Страница:
— Коллеги, наверное, считают тебя подхалимкой? — спросила я ее.
— О нет, — ответила она. — Они и сами хотели бы так же себя вести. Джон всех бесит, но я могу честно сказать, что он мне нравится.
Если моя подруга научилась так относиться к своему боссу, почему бы мне не попробовать добиться того же в отношениях с Джеми? Он был моей единственной любовью, но я частенько позволяла разным пустякам все портить. Я сама не соблюдала собственных правил поведения, а когда стыдилась своих поступков, то начинала вести себя еще хуже.
Любовь — странная штука. Если Джеми понадобится пересадка почки, я без колебаний пожертвую ему свою. Но если он некстати попросит лишний раз зайти в аптеку и купить крем для бритья, я могу прийти в бешенство. По данным исследований, самые распространенные причины супружеских конфликтов — деньги, работа, секс, религия, дети, отношения с родителями супруга, увлечения и досуг. Появление новорожденного — еще одна серьезная проблема. Хотя кажется, что эти категории охватывают все возможное, они не вполне покрывают мои проблемные зоны.
Я много думала о нашем браке и о том, что я могу изменить, дабы вернуть отношениям ту нежность и спокойствие, которые были присущи им раньше, до рождения первенца.
Прежде всего мне необходимо было изменить свое отношение к домашней работе. Слишком много я по этому поводу ныла и ворчала. Причем я не только упрекала Джеми за невыполненные дела, но и была недовольна тем, что он якобы недостаточно ценит мой вклад. Во-вторых, мне хотелось научиться легче смотреть на жизнь, особенно в те моменты, когда я сержусь. Мне вспоминаются слова Г. К. Честертона: «Тяжелым человеком быть легко, легким — тяжело». (Или, как гласит поговорка: «Умереть легко, радоваться жизни тяжелее».)
Кроме того, я хотела перестать принимать достоинства Джеми как нечто само собой разумеющееся. Маленькие повседневные знаки внимания гораздо важнее, чем букет в День святого Валентина, и мне хотелось бы не скупиться на такие мелкие любезности и похвалы. В конце концов, один из моих Секретов зрелости гласит: «То, что ты делаешь каждый день, значит намного больше, чем то, что ты делаешь иногда».
Джеми не спрашивал, какие эксперименты я задумала на предстоящий месяц, а я ничего ему не говорила. Я достаточно хорошо его знала, чтобы понимать: хоть сам он и сознает, что выступает в некотором роде подопытным кроликом, но знание подробностей заставит его стесняться.
Выполнять взятые на себя обязательства — нелегкая задача, и я это хорошо понимала. Я вполне отдавала себе отчет, что вряд ли смогу ежедневно выполнять каждое задуманное действие, но решила поставить себе планку повыше. Я начала свой проект с повышения энергии и избавления от хлама, прекрасно понимая, что пробудить в душе любовь легче, когда не чувствуешь себя изнуренной душевным и физическим беспорядком. Это может показаться несерьезным, но, наведя порядок в шкафах и начав высыпаться, я добилась более умиротворенного состояния духа. Передо мной встала задача — продолжать придерживаться январских обязательств, хотя к ним прибавился новый список, относящийся к февралю.
Перестать ныть и ворчать
Не ждать похвалы и восхищения
Ссориться правильно
Не сваливать на другого
— О нет, — ответила она. — Они и сами хотели бы так же себя вести. Джон всех бесит, но я могу честно сказать, что он мне нравится.
Если моя подруга научилась так относиться к своему боссу, почему бы мне не попробовать добиться того же в отношениях с Джеми? Он был моей единственной любовью, но я частенько позволяла разным пустякам все портить. Я сама не соблюдала собственных правил поведения, а когда стыдилась своих поступков, то начинала вести себя еще хуже.
Любовь — странная штука. Если Джеми понадобится пересадка почки, я без колебаний пожертвую ему свою. Но если он некстати попросит лишний раз зайти в аптеку и купить крем для бритья, я могу прийти в бешенство. По данным исследований, самые распространенные причины супружеских конфликтов — деньги, работа, секс, религия, дети, отношения с родителями супруга, увлечения и досуг. Появление новорожденного — еще одна серьезная проблема. Хотя кажется, что эти категории охватывают все возможное, они не вполне покрывают мои проблемные зоны.
Я много думала о нашем браке и о том, что я могу изменить, дабы вернуть отношениям ту нежность и спокойствие, которые были присущи им раньше, до рождения первенца.
Прежде всего мне необходимо было изменить свое отношение к домашней работе. Слишком много я по этому поводу ныла и ворчала. Причем я не только упрекала Джеми за невыполненные дела, но и была недовольна тем, что он якобы недостаточно ценит мой вклад. Во-вторых, мне хотелось научиться легче смотреть на жизнь, особенно в те моменты, когда я сержусь. Мне вспоминаются слова Г. К. Честертона: «Тяжелым человеком быть легко, легким — тяжело». (Или, как гласит поговорка: «Умереть легко, радоваться жизни тяжелее».)
Кроме того, я хотела перестать принимать достоинства Джеми как нечто само собой разумеющееся. Маленькие повседневные знаки внимания гораздо важнее, чем букет в День святого Валентина, и мне хотелось бы не скупиться на такие мелкие любезности и похвалы. В конце концов, один из моих Секретов зрелости гласит: «То, что ты делаешь каждый день, значит намного больше, чем то, что ты делаешь иногда».
Джеми не спрашивал, какие эксперименты я задумала на предстоящий месяц, а я ничего ему не говорила. Я достаточно хорошо его знала, чтобы понимать: хоть сам он и сознает, что выступает в некотором роде подопытным кроликом, но знание подробностей заставит его стесняться.
