Страница:
Взятого с поличным Чебурашку стали крутить на остальные его прегрешения. Что-то удалось размотать, что-то осталось недоказанным, но некоторым моим коллегам (и бывшим друзьям, к вечному стыду моему) вздумалось повесить на него «глухаря» – зверское убийство хозяев элитного коттеджа, обошедшее страницы всех местных газет и новостные телепрограммы. Достал всех Чебурашка своим независимым характером, и решили его таким образом изолировать до скончания веков.
Ребята допустили ошибку. Чебышев был добродушный парень, не злой, покушался исключительно на имущество, но никогда – на здоровье и уж тем более человеческую жизнь. Разумеется, мне по долгу службы положено игнорировать эмоции и доверять лишь фактам, но некоторые вещи очевидны, как ни крути: не мог он во время ограбления или даже на разбое хладнокровно покрошить в капусту двух молодых людей, в том числе беременную женщину. Не его фактура. И улик, честно говоря, маловато, только косвенные. Я сразу обратил на это внимание, но меня отодвинули. Убийство молодой семьи предпринимателя Сергея Панина, школьного друга нашего мэра, вызвало серьезный резонанс, сверху требовали результатов, а если таковых не имеется, то их можно нарисовать. Чебышев оказался не в том месте не в то время. Прицепили к парню двух подельников, утяжелив статью, и закрыли на двадцать пять лет. Практически до старости.
Поганая история.
Я держался недолго. Через неделю после оглашения приговора подал рапорт. За спиной осталось много порядочных ребят, которые были бы рады уйти со мной, но что-то держало (даже не хочу думать что именно). Наша прослойка трудяг-сыскарей, не ищущих славы и медалей, не крышующих бизнес и не кичащихся своей принадлежностью к касте неприкасаемых, с каждым годом становится тоньше. Скоро расследовать реальные преступления будет просто некому.
В общем, шесть лет назад я ушел на вольные хлеба. Практически одновременно познакомился с женщиной. Душа моя требовала чего-то постоянного и незыблемого. С той неблагодарной работой, которой я занимался половину жизни, семью не заведешь, а если заведешь – едва ли сохранишь.
Марина вполне годилась на роль жены и матери. Во всяком случае, я в ней особо не ковырялся. Я где-то читал, что если период ухаживания длится слишком долго – несколько лет, например, – то супружество уже не приносит ожидаемой радости; вы успеваете надоесть друг другу, вы многое испробовали и уже не ждете открытий. Поэтому я долго не думал, полугода мне хватило, чтобы разобраться: Маринка толковая, с юмором, легкая на подъем, в постели очень неплоха… «так чего ж тебе надо, собака?», говорил один киношный царь.
Взял и женился.
Правда, Маришка была уже на втором месяце, когда мы оформили наши отношения. В этом не было подвоха. Мы разговаривали только один раз и больше никогда не возвращались к этой теме.
Я спросил: «Ты хочешь этого ребенка от меня?».
Она отвела глаза сначала. Я вернул ее милую головку в исходное положение. Спросил еще раз.
«А ты сам его хочешь?» – спросила она с вызовом.
Я ответил утвердительно. Сказал, что женюсь, но не благодаря залету, а от чистого сердца и по собственному желанию. И потому что люблю.
Любил?
Пожалуй.
Всяк любит по-разному. Я любил – так. Без надрыва, клятвенных обещаний, прыжков с моста и цветов, украденных с муниципальной клумбы. Наверно, я не романтик. Я просто принял решение и менять его не собирался.
В общем, поженились. Томка родилась в полной и счастливой семье. Пеленки, подгузники, ночные подъемы, прививки, поносы и насморки – все пережито в полной мере. Предпочитая оставаться ближе к профессии, я открыл собственное детективное агентство. Начинал с маленького дешевого офиса, розыска блудных мужей и слежкой за неверными женами. Днем пропадал в конторе, поднимая и прорабатывая старые служебные контакты в прокуратуре и городском УВД, набирал персонал, а иногда и самостоятельно выполнял заказы клиентов. Вечером и ночью дежурил возле Томки. Честно говоря, в первые пару лет я даже не замечал, как она растет, потому что находился в полуобморочном состоянии.
А девчонка взяла и выросла.
Увы, я проглядел не только взросление ребенка. Я проглядел и свою женщину. Понятия не имею, когда и как это произошло. Очевидно, за трехлетний декретный отпуск Маринка накопила достаточный запас глухой ярости. Когда мы устроили ребенка в садик, она пошла работать секретаршей в какую-то фирму. Чем занимается компания, она не сообщила, забыв, очевидно, что ее муж – профессиональный сыщик. Я навел справки и выяснил, что Маришка угодила в подставную коммерческую однодневку. Собрав какие-то темные деньги, фирма лопнула, руководство исчезло в неизвестном направлении. Маришка едва не пошла по статье – помогли мои связи в прокуратуре и ОБЭП.
Еще полгода пересидела дома, пока я раскручивал бизнес. Потом снова заскучала. Я предлагал ей заняться чем-нибудь в моем агентстве, но она отказалась: «У нормальных жен есть возможность прийти домой и поплакаться мужу на начальника, а у меня такой возможности не будет».
Она вновь самостоятельно устроилась на работу. На этот раз в очень солидную торговую компанию, давно существующую на рынке. Я по привычке наводил справки, но Маришку это привело в ярость. Ей казалось, что я шпионю за ней, не даю шагу ступить, опутал сетью микрофонов, датчиков, везде рассовал своих тайных осведомителей… чистой воды паранойя, хотя сейчас я иногда задаю себе вопрос: может, я действительно где-то перегнул палку и забрался на территорию, где мне лучше не появляться? Несмотря на упрямство и твердость в принятии решений, я все же довольно часто сомневаюсь в своей правоте.
С каждым днем Маришка все больше закрывалась, уходила в себя, пропадала на работе и с подругами. Томка ходила в садик, со временем проявляя все большую привязанность ко мне. Обнаружились многочисленные таланты и способности, требующие развития. Как уже упоминалось, дочка отлично воспроизводила услышанные мелодии, неплохо двигалась, не говоря уже о том, что испытывала вполне естественную тягу к письму и чтению. Всем этим необходимо было заниматься, но Марина, кажется, отстранилась от воспитания нашего общего дитя.
Я решил поговорить.
– Ты знаешь, кто такой Доктор Осьминог?
