Завсегдатай другого кафе в центре Вены увековечил свою личность сам. Волнистый, как земная поверхность, пол, с возвышениями и впадинами, так же причудливо изогнутые стены, разноцветные стулья – во всем этом узнается почерк знаменитого австрийца, художника и архитектора Фридриха Хундертвассера. Правда, модернизм здесь начинается и заканчивается в интерьере, поскольку гостям предлагают обычное меню и вполне классический кофе различной крепости, приготовления и сортов.
Большинство нынешних венских кофеен, существуя с имперских времен, почти не изменилось внешне и нисколько по сути. Различаясь между собой убранством, ценами и составом постоянных клиентов, все они примерно едины в ассортименте, который, помимо различных сортов кофе, составляют произведения искусства. Только в столице Австрии можно, забежав на чашечку кофе, посмотреть новую экспозицию работ Шагала и Миро. Кофейня по-прежнему служит местом дружеских встреч и любовных свиданий, сюда приходят семьи и одинокие люди, чтобы насладиться временем, проведенным в приятном окружении.
Из полусотни известных на сегодняшний день способов приготовления кофе самым популярным все еще остается меланж с молоком, взбитыми сливками и хлопьями шоколада. Старинный рецепт кофе-блондль предусматривает добавление меда, абрикосового шнапса и тех же сливок. Фиакер могут заказать лишь взрослые, поскольку в него щедро льется ром, бренди или кирш. Напоминанием о вкусах Моцарта служит напиток, названный именем великого композитора, который любил кофе с ликером и миндальной крошкой. Рассуждая подобным образом, можно предположить, что Мария-Терезия разбавляла свой утренний кофе апельсиновым ликером, требуя к нему взбитых сливок и разноцветной сахарной пудры. Любители кулинарных изысков предпочитают парижский кофе-какао с ромом, корицей и украшением в виде горки взбитых сливок, увенчанной тонко нарезанной корочкой лимона. Какой бы крошечной ни была чашка ароматного напитка, велик соблазн дополнить ее парой пирожных, в приготовлении которых венские кондитеры обошли даже французов. Кондитерских в городе намного меньше, чем кофеен, зато каждая из них вызывает восхищение, прежде всего фантастическим ассортиментом. Трудно сдержать эмоции, увидев витрину с голубыми, розовыми, искрящимися золотом и серебром бонбоньерками, огромными тортами и крошечными (4–10 г) пирожными, фруктами из марципана и еще чем-то неизвестным, но очень привлекательным на вид.
Венский торт отличается от обычного австрийского сложностью, многослойностью и затейливым украшением. Только на родине Штрауса можно отведать торты с кремом из шампанского. Никто, кроме венских булочников, не умеет делать такие волшебные на вид и вкус бисквиты, покрытые легким йогуртовым кремом со свежими фруктами. В бесконечном разнообразии их творений особое место занимает торт под названием «Захер» – бисквит с прослойкой из абрикосового джема, залитый густой шоколадной глазурью. Этот шедевр кондитерского искусства предлагает каждое уважающее себя заведение. Однако настоящий «Захер», испеченный воистину с патриотическим трепетом, имеется только в кафе одноименного отеля, невдалеке от Государственной оперы.
Старинное кафе «Ландманн» славится не кулинарными изысками, а своей престижностью, которую определяет его вековая и неизменно безупречная репутация. Расположенное в самом сердце Вены, по роскоши убранства оно может поспорить с Хофбургом. В нем также имеется обилие позолоты, огромные зеркала, мягкие кожаные кресла, почти невидимая прислуга, словом, все, чтобы посетитель почувствовал себя если не королем, то хотя бы аристократом. Престиж этого почтенного заведения поддерживается в том числе и высокими ценами, поэтому здесь можно встретить известных политиков, бизнесменов, певцов и актеров, хотя вход не заказан и обычным посетителям. «Ландманн» уже давно стал местной достопримечательностью, в чем немалую роль сыграла атмосфера, ненавязчиво напоминающая о том, что посетитель находится не где-нибудь, а в Вене.
Венское грюндерство
Если не считать лютой зимы, весь 1848 год в Австрии бушевала революция. Ранней весной идиллия эпохи бидермейер сменилась студенческими манифестациями, шумными стачками, митингами, шествиями. Летом и осенью на заваленных баррикадами улицах Вены шла беспрестанная стрельба, закрывались магазины, не работали фабрики, люди страдали от ран, болезней и, с ужасом ожидали голода. Все это вдруг закончилось накануне Рождества, когда кайзер Фердинанд, которого почти открыто называли дурачком, отрекся от престола в пользу юного племянника Франца-Иосифа.
Мало кто ожидал мудрости от 18-летнего юноши, а тот удерживал власть в течение 68 лет, сумев обеспечить своим подданным мир и благополучие. Изящные манеры и деликатность, во многом внешняя, не дали ему прослыть железным канцлером, чему могла бы поспособствовать такая черта, как нежелание выслушивать чье-то мнение. Молодой правитель проявлял решительность, правда, по-австрийски, чаще создавая видимость того, что меры приняты. При всем своем консерватизме он не пытался тормозить процесс бурного развития промышленности, сознавал значение буржуазии, от которой все больше и больше зависело государство.