Выполнять взятые на себя обязательства — нелегкая задача, и я это хорошо понимала. Я вполне отдавала себе отчет, что вряд ли смогу ежедневно выполнять каждое задуманное действие, но решила поставить себе планку повыше. Я начала свой проект с повышения энергии и избавления от хлама, прекрасно понимая, что пробудить в душе любовь легче, когда не чувствуешь себя изнуренной душевным и физическим беспорядком. Это может показаться несерьезным, но, наведя порядок в шкафах и начав высыпаться, я добилась более умиротворенного состояния духа. Передо мной встала задача — продолжать придерживаться январских обязательств, хотя к ним прибавился новый список, относящийся к февралю.
Перестать ныть и ворчать
Джеми терпеть не может, когда я на него ворчу. Я и сама не люблю ворчать. Однако постоянно это делаю. Данные научных исследований свидетельствуют: удовлетворение браком в значительной мере определяется дружбой между супругами, а ничто так не разрушает дружбу (и любовь) как взаимные придирки и упреки. К тому же от упреков нет никакой пользы.
Ежегодная рассылка открыток ко Дню святого Валентина позволила испытать это мое намерение. Однажды, вскоре после рождения Элизы, мне захотелось разом разослать все традиционные поздравительные открытки. Скорее от безысходности, чем от оригинальности, я решила заняться этим в феврале, ко Дню святого Валентина, а не в декабре, в пору рождественской горячки.
Когда в этом году пришло время рассылать открытки, мы с Джеми сидели перед телевизором, смотрели «Близкие контакты третьей степени». Я окинула взором ворох заготовленных открыток и конвертов и спросила: «Ты будешь надписывать или запечатывать?»
Он вздохнул:
— Пожалуйста, не заставляй меня.
Я не сразу нашла, что ответить. Надо ли мне настаивать, чтобы он помог? Сказать ему, что это нечестно — все свалить на меня? Что главные хлопоты по выбору открыток выпали на мою долю и ему остается самая легкая часть?.. С другой стороны, это была моя затея с открытками. Честно ли это — просить его о помощи? Но дело тут было даже не в справедливости. Я бы лучше все сделала сама, чем чувствовать себя ворчуньей.
— Хорошо, — со вздохом сказала я. — Не беспокойся об этом.
Я испытала легкое колебание, когда увидела, как он снова откинулся на спинку дивана. Но тут я поняла: от того, что я не стала сварливо настаивать, мне было гораздо приятнее, чем если бы я сама осталась смотреть телевизор, не отвлекаясь на конверты.
Когда фильм закончился, Джеми взял меня за руку и спросил:
— Можно я поздравлю тебя с Днем святого Валентина?
И я обрадовалась, что не стала настаивать.
Чтобы облегчить себе задачу, я составила список приемов борьбы с ворчанием. Прежде всего, поскольку выслушивать распоряжения неприятно, я придумала способы ставить друг другу задачи без слов. Например, если я кладу конверт на пол перед дверью в прихожей, Джеми понимает, что должен опустить его в почтовый ящик по пути на работу.
Я взяла себе за правило ограничиваться напоминанием из одного слова. Вместо того чтобы ворчать: «Помнишь, ты обещал разобраться с неполадками в нашей видеокамере, прежде чем мы пойдем с ней с парк?», я просто говорю: «Камера». Он встает из-за стола и начинает ее налаживать. Мне приходилось напоминать себе, что задачи не требуют выполнения строго по расписанию.
Например, я вспомнила про игрушку, забытую в чуланчике в подвале, и подумала, что Элеонора с удовольствием с нею поиграла бы. Надо бы попросить Джеми принести ее… Но мне пришлось напомнить себе, что нет никакой необходимости делать это немедленно. Еще я старалась избегать ворчания на тему «Это для твоего же блага…». Я воздерживалась от того, чтобы понукать Джеми: возьми зонтик, доешь завтрак, сходи к дантисту… Кое-кто полагает, что такого рода ворчание — свидетельство любви. Но я считаю, что взрослый человек способен без посторонней подсказки решить, надеть ли ему свитер.
Конечно, самый простой (но отнюдь не лучший) способ избежать нытья — сделать все самой. Например, однажды я решила, что именно Джеми должен заботиться о том, чтобы у нас под рукой всегда было достаточно наличных денег. Когда это было моей обязанностью, деньги у нас всегда были, и я чувствовала себя гораздо комфортнее. Когда же за это брался он, мне было трудно удержаться от придирок и упреков. Так, мне показалось, что он сильно переплатил, покупая новую видеокамеру. Однако это было его решение, и он вправе его принять.
Я также старалась подмечать и поощрять все заслуги Джеми. Бесспорно, я грешила «бессознательной переоценкой». Этот феномен состоит в том, что нам свойственно преувеличивать собственные способности и свой вклад в общее дело в сравнении со способностями и вкладом других. (Это напоминает то, что с легкой руки Гаррисона Кейлора названо «иллюзией Лейк-Вобегон»: склонность каждого человека оценивать себя выше среднего)[1]. В рамках одного эксперимента студентов, занятых в командном проекте, просили оценить свой личный вклад — сумма их оценок составила 139 %. Мы гораздо лучше отдаем себе отчет в том, что делаем сами, чем в том, что делают другие. Так, я могу жаловаться, что потратила много времени, оплачивая наши счета, но просто не заметить, сколько времени ушло у Джеми на ремонт нашей машины.
У меня есть подруга, которая нашла радикальное решение. Они с мужем не дают друг другу указаний. Хотя у них четверо детей, между ними существует негласное соглашение — никогда не требовать: «Ты должна отвести ребят на праздник» или «Почини сливной бачок, он опять течет». Система работает, потому что каждый активно вносит свой вклад. Но я все равно не могу представить, как можно так жить. Это недостижимый идеал, хотя и вдохновляющий.
Ежегодная рассылка открыток ко Дню святого Валентина позволила испытать это мое намерение. Однажды, вскоре после рождения Элизы, мне захотелось разом разослать все традиционные поздравительные открытки. Скорее от безысходности, чем от оригинальности, я решила заняться этим в феврале, ко Дню святого Валентина, а не в декабре, в пору рождественской горячки.
