конан вскочил в испуге со своего ложа, стоявшего все там же, в королевской опочивальне со сводом.
Размышляя над странным сном, приснившимся ему, он вдруг осознал, что в своей правой руке крепко сжимает меч. По коже у него пробежали мурашки, потому что на клинке было выгравировано изображение феникса. Он тут же вспомнил, что в загадочном своем сне видел в склепе скульптуру этого сказочного существа, и спросил себя, действительно ли она была высечена из камня. Непроизвольная дрожь сотрясла его тело.
Крадущиеся шаги перед дверью полностью вернули его в действительность, он не задумываясь скользнул в свои латы и вновь стал тем, кем был всегда, — варваром, бдительным и недоверчивым, словно серый волк.
5
По коридору королевского замка крались двадцать закутанных с головы до ног в плащи мужчин. Лезвия их остро отточенных топоров, мечей и кинжалов зловеще поблескивали в тусклом свете смолистых факелов, горевших в стенных нишах.
— Тише! — прошипел Аскаланте. — Кто это там дышит так громко? Офицер охраны отозвал часть часовых со своих постов, а остальным подсунули бурдюки с вином, так что они сейчас спят там вповалку пьяные. Но несмотря на это, будем соблюдать предельную осторожность. Эй, назад! Стража идет!
Они поспешно спрятались за украшенными барельефами колоннами, и мимо них быстрым шагом прошли десять гигантов в черных доспехах. Впереди шел офицер. Спрятавшиеся заговорщики видели, что его лицо было белым, словно снег, и он время от времени вытирал дрожащей рукой пот со лба. Офицер был очень молод, и предательство давалось ему нелегко. Он проклинал про себя безудержную страсть к игре, которая превратила его в игрушку в руках политиканов-заговорщиков.
Громко стуча подошвами сандалий, отряд стражников исчез за поворотом коридора.
— Отлично! — сказал Аскаланте. — Теперь Конан спит без охраны. Поспешим же! Если нас застанут у его постели, нам придется плохо. Однако никому и в голову не придет мстить нам за него тогда, когда дело будет уже сделано.
— Да, поспешим! — прошептал возбужденно Ринальдо, чьи голубые глаза блестели, как клинок меча, которым он размахивал над головой. — Мой меч жаждет крови тирана! Стервятники уже кружат над его головою!
Они бежали по коридору, пока не уткнулись в позолоченную дверь, украшенную королевскими драконами и гербом Аквилонии.
— Громель! — позвал вполголоса Аскаланте, — Открой дверь!
Гигант втянул в себя воздух и изо всей силы ударил плечом в дверь, которая затрещала и прогнулась под его ударом. Громель ударил снова.
Засов сломался, дерево лопнуло, и дверь распахнулась.
— Вперед! — воскликнул Аскаланте.
— Вперед! — проревел Ринальдо. — Смерть тирану! Однако они остановились, словно вросли в пол, увидев стоявшего перед ними Конана.
Не полуголого, еще не проснувшегося полностью человека, которого легко было бы зарезать, как барана, видели их изумленные глаза: перед ними стоял могучий рыцарь в доспехах с обнаженным мечом в руках. Мгновение заговорщики стояли неподвижно: четверо главарей застыли на пороге, за ними толпились бородатые наемники. Однако тут Аскаланте заметил лежавший на маленьком столике возле королевского ложа серебряный скипетр и узкий золотой обруч — корону Аквилонии, и алчность победила в нем все остальное.
— Вперед, негодяи! — заревел он. — Конан один, а нас два десятка, и на нем нет шлема!
Это было правдой. У Конана не было времени на то, чтобы надеть тяжелый, украшенный перьями шлем, а также на то, чтобы зашнуровать по бокам латы, и даже на то, чтобы сорвать со стены массивный щит. Несмотря на это, Конан был защищен лучше, чем его противники, за исключением Больмано и Громеля, на которых поблескивали под плащами полные доспехи.
Король смотрел на ворвавшихся в спальню людей, пытаясь узнать их лица. Однако забрало шлема Аскаланте было опущено, и он не узнал графа Тунского, как не узнал и Ринальдо, надвинувшего широкополую шляпу на самые глаза. Впрочем, не время было ломать голову над этим. Предатели взвыли — вой этот эхом отразился от куполообразного потолка — и ринулись на Конана. Впереди всех летел Громель. Он мчался, словно разъяренный бык, наклонив голову вниз и выставив меч вперед, чтобы воткнуть его тяжелое лезвие королю в живот. Однако король с тигриной ловкостью прыгнул ему навстречу и, вложив в замах всю свою силу, ударил нападавшего мечом. Широкое лезвие просвистело в воздухе и обрушилось на стальной шлем боссонца. Клинок и шлем раскололись на несколько кусков, Громель упал замертво, а Конан отскочил назад, сжимая в руке обломанную рукоять.
— Громель! — фыркнул он. В его голубых глазах мелькнуло удивление, когда свалившийся с головы убитого шлем открыл его лицо. Однако остальные заговорщики вновь набросились на короля. Острие кинжала, проникшее в щель между грудным и спинным панцирями, скользнуло по его ребрам, перед глазами сверкнуло лезвие меча. Отбросив левой рукой человека с кинжалом, он обломком меча ударил в висок другому противнику, размозжив ему череп.
— Пятеро к двери! — проревел Аскаланте, коршуном круживший вокруг сражавшихся. Он боялся, что Конан пробьется сквозь толпу и ускользнет через дверь. Негодяи неохотно отступили назад, когда вожак оттолкнул нескольких из них к единственной двери. Используя короткую передышку, Конан метнулся к стене и сорвал с нее древний боевой топор, висевший там уже добрых полторы сотни лет.
Заговорщики выстроились перед ним полукругом, преграждая путь к двери. Конан не стал ждать, пока круг замкнется. Любой другой на его месте был бы уже мертв, и Конан тоже не питал особых надежд на то, что ему удастся спастись. Но в его варварской душе гремел воинственный гимн, он жаждал крови врагов и уж во всяком случае не собирался сдаваться без боя.