Франц-Иосиф позволил утвердиться новому собственнику – грюндеру, ставшему характерным явлением Австрии конца XIX века. Немецкое слово «Grunder» в буквальном переводе означает «учредитель». В отношении времени так именовался человек, определивший зарождение эпохи массового лихорадочного основания акционерных обществ, банков, страховых компаний, сопровождавшегося широкой эмиссией ценных бумаг, биржевыми спекуляциями, созданием «воздушных замков» и вполне реальных предприятий, поныне сохранивших свою высокую репутацию.
В 1857 году по приказу императора были снесены остатки укреплений вокруг центра Вены. Спустя десятилетие на освобожденном участке возникла великолепная, широкая, украшенная зеленью и красивыми зданиями Рингштрассе. В застройке нового бульвара участвовали самые лучшие австрийские зодчие: Теофил Хансен, Готфрид Земпер, Карл Хазенауер, Генрих Ферстел, Фридрих Шмитд. Некоторые его части отмечены талантом ван дер Нюлля и Зиккардсбурга, чья работа на Рингштрассе была оценена гораздо выше, чем Штаатсопер.
Император Франц-Иосиф с императрицей Елизаветой
Эпоха грюндерства дала жизнь новому течению в искусстве, возникшему как творческий ответ академизму. Получив название «Сецессион» (нем. Sezession, от лат. secessio – «обособление»), он известен с 1899 года, после того как в центре Вены появилось здание, предназначенное для проведения выставок Союза молодых художников. Покрашенное в скромный белый цвет, оно изумляло необычным видом: нагромождение массивных кубов, покрытых ажурным шаром купола, сверкающего в солнечных лучах тысячами позолоченных листьев лавра. Зодчий не пытался скрыть резкие членения, напротив, подчеркнул их узором, скромным, но изысканным. Сила контраста являлась главным моментом в творчестве сецессионистов, которых возглавлял создатель странного дома, архитектор Ольбрих.
Для несведущих или невнимательных девиз мастеров-бунтарей был помещен над главным входом, где золотыми буквами были начертаны слова: «Каждому времени – свое искусство, каждому искусству – своя свобода».
Сецессион – выставочный зал одноименного художественного общества
Тему бунтарства невольно продолжила установленная с правой стороны Сецессиона скульптурная группа «Марк Антоний» – экзотическое, странное даже для модернизма творение Артура Штрассера, выполненное в 1900 году специально для Парижской выставки. Великий римлянин не бывал в Вене, но австрийцы уважают его как ближайшего соратника Юлия Цезаря и человека, сумевшего отомстить за смерть своего императора. С биографией легендарного римского полководца можно ознакомиться, прочитав учебник истории. Так же, видимо, поступил и скульптор, выразив шаблонные сведения в весьма помпезной статуе. Бронзовый Марк Антоний следует в триумфальной колеснице, почему-то запряженной львами. Рядом с ним – пантера, словно домашняя кошка, лежащая у ног триумвира уже более 100 лет. Странно, что венцы увековечили память никак не относящегося к своему городу человека и забыли о Марке Аврелии, который не только жил, но и умер в Вене, основав лагерь и начав укреплять границы будущей Австрии.
В то время как консервативная Вена была зачарована барокко, вполне отвечавшего вкусам Франца-Иосифа и его окружения, художники Сецессиона строили дома по необычной технологии, применяли, казалось, неподходящие для архитектуры материалы: эмалированный металл, цветную керамику, покрытые бронзой декоративные детали, каменную плитку, крепившуюся к стенам алюминиевыми гвоздями. Благодаря им в городе появились первые железобетонные сооружения, где не оставалось места не только мрамору, классическим колоннам, барочным завиткам, но и вообще плоским поверхностям. Возмущение академистов не мешало публике сначала удивляться, а затем восхищаться новинками, отчего молодые мастера не знали недостатка в заказах.
Стоит признать, что члены Сецессиона вершили революцию лишь в отделке, тогда как в пространственном отношении их архитектура не представляла собой ничего нового. Тем не менее представителям этого стиля Вена обязана появлением особого типа жилых зданий, простых в исполнении, красивых на вид и удобных в использовании. Именно таким посчитался дом на Куппельвайсергассе, построенный в 1919 году Адольфом Лоосом. Возведенный им же Торговый дом на площади Святого Михаила, наоборот, вызвал настоящую бурю негодования. Зодчего, чья главная постройка пришлась на время, когда развитие Сецессиона практически завершилось, обвинили в том, что «нелепое здание нарушает исторический образ площади», кстати, украшенной такими шедеврами, как романо-готический храм и готико-барочный Хофбург. Однако скромное творение Лооса, расположенное напротив знатных соседей, не соединялось с ними, гармонично вписываясь в существующий ансамбль. Простой, лишенный выступов, украшенный изящными колоннами из светло-зеленого порфира Торговый дом нисколько не противоречил барочной пышности ворот и даже послужил дополнением к жилому зданию с классическим фасадом.
