Страница:
Вначале скромный, он постепенно становился все более требовательным, неистово углубляясь в ее тело. Затем снова появился язык, то лижущий, то ласкающий в ритме проникновения. Жоани больше не могла этого выносить. Она осознавала, что находится на пороге оргазма и пыталась его оттянуть. В этот момент ритм его ласк изменился. Бывшие до этого резкими, почти жестокими, движения стали вдруг тонкими, ласковыми... может, даже слишком ласковыми. Рука и язык исчезли, чувствовалось лишь его дыхание, которое разжигало и дразнило ее пылающее средоточие желаний. Клод снова раздвинул ее губы, легко дуя, словно пытаясь осушить сочащийся источник. Затем, он навис над ней, сохраняя некоторую дистанцию, почти заставив ее вскрикнуть от желания. Она была уверена, что он собирается освободиться от одежды перед тем, как яростно пронзить ее, но его тело, которое она едва знала, неожиданно снова отстранилось.
Клод расположился рядом с ней и с помощью ее неглиже завязал ей глаза, после чего снял обувь, растянулся сбоку от Жоани и позволил своей ноге скользить вдоль бархатистого бедра до тех пор, пока не достиг ее лона, ожидающего и влажного.
Последовало легкое кружение по нежной плоти, затем один палец вдруг устремился внутрь. Жоани вздрогнула от неожиданности, когда он надавил чуть сильнее.
– Я больше не могу... иди ко мне, я хочу почувствовать внутри твой член!
Клод усилил вторжение меж распахнутых губ. Его движения стали более требовательными, почти грубыми; она готова была даже поклясться, что он вошел в нее. А Клод снова навис над ней, жадно целуя ее губы, лаская языком шею и одновременно погружая в нее властные пальцы. Она могла только угадывать его действия... четыре пальца двигались внутри, почти причиняя боль, а большой палец терзал уязвимую вершинку клитора. Понадобилось лишь несколько минут...
Клод почувствовал, как напряглась Жоани, перед тем как содрогнуться в сладострастных судорогах, которые он безошибочно распознал. Его рот скользнул между пылающих бедер его жертвы.
Он снова одержал победу.
«Тем хуже для него!» – решила она, заканчивая приготовления перед выходом.
Она прибыла в ресторан раньше, и увидела лишь Жоани, сидящую у стойки бара и потягивающую мартини.
Она подошла к ней и, заметив опустошенное выражение ее лица, спросила:
– Что-нибудь не так, Жоани? Ты выглядишь неважно...
– Спасибо, как это мило! Кхм! Ничего серьезного. А ты? Что нового?
– Ой, ты знаешь, все как всегда... все мужики – сволочи.
– Ах, Веро, я знаю об этом кое-что! Позволь, я угадаю... Прекрасный Клод не подает признаков жизни?
– Я должна была ожидать этого. Я подумала, что... проводив тебя тогда вечером...
– Нет! Он должен был помочь другу, уж не знаю, в чем...
– Ох уж эти друзья!
Жоани глубоко вздохнула, чтобы продолжить:
– За кого они нас принимают? Друг, как же...
– Что? Ты думаешь, что он встретил кого-то?
– Не знаю, может быть... – и Жоани отчаянно покраснела.
Она почувствовала облегчение, узнав, что Вероник больше не виделась с Клодом, по крайней мере, в таком случае подруга ничего не могла узнать о том, что между ними произошло. Кроме того, ей доставило небольшую радость и то, что у Вероник не было «второго раза». Однако она испугалась, что сказала слишком много, хотя в ее замечании не было ничего особенного.
Она сделала большой глоток, чтобы взять себя в руки и не подать вида, что заметила подозрительный взгляд, брошенный на нее подругой. К счастью, в этот момент появились остальные «разведенные».
Узнав о причине хандры Вероник и, по обычаю, известным образом прокомментировав это, они направились к своему столику.
На этот раз своим молчанием привлекла внимание Жоани. Подруги пытались вытянуть из нее информацию, но им пришлось приложить все усилия и потратить все время ужина, чтобы добиться успеха.
– Ну ладно, я тоже встретила кое-кого, и тоже не имею новостей после того, что между нами произошло. Больше я ничего не скажу.
Троица ошеломленно переглянулась. Жоани была самой неуступчивой, наименее «предприимчивой» из всех, за исключением этого случая. За ней не числилось ни одного приключения со времени развода, и они были поражены. Даже речи не могло быть, чтобы так легко отпустить ее! Они начали расспрашивать, допытываться, шутить. Но ничего не помогало. Молчание Жоани становилось все более подозрительным, и после очередной безобидной шутки Вероник она пригрозила уйти. Они не приняли это всерьез; тогда она встала и взяла сумку.
Вероник снова вмешалась:
– Ладно, не злись! Уступи нам хотя бы крошки, чтобы утолить наше любопытство, и мы оставим тебя в покое! Ничего не рассказывая, ты заставляешь нас думать разные глупости..
– Хорошо! Вы сами этого хотели! На самом деле это не так захватывающе. Просто я встретила одного типа, он заставил меня потерять голову. Мы провели ночь вместе, и больше я о нем не слышала. Довольны? Это все, что вы узнаете.
Верные своей привычке, соратницы атаковали ее вопросами: каков он был в постели? как он выглядит? какого размера его мужской орган?
Жоани не выдержала. Она явно чувствовала дискомфорт и, в конце концов, взорвалась:
– Не знаю я, какого у него размера, он не дал мне возможности прикоснуться! Он доставил мне такое удовольствие, какого я уже давно не испытывала! Он не занимался со мной любовью, так как хотел увеличить желание к следующему разу! Ну, этого следующего раза не будет, а сейчас оставьте меня в покое!
Ее ответ прозвучал, как гром среди ясного неба, и воцарилась мертвая тишина. Вероник пристально смотрела на нее, внимательно разглядывая. Бледная, с открытым ртом, она совершенно оцепенела.
Жоани, понимая, что скомпрометировала себя, встала так резко, что опрокинула стул, и сбежала со слезами на глазах, красная от стыда.
Паскаль и Линда не двинулись с места. Они едва дышали, и прошло какое-то время, прежде чем они овладели собой.
