Грей Хэрри. Однажды в Америке

Хэрри Грей

«Однажды в Америке»

Глава 1

   Косой Хими возбужденно перегнулся через парту. Взгляд его голубых глаз рассеянно блуждал по сторонам.
   — Эй, Макс! Эй ты, Макс! Послушай, а, Макс? — заискивающе заныл он.
   Большой Макс быстро взглянул на учительницу, Старую Заколку Монс, сурово возвышающуюся над столом в дальнем конце классной комнаты нашего седьмого класса. После чего неторопливо опустил себе на колени вестерн в бумажной обложке и с отвращением посмотрел на Косого. Его взгляд был прямым и резким, поведение — властно-спокойным, тон — полон пренебрежения.
   — Почему ты не можешь просто заткнуться и читать свою книгу? — Он поднял свой вестерн. — Заноза в заднице.
   В ответ Косой укоризненно уставился на Макса. Потом сутулясь опустился на свое место и обиженно надулся Макс насмешливо посмотрел на него поверх книжки и примиряюще прошептал:
   — Ладно, ладно, Косой. Что ты там придумал?
   Косой замялся. Ответ Макса несколько поубавил его возбуждение: взгляд Косого приобрел осмысленное выражение.
   — Я не знаю. Я просто думал… — пробормотал он.
   — Думал? О чем? — Макс начал терять терпение. — Как насчет того, чтобы удрать из школы на Запад и присоединиться к Джесси Джеймсу и его банде?
   Большой Макс презрительно посмотрел на Косого и неторопливо выпростал из-под маленькой парты свои длинные ноги. Воздев высоко над головой мускулистые руки, он зевнул и лениво пихнул меня коленкой.
   — Эй, Башка, ты слышал это дурацкое кудахтанье? — с видом отъявленного наглеца проговорил он, оттопыривая губу. — Ну-ка, скажи, как в одном парне может умещаться столько глупости? Ну-ка, поговори с ним. Бог ты мой, ну и ничтожество.
   — Лопоухое ничтожество, — уточнил я. Подавшись в сторону Косого всем телом и чувствуя как всегда свое полное превосходство, я ухмыльнулся:
   — Почему ты никогда не пользуешься своей башкой? Эти парни давным-давно покойники.
   — Покойники? — удрученно переспросил Косой.
   — Да, покойники, Кудахтало, — насмешливо подтвердил я. Косой глупо улыбнулся:
   — Ты знаешь все. У тебя на плечах настоящая башка, да, Башка? — Он угодливо хихикнул и, видя, что я благосклонно отнесся к его лести, продолжал: — Ты очень умный, поэтому тебя и прозвали Башкой, правда, Башка? — И он вновь заискивающе хихикнул.
   Я с деланной скромностью пожал плечами и повернулся к Максу:
   — Чего еще можно ожидать от такого лопуха как Косой?
   — Чего ожидать от Косого, Башка? — переспросил сосед Макса, Простак, имеющий вид самого отпетого хулигана. Мисс Монс бросила в нашу сторону злой, предупреждающий взгляд, который мы проигнорировали. Демонстративно смахнув чуб со своих густых бровей и поджав верхнюю губу, Простак принял обычный агрессивный вид. Издав короткий рык, он задиристо спросил, нарочито произнося слова по слогам:
   — Так что этот глупый болтун сказал на сей раз?
   Роль информатора взял на себя маленький пухлый. Доминик, сидящий рядом с Косым.
   — Он хочет отправиться на Запад и вступить в банду Джесси Джеймса, — тоненьким голоском сообщил он. — Ему охота поездить на лошадке. — Доминик начал подпрыгивать, одной рукой удерживая воображаемые удила, а другой похлопывая себя по толстому боку. — Но, но, — Косой! — Затем он принялся щелкать языком.
   Мы трое присоединились к нему. Дружно подпрыгивая, мы отщелкивали ритм в такт движениям. Улыбка Косого была растерянной и глупой.
   — Эй, ребята, кончайте, я ведь пошутил.
   — Тс-с-с. Старый боевой топор, — прошептал Простак.
