Страница:
Тонкие языки пламени сверкнули вдалеке среди валунов, и пули прожужжали у них над головами.
– Горные собаки не хотят пропустить нас к источнику! – сказал Мухаммед эз Захир. – Жаль, что у нас нет времени проучить их как следует! Не стреляйте! Нам их не достать – расстояние слишком большое.
Но Ширкух отделился от отряда и поскакал вниз к подножию горы. Полдесятка человек, покинув засаду на склоне, бросились прочь по гребню, низко пригибая и пришпоривая коней. Ширкух выстрелил, затем прицелился и сделал еще три выстрела один за другим.
– Ты промазал! – крикнул Мухаммед раздраженно. – Кто может попасть на таком расстоянии?
– Нет! – завопил Ширкух. – Смотри!
Один из призраков в белом рванье взмахнул руками и повалился вперед на шею своего коня. Животное продолжало свой бег по скале с вяло болтавшимся в седле всадником.
– Далеко он так не проскачет! – торжествующе воскликнул Ширкух, возвращаясь к отряду и потрясая над головой винтовкой. – У нас, курдов, глаза как у горных ястребов!
– Стрельба в пуштунского горного вора еще не делает героем, – огрызнулся Мухаммед, отворачиваясь от хвастуна с брезгливостью.
Но Ширкух беззлобно рассмеялся, как человек, настолько уверенный в своей славе, что его не может задеть зависть более мелкой души.
Они спустились в широкую долину, не увидев больше ни одного горца. Уже наступили сумерки, когда отряд остановился у источника. Брент так окоченел, что не мог слезть с лошади. Его грубо стащили, связали ноги и оставили сидеть, прислонившись спиной к валуну, однако слишком далеко от костра, тепло которого до него не доходило. В это время возле него не было ни одного караульного.
Ширкух вскоре подошел туда, где пленник грыз скверные корки, брошенные ему, как собаке. Подойдя вразвалку, он встал перед Брентом, широко расставив ноги. В руке у него был железный котелок с вареной бараниной и несколько лепешек.
– Ешь, феринги! – приказал он грубо, но не зло. – Раб, у которого торчат ребра, не годится ни для работы, ни для битвы. Эти скупые пуштуны уморят голодом даже своих дедов. Но мы, курды, так же щедры, как и отважны!
Он протянул еду таким жестом, будто одаривал провинцией. Брент принял котелок без благодарности и стал жадно есть.
Ширкух вносил напряженность с тех пор, как присоединился к отряду, – некий головорез, который бахвалился и держался вызывающе. На него невозможно было не обращать внимания. Даже Мухаммед эз Захир был отодвинут на второй план бьющей через край жизненной силой этого человека. Характер курда казался странной смесью жестокого варварства и безрассудной юности. В его бахвальстве было мальчишество; временами он поражал наивной простотой. Однако в его глазах не было ничего детского, и двигался он с тигриной гибкостью, которая, Брент знал, могла мгновенно перейти в смертельный бросок. Засунув большие пальцы за пояс, Ширкух стоял и смотрел, как ест пленник. Свет от костра из сухих тамарисковых веток освещал половину его лица, другая была в тени, поэтому его взгляд казался более суровым. Неясный полусвет стер с лица мальчишеское беззаботное выражение, заменив угрюмой серьезностью.
– Зачем ты пришел в горы? – резко спросил он. Брент ответил не сразу, обдумывая одну неожиданно пришедшую в голову идею. Он был в отчаянном положении и не видел никакого выхода. Оглядевшись, он убедился, что захватившие его люди находились вне пределов слышимости, а за валуном не видно было ни одной смутной тени. Приняв неожиданное решение, Брент спросил:
– Ты знаешь человека по имени Эль Борак?
Удивление вдруг мелькнуло в черных глазах курда.
– Я слышал о нем, – ответил он осторожно.
– Я пришел в горы, чтобы увидеть Эль Борака. Можешь ты его найти? Если передашь ему одно послание, я заплачу тебе тридцать тысяч рупий.
Ширкух нахмурился. Казалось, он разрывается между подозрительностью и жадностью.
– Я чужестранец в этих краях, – сказал он. – Как я его найду?
– Тогда помоги мне бежать, – убеждал его Брент. – Я заплачу тебе ту же сумму.
Ширкух погладил усы.
– Один меч против тридцати, – проворчал он. – Откуда мне знать, заплатишь ты мне или нет. Феринги все лжецы. Я вне закона, и за мою голову назначена награда. Турки собираются содрать с меня кожу, русские – застрелить, англичане – повесить.
Мне некуда ехать, кроме Руб эль Харами. Если я помогу тебе бежать, и эта дверь передо мной захлопнется.
– Я походатайствую за тебя перед англичанами, – сказал Брент. – У Эль Борака есть власть. Он может испросить для тебя прощение.
Брент верил в то, о чем говорил. Кроме того, он был в таком отчаянном положении, что готов был обещать что угодно.
В черных глазах Ширкуха мелькнула нерешительность. Он открыл рот, чтобы сказать что-то, но передумал. Резко повернувшись на каблуках, пошел прочь. Через секунду притаившийся за валуном лазутчик скользнул в темноту, не замеченный Брентом, который с отчаянием смотрел вслед удалявшемуся курду. Ширкух направился прямо к Мухаммеду, который сидел, скрестив ноги, на овечьей шкуре перед маленьким костром с другой стороны источника и грыз кусок вяленой баранины.
– Феринги предложил мне деньги за то, чтобы я кое-что передал Эль Бораку, – сказал он резко. – А также уговаривал помочь ему бежать. Я послал его к шайтану, конечно. В Джебель Джаваре я слышал об Эль Бораке, но никогда его не видел. Кто он?
– Дьявол, – проворчал Мухаммед эз Захир. – Американец, как и тот пес. Водит дружбу с племенами у Хайберского перевала. Он советник эмира и союзник раджи, хотя был однажды объявлен вне закона. Эль Борак никогда не осмелится приехать в эль Харами. Однажды, три года назад, я видел его в сражении при Калати-Гилзаи, где он и его проклятые афридии подавили восстание, которое сбросило бы эмира. Если бы мы захватили его, Абд эль Хафид осыпал бы нас золотом.
– Может быть, этот феринги знает, где его найти! – воскликнул Ширкух; в его глазах зажегся огонек, который можно было принять за жадность. – Я пойду к нему, поклянусь, что передам его послание, и выманю, что он знает об Эль Бораке.