Паскаль решилась первой нарушить тишину:
– Веро... Веро, как ты?
Последняя медленно повернулась к собеседнице. Казалось, она далеко, и ее просто трясло от гнева:
– Дрянь! Как она могла?!
– Как мог он, хочешь ты сказать! Не забывай, что он тоже виноват в случившемся, он тоже! Самая большая сволочь!
Вмешалась Линда:
– Да уж, поступок настоящей сволочи!
Это был захватывающий миг. Вероник была полностью поглощена тем, что пыталась высчитать тот момент, когда произошло преступление, и как она могла помешать этому, и что она хотела бы сделать с этой шлюхой Жоани. Что касается Линды и Паскаль, то при всей их порядочности, они были явно увлечены поворотом событий: наконец-то за целый год произошло хоть что-то захватывающее! Несомненно, клуб в скором будущем лишится одного из членов, но происшествие стоило подобной жертвы!
Сначала она сделал вид, что не узнала его. Но он уже направился к ней, и она решила показать осуждение его поступков по отношению к своим подругам холодностью и надменностью.
Он же олицетворял уверенность и приветливость. Обтягивающие джинсы делали его еще стройнее. Его походка была плавной, как будто он шел к ней, танцуя, и Паскаль не смогла помешать себе почувствовать – вопреки желанию – сильный прилив желания. Ей вспомнились слова Вероник. Глядя на руки Клода, она представила их прикосновение к своей коже. Затем она вспомнила Жоани, признавшуюся, что никогда не испытывала ничего подобного. Но что в нем было такого особенного? Ничего, что она могла бы точно назвать, лишь впечатление. Впечатление, что она может предаться его ласкам без малейшей опаски, за исключением страха умереть от удовольствия, если верить подругам. Подругам... Она чуть было не забыла, какая он сволочь. Действительно, из-за него «клуб разведенных и обиженных» оказался на грани исчезновения. Вероник так и не простила Жоани, от которой не было никаких новостей с момента их последней встречи.
Лучистая улыбка Клода вывела ее из задумчивости:
– Добрый день! Если не ошибаюсь, Паскаль?
– Э... да! Не ошибаетесь. Как поживаете?
– Великолепно!
Паскаль была ошеломлена. Казалось, он не испытывает ни малейших угрызений совести. Никакого смущения или неловкости. Она не удержалась от укола:
– Как поживает Вероник? Я не видела ее целую неделю...
– Ох! Я не знаю... Я не видел ее еще больше.
– О! А мне казалось...
– Что мы встречаемся? Нет, ничего такого. Просто приятели.
«Уже нет», – подумала она, перед тем как продолжить, зло ухмыльнувшись:
– А Жоани? Она хорошо себя чувствует?
Ее собеседник открыл рот. Она попала в точку.
Клод вздохнул и сказал:
– Это не то, что ты думаешь...
– Скажи еще, что ты представитель неизвестной нашему клубу породы: хороший парень!
– Хорошо. Слушай, я рал был тебя видеть, но раз все так...
– Нет, извини, я просто не могла удержаться.
Клод покачал головой, и, подумав, спросил:
– Ты ела?
Паскаль улыбнулась, и парочка направилась к маленькому кафе, недалеко от магазина. Пища была вкусной, а скатерть – достаточно длинной, чтобы избежать непристойностей. Сдержанность Паскаль начала рассеиваться, когда они приступили к супу; во время второго блюда она нашла своего собеседника весьма соблазнительным; во время десерта ее нижнее белье стало влажным, а когда перешли к ликеру, так долго не кончавшемуся, Паскаль уже дрожала от желания к этому мужчине, столь необычному и непредсказуемому.
Они вышли из ресторана под руку и, когда Клод предложил ей «прогуляться» в машине, она поспешила согласиться. Свою машину она оставила на стоянке.
Во время поездки они молчали. Паскаль попыталась расстегнуть молнию на брюках Клода, чтобы завладеть его мужественностью, очертания которой угадывались под шершавой тканью, но ей это не удалось. Жестом, одновременно нежным и твердым он отвел ее руку, нежно ее поцеловал и положил свою руку между ее горячих бедер. Паскаль раздвинула ноги, позволяя ему почувствовать жар ее желания и стараясь сделать более удобным доступ.
Клод съехал с центральной дороги и направился к горе, с вершины которой открывался прекрасный вид на город. Машина взобралась по дороге на склон, перед тем, как остановиться на одной из полян. Клод заглушил мотор, вынул из багажника толстое одеяло, взял Паскаль за руку и повел по тропинке, которая, кажется, была ему хорошо знакома.
Через несколько минут ходьбы Клод расстелил одеяло и попросил Паскаль встать на него и полюбоваться видом городом, открывавшимся сверху. Она беспрекословно подчинилась, без малейшего неприятия. Клод опустился перед ней на колени и сдвинул вверх ее юбку, обтягивающую бедра. Потом избавился от трусиков, и Паскаль слегка раздвинула ноги, чтобы позволить его руке ласкать ее. Прикосновения были до того нежными, что она усомнилась, реальны ли они, или это дуновение нежного вечернего августовского ветерка.
Когда она почувствовала проникающий в нее палец, она поняла, как хотела этого прикосновения. Она стала настолько влажной, что даже на какой-то миг смутилась этого. Тем временем Клод, погрузив в нее второй палец и смачивая его влагой ее удовольствия, устремился языком к крошечной плоти, заставив Паскаль вздрогнуть. Она чувствовала, как трепещут ее ягодицы, в то время как его язык вторгается в нее. Клод смаковал ее, перекатывая эту маленькую плоть между губами и терзая ее зубами. Паскаль перестала осознавать, что происходит, но это уже было неважно. Ее лоно и ягодицы были настолько увлажнены ее природными соками, вызванными ласками Клода, что она была приятно удивлена отсутствием боли, когда он ввел в нее еще один палец, погружаясь в соседнюю дырочку рядом с уже ранее занятой...
Клод ласкал все ее тело, доводя до исступления. Она балансировала на краю блаженства, которое вызывали его руки, игравшие на ее теле, точно на скрипке, причем с виртуозным искусством.