– Что? – не поняла Марина.
– А сюжет «Аистенка и Пугала» знаешь? Ты в курсе, какие фильмы она смотрит, какие книги читает? Так больше продолжаться не может. Томке не хватает матери.
– Что предлагаешь? Снова сидеть дома? Спасибо, я чуть не сдурела.
– А чего ты ожидала? Других способов пока не придумано. Мне казалось, ты хотела этого ребенка.
И вот тут она взяла паузу, от которой меня до сих пор берет дрожь. Что означало ее молчание? Сожаление?
Я взял Томку на себя. Старался оптимизировать работу своей конторы так, чтобы снизить собственную нагрузку. Ирония судьбы – я нашел время для семьи в тот самый момент, когда семья перестала во мне нуждаться. Во всяком случае, довольно существенная ее часть. Если ваза разбилась, ее можно склеить, но оставшиеся трещины делают вазу уязвимой до скончания веков. Дома Марина все чаще была неуравновешенной, злой, стала срываться на ребенке. Как следствие, Томка еще больше тянулась ко мне. Я водил ее на танцы во дворец пионеров, на уроки письма и чтения к частному преподавателю. Мы проводили много времени вместе. Марина бесилась еще больше.
В один прекрасный день она просто не явилась домой. Позвонила и сказала, что останется у подруги. Я смолчал.
Ничего не сказал и следующим вечером, когда она забежала за вещами. Томки в этот момент дома не было, она гостила у моей матери. Я сидел на диване, молча смотрел на снующую туда-сюда жену и удивлялся своему состоянию: я не испытывал горечи.
В тот день я задал лишь два вопроса:
– Надолго?
Она остановилась с чемоданом посреди гостиной.
– Не знаю.
– Что сказать дочери?
Она пожала плечами.
– Что хочешь. Вы прекрасно ладите. Думаю, она тебя поймет и поддержит, что бы ты ни наплел.
И жена ушла.
Да, Томка все поняла. Я скормил ей какую-то ерунду о командировке, в которой маме надо задержаться, и дочка слопала эту ложь с привычной улыбкой, как печенье с шоколадным сливочным маслом. Марина пару раз звонила, говорила с дочерью, но я заметил, что Томка торопится побыстрее закончить разговор, чтобы вернуться к игрушкам или мультикам.
После финального звонка жены, когда она сказала, что «нашла себя», я основательно надрался. Впервые за многие месяцы. Просто пришел к матери, уложил дочку спать, а сам сел на кухне и стал пить.
– Может, оно и к лучшему, – успела сказать матушка, пока я еще не вырубился. – Если вам суждено было расстаться, пусть это случится сейчас, пока Томке всего пять.
Я кивал, говорил «угу» и все наливал в рюмку коньяк.
– А у Марины твоей, похоже, действительно отсутствует материнский инстинкт, – продолжала мать. – Я давно это заметила, только не хотела тебя расстраивать. Надеялась, что ошиблась. Не переживай, ты отличный отец, с тобой Томке будет хорошо.
– А если со мной что-нибудь случится?
Мать протянула руку к бутылке, чтобы забрать ее, но я вцепился клешнями намертво.
– Тогда живи так, чтобы с тобой ничего не случилось. Сегодня я за внучкой пригляжу, а дальше – смотри…
Это было год назад.
Сейчас я стараюсь жить так, чтобы со мной все было в порядке. Я нужен этой белокурой девчонке с волосами до попы и «окошечком» в частоколе зубов. Кривой, косой, пьяный, уставший, злой, но я должен у нее быть, потому что я для нее – всё.
Надеюсь, у меня получается…
4
5
6
Ребята допустили ошибку. Чебышев был добродушный парень, не злой, покушался исключительно на имущество, но никогда – на здоровье и уж тем более человеческую жизнь. Разумеется, мне по долгу службы положено игнорировать эмоции и доверять лишь фактам, но некоторые вещи очевидны, как ни крути: не мог он во время ограбления или даже на разбое хладнокровно покрошить в капусту двух молодых людей, в том числе беременную женщину. Не его фактура. И улик, честно говоря, маловато, только косвенные. Я сразу обратил на это внимание, но меня отодвинули. Убийство молодой семьи предпринимателя Сергея Панина, школьного друга нашего мэра, вызвало серьезный резонанс, сверху требовали результатов, а если таковых не имеется, то их можно нарисовать. Чебышев оказался не в том месте не в то время. Прицепили к парню двух подельников, утяжелив статью, и закрыли на двадцать пять лет. Практически до старости.
Поганая история.
Я держался недолго. Через неделю после оглашения приговора подал рапорт. За спиной осталось много порядочных ребят, которые были бы рады уйти со мной, но что-то держало (даже не хочу думать что именно). Наша прослойка трудяг-сыскарей, не ищущих славы и медалей, не крышующих бизнес и не кичащихся своей принадлежностью к касте неприкасаемых, с каждым годом становится тоньше. Скоро расследовать реальные преступления будет просто некому.
В общем, шесть лет назад я ушел на вольные хлеба. Практически одновременно познакомился с женщиной. Душа моя требовала чего-то постоянного и незыблемого. С той неблагодарной работой, которой я занимался половину жизни, семью не заведешь, а если заведешь – едва ли сохранишь.
Марина вполне годилась на роль жены и матери. Во всяком случае, я в ней особо не ковырялся. Я где-то читал, что если период ухаживания длится слишком долго – несколько лет, например, – то супружество уже не приносит ожидаемой радости; вы успеваете надоесть друг другу, вы многое испробовали и уже не ждете открытий. Поэтому я долго не думал, полугода мне хватило, чтобы разобраться: Маринка толковая, с юмором, легкая на подъем, в постели очень неплоха… «так чего ж тебе надо, собака?», говорил один киношный царь.
Взял и женился.
Правда, Маришка была уже на втором месяце, когда мы оформили наши отношения. В этом не было подвоха. Мы разговаривали только один раз и больше никогда не возвращались к этой теме.
Я спросил: «Ты хочешь этого ребенка от меня?».
Она отвела глаза сначала. Я вернул ее милую головку в исходное положение. Спросил еще раз.
«А ты сам его хочешь?» – спросила она с вызовом.
Я ответил утвердительно. Сказал, что женюсь, но не благодаря залету, а от чистого сердца и по собственному желанию. И потому что люблю.