– Мне все равно, – ответил равнодушно Мухаммед. – Если бы я хотел знать, зачем он пришел в горы, я выпытал бы это у него еще раньше. Но мне дали приказ его захватить и доставить живым в Фуб эль Харами. Я не могу свернуть в сторону, чтобы искать Эль Борака. Но если тебе позволят въехать в город, может быть, Абд эль Хафид даст тебе отряд, чтобы за ним поохотиться.
– Я попытаюсь!
– Храни тебя Аллах, – сказал Мухаммед. – Эль Борак – пес. Я сам бы дал тысячу рупий, чтобы увидеть, как его повесят на базаре.
– Ты встретишься с Эль Бораком, если на то будет воля Аллаха, – сказал Ширкух, поворачиваясь и отходя прочь.
Очевидно, отблеск огня заставил его глаза так ярко вспыхнуть. Мухаммед почувствовал, как мороз пробежал у него по спине, хотя он не мог понять почему.
Под сапогами Ширкуха захрустел сланец, когда он зашагал прочь, и тут же из ночной темноты вынырнула смутная тень. Лазутчик приблизился к Мухаммеду и тронул его за рукав.
– Я следил за курдом и неверным, как ты приказал, – шепнул он. – Феринги обещал Ширкуху тридцать тысяч рупий за то, чтобы он нашел Эль Борака и передал ему послание или помог бежать. Ширкух жаждет золота, но он вне закона у всех феринги, и не хочет, чтобы перед ним закрылась единственная дверь.
– Ладно, – проворчал Мухаммед в бороду. – Курд – пес. Хорошо, что он не может кусаться. Я проведу его через перевал. Пусть он узнает, что ждет его у ворот Руб эль Харами.
Брент погрузился в забытье, несмотря на твердую каменистую землю и холод ночи. Чья-то рука, тряхнув за плечо, разбудила его, а настойчивый шепот предупредил восклицание. Он увидел склонившегося над ним курда и услышал храп караульного.
Ширкух прошептал на ухо Бренту:
– Скажи, какое послание ты хотел передать Эль Бораку. Говори быстро, пока караульный не проснулся. Я не мог выслушать тебя раньше. Проклятый лазутчик подслушивал за этим валуном. Я рассказал Мухаммеду, что произошло между нами, и постарался это сделать до лазутчика. Нужно было развеять подозрения до того, как они пустят корни. Говори!
Брент пошел на отчаянный шаг:
– Передай ему, что Ричард Стоктон убит, но, прежде чем умереть, он сказал вот это: "У Черных тигров новый князь. Они зовут его Абд эль Хафид, но его настоящее имя Владимир Жакрович". Стоктон сказал, что этот человек находится в Руб эль Харами.
– Я понял, – тихо сказал Ширкух. – Эль Борак узнает.
– А что будет со мной? – спросил Брент.
– Я не могу сейчас тебе помочь бежать, – прошептал Ширкух. – Их слишком много. Все караульные, кроме твоего, не спят. Они охраняют лагерь снаружи. Лошади тоже под охраной. Мой конь среди них.
– Я не смогу заплатить тебе, пока не выберусь! – сказал Брент.
– Все в руках Аллаха! – ответил Ширкух. – Я должен вернуться, пока не заметили, что меня нет. Вот плащ.
Брент почувствовал прилив благодарности. Курд ушел, темной тенью скользнув в ночь, ступая в своих сапогах так же бесшумно, как индейцы в мокасинах. Брент лег, мучительно раздумывая, правильно ли он поступил. У него не было причин доверять Ширкуху. Но если он сделал неверный шаг, ему все равно не придется увидеть, кому он причинил вред: себе, Эль Бораку или тем, чьим интересам угрожают Черные тигры. Он был утопающим, схватившимся за соломинку. Наконец Брент заснул снова, завернувшись в плащ.
...Последней в его угасающем сознании мелькнула мысль, что ускользнет из лагеря под покровом ночи и поскачет искать Гордона...
3
– Горные собаки не хотят пропустить нас к источнику! – сказал Мухаммед эз Захир. – Жаль, что у нас нет времени проучить их как следует! Не стреляйте! Нам их не достать – расстояние слишком большое.
Но Ширкух отделился от отряда и поскакал вниз к подножию горы. Полдесятка человек, покинув засаду на склоне, бросились прочь по гребню, низко пригибая и пришпоривая коней. Ширкух выстрелил, затем прицелился и сделал еще три выстрела один за другим.
– Ты промазал! – крикнул Мухаммед раздраженно. – Кто может попасть на таком расстоянии?
– Нет! – завопил Ширкух. – Смотри!
Один из призраков в белом рванье взмахнул руками и повалился вперед на шею своего коня. Животное продолжало свой бег по скале с вяло болтавшимся в седле всадником.
– Далеко он так не проскачет! – торжествующе воскликнул Ширкух, возвращаясь к отряду и потрясая над головой винтовкой. – У нас, курдов, глаза как у горных ястребов!
– Стрельба в пуштунского горного вора еще не делает героем, – огрызнулся Мухаммед, отворачиваясь от хвастуна с брезгливостью.
Но Ширкух беззлобно рассмеялся, как человек, настолько уверенный в своей славе, что его не может задеть зависть более мелкой души.
Они спустились в широкую долину, не увидев больше ни одного горца. Уже наступили сумерки, когда отряд остановился у источника. Брент так окоченел, что не мог слезть с лошади. Его грубо стащили, связали ноги и оставили сидеть, прислонившись спиной к валуну, однако слишком далеко от костра, тепло которого до него не доходило. В это время возле него не было ни одного караульного.
Ширкух вскоре подошел туда, где пленник грыз скверные корки, брошенные ему, как собаке. Подойдя вразвалку, он встал перед Брентом, широко расставив ноги. В руке у него был железный котелок с вареной бараниной и несколько лепешек.
– Ешь, феринги! – приказал он грубо, но не зло. – Раб, у которого торчат ребра, не годится ни для работы, ни для битвы. Эти скупые пуштуны уморят голодом даже своих дедов. Но мы, курды, так же щедры, как и отважны!
Он протянул еду таким жестом, будто одаривал провинцией. Брент принял котелок без благодарности и стал жадно есть.
Ширкух вносил напряженность с тех пор, как присоединился к отряду, – некий головорез, который бахвалился и держался вызывающе. На него невозможно было не обращать внимания. Даже Мухаммед эз Захир был отодвинут на второй план бьющей через край жизненной силой этого человека. Характер курда казался странной смесью жестокого варварства и безрассудной юности. В его бахвальстве было мальчишество; временами он поражал наивной простотой. Однако в его глазах не было ничего детского, и двигался он с тигриной гибкостью, которая, Брент знал, могла мгновенно перейти в смертельный бросок. Засунув большие пальцы за пояс, Ширкух стоял и смотрел, как ест пленник. Свет от костра из сухих тамарисковых веток освещал половину его лица, другая была в тени, поэтому его взгляд казался более суровым. Неясный полусвет стер с лица мальчишеское беззаботное выражение, заменив угрюмой серьезностью.
