Страница:
– Уверяю вас, ошибиться было невозможно, – сказал Ольшес.
– А мне вот что интересно, – сказал Кор-сильяс. – Когда были здесь эти… сволочи в скафандрах?
– К сожалению, под картинкой не было даты.
– Жаль, – очень серьезно произнес Корсильяс.
– Мне тоже, – согласился с ним Ольшес.
? Не это главное, – сказал консул. – Во всяком случае, в данный момент. Мне кажется, сейчас важно то, что разъяснились наконец некоторые странности отношения к нам. Понятно, почему нас не выпускали в город так долго. Ясно, почему Хеддену не разрешали выезд в степи, встречу с кочевниками, которые, как утверждает Даниил Петрович, на самом деле никакие не кочевники или, по крайней мере, не дикари. Но неясно, почему, все-таки нам позволили ходить по улицам в любое время. Тут что-то не так.
? – А вам не кажется, Адриан Станиславович, что как раз этот последний пункт как раз наиболее все– го убеждает в совершившемся факте переворота? Если не ошибаюсь, такая мысль уже приходила в голову кому-то из нас, – сказал Ольшес. – Да… Но я не понимаю, почему внешне все выглядит так, словно никакого переворота не было? Правитель остается на своем месте, все идет по-прежнему…
– Они ждут праздника, – тихо сказал Ольшес.
– Вы это знаете точно? Или только предполагаете?
– Я…
В дверь постучали. Вошла Ласкьяри.
– Я вам не помешала?
Земляне оторопело уставились на нее. Как она попала в дом?
– Ну что вы, Ласкьяри, – опомнился Корсиль-яс. – Разве вы можете помешать? Мы всегда рады вас видеть.
– Вы очень любезны.
– Хотите кофе?
– С удовольствием. Особенно если его сварит Даниил Петрович.
– О! – воскликнул польщенный Ольшес. – Вы оценили мое искусство кофеварения! Сейчас займусь.
Через несколько минут кофе был подан, и все расселись вокруг стола. Хедден хлопотал возле Ласкьяри, придвигая поближе печенье, Корсиль-яс уговаривал девушку попробовать пирожное, Ольшес и даже Росинский изо всех сил старались проявить внимание к гостье… а Елисеев помалкивал, не вмешиваясь в общую суету. Он всегда испытывал неловкость в присутствии Ласкьяри – девушка смотрела на него такими влюбленными глазами, что Адриан Станиславович просто не знал, куда ему деваться. И еще Елисееву очень и очень не нравилось то, что второй помощник, он же инспектор по особым делам, беззастенчиво пользуется чувствами девушки в своих целях. Ведь если бы Ласкьяри не была влюблена, она вряд ли стала бы откровенничать с Даниилом Петровичем. А так…
А Ольшес, наблюдая за Елисеевым и без особого труда угадывая его мысли, прикидывал, что сказал бы консул, узнай он о том, что Ольшес научил девушку стрелять из бластера…
Сначала, как водится, развлекались светской болтовней на общие темы, но довольно скоро Ласкьяри ни к селу ни к городу произнесла странную фразу:
– Неужели вам недостаточно вашей силы? Сидящие за столом замолчали, дружно уставясь на девушку. Первым задал встречный вопрос Ольшес.
– Вы о чем, Ласкьяри?
– О дарейтах.
– Любопытно. Но непонятно.
– В самом деле?
– Клянусь, мы действительно ничего не понимаем. Может быть… ну, поскольку вы сами заговорили на эту тему… может быть, вы все-таки расскажете нам, в каких черных замыслах нас подозревают? Намеков мы слышали массу, но никакой конкретной мысли у нас эти намеки не породили.
Ласкьяри обвела землян задумчивым взглядом, остановилась на Елисееве… Подумала, потом спросила:
– Адриан Станиславович, вы можете дать мне честное слово, что вы действительно не понимаете, о чем идет речь?
– Могу. Мы не знаем, почему вы связываете наше прибытие на Ауяну с дарейтами. Мы не знаем, каким образом от общения с дарейтами может увеличиться наша сила. Мы даже не понимаем, почему нас полгода не выпускали в город, а теперь вдруг разрешили прогулки. Даю вам честное слово.
– Вам я верю… Ну что ж. Где наша не пропадала, – усмехнулась дочь первого министра. – Расскажу, извольте. Но я, со своей стороны, клянусь вам – у нас все уверены, что вы просто скрываете свои истинные намерения. Так вот. Конспективно вся эта история выглядит следующим образом. Достаточно давно, когда на территории нынешнего Тофета не было ничего, кроме степей, по которым кочевали разные племена, нередко вступавшие в схватки между собой, одно из племен по каким-то причинам задержалось на побережье, возле Желтого залива. На этот счет нет точных сведений, потому что все эти племена прекрасно обходились без писаной истории. Но легенд на эту тему множество. Однако главное тут то, что именно тогда и произошла первая встреча людей и дарейтов. Но даже в те давние времена далеко не каждый человек мог общаться с дарейтами, и со временем таких людей – их теперь называют дублатами – становилось меньше. У нас многие считают, что с уходом простоты мы потеряли и какие-то необходимые для взаимопонимания качества. Но вообще-то эта способность передается по наследству, только, к сожалению, не всем потомкам… Тогда же началось и формирование современных границ государства, и вообще история собственно Тофета. Но сразу возникли и осложнения. Во-первых, только часть кочевых племен перешла к оседлому образу жизни, некоторые и по сей день живут в степях, вы это знаете… и сохраняют прежнюю непосредственность в отношениях с дарейтами. Во-вторых – все меньше и меньше людей из тех, кто ушел от первобытности, могли общаться с жителями моря. И эта способность постепенно стала идентифицироваться с правом на власть. Эта способность проявляется в разном возрасте – иногда в три-четыре года, а иногда сразу после тридцати. Мой отец,например, стал дублатом, когда ему было уже почти тридцать два года.
– А вы, Ласкьяри, понимаете их? – спросил Ольшес.
– Нет.
– Но у вас еще есть надежда?
– Вряд ли. Скорее она будет у моих детей или внуков. Но у кого-нибудь эта способность проявится обязательно. Так что, в общем, право на власть в итоге принадлежит семье, пусть не в каждом поколении. Но шансы заметно увеличиваются, если в семью берут женщину из степных племен.
– Но все-таки не совсем ясно, при чем тут уровень развития вашего государства, – сказал Елисеев. – Дарейты оказывают вам какую-то помощь? Какую? И как именно?