Пошатнувшись, она опустилась на одеяло. Ей уже не было никакого дела до чарующего вида. Она хотела расстегнуть брюки Клода и выпустить на свободу его член, который жаждала ощутить в себе. Однако Клод, казалось, не разделял ее желания, довольствуясь тем, что растянулся над ней, позволяя жаждущему лону Паскаль тереться о шершавую ткань брюк. Он даже не дал ей времени восстановить дыхание, возобновив свои действия. Скользнув сбоку, он овладел ее пылающим естеством, затем вновь удивительно точно нашел самое чувствительное место, вызвав новый поток восторга.
Мелкие искорки пронизывали все тело Паскаль, тут же оставившую всякую мысль об инициативе и отдавшуюся ритму движений, производимых любовником. Он ускорял темп, гладя, теребя, покусывая. Он должен был быть музыкантом, чтобы обладать такими талантливыми пальцами! Она предчувствовала неминуемую разрядку, приближающуюся к ней, подобно волне. Затем она потеряла всякое представление о реальности и погрузилась в бездну оглушительного оргазма.
Ей понадобилось немало времени, чтобы прийти в себя, она даже решила, что заснула. Она подняла глаза на Клода, расстегивающего ее корсаж и целующего ее грудь с бесподобной нежностью. Это ласковое внимание, противоположное предшествующему напору, снова привело Паскаль в состояние возбуждения.
Потом Клод улыбнулся и неожиданно встал.
– Я сейчас вернусь... главное, не двигайся, у меня есть идея.
Паскаль наблюдала, как он быстро подошел к машине, достал пару больших кожаных перчаток, и натянул их на руки.
Необычное прикосновение заставило ее вздрогнуть, это было так, как если бы кто-то присоединился к ним. Она закрыла глаза, позволяя ласкать себя этими странными, грубоватыми, но таким приятными касаниями.
Клод опустился перед ней на колени и скользнул между пылающих бедер. Затем один из пальцев, одетых в кожу, проник в ее нежную плоть; видение контраста черной кожи и розового лона захватило ее. Паскаль взметнула бедра в ответ на бешеный поток возбуждения, вызванный представленной картиной, который набрал еще большую силу, когда другая рука в перчатке принялась ласкать края ее раковины. Она даже не пыталась снова завладеть Клодом, довольствуясь тем ошеломляющим блаженством, которое он ей доставлял.
Она наблюдала за его удаляющейся машиной, пока она почти не скрылась из виду, после чего последовала за Клодом. Отсутствие машин в этот поздний час позволило ей следить за ним с довольно большого расстояния, и это было захватывающе.
Она проследила за ним до самого его дома, убежденная, что осталась незамеченной и что он ничего не заподозрил. Она записала адрес и, вернувшись к себе, заснула крепким сном.
Клод, в свою очередь, заснул этим вечером с приятным чувством выполненного долга. Задуманное продвигалось успешно... Три из четырех «молодых, разведенных и обиженных»... Неплохо за столь короткий срок! Возможно, скоро они увидятся, поговорят и решат, что не все мужики так плохи, как они думали. Клод не сомневался, что все они испытали наслаждение, достаточно сильное, чтобы забыть о том, что они разделили его с одним и тем же мужчиной. Возможно, это даже объединит их и сделает их лучшими подругами. Все к лучшему в этом лучшем из миров, и Клод с гордостью считал, что приложил и свои усилия, чтобы заново позолотить герб мужской доблести.
Оставалось лишь найти гениальное решение для Линды. Но, если судить по той легкости, с которой все удалось с предыдущими...
– В каком смысле?
– ...Я теперь понимаю, почему Вероник хотела оставить его только для себя!
– То есть, лишь я не получила никакого удовольствия от этого знаменитого Клода...
– Да, по крайней мере, на данный момент...
Паскаль была просто в неистовстве, и Линда более чем достаточно слышала о том, что с ней проделал Клод. Да, Паскаль была ее лучшей подругой. Да, они все друг другу рассказывали. Да, она была рада за нее. Но она заставила ее нервничать. До того момента как та неожиданно предложила ей:
– Слушай, а почему бы тебе не пойти к нему, к нашему дорогому Клоду? Я знаю, где он живет, и, насколько мы можем судить, он свободен...
– Ты хочешь, чтобы я пошла к нему? И что дальше? Умная фраза вроде: «Добрый день! Кажется, ты доставил моим подругам исключительное наслаждение. Я не испытывала наслаждения уже долгие годы, не можешь ли ты помочь и мне?» Нет, не думаю, что это хорошая идея.
– Дура! Я думала о чем-то вроде: «Добрый день. Паскаль дала мне твой адрес, я оказалась рядом. Да, она ехала в том же направлении и случайно увидела, где ты живешь. Она попросила меня передать это».
С этими словами Паскаль извлекла одну из перчаток, при помощи которых Клод услаждал ее в тот раз. Линда была удивлена находчивостью подруги. Последняя поклялась, что это случайность, должно быть, перчатка выпала из его кармана, когда он провожал ее к машине.
«Хм... это может пройти...» – подумала Линда.
Она долго обдумывала идею Паскаль. Идея была хороша, чтобы не сказать – гениальна, было бы глупо упускать такой шанс. Совершенно очевидно, что у Клода не было особенных привязанностей, и была высока вероятность, что все пройдет довольно мило. В худшем случае, она вернется домой и больше не будет об этом думать. Она решила осуществить свой план в среду вечером, достаточно поздно, чтобы застать его, но достаточно рано, чтобы он не был слишком уставшим, в случае, если...
Настала среда, Линда тщательно оделась, надев свое лучшее нижнее белье, уделив большее, чем обычно, внимание прическе, не забыв подушиться в стратегически важных местах.
Она остановилась недалеко от его дома, глубоко вздохнула и вышла из машины. Она пыталась, хоть и безуспешно, избавиться от напряжения, когда поняла, что не знает номера его квартиры. Она осмотрела почтовые ящики с именами четырех проживающих и прочитала на втором: «Клод Паре, 2В». Так как больше не было никаких других Клодов, это должен быть он.