– Зачем ты пришел в горы? – резко спросил он. Брент ответил не сразу, обдумывая одну неожиданно пришедшую в голову идею. Он был в отчаянном положении и не видел никакого выхода. Оглядевшись, он убедился, что захватившие его люди находились вне пределов слышимости, а за валуном не видно было ни одной смутной тени. Приняв неожиданное решение, Брент спросил:
– Ты знаешь человека по имени Эль Борак?
Удивление вдруг мелькнуло в черных глазах курда.
– Я слышал о нем, – ответил он осторожно.
– Я пришел в горы, чтобы увидеть Эль Борака. Можешь ты его найти? Если передашь ему одно послание, я заплачу тебе тридцать тысяч рупий.
Ширкух нахмурился. Казалось, он разрывается между подозрительностью и жадностью.
– Я чужестранец в этих краях, – сказал он. – Как я его найду?
– Тогда помоги мне бежать, – убеждал его Брент. – Я заплачу тебе ту же сумму.
Ширкух погладил усы.
– Один меч против тридцати, – проворчал он. – Откуда мне знать, заплатишь ты мне или нет. Феринги все лжецы. Я вне закона, и за мою голову назначена награда. Турки собираются содрать с меня кожу, русские – застрелить, англичане – повесить.
Мне некуда ехать, кроме Руб эль Харами. Если я помогу тебе бежать, и эта дверь передо мной захлопнется.
– Я походатайствую за тебя перед англичанами, – сказал Брент. – У Эль Борака есть власть. Он может испросить для тебя прощение.
Брент верил в то, о чем говорил. Кроме того, он был в таком отчаянном положении, что готов был обещать что угодно.
В черных глазах Ширкуха мелькнула нерешительность. Он открыл рот, чтобы сказать что-то, но передумал. Резко повернувшись на каблуках, пошел прочь. Через секунду притаившийся за валуном лазутчик скользнул в темноту, не замеченный Брентом, который с отчаянием смотрел вслед удалявшемуся курду. Ширкух направился прямо к Мухаммеду, который сидел, скрестив ноги, на овечьей шкуре перед маленьким костром с другой стороны источника и грыз кусок вяленой баранины.
– Феринги предложил мне деньги за то, чтобы я кое-что передал Эль Бораку, – сказал он резко. – А также уговаривал помочь ему бежать. Я послал его к шайтану, конечно. В Джебель Джаваре я слышал об Эль Бораке, но никогда его не видел. Кто он?
– Дьявол, – проворчал Мухаммед эз Захир. – Американец, как и тот пес. Водит дружбу с племенами у Хайберского перевала. Он советник эмира и союзник раджи, хотя был однажды объявлен вне закона. Эль Борак никогда не осмелится приехать в эль Харами. Однажды, три года назад, я видел его в сражении при Калати-Гилзаи, где он и его проклятые афридии подавили восстание, которое сбросило бы эмира. Если бы мы захватили его, Абд эль Хафид осыпал бы нас золотом.
– Может быть, этот феринги знает, где его найти! – воскликнул Ширкух; в его глазах зажегся огонек, который можно было принять за жадность. – Я пойду к нему, поклянусь, что передам его послание, и выманю, что он знает об Эль Бораке.
– Мне все равно, – ответил равнодушно Мухаммед. – Если бы я хотел знать, зачем он пришел в горы, я выпытал бы это у него еще раньше. Но мне дали приказ его захватить и доставить живым в Фуб эль Харами. Я не могу свернуть в сторону, чтобы искать Эль Борака. Но если тебе позволят въехать в город, может быть, Абд эль Хафид даст тебе отряд, чтобы за ним поохотиться.
– Я попытаюсь!
– Храни тебя Аллах, – сказал Мухаммед. – Эль Борак – пес. Я сам бы дал тысячу рупий, чтобы увидеть, как его повесят на базаре.
– Ты встретишься с Эль Бораком, если на то будет воля Аллаха, – сказал Ширкух, поворачиваясь и отходя прочь.
Очевидно, отблеск огня заставил его глаза так ярко вспыхнуть. Мухаммед почувствовал, как мороз пробежал у него по спине, хотя он не мог понять почему.
Под сапогами Ширкуха захрустел сланец, когда он зашагал прочь, и тут же из ночной темноты вынырнула смутная тень. Лазутчик приблизился к Мухаммеду и тронул его за рукав.
– Я следил за курдом и неверным, как ты приказал, – шепнул он. – Феринги обещал Ширкуху тридцать тысяч рупий за то, чтобы он нашел Эль Борака и передал ему послание или помог бежать. Ширкух жаждет золота, но он вне закона у всех феринги, и не хочет, чтобы перед ним закрылась единственная дверь.
– Ладно, – проворчал Мухаммед в бороду. – Курд – пес. Хорошо, что он не может кусаться. Я проведу его через перевал. Пусть он узнает, что ждет его у ворот Руб эль Харами.
Брент погрузился в забытье, несмотря на твердую каменистую землю и холод ночи. Чья-то рука, тряхнув за плечо, разбудила его, а настойчивый шепот предупредил восклицание. Он увидел склонившегося над ним курда и услышал храп караульного.
Ширкух прошептал на ухо Бренту:
– Скажи, какое послание ты хотел передать Эль Бораку. Говори быстро, пока караульный не проснулся. Я не мог выслушать тебя раньше. Проклятый лазутчик подслушивал за этим валуном. Я рассказал Мухаммеду, что произошло между нами, и постарался это сделать до лазутчика. Нужно было развеять подозрения до того, как они пустят корни. Говори!
Брент пошел на отчаянный шаг:
– Передай ему, что Ричард Стоктон убит, но, прежде чем умереть, он сказал вот это: "У Черных тигров новый князь. Они зовут его Абд эль Хафид, но его настоящее имя Владимир Жакрович". Стоктон сказал, что этот человек находится в Руб эль Харами.
– Я понял, – тихо сказал Ширкух. – Эль Борак узнает.
– А что будет со мной? – спросил Брент.
– Я не могу сейчас тебе помочь бежать, – прошептал Ширкух. – Их слишком много. Все караульные, кроме твоего, не спят. Они охраняют лагерь снаружи. Лошади тоже под охраной. Мой конь среди них.
– Я не смогу заплатить тебе, пока не выберусь! – сказал Брент.