Жилой дом на Куппельвайсергассе
Наибольшую известность среди коллег получил архитектор Отто Вагнер. Одной из первых его работ стала психиатрическая лечебница в Штейнгофе – целый городок для душевнобольных. Сюда, в отличие от других больниц подобного рода, принимали всех, независимо от пола, места проживания или состояния кошелька.
Торговый дом Адольфа Лооса на площади Святого Михаила
Для широких слоев населения предназначались и Сберегательные кассы с фасадом, которые Вагнер облицевал травертином, как некогда сделал создатель Колизея. По всей столице были разбросаны спроектированные им и ставшие сенсацией павильоны трамвайных станций. Ему же принадлежит заслуга в оформлении нескольких мостов через ручей Вин.
На рубеже веков население Вены достигло 2 млн человек; значительную часть жителей составляли рабочие, обитавшие за «зеленым поясом», то есть там, где раньше жили только аристократы. Проект устройства второго бульварного кольца, широкой дугой соединившего бы все предместья Вены, кроме того, предусматривал их разделение. Находясь в опасной близости, богатые и бедные районы отделялись друг от друга уже не рощицами, а полновесной оградой, какой стала в своем втором значении линия городской железной дороги – предшественница трамвайного пути.
Сберегательные кассы Отто Вагнера
Павильоны трамвайных остановок, по сходству с которыми построена станция метро «Карлсплац», поначалу вызвали сенсацию
Рельсы были подняты на высокие каменные пилоны, которые соединялись широкими арками, по виду напоминая виадук. Реализовать столь грандиозный план властей заставила революция 1848 года: в случае необходимости опоры могли бы защитить богатые кварталы от рабочих масс. Таким образом, железная дорога унаследовала роль земляных валов, раньше располагавшихся на ее месте. Вначале по ней курсировали паровые поезда. Пассажиры вынуждены были путешествовать, вдыхая копоть и дым, впрочем, железнодорожный транспорт предназначался в первую очередь для рабочих масс, а те привыкли к гораздо большим неудобствам. В то время как рабочие создавали материальное благополучие Вены, ее духовную жизнь определяла интеллигенция, стремившаяся в столицу со всех концов страны. Одно время тон в культурных кругах задавал художник Ганс Макарт; большое значение имели не только его картины, получившие мировую славу, но и сам стиль жизни – макартизм, перенимавшийся горожанами от мастера-оригинала.
Знаменитую венскую школу медицины представляли хирург Теодор Биллрот, акушер Игнац Земмельвейс и психиатр Зигмунд Фрейд. Популярность венской музыки теперь определялась не только вальсами и легкомысленной опереттой, но и произведениями, более сложными как в исполнении, так и в понимании.
Церковь городка для душевнобольных
Во времена правления Франца-Иосифа официальное название государства – Австро-Венгерская империя – обрело несколько иной, менее значимый смысл, ведь Габсбурги потеряли почти все свои завоевания, кроме Венгрии. Императору пришлось пережить несколько личных трагедий. После того как в Мексике был убит его брат Максимилиан, совершил самоубийство кронпринц Рудольф, чья скромная короткая жизнь вошла в историю лишь благодаря смерти. Тысячам чужестранцев, прибывшим в Вену для того, чтобы лицезреть торжественную церемонию его похорон, наряду со множеством самих жителей Вены, пришлось довольствоваться слушанием погребального звона. В числе немногих, кому удалось пробраться через плотные ряды зрителей, оказался русских журналист, который поделился с соотечественниками своими впечатлениями: «На площади Святого Михаила перед императорским дворцом, на Аугустинерштрассе и на всем пути до Капуцинской церкви – теснота и скученность, как в любом старом городском центре. Стотысячные толпы народу пытались протиснуться в тесные проулки, так что кроме полицейских пришлось вызвать на помощь драгун и гусар, чтобы шаг за шагом оттеснять невиданное скопление людей. Нелегкая задача была решена к трем часам пополудни, когда военные расчистили улицы, вдоль которых предстояло двигаться траурному кортежу. С утра светило солнце, снег раскис, и на тротуарах под ногами захлюпала грязь. В полдень жители столицы поспешили отобедать пораньше, дабы не пропустить увлекательного зрелища.
Кронпринц Рудольф
От самых ворот императорского дворца и до церкви выстроились кордоном солдаты 12-го венгерского пехотного полка и, невзирая на стужу, все четыре часа стояли навытяжку. Упряжка траурного экипажа по виду ничем не отличалась от обычной похоронной кареты. В экипаже по левую сторону сидел император в генеральском мундире и шинели, мрачно глядя перед собой, оставляя приветствия без ответа. Звонили колокола всех церквей, но в общем хоре благородством звучания выделялся старинный колокол собора Святого Стефана.
Шестерка ослепительно белых лошадей в сверкающей черной сбруе влекла за собой тоже ничем не примечательный катафалк под черным балдахином. На простом, обитом золотым позументом черном гробе не было никакой надписи. Домовину украшали лишь три уже увядших венка из ландышей: от императрицы Елизаветы, от вдовы кронпринца Стефании и маленькой принцессы. На верху балдахина была водружена вырезанная из черного дерева габсбургская корона.