Любил?
Пожалуй.
Всяк любит по-разному. Я любил – так. Без надрыва, клятвенных обещаний, прыжков с моста и цветов, украденных с муниципальной клумбы. Наверно, я не романтик. Я просто принял решение и менять его не собирался.
В общем, поженились. Томка родилась в полной и счастливой семье. Пеленки, подгузники, ночные подъемы, прививки, поносы и насморки – все пережито в полной мере. Предпочитая оставаться ближе к профессии, я открыл собственное детективное агентство. Начинал с маленького дешевого офиса, розыска блудных мужей и слежкой за неверными женами. Днем пропадал в конторе, поднимая и прорабатывая старые служебные контакты в прокуратуре и городском УВД, набирал персонал, а иногда и самостоятельно выполнял заказы клиентов. Вечером и ночью дежурил возле Томки. Честно говоря, в первые пару лет я даже не замечал, как она растет, потому что находился в полуобморочном состоянии.
А девчонка взяла и выросла.
Увы, я проглядел не только взросление ребенка. Я проглядел и свою женщину. Понятия не имею, когда и как это произошло. Очевидно, за трехлетний декретный отпуск Маринка накопила достаточный запас глухой ярости. Когда мы устроили ребенка в садик, она пошла работать секретаршей в какую-то фирму. Чем занимается компания, она не сообщила, забыв, очевидно, что ее муж – профессиональный сыщик. Я навел справки и выяснил, что Маришка угодила в подставную коммерческую однодневку. Собрав какие-то темные деньги, фирма лопнула, руководство исчезло в неизвестном направлении. Маришка едва не пошла по статье – помогли мои связи в прокуратуре и ОБЭП.
Еще полгода пересидела дома, пока я раскручивал бизнес. Потом снова заскучала. Я предлагал ей заняться чем-нибудь в моем агентстве, но она отказалась: «У нормальных жен есть возможность прийти домой и поплакаться мужу на начальника, а у меня такой возможности не будет».
Она вновь самостоятельно устроилась на работу. На этот раз в очень солидную торговую компанию, давно существующую на рынке. Я по привычке наводил справки, но Маришку это привело в ярость. Ей казалось, что я шпионю за ней, не даю шагу ступить, опутал сетью микрофонов, датчиков, везде рассовал своих тайных осведомителей… чистой воды паранойя, хотя сейчас я иногда задаю себе вопрос: может, я действительно где-то перегнул палку и забрался на территорию, где мне лучше не появляться? Несмотря на упрямство и твердость в принятии решений, я все же довольно часто сомневаюсь в своей правоте.
С каждым днем Маришка все больше закрывалась, уходила в себя, пропадала на работе и с подругами. Томка ходила в садик, со временем проявляя все большую привязанность ко мне. Обнаружились многочисленные таланты и способности, требующие развития. Как уже упоминалось, дочка отлично воспроизводила услышанные мелодии, неплохо двигалась, не говоря уже о том, что испытывала вполне естественную тягу к письму и чтению. Всем этим необходимо было заниматься, но Марина, кажется, отстранилась от воспитания нашего общего дитя.
Я решил поговорить.
– Ты знаешь, кто такой Доктор Осьминог?
– Что? – не поняла Марина.
– А сюжет «Аистенка и Пугала» знаешь? Ты в курсе, какие фильмы она смотрит, какие книги читает? Так больше продолжаться не может. Томке не хватает матери.
– Что предлагаешь? Снова сидеть дома? Спасибо, я чуть не сдурела.
– А чего ты ожидала? Других способов пока не придумано. Мне казалось, ты хотела этого ребенка.
И вот тут она взяла паузу, от которой меня до сих пор берет дрожь. Что означало ее молчание? Сожаление?
Я взял Томку на себя. Старался оптимизировать работу своей конторы так, чтобы снизить собственную нагрузку. Ирония судьбы – я нашел время для семьи в тот самый момент, когда семья перестала во мне нуждаться. Во всяком случае, довольно существенная ее часть. Если ваза разбилась, ее можно склеить, но оставшиеся трещины делают вазу уязвимой до скончания веков. Дома Марина все чаще была неуравновешенной, злой, стала срываться на ребенке. Как следствие, Томка еще больше тянулась ко мне. Я водил ее на танцы во дворец пионеров, на уроки письма и чтения к частному преподавателю. Мы проводили много времени вместе. Марина бесилась еще больше.
В один прекрасный день она просто не явилась домой. Позвонила и сказала, что останется у подруги. Я смолчал.
Ничего не сказал и следующим вечером, когда она забежала за вещами. Томки в этот момент дома не было, она гостила у моей матери. Я сидел на диване, молча смотрел на снующую туда-сюда жену и удивлялся своему состоянию: я не испытывал горечи.
В тот день я задал лишь два вопроса:
– Надолго?
Она остановилась с чемоданом посреди гостиной.
– Не знаю.
– Что сказать дочери?
Она пожала плечами.
– Что хочешь. Вы прекрасно ладите. Думаю, она тебя поймет и поддержит, что бы ты ни наплел.
И жена ушла.
Да, Томка все поняла. Я скормил ей какую-то ерунду о командировке, в которой маме надо задержаться, и дочка слопала эту ложь с привычной улыбкой, как печенье с шоколадным сливочным маслом. Марина пару раз звонила, говорила с дочерью, но я заметил, что Томка торопится побыстрее закончить разговор, чтобы вернуться к игрушкам или мультикам.
После финального звонка жены, когда она сказала, что «нашла себя», я основательно надрался. Впервые за многие месяцы. Просто пришел к матери, уложил дочку спать, а сам сел на кухне и стал пить.
– Может, оно и к лучшему, – успела сказать матушка, пока я еще не вырубился. – Если вам суждено было расстаться, пусть это случится сейчас, пока Томке всего пять.
Я кивал, говорил «угу» и все наливал в рюмку коньяк.
– А у Марины твоей, похоже, действительно отсутствует материнский инстинкт, – продолжала мать. – Я давно это заметила, только не хотела тебя расстраивать. Надеялась, что ошиблась. Не переживай, ты отличный отец, с тобой Томке будет хорошо.
– А если со мной что-нибудь случится?
Мать протянула руку к бутылке, чтобы забрать ее, но я вцепился клешнями намертво.
– Тогда живи так, чтобы с тобой ничего не случилось. Сегодня я за внучкой пригляжу, а дальше – смотри…
Это было год назад.