   Подобно темной туче, ползущей по ясному небу, по проходу между партами на нас надвигалась необъятная, пышная и взлохмаченная мисс Монс. Ее гаргантюанские бедра были обтянуты множеством черных юбок, скрепленных английскими булавками. Нависнув над нами, она остановилась.
   — Вы, вы, ни-на-что-не-годные малолетние бродяги, чем вы тут занимаетесь?
   Мисс Монс просто распирало от ярости. Стремительно взмахнув рукой, она попыталась выхватить вестерн у Косого. Щеки ее вспыхнули огнями штормового предупреждения.
   — Вы… вы… бандиты! Вы… вы… гангстеры! Вы… вы — истсайдские бездельники, читающие всякую дрянь! Немедленно отдайте мне это грязное чтиво! — выдохнула она и поднесла руку под нос Максу.
   Макс не спеша закрыл вестерн и нагло засунул его в ранец.
   — Немедленно отдай мне эту книгу! — рявкнула учительница и яростно топнула ногой. Макс ласково улыбнулся ей.
   — А поцелуйте меня в …, милая учительница, — ответил он, четко произнося слова на идише.
   По ее ошеломленному виду я понял, что она догадалась, какую часть тела ее попросил поцеловать Макс.
   На несколько секунд класс потрясенно затих. Единственным звуком в помещении было тяжелое, астматическое дыхание, вырывающееся из темно-красных челюстей нашей учительницы. Затем раздался целый хор сдержанных смешков. Шипя и задыхаясь, она развернулась и в молчаливой ярости обвела глазами остальной класс. Затем отступила к своему столу. Ее громадная корма угрожающе покачивалась.
   Макс издал губами неприличный звук. В классе стоял радостный шум. Мисс Монс остановилась перед столом, наблюдая за сценой веселья. Ее всю трясло в приступе неконтролируемой ярости. Однако вскоре она взяла себя в руки. На смену ярости пришла холодная язвительность. Учительница откашлялась. Класс затих.
   — Вы, пятеро бандитов, по чьей вине начался этот гнусный кавардак, вы получите по заслугам! — провозгласила она. — Целый семестр я вынуждена была мириться с вашим мерзким, вульгарным ист-сайдским поведением. За все годы работы я еще никогда не встречалась с такими отпетыми малолетними гангстерами. Впрочем, я ошибаюсь. — Торжествующая улыбка заиграла на ее губах. — Много лет назад у меня было несколько жалких негодяев того же пошиба. — Ее довольная улыбка стала еще шире. — И во вчерашних вечерних газетах я прочитала подробный отчет о показательном конце двоих из них. Они были точно такими же хулиганами, как вы. — Она театрально выставила указательный палец в нашу сторону. — Я предрекаю, что вы пятеро в свое время завершите карьеру таким же образом, как и те двое: на электрическом стуле!
   Она уселась за стол, улыбаясь нам и покачивая головой в радостном предвкушении.
   — Она имеет в виду Луи Левшу и Итальяшку Франка, — глухо проворчал Простак. Макс плюнул сквозь зубы.
   — Пара тупых дурней — вот кто эти парни! — Он повернулся ко мне: — Этот Луи Левша, он что, правда был твоим дядей, а, Башка?
   Я скорбно покачал головой: я бы только гордился таким родством.
   — Нет, он был лишь другом моего дяди Абрама. Знаешь, того, которого друзья выбросили с корабля, когда везли контрабандные алмазы.
   Макс кивнул.
   Учительница извлекла из складок черной юбки тяжелые бронзовые часы.
   — Слава Богу, осталось всего лишь пятнадцать минут до звонка, — произнесла она, глядя на нас с довольным видом, точно смаковала предсказанный нам конец.