Франц-Иосиф в последние годы жизни
Наследника трона снарядили в последний путь с вызывающей простотой: без парадной сабли, наградных знаков, кивера, без венков, без траурного оркестра и пушечного салюта. Досужий наблюдатель, мнивший насладиться этим великолепным зрелищем и следивший за необычным траурным шествием лишь жадными глазами, но не внутренним взором, наверняка испытал разочарование – в большей степени жажду впечатлений могли бы удовлетворить похороны любого кадрового офицера. Но взгляду того, кто всем сердцем переживал гибель кронпринца, никогда не представало зрелище более величественное и скорбное».
Через 10 лет после печальных событий от руки террориста погибла императрица Елизавета, которую венцы называли просто Сиси, обожая за красоту и отнюдь не королевские манеры. С Габсбургами связано самое громкое из всех известных мировой истории политических убийств: 28 июня 1914 года в Сараево был застрелен наследник престола Франц-Фердинанд, что явилось поводом к началу Первой мировой войны. После колоссальной битвы народов последовало падение многих европейских монархий, и Австрия не стала исключением. Осенью 1916 года, после многих лет успешного правления, император Франц-Иосиф скончался в императорской спальне дворца Шёнбрунн.
Мало кто ожидал мудрости от 18-летнего юноши, а тот удерживал власть в течение 68 лет, сумев обеспечить своим подданным мир и благополучие. Изящные манеры и деликатность, во многом внешняя, не дали ему прослыть железным канцлером, чему могла бы поспособствовать такая черта, как нежелание выслушивать чье-то мнение. Молодой правитель проявлял решительность, правда, по-австрийски, чаще создавая видимость того, что меры приняты. При всем своем консерватизме он не пытался тормозить процесс бурного развития промышленности, сознавал значение буржуазии, от которой все больше и больше зависело государство.
Франц-Иосиф позволил утвердиться новому собственнику – грюндеру, ставшему характерным явлением Австрии конца XIX века. Немецкое слово «Grunder» в буквальном переводе означает «учредитель». В отношении времени так именовался человек, определивший зарождение эпохи массового лихорадочного основания акционерных обществ, банков, страховых компаний, сопровождавшегося широкой эмиссией ценных бумаг, биржевыми спекуляциями, созданием «воздушных замков» и вполне реальных предприятий, поныне сохранивших свою высокую репутацию.
В 1857 году по приказу императора были снесены остатки укреплений вокруг центра Вены. Спустя десятилетие на освобожденном участке возникла великолепная, широкая, украшенная зеленью и красивыми зданиями Рингштрассе. В застройке нового бульвара участвовали самые лучшие австрийские зодчие: Теофил Хансен, Готфрид Земпер, Карл Хазенауер, Генрих Ферстел, Фридрих Шмитд. Некоторые его части отмечены талантом ван дер Нюлля и Зиккардсбурга, чья работа на Рингштрассе была оценена гораздо выше, чем Штаатсопер.
Эпоха грюндерства дала жизнь новому течению в искусстве, возникшему как творческий ответ академизму. Получив название «Сецессион» (нем. Sezession, от лат. secessio – «обособление»), он известен с 1899 года, после того как в центре Вены появилось здание, предназначенное для проведения выставок Союза молодых художников. Покрашенное в скромный белый цвет, оно изумляло необычным видом: нагромождение массивных кубов, покрытых ажурным шаром купола, сверкающего в солнечных лучах тысячами позолоченных листьев лавра. Зодчий не пытался скрыть резкие членения, напротив, подчеркнул их узором, скромным, но изысканным. Сила контраста являлась главным моментом в творчестве сецессионистов, которых возглавлял создатель странного дома, архитектор Ольбрих.
Для несведущих или невнимательных девиз мастеров-бунтарей был помещен над главным входом, где золотыми буквами были начертаны слова: «Каждому времени – свое искусство, каждому искусству – своя свобода».
Тему бунтарства невольно продолжила установленная с правой стороны Сецессиона скульптурная группа «Марк Антоний» – экзотическое, странное даже для модернизма творение Артура Штрассера, выполненное в 1900 году специально для Парижской выставки. Великий римлянин не бывал в Вене, но австрийцы уважают его как ближайшего соратника Юлия Цезаря и человека, сумевшего отомстить за смерть своего императора. С биографией легендарного римского полководца можно ознакомиться, прочитав учебник истории. Так же, видимо, поступил и скульптор, выразив шаблонные сведения в весьма помпезной статуе. Бронзовый Марк Антоний следует в триумфальной колеснице, почему-то запряженной львами. Рядом с ним – пантера, словно домашняя кошка, лежащая у ног триумвира уже более 100 лет. Странно, что венцы увековечили память никак не относящегося к своему городу человека и забыли о Марке Аврелии, который не только жил, но и умер в Вене, основав лагерь и начав укреплять границы будущей Австрии.