– Все в руках Аллаха! – ответил Ширкух. – Я должен вернуться, пока не заметили, что меня нет. Вот плащ.
Брент почувствовал прилив благодарности. Курд ушел, темной тенью скользнув в ночь, ступая в своих сапогах так же бесшумно, как индейцы в мокасинах. Брент лег, мучительно раздумывая, правильно ли он поступил. У него не было причин доверять Ширкуху. Но если он сделал неверный шаг, ему все равно не придется увидеть, кому он причинил вред: себе, Эль Бораку или тем, чьим интересам угрожают Черные тигры. Он был утопающим, схватившимся за соломинку. Наконец Брент заснул снова, завернувшись в плащ.
...Последней в его угасающем сознании мелькнула мысль, что ускользнет из лагеря под покровом ночи и поскачет искать Гордона...
3
На следующее утро тем не менее принес Бренту еду. Он держался равнодушно, сделав только резкое замечание, чтобы тот ел как следует, потому что ему не хотелось бы покупать тощего раба. Но вполне возможно, это сказал он больше для караульного, который позевывал и потягивался поблизости. Брент подумал, что плащ был явным доказательством того, что Ширкух приходил к нему ночью. Он тоже старался не подавать виду, что между ними возникли какие-то отношения.
Когда он ел, благодарный по крайней мере за хорошую еду, его обуревали сомнения и надежды. Он колебался между вынужденной верой и полным недоверием к этому человеку. Курды были лукавы и вероломны. Предложенная помощь вполне могла быть хитрым трюком, чтобы снискать расположение Мухаммеда эз Захира. Брент все же понимал, что если бы тот захотел узнать причину его прихода в горы, то сделал бы это успешнее с помощью пыток, а не сложной хитрой игры. Кроме того, Ширкух, как все курды, должен быть алчным. Брент рассчитывал именно на это. Если Ширкух передаст послание, он даст в дальнейшем ему бежать, чтобы получить свою награду, потому что если Брент будет рабом в Руб эль Харами, то не сможет заплатить ему тридцать тысяч рупий. Одна услуга делала необходимой другую – если Ширкух надеется получить выгоду от сделки. Что касается Эль Борака, то, получив послание и узнав о бедственном положении Брента, едва ли откажет ему в помощи. Все теперь зависит от Ширкуха.
Брент пристально посмотрел на гибкого всадника, словно выгравированного на фоне яркого восхода. В его чертах не было ничего тюркского или семитского. В иранских высокогорьях, должно быть, осталось много племен, сохранивших в чистоте свое арийское происхождение. Ширкух, одетый в европейский костюм и без восточных усов, вполне мог затеряться, ничем не отличаясь в толпе на Западе, если бы не яркое пламя в его беспокойных черных глазах. Они отражали неукротимую душу. Как он может надеяться, что этот варвар будет иметь с ним дело по правилам западного мира?
Они выступили перед восходом солнца. Их тропа вела все время вверх, выше и выше, через горные массивы, словно прорезанные ножом, по узким карнизам, крутым отрогам. Вскоре Брент почувствовал, что задыхается в разреженном воздухе. В самый полдень, когда ледяной ветер пронизывал насквозь, а солнце было сполохом расплавленного огня, они достигли перевала Надир Хан – узкого извилистого разреза, тянувшегося на расстоянии мили между стенами мрачных гор. Приземистая башня из камня, скрепленного глиной, стояла при входе на перевал, занятая оборванными воинами, расположившимися, как стервятники, на ее стенах. Отряд стоял и ждал, пока Мухаммед эз Захир, подъехав ближе, не поручился за всех, включая Ширкуха, взмахом руки. Его у знали, и винтовки на башне опустились. Мухаммед въехал на перевал, остальные двинулись следом. Брент почувствовал отчаяние, как будто за ним навсегда захлопнулась дверь тюрьмы.
Они остановились на дневной привал в затененном и защищенном от ветра ущелье. Ширкух опять принес Бренту еду, не объясняя ничего афганцам. Впрочем, они не возражали. Но когда Брент попытался поймать его взгляд, курд отвел глаза.
После того, как они прошли перевал, дорога пошла вниз по длинным пологим склонам, через постепенно понижающиеся горы, которые тянулись и тянулись от вершины хребта, как гигантская лестница. Тропа стала более ровной и удобной для езды. Ночь застала их все еще в горах.
Когда Ширкух вечером принес, как обычно, еду, Брент попытался втянуть его в разговор под предлогом легкой болтовни, чтобы не вызвать подозрения у афганца, поставленного на эту ночь караульным, который сидел, развалясь рядом, и жевал сухую лепешку.
– Руб эль Харами – большой город? – спросил Брент.
– Я никогда там не был, – ответил коротко Ширкух.
– Абд эль Хафид, кажется, его правитель, – продолжил Брент.
– Он эмир Руб эль Харами, – сказал курд.
– И князь Черных тигров, – неожиданно вступил в разговор караульный. Он был не прочь поболтать и не видел причин для секретов. Ведь один из его собеседников скоро будет рабом, а другой, если его примут, будет членом клана. – Я сам Черный тигр, – похвастался афганец. – Весь наш отряд – Черные тигры. Мы господа в Руб эль Харами.
– Значит, не все жители города Черные тигры? – спросил Брент.
– Все жители воры, но не все из них Черные тигры. В Руб эль Харами находится ставка клана. Князь Черных тигров всегда был эмиром города.
– Кто приказал меня захватить? – спросил Брент. – Мухаммед эз Захир?
– Мухаммед только выполнил приказ, – ответил стражник. – Он абсолютный властитель, который следит, чтобы выполнялись обычаи города. Изменить обычаи не может никто. Даже князь Черных тигров. Руб эль Харами был городом воров еще до Чингисхана. Как он назывался раньше, никто не знает. Арабы назвали его Руб эль Харами – пристанище воров, и это название прижилось.
– Этот город вне закона?
– В нем никогда не было другого правителя, кроме князя Черных тигров, – болтал стражник. – Город никому не платит налогов... только шайтану.
– Что это значит, шайтану? – спросил Ширкух.
– Это древний обычай, – ответил стражник. – Каждый год сто мер золота отдается шайтану, чтобы город процветал. Золото закрывают в потайной пещере недалеко от города, но никто не знает, где это, кроме князя и совета имамов.
– Поклонение дьяволу! – фыркнул Ширкух. – Это оскорбление Аллаху!
– Это древний обычай, – защищался афганец.
Ширкух отошел, как будто возмущенный услышанным, и Брент погрузился в разочарованное молчание. Он плотно завернулся в плащ Ширкуха и заснул.