Когда в этом году пришло время рассылать открытки, мы с Джеми сидели перед телевизором, смотрели «Близкие контакты третьей степени». Я окинула взором ворох заготовленных открыток и конвертов и спросила: «Ты будешь надписывать или запечатывать?»
Он вздохнул:
— Пожалуйста, не заставляй меня.
Я не сразу нашла, что ответить. Надо ли мне настаивать, чтобы он помог? Сказать ему, что это нечестно — все свалить на меня? Что главные хлопоты по выбору открыток выпали на мою долю и ему остается самая легкая часть?.. С другой стороны, это была моя затея с открытками. Честно ли это — просить его о помощи? Но дело тут было даже не в справедливости. Я бы лучше все сделала сама, чем чувствовать себя ворчуньей.
— Хорошо, — со вздохом сказала я. — Не беспокойся об этом.
Я испытала легкое колебание, когда увидела, как он снова откинулся на спинку дивана. Но тут я поняла: от того, что я не стала сварливо настаивать, мне было гораздо приятнее, чем если бы я сама осталась смотреть телевизор, не отвлекаясь на конверты.
Когда фильм закончился, Джеми взял меня за руку и спросил:
— Можно я поздравлю тебя с Днем святого Валентина?
И я обрадовалась, что не стала настаивать.
Чтобы облегчить себе задачу, я составила список приемов борьбы с ворчанием. Прежде всего, поскольку выслушивать распоряжения неприятно, я придумала способы ставить друг другу задачи без слов. Например, если я кладу конверт на пол перед дверью в прихожей, Джеми понимает, что должен опустить его в почтовый ящик по пути на работу.
Я взяла себе за правило ограничиваться напоминанием из одного слова. Вместо того чтобы ворчать: «Помнишь, ты обещал разобраться с неполадками в нашей видеокамере, прежде чем мы пойдем с ней с парк?», я просто говорю: «Камера». Он встает из-за стола и начинает ее налаживать. Мне приходилось напоминать себе, что задачи не требуют выполнения строго по расписанию.
Например, я вспомнила про игрушку, забытую в чуланчике в подвале, и подумала, что Элеонора с удовольствием с нею поиграла бы. Надо бы попросить Джеми принести ее… Но мне пришлось напомнить себе, что нет никакой необходимости делать это немедленно. Еще я старалась избегать ворчания на тему «Это для твоего же блага…». Я воздерживалась от того, чтобы понукать Джеми: возьми зонтик, доешь завтрак, сходи к дантисту… Кое-кто полагает, что такого рода ворчание — свидетельство любви. Но я считаю, что взрослый человек способен без посторонней подсказки решить, надеть ли ему свитер.
Конечно, самый простой (но отнюдь не лучший) способ избежать нытья — сделать все самой. Например, однажды я решила, что именно Джеми должен заботиться о том, чтобы у нас под рукой всегда было достаточно наличных денег. Когда это было моей обязанностью, деньги у нас всегда были, и я чувствовала себя гораздо комфортнее. Когда же за это брался он, мне было трудно удержаться от придирок и упреков. Так, мне показалось, что он сильно переплатил, покупая новую видеокамеру. Однако это было его решение, и он вправе его принять.
Я также старалась подмечать и поощрять все заслуги Джеми. Бесспорно, я грешила «бессознательной переоценкой». Этот феномен состоит в том, что нам свойственно преувеличивать собственные способности и свой вклад в общее дело в сравнении со способностями и вкладом других. (Это напоминает то, что с легкой руки Гаррисона Кейлора названо «иллюзией Лейк-Вобегон»: склонность каждого человека оценивать себя выше среднего)[1]. В рамках одного эксперимента студентов, занятых в командном проекте, просили оценить свой личный вклад — сумма их оценок составила 139 %. Мы гораздо лучше отдаем себе отчет в том, что делаем сами, чем в том, что делают другие. Так, я могу жаловаться, что потратила много времени, оплачивая наши счета, но просто не заметить, сколько времени ушло у Джеми на ремонт нашей машины.
У меня есть подруга, которая нашла радикальное решение. Они с мужем не дают друг другу указаний. Хотя у них четверо детей, между ними существует негласное соглашение — никогда не требовать: «Ты должна отвести ребят на праздник» или «Почини сливной бачок, он опять течет». Система работает, потому что каждый активно вносит свой вклад. Но я все равно не могу представить, как можно так жить. Это недостижимый идеал, хотя и вдохновляющий.
Не ждать похвалы и восхищения
Рассмотрев свои привычки, я обнаружила еще одну форму ворчания — связанную с теми делами, которые делала я. От Джеми я ждала больше похвал.
В ситуациях вроде той, которая сложилась с поздравительными открытками, мне хотелось не столько получить помощь, сколько услышать от Джеми: «Какие замечательные открытки! Молодец!» Я хотела получить медальку за свою работу.
Почему мне так нужны эти медальки? Что это — тщеславие, требующее утоления? Беспокойство, требующее поддержки? Что бы это ни было, я понимала, что мне надо унять свою жажду аплодисментов. Более того, нужно перестать так сильно хотеть, чтобы Джеми обязательно обращал внимание на мои заслуги. Я взяла себе за правило: «Не жди похвалы и восхищения».
Пока я не начала обращать на это пристальное внимание, я не отдавала себе отчета в том, насколько эта потребность влияет на мое поведение. Однажды утром я вышла в халате на кухню в 7.30 утра. Почти всю ночь я просидела возле Элеоноры, которой нездоровилось; Джеми сменил меня в 6.00, и я смогла прилечь.
— Доброе утро, — пробурчала я, открывая диетическую колу. И ни слова благодарности за подаренные полтора часа сна.
Джеми слегка помедлил, потом намекнул:
— Надеюсь, ты ценишь, что сегодня утром я сберег тебе время.
Ему тоже хотелось медальку, хоть сам он не очень-то щедро их раздавал.