Она поднялась по лестнице и нашла дверь 2В. Была слышна нежная музыка, и Линда чуть было не повернула назад: а что, если он не один? Но внутренний голос прошептал ей: «У него было достаточно приключений в последнее время, он один. Если же нет, отдашь ему перчатку и уйдешь, вот и все! Он не догадается, зачем ты пришла».
Она послушалась своего внутреннего голоса, который никогда не обманывал ее, и тихо постучала в дверь. Ничего. На этот раз внутренний голос сказал: «Ты стучишь так тихо, что даже я не слышу тебя». Она постучала сильнее и услышала приближающиеся шаги.
Клод уже открывал дверь. Он был, кажется, только из душа – тело его скрывало лишь полотенце, поддерживаемое на груди.
– Клод, извини за беспокойство...
Линда была сконфужена. Казалось, ей повезло застать Клода дома, да еще в столь легком костюме. Однако что-то ей показалось странным, что-то, что она не могла сразу точно определить.
В этот момент ее узнали... Полотенце упало, открывая, наконец, Линде то, что не удавалось увидеть никому из «молодых, обиженных и разведенных». Они имели полное право утверждать, что Клод не похож ни на одного мужчину, которого они встречали. Потому что он был... женщиной!
Произведение искусства
Клод расположился рядом с ней и с помощью ее неглиже завязал ей глаза, после чего снял обувь, растянулся сбоку от Жоани и позволил своей ноге скользить вдоль бархатистого бедра до тех пор, пока не достиг ее лона, ожидающего и влажного.
Последовало легкое кружение по нежной плоти, затем один палец вдруг устремился внутрь. Жоани вздрогнула от неожиданности, когда он надавил чуть сильнее.
– Я больше не могу... иди ко мне, я хочу почувствовать внутри твой член!
Клод усилил вторжение меж распахнутых губ. Его движения стали более требовательными, почти грубыми; она готова была даже поклясться, что он вошел в нее. А Клод снова навис над ней, жадно целуя ее губы, лаская языком шею и одновременно погружая в нее властные пальцы. Она могла только угадывать его действия... четыре пальца двигались внутри, почти причиняя боль, а большой палец терзал уязвимую вершинку клитора. Понадобилось лишь несколько минут...
Клод почувствовал, как напряглась Жоани, перед тем как содрогнуться в сладострастных судорогах, которые он безошибочно распознал. Его рот скользнул между пылающих бедер его жертвы.
Он снова одержал победу.
* * *
Вероник не находила себе места, настроение было отвратительным. Этим вечером должна была состояться очередная встреча клуба. Ее подруги не преминут поинтересоваться развитием «идиллии», и она будет выглядеть глупо. Ни одного звонка! Сволочь! Он поймал ее с этим своим «увеличить желание к следующему разу». Ее провели, как школьницу. Но самое худшее – это то, что она продолжала чувствовать непреодолимое желание по отношению к Клоду. Она также понимала, что позвони он ей сейчас, она бы помчалась к нему, готовая на все, с улыбкой на губах, и ее это бесило. Как она себя ненавидела! С их последней встречи она постоянно представляла, как полностью разденет его, завладеет его мужественностью и погрузит в себя. Она воображала, как он будет нежно входить в нее, как она заставит его дрожать так же, как он заставил дрожать ее. Она бы оседлала его, чтобы, убыстряя ритм, подвести его к краю наслаждения, а потом бы замедлилась, отдаляя его приход. Это видение вызывало горячую волну в животе и одновременно слепой гнев.«Тем хуже для него!» – решила она, заканчивая приготовления перед выходом.
Она прибыла в ресторан раньше, и увидела лишь Жоани, сидящую у стойки бара и потягивающую мартини.
Она подошла к ней и, заметив опустошенное выражение ее лица, спросила:
– Что-нибудь не так, Жоани? Ты выглядишь неважно...
– Спасибо, как это мило! Кхм! Ничего серьезного. А ты? Что нового?
– Ой, ты знаешь, все как всегда... все мужики – сволочи.
– Ах, Веро, я знаю об этом кое-что! Позволь, я угадаю... Прекрасный Клод не подает признаков жизни?
– Я должна была ожидать этого. Я подумала, что... проводив тебя тогда вечером...
– Нет! Он должен был помочь другу, уж не знаю, в чем...
– Ох уж эти друзья!
Жоани глубоко вздохнула, чтобы продолжить:
– За кого они нас принимают? Друг, как же...
– Что? Ты думаешь, что он встретил кого-то?
– Не знаю, может быть... – и Жоани отчаянно покраснела.
Она почувствовала облегчение, узнав, что Вероник больше не виделась с Клодом, по крайней мере, в таком случае подруга ничего не могла узнать о том, что между ними произошло. Кроме того, ей доставило небольшую радость и то, что у Вероник не было «второго раза». Однако она испугалась, что сказала слишком много, хотя в ее замечании не было ничего особенного.
Она сделала большой глоток, чтобы взять себя в руки и не подать вида, что заметила подозрительный взгляд, брошенный на нее подругой. К счастью, в этот момент появились остальные «разведенные».
Узнав о причине хандры Вероник и, по обычаю, известным образом прокомментировав это, они направились к своему столику.
На этот раз своим молчанием привлекла внимание Жоани. Подруги пытались вытянуть из нее информацию, но им пришлось приложить все усилия и потратить все время ужина, чтобы добиться успеха.
– Ну ладно, я тоже встретила кое-кого, и тоже не имею новостей после того, что между нами произошло. Больше я ничего не скажу.
Троица ошеломленно переглянулась. Жоани была самой неуступчивой, наименее «предприимчивой» из всех, за исключением этого случая. За ней не числилось ни одного приключения со времени развода, и они были поражены. Даже речи не могло быть, чтобы так легко отпустить ее! Они начали расспрашивать, допытываться, шутить. Но ничего не помогало. Молчание Жоани становилось все более подозрительным, и после очередной безобидной шутки Вероник она пригрозила уйти. Они не приняли это всерьез; тогда она встала и взяла сумку.
Вероник снова вмешалась:
– Ладно, не злись! Уступи нам хотя бы крошки, чтобы утолить наше любопытство, и мы оставим тебя в покое! Ничего не рассказывая, ты заставляешь нас думать разные глупости..