Они встали до рассвета и двинулись через горы. Вскоре перед ними открылась каменистая равнина, окруженная горными цепями, в глубине которой виднелись плоские башни Руб эль Харами.
Отряд не стал останавливаться на дневной привал. Когда они приблизились к городу, тропа превратилась в хорошую дорогу. Им попадались навстречу или обгоняли жители города: одни ехали верхом, другие шли пешком и вели за собой нагруженных мулов. Брент не раз слышал, что в Руб эль Харами попадали только ворованные товары. Все жители этого города были отребьем гор, и люди, которых они встречали, выглядели соответственно. Брент невольно сравнивал их в Ширкухом. Этот человек гордился своими кровавыми преступлениями, но он был настоящим варваром, отличался от этих людей, как волк от паршивых шавок.
Ширкух смотрел на все, что они встречали полунаивным, полуподозрительным взглядом. Он по-мальчишески всем интересовался, но никому не уступал дорогу, готовый вступить в драку из-за ерунды. Он был воплощением юности мира, доверчивый, веселый, вспыльчивый, сильный, жестокий и самонадеянный. И Брент сознавал, что его жизнь полностью зависит от изменчивых прихотей молодого дикаря.
Высокие стены окружали Руб эль Харами – город, стоявший в узкой каменистой долине. Батарея полевых орудий могла бы разрушить его стены десятком залпов, но армия никогда не дошла бы сюда, а тем более не дотащила бы пушки по дороге, которая шла через перевал Надир Хан. Мрачные стены города нависали над серой необработанной землей маленькой долины. Холодный ветер с северных вершин приносил запах снега и поднимал пыль, клубами носившуюся в воздухе. Срубы колодцев виднелись кое-где на равнине, и возле каждого стояла кучка убогих хижин. Крестьяне в лохмотьях гнули спины над бесплодными клочками земли, которые давали скудный урожай – грязные пятна на пыльном пространстве. Низко опустившееся солнце превратило пыль в кровавый туман, когда отряд на истощенных лошадях потащился через равнину к мрачному городу.
По обеим сторонам ворот стояли квадратные сторожевые башни, тяжелые створки с железными запорами были открыты. Въезд в город охраняли около десятка головорезов с кинжалами за кушаками. Они щелкнули затворами немецких винтовок и нахально прицелились в них, как будто ждали момента пустить в ход по живой мишени.
Отряд остановился. Начальник стражи с важным видом выступил вперед. Это был высокий человек с могучим торсом, с выкрашенной хной бородой.
– Ваши имена и занятие! – рявкнул он.
– Мое имя ты знаешь так же хорошо, как свое собственное, – проворчал Мухаммед эз Захир. – Я везу пленника в город по приказу Абд эль Хафида.
– Проходи, Мухаммед эз Захир, – разрешил начальник стражи. – А кто этот курд?
Мухаммед по-волчьи усмехнулся, как будто тайной шутке.
– Он надеется, что его примут... Ширкух из Джебель Джавара.
Во время их разговора из ворот выехал богато одетый, мощного сложения человек на белой кобыле и остановился, незамеченный, рядом со стражниками. Великан с красной бородой повернулся к Ширкуху, который спешился и держал на поводу своего жеребца, беспокойно бьющего копытами по щебенке.
– Ты состоишь в клане? – требовательно спросил он. – Знаешь тайный знак?
– Я еще не принят, – ответил, повернувшись к нему, Ширкух. – Мне сказали, что я должен предстать перед советом имамов.
– Ну, если ты доберешься до него! Кто в городе может поручиться за тебя?
– Я чужестранец, – коротко ответил Ширкух.
– Мы в Руб эль Харами не любим чужаков, – сказал начальник стражи. – Он может войти в город тремя способами: в качестве пленника, как вон тот неверный, или если за него поручится какой-нибудь вождь, или... – Желтые зубы его оскалились в злобной усмешке, – ногами вперед, после того как его убьет один из воинов города.
Он поднял винтовку. Окружавшие их люди разразились грубым издевательским смехом. Они знали, что в борьбе между чужестранцем и жителем города допускалось любое нарушение правил. Для новичка, не имеющего покровителя в городе, единоборство с Черным тигром означало верную смерть. Брент понял это по злобному хохоту.
Однако Ширкух не смутился.
– Это древний обычай? – спросил он наивно, опуская руку на пояс.
– Древний, как ислам, – заверил огромный стражник, возвышаясь над ним, как гора. – Опытный воин с оружием в руках, ты должен умереть! – Ну, тогда...
Ширкух засмеялся и нанес удар. Его движение было таким же быстрым, как смертельный бросок кобры. Мгновенно выхватив из-за пояса кинжал, он вонзил его под бородатый подбородок стражника.
Афганец не успел защитить себя и упал прежде, чем понял намерение Ширкуха. Струя крови хлынула через перерезанную яремную вену.
Молчание, возникшее на мгновение, взорвалось диким хохотом. Такая шутка пришлась по душе горячим горцам. Они высоко ее оценили, хохоча над комичной, с их точки зрения, ситуацией. Однако стражники злобно закричали и бросились вперед, щелкая затворами винтовок. Ширкух стремительно выхватил винтовку из седельного чехла. Мухаммед и его люди равнодушно наблюдали, чем кончится дело.
Все это их не касалось. Они повеселились над жестокой шуткой Ширкуха, но точно так же готовы были посмеяться над тем, как его прикончат товарищи убитого, но, прежде чем стражники успели нажать курки, человек на белой кобыле выехал вперед и ударил кнутом по стволам винтовок.
– Стойте! – приказал он. – Курд прав. Он убил по всем правилам. У того в руках было оружие, и он был опытным воином.
– Но его убили без предупреждения! – закричали они.
– Значит, он еще больший дурак! – Последовал бессердечный ответ. – Я ручаюсь за курда. Я, Алафдаль Хан из Вазиристана.
– Да, мы знаем тебя, господин! – Стражники низко поклонились.
– Аллах любит храбрых, – засмеялся Ширкух, запрыгивая в седло.
Мухаммед эз Захир въехал под арку ворот, и отряд с пленником, ехавшим посередине, последовал за ним. Они двинулись по короткой узкой улице, тянувшейся между глинобитными и деревянными стенами, где нависающие над грязной дорогой балконы почти касались друг друга. Брент увидел женщин, смотревших на них через решетки. Кавалькада въехала на площадь, совершенно такую же, как площадь других горных городов. Вдоль нее тянулись открытые лавки, возле которых толпился народ. Площадь была заполнена красочной толпой, у которой было одно отличие – выставленное напоказ богатство. Золото и шелк сверкали на босоногих головорезах, которым пристало носить лохмотья, казались безмолвными свидетелями убийства и разбоя. Это был действительно город воров.