– Нет, – улыбнулась девушка, – дело не в помощи. Просто человек, услышавший море, одновременно приобретает ряд других качеств. А может быть, просто начинает активно развиваться то, что было заложено в нем с самого начала.
– То есть?
– Если в двух словах – такой человек становится умнее.
– И что же, разница между… э-э… этими состояниями так заметна?
– Разница колоссальна. Меняется скорость мыслительных процессов, резко обостряются творческие способности, аналитические… и так далее. Эти люди становятся политиками, учеными, занимаются искусством. Им всегда предоставляются руководящие посты в избранной ими области.
– А не бывает так, чтобы человек вдруг утратил столь необычное дарование?
– Нет, не бывает. Это пожизненно.
– А в других странах ничего подобного не наблюдается?
– Дарейты выходят на берег только в одном месте – у Желтого залива. А Желтый залив, как вам известно, находится на нашей территории.
– И для того чтобы говорить с ними, нужно приходить на берег?
– Нет… не обязательно. Здесь все несколько сложнее, и мы, собственно, не знаем, в чем тут дело. Видите ли, иногда первый всплеск понимания наблюдается у человека, вообще находящегося далеко от побережья, в глубинных районах страны. Иногда – но тоже очень редко – у тех, кто находится в непосредственной близости к морю, в любом месте. Кстати, те люди, которых вы видели на набережных… ну, те, что сидят часами, глядя на воду… они надеются когда-нибудь услышать зов моря и стать великими. Но чаще всего…
Ласкьяри внезапно замолчала.
– Так что же – чаще всего? – настороженно спросил Ольшес.
Вместо ответа, девушка встала и произнесла торжественно и серьезно:
– Вы должны покинуть нас немедленно!
– То есть как – покинуть? – удивился Елисеев.
– Вы должны улететь с нашей планеты. В ближайшие дни. Или, по крайней мере, перебраться в какую-то другую страну.
– Но помилуйте, Ласкьяри, с чего бы вдруг? Ласкьяри снова села – вернее, почти упала в кресло, схватилась руками за голову и закричала:
– Уходите, уходите, уходите от нас! Так нужно! Уходите скорее! Как можно скорее! И навсегда!
Ольшес быстро встал, подошел к ней, взял за плечи и основательно встряхнул.
– Успокойтесь!
Ласкьяри замолчала, обвела всех растерянным взглядом – и расплакалась.
– Ох, девочка…
Земляне засуетились. Хедден побежал за валерьянкой, Росинский бросился на кухню за льдом…
Наконец девушку удалось успокоить. – Каждому из землян хотелось задать ей один и тот же вопрос – но никто не мог решиться, опасаясь нового взрыва чувств. Однако Ласкьяри заговорила сама.
– Вы должны уйти от нас, потому что иначе… В общем, в день Великого Праздника вас хотят схватить…
– Но, Ласкьяри, – осторожно перебил Елисеев, – мы ведь и сейчас не в крепости сидим, нас можно схватить в любой момент. Зачем ждать праздника?
– Затем, чтобы все это выглядело так, словно ваши черные мысли почувствовали дикие люди – они придут в этот день в Столицу, и они часто нападают на кого-то… Видите ли, правительству выгодно поддерживать легенду, и, хотя кочевники на самом деле никакие не кочевники и совсем не такие дикие, как думает большинство людей, они с удовольствием играют в эту игру – получая, естественно, неплохие деньги за все это и многие другие выгоды… но об этом знают только имеющие власть. И часто степных людей просят «почувствовать» того или иного человека… Теперь намечены вы и Правитель.
– Ну, хорошо, – сказал Елисеев. – Предположим, все будет выглядеть вполне благопристойно, нас арестуют по подсказке кочевых людей.
Но для чего нас арестовывать? В чем смысл этого деяния?
– О Боже… – Ласкьяри прикрыла глаза, вздохнула и снова заговорила. Но теперь она выглядела растерянной, беспомощной… и уже не дочь первого министра, владеющая собой, воспитанная среди дипломатов и государственных деятелей, – нет, просто девочка, испуганная и зареванная, сидела в кресле, глядя на землян громадными глазами, в которых, кроме страха, ничего уже не было…
? Нам нужно… я говорю «нам», потому что не могу отделить себя от своего отца и от Гилакса – он мой молочный брат… так вот, нам нужно ваше оружие. Неужели вы до сих пор не поняли? Странно. Нам нужна ваша техника. Ваша сила. Чтобы государство Тофет окончательно и безусловно стало первым. Чтобы никто не мог противиться его воле…
– А почему, собственно, вы решили, что стоит захватить нас в плен, как тут же на вас упадут все блага земной цивилизации? – поинтересовался Ольшес.
– Потому что вы слишком добры.
– Не понял, – признался Елисеев.
– Потому что ваши соотечественники отдадут все, лишь бы выручить вас из беды! – выкрикнула девушка.
– Да с чего вы взяли, что мы станем сообщать нашим соотечественникам о таких вещах? – недоуменно развел руками Ольшес.
– А как же иначе?
– Да так уж… сами выкрутимся.
– Неправда, – усмехнулась Ласкьяри. – Впрочем, – подумав, согласилась она, – может быть, и правда – то, что вы не захотите звать на помощь. Но они придут сами.
– Неплохо рассчитано, – вынужден был признать Елисеев. – Только все равно ведь вы ничего не получите. Особенно оружия.
– А если вам будет грозить смерть?
– Ну и что?
Тут уж Ласкьяри изумилась не на шутку.
– То есть как – ну и что? Неужели ваши друзья там, в этой вашей Федерации, пожертвуют вашими жизнями?
– Им не придется ничем жертвовать. В случае крайней необходимости мы и сами сумеем пожертвовать собой. Поймите, Ласкьяри, – принялся объяснять Даниил Петрович, – наши жизни, конечно, представляют некоторую относительную ценность, и у нас не принято рисковать людьми ни с того ни с сего, это вы усвоили. Но бывают ситуации, когда один и даже пять человек – имеют право погибнуть. Например, если речь идет о судьбе целой планеты. О миллионах людей, которые могут пострадать из-за того, что Федерация неосторожно вторглась в их существование. Понимаете? Мы имеем право на смерть. И если у нас не останется другого выхода – мы это право реализуем. И наши друзья нас не осудят, поверьте. Так что хлопоты Гилакса напрасны.
– У вас не будет возможности реализовать ваше право.
Земляне рассмеялись одновременно и так весело, что Ласкьяри встала, глядя на них с ужасом.
– Почему вы смеетесь?
– Милая девочка, – сказал Елисеев, – вы, наверное, думаете, что если нас связать по рукам и ногами запереть в темной комнате, то мы окажемся беспомощны перед вами? Но ведь любой из нас может просто приказать сердцу остановиться, и всех-то дел! Нас этому специально учили.