Конан прыгнул вперед, его топор опустился на плечо одного из заговорщиков, а на обратном пути размозжил череп второго. Над его головой просвистел меч, но киммериец ловко увернулся и отскочил в сторону, описав тяжелым топором круг смерти над головою.
Заговорщики, злобно вопя, окружили короля плотным кольцом. На шее, руках и ногах Конана появились кровоточащие раны, но его ловкость и беспощадная решительность заставили нападавших отступить.
— Ах, подлецы! — заорал Ринальдо и сорвал с головы свою широкополую шляпу. Его глаза дико сверкнули. — Вы что, боитесь его? Смелее вперед! Убьем тирана!
Он, кипя от ярости, поднял меч и обрушился на Конана. Король, узнавший наконец поэта, подставил топор под удар меча и изо всей силы толкнул Ринальдо в грудь, тот отлетел назад и упал на спину.
В это время кончик меча Аскаланте оцарапал левую руку короля. Конан мгновенно послал в ответ топор, но негодяй успел увернуться и отскочить назад. Один из заговорщиков нагнулся и попытался повалить короля, ухватившись за его ноги, но с таким же успехом он мог бы пытаться свалить каменную башню. Взглянув вверх, он успел еще увидеть падавший на его голову топор, но уклониться уже не сумел. Его товарищ ударил короля мечом по плечу, латы Конана мгновенно наполнились кровью.
Больмано нетерпеливо оттолкнул мешавшего ему соседа, прицелился и с огромной силой опустил меч на ничем не защищенную голову Конана. Король пригнулся, и клинок срезал прядь его черных волос, скользнув по черепу. Конан крутнулся на пятках и взмахнул топором. Его лезвие пробило грудной панцирь с левого бока графа, и тот осел на пол.
— Больмано! — простонал Конан. — Я должен был бы сразу узнать этого карлика!
Он выпрямился, чтобы отбить нападение обезумевшего Ринальдо, который рванулся к нему, визжа во весь голос и размахивая кинжалом. Конан отступил назад и выставил топор перед собой.
— Назад! Я не хочу тебя убивать!
— Умри же, тиран! — тяжело дыша, крикнул менестрель и снова бросился на короля. Конан помедлил с ударом, но, почувствовав, что в его незащищенный бок вонзается кинжал, со слепым отчаянием махнул топором.
Ринальдо упал с разрубленным черепом, а Конан отшатнулся назад, к стене. Кровь брызнула из-под его пальцев, когда он зажал рану.
— Вепрь ранен! — воскликнул Аскаланте. — Добейте его! Конан оперся левой рукой о стену и поднял правой рукой топор, Он стоял, широко расставив ноги, немного наклонившись вперед и нагнув голову. Жгуты его мускулов грозили разорвать кожу, черты лица заострились, глаза грозно блестели. Заговорщики невольно отпрянули назад — тигр, даже умирающий, еще способен был нанести не один смертельный удар.
Конан почувствовал их неуверенность и злобно усмехнулся, оскалив зубы.
— Кто хочет умереть следующим? — прохрипел он сквозь прокушенные кровоточащие губы.
Аскаланте прыгнул к нему, но тут же с невероятной гибкостью извернулся, застыв на мгновение в воздухе, и упал на пол, избежав просвистевшей над ним смерти. Он мгновенно выпрямил ноги и откатился в сторону, когда Конан ударил снова. На этот раз топор вонзился в полированный пол почти в дюйме от ног Аскаланте. Один из нападавших решил воспользоваться удобным моментом, но недооценил силу короля. Мгновенно вырванный из пола окровавленный топор взметнулся вверх, и бездыханное тело заговорщика свалилось под ноги его товарищей.
В эту секунду пятеро наемников, стерегущих дверь, одновременно вскрикнули, потому что на стене появилась вдруг бесформенная тень. Все, кроме Аскаланте, испуганно вздрогнули, увидев это, оглянулись, завопили от ужаса, выскочили в дверь и понеслись по коридору куда глаза глядят.
Аскаланте не сводил глаз с раненого короля. В его голове мелькнула мысль, что, по всей видимости, шум сражения переполошил-таки весь дворец и на выручку Конану прибежали преданные ему гвардейцы. Однако почему в таком случае сбежали его люди, вместо того чтобы дать им отпор? Конан тоже не обращал внимания на дверь, пристально наблюдая за руками Аскаланте.
— Похоже, все потеряно, — пробормотал он, — и прежде всего честь… Однако, по крайней мере, король умрет стоя…
Эти слова не успели еще покинуть его губ, когда граф, воспользовавшись тем, что король опустил топор, чтобы смахнуть с глаз кровь, бросился в атаку.
Однако, едва сорвавшись с места, он услышал некий странный гул, и в ту же секунду чудовищная тяжесть обрушилась на его спину. Он упал на пол головой вперед, чувствуя, как чьи-то острые когти вонзаются ему под ребра, причиняя чудовищную боль. Он отчаянно извернулся под неведомым врагом и повернул голову. То, что он увидел, было сродни ночному кошмару или бредовому видению сумасшедшего. На нем сидела огромная черная тварь, которая не могла быть порождением подлунного мира. Ее слюнявые черные зубы тянулись к его горлу, а взгляд пылавших желтым огнем огромных глаз иссушал его мозг подобно самуму, обрушившемуся на пшеничное поле. Отвратительная морда неведомой твари не могла принадлежать животному, в ее демонических чертах было нечто от древней, заколдованной неведомыми силами мумии, пробудившейся вдруг к жизни, и Аскаланте с ужасом уловил вдруг в них неясное, словно тень, сходство со своим рабом Тот-Амоном. Разинув рот в безумном крике, он отдал богам душу еще до того, как слюнявые клыки впились ему в горло.
Конан, едва успевший протереть глаза, недоуменно уставился на чудовище. Сначала он подумал, что на скрюченном теле Аскаланте сидит огромная собака. Но потом, когда взгляд его прояснился, он понял, что это вовсе не собака, а павиан.