В то время как консервативная Вена была зачарована барокко, вполне отвечавшего вкусам Франца-Иосифа и его окружения, художники Сецессиона строили дома по необычной технологии, применяли, казалось, неподходящие для архитектуры материалы: эмалированный металл, цветную керамику, покрытые бронзой декоративные детали, каменную плитку, крепившуюся к стенам алюминиевыми гвоздями. Благодаря им в городе появились первые железобетонные сооружения, где не оставалось места не только мрамору, классическим колоннам, барочным завиткам, но и вообще плоским поверхностям. Возмущение академистов не мешало публике сначала удивляться, а затем восхищаться новинками, отчего молодые мастера не знали недостатка в заказах.
Стоит признать, что члены Сецессиона вершили революцию лишь в отделке, тогда как в пространственном отношении их архитектура не представляла собой ничего нового. Тем не менее представителям этого стиля Вена обязана появлением особого типа жилых зданий, простых в исполнении, красивых на вид и удобных в использовании. Именно таким посчитался дом на Куппельвайсергассе, построенный в 1919 году Адольфом Лоосом. Возведенный им же Торговый дом на площади Святого Михаила, наоборот, вызвал настоящую бурю негодования. Зодчего, чья главная постройка пришлась на время, когда развитие Сецессиона практически завершилось, обвинили в том, что «нелепое здание нарушает исторический образ площади», кстати, украшенной такими шедеврами, как романо-готический храм и готико-барочный Хофбург. Однако скромное творение Лооса, расположенное напротив знатных соседей, не соединялось с ними, гармонично вписываясь в существующий ансамбль. Простой, лишенный выступов, украшенный изящными колоннами из светло-зеленого порфира Торговый дом нисколько не противоречил барочной пышности ворот и даже послужил дополнением к жилому зданию с классическим фасадом.
Наибольшую известность среди коллег получил архитектор Отто Вагнер. Одной из первых его работ стала психиатрическая лечебница в Штейнгофе – целый городок для душевнобольных. Сюда, в отличие от других больниц подобного рода, принимали всех, независимо от пола, места проживания или состояния кошелька.
Для широких слоев населения предназначались и Сберегательные кассы с фасадом, которые Вагнер облицевал травертином, как некогда сделал создатель Колизея. По всей столице были разбросаны спроектированные им и ставшие сенсацией павильоны трамвайных станций. Ему же принадлежит заслуга в оформлении нескольких мостов через ручей Вин.
На рубеже веков население Вены достигло 2 млн человек; значительную часть жителей составляли рабочие, обитавшие за «зеленым поясом», то есть там, где раньше жили только аристократы. Проект устройства второго бульварного кольца, широкой дугой соединившего бы все предместья Вены, кроме того, предусматривал их разделение. Находясь в опасной близости, богатые и бедные районы отделялись друг от друга уже не рощицами, а полновесной оградой, какой стала в своем втором значении линия городской железной дороги – предшественница трамвайного пути.
Рельсы были подняты на высокие каменные пилоны, которые соединялись широкими арками, по виду напоминая виадук. Реализовать столь грандиозный план властей заставила революция 1848 года: в случае необходимости опоры могли бы защитить богатые кварталы от рабочих масс. Таким образом, железная дорога унаследовала роль земляных валов, раньше располагавшихся на ее месте. Вначале по ней курсировали паровые поезда. Пассажиры вынуждены были путешествовать, вдыхая копоть и дым, впрочем, железнодорожный транспорт предназначался в первую очередь для рабочих масс, а те привыкли к гораздо большим неудобствам. В то время как рабочие создавали материальное благополучие Вены, ее духовную жизнь определяла интеллигенция, стремившаяся в столицу со всех концов страны. Одно время тон в культурных кругах задавал художник Ганс Макарт; большое значение имели не только его картины, получившие мировую славу, но и сам стиль жизни – макартизм, перенимавшийся горожанами от мастера-оригинала.
Знаменитую венскую школу медицины представляли хирург Теодор Биллрот, акушер Игнац Земмельвейс и психиатр Зигмунд Фрейд. Популярность венской музыки теперь определялась не только вальсами и легкомысленной опереттой, но и произведениями, более сложными как в исполнении, так и в понимании.
Во времена правления Франца-Иосифа официальное название государства – Австро-Венгерская империя – обрело несколько иной, менее значимый смысл, ведь Габсбурги потеряли почти все свои завоевания, кроме Венгрии. Императору пришлось пережить несколько личных трагедий. После того как в Мексике был убит его брат Максимилиан, совершил самоубийство кронпринц Рудольф, чья скромная короткая жизнь вошла в историю лишь благодаря смерти. Тысячам чужестранцев, прибывшим в Вену для того, чтобы лицезреть торжественную церемонию его похорон, наряду со множеством самих жителей Вены, пришлось довольствоваться слушанием погребального звона. В числе немногих, кому удалось пробраться через плотные ряды зрителей, оказался русских журналист, который поделился с соотечественниками своими впечатлениями: «На площади Святого Михаила перед императорским дворцом, на Аугустинерштрассе и на всем пути до Капуцинской церкви – теснота и скученность, как в любом старом городском центре. Стотысячные толпы народу пытались протиснуться в тесные проулки, так что кроме полицейских пришлось вызвать на помощь драгун и гусар, чтобы шаг за шагом оттеснять невиданное скопление людей. Нелегкая задача была решена к трем часам пополудни, когда военные расчистили улицы, вдоль которых предстояло двигаться траурному кортежу. С утра светило солнце, снег раскис, и на тротуарах под ногами захлюпала грязь. В полдень жители столицы поспешили отобедать пораньше, дабы не пропустить увлекательного зрелища.