Я была озабочена тем, чтобы вести себя лучше в семейной жизни, и горда тем, что многое об этом узнала. Итак, сказала ли я нежным голосом: «Конечно, я это ценю. Большое спасибо. Ты — мой герой»? Обняла ли я его с благодарностью? Ничего подобного. Ведь Джеми не похвалил меня за то, что я сидела с Элеонорой. Я просто фыркнула: «Да, я это ценю. Но сам ты никогда не ценишь, если я даю тебе возможность поспать. Зато хочешь благодарности за то, что дал поспать мне…» Взглянув на Джеми, я поняла, что следовало бы отреагировать по-другому. И я напомнила себе Девятую заповедь: «Бодрись».
Я обняла его.
— Прости. Мне не следовало так говорить. Я действительно благодарна тебе за то, что ты дал мне поспать.
— Ладно…
Мы обнялись и продержали друг друга в объятиях по меньшей мере шесть секунд. Как я узнала из моих изысканий, именно такое время необходимо для выброса окситоцина и серотонина — гормонов, способствующих привязанности.
Этот случай позволил мне понять кое-что важное. Я всякий раз убеждала себя, что выполняю какую-то работу, предпринимаю что-то «для Джеми» или «для всех». Звучало это великодушно, но результат получался скверный: я расстраивалась, если не получала от мужа поощрения. Тогда я стала убеждать себя по-иному: «Я это делаю для себя. Я сама так хочу». Это мне хотелось разослать валентинки или навести порядок на кухне. Звучало это эгоистично, но об эгоизме тут не было и речи, потому что я больше не ворчала, требуя поощрения от Джеми или кого-то другого. Никто мог не замечать того, что я делала.
У меня есть друг, чьи родители в свое время активно участвовали в движении за гражданские права. Он рассказывал: «Они говорили, что этим надо заниматься ради самого себя. Если делаешь это ради других, то в конце концов ждешь одобрения. Если для себя, то уже неважно, как к этому отнесутся другие». По-моему, это правильно.
Однако должна признать, что по-прежнему жду одобрения от Джеми. Должна или не должна я этого хотеть, но все равно хочу.
В ситуациях вроде той, которая сложилась с поздравительными открытками, мне хотелось не столько получить помощь, сколько услышать от Джеми: «Какие замечательные открытки! Молодец!» Я хотела получить медальку за свою работу.
Почему мне так нужны эти медальки? Что это — тщеславие, требующее утоления? Беспокойство, требующее поддержки? Что бы это ни было, я понимала, что мне надо унять свою жажду аплодисментов. Более того, нужно перестать так сильно хотеть, чтобы Джеми обязательно обращал внимание на мои заслуги. Я взяла себе за правило: «Не жди похвалы и восхищения».
Пока я не начала обращать на это пристальное внимание, я не отдавала себе отчета в том, насколько эта потребность влияет на мое поведение. Однажды утром я вышла в халате на кухню в 7.30 утра. Почти всю ночь я просидела возле Элеоноры, которой нездоровилось; Джеми сменил меня в 6.00, и я смогла прилечь.
— Доброе утро, — пробурчала я, открывая диетическую колу. И ни слова благодарности за подаренные полтора часа сна.
Джеми слегка помедлил, потом намекнул:
— Надеюсь, ты ценишь, что сегодня утром я сберег тебе время.
Ему тоже хотелось медальку, хоть сам он не очень-то щедро их раздавал.
Я была озабочена тем, чтобы вести себя лучше в семейной жизни, и горда тем, что многое об этом узнала. Итак, сказала ли я нежным голосом: «Конечно, я это ценю. Большое спасибо. Ты — мой герой»? Обняла ли я его с благодарностью? Ничего подобного. Ведь Джеми не похвалил меня за то, что я сидела с Элеонорой. Я просто фыркнула: «Да, я это ценю. Но сам ты никогда не ценишь, если я даю тебе возможность поспать. Зато хочешь благодарности за то, что дал поспать мне…» Взглянув на Джеми, я поняла, что следовало бы отреагировать по-другому. И я напомнила себе Девятую заповедь: «Бодрись».
Я обняла его.
— Прости. Мне не следовало так говорить. Я действительно благодарна тебе за то, что ты дал мне поспать.
— Ладно…
Мы обнялись и продержали друг друга в объятиях по меньшей мере шесть секунд. Как я узнала из моих изысканий, именно такое время необходимо для выброса окситоцина и серотонина — гормонов, способствующих привязанности.
Этот случай позволил мне понять кое-что важное. Я всякий раз убеждала себя, что выполняю какую-то работу, предпринимаю что-то «для Джеми» или «для всех». Звучало это великодушно, но результат получался скверный: я расстраивалась, если не получала от мужа поощрения. Тогда я стала убеждать себя по-иному: «Я это делаю для себя. Я сама так хочу». Это мне хотелось разослать валентинки или навести порядок на кухне. Звучало это эгоистично, но об эгоизме тут не было и речи, потому что я больше не ворчала, требуя поощрения от Джеми или кого-то другого. Никто мог не замечать того, что я делала.
У меня есть друг, чьи родители в свое время активно участвовали в движении за гражданские права. Он рассказывал: «Они говорили, что этим надо заниматься ради самого себя. Если делаешь это ради других, то в конце концов ждешь одобрения. Если для себя, то уже неважно, как к этому отнесутся другие». По-моему, это правильно.
Однако должна признать, что по-прежнему жду одобрения от Джеми. Должна или не должна я этого хотеть, но все равно хочу.
Ссориться правильно
С ворчанием было легче справляться, чем с иными формами поведения, которые я желала изменить. Я столкнулась с более серьезной проблемой, связанной с другой моей целью — легче относиться к жизни. Супружеские конфликты бывают двух видов — те, которые имеют четкое решение, и те, которые его не имеют. К сожалению, большинство противоречий предусматривают открытое решение — «Как нам потратить наши деньги?» или «Как нам воспитывать наших детей?», а не более легкий вариант — «Какой фильм посмотрим в выходные?», «Куда летом поедем в отпуск?».