С воплем, мало отличавшимся от предсмертного крика Аскаланте, он оттолкнулся от стены и со всей силой, на которую еще был способен, метнул топор. Тяжелое лезвие отскочило от голого черепа бестии, и та молча бросилась на короля. Удар ее могучего тела был настолько сильным, что Конан перелетел через всю комнату и грохнулся на пол.
Слюнявые челюсти сомкнулись на руке, поднятой Конаном вверх, чтобы защитить горло, но чудовище вовсе не спешило расправиться с ним. Не выпуская из пасти окровавленной руки короля, оно злобно смотрело в его глаза, наслаждаясь пробуждающимся в них ужасом, тем же, который только что убил заговорщика Аскаланте. Конан почувствовал, как сжимается его душа, как она медленно покидает тело, чтобы кануть в желтые глубины, в которых призрачно мерцал хаос, похищая его жизнь и разум. Глаза чудовища, и без того огромные, набухли и стали воистину гигантскими. Конан не видел в них ничего, кроме глубочайшего кощунственного ужаса, подстерегающего разум в абсолютной пустоте и черных безднах иных миров. Конан открыл окровавленный рот, чтобы криком выплеснуть свою ненависть и отвращение, однако лишь сухой хрип вырвался из его горла.
Надо сказать, что ужас, парализовавший и погубивший Аскаланте, подействовал на варвара совершенно иначе: он пробудил в нем неописуемую ярость, близкую к сумасшествию. Не обращая внимания на боль, Конан пополз назад, волоча за собой чудовище. Его вытянутая рука коснулась чего-то, и он на ощупь узнал рукоятку сломанного меча. Действуя инстинктивно, Конан схватил обломок и ударил им, словно кинжалом, не целясь, наотмашь. Зазубренное лезвие глубоко вонзилось в тело твари, и рука Конана освободилась, когда отвратительная пасть раскрылась в пароксизме боли. Короля отшвырнуло в сторону. Когда он поднялся, опираясь на руку, все еще сжимавшую обломок меча, то увидел, что из чудовищной раны на теле демона хлещет мутный поток слизи. Тварь содрогнулась в предсмертных муках и, устремив в потолок взгляд остекленевших янтарных глаз, застыла на месте.
Конан моргнул несколько раз, стряхивая с ресниц густеющую кровь. То, что происходило, казалось невероятным: огромное чудовище расплывалось, превращаясь в студенистую массу.
А затем до его ушей донеслись знакомые звуки и голоса: это проснувшиеся наконец придворные — охрана, дворцовая челядь, советники, дамы — вбежали в опочивальню. Все они наперебой задавали бестолковые вопросы, толпясь и мешая друг другу. Были здесь и Черные Драконы. Дикая ярость сверкала в их глазах, и они ругались на языке, непонятном, к счастью, жеманным придворным дамам. Молодого офицера, снявшего охрану у двери в опочивальню, нигде не было видно, и его так и не нашли позже, когда обыскали все королевство.
— Громель! Больмано! Ринальдо! — выдохнул, увидев трупы, канцлер Публиус и заломил жирные руки, — Черная измена! За это кое-кто попляшет на виселице! Позвать охрану!
— Охрана уже здесь, старый ты дурак! — сердито фыркнул Паллантид, командир Черных Драконов, напрочь забывая о высоком ранге Публиуса. — Прекрати скулить и помоги лучше перевязать раны короля, пока он не истек кровью!
— Да, да! — вскричал Публиус, который был прекрасным теоретиком, но всегда терялся, когда дело доходило до практики. — Мы должны перевязать раны! Зовите сюда всех придворных лекарей! О мой король, какой это позор для города! Что с вами сделали! Чем мы можем вам помочь?
— Вина! — прохрипел Конан. Его положили в постель. Кто-то поднес к окровавленным губам наполненный до краев кубок, и король большими глотками осушил его до дна.
— Хорошо! — пробурчал он и уронил голову на подушку. — После таких передряг пересыхает в горле.
Кровотечение прекратилось, и невероятные жизненные силы варвара начали исцелять его тело.
— Сначала позаботьтесь о ране на моем боку, — обратился он к главному придворному лекарю. — Ринальдо начал было писать там свою новую балладу, и перо его было куда как остро.
— Его давно надо было повесить! — произнес Публиус сердито. — От этого сумасшедшего поэта всего можно было ожидать… Эй, кто это?
Он брезгливо потрогал носком сандалии труп Аскаланте.
— О Митра! — воскликнул командир Черных Драконов, — Это же Аскаланте, бывший граф Тунский! Какой демон занес его сюда?
— Почему он застыл в такой позе? — прошептал Публиус, непроизвольно отступая назад.
— Если бы вы видели то, что довелось увидеть мне, — проворчал король и поднялся на локте, несмотря на протесты лекаря, — вы бы этому не удивлялись. Впрочем, убедитесь сами, там… — он обескураженно замолчал, потому что его палец указывал на голый пол. Странные останки ужасного чудовища бесследно исчезли.
— О Кром! — прошептал он. — Адская тварь превратилась в слизь!
— Король бредит, у него лихорадка, — прошептал один из придворных.
Конан услышал его и не смог сдержать негодования.
— Клянусь Кромом! — яростно воскликнул он. — Я знаю, о чем говорю! Это было нечто похожее и на стигийскую мумию, и на павиана одновременно.
Это чудовище проникло через дверь и обратило в паническое бегство негодяев Аскаланте. Оно убило Аскаланте в тот самый момент, когда предатель хотел вонзить меч мне в живот. Потом оно набросилось на меня, и я убил его. хотя понятия не имею, как это случилось, ибо мой боевой топор отскочил от его черепа словно от каменной стены. Но я думаю, что ко всему этому имеет какое-то отношение Эпимитреус…
— Слышите? Он говорит о легендарном мудреце, который умер пять тысяч лет тому назад! — украдкой шептали друг другу придворные.