Корсильяс не удержался, чтобы не отметить тут же:
– Ах, Адриан Станиславович, что это за манера выражаться – «всех-то дел»? И где вы этого нахватались?
– У вас научился, – любезно ответил консул. Ласкьяри не сказала, а простонала:
– Нет, вы все ненормальные! – и выбежала из комнаты.
Глава 8
– А мне вот что интересно, – сказал Кор-сильяс. – Когда были здесь эти… сволочи в скафандрах?
– К сожалению, под картинкой не было даты.
– Жаль, – очень серьезно произнес Корсильяс.
– Мне тоже, – согласился с ним Ольшес.
? Не это главное, – сказал консул. – Во всяком случае, в данный момент. Мне кажется, сейчас важно то, что разъяснились наконец некоторые странности отношения к нам. Понятно, почему нас не выпускали в город так долго. Ясно, почему Хеддену не разрешали выезд в степи, встречу с кочевниками, которые, как утверждает Даниил Петрович, на самом деле никакие не кочевники или, по крайней мере, не дикари. Но неясно, почему, все-таки нам позволили ходить по улицам в любое время. Тут что-то не так.
? – А вам не кажется, Адриан Станиславович, что как раз этот последний пункт как раз наиболее все– го убеждает в совершившемся факте переворота? Если не ошибаюсь, такая мысль уже приходила в голову кому-то из нас, – сказал Ольшес. – Да… Но я не понимаю, почему внешне все выглядит так, словно никакого переворота не было? Правитель остается на своем месте, все идет по-прежнему…
– Они ждут праздника, – тихо сказал Ольшес.
– Вы это знаете точно? Или только предполагаете?
– Я…
В дверь постучали. Вошла Ласкьяри.
– Я вам не помешала?
Земляне оторопело уставились на нее. Как она попала в дом?
– Ну что вы, Ласкьяри, – опомнился Корсиль-яс. – Разве вы можете помешать? Мы всегда рады вас видеть.
– Вы очень любезны.
– Хотите кофе?
– С удовольствием. Особенно если его сварит Даниил Петрович.
– О! – воскликнул польщенный Ольшес. – Вы оценили мое искусство кофеварения! Сейчас займусь.
Через несколько минут кофе был подан, и все расселись вокруг стола. Хедден хлопотал возле Ласкьяри, придвигая поближе печенье, Корсиль-яс уговаривал девушку попробовать пирожное, Ольшес и даже Росинский изо всех сил старались проявить внимание к гостье… а Елисеев помалкивал, не вмешиваясь в общую суету. Он всегда испытывал неловкость в присутствии Ласкьяри – девушка смотрела на него такими влюбленными глазами, что Адриан Станиславович просто не знал, куда ему деваться. И еще Елисееву очень и очень не нравилось то, что второй помощник, он же инспектор по особым делам, беззастенчиво пользуется чувствами девушки в своих целях. Ведь если бы Ласкьяри не была влюблена, она вряд ли стала бы откровенничать с Даниилом Петровичем. А так…
А Ольшес, наблюдая за Елисеевым и без особого труда угадывая его мысли, прикидывал, что сказал бы консул, узнай он о том, что Ольшес научил девушку стрелять из бластера…
Сначала, как водится, развлекались светской болтовней на общие темы, но довольно скоро Ласкьяри ни к селу ни к городу произнесла странную фразу:
– Неужели вам недостаточно вашей силы? Сидящие за столом замолчали, дружно уставясь на девушку. Первым задал встречный вопрос Ольшес.
– Вы о чем, Ласкьяри?
– О дарейтах.
– Любопытно. Но непонятно.
– В самом деле?
– Клянусь, мы действительно ничего не понимаем. Может быть… ну, поскольку вы сами заговорили на эту тему… может быть, вы все-таки расскажете нам, в каких черных замыслах нас подозревают? Намеков мы слышали массу, но никакой конкретной мысли у нас эти намеки не породили.
Ласкьяри обвела землян задумчивым взглядом, остановилась на Елисееве… Подумала, потом спросила:
– Адриан Станиславович, вы можете дать мне честное слово, что вы действительно не понимаете, о чем идет речь?
– Могу. Мы не знаем, почему вы связываете наше прибытие на Ауяну с дарейтами. Мы не знаем, каким образом от общения с дарейтами может увеличиться наша сила. Мы даже не понимаем, почему нас полгода не выпускали в город, а теперь вдруг разрешили прогулки. Даю вам честное слово.
– Вам я верю… Ну что ж. Где наша не пропадала, – усмехнулась дочь первого министра. – Расскажу, извольте. Но я, со своей стороны, клянусь вам – у нас все уверены, что вы просто скрываете свои истинные намерения. Так вот. Конспективно вся эта история выглядит следующим образом. Достаточно давно, когда на территории нынешнего Тофета не было ничего, кроме степей, по которым кочевали разные племена, нередко вступавшие в схватки между собой, одно из племен по каким-то причинам задержалось на побережье, возле Желтого залива. На этот счет нет точных сведений, потому что все эти племена прекрасно обходились без писаной истории. Но легенд на эту тему множество. Однако главное тут то, что именно тогда и произошла первая встреча людей и дарейтов. Но даже в те давние времена далеко не каждый человек мог общаться с дарейтами, и со временем таких людей – их теперь называют дублатами – становилось меньше. У нас многие считают, что с уходом простоты мы потеряли и какие-то необходимые для взаимопонимания качества. Но вообще-то эта способность передается по наследству, только, к сожалению, не всем потомкам… Тогда же началось и формирование современных границ государства, и вообще история собственно Тофета. Но сразу возникли и осложнения. Во-первых, только часть кочевых племен перешла к оседлому образу жизни, некоторые и по сей день живут в степях, вы это знаете… и сохраняют прежнюю непосредственность в отношениях с дарейтами. Во-вторых – все меньше и меньше людей из тех, кто ушел от первобытности, могли общаться с жителями моря. И эта способность постепенно стала идентифицироваться с правом на власть. Эта способность проявляется в разном возрасте – иногда в три-четыре года, а иногда сразу после тридцати. Мой отец,например, стал дублатом, когда ему было уже почти тридцать два года.
– А вы, Ласкьяри, понимаете их? – спросил Ольшес.
– Нет.
– Но у вас еще есть надежда?
– Вряд ли. Скорее она будет у моих детей или внуков. Но у кого-нибудь эта способность проявится обязательно. Так что, в общем, право на власть в итоге принадлежит семье, пусть не в каждом поколении. Но шансы заметно увеличиваются, если в семью берут женщину из степных племен.