   Макс достал из ранца все тот же вестерн и, вызывающе посмотрев на учительницу, склонился над партой. Остальные ученики продолжали заниматься. Я вслед за Максом принял отстраненный вид и, развалившись, сполз под парту, где принялся слушать знакомый шум нижнего Ист-Сайда, доносившийся через открытое окно. Я предался своей любимой фантазии: уличное смятение представлялось мне похожим на неблагозвучную оперетту. Пронзительный полицейский свисток был стартовым сигналом дирижера оркестра. Цок-цоки-цок, цок-цоки-цок ломовых лошадей, тянущих по булыжной мостовой скрипящие погромыхивающие фургоны, звучало неумолкающим ритмичным боем барабанов. Звуки рожков грузовых и легковых машин, то опускавшиеся до басов, то поднимавшиеся высоко вверх, были игрой духовых инструментов. Тоненький плач голодных или больных младенцев напоминал печальную музыку скрипок, а низкий гул далекой подземки — вибрирующее дыхание контрабасов. Мешанина голосов, зовущих и орущих на множестве диалектов, заменяла хор, а зычный речитатив уличного разносчика, расхваливающего свой товар, — исполнение ведущей мужской роли. И над всем этим музыкальным переполохом царил пронзительный хриплый визг толстой женщины, которой я отвел роль примадонны сопрано. Она высовывалась из окна верхнего этажа.
   — Шолойми, Шолойми… Эй, эй, Шолойми, не забудь, скажи бакалейщику: отличную, толстую, жирную селедку!
   Затем я представил себе гоблинов и ведьм, катающихся верхом на волнах звука и запахах, вливающихся в класс. Чудища въезжали в комнату на зловонии от гниющих отбросов из открытых мусорных контейнеров, на вони из водосточных канав, смешанной с острыми ароматами кухни, смрадом сырых комнатушек и едким запахом мочи из школьного туалета во дворе. Они влетали в окно вместе с удушающими волнами. Особенно отвратительными были гоблины, источающие зловонные выделения. Эти звуки и запахи ист-сайдских улиц навсегда запечатлелись в моей памяти. Через несколько секунд я вернулся к реальности и посмотрел на Большого Макса, Простака, Доминика и Косого, пытаясь угадать, о чем они думают. Я представил всех нас на конях с револьверами в руках, удирающих от отряда полицейских. Это было бы весело, подумал я и рассмеялся над собой. Я, Башка, занимаюсь детскими фантазиями. Всего через несколько месяцев я смогу посещать бар, как настоящий мужчина, а мысли в голове дурацкие, как у Косого Хими.
   — Чему радуешься, Башка? — Макс отложил книжку в сторону и посмотрел на меня.
   — Да так. Просто думаю.
   Макс фыркнул:
   — И ты тоже? О чем же?
   — Я? О Косом, вступающем в банду Джесси Джеймса.
   — Да Косой просто тупица. Чтобы мы присоединились к ним, парням из маленького городишки! — Макс презрительно усмехнулся. — Конечно, Джесси Джеймс умеет обращаться с револьвером, но ведь ты, Башка, понимаешь, что я хочу сказать. Использовать для налета лошадей! Да эта рухлядь только для мелких городишек годится. Когда мы начнем, то покажем класс! — Макс вытер нос тыльной стороной ладони. — Мы добудем миллион долларов, распихаем их по банкам, а потом завяжем.
   — Миллион на пятерых, Макс? — спросил Доминик.
   — Нет, по миллиону на каждого. Башка, как тебе нравится миллион долларов? — Макс был совершенно серьезен.
   — Миллион? Да, мне это понравилось бы, но, может быть, хватит и полумиллиона, чтобы завязать? Миллион долларов — это огромная сумма, Макс, — нравоучительно произнес я.
   — Может быть, для кого-то полмиллиона большие деньги, но для меня это миллион. — Во взгляде Макса появился вызов. Я пожал плечами:
   — Ладно, хорошо. Пусть будет миллион. В данный момент какая, к черту, разница?
   — Мы завяжем, когда у нас будет миллион? — задиристо спросил Простак.
   — Да, мы завяжем, переберемся в Бронкс и станем большими шишками, — объявил Макс тоном, не терпящим возражений.
   — Эй, ребята! — Косой перегнулся к нам через парту. — А сколько это, миллион долларов?
   Макс раздраженно шлепнул себя ладонью по голове.
