Буканьеры поднялись на каменную платформу, и опять раздался голос Гувера, гулкое эхо разнесло его по огромному залу:
   – Ну а теперь, Беллефонт, берись за кирку и разнеси этот алтарь.
   Огромный могучий Беллефонт повиновался. Алтарь казался такой же частью каменной платформы, как и колонна, возвышавшаяся над ним до самого потолка. Беллефонт поднял мощную кувалду, и звук от удара тяжелого молота о гладкую каменную поверхность многократно усилили древние высокие стены. Я видел, как вздулись стальные мышцы его могучих рук и плеч, он снова и снова поднимал молот и с силой опускал его на каменный алтарь. Гувер чертыхнулся, а Беллефонт, казалось, выбился из сил и проворчал, что ему ничего не сделать с проклятым камнем, но под тяжелым свирепым взглядом Гувера он опять поднял молот. Мгновение он стоял так, широко расставив ноги, держа над головой кувалду, а затем, вложив в удар всю свою силу, опустил ее на алтарь. Раздался треск, и поверхность каменного алтаря разлетелась на мелкие куски, посыпавшиеся во все стороны.
   – Пусто, клянусь дьяволом! – воскликнул Джон Гувер, ударив кулаком в ладонь. – Я этого и ожидал! Как только они додумались до такого, ведь в нем не было ни единой щели? Наклонись-ка сюда да высеки огонь, а то здесь темно, как в Гадесе.
   Они склонились над разбитым алтарем, на мгновение вспыхнул огонек, затем оба выпрямились.
   – Я ничего не увидел, – проворчал Беллефонт, пряча огниво, – а ты?
   – Ничего, кроме одного большого красного камня, – мрачно ответил Гувер. – Но, может быть, под ним есть еще один тайник.
   Он опять нагнулся и пошарил рукой внутри алтаря.
   – Дьявольщина! Этот проклятый камень, похоже, крепко сидит там, будто его что-то держит... вот... еще немного... он поддается...
   Его слова заглушил громкий скрип железных рычагов; казалось, что звук идет снаружи, и все мы невольно взглянули наверх. Оба буканьера испустили вопль ужаса, воздев руки к небу, и огромный камень в центре крыши рухнул вниз. Колонна, алтарь и лестница превратились в груду красных развалин.
   Оглушенные невероятным грохотом, Элен и я, не отрываясь, с ужасом смотрели на груду каменных обломков посреди зала. Из-под них ручьем текла кровь. По прошествии довольно долгого времени я наконец опомнился, освободился от веревок и отвязал девушку. Мы вышли из этого замка смерти, и мне показалось, что нет на свете ничего слаще свежего воздуха и дневного света, хотя пахло болотной гнилью, а солнечный свет почти не пробивался сквозь густую листву. Внезапно меня охватила слабость; я упал и провалился в черноту.

День последний

   Что-то капнуло мне на лоб, и я открыл глаза.
   – Стив, о Стив, ты жив? – нежно спросил кто-то; в голосе девушки слышались слезы.
   – Кажется, да, – ответил я, пытаясь сесть, однако маленькая рука заботливо уложила меня обратно.
   – Стив, – опять сказала Элен, и я ощутил странное волнение оттого, что она назвала меня по имени, – я перевязала тебя, как только было возможно, лоскутом от моей рубашки. Нам надо выбираться отсюда, из этого мрачного места, и идти в лучшую часть острова. Ты сможешь идти, как ты думаешь?
   – Я попробую, – ответил я, хотя при воспоминании о болоте мое сердце сжалось.
   – Я нашла дорогу, – сказала она. – Когда я отправилась на поиски чистой воды, я дошла до маленького ручейка, а рядом с ним оказалась замечательная дорога, вымощенная каменными плитами. Она покрыта грязью всего на каких-нибудь несколько дюймов, и вся заросла, но мы вполне сможем идти по ней.
   Она помогла мне подняться на ноги, и с ее поддержкой я сделал первые не очень уверенные шаги. Так мы и шли по древней дороге, и я не раз успел подивиться загадочному народу, населявшему некогда этот остров, строившему так прочно и долговечно и так ревниво хранившему свои тайны.
   Наше возвращение показалось мне бесконечным, мы долго шли через джунгли, но наконец за деревьями блеснуло море. Вскоре, изнеможенные, мы опустились на песок рядом со шлюпкой. Элен ни за что не согласилась отдохнуть, пока как следует не перевязала мои раны, обнаружив в лодке чистые повязки и мазь. Узким острым кинжалом она достала пулю из раны в моей руке, и хотя мне казалось, что я умираю от боли, она вправила поврежденную кость и туго перевязала руку. Я был немало удивлен ее лекарским искусством, но она сказала, что с самого детства упражнялась в перевязывают ран и вправлении сломанных костей – Роджер О'Фаррел всегда сам заботился о раненых; в юности он получил некоторое медицинское образование и охотно передавал ей все свои знания.
   Она довольно долго сетовала, что нет подходящих условий, для того чтобы как следует вылечить мою руку, но я перестал ее слышать, упав на спину и потеряв сознание, – большая потеря крови не прошла даром. Очнулся я только ранним утром следующего дня. Пока я лежал без чувств, Элен соорудила мне подстилку из мягких листьев и заботливо укрыла меня своим плащом, который, конечно, потерял былое великолепие, а когда я пришел в себя, она уселась рядом на песок и, глядя на меня огромными серыми глазами, серьезно спросила:
   – Стив, ты будешь жить?
   В ответ я слабо усмехнулся.
   – Хорошего же ты мнения обо мне, если думаешь, что меня так легко убить. Как ты сама себя чувствуешь, Элен?