– Но все-таки не совсем ясно, при чем тут уровень развития вашего государства, – сказал Елисеев. – Дарейты оказывают вам какую-то помощь? Какую? И как именно?
– Нет, – улыбнулась девушка, – дело не в помощи. Просто человек, услышавший море, одновременно приобретает ряд других качеств. А может быть, просто начинает активно развиваться то, что было заложено в нем с самого начала.
– То есть?
– Если в двух словах – такой человек становится умнее.
– И что же, разница между… э-э… этими состояниями так заметна?
– Разница колоссальна. Меняется скорость мыслительных процессов, резко обостряются творческие способности, аналитические… и так далее. Эти люди становятся политиками, учеными, занимаются искусством. Им всегда предоставляются руководящие посты в избранной ими области.
– А не бывает так, чтобы человек вдруг утратил столь необычное дарование?
– Нет, не бывает. Это пожизненно.
– А в других странах ничего подобного не наблюдается?
– Дарейты выходят на берег только в одном месте – у Желтого залива. А Желтый залив, как вам известно, находится на нашей территории.
– И для того чтобы говорить с ними, нужно приходить на берег?
– Нет… не обязательно. Здесь все несколько сложнее, и мы, собственно, не знаем, в чем тут дело. Видите ли, иногда первый всплеск понимания наблюдается у человека, вообще находящегося далеко от побережья, в глубинных районах страны. Иногда – но тоже очень редко – у тех, кто находится в непосредственной близости к морю, в любом месте. Кстати, те люди, которых вы видели на набережных… ну, те, что сидят часами, глядя на воду… они надеются когда-нибудь услышать зов моря и стать великими. Но чаще всего…
Ласкьяри внезапно замолчала.
– Так что же – чаще всего? – настороженно спросил Ольшес.
Вместо ответа, девушка встала и произнесла торжественно и серьезно:
– Вы должны покинуть нас немедленно!
– То есть как – покинуть? – удивился Елисеев.
– Вы должны улететь с нашей планеты. В ближайшие дни. Или, по крайней мере, перебраться в какую-то другую страну.
– Но помилуйте, Ласкьяри, с чего бы вдруг? Ласкьяри снова села – вернее, почти упала в кресло, схватилась руками за голову и закричала:
– Уходите, уходите, уходите от нас! Так нужно! Уходите скорее! Как можно скорее! И навсегда!
Ольшес быстро встал, подошел к ней, взял за плечи и основательно встряхнул.
– Успокойтесь!
Ласкьяри замолчала, обвела всех растерянным взглядом – и расплакалась.
– Ох, девочка…
Земляне засуетились. Хедден побежал за валерьянкой, Росинский бросился на кухню за льдом…
Наконец девушку удалось успокоить. – Каждому из землян хотелось задать ей один и тот же вопрос – но никто не мог решиться, опасаясь нового взрыва чувств. Однако Ласкьяри заговорила сама.
– Вы должны уйти от нас, потому что иначе… В общем, в день Великого Праздника вас хотят схватить…
– Но, Ласкьяри, – осторожно перебил Елисеев, – мы ведь и сейчас не в крепости сидим, нас можно схватить в любой момент. Зачем ждать праздника?
– Затем, чтобы все это выглядело так, словно ваши черные мысли почувствовали дикие люди – они придут в этот день в Столицу, и они часто нападают на кого-то… Видите ли, правительству выгодно поддерживать легенду, и, хотя кочевники на самом деле никакие не кочевники и совсем не такие дикие, как думает большинство людей, они с удовольствием играют в эту игру – получая, естественно, неплохие деньги за все это и многие другие выгоды… но об этом знают только имеющие власть. И часто степных людей просят «почувствовать» того или иного человека… Теперь намечены вы и Правитель.
– Ну, хорошо, – сказал Елисеев. – Предположим, все будет выглядеть вполне благопристойно, нас арестуют по подсказке кочевых людей.
Но для чего нас арестовывать? В чем смысл этого деяния?
– О Боже… – Ласкьяри прикрыла глаза, вздохнула и снова заговорила. Но теперь она выглядела растерянной, беспомощной… и уже не дочь первого министра, владеющая собой, воспитанная среди дипломатов и государственных деятелей, – нет, просто девочка, испуганная и зареванная, сидела в кресле, глядя на землян громадными глазами, в которых, кроме страха, ничего уже не было…
? Нам нужно… я говорю «нам», потому что не могу отделить себя от своего отца и от Гилакса – он мой молочный брат… так вот, нам нужно ваше оружие. Неужели вы до сих пор не поняли? Странно. Нам нужна ваша техника. Ваша сила. Чтобы государство Тофет окончательно и безусловно стало первым. Чтобы никто не мог противиться его воле…
– А почему, собственно, вы решили, что стоит захватить нас в плен, как тут же на вас упадут все блага земной цивилизации? – поинтересовался Ольшес.
– Потому что вы слишком добры.
– Не понял, – признался Елисеев.
– Потому что ваши соотечественники отдадут все, лишь бы выручить вас из беды! – выкрикнула девушка.
– Да с чего вы взяли, что мы станем сообщать нашим соотечественникам о таких вещах? – недоуменно развел руками Ольшес.
– А как же иначе?
– Да так уж… сами выкрутимся.
– Неправда, – усмехнулась Ласкьяри. – Впрочем, – подумав, согласилась она, – может быть, и правда – то, что вы не захотите звать на помощь. Но они придут сами.
– Неплохо рассчитано, – вынужден был признать Елисеев. – Только все равно ведь вы ничего не получите. Особенно оружия.
– А если вам будет грозить смерть?
– Ну и что?
Тут уж Ласкьяри изумилась не на шутку.
– То есть как – ну и что? Неужели ваши друзья там, в этой вашей Федерации, пожертвуют вашими жизнями?
– Им не придется ничем жертвовать. В случае крайней необходимости мы и сами сумеем пожертвовать собой. Поймите, Ласкьяри, – принялся объяснять Даниил Петрович, – наши жизни, конечно, представляют некоторую относительную ценность, и у нас не принято рисковать людьми ни с того ни с сего, это вы усвоили. Но бывают ситуации, когда один и даже пять человек – имеют право погибнуть. Например, если речь идет о судьбе целой планеты. О миллионах людей, которые могут пострадать из-за того, что Федерация неосторожно вторглась в их существование. Понимаете? Мы имеем право на смерть. И если у нас не останется другого выхода – мы это право реализуем. И наши друзья нас не осудят, поверьте. Так что хлопоты Гилакса напрасны.