Некоторые противоречия неизбежны и даже полезны. Поскольку нам с Джеми приходится спорить, мне хотелось бы, чтобы эти споры были приятными, чтобы мы могли пошутить и выразить свои чувства, даже если между нами есть противоречие.
Еще мне хотелось побороть свой скрытый порок — склонность к упрекам. Очень часто я в мелких стычках позволяла себе вспышки недовольства, а это скверно сказывалось на всей семейной атмосфере. Я часто задумывалась, почему гнев наряду с гордыней, чревоугодием, похотью, ленью и завистью относится к семи смертным грехам, хотя они, кажется, не столь страшны, как многие иные пороки. Похоже, они считаются смертными грехами не из-за своей тяжести, а потому, что способны порождать другие, еще худшие страсти. Они словно распахивают ворота, сквозь которые входят тяжелые грехи. Из семи смертных грехов мне, без сомнения, особенно была свойственна склонность к гневу.
Вот пример того, как не надо ссориться. Хоть я ненавижу об этом вспоминать, признаюсь: я иногда храплю. Меня приводят в бешенство упоминания об этом, потому что храп — это так некрасиво. Однажды утром Джеми пошутил по этому поводу, и я постаралась расслабиться и вместе с ним посмеяться.
Однако несколько недель спустя мы рано утром слушали в постели новости по радио. Мне подумалось о том, насколько уютней стало в нашей спальне, после того как я навела там порядок. А Джеми ироничным голосом пробурчал:
— Хочу начать день с пары наблюдений. Во-первых, ты опять храпела…
— И это — первое, что я должна услышать поутру?! — взорвалась я и едва не швырнула в него подушкой, вставая с постели. «Храпела… Ничего приятнее ты не придумал?» Я принялась метаться по комнате. «Если хочешь, чтобы я перестала, лучше просто толкнул бы меня легонько, чем потом насмехаться!»
Какой урок можно извлечь из этого? Однажды, посмеявшись с ним вместе, я показала Джеми, что над храпом можно и подшучивать. Я пыталась относиться к этому легко, но у меня не получилось. Хотелось бы уметь посмеиваться над собой… Мне с самого начала надо было вести себя честно, а то Джеми даже не понял, что своим замечанием может вывести меня из себя. Поэтому достаточно на сей раз упражнений в спорах. Выполнить свой зарок у меня не получилось. В другой раз поведу себя лучше (надеюсь).
Научиться правильно ссориться — очень важно для моего счастья. Из-за того, что я этого не умела, мне приходилось постоянно терзаться раскаянием. Марк Твен заметил: «Нечистая совесть — как волос во рту». Бывает, Джеми сделает что-нибудь неприятное, я на него сорвусь, а потом чувствую себя скверно, виня за это его. Хотя на самом деле причина моего огорчения — не его поведение, а неловкость за мою собственную реакцию на него. Если ссориться правильно, то и раскаиваться не в чем, и это приближает счастье.
Однажды, когда мне долго не удавалось правильно себя повести, это позволило мне уяснить, в чем тут дело. Мы запланировали провести уик-энд вместе с родителями Джеми. Мои свекровь и свекор, Джуди и Боб, — прекрасные бабушка и дедушка, и поехать с ними куда-нибудь — настоящее удовольствие. Я так захлопоталась, собираясь на встречу с ними, что не заметила, как страшно проголодалась. Уже почти на пороге, чувствуя нестерпимый голод, я запустила руку в огромную коробку с конфетами в форме сердца, которую Элиза получила в подарок на День святого Валентина.
После того как я торопливо проглотила все эти конфеты, мне стало нехорошо, и я не могла удержаться от сердитых замечаний.
«Джеми, убери эти бумаги с глаз моих!»
«Элиза, перестань на мне виснуть, ты мне руку сломаешь».
«Джеми, а эту сумку ты почему не взял?»
Даже когда после такого неудачного старта мы наконец добрались до отеля, я не могла отделаться от неприятных переживаний.
— С тобой все в порядке? — поинтересовался Джеми.
— Конечно, все в порядке, — пробормотала я. Ненадолго я успокоилась, но вскоре дурное настроение нахлынуло снова.
Вечером, когда Элиза и Элеонора отправились спать, взрослые смогли обстоятельно побеседовать. После ужина выпили кофе (не первый год будучи членом этой семьи, не перестаю поражаться способности Джуди и Боба пить эспрессо с кофеином после ужина). Потом завели разговор о недавней статье в New York Times об испытаниях VX-950 — нового препарата для лечения гепатита С.
Эти испытания нас очень интересовали. Джеми частенько в шутку называет себя сломанной игрушкой, имея в виду свою больную коленку, заметный шрам, оставшийся от перенесенной в детстве операции, и периодические спазмы в спине. Но самый больной его орган — печень. Он страдает гепатитом С.
Эта хроническая и смертельно опасная болезнь имеет, однако, и свою хорошую сторону. Гепатит С не заразен, он передается только при прямом попадании вируса в кровь. Никаких внешних симптомов у Джеми не наблюдается, о своей болезни он узнал только по результатам анализа крови. Однажды у него разовьется цирроз, печень перестанет функционировать, и он окажется в большой беде. Но пока с ним все в порядке. В своем несчастье он не одинок, множество людей страдают той же болезнью, и фармацевтические компании не покладая рук разрабатывают необходимые лекарства. В США больных гепатитом С насчитывается около 3 млн, в мире — свыше 170 млн. Исследования в данной области ведутся очень активно, и врач обнадежил Джеми, что, по всей вероятности, в ближайшие 5–8 лет появится надежное лекарство. Течение болезни очень длительное, большинство больных могут прожить с гепатитом С 20–30 лет, избегая цирроза.
Тридать лет кажутся очень большим сроком. Однако Джеми подхватил болезнь при переливании крови во время операции, когда был восьмилетним мальчиком. В ту пору анализов на гепатит С еще не делали. Сейчас ему 38 лет.