От самых ворот императорского дворца и до церкви выстроились кордоном солдаты 12-го венгерского пехотного полка и, невзирая на стужу, все четыре часа стояли навытяжку. Упряжка траурного экипажа по виду ничем не отличалась от обычной похоронной кареты. В экипаже по левую сторону сидел император в генеральском мундире и шинели, мрачно глядя перед собой, оставляя приветствия без ответа. Звонили колокола всех церквей, но в общем хоре благородством звучания выделялся старинный колокол собора Святого Стефана.
Шестерка ослепительно белых лошадей в сверкающей черной сбруе влекла за собой тоже ничем не примечательный катафалк под черным балдахином. На простом, обитом золотым позументом черном гробе не было никакой надписи. Домовину украшали лишь три уже увядших венка из ландышей: от императрицы Елизаветы, от вдовы кронпринца Стефании и маленькой принцессы. На верху балдахина была водружена вырезанная из черного дерева габсбургская корона.
Наследника трона снарядили в последний путь с вызывающей простотой: без парадной сабли, наградных знаков, кивера, без венков, без траурного оркестра и пушечного салюта. Досужий наблюдатель, мнивший насладиться этим великолепным зрелищем и следивший за необычным траурным шествием лишь жадными глазами, но не внутренним взором, наверняка испытал разочарование – в большей степени жажду впечатлений могли бы удовлетворить похороны любого кадрового офицера. Но взгляду того, кто всем сердцем переживал гибель кронпринца, никогда не представало зрелище более величественное и скорбное».
Через 10 лет после печальных событий от руки террориста погибла императрица Елизавета, которую венцы называли просто Сиси, обожая за красоту и отнюдь не королевские манеры. С Габсбургами связано самое громкое из всех известных мировой истории политических убийств: 28 июня 1914 года в Сараево был застрелен наследник престола Франц-Фердинанд, что явилось поводом к началу Первой мировой войны. После колоссальной битвы народов последовало падение многих европейских монархий, и Австрия не стала исключением. Осенью 1916 года, после многих лет успешного правления, император Франц-Иосиф скончался в императорской спальне дворца Шёнбрунн.
Время без императоров
После поражения Австрии в Первой мировой войне Вена не танцевала и не светилась огнями. Казалось, прошло время, когда можно было жить, делая вид, будто на свете все прекрасно. Измученные постоянным ожиданием смерти, жители столицы спокойно наблюдали, как приходил в упадок их любимый город, ставший серым, холодным, безжизненным. В рабочих кварталах начинался голод. По грязным улицам близ Хофбурга бродили нищие, солдаты в башмаках с картонными подметками, дорогие магазины закрылись, всюду возникали стихийные базары, где можно было купить маисовые лепешки, овес и ветхие части армейского обмундирования. В прессе печатались рецепты, в которых фигурировал один и тот же овощ – «превосходная, питательная, спасающая от всех недугов» брюква, лучшая потому, что, в отличие от других продуктов, она все еще продавалась на рынке. Списки убитых и пропавших без вести увеличивались, в переполненных госпиталях не хватало места горожанам с обмороженными конечностями. Венцы, еще недавно ратовавшие за объявление войны, теперь спрашивали себя: «Что будет дальше, к чему все это приведет?».
Государства, образовавшиеся вместо Австро-Венгерской империи, не пожелали видеть Габсбургов своими правителями. В ноябре 1918 года отрекся от престола кайзер Карл, внучатый племянник Франца-Иосифа, а весной следующего года власти молодой Австрийской республики лишили династию имущества и потребовали, чтобы все ее члены отказались от притязаний на власть либо покинули пределы страны. Габсбурги выбрали изгнание, надеясь на перемены, которым не суждено было свершиться. После того как в 1930-х годах старший сын Карла и Зиты эрцгерцог Отто попытался и не сумел восстановить отнятые права, Габсбурги утратили надежду вместе со своей исторической ролью.
В феврале 1934 года разгорелась гражданская война, бундесканцлер погиб во время национал-социалистического путча, а его преемник не захотел сопротивляться партии Гитлера. Германцы заняли Австрию и страна, еще недавно определявшая мировую политику, на долгих 7 лет исчезла с политических карт.
Бетонные башни ПВО – свидетели тягот Второй мировой войны – до сих пор возвышаются и в центре, и на окраинах Вены, которая с 27 апреля 1945 года является столицей независимой республики. Однако тогда провозглашенная в документах свобода была относительной, ведь в городе, разделенном на 4 части между государствами-победителями, стояли оккупационные войска. Уже через десятилетие Вена снова сияла, танцевала и пела: вся Европа рукоплескала Венскому филармоническому и симфоническому оркестрам, с восторгом принимая актеров Народной оперы, Театр-ан-дер-Вин, Бургтеатра и возрожденной Штаатсоперы.