– У вас не будет возможности реализовать ваше право.
Земляне рассмеялись одновременно и так весело, что Ласкьяри встала, глядя на них с ужасом.
– Почему вы смеетесь?
– Милая девочка, – сказал Елисеев, – вы, наверное, думаете, что если нас связать по рукам и ногами запереть в темной комнате, то мы окажемся беспомощны перед вами? Но ведь любой из нас может просто приказать сердцу остановиться, и всех-то дел! Нас этому специально учили.
Корсильяс не удержался, чтобы не отметить тут же:
– Ах, Адриан Станиславович, что это за манера выражаться – «всех-то дел»? И где вы этого нахватались?
– У вас научился, – любезно ответил консул. Ласкьяри не сказала, а простонала:
– Нет, вы все ненормальные! – и выбежала из комнаты.
Глава 8
Рассвет, затянутый плотными серыми облаками, мало отличался от ночи. Но в тот час, когда должен был появиться первый луч Оссианы, в Столице началось движение. Ольшес долго смотрел в окно, наблюдая за тенями, мелькавшими на площади перед зданием консульства, исчезающими в переулках и вновь появляющимися на открытом пространстве… затем решительно направился к выходу. Однако едва лишь он приоткрыл дверь, как в щели возникла фигура стражника.
– Простите, пожалуйста, господин второй помощник консула, но на улицу уже нельзя выходить.
– Почему?
– Разве вы не знаете? В первый день Великого Праздника никто не выходит за дверь своего дома. Завтра – другое дело. Но сейчас… Кочевники уже вошли в Столицу. Извините, но вам лучше уйти наверх.
– Подожди, подожди… Нам ничего не говорили об этом.
– Господин второй помощник, я всего лишь рядовой страж, я не могу знать, почему вам ничего не сказали. Мое дело – стоять у двери.
– Но если нам нельзя выходить, то почему тебе можно находиться снаружи?
– Я в форме, и я стою у самой двери, не отойду даже на шаг. Так полагается.
– Ясно. Ну, извини, друг.
– Ну что вы, господин Ольшес…
Даниил Петрович отправился наверх и прежде всего разбудил консула. Впрочем, Елисеев все равно проснулся бы через пять минут – он строго выдерживал режим. Выслушав Ольшеса, Елисеев спросил:
– Значит, на площади вы видели кочевников?
– В том-то и дело, что это горожане.
– Вы не могли ошибиться? Х Ольшес только пожал плечами в ответ. Елисеев хмыкнул, подумал и сказал:
– Ну, собирайте всех. В столовой.
Через несколько минут сотрудники консульства уже находились в столовой; они стояли у окон, всматриваясь в медленно бледнеющую тьму. Фигуры на площади суетились по-прежнему, занятые какой-то непонятной и таинственной деятельностью, но их становилось все меньше и меньше.
– Почему же все-таки нас заперли? – сказал наконец Росинский.
– Поживем – увидим, – беспечно откликнулся Корсильяс.
– Не нравится мне это, – пробормотал Ольшес. – Более чем не нравится…
– Боюсь, что там, снаружи, это никого не интересует, – вздохнул Хедден. – Что нам нравится, что – нет…
В конце концов сотрудники консульства решили позавтракать – что бы ни происходило на улице, подкрепиться все же было необходимо. Но едва лишь они уселись за стол, как раздался звонок – кто-то пришел со стороны сада. Ольшес помчался вниз, и через минуту вернулся с Ласкьяри. Девушка была невероятно бледна, ее всегда безупречная прическа выглядела сомнительно. Едва войдя, она торопливо заговорила:
– Ваш автомобиль стоит во дворе… это очень хорошо. Вам нужно уходить отсюда. Немедленно! И в ответ услышала:
– Хотите кофе?
Ласкьяри бросила на Ольшеса тяжелый взгляд – словно булыжником швырнула, и, отвернувшись от второго помощника, обратилась к Елисееву.
– Господин консул, в вашем распоряжении совсем немного времени. К полудню дом будет окружен кочевниками, и тогда…
– И что – тогда? – мягко спросил Елисеев.
– Вас просто убьют. Достаточно и одного заложника, чтобы начать торговаться с Федерацией… вполне достаточно, и хлопот гораздо меньше. Я, кстати, говорила с нашими врачами. Они уверяют, что никакой человек не в состоянии остановить собственное сердце, так что…
– Ласкьяри, – вмешался Росинский, – скажите, пожалуйста, а как вы к нам добрались? Тут у нас под дверью стоит стражник, так он утверждает, что сегодня никому нельзя выходить на улицу. Хотя на площади…
– Кто посмеет остановить дочь Правителя? – презрительно встряхнув головой, бросила Ласкьяри.
– Правителя? – откликнулся Елисеев. – Вот оно, значит, как…
– Да, именно так.
– Скажите, пожалуйста, – спросил Хедден, – а вот эта мысль… ну, сделать нас предметом торговли с Федерацией… принадлежит вашему отцу?
Ласкьяри рассмеялась – очень зло и очень коротко.
– А вы думаете. Правитель Сапт хотел от вас чего-то другого? Уверяю, он рассчитывал получить то же самое. Только отец опередил его, обошел, и теперь Сапта нет, а отец продолжает игру.
– Ох, девочка, – вздохнул консул, – что они с вами делают….
– При чем тут я? – искренне удивилась Ласкьяри.
– При том, что вы доброе существо, а вас уродуют, внушая вам идеи зла, – сердито сказал Елисеев.
– Э, нет, – спокойно ответила девушка. – Нет во мне добра. И эта ваша идея – что человек от природы добр, – сплошная глупость, я давно это вам говорила. Вам нужно уходить. И вы никогда не должны возвращаться сюда. В своих делах мы разберемся сами, и ни в чьей помощи не нуждаемся.
Снова раздался звонок. На этот раз встречать посетителя отправился Хедден, а Ольшес, помедлив мгновение, выскользнул из столовой через другую дверь. Ласкьяри проводила его задумчивым взглядом, и Елисеев отметил для себя, что Даниил Петрович и Ласкьяри явно о чем-то сговорились… и испугался. Внезапно девушка сказала:
– Меня здесь нет.
И поспешно выбежала следом за вторым помощником. В столовой остались только трое землян.
– Кто бы это мог прийти? – пробормотал Ро-синский.
В ответ на его слова открылась дверь и появился Гилакс. За ним с растерянным видом вошел Хедден.
– Доброе утро, господа, – холодно поздоровался Гилакс.
– Здравствуйте, – сказал консул. – Господин Гилакс, вы явились сюда как официальное лицо?