— О Имир! — загремел король. — Да, я сегодня ночью говорил с Эпимитреусом! Он во сне призвал меня к себе, и я долго шел по черному, высеченному в скале коридору с барельефами древних богов и героев на стенах, затем по лестнице, на ступенях которой были вырезаны змеи Сета, пока не дошел в конце концов до склепа. Там я нашел саркофаг, на крышке которого был изображен феникс…
— Во имя Митры, мой повелитель, остановись! — эти слова сорвались с губ верховного жреца Митры, лицо которого стало пепельно-серым.
Конан откинул назад голову и прорычал:
— Что я, раб, чтобы мне затыкали рот?
— Нет, нет, о мой государь! — Верховный жрец дрожал всем телом, но вовсе не из страха перед гневом короля. — я и не думал оскорблять тебя! — Он нагнулся к Конану и прошептал ему на ухо: — Мой государь, то, о чем ты говоришь, просто невероятно. Только узкий круг жрецов Митры знает о черном каменном туннеле, выбитом неведомыми руками в самом сердце горы Коламиры, и об охраняемом фениксом склепе, в котором несколько тысяч лет назад был похоронен великий Эпимитреус. Но с тех пор ни один из смертных не входил в склеп, потому что жрецы, совершив обряд погребения, замуровали вход в гробницу, и сегодня даже я, верховный жрец, понятия не имею, где он находится. Только из передающихся из уст в уста рассказов нескольким доверенным жрецам известна тайна о гробнице Эпимитреуса — одна из основных в культе Митры…
— Я не знаю, с помощью какой магии Эпимитреус призвал меня к себе, — сказал Конан. — Но он говорил со мной и каким-то совершенно непонятным мне способом нацарапал магический знак на моем мече. Почему этот символ оказался смертельным для демона, я не знаю, а также понятия не имею о колдуне, виновном, по его словам, во всей этой катавасии. Однако, хотя я и сломал клинок меча о шлем Громеля, обломка оказалось вполне достаточно, чтобы отправить демона туда, откуда он появился.
— Позволь мне осмотреть твой меч, — прошептал верховный жрец, горло которого вдруг пересохло.
Конан поднял обломок и отдал его жрецу. Тот вскрикнул и упал на колени.
— О Митра, защити нас от власти Тьмы! — простонал он. — Король действительно говорил сегодня ночью с Эпимитреусом! На его мече тайный символ — знак бессмертного феникса, охраняющего гробницу великого мудреца. Свечу! Быстрее! Осветите то место, на которое указал король!
Место это оказалось прикрытым сорванным со стены в общей суматохе гобеленом. Когда гобелен оттащили в сторону и поднесли свечи к полу, у всех перехватило дыхание от ужаса. Некоторые из придворных упали на колени и воззвали к Митре, другие с воплями умчались прочь.
На полу, там, где чудовище испустило дух, осталось большое темное пятно, которое невозможно было удалить никакими средствами. Кровь демона оставила четкий отпечаток его тела, и ни у кого из тех, кто его видел, не возникало ни малейших сомнений в том, что более ужасной твари никогда еще не появлялось в земном мире. Но знающие люди поговаривали, что зловещая тень обезьяноподобного бога не раз уже мелькала у алтарей заброшенных стигийских храмов.
Стражники на крепостной стене в ужасе вскрикнули, когда над ними пронеслась черная тень с пылающими глазами, растаяв во мраке. Это, однако, произошло так быстро, что испуганные воины, опомнившись, начали спрашивать друг друга, было ли это на самом деле, или все им только почудилось.
4
«Дорога Королей»
Когда мир был молод, а люди слабы,
Лишь демоны были орудьем судьбы.
Но взял я огонь, взял и яд, и сталь,
И Змей наказанием быть перестал!
Доныне, хотя над землей пролетели века
И в черной скале все дремлю я пока.
Кто первым посмеет забыть храбреца,
Что с Сетом сражался тогда до конца?!
Король Конан спал в королевской опочивальне с высоким позолоченным куполообразным потолком и видел сон. Сквозь колышущийся серый туман к нему пробивался слабый, словно из невообразимой дали доносящийся зов. Он не понимал слов, но воспринимал его суть всем своим существом. Конан с мечом в руке на ощупь продирался сквозь туман, как сквозь плотное облако. С каждым его шагом голос становился четче, постепенно он стал разбирать повторяющееся в зове слово — это было его собственное имя, проникавшее в мозг сквозь пространство и время.
Туман рассеялся, и он увидел, что идет по широкому темному коридору, высеченному в сплошной скале. Пол и потолок коридора были тщательно обработаны и отполированы, они тускло поблескивали, а со стен смотрели на него барельефы древних героев и неведомых богов. Король вздрогнул, когда увидел их призрачные очертания, и понял, что Уже много столетий в этом коридоре не появлялся никто из смертных.
Он подошел к широкой лестнице, также высеченной из камня и круто спускавшейся куда-то вниз. Стены шахты были покрыты таинственными знаками, такими древними и ужасными, что Конан невольно содрогнулся. На каждой ступени лестницы была с огромным искусством вырезана змея, так что при каждом шаге нога короля опускалась на змеиный череп. Однако голос звал его, и он, наконец преодолев зону темноты, казавшуюся почти физически ощутимой, вышел к странному склепу, в котором на крышке массивного саркофага сидел белобородый старец, контуры его фигуры расплывались во мраке.
Волосы на голове Конана зашевелились, он поднял меч, но незнакомец заговорил с ним звучным монотонным голосом:
— О человек, ты узнаешь меня?
— Во имя Крома, нет! — ответил удивленный король.
— Знай же, — сказал старец, — я — Эпимитреус.
— Но мудрец Эпимитреус мертв вот уже пять тысяч лет! — выдохнул Конан.
— Выслушай меня, человек! — сказал тот властно. — Брось камень в тихую воду, и ты увидишь, как пойдут круги, которые рано или поздно достигнут берега. События в подлунном мире докатили свои волны до меня и пробудили от дремоты. Я увидел и выбрал тебя, Конан, варвар из Киммерии. Великими и славными делами отмечен твой путь. Однако стране, которой ты правишь, грозит беда, справиться с которой твой меч не сможет.