– Хорошо! Вы сами этого хотели! На самом деле это не так захватывающе. Просто я встретила одного типа, он заставил меня потерять голову. Мы провели ночь вместе, и больше я о нем не слышала. Довольны? Это все, что вы узнаете.
Верные своей привычке, соратницы атаковали ее вопросами: каков он был в постели? как он выглядит? какого размера его мужской орган?
Жоани не выдержала. Она явно чувствовала дискомфорт и, в конце концов, взорвалась:
– Не знаю я, какого у него размера, он не дал мне возможности прикоснуться! Он доставил мне такое удовольствие, какого я уже давно не испытывала! Он не занимался со мной любовью, так как хотел увеличить желание к следующему разу! Ну, этого следующего раза не будет, а сейчас оставьте меня в покое!
Ее ответ прозвучал, как гром среди ясного неба, и воцарилась мертвая тишина. Вероник пристально смотрела на нее, внимательно разглядывая. Бледная, с открытым ртом, она совершенно оцепенела.
Жоани, понимая, что скомпрометировала себя, встала так резко, что опрокинула стул, и сбежала со слезами на глазах, красная от стыда.
Паскаль и Линда не двинулись с места. Они едва дышали, и прошло какое-то время, прежде чем они овладели собой.
Паскаль решилась первой нарушить тишину:
– Веро... Веро, как ты?
Последняя медленно повернулась к собеседнице. Казалось, она далеко, и ее просто трясло от гнева:
– Дрянь! Как она могла?!
– Как мог он, хочешь ты сказать! Не забывай, что он тоже виноват в случившемся, он тоже! Самая большая сволочь!
Вмешалась Линда:
– Да уж, поступок настоящей сволочи!
Это был захватывающий миг. Вероник была полностью поглощена тем, что пыталась высчитать тот момент, когда произошло преступление, и как она могла помешать этому, и что она хотела бы сделать с этой шлюхой Жоани. Что касается Линды и Паскаль, то при всей их порядочности, они были явно увлечены поворотом событий: наконец-то за целый год произошло хоть что-то захватывающее! Несомненно, клуб в скором будущем лишится одного из членов, но происшествие стоило подобной жертвы!
* * *
Паскаль увидела Клода в книжном магазине, рядом со своим домом. Она всегда заходила туда по пятницам, после работы, и долго рылась в поисках романа, который заставил бы ее облегчить кошелек.Сначала она сделал вид, что не узнала его. Но он уже направился к ней, и она решила показать осуждение его поступков по отношению к своим подругам холодностью и надменностью.
Он же олицетворял уверенность и приветливость. Обтягивающие джинсы делали его еще стройнее. Его походка была плавной, как будто он шел к ней, танцуя, и Паскаль не смогла помешать себе почувствовать – вопреки желанию – сильный прилив желания. Ей вспомнились слова Вероник. Глядя на руки Клода, она представила их прикосновение к своей коже. Затем она вспомнила Жоани, признавшуюся, что никогда не испытывала ничего подобного. Но что в нем было такого особенного? Ничего, что она могла бы точно назвать, лишь впечатление. Впечатление, что она может предаться его ласкам без малейшей опаски, за исключением страха умереть от удовольствия, если верить подругам. Подругам... Она чуть было не забыла, какая он сволочь. Действительно, из-за него «клуб разведенных и обиженных» оказался на грани исчезновения. Вероник так и не простила Жоани, от которой не было никаких новостей с момента их последней встречи.
Лучистая улыбка Клода вывела ее из задумчивости:
– Добрый день! Если не ошибаюсь, Паскаль?
– Э... да! Не ошибаетесь. Как поживаете?
– Великолепно!
Паскаль была ошеломлена. Казалось, он не испытывает ни малейших угрызений совести. Никакого смущения или неловкости. Она не удержалась от укола:
– Как поживает Вероник? Я не видела ее целую неделю...
– Ох! Я не знаю... Я не видел ее еще больше.
– О! А мне казалось...
– Что мы встречаемся? Нет, ничего такого. Просто приятели.
«Уже нет», – подумала она, перед тем как продолжить, зло ухмыльнувшись:
– А Жоани? Она хорошо себя чувствует?
Ее собеседник открыл рот. Она попала в точку.
Клод вздохнул и сказал:
– Это не то, что ты думаешь...
– Скажи еще, что ты представитель неизвестной нашему клубу породы: хороший парень!
– Хорошо. Слушай, я рал был тебя видеть, но раз все так...
– Нет, извини, я просто не могла удержаться.
Клод покачал головой, и, подумав, спросил:
– Ты ела?
Паскаль улыбнулась, и парочка направилась к маленькому кафе, недалеко от магазина. Пища была вкусной, а скатерть – достаточно длинной, чтобы избежать непристойностей. Сдержанность Паскаль начала рассеиваться, когда они приступили к супу; во время второго блюда она нашла своего собеседника весьма соблазнительным; во время десерта ее нижнее белье стало влажным, а когда перешли к ликеру, так долго не кончавшемуся, Паскаль уже дрожала от желания к этому мужчине, столь необычному и непредсказуемому.
Они вышли из ресторана под руку и, когда Клод предложил ей «прогуляться» в машине, она поспешила согласиться. Свою машину она оставила на стоянке.
Во время поездки они молчали. Паскаль попыталась расстегнуть молнию на брюках Клода, чтобы завладеть его мужественностью, очертания которой угадывались под шершавой тканью, но ей это не удалось. Жестом, одновременно нежным и твердым он отвел ее руку, нежно ее поцеловал и положил свою руку между ее горячих бедер. Паскаль раздвинула ноги, позволяя ему почувствовать жар ее желания и стараясь сделать более удобным доступ.
Клод съехал с центральной дороги и направился к горе, с вершины которой открывался прекрасный вид на город. Машина взобралась по дороге на склон, перед тем, как остановиться на одной из полян. Клод заглушил мотор, вынул из багажника толстое одеяло, взял Паскаль за руку и повел по тропинке, которая, кажется, была ему хорошо знакома.