Толпа, беззаконная и буйная, слонялась по площади: ее настроение менялось, как порывы ветра. На врытых в землю кольях висели человеческие черепа, а в железной клетке, приделанной к стене, Брент увидел скелет. Он почувствовал, как холод пробежал по телу. Его собственная судьба могла быть такой же... медленно умирать от голода в железной клетке под взглядами глумящейся толпы. Тошнотворный ужас и ненависть к этому городу охватили его.
Алафдаль Хан сразу после въезда в город направил свою белую кобылу рядом с жеребцом Ширкуха. Вазир был широкоплечим. Вазиры – одно из крупных племенных объединений в Афганистане.
– Ты мне нравишься, курд, – заявил он. – Ты настоящий горный лев. Иди ко мне служить. Человек без хозяина в Руб эль Харами запросто может пропасть.
– Я думал, что в Руб эль Харами хозяин Абд эль Хафид, – сказал Ширкух. – Да, но город разделен на клики, и каждый человек следует за тем или иным вождем. Только немногие избранные составляют собственное войско Абд эль Хафида. Остальные служат своим, господам, каждый вождь несет ответственность перед эмиром.
– Я сам по себе! – гордо сказал Ширкух. – Но ты поручился за меня у ворот, и я тебе обязан. Скажи, что это за дьявольский обычай, когда чужестранец должен убить человека, чтобы войти в город?
– Он был установлен в старые времена, чтобы проверить мужество чужестранца и убедиться, что каждый человек, который приходит в Руб эль Харами, опытный воин, – сказал Алафдаль. – Но со временем превратился в предлог для убийства новичков. Многие приходят без приглашения. Ты должен был заручиться покровительством какого-нибудь вождя, прежде чем прийти сюда. Тогда ты мог бы мирно войти в город.
– Я не знаю ни одного человека из клана, – тихо сказал Ширкух. – В Джебель Джаваре нет Черных тигров. Но мне сказали, что общество пробуждается после спячки...
Волнение на площади заставило его прервать разговор. Люди столпились вокруг отряда, замедляя его продвижение, и угрожающе ворчали при виде Брента. Они выкрикивали ругательства, швыряли в него чем попало, а какой-то шинвари выбежал вперед и бросил в ненавистного белого человека камень, который слегка задел ему ухо. Потекла кровь.
Ширкух с проклятием направил коня на дерзкого парня и ударил его кнутом. Глухой ропот раздался в толпе, и она угрожающе надвинулась. Ширкух вытащил свою винтовку из чехла, но Алафдаль Хан схватил его за руку.
– Нет, брат! Не стреляй. Оставь этих собак мне.
Он усилил свой голос до бычьего рева, который заполнил всю площадь:
– Мир, дети мои! Это Ширкух из Джебель Джавара. Он пришел, чтобы стать одним из нас. Я ручаюсь за него... Я, Алафдаль Хан!
Одобрительные восклицания послышались из толпы, чей дух был таким же изменчивым и свободным, как лист, сорванный ветром. Очевидно, вазир был популярен в Руб эль Харами. Брент понял почему, когда увидел, как Алафдаль запустил руку в кошель, который держал за поясом. Но, прежде чем вождь успокоил толпу пригоршней монет, на противоположной стороне площади показался человек, при виде которого все пришли в волнение.
Он направил своего коня в сторону Алафдаль Хана. Это был стройный, но высокий и широкоплечий гилзаи. На голове у него – розовый тюрбан, богатый пояс перетягивал тонкую талию, кафтан блестел золотой вышивкой. За ним следовал конный отряд его сторонников.
Он остановился перед Алафдаль Ханом. Вазир выставил бороду вперед и выпучил большие глаза. Ширкух быстро заменил винтовку на саблю.
– Этот курд наехал на моего человека, – сказал гилзаи. – Ты натравливаешь своих людей на моих, Алафдаль Хан?
Когда он ел, благодарный по крайней мере за хорошую еду, его обуревали сомнения и надежды. Он колебался между вынужденной верой и полным недоверием к этому человеку. Курды были лукавы и вероломны. Предложенная помощь вполне могла быть хитрым трюком, чтобы снискать расположение Мухаммеда эз Захира. Брент все же понимал, что если бы тот захотел узнать причину его прихода в горы, то сделал бы это успешнее с помощью пыток, а не сложной хитрой игры. Кроме того, Ширкух, как все курды, должен быть алчным. Брент рассчитывал именно на это. Если Ширкух передаст послание, он даст в дальнейшем ему бежать, чтобы получить свою награду, потому что если Брент будет рабом в Руб эль Харами, то не сможет заплатить ему тридцать тысяч рупий. Одна услуга делала необходимой другую – если Ширкух надеется получить выгоду от сделки. Что касается Эль Борака, то, получив послание и узнав о бедственном положении Брента, едва ли откажет ему в помощи. Все теперь зависит от Ширкуха.
Брент пристально посмотрел на гибкого всадника, словно выгравированного на фоне яркого восхода. В его чертах не было ничего тюркского или семитского. В иранских высокогорьях, должно быть, осталось много племен, сохранивших в чистоте свое арийское происхождение. Ширкух, одетый в европейский костюм и без восточных усов, вполне мог затеряться, ничем не отличаясь в толпе на Западе, если бы не яркое пламя в его беспокойных черных глазах. Они отражали неукротимую душу. Как он может надеяться, что этот варвар будет иметь с ним дело по правилам западного мира?
Они выступили перед восходом солнца. Их тропа вела все время вверх, выше и выше, через горные массивы, словно прорезанные ножом, по узким карнизам, крутым отрогам. Вскоре Брент почувствовал, что задыхается в разреженном воздухе. В самый полдень, когда ледяной ветер пронизывал насквозь, а солнце было сполохом расплавленного огня, они достигли перевала Надир Хан – узкого извилистого разреза, тянувшегося на расстоянии мили между стенами мрачных гор. Приземистая башня из камня, скрепленного глиной, стояла при входе на перевал, занятая оборванными воинами, расположившимися, как стервятники, на ее стенах. Отряд стоял и ждал, пока Мухаммед эз Захир, подъехав ближе, не поручился за всех, включая Ширкуха, взмахом руки. Его у знали, и винтовки на башне опустились. Мухаммед въехал на перевал, остальные двинулись следом. Брент почувствовал отчаяние, как будто за ним навсегда захлопнулась дверь тюрьмы.
Они остановились на дневной привал в затененном и защищенном от ветра ущелье. Ширкух опять принес Бренту еду, не объясняя ничего афганцам. Впрочем, они не возражали. Но когда Брент попытался поймать его взгляд, курд отвел глаза.