   — Ну что за вопросик? Парню перевалило за тринадцать, а он не знает, что такое миллион долларов.
   — Косой, ты настоящий дурак, — вмешался Доминик. — Миллион долларов это миллион долларов.
   — Да, правильно, — кивнул Косой и улыбнулся. — Но сколько это? Скажи мне, Домми, сколько это тысяч?
   Доминик поскреб затылок:
   — Я думаю, что миллион — это десять тысяч долларов.
   — Ты что болтаешь? Это больше чем пятьдесят тысяч, — верно, Башка? — ехидно спросил Простак.
   Я был горд: я всегда знал ответ. Вот почему меня звали Башкой.
   — Это десять раз по сто тысяч долларов! — с важным видом произнес я. Простак нерешительно улыбнулся:
   — Да, как раз это я и хотел сказать. — Чтобы скрыть свою растерянность, он быстро сменил тему разговора: — Макс, когда мы начнем собирать дрова для костра в честь выборов?
   — Мы начнем в это воскресенье, — рассудительно ответил Макс. Косой заволновался:
   — А если Вильсон проиграет, у нас все равно будет большой костер, как и всегда?
   — Да. Разве не наш костер всегда был самым большим в округе? Нам плевать, кто победит, Вильсон или Хьюз, у нас все равно будет большой костер.
   Прозвенел звонок. Мы схватили свои пожитки. Остальные ученики почтительно ждали, когда мы первыми выйдем из класса. Мисс Монс поднялась со своего места. Когда я проходил мимо, она протянула руку, чтобы остановить меня.
   — Ты! — повелительно произнесла она.
   — Кто, я?
   Я приготовился оттолкнуть ее. Макс остановился рядом, готовый оказать помощь.
   — Да, ты, молодой человек. Мистер О'Брайен хочет с тобой поговорить.
   — Опять директор? — растерялся я. — Зачем?
   — Никаких наглых вопросов, молодой человек. Давай отправляйся наверх.
   Я посмотрел на Макса.
   — Подождите меня. Я сбегаю наверх и узнаю, чего от меня хочет старый дурак.
   Макс проводил меня до лестницы.
   — Мы будем снаружи, если тебе понадобится помощь. Свистни — и мы поднимемся и выбросим старого трутня из окна.
   — Нет, он в порядке. Не такой уж он плохой парень, этот О'Брайен.
   — Да, для директора он не так уж плох, — согласился Макс и пошел к выходу.
   Я подождал, пока он не скрылся из виду. Мне не хотелось, чтобы он увидел, как я снимаю кепку. Я тихонько постучал в дверь.
   — Входите, пожалуйста, — послышался приятный бас.
   Я вежливо остановился на пороге и сказал:
   — Вы хотели видеть меня, мистер О'Брайен?
   — Да-да, проходи. — Его большое красное лицо расплылось в приветливой улыбке. — Проходи и закрывай дверь. Посиди пока, я сейчас закончу. Я как раз знакомлюсь с твоими контрольными работами. Они очень хорошие, очень хорошие. — Директор посмотрел на меня и нахмурился. — Но твое заявление с просьбой выдать тебе документы расстроило меня. — Он вновь уткнулся в бумаги.
   Я сидел напротив него и чувствовал себя не в своей тарелке. О'Брайен отодвинулся вместе со стулом от стола, откинулся на спинку и, заложив руки за голову, стал покачиваться взад и вперед. Его умные синие глаза поблескивали в такт движению. Он смотрел на меня и молчал. Мне стало совсем не по себе. Внезапно он перестал раскачиваться и подался в мою сторону, перегнувшись через край стола. Его лицо приняло суровое выражение.