Лечение, доступное в наши дни, интерферон с рибавирином, ему не помогает. Нам остается только надеяться, что Джеми сумеет продержаться до того времени, когда появится новый препарат. Правда, в дополнение к циррозу и отказу печени, что само по себе довольно мрачная перспектива, гепатит С повышает вероятность рака печени. Но, к счастью, возможна и пересадка печени, хотя донорскую печень достать непросто. (Как в старом анекдоте про ресторан: «Еда отвратительная! Да и порции слишком маленькие!»)
Поэтому мы с таким интересом принялись обсуждать статью в New York Times. Мой свекор Боб нашел ее весьма обнадеживающей. Но всякий раз, когда он высказывался, я принималась возражать.
— Если верить тому, что написано, результаты многообещающие, — сказал он.
— Но оба врача, которые лечат Джеми, говорили, что пройдет лет пять, если не больше, прежде чем лекарство будет одобрено, — вставила я.
— В статье написано, что исследования продвигаются вовсю, — спокойно заметил он. Боб никогда не горячится.
— Но до появления препарата на рынке пройдет еще слишком много времени, — заметила я. (Зато я частенько горячусь.)
— Исследования в этой области ведутся очень активно…
— Только конца им не видно…
И т. д. и т. п.
Не так уж часто у меня бывает повод упрекнуть Боба в излишнем оптимизме. Он сторонник рационального, вероятностного принятия решений и сам придерживается такого подхода. Его записная книжка разлинована колонками «за» и «против», и для принятия решения он старается собрать побольше информации из разных источников.
Однако в данной ситуации Боб избрал оптимистический взгляд. Надо ли было с ним спорить? С его позицией я не согласна. Но ведь я не доктор — много ли я знаю?
Мои замыслы насчет своего поведения были велики, но выполнимы. Я понимала, что в данном разговоре моя склонность противоречить проистекала не столько из утреннего раздражения, сколько из стремления оградить себя от бесплодных иллюзий. Боб занял позитивную позицию, и я, наверное, почувствовала бы себя лучше, если бы не стала возражать. А так я огорчила и его, и, конечно, Джеми тем, что говорила неприятные вещи. А моя сварливость заставила меня хуже себя почувствовать. Спорить нужно правильно, и не только с мужем, а с кем угодно.
Еще один маленький урок — не съедать натощак коробку конфет.
Некоторые противоречия неизбежны и даже полезны. Поскольку нам с Джеми приходится спорить, мне хотелось бы, чтобы эти споры были приятными, чтобы мы могли пошутить и выразить свои чувства, даже если между нами есть противоречие.
Еще мне хотелось побороть свой скрытый порок — склонность к упрекам. Очень часто я в мелких стычках позволяла себе вспышки недовольства, а это скверно сказывалось на всей семейной атмосфере. Я часто задумывалась, почему гнев наряду с гордыней, чревоугодием, похотью, ленью и завистью относится к семи смертным грехам, хотя они, кажется, не столь страшны, как многие иные пороки. Похоже, они считаются смертными грехами не из-за своей тяжести, а потому, что способны порождать другие, еще худшие страсти. Они словно распахивают ворота, сквозь которые входят тяжелые грехи. Из семи смертных грехов мне, без сомнения, особенно была свойственна склонность к гневу.
Стиль разрешения противоречий очень важен для благополучия брака; в исследованиях «любовной лаборатории» Готмана показано: как супруги спорят — значит больше, чем сколько они спорят.Пары, которые спорят правильно, улаживают сразу только один вопрос, а не припоминают друг другу все прегрешения с момента первого свидания. Такие пары сосредоточиваются на обсуждении, вместо того чтобы взрываться негодованием, и не пользуются упреками вроде «Ты никогда…» или «Ты всегда…». Они умеют довести спор до конца, вместо того чтобы пререкаться часами. Они используют «смягчающие приемы» — слова и действия, не позволяющие выплеснуться дурным чувствам. В таких парах супруги способны отдать себе отчет, какое еще влияние испытывает другой супруг. Например, муж понимает, как жена разрывается между работой и домом, или жена понимает, как муж разрывается между требованиями матери и тещи…
Вот пример того, как не надо ссориться. Хоть я ненавижу об этом вспоминать, признаюсь: я иногда храплю. Меня приводят в бешенство упоминания об этом, потому что храп — это так некрасиво. Однажды утром Джеми пошутил по этому поводу, и я постаралась расслабиться и вместе с ним посмеяться.
Однако несколько недель спустя мы рано утром слушали в постели новости по радио. Мне подумалось о том, насколько уютней стало в нашей спальне, после того как я навела там порядок. А Джеми ироничным голосом пробурчал:
— Хочу начать день с пары наблюдений. Во-первых, ты опять храпела…
— И это — первое, что я должна услышать поутру?! — взорвалась я и едва не швырнула в него подушкой, вставая с постели. «Храпела… Ничего приятнее ты не придумал?» Я принялась метаться по комнате. «Если хочешь, чтобы я перестала, лучше просто толкнул бы меня легонько, чем потом насмехаться!»
Какой урок можно извлечь из этого? Однажды, посмеявшись с ним вместе, я показала Джеми, что над храпом можно и подшучивать. Я пыталась относиться к этому легко, но у меня не получилось. Хотелось бы уметь посмеиваться над собой… Мне с самого начала надо было вести себя честно, а то Джеми даже не понял, что своим замечанием может вывести меня из себя. Поэтому достаточно на сей раз упражнений в спорах. Выполнить свой зарок у меня не получилось. В другой раз поведу себя лучше (надеюсь).
В браке не так важно иметь побольше удовольствий, как переживать поменьше огорчений. Люди вообще склонны к «негативному преувеличению» — неприятности мы переживаем сильнее и дольше, чем радости. В любом языке слов, выражающих отрицательные эмоции, больше, чем положительных.В семейных отношениях требуется по меньшей мере пять позитивных шагов, чтобы уравновесить одно дурное, вредоносное действие. Поэтому один из способов укрепления брака — заботиться о том, чтобы позитив перевешивал негатив. Когда отношения супругов постоянно проникнуты добротой и любовью, гораздо легче справиться со случайно возникшим противоречием. По-моему, чтобы сгладить неприятные последствия нашей ссоры из-за храпа, с обеих сторон понадобится даже больше пяти шагов.