Сейчас я стараюсь жить так, чтобы со мной все было в порядке. Я нужен этой белокурой девчонке с волосами до попы и «окошечком» в частоколе зубов. Кривой, косой, пьяный, уставший, злой, но я должен у нее быть, потому что я для нее – всё.
Надеюсь, у меня получается…
4
…Но сейчас я смотрел на фотографию Марины, лежавшую на моем рабочем столе, и пытался унять дрожь в руках. Никогда не думал, что мы встретимся в подобных обстоятельствах. Последний раз мы говорили по телефону две недели назад. Она сказала, что потеряла какой-то документ и хотела бы его поискать в нашей квартире (бывшей нашей квартире, дорогуша, поскольку ты отказалась от своей доли), но так и не пришла и не удосужилась объяснить, что именно хотела найти.
И вот она у меня на столе. Улыбается, как ни в чем ни бывало.
– Хорошо, – сказал я спокойно. – Мне нужны ее имя, фамилия, координаты, где она может находиться. Разумеется, если вам все это известно.
– Разумеется.
Виктор обильно потел. Похоже, визит сюда дался ему нелегко.
– Хотите воды?
– Нет, все в порядке.
Я услышал в его голосе нотки раздражения.
– Дело ваше. Итак…
– Ее зовут Марина Гамова. Она… – Виктор задумался, сосредоточенно уставившись в одну точку.
– Вы видели ее документы? – спросил я.
– Конечно! Хотя… хм, я должен проверять паспорта у женщин, которые мне симпатичны?
Он замялся. Очевидно, его отношения с Мариной зашли достаточно далеко. Неожиданно для себя я почувствовал укол ревности, и довольно болезненный. Передо мной сидел мой соперник.
Под моим испытующим взглядом он опустил голову.
– Вы правы, я довольно мало о ней знаю.
– Что же вас привело сюда? Точнее, что именно мы должны искать – любовников, тайное место встречи, темные пятна в биографии? Я спрашиваю не из досужего интереса («ой ли, Антоша?»), мне нужно правильно понять задачу, чтобы правильно поставить ее перед своими сотрудниками.
– Это разумно, – согласился Виктор, впрочем, без особого энтузиазма.
– Тогда я вас слушаю.
Он снова полез в карман. Я ожидал новую партию документов, но он всего лишь вынул сигареты.
– Здесь можно курить?
Я подставил пепельницу. Он неторопливо закурил, спрятал пачку в кармане, выпустил дым. Меня стало разбирать любопытство: что еще успела натворить моя бывшая?
– Марина увела меня из семьи. Точнее, не увела… слово-то какое идиотское, будто речь идет о племенном бычке… В общем, я был женат. У меня двое детей, они остались с супругой. Мальчик и девочка десяти и тринадцати лет.
Я чувствовал, как наливаюсь желчью, но старался не подавать виду. Ни один мускул не должен выдать моей заинтересованности.
– Я человек состоятельный и могу обеспечить своим детям безоблачное детство и относительно безмятежную юность. И с женой мы разошлись мирно, она не предъявила никаких завышенных претензий. В общем, так случилось, влюбился я…
– Когда это произошло?
– Что?
Я смутился. Вопрос был задан слишком эмоционально.
– Я имею в виду, когда вы встретились и, соответственно, когда приняли решение уйти из семьи?
– Это важно?
– Возможно, что и нет.
– Это случилось, – он посмотрел в потолок, – чуть больше года назад. Да, прошлой зимой нас познакомили на вечеринке общие знакомые. А спустя три месяца, когда наши отношения перешли в более глубокую фазу, я решил обо всем рассказать жене. Обошлось без больших скандалов, к счастью. Мы тогда снимали с Мариной квартиру на окраине, потому что свое жилье я оставил семье. Все вроде бы было хорошо…
Виктор снова замялся. Наверняка ему казалось, что он один такой несчастный на всем белом свете. Многие клиенты приходят ко мне как к венерологу, стесняются, краснеют. Можно подумать, их проблема уникальна.
– Мы прожили вместе больше полугода, переехали в центр в хорошую квартиру, а недавно Марина стала настаивать на заключении брачного контракта.
– Настаивать?
– Именно так. Она была очень настойчива. Конечно, поначалу я принял это за естественное желание иметь какую-то ясность, стабильность, подтверждение серьезности наших отношений, и я готов был рассмотреть этот вопрос. Но меня насторожила срочность.
Я задумался. Маришка, конечно, могла быть истеричной, взбалмошной, капризной… но чтобы она настаивала? Не припомню. С другой стороны, она могла измениться. Я все еще чувствовал уколы ревности. Говорят, ревность живет дольше всего. Когда любви уже нет, ревность продолжает трепыхаться, словно рыба на песке, и умирает последней, даже позже надежды.
Кормухин погасил сигарету в пепельнице, посмотрел на желтеющие пальцы.
– Мне показалось, что она преследует какую-то определенную цель, будто от заключения этого проклятого контракта что-то зависит.
– У вас есть догадки?
Он покачал головой. У него не было никаких идей, в противном случае он не пришел бы сюда.
Мысли в моей голове начали свои безумные гонки по вертикали. Сталкивались друг с другом, разбивались в мелкие осколки. Я никак не мог собраться.
– Позвольте поинтересоваться, – наконец сказал я, – какими активами вы располагаете?
– Это имеет значение?
– Конечно. Мне нужно знать, на что именно Марина Гамова может рассчитывать.
– Ну, у меня трехэтажный дом в поселке, с бассейном и участком леса. Двухуровневая квартира в центре. Есть кое-какая недвижимость в Москве. Два автомобиля представительского класса… э-э…
– Счета в банках? – помог я.
– Разумеется.
– С семизначными цифрами?
Он посмотрел на меня молча. Люди подобного рода должны уметь говорить взглядами, и Виктор вполне владел этим искусством. Я больше не задавал вопросов.
– Что ж, у вашей женщины хороший аппетит. – Я вынул наладонник, начал с деловым видом нажимать кнопки. На самом деле я лишь пытался скрыть свое волнение.
Ни с чем подобным я в своей жизни, кажется, еще не сталкивался. Должен ли я принять Виктора как дорогого клиента и обслужить по полной программе? Либо мне предстоит отправить его восвояси и самому серьезно заняться бывшей супругой? У меня были все основания считать, что она вляпалась в какую-то историю, и мне придется это разгребать. Какой бы ни была мать моей дочери, мне бы хотелось, чтобы с ней все было в порядке.