— Ты говоришь загадками, — сказал обеспокоенный словами старца Конан, — За любой бедой стоит ее виновник, покажи мне его, и я тут же размозжу ему череп.
— Побереги свои силы для противника из плоти и крови, — посоветовал старец. — Речь идет вовсе не о нем. Слушай внимательно! Существуют темные миры, неведомые для простых смертных, в которых повсюду рыщут бесформенные чудовища — злые демоны. Зная соответствующие заклинания, их можно призвать из глубины мрака и натравить на избранную заранее жертву. В твоем доме, о король, притаилась змея, да — в твое королевство заползла гадюка. Она явилась из Стигии, и душа ее черна как сажа. Как спящий видит сон о змеях, когда те ползают у его постели, так и я чувствую появление колдуна в твоей стране. Он обладает абсолютной властью над демонами и насылает их на своих врагов. Весьма вероятно, что он с их помощью положит коней твоему царствованию. Потому я и призвал тебя к себе, чтобы вложить в твои руки оружие, смертельно опасное для стигийского колдуна и его адской своры.
— А почему именно меня? — спросил Конан смущенно. Легенда говорит, что ты дремлешь в черном сердце Коламиры и лишь в случае крайней необходимости твой дух возносится на невидимых крыльях, чтобы помочь Аквилонии. Но я… варвар, а не аквилонец.
— Не задавай вопросов! — прогремел под темными сводами монотонный голос, — Твоя судьба накрепко связана с судьбой Аквилонии. Великие события вплетаются в ткань твоей судьбы. Кровожадный, обезумевший от злости на своих обидчиков колдун не должен изменить предначертанное богами. Давным-давно Сет обвился кольцами вокруг подлунного мира, словно удав вокруг тела жертвы. Три поколения людей сменилось на земле за время моей жизни, и всю ее без остатка я отдал борьбе с ним. Я преследовал Сета по пятам и загнал в тупик на юге, однако в проклятой богами Стигии люди все еще чтут его и воздают божеские почести этому исконному врагу человеческого рода. Ты поможешь мне в борьбе с ним, его слугами и приверженцами. Подними свой меч!
Конан удивленно повиновался. Старец описал костлявыми пальцами странный полукруг возле рукояти меча, а на широком клинке начертал некую сложную фигуру, вспыхнувшую в полутьме белым пламенем. В следующее мгновение старец и склеп исчезли, а Конан вскочил в испуге со своего ложа, стоявшего все там же, в королевской опочивальне со сводом.
Размышляя над странным сном, приснившимся ему, он вдруг осознал, что в своей правой руке крепко сжимает меч. По коже у него пробежали мурашки, потому что на клинке было выгравировано изображение феникса. Он тут же вспомнил, что в загадочном своем сне видел в склепе скульптуру этого сказочного существа, и спросил себя, действительно ли она была высечена из камня. Непроизвольная дрожь сотрясла его тело.
Крадущиеся шаги перед дверью полностью вернули его в действительность, он не задумываясь скользнул в свои латы и вновь стал тем, кем был всегда, — варваром, бдительным и недоверчивым, словно серый волк.
5
«Дорога Королей»
Что мне дворцовые интриги? Вот вопрос.
Сейчас мне верный слух охотника донес,
Что зреет здесь коварная измена.
Ха, все это сгоряча!
Я сын суровых мест,
И вырос я под неба крышей.
Судьба моя — на острие меча!
Там жизнь моя и смерть всех тех,
Кто голос совести не слышит.
По коридору королевского замка крались двадцать закутанных с головы до ног в плащи мужчин. Лезвия их остро отточенных топоров, мечей и кинжалов зловеще поблескивали в тусклом свете смолистых факелов, горевших в стенных нишах.
— Тише! — прошипел Аскаланте. — Кто это там дышит так громко? Офицер охраны отозвал часть часовых со своих постов, а остальным подсунули бурдюки с вином, так что они сейчас спят там вповалку пьяные. Но несмотря на это, будем соблюдать предельную осторожность. Эй, назад! Стража идет!
Они поспешно спрятались за украшенными барельефами колоннами, и мимо них быстрым шагом прошли десять гигантов в черных доспехах. Впереди шел офицер. Спрятавшиеся заговорщики видели, что его лицо было белым, словно снег, и он время от времени вытирал дрожащей рукой пот со лба. Офицер был очень молод, и предательство давалось ему нелегко. Он проклинал про себя безудержную страсть к игре, которая превратила его в игрушку в руках политиканов-заговорщиков.
Громко стуча подошвами сандалий, отряд стражников исчез за поворотом коридора.
— Отлично! — сказал Аскаланте. — Теперь Конан спит без охраны. Поспешим же! Если нас застанут у его постели, нам придется плохо. Однако никому и в голову не придет мстить нам за него тогда, когда дело будет уже сделано.
— Да, поспешим! — прошептал возбужденно Ринальдо, чьи голубые глаза блестели, как клинок меча, которым он размахивал над головой. — Мой меч жаждет крови тирана! Стервятники уже кружат над его головою!
Они бежали по коридору, пока не уткнулись в позолоченную дверь, украшенную королевскими драконами и гербом Аквилонии.
— Громель! — позвал вполголоса Аскаланте, — Открой дверь!
Гигант втянул в себя воздух и изо всей силы ударил плечом в дверь, которая затрещала и прогнулась под его ударом. Громель ударил снова.
Засов сломался, дерево лопнуло, и дверь распахнулась.
— Вперед! — воскликнул Аскаланте.
— Вперед! — проревел Ринальдо. — Смерть тирану! Однако они остановились, словно вросли в пол, увидев стоявшего перед ними Конана.