Через несколько минут ходьбы Клод расстелил одеяло и попросил Паскаль встать на него и полюбоваться видом городом, открывавшимся сверху. Она беспрекословно подчинилась, без малейшего неприятия. Клод опустился перед ней на колени и сдвинул вверх ее юбку, обтягивающую бедра. Потом избавился от трусиков, и Паскаль слегка раздвинула ноги, чтобы позволить его руке ласкать ее. Прикосновения были до того нежными, что она усомнилась, реальны ли они, или это дуновение нежного вечернего августовского ветерка.
Когда она почувствовала проникающий в нее палец, она поняла, как хотела этого прикосновения. Она стала настолько влажной, что даже на какой-то миг смутилась этого. Тем временем Клод, погрузив в нее второй палец и смачивая его влагой ее удовольствия, устремился языком к крошечной плоти, заставив Паскаль вздрогнуть. Она чувствовала, как трепещут ее ягодицы, в то время как его язык вторгается в нее. Клод смаковал ее, перекатывая эту маленькую плоть между губами и терзая ее зубами. Паскаль перестала осознавать, что происходит, но это уже было неважно. Ее лоно и ягодицы были настолько увлажнены ее природными соками, вызванными ласками Клода, что она была приятно удивлена отсутствием боли, когда он ввел в нее еще один палец, погружаясь в соседнюю дырочку рядом с уже ранее занятой...
Клод ласкал все ее тело, доводя до исступления. Она балансировала на краю блаженства, которое вызывали его руки, игравшие на ее теле, точно на скрипке, причем с виртуозным искусством.
Пошатнувшись, она опустилась на одеяло. Ей уже не было никакого дела до чарующего вида. Она хотела расстегнуть брюки Клода и выпустить на свободу его член, который жаждала ощутить в себе. Однако Клод, казалось, не разделял ее желания, довольствуясь тем, что растянулся над ней, позволяя жаждущему лону Паскаль тереться о шершавую ткань брюк. Он даже не дал ей времени восстановить дыхание, возобновив свои действия. Скользнув сбоку, он овладел ее пылающим естеством, затем вновь удивительно точно нашел самое чувствительное место, вызвав новый поток восторга.
Мелкие искорки пронизывали все тело Паскаль, тут же оставившую всякую мысль об инициативе и отдавшуюся ритму движений, производимых любовником. Он ускорял темп, гладя, теребя, покусывая. Он должен был быть музыкантом, чтобы обладать такими талантливыми пальцами! Она предчувствовала неминуемую разрядку, приближающуюся к ней, подобно волне. Затем она потеряла всякое представление о реальности и погрузилась в бездну оглушительного оргазма.
Ей понадобилось немало времени, чтобы прийти в себя, она даже решила, что заснула. Она подняла глаза на Клода, расстегивающего ее корсаж и целующего ее грудь с бесподобной нежностью. Это ласковое внимание, противоположное предшествующему напору, снова привело Паскаль в состояние возбуждения.
Потом Клод улыбнулся и неожиданно встал.
– Я сейчас вернусь... главное, не двигайся, у меня есть идея.
Паскаль наблюдала, как он быстро подошел к машине, достал пару больших кожаных перчаток, и натянул их на руки.
Необычное прикосновение заставило ее вздрогнуть, это было так, как если бы кто-то присоединился к ним. Она закрыла глаза, позволяя ласкать себя этими странными, грубоватыми, но таким приятными касаниями.
Клод опустился перед ней на колени и скользнул между пылающих бедер. Затем один из пальцев, одетых в кожу, проник в ее нежную плоть; видение контраста черной кожи и розового лона захватило ее. Паскаль взметнула бедра в ответ на бешеный поток возбуждения, вызванный представленной картиной, который набрал еще большую силу, когда другая рука в перчатке принялась ласкать края ее раковины. Она даже не пыталась снова завладеть Клодом, довольствуясь тем ошеломляющим блаженством, которое он ей доставлял.
* * *
Было около полуночи, когда Клод доставил ее к ее машине. Они обменялись нежным поцелуем, и Паскаль не смогла удержаться от мысли, что это единственная и последняя их встреча. Жаль, конечно, но так будет лучше. Несколько часов, что они провели вместе, были незабываемы, и она сохранит о них прекрасное воспоминание. К тому же, что она еще от него хотела? У них не было ничего общего. Она легко признавала за ним восхитительный талант; пожалуй, даже исключительный, совершенно необычный. Слишком необычный, чтобы она смогла удержаться от нелепой мысли...Она наблюдала за его удаляющейся машиной, пока она почти не скрылась из виду, после чего последовала за Клодом. Отсутствие машин в этот поздний час позволило ей следить за ним с довольно большого расстояния, и это было захватывающе.
Она проследила за ним до самого его дома, убежденная, что осталась незамеченной и что он ничего не заподозрил. Она записала адрес и, вернувшись к себе, заснула крепким сном.
Клод, в свою очередь, заснул этим вечером с приятным чувством выполненного долга. Задуманное продвигалось успешно... Три из четырех «молодых, разведенных и обиженных»... Неплохо за столь короткий срок! Возможно, скоро они увидятся, поговорят и решат, что не все мужики так плохи, как они думали. Клод не сомневался, что все они испытали наслаждение, достаточно сильное, чтобы забыть о том, что они разделили его с одним и тем же мужчиной. Возможно, это даже объединит их и сделает их лучшими подругами. Все к лучшему в этом лучшем из миров, и Клод с гордостью считал, что приложил и свои усилия, чтобы заново позолотить герб мужской доблести.
Оставалось лишь найти гениальное решение для Линды. Но, если судить по той легкости, с которой все удалось с предыдущими...
* * *
– Я тебе клянусь, Линда, это было невероятно.– В каком смысле?
– ...Я теперь понимаю, почему Вероник хотела оставить его только для себя!
– То есть, лишь я не получила никакого удовольствия от этого знаменитого Клода...
– Да, по крайней мере, на данный момент...
Паскаль была просто в неистовстве, и Линда более чем достаточно слышала о том, что с ней проделал Клод. Да, Паскаль была ее лучшей подругой. Да, они все друг другу рассказывали. Да, она была рада за нее. Но она заставила ее нервничать. До того момента как та неожиданно предложила ей:
– Слушай, а почему бы тебе не пойти к нему, к нашему дорогому Клоду? Я знаю, где он живет, и, насколько мы можем судить, он свободен...