   — Иногда я даже не могу понять, почему проявляю к тебе интерес, — сказал он. — Может быть, потому что вижу твои возможности. Твои школьные успехи свидетельствуют, что ты необычайно одаренный мальчик. Поэтому я решил поговорить с тобой. — О'Брайен встал и принялся мерить шагами кабинет. — Но не подумай, что это очередная нотация. Нет. В этой школе тебе осталось пробыть несколько месяцев, поэтому то или иное твое поведение не так уж и важно для нас, но… — он театрально поднял палец, — то, как ты поведешь себя в будущем, очень важно для тебя и именно для тебя. Этот момент может оказаться поворотным в твоей жизни. Я повторяю, если бы ты не был умным мальчиком, я бы не стал тратить на тебя время. Я бы не пытался заставить тебя понять, по какой дороге идете ты и твои дружки. Поверь мне, эта дорога не приведет ни к чему хорошему. — Он произнес все это с прочувствованной серьезностью.
   Я сидел, ожидая, когда старик выговорится. Что знает о ребятах такой старик, как он? Да ему по меньшей мере сорок пять, и он уже одной ногой в могиле. Впрочем, он просто замечательный ирландец. И как директор самый лучший из тех, кого мы видели в этой помойке. Совсем не такой, как тот последний старый ублюдок, который вечно давал волю рукам. Директор продолжал:
   — Конечно, в чем-то виновата твоя среда обитания. Ты понимаешь, что я подразумеваю под этим словом?
   На секунду я забылся.
   — Знаю ли я, что такое среда обитания? — Я презрительно фыркнул. Он рассмеялся:
   — Я забыл, ты тот, кого называют Башкой. Ты знаешь все.
   Растерявшись, я изменил поведение и пробормотал:
   — Среда обитания? Вы имеете в виду Ист-Сайд?^[1]
   — И да и нет. Но в основном нет. Многие, очень многие преуспевающие и хорошие люди были рождены и воспитаны в этом районе. — Он остановился, и какое-то время пристально меня разглядывал. — Эта последняя заварушка, в которую попали ты и твои друзья. Что послужило настоящим поводом? Почему вы это сделали?
   Я пожал плечами.
   — Ты знаешь, о чем я говорю?
   Я помотал головой. Я врал. Мое лицо горело. Откуда он узнал об этом?
   — Ты знаешь, о чем я говорю. — Голос директора зазвучал жестко. — Послушай, молодой человек, давай будем честны друг с другом. — Он опять начал шагать по комнате. Я чувствовал себя, как арестант на перекрестном допросе. — Я говорю о кондитерской Шварца, в которую ты и твои друзья вломились несколько дней назад.
   Мне захотелось провалиться сквозь пол. Значит, он знал. Значит… Ну и черт с ним.
   — Разве ты не понимаешь, что если бы не твой раввин, не священник твоих дружков-католиков и не моя небольшая помощь в разговоре с властями, то вы, ребята, были бы отправлены в исправительное заведение?
   Я пожал плечами. Это он, дурак, так считал. Он не знал, кто действительно замял дело. Я не мог сообразить, должен ли объяснить ему, что это сделал дядя Большого Макса, хозяин похоронного бюро. Он пошел к гангстеру Монаху, а Монах пошел к районному лидеру Демократической партии, и этот самый парень и дал указания судье еще до того, как раввин, священник или О'Брайен успели с ним встретиться. Тупые дурни, вот они кто. Монах и районный лидер — вот парни, за которых надо держаться. Они начальники всему — полиции, судьям, всему.
   — Я обращаюсь к тебе, молодой человек. Почему ты не отвечаешь?
   Я пожал плечами. Я не мог заставить себя взглянуть ему в лицо. Он продолжал расхаживать взад и вперед.
   — Я спрашиваю, для чего вы это сделали? Из озорства? Из-за денег? Скажи-ка, мальчик, ты получаешь деньги на карманные расходы от своих родителей?
   — Иногда, когда у отца бывает работа, — пробормотал я.
   — Сейчас он работает?
   Я отрицательно покачал головой.
   — Сколько раз я тебе говорил, что невежливо мотать головой или пожимать плечами. Отвечай словами, а не телодвижениями. У тебя это становится дурной привычкой.
   Я снова пожал плечами. Директор в отчаянии всплеснул руками.