Не полуголого, еще не проснувшегося полностью человека, которого легко было бы зарезать, как барана, видели их изумленные глаза: перед ними стоял могучий рыцарь в доспехах с обнаженным мечом в руках. Мгновение заговорщики стояли неподвижно: четверо главарей застыли на пороге, за ними толпились бородатые наемники. Однако тут Аскаланте заметил лежавший на маленьком столике возле королевского ложа серебряный скипетр и узкий золотой обруч — корону Аквилонии, и алчность победила в нем все остальное.
— Вперед, негодяи! — заревел он. — Конан один, а нас два десятка, и на нем нет шлема!
Это было правдой. У Конана не было времени на то, чтобы надеть тяжелый, украшенный перьями шлем, а также на то, чтобы зашнуровать по бокам латы, и даже на то, чтобы сорвать со стены массивный щит. Несмотря на это, Конан был защищен лучше, чем его противники, за исключением Больмано и Громеля, на которых поблескивали под плащами полные доспехи.
Король смотрел на ворвавшихся в спальню людей, пытаясь узнать их лица. Однако забрало шлема Аскаланте было опущено, и он не узнал графа Тунского, как не узнал и Ринальдо, надвинувшего широкополую шляпу на самые глаза. Впрочем, не время было ломать голову над этим. Предатели взвыли — вой этот эхом отразился от куполообразного потолка — и ринулись на Конана. Впереди всех летел Громель. Он мчался, словно разъяренный бык, наклонив голову вниз и выставив меч вперед, чтобы воткнуть его тяжелое лезвие королю в живот. Однако король с тигриной ловкостью прыгнул ему навстречу и, вложив в замах всю свою силу, ударил нападавшего мечом. Широкое лезвие просвистело в воздухе и обрушилось на стальной шлем боссонца. Клинок и шлем раскололись на несколько кусков, Громель упал замертво, а Конан отскочил назад, сжимая в руке обломанную рукоять.
— Громель! — фыркнул он. В его голубых глазах мелькнуло удивление, когда свалившийся с головы убитого шлем открыл его лицо. Однако остальные заговорщики вновь набросились на короля. Острие кинжала, проникшее в щель между грудным и спинным панцирями, скользнуло по его ребрам, перед глазами сверкнуло лезвие меча. Отбросив левой рукой человека с кинжалом, он обломком меча ударил в висок другому противнику, размозжив ему череп.
— Пятеро к двери! — проревел Аскаланте, коршуном круживший вокруг сражавшихся. Он боялся, что Конан пробьется сквозь толпу и ускользнет через дверь. Негодяи неохотно отступили назад, когда вожак оттолкнул нескольких из них к единственной двери. Используя короткую передышку, Конан метнулся к стене и сорвал с нее древний боевой топор, висевший там уже добрых полторы сотни лет.
Заговорщики выстроились перед ним полукругом, преграждая путь к двери. Конан не стал ждать, пока круг замкнется. Любой другой на его месте был бы уже мертв, и Конан тоже не питал особых надежд на то, что ему удастся спастись. Но в его варварской душе гремел воинственный гимн, он жаждал крови врагов и уж во всяком случае не собирался сдаваться без боя.
Конан прыгнул вперед, его топор опустился на плечо одного из заговорщиков, а на обратном пути размозжил череп второго. Над его головой просвистел меч, но киммериец ловко увернулся и отскочил в сторону, описав тяжелым топором круг смерти над головою.
Заговорщики, злобно вопя, окружили короля плотным кольцом. На шее, руках и ногах Конана появились кровоточащие раны, но его ловкость и беспощадная решительность заставили нападавших отступить.
— Ах, подлецы! — заорал Ринальдо и сорвал с головы свою широкополую шляпу. Его глаза дико сверкнули. — Вы что, боитесь его? Смелее вперед! Убьем тирана!
Он, кипя от ярости, поднял меч и обрушился на Конана. Король, узнавший наконец поэта, подставил топор под удар меча и изо всей силы толкнул Ринальдо в грудь, тот отлетел назад и упал на спину.
В это время кончик меча Аскаланте оцарапал левую руку короля. Конан мгновенно послал в ответ топор, но негодяй успел увернуться и отскочить назад. Один из заговорщиков нагнулся и попытался повалить короля, ухватившись за его ноги, но с таким же успехом он мог бы пытаться свалить каменную башню. Взглянув вверх, он успел еще увидеть падавший на его голову топор, но уклониться уже не сумел. Его товарищ ударил короля мечом по плечу, латы Конана мгновенно наполнились кровью.
Больмано нетерпеливо оттолкнул мешавшего ему соседа, прицелился и с огромной силой опустил меч на ничем не защищенную голову Конана. Король пригнулся, и клинок срезал прядь его черных волос, скользнув по черепу. Конан крутнулся на пятках и взмахнул топором. Его лезвие пробило грудной панцирь с левого бока графа, и тот осел на пол.
— Больмано! — простонал Конан. — Я должен был бы сразу узнать этого карлика!
Он выпрямился, чтобы отбить нападение обезумевшего Ринальдо, который рванулся к нему, визжа во весь голос и размахивая кинжалом. Конан отступил назад и выставил топор перед собой.
— Назад! Я не хочу тебя убивать!
— Умри же, тиран! — тяжело дыша, крикнул менестрель и снова бросился на короля. Конан помедлил с ударом, но, почувствовав, что в его незащищенный бок вонзается кинжал, со слепым отчаянием махнул топором.
Ринальдо упал с разрубленным черепом, а Конан отшатнулся назад, к стене. Кровь брызнула из-под его пальцев, когда он зажал рану.
— Вепрь ранен! — воскликнул Аскаланте. — Добейте его! Конан оперся левой рукой о стену и поднял правой рукой топор, Он стоял, широко расставив ноги, немного наклонившись вперед и нагнув голову. Жгуты его мускулов грозили разорвать кожу, черты лица заострились, глаза грозно блестели. Заговорщики невольно отпрянули назад — тигр, даже умирающий, еще способен был нанести не один смертельный удар.
Конан почувствовал их неуверенность и злобно усмехнулся, оскалив зубы.
— Кто хочет умереть следующим? — прохрипел он сквозь прокушенные кровоточащие губы.