С 1979 года Вена является местом размещения европейской штаб-квартиры ООН. Оказавшись в центре внимания мировой общественности, она стала тем, чем была в течение всей своей истории: наполненным жизнью, культурным и политически значимым городом. Все же, какой бы ни была Вена – императорской, красной, германской или свободной от державной власти и политического фанатизма – ее жизнь всегда оставалась спокойной, упорядоченной, размеренной. Помимо австрийского характера, тому способствовало обилие уличных часов, которых было немало в старой Вене, а в сегодняшней насчитывается около 200. Барочные и модернистские, с римскими цифрами, арабскими и вовсе без таковых, механические и электронные, оформленные как произведения искусства и просто показывающие, который час, все они находятся под контролем магистрата. За их исправностью следят специалисты, которым помогают горожане: когда какие-нибудь городские часы начинают неправильно показывать время или останавливаются, что случается крайне редко, в управлении раздается телефонный звонок и неполадки быстро устраняются.
Якорные часы Анкерур изображают быстротечность времени
Вопреки известной поговорке, можно быть счастливым и наблюдать часы, правда, если они венские, уличные и созданные не меньше столетия назад. Именно такие в 1885 году появились на рынке Нашмаркт. В начале следующего века похожий и тоже отдельно стоящий механизм для отсчета времени был установлен на слиянии Рингштрассе и Кернтнерштрассе. В течение десяти лет городские власти сумели оборудовать часами почти все центральные улицы и площади. Отслужив положенный срок, они сменялись менее громоздкими, более современными и удобными в обслуживании, которым, в частности, не требовался механический перевод стрелок. К счастью, модернизация не коснулась уникальных экземпляров. Таковых в сегодняшней Вене имеется около 20, все они красивы и по своему интересны, однако большего внимания заслуживают Анкерур – часы-театр с перезвоном, соединяющие два дома Верхнего рынка с 1911 года. Символично, что, призванные по замыслу автора представлять австрийскую историю и быстротечность времени, они расположены в самой древней части города, где под мостовой покоятся остатки римской Виндобоны.
Несмотря на присутствие в названии слова «якорь», к морю эти часы отношения не имеют, а всего лишь принадлежат страховой компании «Анкер». Мощное 10 метров в длину сооружение с обеих сторон опирается на парные статуи Адама и Евы, Ангела и Дьявола. Скульптурные аллегории по бокам изображают Жизнь и Смерть.
Мозаичное панно на заднем плане составлено из кусочков стекла, мрамора, металла, соединившихся в красочную композицию с изображением гербов и аллегорических фигур. Трудно вообразить, что столь массивная конструкция способна «ожить», однако именно это происходит ежедневно. Ровно в полдень начинает звучать музыка, и перед циферблатом поочередно и парами проходят 3-метровые медные фигуры, представляющие 12 исторических лиц.
Первым к зрителям выходит римский император Марк Аврелий, который не без основания считается основателем Вены. Вторым по праву создателя австрийской монархии, выступает повелитель франков Карл Великий. Далее следуют Леопольд VI Бабенберг с супругой Теодорой Византийской, одинокий миннезингер Вальтер фон Фогельвайде, Рудольф Габсбург с женой Анной фон Хоенберг, создатель Стефандома Ганс Пухсбаум, император Максимилиан I, а также герой второй турецкой осады бургомистр Иоганн Андреас фон Либенберг и смелый комендант Эрнст Рудигер фон Штаремберг. За марширующим принцем Евгением Савойским торжественно выплывает фигура Марии-Терезии, немного позади которой шагает Франц-Стефан Лотарингский. Парад исторических образов завершают самые знаменитые композиторы Австрии – Моцарт и Гайдн.
Наблюдая спектакль, публика в течение 15 минут изучает историю Вены и заодно знакомится с музыкой, традиционной, классической и просто любимой в немецкоязычной Европе. Выход каждого персонажа сопровождается мелодией, соответствующей сюжету и эпохе: торжественные «Ода победе», «Песнь Нибелунгов», «Песня одного миннезингера», народная «Есть замок в Австрии», грустная «Инсбрук, я должен тебя покинуть», очаровательная «Ах, мой милый Августин», бравурная «Принц Евгений, благородный рыцарь…». Выход Моцарта сопровождается его же менуэтом, а закрывающий спектакль Иосиф Гайдн показывается под звуки собственного «Творения».
Государства, образовавшиеся вместо Австро-Венгерской империи, не пожелали видеть Габсбургов своими правителями. В ноябре 1918 года отрекся от престола кайзер Карл, внучатый племянник Франца-Иосифа, а весной следующего года власти молодой Австрийской республики лишили династию имущества и потребовали, чтобы все ее члены отказались от притязаний на власть либо покинули пределы страны. Габсбурги выбрали изгнание, надеясь на перемены, которым не суждено было свершиться. После того как в 1930-х годах старший сын Карла и Зиты эрцгерцог Отто попытался и не сумел восстановить отнятые права, Габсбурги утратили надежду вместе со своей исторической ролью.