   — Ну ладно… Есть еще один вопрос, который я хотел бы прояснить… — Он на мгновение замешкался. — На протяжении всего семестра мне было интересно… Только имей в виду, я вовсе не собираюсь совать нос в твои личные дела, мне просто интересно узнать, чтобы я мог в дальнейшем ориентироваться… Почему это ты и твои приятели не пользуются бесплатными горячими завтраками, которые предоставляет школа? Вместо этого, как я заметил, вы, ребята, каждый день во время еды играете во дворе в баскетбол. Ты такой худой, и думаю, что где-то в полдень ты смог бы справиться с порцией горячего супа. — Он говорил доброжелательно и нерешительно. — Скажи, это из-за того, что этот суп вовсе не то, что вы называете кошером?^[2]
   Я покачал головой:
   — Нет, кошер для меня ничего не значит.
   — Тогда почему? Мне действительно интересно узнать. — Я не ответил и пожал плечами.
   — Город берет на себя пусть небольшие, но расходы и заботы, чтобы предоставлять эти бесплатные завтраки, — продолжил директор. — И очень многие из вас, детей, могли бы воспользоваться щедростью города, но не делают этого.
   — Щедростью, — презрительно фыркнул я.
   — Да, щедростью, — повторил он. — Что плохого в этих завтраках?
   — Суп, — насмешливо сказал я.
   — Суп?
   — Да, благотворительный суп, — проворчал я.
   — Хм-м-м…Да, к сожалению, на самом деле именно суп с хлебом — это основное блюдо, поставляемое, чтобы разнообразить домашнюю диету недокормленных детей в наших перенаселенных районах.
   — «Суповая» школа, — с презрением произнес я. Директор грустно улыбнулся:
   — Да-да, я это уже слышал. «Суповые» школы. Ладно, давай на минуту забудем о супе, хорошо?
   Я кивнул.
   — Хорошо, хорошо. На чем мы остановились? — спросил он с улыбкой. — Ах да, твой отец, к несчастью, безработный?
   Я опять кивнул. Он печально покачал головой и сочувственно поцокал языком. Я опять начал чувствовать себя неуютно. Он глубоко вздохнул:
   — Значит, поэтому ты и подал заявление, чтобы тебе выдали документы для устройства на работу? И поэтому ты не собираешься кончать школу? Ты хочешь зарабатывать деньги, чтобы помогать семье?
   — Да.
   — Это довольно похвально, но все-таки, не мог бы ты продолжить обучение?
   Я пожал плечами.
   — Так да или нет?
   Я пожал плечами еще раз.
   — Послушай, я хочу тебе помочь. Я смогу тебе помочь, если ты изменишь свое поведение. Не держись за своих дурных приятелей, продолжай ходить в школу Только при помощи учения…
   Я перебил его:
   — Я не могу окончить школу. Мне надо работать. У моего отца нет работы.
   — Как долго твой отец без работы?
   — Как долго? Около трех месяцев.
   — Хм-м-м… — О'Брайен потер подбородок. — Ладно, у меня есть одна идея, и я реализую ее в твоем случае. Ты очень одаренный и в общем-то не испорченный, ты еще можешь стать добропорядочным и преуспевающим гражданином. Я сделаю так, чтобы агентство по социальной защите занялось твоим делом и помогло твоей семье. Так что ты сможешь продолжить учебу. Только держись подальше от своих друзей. — Он самоуверенно улыбнулся, считая, что решил проблему. Его голос повеселел: — Ну? Ведь совсем неплохо? Они помогут тебе помочь самому себе. Ты продолжишь обучение и при хорошем поведении сможешь преуспеть. Ты ведь хочешь добиться успеха в этой жизни, верно? Чтобы получить свою долю от богатств мира, ты должен специализироваться. Мне кажется, что у тебя замечательные способности к математике. Почему бы не продолжить и не попытаться стать счетоводом, а может быть, и бухгалтером? Не следует брести по жизни без определенной цели. Специализированные знания — это острый нож, который поможет тебе пробиться сквозь жизненные затруднения к своей цели. К успеху. Ты понял, что я хочу сказать?
   Да, я понял, что он хотел сказать, но сыграл в дурачка.