– Ты хочешь, чтобы я пошла к нему? И что дальше? Умная фраза вроде: «Добрый день! Кажется, ты доставил моим подругам исключительное наслаждение. Я не испытывала наслаждения уже долгие годы, не можешь ли ты помочь и мне?» Нет, не думаю, что это хорошая идея.
– Дура! Я думала о чем-то вроде: «Добрый день. Паскаль дала мне твой адрес, я оказалась рядом. Да, она ехала в том же направлении и случайно увидела, где ты живешь. Она попросила меня передать это».
С этими словами Паскаль извлекла одну из перчаток, при помощи которых Клод услаждал ее в тот раз. Линда была удивлена находчивостью подруги. Последняя поклялась, что это случайность, должно быть, перчатка выпала из его кармана, когда он провожал ее к машине.
«Хм... это может пройти...» – подумала Линда.
Она долго обдумывала идею Паскаль. Идея была хороша, чтобы не сказать – гениальна, было бы глупо упускать такой шанс. Совершенно очевидно, что у Клода не было особенных привязанностей, и была высока вероятность, что все пройдет довольно мило. В худшем случае, она вернется домой и больше не будет об этом думать. Она решила осуществить свой план в среду вечером, достаточно поздно, чтобы застать его, но достаточно рано, чтобы он не был слишком уставшим, в случае, если...
Настала среда, Линда тщательно оделась, надев свое лучшее нижнее белье, уделив большее, чем обычно, внимание прическе, не забыв подушиться в стратегически важных местах.
Она остановилась недалеко от его дома, глубоко вздохнула и вышла из машины. Она пыталась, хоть и безуспешно, избавиться от напряжения, когда поняла, что не знает номера его квартиры. Она осмотрела почтовые ящики с именами четырех проживающих и прочитала на втором: «Клод Паре, 2В». Так как больше не было никаких других Клодов, это должен быть он.
Она поднялась по лестнице и нашла дверь 2В. Была слышна нежная музыка, и Линда чуть было не повернула назад: а что, если он не один? Но внутренний голос прошептал ей: «У него было достаточно приключений в последнее время, он один. Если же нет, отдашь ему перчатку и уйдешь, вот и все! Он не догадается, зачем ты пришла».
Она послушалась своего внутреннего голоса, который никогда не обманывал ее, и тихо постучала в дверь. Ничего. На этот раз внутренний голос сказал: «Ты стучишь так тихо, что даже я не слышу тебя». Она постучала сильнее и услышала приближающиеся шаги.
Клод уже открывал дверь. Он был, кажется, только из душа – тело его скрывало лишь полотенце, поддерживаемое на груди.
– Клод, извини за беспокойство...
Линда была сконфужена. Казалось, ей повезло застать Клода дома, да еще в столь легком костюме. Однако что-то ей показалось странным, что-то, что она не могла сразу точно определить.
В этот момент ее узнали... Полотенце упало, открывая, наконец, Линде то, что не удавалось увидеть никому из «молодых, обиженных и разведенных». Они имели полное право утверждать, что Клод не похож ни на одного мужчину, которого они встречали. Потому что он был... женщиной!
Произведение искусства
Жюстин была крайне озабочена. Она уже долгое время находилась в тупике, а так как это было для нее редкостью, то она пребывала в полной растерянности. Нет, речь не идет о трагедии в обычном понимании: ее жизни ничего не угрожало, она не была больна, не лишилась средств к существованию, ей не грозила никакая катастрофа. Нет! Все дело было в Адаме – Адаме, который ждал ее, неподвижный, на холсте, мечтая о завершении.
Адам был ее фетишем, идеалом, мечтой. Она начала писать эту картину два года назад, и все не решалась положить последний мазок, чтобы завершить работу. Картина была огромной. Мужчина стоял, широко расставив ноги, заложив руки за голову. Кудри цвета меда ласкали массивные плечи. Пронзительные глаза притягивали своей порочной игривостью: мужчина, сознающий свою привлекательность и извлекающий из этого выгоду, часто даже злоупотребляя этим. Его точеное тело, казалось, излучало сладострастие и любовь к жизни. Его рот с полными губами ждал лишь женское тело, чтобы завладеть им. Он стоял, ожидая, когда придут покорять его... его и серебристую гору, на которой он стоял.
Жюстин была убеждена, что эта картина, если, конечно, она будет завершена, изменит ее жизнь, что она, по меньшей мере, олицетворяет официальное начало ее карьеры художника. Она считала, что ее талант с блеском раскрылся в этой картине, пусть и незаконченной. Более того, в голове роились тучи новых идей, ожидавших, когда она примется за них. У нее было столько планов! Однако все эти прекрасные мысли отказывались воплотиться в жизнь, пока она не завершит Адама.
В этом, собственно, и заключалась проблема. Жюстин понимала, что пока она не завершит начатое, не стоит и приниматься за новую работу. Она неоднократно пыталась, но каждый раз, когда ее взгляд падал на Адама, новый замысел становился пресным и неинтересным – Адам завладевал ее мыслями, преследовал ее.
С практической точки зрения ему не хватало пустяка. Нужно было немного, чтобы сделать его идеальным. Жюстин собрала Адама из разных составляющих мужчин, которых знала, и встречи с которыми были для нее значимыми. Например, голова с медовыми кудрями и неотразимая улыбка принадлежали Александру. Он был, как и она, студентом Академии Изящных Искусств. Она заметила его в первый же день учебы, опасаясь поначалу его потрясающей красоты. Жюстин была эстеткой с рождения; красота в любом проявлении и форме увлекала и восхищала ее. Но в случае с Александром эта красота была невероятной, и, несмотря на излишнее высокомерие и самоуверенность молодого человека, Жюстин была сражена наповал.
Спустя несколько недель, в течение которых Жюстин любовалась им, желая его все больше и больше, мечтая о нем долгими вечерами и даже пытаясь набрасывать его несравненное лицо на клочках бумаги, Александр заговорил с ней после занятий в пятницу, приглашая выпить по стаканчику. Казалось, он не сомневается в ее ответе, ведя ее уверенным шагом к выходу.