После того, как они прошли перевал, дорога пошла вниз по длинным пологим склонам, через постепенно понижающиеся горы, которые тянулись и тянулись от вершины хребта, как гигантская лестница. Тропа стала более ровной и удобной для езды. Ночь застала их все еще в горах.
Когда Ширкух вечером принес, как обычно, еду, Брент попытался втянуть его в разговор под предлогом легкой болтовни, чтобы не вызвать подозрения у афганца, поставленного на эту ночь караульным, который сидел, развалясь рядом, и жевал сухую лепешку.
– Руб эль Харами – большой город? – спросил Брент.
– Я никогда там не был, – ответил коротко Ширкух.
– Абд эль Хафид, кажется, его правитель, – продолжил Брент.
– Он эмир Руб эль Харами, – сказал курд.
– И князь Черных тигров, – неожиданно вступил в разговор караульный. Он был не прочь поболтать и не видел причин для секретов. Ведь один из его собеседников скоро будет рабом, а другой, если его примут, будет членом клана. – Я сам Черный тигр, – похвастался афганец. – Весь наш отряд – Черные тигры. Мы господа в Руб эль Харами.
– Значит, не все жители города Черные тигры? – спросил Брент.
– Все жители воры, но не все из них Черные тигры. В Руб эль Харами находится ставка клана. Князь Черных тигров всегда был эмиром города.
– Кто приказал меня захватить? – спросил Брент. – Мухаммед эз Захир?
– Мухаммед только выполнил приказ, – ответил стражник. – Он абсолютный властитель, который следит, чтобы выполнялись обычаи города. Изменить обычаи не может никто. Даже князь Черных тигров. Руб эль Харами был городом воров еще до Чингисхана. Как он назывался раньше, никто не знает. Арабы назвали его Руб эль Харами – пристанище воров, и это название прижилось.
– Этот город вне закона?
– В нем никогда не было другого правителя, кроме князя Черных тигров, – болтал стражник. – Город никому не платит налогов... только шайтану.
– Что это значит, шайтану? – спросил Ширкух.
– Это древний обычай, – ответил стражник. – Каждый год сто мер золота отдается шайтану, чтобы город процветал. Золото закрывают в потайной пещере недалеко от города, но никто не знает, где это, кроме князя и совета имамов.
– Поклонение дьяволу! – фыркнул Ширкух. – Это оскорбление Аллаху!
– Это древний обычай, – защищался афганец.
Ширкух отошел, как будто возмущенный услышанным, и Брент погрузился в разочарованное молчание. Он плотно завернулся в плащ Ширкуха и заснул.
Они встали до рассвета и двинулись через горы. Вскоре перед ними открылась каменистая равнина, окруженная горными цепями, в глубине которой виднелись плоские башни Руб эль Харами.
Отряд не стал останавливаться на дневной привал. Когда они приблизились к городу, тропа превратилась в хорошую дорогу. Им попадались навстречу или обгоняли жители города: одни ехали верхом, другие шли пешком и вели за собой нагруженных мулов. Брент не раз слышал, что в Руб эль Харами попадали только ворованные товары. Все жители этого города были отребьем гор, и люди, которых они встречали, выглядели соответственно. Брент невольно сравнивал их в Ширкухом. Этот человек гордился своими кровавыми преступлениями, но он был настоящим варваром, отличался от этих людей, как волк от паршивых шавок.
Ширкух смотрел на все, что они встречали полунаивным, полуподозрительным взглядом. Он по-мальчишески всем интересовался, но никому не уступал дорогу, готовый вступить в драку из-за ерунды. Он был воплощением юности мира, доверчивый, веселый, вспыльчивый, сильный, жестокий и самонадеянный. И Брент сознавал, что его жизнь полностью зависит от изменчивых прихотей молодого дикаря.
Высокие стены окружали Руб эль Харами – город, стоявший в узкой каменистой долине. Батарея полевых орудий могла бы разрушить его стены десятком залпов, но армия никогда не дошла бы сюда, а тем более не дотащила бы пушки по дороге, которая шла через перевал Надир Хан. Мрачные стены города нависали над серой необработанной землей маленькой долины. Холодный ветер с северных вершин приносил запах снега и поднимал пыль, клубами носившуюся в воздухе. Срубы колодцев виднелись кое-где на равнине, и возле каждого стояла кучка убогих хижин. Крестьяне в лохмотьях гнули спины над бесплодными клочками земли, которые давали скудный урожай – грязные пятна на пыльном пространстве. Низко опустившееся солнце превратило пыль в кровавый туман, когда отряд на истощенных лошадях потащился через равнину к мрачному городу.
По обеим сторонам ворот стояли квадратные сторожевые башни, тяжелые створки с железными запорами были открыты. Въезд в город охраняли около десятка головорезов с кинжалами за кушаками. Они щелкнули затворами немецких винтовок и нахально прицелились в них, как будто ждали момента пустить в ход по живой мишени.
Отряд остановился. Начальник стражи с важным видом выступил вперед. Это был высокий человек с могучим торсом, с выкрашенной хной бородой.
– Ваши имена и занятие! – рявкнул он.
– Мое имя ты знаешь так же хорошо, как свое собственное, – проворчал Мухаммед эз Захир. – Я везу пленника в город по приказу Абд эль Хафида.
– Проходи, Мухаммед эз Захир, – разрешил начальник стражи. – А кто этот курд?
Мухаммед по-волчьи усмехнулся, как будто тайной шутке.
– Он надеется, что его примут... Ширкух из Джебель Джавара.
Во время их разговора из ворот выехал богато одетый, мощного сложения человек на белой кобыле и остановился, незамеченный, рядом со стражниками. Великан с красной бородой повернулся к Ширкуху, который спешился и держал на поводу своего жеребца, беспокойно бьющего копытами по щебенке.
– Ты состоишь в клане? – требовательно спросил он. – Знаешь тайный знак?
– Я еще не принят, – ответил, повернувшись к нему, Ширкух. – Мне сказали, что я должен предстать перед советом имамов.
– Ну, если ты доберешься до него! Кто в городе может поручиться за тебя?
– Я чужестранец, – коротко ответил Ширкух.
– Мы в Руб эль Харами не любим чужаков, – сказал начальник стражи. – Он может войти в город тремя способами: в качестве пленника, как вон тот неверный, или если за него поручится какой-нибудь вождь, или... – Желтые зубы его оскалились в злобной усмешке, – ногами вперед, после того как его убьет один из воинов города.