– Так вы возьметесь? – поторопил Виктор.
У меня было всего пять секунд на ответ. Я должен излучать уверенность, иначе клиент уйдет.
– Да. – Я отложил наладонник, включил стоящий на столе ноутбук. – Но прежде чем мы обсудим детали, я бы хотел узнать, почему вы выбрали именно мое агентство?
Я ждал нового откровения, но он просто рассеянно пожал плечами.
– По рекомендации друзей.
И вот она у меня на столе. Улыбается, как ни в чем ни бывало.
– Хорошо, – сказал я спокойно. – Мне нужны ее имя, фамилия, координаты, где она может находиться. Разумеется, если вам все это известно.
– Разумеется.
Виктор обильно потел. Похоже, визит сюда дался ему нелегко.
– Хотите воды?
– Нет, все в порядке.
Я услышал в его голосе нотки раздражения.
– Дело ваше. Итак…
– Ее зовут Марина Гамова. Она… – Виктор задумался, сосредоточенно уставившись в одну точку.
– Вы видели ее документы? – спросил я.
– Конечно! Хотя… хм, я должен проверять паспорта у женщин, которые мне симпатичны?
Он замялся. Очевидно, его отношения с Мариной зашли достаточно далеко. Неожиданно для себя я почувствовал укол ревности, и довольно болезненный. Передо мной сидел мой соперник.
Под моим испытующим взглядом он опустил голову.
– Вы правы, я довольно мало о ней знаю.
– Что же вас привело сюда? Точнее, что именно мы должны искать – любовников, тайное место встречи, темные пятна в биографии? Я спрашиваю не из досужего интереса («ой ли, Антоша?»), мне нужно правильно понять задачу, чтобы правильно поставить ее перед своими сотрудниками.
– Это разумно, – согласился Виктор, впрочем, без особого энтузиазма.
– Тогда я вас слушаю.
Он снова полез в карман. Я ожидал новую партию документов, но он всего лишь вынул сигареты.
– Здесь можно курить?
Я подставил пепельницу. Он неторопливо закурил, спрятал пачку в кармане, выпустил дым. Меня стало разбирать любопытство: что еще успела натворить моя бывшая?
– Марина увела меня из семьи. Точнее, не увела… слово-то какое идиотское, будто речь идет о племенном бычке… В общем, я был женат. У меня двое детей, они остались с супругой. Мальчик и девочка десяти и тринадцати лет.
Я чувствовал, как наливаюсь желчью, но старался не подавать виду. Ни один мускул не должен выдать моей заинтересованности.
– Я человек состоятельный и могу обеспечить своим детям безоблачное детство и относительно безмятежную юность. И с женой мы разошлись мирно, она не предъявила никаких завышенных претензий. В общем, так случилось, влюбился я…
– Когда это произошло?
– Что?
Я смутился. Вопрос был задан слишком эмоционально.
– Я имею в виду, когда вы встретились и, соответственно, когда приняли решение уйти из семьи?
– Это важно?
– Возможно, что и нет.
– Это случилось, – он посмотрел в потолок, – чуть больше года назад. Да, прошлой зимой нас познакомили на вечеринке общие знакомые. А спустя три месяца, когда наши отношения перешли в более глубокую фазу, я решил обо всем рассказать жене. Обошлось без больших скандалов, к счастью. Мы тогда снимали с Мариной квартиру на окраине, потому что свое жилье я оставил семье. Все вроде бы было хорошо…
Виктор снова замялся. Наверняка ему казалось, что он один такой несчастный на всем белом свете. Многие клиенты приходят ко мне как к венерологу, стесняются, краснеют. Можно подумать, их проблема уникальна.
– Мы прожили вместе больше полугода, переехали в центр в хорошую квартиру, а недавно Марина стала настаивать на заключении брачного контракта.
– Настаивать?
– Именно так. Она была очень настойчива. Конечно, поначалу я принял это за естественное желание иметь какую-то ясность, стабильность, подтверждение серьезности наших отношений, и я готов был рассмотреть этот вопрос. Но меня насторожила срочность.
Я задумался. Маришка, конечно, могла быть истеричной, взбалмошной, капризной… но чтобы она настаивала? Не припомню. С другой стороны, она могла измениться. Я все еще чувствовал уколы ревности. Говорят, ревность живет дольше всего. Когда любви уже нет, ревность продолжает трепыхаться, словно рыба на песке, и умирает последней, даже позже надежды.
Кормухин погасил сигарету в пепельнице, посмотрел на желтеющие пальцы.
– Мне показалось, что она преследует какую-то определенную цель, будто от заключения этого проклятого контракта что-то зависит.
– У вас есть догадки?
Он покачал головой. У него не было никаких идей, в противном случае он не пришел бы сюда.
Мысли в моей голове начали свои безумные гонки по вертикали. Сталкивались друг с другом, разбивались в мелкие осколки. Я никак не мог собраться.
– Позвольте поинтересоваться, – наконец сказал я, – какими активами вы располагаете?
– Это имеет значение?
– Конечно. Мне нужно знать, на что именно Марина Гамова может рассчитывать.
– Ну, у меня трехэтажный дом в поселке, с бассейном и участком леса. Двухуровневая квартира в центре. Есть кое-какая недвижимость в Москве. Два автомобиля представительского класса… э-э…
– Счета в банках? – помог я.
– Разумеется.
– С семизначными цифрами?
Он посмотрел на меня молча. Люди подобного рода должны уметь говорить взглядами, и Виктор вполне владел этим искусством. Я больше не задавал вопросов.
– Что ж, у вашей женщины хороший аппетит. – Я вынул наладонник, начал с деловым видом нажимать кнопки. На самом деле я лишь пытался скрыть свое волнение.
Ни с чем подобным я в своей жизни, кажется, еще не сталкивался. Должен ли я принять Виктора как дорогого клиента и обслужить по полной программе? Либо мне предстоит отправить его восвояси и самому серьезно заняться бывшей супругой? У меня были все основания считать, что она вляпалась в какую-то историю, и мне придется это разгребать. Какой бы ни была мать моей дочери, мне бы хотелось, чтобы с ней все было в порядке.