Научиться правильно ссориться — очень важно для моего счастья. Из-за того, что я этого не умела, мне приходилось постоянно терзаться раскаянием. Марк Твен заметил: «Нечистая совесть — как волос во рту». Бывает, Джеми сделает что-нибудь неприятное, я на него сорвусь, а потом чувствую себя скверно, виня за это его. Хотя на самом деле причина моего огорчения — не его поведение, а неловкость за мою собственную реакцию на него. Если ссориться правильно, то и раскаиваться не в чем, и это приближает счастье.
Однажды, когда мне долго не удавалось правильно себя повести, это позволило мне уяснить, в чем тут дело. Мы запланировали провести уик-энд вместе с родителями Джеми. Мои свекровь и свекор, Джуди и Боб, — прекрасные бабушка и дедушка, и поехать с ними куда-нибудь — настоящее удовольствие. Я так захлопоталась, собираясь на встречу с ними, что не заметила, как страшно проголодалась. Уже почти на пороге, чувствуя нестерпимый голод, я запустила руку в огромную коробку с конфетами в форме сердца, которую Элиза получила в подарок на День святого Валентина.
После того как я торопливо проглотила все эти конфеты, мне стало нехорошо, и я не могла удержаться от сердитых замечаний.
«Джеми, убери эти бумаги с глаз моих!»
«Элиза, перестань на мне виснуть, ты мне руку сломаешь».
«Джеми, а эту сумку ты почему не взял?»
Даже когда после такого неудачного старта мы наконец добрались до отеля, я не могла отделаться от неприятных переживаний.
— С тобой все в порядке? — поинтересовался Джеми.
— Конечно, все в порядке, — пробормотала я. Ненадолго я успокоилась, но вскоре дурное настроение нахлынуло снова.
Вечером, когда Элиза и Элеонора отправились спать, взрослые смогли обстоятельно побеседовать. После ужина выпили кофе (не первый год будучи членом этой семьи, не перестаю поражаться способности Джуди и Боба пить эспрессо с кофеином после ужина). Потом завели разговор о недавней статье в New York Times об испытаниях VX-950 — нового препарата для лечения гепатита С.
Эти испытания нас очень интересовали. Джеми частенько в шутку называет себя сломанной игрушкой, имея в виду свою больную коленку, заметный шрам, оставшийся от перенесенной в детстве операции, и периодические спазмы в спине. Но самый больной его орган — печень. Он страдает гепатитом С.
Эта хроническая и смертельно опасная болезнь имеет, однако, и свою хорошую сторону. Гепатит С не заразен, он передается только при прямом попадании вируса в кровь. Никаких внешних симптомов у Джеми не наблюдается, о своей болезни он узнал только по результатам анализа крови. Однажды у него разовьется цирроз, печень перестанет функционировать, и он окажется в большой беде. Но пока с ним все в порядке. В своем несчастье он не одинок, множество людей страдают той же болезнью, и фармацевтические компании не покладая рук разрабатывают необходимые лекарства. В США больных гепатитом С насчитывается около 3 млн, в мире — свыше 170 млн. Исследования в данной области ведутся очень активно, и врач обнадежил Джеми, что, по всей вероятности, в ближайшие 5–8 лет появится надежное лекарство. Течение болезни очень длительное, большинство больных могут прожить с гепатитом С 20–30 лет, избегая цирроза.
Тридать лет кажутся очень большим сроком. Однако Джеми подхватил болезнь при переливании крови во время операции, когда был восьмилетним мальчиком. В ту пору анализов на гепатит С еще не делали. Сейчас ему 38 лет.
Лечение, доступное в наши дни, интерферон с рибавирином, ему не помогает. Нам остается только надеяться, что Джеми сумеет продержаться до того времени, когда появится новый препарат. Правда, в дополнение к циррозу и отказу печени, что само по себе довольно мрачная перспектива, гепатит С повышает вероятность рака печени. Но, к счастью, возможна и пересадка печени, хотя донорскую печень достать непросто. (Как в старом анекдоте про ресторан: «Еда отвратительная! Да и порции слишком маленькие!»)
Поэтому мы с таким интересом принялись обсуждать статью в New York Times. Мой свекор Боб нашел ее весьма обнадеживающей. Но всякий раз, когда он высказывался, я принималась возражать.
— Если верить тому, что написано, результаты многообещающие, — сказал он.
— Но оба врача, которые лечат Джеми, говорили, что пройдет лет пять, если не больше, прежде чем лекарство будет одобрено, — вставила я.
— В статье написано, что исследования продвигаются вовсю, — спокойно заметил он. Боб никогда не горячится.
— Но до появления препарата на рынке пройдет еще слишком много времени, — заметила я. (Зато я частенько горячусь.)
— Исследования в этой области ведутся очень активно…
— Только конца им не видно…
И т. д. и т. п.
Не так уж часто у меня бывает повод упрекнуть Боба в излишнем оптимизме. Он сторонник рационального, вероятностного принятия решений и сам придерживается такого подхода. Его записная книжка разлинована колонками «за» и «против», и для принятия решения он старается собрать побольше информации из разных источников.
Однако в данной ситуации Боб избрал оптимистический взгляд. Надо ли было с ним спорить? С его позицией я не согласна. Но ведь я не доктор — много ли я знаю?
Мои замыслы насчет своего поведения были велики, но выполнимы. Я понимала, что в данном разговоре моя склонность противоречить проистекала не столько из утреннего раздражения, сколько из стремления оградить себя от бесплодных иллюзий. Боб занял позитивную позицию, и я, наверное, почувствовала бы себя лучше, если бы не стала возражать. А так я огорчила и его, и, конечно, Джеми тем, что говорила неприятные вещи. А моя сварливость заставила меня хуже себя почувствовать. Спорить нужно правильно, и не только с мужем, а с кем угодно.