Аскаланте прыгнул к нему, но тут же с невероятной гибкостью извернулся, застыв на мгновение в воздухе, и упал на пол, избежав просвистевшей над ним смерти. Он мгновенно выпрямил ноги и откатился в сторону, когда Конан ударил снова. На этот раз топор вонзился в полированный пол почти в дюйме от ног Аскаланте. Один из нападавших решил воспользоваться удобным моментом, но недооценил силу короля. Мгновенно вырванный из пола окровавленный топор взметнулся вверх, и бездыханное тело заговорщика свалилось под ноги его товарищей.
В эту секунду пятеро наемников, стерегущих дверь, одновременно вскрикнули, потому что на стене появилась вдруг бесформенная тень. Все, кроме Аскаланте, испуганно вздрогнули, увидев это, оглянулись, завопили от ужаса, выскочили в дверь и понеслись по коридору куда глаза глядят.
Аскаланте не сводил глаз с раненого короля. В его голове мелькнула мысль, что, по всей видимости, шум сражения переполошил-таки весь дворец и на выручку Конану прибежали преданные ему гвардейцы. Однако почему в таком случае сбежали его люди, вместо того чтобы дать им отпор? Конан тоже не обращал внимания на дверь, пристально наблюдая за руками Аскаланте.
— Похоже, все потеряно, — пробормотал он, — и прежде всего честь… Однако, по крайней мере, король умрет стоя…
Эти слова не успели еще покинуть его губ, когда граф, воспользовавшись тем, что король опустил топор, чтобы смахнуть с глаз кровь, бросился в атаку.
Однако, едва сорвавшись с места, он услышал некий странный гул, и в ту же секунду чудовищная тяжесть обрушилась на его спину. Он упал на пол головой вперед, чувствуя, как чьи-то острые когти вонзаются ему под ребра, причиняя чудовищную боль. Он отчаянно извернулся под неведомым врагом и повернул голову. То, что он увидел, было сродни ночному кошмару или бредовому видению сумасшедшего. На нем сидела огромная черная тварь, которая не могла быть порождением подлунного мира. Ее слюнявые черные зубы тянулись к его горлу, а взгляд пылавших желтым огнем огромных глаз иссушал его мозг подобно самуму, обрушившемуся на пшеничное поле. Отвратительная морда неведомой твари не могла принадлежать животному, в ее демонических чертах было нечто от древней, заколдованной неведомыми силами мумии, пробудившейся вдруг к жизни, и Аскаланте с ужасом уловил вдруг в них неясное, словно тень, сходство со своим рабом Тот-Амоном. Разинув рот в безумном крике, он отдал богам душу еще до того, как слюнявые клыки впились ему в горло.
Конан, едва успевший протереть глаза, недоуменно уставился на чудовище. Сначала он подумал, что на скрюченном теле Аскаланте сидит огромная собака. Но потом, когда взгляд его прояснился, он понял, что это вовсе не собака, а павиан.
С воплем, мало отличавшимся от предсмертного крика Аскаланте, он оттолкнулся от стены и со всей силой, на которую еще был способен, метнул топор. Тяжелое лезвие отскочило от голого черепа бестии, и та молча бросилась на короля. Удар ее могучего тела был настолько сильным, что Конан перелетел через всю комнату и грохнулся на пол.
Слюнявые челюсти сомкнулись на руке, поднятой Конаном вверх, чтобы защитить горло, но чудовище вовсе не спешило расправиться с ним. Не выпуская из пасти окровавленной руки короля, оно злобно смотрело в его глаза, наслаждаясь пробуждающимся в них ужасом, тем же, который только что убил заговорщика Аскаланте. Конан почувствовал, как сжимается его душа, как она медленно покидает тело, чтобы кануть в желтые глубины, в которых призрачно мерцал хаос, похищая его жизнь и разум. Глаза чудовища, и без того огромные, набухли и стали воистину гигантскими. Конан не видел в них ничего, кроме глубочайшего кощунственного ужаса, подстерегающего разум в абсолютной пустоте и черных безднах иных миров. Конан открыл окровавленный рот, чтобы криком выплеснуть свою ненависть и отвращение, однако лишь сухой хрип вырвался из его горла.
Надо сказать, что ужас, парализовавший и погубивший Аскаланте, подействовал на варвара совершенно иначе: он пробудил в нем неописуемую ярость, близкую к сумасшествию. Не обращая внимания на боль, Конан пополз назад, волоча за собой чудовище. Его вытянутая рука коснулась чего-то, и он на ощупь узнал рукоятку сломанного меча. Действуя инстинктивно, Конан схватил обломок и ударил им, словно кинжалом, не целясь, наотмашь. Зазубренное лезвие глубоко вонзилось в тело твари, и рука Конана освободилась, когда отвратительная пасть раскрылась в пароксизме боли. Короля отшвырнуло в сторону. Когда он поднялся, опираясь на руку, все еще сжимавшую обломок меча, то увидел, что из чудовищной раны на теле демона хлещет мутный поток слизи. Тварь содрогнулась в предсмертных муках и, устремив в потолок взгляд остекленевших янтарных глаз, застыла на месте.
Конан моргнул несколько раз, стряхивая с ресниц густеющую кровь. То, что происходило, казалось невероятным: огромное чудовище расплывалось, превращаясь в студенистую массу.
А затем до его ушей донеслись знакомые звуки и голоса: это проснувшиеся наконец придворные — охрана, дворцовая челядь, советники, дамы — вбежали в опочивальню. Все они наперебой задавали бестолковые вопросы, толпясь и мешая друг другу. Были здесь и Черные Драконы. Дикая ярость сверкала в их глазах, и они ругались на языке, непонятном, к счастью, жеманным придворным дамам. Молодого офицера, снявшего охрану у двери в опочивальню, нигде не было видно, и его так и не нашли позже, когда обыскали все королевство.
— Громель! Больмано! Ринальдо! — выдохнул, увидев трупы, канцлер Публиус и заломил жирные руки, — Черная измена! За это кое-кто попляшет на виселице! Позвать охрану!