– Так вы возьметесь? – поторопил Виктор.
У меня было всего пять секунд на ответ. Я должен излучать уверенность, иначе клиент уйдет.
– Да. – Я отложил наладонник, включил стоящий на столе ноутбук. – Но прежде чем мы обсудим детали, я бы хотел узнать, почему вы выбрали именно мое агентство?
Я ждал нового откровения, но он просто рассеянно пожал плечами.
– По рекомендации друзей.
5
Виктор Кормухин, «владелец заводов, газет, пароходов», ушел от меня через двадцать минут. Большего времени переговоры с ним не потребовали, ибо я и так знал о своей бывшей супруге почти все, за исключением ее нынешних мест обитания и новых привычек. Впрочем, как выяснилось, время не сильно ее изменило: от Виктора я узнал, что Маришка посещает тех же мастеров в салоне красоты, покупает одежду в тех же магазинах, питается в тех же ресторанах. Меня это, с одной стороны, несколько удивило, а с другой – я почувствовал себя ровней моему богатому клиенту. Возможно, я был не таким уж плохим мужем.
Я проводил Кормухина до стойки администратора. Прежде чем покинуть мой офис, он задержался в холле. Его остановила моя дочь.
Томка несколько секунд молча изучала мужчину. Обычно она сразу и легко идет на контакт, совершенно не фильтруя образы возникающих перед ней людей: она может быть одинаково приветлива с пьянчугой на улице, с милой опрятной тетенькой в очереди к кассе супермаркета, гаишником, проверяющим мои документы на дороге, и прочим случайным людом обоих полов и любого социального статуса. Но перед Виктором Кормухиным на нее напал неожиданный ступор.
– Привет, – сказал тот.
Томка молчала, склонив голову в бок. Мне стало неловко.
– Дочь, поздоровайся.
Томка кивнула, но продолжала молчать. Виктор улыбнулся.
– Ребенок просто стесняется, ничего страшного.
И тут неожиданно девочка подала голос:
– Ничо подобного! Я просто думаю, где вас видела.
– Мы встречались?
Томка пожала плечиками.
– Все может быть, мистер Долгопупс…
Я покраснел, а Виктор засмеялся.
– Как скажешь, юная леди, пусть будет Долгопупс.
– Кто-то из ее знакомых увлекается Гарри Поттером, – объяснил я. – Для нее это пока слишком сложно.
– Да, – важно подтвердила Томка, – Гарри Поттер – форева!
– Хорошо, – смеялся Виктор. Потом его лицо вдруг стало серьезным. Он перевел взгляд вниз, на пол. – Смотрите, юная леди, вы что-то обронили.
Я проследил за его взглядом. На полу возле левого сандалика Томки лежал блестящий предмет.
– Это же «моя счастливая монетка»! – воскликнула девочка. – Блин, она опять выпала из кармана! Пап, у меня в джинсах кармашек дырявый, почему ты не видишь!
Я покраснел, а Томка подняла с пола овальный золоченый медальон, подаренный Мариной, и в одну секунду спрятала его в другом кармане штанов.
Тут зазвонил мой мобильный телефон.
Я отошел в сторону. Звонил мой «личный банкир» (так я называл школьного товарища, служившего в коммерческом банке в отделе кредитов и у которого я неоднократно и весьма удачно одалживался). Краем уха я услышал, как Кормухин попросил рассказать ему про счастливую монетку. Томка что-то заверещала в ответ.
Кормухин покидал офис уже без меня. Разговор с банкиром занял много времени – что-то не срасталось с моими платежами за недавно взятый кредит. Я видел лишь, как Виктор, уходя, сдержанно кивнул мне. В этом кивке я прочел надежду на то, что его просьба останется между нами.
После ухода клиента я больше получаса крутился в своем кресле в кабинете и размышлял. Томка сидела на кушетке перед телевизором в углу, смотрела детский канал. Одна из немногих вещей, способных отвлечь ее от меня, это проклятый телевизор с детским каналом.
Я понял, что ничего не понял. Жизнь моя странным образом сделала кружок по стадиону и вернулась к некой исходной точке. Если когда-то моя жена и казалась мне странным существом, то не более, чем все остальные женщины, пронесшиеся в жизни подобно кометам – ослепили, не обогрев, но оставив след. Теперь же я думал о ней в несколько ином ключе. Я снова должен был пережевывать ту же самую мысленную жвачку, которую, казалось, давно выплюнул.
– Том, – позвал я дочку.
– Да, пап? – Она даже не оторвалась от телевизора.
– По маме скучаешь?
Тамара не ответила. Смотрела на экран, где некий дядя Стив с кретинским выражением лица спрашивал у маленьких зрителей, где спряталась собака Булька.
– Том…
Она пожала плечиками, наигранно вздохнула.
– Пап, я тебе лучше вот что скажу. – Она обернулась. – Поехали в «Макдонлиц»!
– Ты уже проголодалась? Мы же только что из дома.
– Ну и что! Гамбургер помогает думать.
– А тебе надо думать?
Она цокнула языком.
– Какой ты балда! Тебе надо думать, неужели не понятно!
– Ты как с отцом разговариваешь!
– Ой, да ладно, все равно ты меня любишь.
С этим я точно не мог спорить.
– Ладно, Кукрыникса, выключай телевизор и пойдем, перекусим гамбургером.
– И картошкой! Она помогает не думать!
Я рассмеялся. Пожалуй, я все время забываю, что моей козявке только шесть.
И мы поехали. Могли и пешком дойти, тем более что парковаться возле киноцентра, в котором располагалась закусочная, в это время было практически невозможно, но Томка недвусмысленно дала понять, что собирается забраться ко мне на шею, а этого я себе позволить с некоторых пор не могу, потому что от сидячей работы шея моя постепенно становилась совсем уж никудышным седлом. Кроме того, пешком мы вообще рисковали не добраться до кафе, ибо моя любопытная дочь стала бы останавливаться возле каждой витрины и обитаемой скамейки, как пригородная электричка сбрасывает скорость у каждого садово-огородного товарищества.
В машине Томка заказала своего любимого Майкла Джексона. Я включил «Jam», под который она танцевала на новогоднем утреннике в детском саду. Шесть минут покоя мне гарантированы.
Всю дорогу до «Макдональдса» я думал, думал, думал. Но ничего путного придумать не сумел, потому что Томка у меня за спиной корчила рожи и подпевала Джексону: «Джем! Е-де, ту-бе! Джем!».