– Да.
– В таком случае позвольте задать вопрос.
– Слушаю вас.
– Скажите, господин Гилакс, почему нас не поставили в известность о предстоящем празднике? И почему нас никто не предупредил, что в первый день праздника нельзя выходить на улицу?, – Это недосмотр прежнего кабинета, – ответил Гилакс, натянуто улыбаясь. – А я прибыл как раз для того, чтобы принести вам извинения нового правительства по этому поводу.
– Благодарю вас, – сказал консул. – Теперь все ясно. В таком случае у нас нет никаких претензий.
– Кроме того, я уполномочен передать вам предложение нового Правителя.
– Мы с удовольствием выслушаем вас. За спиной Гилакса в проеме двери бесшумно возник Ольшес. Почему-то он надел куртку, и Елисеев машинально отметил это обстоятельство. А за спиной Ольшеса в полутьме коридора появилась тонкая фигурка Ласкьяри. Гилакс продолжал:
– От имени нового Правителя Тофета я хочу предложить вам сотрудничество не только в области культуры. Мы… э-э…
Гилакс замялся под пристальными взглядами землян, и даже его великолепная наглость не помогла ему преодолеть смущение. На него смотрели так, что он почувствовал себя последней букашкой.
Елисеев закончил мысль Гилакса:
– Вы хотите, чтобы мы привезли вам оружие.
– Да, – встряхнулся Гилакс. – И вы его привезете.
– Вы в этом уверены?
– Безусловно…
– Позвольте поинтересоваться, на чем основана ваша уверенность?
Гилакс ухмыльнулся, обвел взглядом присутствующих, и вдруг словно что-то толкнуло его – он обернулся. И увидел позади Ольшеса. Ласкьяри он заметить не успел – девушка отступила в глубь коридора, растворилась в темноте… но какой-то намек на движение отпечатался в сознании Гилакса, и он спросил:
– У вас здесь кто-то посторонний?
– Почему вы так решили? Гилакс не ответил. Он подошел к двери и всмотрелся в неосвещенное пространство. Но, похоже, ничего подозрительного он там не усмотрел, потому что вернулся в центр комнаты и сказал резким, неприятным тоном:
– Наша уверенность основана на том, что вы – здесь, в наших руках, и уйти вам не удастся… – Вот как? – поднял брови Елисеев. – Вы это. точно знаете?
Гилакс фыркнул, как рассерженный кот, прищурился и заявил:
– Разумеется, я это знаю точно. И должен предупредить, что времени на размышления у вас осталось не так уж много. Ровно в полдень кочевники зажгут на площадях костры из травы pop, и…: – И сразу ощутят, что мы замыслили зло против вашей планеты? – перебил его Ольшес. —
А вам не кажется, что такому цивилизованному государству просто не к лицу средневековые методы избавления от неугодных людей?
– Это не ваше дело, – огрызнулся Гилакс. – Но вот как вы об этом узнали – я должен выяснить.
– Я им все рассказала, – раздался голос Лас-кьяри, и Гилакс чуть не подпрыгнул от неожиданности.
Ласкьяри вошла в столовую, спокойно обогнула Гилакса и, остановившись возле Елисеева, тихо сказала:
– Господин консул, теперь вы убедились, что я говорила правду?
– Ласкьяри, – сказал Елисеев, мгновенно побледнев, – вам нужно идти домой. Я вас очень прошу.
– Нет, – покачала головой девушка. – Я не уйду. Пока я здесь – они не посмеют вас тронуть.
– Вы ошибаетесь, Ласкьяри, – тихо сказал консул. – Ваше присутствие не остановит тех, кто хочет воевать. Пожалуйста, уйдите.
– Нет.
Она повернулась к Гилаксу, задумчиво осмотрела его с головы до ног – Гилакс поежился под ее взглядом – и заговорила неторопливо:
– Ну что, братец, не ожидал? Знаю, знаю, не думал сегодня встретить меня здесь. Но я пришла.
И не уйду, пока эти люди не окажутся в безопасности. А если ты захочешь помешать этому – я убью тебя. Ты меня знаешь, я слов на ветер не бросаю. Подумай, дорогой родственничек.
– Ну, хорошо, – пробормотал Гилакс, невольно делая шаг назад. – Я сейчас уйду. Но я вернусь через два-три часа, и вы должны будете мне ответить, хотите вы того или нет, – обратился он к Елисееву.
Елисеев сдержанно кивнул, ничего не говоря, и Гилакс вышел. Даниил Петрович отправился проводить его, и, пока он не вернулся, никто не произнес ни слова.
Войдя, Ольшес сказал:
– Ну что, господин консул, может быть, все-таки отправимся восвояси? А то как бы хуже не вышло.
– Право, не знаю, – ответил Елисеев в том же тоне. – Просто удирать не попрощавшись как-то некрасиво, а по-хорошему, похоже, теперь уже не уйти. Неужели придется с ними драться?
– Для начала, я думаю, нужно все-таки позвонить новому Правителю, – предложил Росин-ский.
– Он не станет с вами говорить, – тихо произнесла Ласкьяри.
– Почему?
– Не станет – и все. Впрочем,, попробуйте.
Ольшес подошел к телефону, набрал номер и тут же включил экран. Елисеев изумленно посмотрел на второго помощника, но тот сделал вид, что ничего не заметил. Росинский хотел выключить фо-нопт, но Ольшес отвел его руку, сказал:
– Ничего, ничего. Девочка им не расскажет. Ласкьяри не отрывала взгляда от экрана, и на ее лице было такое странное выражение, что Елисеев, тяжело вздохнув, сказал:
– Видите ли, Ласкьяри… Мы, конечно, напрасно не поставили вас в известность о возможностях нашей техники, но…
– Молчите, – оборвала его девушка. – Незачем вам оправдываться. Во всяком случае, передо мной.
Во дворце наконец сняли трубку, и на экране сразу возникло перекошенное злобой лицо Гилакса.
– Дворец Правителя.
– Господин консул Земной Федерации хотел бы поговорить по служебному вопросу с Правителем Тофета.
– Господин Правитель занят.
– Могу ли я узнать, когда он освободится?
– После полудня. – И Гилакс бросил трубку. Изображение на экране исчезло.
– Вот видите, – прошептала Ласкьяри. – После полудня…
– Ну что, ж, – сказал Елисеев, – начнем сборы?
– Ничего более разумного я не слышал в последние дни, – съязвил Корсильяс. – Наконец-то нас вынудили форсировать мыслительный процесс. И результат налицо.