   – Устала... немного. – Она улыбнулась. – Но это быстро пройдет. Мне не раз приходилось видеть, как умирали люди, но никогда я не видела ничего подобного тому, что произошло в замке. Их предсмертные крики будут слышаться мне до самой смерти. Как ты думаешь, отчего они погибли?
   – Сейчас все это кажется довольно загадочным, – ответил я, – но мне помнится, что вокруг замка в развалинах я видел много покореженных металлических стержней. Судя по тому, как соединялась каменная платформа с лестницей, можно предположить, что вся эта конструкция, как и сам алтарь, оказалась полой внутри, и колонна тоже. Внутрь была встроена какая-то сложная система рычагов, соединенная с той огромной плитой в крыше. Я думаю, что камень в алтаре как-то соединялся с одним из рычагов, и когда его сдвинули с места, все рычаги пришли в движение и обрушили плиту с потолка.
   Она поежилась.
   – Пожалуй, ты прав. А сокровища...
   – Их никогда не было. А если и были, древние жрецы, наверное, в самом деле утопили их в море, чтобы они не достались испанцам. При этом они, скорее всего, надеялись, что немало испанцев погибнет в поисках сокровищ. На самом деле меня не покидает ощущение, что в этом замке обитают какие-то темные силы.
   – Вот и еще одна мечта развеялась как дым, – вздохнула девушка. – Да-да, я мечтала найти рубины и сапфиры величиной с мой кулак!
   Она задумчиво глядела вдаль, туда, где волны начали розоветь под первыми солнечными лучами. Вдруг она вскочила.
   – Я вижу парус!
   – Это возвращается “Черный Рейдер”! – воскликнул я.
   – Вовсе нет! Даже отсюда я вижу, что это королевский корабль! Он идет сюда.
   – Наверное, за пресной водой, – предположил я. Элен напряженно хрустнула сплетенными пальцами.
   – Теперь моя жизнь будет зависеть от тебя. Если ты скажешь им, что я Элен Таврел, меня вздернут на рее до того, как начнется отлив!
   – Элен, – сказал я как можно ласковее, взяв ее за руку и усадив рядом с собой. – Я изменил свое мнение о тебе с тех самых пор, как впервые тебя увидел. Я по-прежнему считаю, что женщинам нечего делать в Красном Братстве, однако я понял, что так уж сложилась твоя судьба, ты в этом не виновата. Я не знаю женщины более доброй, отважной и самоотверженной, чем ты. Для команды этого корабля ты будешь Элен Хармер, моей сестрой, которая путешествовала вместе со мной.
   – Два человека на свете вселяли в меня страх, – тихо сказала она, опустив глаза. – Джон Гувер, потому что он был негодяем, и Роджер О'Фаррел, потому что он такой замечательный и к тому же знатный. Уважение мне внушал только один человек – О'Фаррел. Теперь я встретила второго человека, которого есть за что уважать. Ты смелый и честный, Стив, и...
   – И что?
   – Ничего. – Она слегка смутилась.
   – Элен, – сказал я, привлекая ее к себе, – мы с тобой вместе пережили слишком много, чтобы что-нибудь смогло теперь разлучить нас. Твоя необыкновенная красота пленила меня с того мгновения, когда я увидел тебя; потом я понял, что под маской твоей жестокости скрывается золотое сердце. У каждой души есть вторая половина, мой маленький друг, а я восхищаюсь тобой, и восхищение переполняет мое сердце. Мне неважно, что было с тобой прежде, и я всего-навсего простой моряк, да вдобавок потерявший свой корабль, но позволь мне сказать матросам этого судна, когда они высадятся на берег, что ты не сестра мне, а невеста...
   Она стремительно повернулась ко мне, и в ее глазах заплясали прежние лукавые огоньки.
   – О-ля-ля, сэр, вы делаете мне предложение? Это очень мило с вашей стороны, но...
   – Элен, не смейся надо мной!
   – Я вовсе не думаю смеяться, Стив, – сказала она уже другим тоном. – Но я еще никогда не думала о замужестве. Сэр, я еще слишком молода, для того чтобы выходить замуж, а кроме того, я до сих пор не повидала на свете всего, что мне хотелось бы повидать. И запомните, что я все-таки Элен Таврел.
   – Это ничего не значит; стань моей женой, и я уведу тебя в другую жизнь.
   – Не надо так спешить, – возразила она, что-то рисуя пальцем на песке. – Дай мне время подумать о твоем предложении. Кроме того, я ни шагу не сделаю без согласия Роджера О'Фаррела. В конце концов, Стив, я всего-навсего молодая девушка, и я действительно еще никогда не задумывалась ни о замужестве, ни о любви. – Она улыбнулась. – Ох уж эти мужчины, нет от них покоя бедной девушке!
   – Элен! – почти жалобно воскликнул я. – Неужели тебе нет до меня совсем никакого дела?
   – Нет, это не так. – Она взглянула мне в глаза. – Ты нравишься мне, как не нравился еще ни один мужчина, даже Роджер О'Фаррел. Но я должна привыкнуть к этому и убедиться, что это истинная любовь.
   С этими словами она рассмеялась, а я от волнения чертыхнулся.
   – Фи, как ты позволяешь себе разговаривать в присутствии любимой девушки, – поддразнила она меня. – Послушай, Стив, мы должны разыскать Роджера О'Фаррела, где бы он ни был сейчас, потому что я у него вместо дочери, и если ты ему понравишься, то кто знает?.. Но ты не должен больше говорить о нашей женитьбе до той поры, пока я не повзрослею и не побываю еще во многих приключениях. А пока мы останемся такими же друзьями, какими стали здесь.
   – Но друг должен позволить мне один честный поцелуй, – отважился сказать я, взглянув туда, где величаво шел корабль.
   Она опять рассмеялась и приникла губами к моим губам.