…Однажды мне пришлось прибегнуть к помощи экстрасенса. Да-да, не смейтесь. Были времена, когда мне приходилось скрывать свои сомнительные связи, ибо правильный сыщик обязан полагаться лишь на факты и улики, но теперь, в своем собственном агентстве, я вправе призывать на помощь хоть колдунов, хоть черта лысого вместе со всей его свитой, и никто мне не скажет ни слова.
Я искал одного пропавшего мужа. Не вернулся домой в означенный срок молодой парень. В полиции дело не взяли, а женщина уже падала в обморок от страха. Мы вместе проработали несколько вариантов, но ни один не привел нас к пропавшему. Тогда я позвонил знакомой, Ольге Мякуш. Она нашла бедолагу в считанные минуты. Она увидела, что он жив и относительно здоров, описала место, где он мог находиться. Я направил туда людей. Парень пропадал с любовницей за городом. Выяснилось, что накануне они с женой поссорились, и он решил не возвращаться домой и не отвечать на звонки. На мой вкус, он просто изувер, но дело не в том…
Ольга Мякуш задержалась у меня в офисе. Выпила чаю. Томка вертелась рядом, заигрывала с ней, как почти со всеми взрослыми, попадающими в поле зрения. В какой-то момент седая женщина усадила ребенка на колени и долго с ней говорила. Я не прислушивался, у меня было полно дел.
Когда пришло время прощаться, Ольга сказала одну вещь, о которой я все время думаю:
– У тебя уникальный ребенок, Антош. Она чувствует людей и мир вокруг себя. Очень тонкий инструмент.
– Откуда вы знаете?
– Я же ведьма, – рассмеялась Ольга, – я все эдакое знаю. Береги свою Зайку.
По сути, она не сказала мне ничего нового. Я догадывался, что у меня необычный ребенок (когда мы с Томкой входим вечером в ближайшую к дому «Пятерочку», продавцы и кассиры бросают работу, чтобы поздороваться). Но мнением постороннего человека, особенно экстрасенса, я по-настоящему дорожил…
…«Зайка» доела свой гамбургер и навалилась на картошку. Я пил чай.
– Пап!
– Да?
– Знаешь, что я хочу?
– Не знаю. И не хочу знать. Для сегодняшнего утра я твоих желаний удовлетворил слишком много.
Она посмотрела на меня вопросительно. Опять сложная фраза.
– То есть это «нет»?
– Ага.
Томка наигранно вздохнула, запихнула в рот картофельный ломтик и рассеянно огляделась. А я продолжал думать.
Я уже знал, что возьму дело Кормухина (точнее, «дело Марины»). Никому из своих подчиненных не скажу даже о сути обращения клиента. Впрочем, Петру объяснять ничего не нужно, он парень понятливый, а остальных парней в офисе почти никогда не застанешь, они вечно в работе.
Я мог бы отказаться выполнять заказ из этических соображений, но очень уж мне интересно стало, что за скелеты могли храниться в шкафу моей бывшей возлюбленной. Тем более что Маришка все еще оставалась матерью моего ребенка, а уж тут никаких белых пятен быть не должно.
Я проводил Кормухина до стойки администратора. Прежде чем покинуть мой офис, он задержался в холле. Его остановила моя дочь.
Томка несколько секунд молча изучала мужчину. Обычно она сразу и легко идет на контакт, совершенно не фильтруя образы возникающих перед ней людей: она может быть одинаково приветлива с пьянчугой на улице, с милой опрятной тетенькой в очереди к кассе супермаркета, гаишником, проверяющим мои документы на дороге, и прочим случайным людом обоих полов и любого социального статуса. Но перед Виктором Кормухиным на нее напал неожиданный ступор.
– Привет, – сказал тот.
Томка молчала, склонив голову в бок. Мне стало неловко.
– Дочь, поздоровайся.
Томка кивнула, но продолжала молчать. Виктор улыбнулся.
– Ребенок просто стесняется, ничего страшного.
И тут неожиданно девочка подала голос:
– Ничо подобного! Я просто думаю, где вас видела.
– Мы встречались?
Томка пожала плечиками.
– Все может быть, мистер Долгопупс…
Я покраснел, а Виктор засмеялся.
– Как скажешь, юная леди, пусть будет Долгопупс.
– Кто-то из ее знакомых увлекается Гарри Поттером, – объяснил я. – Для нее это пока слишком сложно.
– Да, – важно подтвердила Томка, – Гарри Поттер – форева!
– Хорошо, – смеялся Виктор. Потом его лицо вдруг стало серьезным. Он перевел взгляд вниз, на пол. – Смотрите, юная леди, вы что-то обронили.
Я проследил за его взглядом. На полу возле левого сандалика Томки лежал блестящий предмет.
– Это же «моя счастливая монетка»! – воскликнула девочка. – Блин, она опять выпала из кармана! Пап, у меня в джинсах кармашек дырявый, почему ты не видишь!
Я покраснел, а Томка подняла с пола овальный золоченый медальон, подаренный Мариной, и в одну секунду спрятала его в другом кармане штанов.
Тут зазвонил мой мобильный телефон.
Я отошел в сторону. Звонил мой «личный банкир» (так я называл школьного товарища, служившего в коммерческом банке в отделе кредитов и у которого я неоднократно и весьма удачно одалживался). Краем уха я услышал, как Кормухин попросил рассказать ему про счастливую монетку. Томка что-то заверещала в ответ.
Кормухин покидал офис уже без меня. Разговор с банкиром занял много времени – что-то не срасталось с моими платежами за недавно взятый кредит. Я видел лишь, как Виктор, уходя, сдержанно кивнул мне. В этом кивке я прочел надежду на то, что его просьба останется между нами.
После ухода клиента я больше получаса крутился в своем кресле в кабинете и размышлял. Томка сидела на кушетке перед телевизором в углу, смотрела детский канал. Одна из немногих вещей, способных отвлечь ее от меня, это проклятый телевизор с детским каналом.
Я понял, что ничего не понял. Жизнь моя странным образом сделала кружок по стадиону и вернулась к некой исходной точке. Если когда-то моя жена и казалась мне странным существом, то не более, чем все остальные женщины, пронесшиеся в жизни подобно кометам – ослепили, не обогрев, но оставив след. Теперь же я думал о ней в несколько ином ключе. Я снова должен был пережевывать ту же самую мысленную жвачку, которую, казалось, давно выплюнул.