– В таком случае, – не остался в долгу Елисеев, – вам я поручаю самую умственную деятельность. Займитесь уничтожением фонопта и киберов.
– Вот те здравствуйте, – возмутился Корсильяс. – Это вы мне предлагаете молотком поработать?
– Именно.
– Начальству не перечат, – пожал плечами Корсильяс и отправился на поиски молотка или чего-нибудь такого, что могло бы его заменить.
– Господин консул, вы хотите разрушить здесь все? – спросила Ласкьяри.
– Да, девочка. Мы не можем оставить это. Не имеем права.
– Я понимаю, – прошептала девушка. – Но как жаль…
– Ничего, вы еще додумаетесь и до таких вещей, и до гораздо лучших.
– Простите, пожалуйста, господин второй помощник консула, но на улицу уже нельзя выходить.
– Почему?
– Разве вы не знаете? В первый день Великого Праздника никто не выходит за дверь своего дома. Завтра – другое дело. Но сейчас… Кочевники уже вошли в Столицу. Извините, но вам лучше уйти наверх.
– Подожди, подожди… Нам ничего не говорили об этом.
– Господин второй помощник, я всего лишь рядовой страж, я не могу знать, почему вам ничего не сказали. Мое дело – стоять у двери.
– Но если нам нельзя выходить, то почему тебе можно находиться снаружи?
– Я в форме, и я стою у самой двери, не отойду даже на шаг. Так полагается.
– Ясно. Ну, извини, друг.
– Ну что вы, господин Ольшес…
Даниил Петрович отправился наверх и прежде всего разбудил консула. Впрочем, Елисеев все равно проснулся бы через пять минут – он строго выдерживал режим. Выслушав Ольшеса, Елисеев спросил:
– Значит, на площади вы видели кочевников?
– В том-то и дело, что это горожане.
– Вы не могли ошибиться? Х Ольшес только пожал плечами в ответ. Елисеев хмыкнул, подумал и сказал:
– Ну, собирайте всех. В столовой.
Через несколько минут сотрудники консульства уже находились в столовой; они стояли у окон, всматриваясь в медленно бледнеющую тьму. Фигуры на площади суетились по-прежнему, занятые какой-то непонятной и таинственной деятельностью, но их становилось все меньше и меньше.
– Почему же все-таки нас заперли? – сказал наконец Росинский.
– Поживем – увидим, – беспечно откликнулся Корсильяс.
– Не нравится мне это, – пробормотал Ольшес. – Более чем не нравится…
– Боюсь, что там, снаружи, это никого не интересует, – вздохнул Хедден. – Что нам нравится, что – нет…
В конце концов сотрудники консульства решили позавтракать – что бы ни происходило на улице, подкрепиться все же было необходимо. Но едва лишь они уселись за стол, как раздался звонок – кто-то пришел со стороны сада. Ольшес помчался вниз, и через минуту вернулся с Ласкьяри. Девушка была невероятно бледна, ее всегда безупречная прическа выглядела сомнительно. Едва войдя, она торопливо заговорила:
– Ваш автомобиль стоит во дворе… это очень хорошо. Вам нужно уходить отсюда. Немедленно! И в ответ услышала:
– Хотите кофе?
Ласкьяри бросила на Ольшеса тяжелый взгляд – словно булыжником швырнула, и, отвернувшись от второго помощника, обратилась к Елисееву.
– Господин консул, в вашем распоряжении совсем немного времени. К полудню дом будет окружен кочевниками, и тогда…
– И что – тогда? – мягко спросил Елисеев.
– Вас просто убьют. Достаточно и одного заложника, чтобы начать торговаться с Федерацией… вполне достаточно, и хлопот гораздо меньше. Я, кстати, говорила с нашими врачами. Они уверяют, что никакой человек не в состоянии остановить собственное сердце, так что…
– Ласкьяри, – вмешался Росинский, – скажите, пожалуйста, а как вы к нам добрались? Тут у нас под дверью стоит стражник, так он утверждает, что сегодня никому нельзя выходить на улицу. Хотя на площади…
– Кто посмеет остановить дочь Правителя? – презрительно встряхнув головой, бросила Ласкьяри.
– Правителя? – откликнулся Елисеев. – Вот оно, значит, как…
– Да, именно так.
– Скажите, пожалуйста, – спросил Хедден, – а вот эта мысль… ну, сделать нас предметом торговли с Федерацией… принадлежит вашему отцу?
Ласкьяри рассмеялась – очень зло и очень коротко.
– А вы думаете. Правитель Сапт хотел от вас чего-то другого? Уверяю, он рассчитывал получить то же самое. Только отец опередил его, обошел, и теперь Сапта нет, а отец продолжает игру.
– Ох, девочка, – вздохнул консул, – что они с вами делают….
– При чем тут я? – искренне удивилась Ласкьяри.
– При том, что вы доброе существо, а вас уродуют, внушая вам идеи зла, – сердито сказал Елисеев.
– Э, нет, – спокойно ответила девушка. – Нет во мне добра. И эта ваша идея – что человек от природы добр, – сплошная глупость, я давно это вам говорила. Вам нужно уходить. И вы никогда не должны возвращаться сюда. В своих делах мы разберемся сами, и ни в чьей помощи не нуждаемся.
Снова раздался звонок. На этот раз встречать посетителя отправился Хедден, а Ольшес, помедлив мгновение, выскользнул из столовой через другую дверь. Ласкьяри проводила его задумчивым взглядом, и Елисеев отметил для себя, что Даниил Петрович и Ласкьяри явно о чем-то сговорились… и испугался. Внезапно девушка сказала:
– Меня здесь нет.
И поспешно выбежала следом за вторым помощником. В столовой остались только трое землян.
– Кто бы это мог прийти? – пробормотал Ро-синский.
В ответ на его слова открылась дверь и появился Гилакс. За ним с растерянным видом вошел Хедден.
– Доброе утро, господа, – холодно поздоровался Гилакс.
– Здравствуйте, – сказал консул. – Господин Гилакс, вы явились сюда как официальное лицо?
– Да.
– В таком случае позвольте задать вопрос.
– Слушаю вас.
– Скажите, господин Гилакс, почему нас не поставили в известность о предстоящем празднике? И почему нас никто не предупредил, что в первый день праздника нельзя выходить на улицу?, – Это недосмотр прежнего кабинета, – ответил Гилакс, натянуто улыбаясь. – А я прибыл как раз для того, чтобы принести вам извинения нового правительства по этому поводу.
– Благодарю вас, – сказал консул. – Теперь все ясно. В таком случае у нас нет никаких претензий.
– Кроме того, я уполномочен передать вам предложение нового Правителя.