Он поднял винтовку. Окружавшие их люди разразились грубым издевательским смехом. Они знали, что в борьбе между чужестранцем и жителем города допускалось любое нарушение правил. Для новичка, не имеющего покровителя в городе, единоборство с Черным тигром означало верную смерть. Брент понял это по злобному хохоту.
Однако Ширкух не смутился.
– Это древний обычай? – спросил он наивно, опуская руку на пояс.
– Древний, как ислам, – заверил огромный стражник, возвышаясь над ним, как гора. – Опытный воин с оружием в руках, ты должен умереть! – Ну, тогда...
Ширкух засмеялся и нанес удар. Его движение было таким же быстрым, как смертельный бросок кобры. Мгновенно выхватив из-за пояса кинжал, он вонзил его под бородатый подбородок стражника.
Афганец не успел защитить себя и упал прежде, чем понял намерение Ширкуха. Струя крови хлынула через перерезанную яремную вену.
Молчание, возникшее на мгновение, взорвалось диким хохотом. Такая шутка пришлась по душе горячим горцам. Они высоко ее оценили, хохоча над комичной, с их точки зрения, ситуацией. Однако стражники злобно закричали и бросились вперед, щелкая затворами винтовок. Ширкух стремительно выхватил винтовку из седельного чехла. Мухаммед и его люди равнодушно наблюдали, чем кончится дело.
Все это их не касалось. Они повеселились над жестокой шуткой Ширкуха, но точно так же готовы были посмеяться над тем, как его прикончат товарищи убитого, но, прежде чем стражники успели нажать курки, человек на белой кобыле выехал вперед и ударил кнутом по стволам винтовок.
– Стойте! – приказал он. – Курд прав. Он убил по всем правилам. У того в руках было оружие, и он был опытным воином.
– Но его убили без предупреждения! – закричали они.
– Значит, он еще больший дурак! – Последовал бессердечный ответ. – Я ручаюсь за курда. Я, Алафдаль Хан из Вазиристана.
– Да, мы знаем тебя, господин! – Стражники низко поклонились.
– Аллах любит храбрых, – засмеялся Ширкух, запрыгивая в седло.
Мухаммед эз Захир въехал под арку ворот, и отряд с пленником, ехавшим посередине, последовал за ним. Они двинулись по короткой узкой улице, тянувшейся между глинобитными и деревянными стенами, где нависающие над грязной дорогой балконы почти касались друг друга. Брент увидел женщин, смотревших на них через решетки. Кавалькада въехала на площадь, совершенно такую же, как площадь других горных городов. Вдоль нее тянулись открытые лавки, возле которых толпился народ. Площадь была заполнена красочной толпой, у которой было одно отличие – выставленное напоказ богатство. Золото и шелк сверкали на босоногих головорезах, которым пристало носить лохмотья, казались безмолвными свидетелями убийства и разбоя. Это был действительно город воров.
Толпа, беззаконная и буйная, слонялась по площади: ее настроение менялось, как порывы ветра. На врытых в землю кольях висели человеческие черепа, а в железной клетке, приделанной к стене, Брент увидел скелет. Он почувствовал, как холод пробежал по телу. Его собственная судьба могла быть такой же... медленно умирать от голода в железной клетке под взглядами глумящейся толпы. Тошнотворный ужас и ненависть к этому городу охватили его.
Алафдаль Хан сразу после въезда в город направил свою белую кобылу рядом с жеребцом Ширкуха. Вазир был широкоплечим. Вазиры – одно из крупных племенных объединений в Афганистане.
– Ты мне нравишься, курд, – заявил он. – Ты настоящий горный лев. Иди ко мне служить. Человек без хозяина в Руб эль Харами запросто может пропасть.
– Я думал, что в Руб эль Харами хозяин Абд эль Хафид, – сказал Ширкух. – Да, но город разделен на клики, и каждый человек следует за тем или иным вождем. Только немногие избранные составляют собственное войско Абд эль Хафида. Остальные служат своим, господам, каждый вождь несет ответственность перед эмиром.
– Я сам по себе! – гордо сказал Ширкух. – Но ты поручился за меня у ворот, и я тебе обязан. Скажи, что это за дьявольский обычай, когда чужестранец должен убить человека, чтобы войти в город?
– Он был установлен в старые времена, чтобы проверить мужество чужестранца и убедиться, что каждый человек, который приходит в Руб эль Харами, опытный воин, – сказал Алафдаль. – Но со временем превратился в предлог для убийства новичков. Многие приходят без приглашения. Ты должен был заручиться покровительством какого-нибудь вождя, прежде чем прийти сюда. Тогда ты мог бы мирно войти в город.
– Я не знаю ни одного человека из клана, – тихо сказал Ширкух. – В Джебель Джаваре нет Черных тигров. Но мне сказали, что общество пробуждается после спячки...
Волнение на площади заставило его прервать разговор. Люди столпились вокруг отряда, замедляя его продвижение, и угрожающе ворчали при виде Брента. Они выкрикивали ругательства, швыряли в него чем попало, а какой-то шинвари выбежал вперед и бросил в ненавистного белого человека камень, который слегка задел ему ухо. Потекла кровь.
Ширкух с проклятием направил коня на дерзкого парня и ударил его кнутом. Глухой ропот раздался в толпе, и она угрожающе надвинулась. Ширкух вытащил свою винтовку из чехла, но Алафдаль Хан схватил его за руку.
– Нет, брат! Не стреляй. Оставь этих собак мне.
Он усилил свой голос до бычьего рева, который заполнил всю площадь:
– Мир, дети мои! Это Ширкух из Джебель Джавара. Он пришел, чтобы стать одним из нас. Я ручаюсь за него... Я, Алафдаль Хан!
Одобрительные восклицания послышались из толпы, чей дух был таким же изменчивым и свободным, как лист, сорванный ветром. Очевидно, вазир был популярен в Руб эль Харами. Брент понял почему, когда увидел, как Алафдаль запустил руку в кошель, который держал за поясом. Но, прежде чем вождь успокоил толпу пригоршней монет, на противоположной стороне площади показался человек, при виде которого все пришли в волнение.
Он направил своего коня в сторону Алафдаль Хана. Это был стройный, но высокий и широкоплечий гилзаи. На голове у него – розовый тюрбан, богатый пояс перетягивал тонкую талию, кафтан блестел золотой вышивкой. За ним следовал конный отряд его сторонников.
Он остановился перед Алафдаль Ханом. Вазир выставил бороду вперед и выпучил большие глаза. Ширкух быстро заменил винтовку на саблю.
– Этот курд наехал на моего человека, – сказал гилзаи. – Ты натравливаешь своих людей на моих, Алафдаль Хан?