— Охрана уже здесь, старый ты дурак! — сердито фыркнул Паллантид, командир Черных Драконов, напрочь забывая о высоком ранге Публиуса. — Прекрати скулить и помоги лучше перевязать раны короля, пока он не истек кровью!
— Да, да! — вскричал Публиус, который был прекрасным теоретиком, но всегда терялся, когда дело доходило до практики. — Мы должны перевязать раны! Зовите сюда всех придворных лекарей! О мой король, какой это позор для города! Что с вами сделали! Чем мы можем вам помочь?
— Вина! — прохрипел Конан. Его положили в постель. Кто-то поднес к окровавленным губам наполненный до краев кубок, и король большими глотками осушил его до дна.
— Хорошо! — пробурчал он и уронил голову на подушку. — После таких передряг пересыхает в горле.
Кровотечение прекратилось, и невероятные жизненные силы варвара начали исцелять его тело.
— Сначала позаботьтесь о ране на моем боку, — обратился он к главному придворному лекарю. — Ринальдо начал было писать там свою новую балладу, и перо его было куда как остро.
— Его давно надо было повесить! — произнес Публиус сердито. — От этого сумасшедшего поэта всего можно было ожидать… Эй, кто это?
Он брезгливо потрогал носком сандалии труп Аскаланте.
— О Митра! — воскликнул командир Черных Драконов, — Это же Аскаланте, бывший граф Тунский! Какой демон занес его сюда?
— Почему он застыл в такой позе? — прошептал Публиус, непроизвольно отступая назад.
— Если бы вы видели то, что довелось увидеть мне, — проворчал король и поднялся на локте, несмотря на протесты лекаря, — вы бы этому не удивлялись. Впрочем, убедитесь сами, там… — он обескураженно замолчал, потому что его палец указывал на голый пол. Странные останки ужасного чудовища бесследно исчезли.
— О Кром! — прошептал он. — Адская тварь превратилась в слизь!
— Король бредит, у него лихорадка, — прошептал один из придворных.
Конан услышал его и не смог сдержать негодования.
— Клянусь Кромом! — яростно воскликнул он. — Я знаю, о чем говорю! Это было нечто похожее и на стигийскую мумию, и на павиана одновременно.
Это чудовище проникло через дверь и обратило в паническое бегство негодяев Аскаланте. Оно убило Аскаланте в тот самый момент, когда предатель хотел вонзить меч мне в живот. Потом оно набросилось на меня, и я убил его. хотя понятия не имею, как это случилось, ибо мой боевой топор отскочил от его черепа словно от каменной стены. Но я думаю, что ко всему этому имеет какое-то отношение Эпимитреус…
— Слышите? Он говорит о легендарном мудреце, который умер пять тысяч лет тому назад! — украдкой шептали друг другу придворные.
— О Имир! — загремел король. — Да, я сегодня ночью говорил с Эпимитреусом! Он во сне призвал меня к себе, и я долго шел по черному, высеченному в скале коридору с барельефами древних богов и героев на стенах, затем по лестнице, на ступенях которой были вырезаны змеи Сета, пока не дошел в конце концов до склепа. Там я нашел саркофаг, на крышке которого был изображен феникс…
— Во имя Митры, мой повелитель, остановись! — эти слова сорвались с губ верховного жреца Митры, лицо которого стало пепельно-серым.
Конан откинул назад голову и прорычал:
— Что я, раб, чтобы мне затыкали рот?
— Нет, нет, о мой государь! — Верховный жрец дрожал всем телом, но вовсе не из страха перед гневом короля. — я и не думал оскорблять тебя! — Он нагнулся к Конану и прошептал ему на ухо: — Мой государь, то, о чем ты говоришь, просто невероятно. Только узкий круг жрецов Митры знает о черном каменном туннеле, выбитом неведомыми руками в самом сердце горы Коламиры, и об охраняемом фениксом склепе, в котором несколько тысяч лет назад был похоронен великий Эпимитреус. Но с тех пор ни один из смертных не входил в склеп, потому что жрецы, совершив обряд погребения, замуровали вход в гробницу, и сегодня даже я, верховный жрец, понятия не имею, где он находится. Только из передающихся из уст в уста рассказов нескольким доверенным жрецам известна тайна о гробнице Эпимитреуса — одна из основных в культе Митры…
— Я не знаю, с помощью какой магии Эпимитреус призвал меня к себе, — сказал Конан. — Но он говорил со мной и каким-то совершенно непонятным мне способом нацарапал магический знак на моем мече. Почему этот символ оказался смертельным для демона, я не знаю, а также понятия не имею о колдуне, виновном, по его словам, во всей этой катавасии. Однако, хотя я и сломал клинок меча о шлем Громеля, обломка оказалось вполне достаточно, чтобы отправить демона туда, откуда он появился.
— Позволь мне осмотреть твой меч, — прошептал верховный жрец, горло которого вдруг пересохло.
Конан поднял обломок и отдал его жрецу. Тот вскрикнул и упал на колени.
— О Митра, защити нас от власти Тьмы! — простонал он. — Король действительно говорил сегодня ночью с Эпимитреусом! На его мече тайный символ — знак бессмертного феникса, охраняющего гробницу великого мудреца. Свечу! Быстрее! Осветите то место, на которое указал король!
Место это оказалось прикрытым сорванным со стены в общей суматохе гобеленом. Когда гобелен оттащили в сторону и поднесли свечи к полу, у всех перехватило дыхание от ужаса. Некоторые из придворных упали на колени и воззвали к Митре, другие с воплями умчались прочь.
На полу, там, где чудовище испустило дух, осталось большое темное пятно, которое невозможно было удалить никакими средствами. Кровь демона оставила четкий отпечаток его тела, и ни у кого из тех, кто его видел, не возникало ни малейших сомнений в том, что более ужасной твари никогда еще не появлялось в земном мире. Но знающие люди поговаривали, что зловещая тень обезьяноподобного бога не раз уже мелькала у алтарей заброшенных стигийских храмов.