   — Да, я достану себе большой нож.
   Директор впервые вышел из себя.
   — Черт подери твою тупость! — взорвался он. — Я думал, ты понимаешь, о чем я говорю.
   Я пожал плечами. Все это стало действовать мне на нервы.
   — Ну? — обеспокоенно спросил он.
   — Что? — я сделал вид, что не понимаю.
   Он пристально посмотрел на меня. Я опустил глаза. Тогда до него дошло, что я понял, о чем он говорил. Да, я понял, о чем он говорил. Он хотел, чтобы я не бросал школу, откололся от Макса и остался без миллиона долларов, которые мы собирались сделать на налетах и всем остальном. Я буду получать помощь от агентства по социальной защите? Ха! Все станут смотреть на нас сверху вниз. Благотворительность. Фу! Какой толк в образовании? Я знаю достаточно для того, чем собираюсь заняться. Умею писать. Знаю арифметику. Могу читать. Я умный. Я умею использовать свою башку. Да, именно поэтому меня и прозвали Башкой. Потому что я умный. Да, и я достану себе настоящий острый нож. Он будет моим ножом специализированных знаний.
   О'Брайен остановился напротив меня с суровым выражением лица.
   — Я сделаю так, чтобы агентство помогло твоей семье, а ты не бросай школу, — сказал он. Его тон был категоричным. Я поднялся со стула. Я чувствовал себя героем, вроде крутого Натана.
   — Я не желаю вашей благотворительности и не нуждаюсь в ней. Я ухожу из школы.
   Он был славным парнем. Мне даже стало его жаль. Он выглядел таким расстроенным из-за всех нас, малолеток.
   — Хорошо-хорошо, мы кончили, сынок. — Он похлопал меня по спине. Я подошел к двери и обернулся.
   — Так мне отдадут документы для устройства на работу?
   Он не ответил, а лишь посмотрел на меня и безнадежно вздохнул. Я не отставал:
   — Мне они нужны, мистер О'Брайен.
   Он печально кивнул:
   — Ты их получишь.
   Друзья ждали меня возле выхода.
   — Чего хотел старый болтун? — спросил Макс.
   — Ничего особенного. Он в основном разговаривал сам с собой. Он хотел, чтобы я остался в школе.
   Косой вытащил губную гармошку. Мы пошли вниз по улице, напевая «Прощай, моя крошка с Кони-Айленд».
   У Макса был замечательный баритон. Простаку достался посредственный бас. Доминик пел высоким фальцетом: у него ломался голос. А я пел голосом, который считал тенором. В любом случае мы очень гордились нашим уличным квартетом. Мы дружно маршировали под музыку вдоль по улице. Вдруг мы резко затормозили и вытаращили глаза: перед нами стоял величайший в мире человек. В наших глазах он был более великим, чем Джордж Вашингтон в глазах большинства школьников. И он смотрел прямо на нас.
   — Привет, ребята.
   Мы замерли в благоговении. Макс всегда был самым решительным.
   — Привет, Монах, — ответил он. Это был Монах, самый крутой человек во всем Ист-Сайде, а значит, когда это касалось нас, то и во всем мире.
   — Ребята, я хочу, чтобы вы оказали мне одну услугу, — сказал Монах.
   — Все что угодно, Монах, — ответил Макс.
   — Отлично, тогда пошли. — Монах жестом указал дорогу.
   Мы последовали бы за ним даже в ад, если бы он попросил нас об этом. Он завел нас в салун на Ладлоу-стрит. Внутри коротали время за пивом десять здоровенных громил с приплюснутыми носами и помятыми лицами.
   Монах со смехом обратился к ним:
   — Ну, как вам моя новая банда?
   Громилы глядели на нас и улыбались.
   — Отлично, Монах. Очень крутая банда. Как насчет пива, детки? — спросил один из них. До этого мы ни разу не пробовали пива. Вкус оказался ужасным. Но мы осушили свои кружки. У нас немного кружилось в головах, и мы почувствовали себя важными персонами. Монах Истман объяснил, для чего мы ему понадобились.