Расположившись напротив нее с кружкой пенистого пива, он прямо сказал:
– Ты мне нужна так же, как я нужен тебе.
Она хотела протестовать, но это было бесполезно. Она желала его с необоримой силой. Она никогда еще не занималась любовью с таким красивым юношей, и не смогла бы ждать долго, чтобы выяснить, какой из него любовник. Бросившись в омут с головой, она ответила:
– Тогда что мы тут делаем?
Она отправилась к нему, не задавая вопросов. Она хотела быть рядом с ним, в его кровати, или в каком-нибудь другом удобном месте, и как можно меньше одетая.
Он закрыл за ней дверь, и сел удобно в кресло, предоставляя ей право самой подойти. Она медленно приблизилась, встала перед ним на колени и расстегнула рубашку. Она покрыла поцелуями его грудь и живот, пощекотала губами шею и, наконец, приникла к губам, которыми так долго грезила. Они были мягкими, полными и чарующе чувственными. Он целовался, как бог, нежно, почти застенчиво, скользя языком во рту Жюстин, перед тем как стать требовательным и оценивающим.
Наконец он расстегнул блузку Жюстин и покрыл поцелуями ее набухшую грудь, лаская ее губами, пока не восстали ее соски.
Жюстин любовалась его великолепными золотыми локонами, завитки которых чуть подрагивали. Она гладила их, удивленная и восхищенная их мягкостью и упругостью. Она страстно хотела знать, такого же ли оттенка волосы у него внизу живота.
Она сняла с Александра брюки и освободила его орган, с удовлетворением увидев, какой он напряженный. Волосы вокруг него были более глубокого оттенка, но тоже отливали золотистым цветом. Она припала к его стеблю губами. Ее рот дразнил, посасывал, обильно смачивал его слюной, перед тем как снова целиком вобрать его как можно глубже.
Адам был ее фетишем, идеалом, мечтой. Она начала писать эту картину два года назад, и все не решалась положить последний мазок, чтобы завершить работу. Картина была огромной. Мужчина стоял, широко расставив ноги, заложив руки за голову. Кудри цвета меда ласкали массивные плечи. Пронзительные глаза притягивали своей порочной игривостью: мужчина, сознающий свою привлекательность и извлекающий из этого выгоду, часто даже злоупотребляя этим. Его точеное тело, казалось, излучало сладострастие и любовь к жизни. Его рот с полными губами ждал лишь женское тело, чтобы завладеть им. Он стоял, ожидая, когда придут покорять его... его и серебристую гору, на которой он стоял.
Жюстин была убеждена, что эта картина, если, конечно, она будет завершена, изменит ее жизнь, что она, по меньшей мере, олицетворяет официальное начало ее карьеры художника. Она считала, что ее талант с блеском раскрылся в этой картине, пусть и незаконченной. Более того, в голове роились тучи новых идей, ожидавших, когда она примется за них. У нее было столько планов! Однако все эти прекрасные мысли отказывались воплотиться в жизнь, пока она не завершит Адама.
В этом, собственно, и заключалась проблема. Жюстин понимала, что пока она не завершит начатое, не стоит и приниматься за новую работу. Она неоднократно пыталась, но каждый раз, когда ее взгляд падал на Адама, новый замысел становился пресным и неинтересным – Адам завладевал ее мыслями, преследовал ее.
С практической точки зрения ему не хватало пустяка. Нужно было немного, чтобы сделать его идеальным. Жюстин собрала Адама из разных составляющих мужчин, которых знала, и встречи с которыми были для нее значимыми. Например, голова с медовыми кудрями и неотразимая улыбка принадлежали Александру. Он был, как и она, студентом Академии Изящных Искусств. Она заметила его в первый же день учебы, опасаясь поначалу его потрясающей красоты. Жюстин была эстеткой с рождения; красота в любом проявлении и форме увлекала и восхищала ее. Но в случае с Александром эта красота была невероятной, и, несмотря на излишнее высокомерие и самоуверенность молодого человека, Жюстин была сражена наповал.
Спустя несколько недель, в течение которых Жюстин любовалась им, желая его все больше и больше, мечтая о нем долгими вечерами и даже пытаясь набрасывать его несравненное лицо на клочках бумаги, Александр заговорил с ней после занятий в пятницу, приглашая выпить по стаканчику. Казалось, он не сомневается в ее ответе, ведя ее уверенным шагом к выходу.
Расположившись напротив нее с кружкой пенистого пива, он прямо сказал:
– Ты мне нужна так же, как я нужен тебе.
Она хотела протестовать, но это было бесполезно. Она желала его с необоримой силой. Она никогда еще не занималась любовью с таким красивым юношей, и не смогла бы ждать долго, чтобы выяснить, какой из него любовник. Бросившись в омут с головой, она ответила:
– Тогда что мы тут делаем?
Она отправилась к нему, не задавая вопросов. Она хотела быть рядом с ним, в его кровати, или в каком-нибудь другом удобном месте, и как можно меньше одетая.
Он закрыл за ней дверь, и сел удобно в кресло, предоставляя ей право самой подойти. Она медленно приблизилась, встала перед ним на колени и расстегнула рубашку. Она покрыла поцелуями его грудь и живот, пощекотала губами шею и, наконец, приникла к губам, которыми так долго грезила. Они были мягкими, полными и чарующе чувственными. Он целовался, как бог, нежно, почти застенчиво, скользя языком во рту Жюстин, перед тем как стать требовательным и оценивающим.
Наконец он расстегнул блузку Жюстин и покрыл поцелуями ее набухшую грудь, лаская ее губами, пока не восстали ее соски.
Жюстин любовалась его великолепными золотыми локонами, завитки которых чуть подрагивали. Она гладила их, удивленная и восхищенная их мягкостью и упругостью. Она страстно хотела знать, такого же ли оттенка волосы у него внизу живота.
Она сняла с Александра брюки и освободила его орган, с удовлетворением увидев, какой он напряженный. Волосы вокруг него были более глубокого оттенка, но тоже отливали золотистым цветом. Она припала к его стеблю губами. Ее рот дразнил, посасывал, обильно смачивал его слюной, перед тем как снова целиком вобрать его как можно глубже.