Еще один маленький урок — не съедать натощак коробку конфет.
Не сваливать на другого
Изучая искусство спора, я собрала обширную библиотеку из книг, посвященных общению и супружеским отношениям.
— Всякий, кто посмотрит на наши книжные полки, наверное, решит, что наш брак трещит по швам, — заметил Джеми.
— Почему? — спросила я с недоумением.
— А ты сама посмотри, что ты тут собрала… «Семь принципов налаживания семейной жизни», «Одной любви недостаточно», «Как сохранить семью, имея ребенка», «Разрыв», «Единственный мужчина, единственная травма». Я бы и сам забеспокоился, если б не знал, над чем ты работаешь…
— Но это прекрасный материал. Тут столько потрясающих научных данных!
— Несомненно. Однако люди не начинают читать такие книги, пока у них не возникает особых причин.
Возможно, Джеми был прав. Но я была рада, что мне представилась возможность ознакомиться с новейшими открытиями, касающимися семьи и супружеских отношений. Мне многое удалось узнать. Например, меня поразило различие между мужчинами и женщинами в их отношении к близости. Хотя и те, и другие готовы согласиться, что совместные занятия и взаимная откровенность очень важны, в женском представлении близость — это контакт лицом к лицу, тогда как мужчины считают близостью положение бок о бок.
Поэтому когда Джеми спросил: «Хочешь посмотреть «Щит»?[2]» — я поняла, что он имеет в виду. Для него посмотреть вместе телевизор — серьезное времяпровождение, а не просто вдвоем молча посидеть перед экраном…
«Прекрасная идея!» — отозвалась я. И хотя наблюдать на телеэкране похождения крутых полицейских из Лос-Анджелеса не кажется мне романтичным занятием, я испытала поистине романтическое чувство, когда мы уютно устроились перед экраном.
Возможно, оттого что у мужчин не такие высокие требования к близости, представители обоих полов находят общение с женщинами более интимным и приятным, нежели с мужчинами. Женщинам более, чем мужчинам, свойственно умение сочувствовать и сопереживать другим людям. (Хотя и те, и другие в равной мере симпатизируют животным, что бы это ни значило.) Предсказать, будет ли человек страдать от одиночества, — и это открытие меня особенно поразило — можно на основании того, с каким количеством женщин он или она общается. Общение с мужчинами такой роли не играет.
Когда я узнала об этом, мое отношение к Джеми изменилось. Я люблю его всем сердцем и знаю, что он тоже меня любит, и на него можно всецело положиться. Однако меня нередко раздражало то, что он не любит задушевных разговоров. В частности, мне хотелось, чтобы он проявлял больше интереса к моей работе. Моя сестра Элизабет — сценарист на телевидении, и я завидую тому, что у нее есть соавтор Сара. Практически ежедневно у них с Сарой происходят долгие беседы об их сочинениях и карьере. У меня же нет ни партнера, ни коллег, с которыми можно обсуждать профессиональные вопросы, и мне бы хотелось, чтобы Джеми играл для меня эту роль.
— Всякий, кто посмотрит на наши книжные полки, наверное, решит, что наш брак трещит по швам, — заметил Джеми.
— Почему? — спросила я с недоумением.
— А ты сама посмотри, что ты тут собрала… «Семь принципов налаживания семейной жизни», «Одной любви недостаточно», «Как сохранить семью, имея ребенка», «Разрыв», «Единственный мужчина, единственная травма». Я бы и сам забеспокоился, если б не знал, над чем ты работаешь…
— Но это прекрасный материал. Тут столько потрясающих научных данных!
— Несомненно. Однако люди не начинают читать такие книги, пока у них не возникает особых причин.
Возможно, Джеми был прав. Но я была рада, что мне представилась возможность ознакомиться с новейшими открытиями, касающимися семьи и супружеских отношений. Мне многое удалось узнать. Например, меня поразило различие между мужчинами и женщинами в их отношении к близости. Хотя и те, и другие готовы согласиться, что совместные занятия и взаимная откровенность очень важны, в женском представлении близость — это контакт лицом к лицу, тогда как мужчины считают близостью положение бок о бок.
Поэтому когда Джеми спросил: «Хочешь посмотреть «Щит»?[2]» — я поняла, что он имеет в виду. Для него посмотреть вместе телевизор — серьезное времяпровождение, а не просто вдвоем молча посидеть перед экраном…
«Прекрасная идея!» — отозвалась я. И хотя наблюдать на телеэкране похождения крутых полицейских из Лос-Анджелеса не кажется мне романтичным занятием, я испытала поистине романтическое чувство, когда мы уютно устроились перед экраном.
Возможно, оттого что у мужчин не такие высокие требования к близости, представители обоих полов находят общение с женщинами более интимным и приятным, нежели с мужчинами. Женщинам более, чем мужчинам, свойственно умение сочувствовать и сопереживать другим людям. (Хотя и те, и другие в равной мере симпатизируют животным, что бы это ни значило.) Предсказать, будет ли человек страдать от одиночества, — и это открытие меня особенно поразило — можно на основании того, с каким количеством женщин он или она общается. Общение с мужчинами такой роли не играет.
Когда я узнала об этом, мое отношение к Джеми изменилось. Я люблю его всем сердцем и знаю, что он тоже меня любит, и на него можно всецело положиться. Однако меня нередко раздражало то, что он не любит задушевных разговоров. В частности, мне хотелось, чтобы он проявлял больше интереса к моей работе. Моя сестра Элизабет — сценарист на телевидении, и я завидую тому, что у нее есть соавтор Сара. Практически ежедневно у них с Сарой происходят долгие беседы об их сочинениях и карьере. У меня же нет ни партнера, ни коллег, с которыми можно обсуждать профессиональные вопросы, и мне бы хотелось, чтобы Джеми играл для меня эту роль.