– Мы с удовольствием выслушаем вас. За спиной Гилакса в проеме двери бесшумно возник Ольшес. Почему-то он надел куртку, и Елисеев машинально отметил это обстоятельство. А за спиной Ольшеса в полутьме коридора появилась тонкая фигурка Ласкьяри. Гилакс продолжал:
– От имени нового Правителя Тофета я хочу предложить вам сотрудничество не только в области культуры. Мы… э-э…
Гилакс замялся под пристальными взглядами землян, и даже его великолепная наглость не помогла ему преодолеть смущение. На него смотрели так, что он почувствовал себя последней букашкой.
Елисеев закончил мысль Гилакса:
– Вы хотите, чтобы мы привезли вам оружие.
– Да, – встряхнулся Гилакс. – И вы его привезете.
– Вы в этом уверены?
– Безусловно…
– Позвольте поинтересоваться, на чем основана ваша уверенность?
Гилакс ухмыльнулся, обвел взглядом присутствующих, и вдруг словно что-то толкнуло его – он обернулся. И увидел позади Ольшеса. Ласкьяри он заметить не успел – девушка отступила в глубь коридора, растворилась в темноте… но какой-то намек на движение отпечатался в сознании Гилакса, и он спросил:
– У вас здесь кто-то посторонний?
– Почему вы так решили? Гилакс не ответил. Он подошел к двери и всмотрелся в неосвещенное пространство. Но, похоже, ничего подозрительного он там не усмотрел, потому что вернулся в центр комнаты и сказал резким, неприятным тоном:
– Наша уверенность основана на том, что вы – здесь, в наших руках, и уйти вам не удастся… – Вот как? – поднял брови Елисеев. – Вы это. точно знаете?
Гилакс фыркнул, как рассерженный кот, прищурился и заявил:
– Разумеется, я это знаю точно. И должен предупредить, что времени на размышления у вас осталось не так уж много. Ровно в полдень кочевники зажгут на площадях костры из травы pop, и…: – И сразу ощутят, что мы замыслили зло против вашей планеты? – перебил его Ольшес. —
А вам не кажется, что такому цивилизованному государству просто не к лицу средневековые методы избавления от неугодных людей?
– Это не ваше дело, – огрызнулся Гилакс. – Но вот как вы об этом узнали – я должен выяснить.
– Я им все рассказала, – раздался голос Лас-кьяри, и Гилакс чуть не подпрыгнул от неожиданности.
Ласкьяри вошла в столовую, спокойно обогнула Гилакса и, остановившись возле Елисеева, тихо сказала:
– Господин консул, теперь вы убедились, что я говорила правду?
– Ласкьяри, – сказал Елисеев, мгновенно побледнев, – вам нужно идти домой. Я вас очень прошу.
– Нет, – покачала головой девушка. – Я не уйду. Пока я здесь – они не посмеют вас тронуть.
– Вы ошибаетесь, Ласкьяри, – тихо сказал консул. – Ваше присутствие не остановит тех, кто хочет воевать. Пожалуйста, уйдите.
– Нет.
Она повернулась к Гилаксу, задумчиво осмотрела его с головы до ног – Гилакс поежился под ее взглядом – и заговорила неторопливо:
– Ну что, братец, не ожидал? Знаю, знаю, не думал сегодня встретить меня здесь. Но я пришла.
И не уйду, пока эти люди не окажутся в безопасности. А если ты захочешь помешать этому – я убью тебя. Ты меня знаешь, я слов на ветер не бросаю. Подумай, дорогой родственничек.
– Ну, хорошо, – пробормотал Гилакс, невольно делая шаг назад. – Я сейчас уйду. Но я вернусь через два-три часа, и вы должны будете мне ответить, хотите вы того или нет, – обратился он к Елисееву.
Елисеев сдержанно кивнул, ничего не говоря, и Гилакс вышел. Даниил Петрович отправился проводить его, и, пока он не вернулся, никто не произнес ни слова.
Войдя, Ольшес сказал:
– Ну что, господин консул, может быть, все-таки отправимся восвояси? А то как бы хуже не вышло.
– Право, не знаю, – ответил Елисеев в том же тоне. – Просто удирать не попрощавшись как-то некрасиво, а по-хорошему, похоже, теперь уже не уйти. Неужели придется с ними драться?
– Для начала, я думаю, нужно все-таки позвонить новому Правителю, – предложил Росин-ский.
– Он не станет с вами говорить, – тихо произнесла Ласкьяри.
– Почему?
– Не станет – и все. Впрочем,, попробуйте.
Ольшес подошел к телефону, набрал номер и тут же включил экран. Елисеев изумленно посмотрел на второго помощника, но тот сделал вид, что ничего не заметил. Росинский хотел выключить фо-нопт, но Ольшес отвел его руку, сказал:
– Ничего, ничего. Девочка им не расскажет. Ласкьяри не отрывала взгляда от экрана, и на ее лице было такое странное выражение, что Елисеев, тяжело вздохнув, сказал:
– Видите ли, Ласкьяри… Мы, конечно, напрасно не поставили вас в известность о возможностях нашей техники, но…
– Молчите, – оборвала его девушка. – Незачем вам оправдываться. Во всяком случае, передо мной.
Во дворце наконец сняли трубку, и на экране сразу возникло перекошенное злобой лицо Гилакса.
– Дворец Правителя.
– Господин консул Земной Федерации хотел бы поговорить по служебному вопросу с Правителем Тофета.
– Господин Правитель занят.
– Могу ли я узнать, когда он освободится?
– После полудня. – И Гилакс бросил трубку. Изображение на экране исчезло.
– Вот видите, – прошептала Ласкьяри. – После полудня…
– Ну что, ж, – сказал Елисеев, – начнем сборы?
– Ничего более разумного я не слышал в последние дни, – съязвил Корсильяс. – Наконец-то нас вынудили форсировать мыслительный процесс. И результат налицо.
– В таком случае, – не остался в долгу Елисеев, – вам я поручаю самую умственную деятельность. Займитесь уничтожением фонопта и киберов.
– Вот те здравствуйте, – возмутился Корсильяс. – Это вы мне предлагаете молотком поработать?
– Именно.
– Начальству не перечат, – пожал плечами Корсильяс и отправился на поиски молотка или чего-нибудь такого, что могло бы его заменить.
– Господин консул, вы хотите разрушить здесь все? – спросила Ласкьяри.
– Да, девочка. Мы не можем оставить это. Не имеем права.
– Я понимаю, – прошептала девушка. – Но как жаль…
– Ничего, вы еще додумаетесь и до таких вещей, и до гораздо лучших.