В феврале 1934 года разгорелась гражданская война, бундесканцлер погиб во время национал-социалистического путча, а его преемник не захотел сопротивляться партии Гитлера. Германцы заняли Австрию и страна, еще недавно определявшая мировую политику, на долгих 7 лет исчезла с политических карт.
Бетонные башни ПВО – свидетели тягот Второй мировой войны – до сих пор возвышаются и в центре, и на окраинах Вены, которая с 27 апреля 1945 года является столицей независимой республики. Однако тогда провозглашенная в документах свобода была относительной, ведь в городе, разделенном на 4 части между государствами-победителями, стояли оккупационные войска. Уже через десятилетие Вена снова сияла, танцевала и пела: вся Европа рукоплескала Венскому филармоническому и симфоническому оркестрам, с восторгом принимая актеров Народной оперы, Театр-ан-дер-Вин, Бургтеатра и возрожденной Штаатсоперы.
С 1979 года Вена является местом размещения европейской штаб-квартиры ООН. Оказавшись в центре внимания мировой общественности, она стала тем, чем была в течение всей своей истории: наполненным жизнью, культурным и политически значимым городом. Все же, какой бы ни была Вена – императорской, красной, германской или свободной от державной власти и политического фанатизма – ее жизнь всегда оставалась спокойной, упорядоченной, размеренной. Помимо австрийского характера, тому способствовало обилие уличных часов, которых было немало в старой Вене, а в сегодняшней насчитывается около 200. Барочные и модернистские, с римскими цифрами, арабскими и вовсе без таковых, механические и электронные, оформленные как произведения искусства и просто показывающие, который час, все они находятся под контролем магистрата. За их исправностью следят специалисты, которым помогают горожане: когда какие-нибудь городские часы начинают неправильно показывать время или останавливаются, что случается крайне редко, в управлении раздается телефонный звонок и неполадки быстро устраняются.
Вопреки известной поговорке, можно быть счастливым и наблюдать часы, правда, если они венские, уличные и созданные не меньше столетия назад. Именно такие в 1885 году появились на рынке Нашмаркт. В начале следующего века похожий и тоже отдельно стоящий механизм для отсчета времени был установлен на слиянии Рингштрассе и Кернтнерштрассе. В течение десяти лет городские власти сумели оборудовать часами почти все центральные улицы и площади. Отслужив положенный срок, они сменялись менее громоздкими, более современными и удобными в обслуживании, которым, в частности, не требовался механический перевод стрелок. К счастью, модернизация не коснулась уникальных экземпляров. Таковых в сегодняшней Вене имеется около 20, все они красивы и по своему интересны, однако большего внимания заслуживают Анкерур – часы-театр с перезвоном, соединяющие два дома Верхнего рынка с 1911 года. Символично, что, призванные по замыслу автора представлять австрийскую историю и быстротечность времени, они расположены в самой древней части города, где под мостовой покоятся остатки римской Виндобоны.
Несмотря на присутствие в названии слова «якорь», к морю эти часы отношения не имеют, а всего лишь принадлежат страховой компании «Анкер». Мощное 10 метров в длину сооружение с обеих сторон опирается на парные статуи Адама и Евы, Ангела и Дьявола. Скульптурные аллегории по бокам изображают Жизнь и Смерть.
Мозаичное панно на заднем плане составлено из кусочков стекла, мрамора, металла, соединившихся в красочную композицию с изображением гербов и аллегорических фигур. Трудно вообразить, что столь массивная конструкция способна «ожить», однако именно это происходит ежедневно. Ровно в полдень начинает звучать музыка, и перед циферблатом поочередно и парами проходят 3-метровые медные фигуры, представляющие 12 исторических лиц.
Первым к зрителям выходит римский император Марк Аврелий, который не без основания считается основателем Вены. Вторым по праву создателя австрийской монархии, выступает повелитель франков Карл Великий. Далее следуют Леопольд VI Бабенберг с супругой Теодорой Византийской, одинокий миннезингер Вальтер фон Фогельвайде, Рудольф Габсбург с женой Анной фон Хоенберг, создатель Стефандома Ганс Пухсбаум, император Максимилиан I, а также герой второй турецкой осады бургомистр Иоганн Андреас фон Либенберг и смелый комендант Эрнст Рудигер фон Штаремберг. За марширующим принцем Евгением Савойским торжественно выплывает фигура Марии-Терезии, немного позади которой шагает Франц-Стефан Лотарингский. Парад исторических образов завершают самые знаменитые композиторы Австрии – Моцарт и Гайдн.
Наблюдая спектакль, публика в течение 15 минут изучает историю Вены и заодно знакомится с музыкой, традиционной, классической и просто любимой в немецкоязычной Европе. Выход каждого персонажа сопровождается мелодией, соответствующей сюжету и эпохе: торжественные «Ода победе», «Песнь Нибелунгов», «Песня одного миннезингера», народная «Есть замок в Австрии», грустная «Инсбрук, я должен тебя покинуть», очаровательная «Ах, мой милый Августин», бравурная «Принц Евгений, благородный рыцарь…». Выход Моцарта сопровождается его же менуэтом, а закрывающий спектакль Иосиф Гайдн показывается под звуки собственного «Творения».