– Том, – позвал я дочку.
– Да, пап? – Она даже не оторвалась от телевизора.
– По маме скучаешь?
Тамара не ответила. Смотрела на экран, где некий дядя Стив с кретинским выражением лица спрашивал у маленьких зрителей, где спряталась собака Булька.
– Том…
Она пожала плечиками, наигранно вздохнула.
– Пап, я тебе лучше вот что скажу. – Она обернулась. – Поехали в «Макдонлиц»!
– Ты уже проголодалась? Мы же только что из дома.
– Ну и что! Гамбургер помогает думать.
– А тебе надо думать?
Она цокнула языком.
– Какой ты балда! Тебе надо думать, неужели не понятно!
– Ты как с отцом разговариваешь!
– Ой, да ладно, все равно ты меня любишь.
С этим я точно не мог спорить.
– Ладно, Кукрыникса, выключай телевизор и пойдем, перекусим гамбургером.
– И картошкой! Она помогает не думать!
Я рассмеялся. Пожалуй, я все время забываю, что моей козявке только шесть.
И мы поехали. Могли и пешком дойти, тем более что парковаться возле киноцентра, в котором располагалась закусочная, в это время было практически невозможно, но Томка недвусмысленно дала понять, что собирается забраться ко мне на шею, а этого я себе позволить с некоторых пор не могу, потому что от сидячей работы шея моя постепенно становилась совсем уж никудышным седлом. Кроме того, пешком мы вообще рисковали не добраться до кафе, ибо моя любопытная дочь стала бы останавливаться возле каждой витрины и обитаемой скамейки, как пригородная электричка сбрасывает скорость у каждого садово-огородного товарищества.
В машине Томка заказала своего любимого Майкла Джексона. Я включил «Jam», под который она танцевала на новогоднем утреннике в детском саду. Шесть минут покоя мне гарантированы.
Всю дорогу до «Макдональдса» я думал, думал, думал. Но ничего путного придумать не сумел, потому что Томка у меня за спиной корчила рожи и подпевала Джексону: «Джем! Е-де, ту-бе! Джем!».
…Однажды мне пришлось прибегнуть к помощи экстрасенса. Да-да, не смейтесь. Были времена, когда мне приходилось скрывать свои сомнительные связи, ибо правильный сыщик обязан полагаться лишь на факты и улики, но теперь, в своем собственном агентстве, я вправе призывать на помощь хоть колдунов, хоть черта лысого вместе со всей его свитой, и никто мне не скажет ни слова.
Я искал одного пропавшего мужа. Не вернулся домой в означенный срок молодой парень. В полиции дело не взяли, а женщина уже падала в обморок от страха. Мы вместе проработали несколько вариантов, но ни один не привел нас к пропавшему. Тогда я позвонил знакомой, Ольге Мякуш. Она нашла бедолагу в считанные минуты. Она увидела, что он жив и относительно здоров, описала место, где он мог находиться. Я направил туда людей. Парень пропадал с любовницей за городом. Выяснилось, что накануне они с женой поссорились, и он решил не возвращаться домой и не отвечать на звонки. На мой вкус, он просто изувер, но дело не в том…
Ольга Мякуш задержалась у меня в офисе. Выпила чаю. Томка вертелась рядом, заигрывала с ней, как почти со всеми взрослыми, попадающими в поле зрения. В какой-то момент седая женщина усадила ребенка на колени и долго с ней говорила. Я не прислушивался, у меня было полно дел.
Когда пришло время прощаться, Ольга сказала одну вещь, о которой я все время думаю:
– У тебя уникальный ребенок, Антош. Она чувствует людей и мир вокруг себя. Очень тонкий инструмент.
– Откуда вы знаете?
– Я же ведьма, – рассмеялась Ольга, – я все эдакое знаю. Береги свою Зайку.
По сути, она не сказала мне ничего нового. Я догадывался, что у меня необычный ребенок (когда мы с Томкой входим вечером в ближайшую к дому «Пятерочку», продавцы и кассиры бросают работу, чтобы поздороваться). Но мнением постороннего человека, особенно экстрасенса, я по-настоящему дорожил…
…«Зайка» доела свой гамбургер и навалилась на картошку. Я пил чай.
– Пап!
– Да?
– Знаешь, что я хочу?
– Не знаю. И не хочу знать. Для сегодняшнего утра я твоих желаний удовлетворил слишком много.
Она посмотрела на меня вопросительно. Опять сложная фраза.
– То есть это «нет»?
– Ага.
Томка наигранно вздохнула, запихнула в рот картофельный ломтик и рассеянно огляделась. А я продолжал думать.
Я уже знал, что возьму дело Кормухина (точнее, «дело Марины»). Никому из своих подчиненных не скажу даже о сути обращения клиента. Впрочем, Петру объяснять ничего не нужно, он парень понятливый, а остальных парней в офисе почти никогда не застанешь, они вечно в работе.
Я мог бы отказаться выполнять заказ из этических соображений, но очень уж мне интересно стало, что за скелеты могли храниться в шкафу моей бывшей возлюбленной. Тем более что Маришка все еще оставалась матерью моего ребенка, а уж тут никаких белых пятен быть не должно.
6
Для начала я набрал номер ее телефона. Марина не отвечала. Я уже начал к этому привыкать. Мне все чаще приходилось буквально гоняться за бывшей женой, чтобы напомнить о материнском долге, но это не могло продолжаться вечно. Не хочет – не надо, тем более что Тамарка вовсе не страдает без нее.
Я набрал второй ее мобильный номер, затем домашний, который мне оставил Виктор Кормухин. Оба щедро одарили меня длинными гудками, хотя, по данным клиента, объект должен был находиться дома.
Я обернулся к дочери, сидящей на заднем сиденье.
– Том, у меня много дел. Сейчас я отвезу тебя в офис, посидишь с тетей Настей.
– Не-а.
Я набрал второй ее мобильный номер, затем домашний, который мне оставил Виктор Кормухин. Оба щедро одарили меня длинными гудками, хотя, по данным клиента, объект должен был находиться дома.
Я обернулся к дочери, сидящей на заднем сиденье.
– Том, у меня много дел. Сейчас я отвезу тебя в офис, посидишь с тетей Настей.
– Не-а.