-----------------------------------------------------------------------
А.С.Грин. Собр.соч. в 6-ти томах. Том 1. - М.: Правда, 1980
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 14 мая 2003 года
-----------------------------------------------------------------------
Измученный и полузадохшийся, дрожа всем телом от страшного
возбуждения, Геник торопливо раздвинул упругие ветви кустов и ступил на
дорожку сада. Сердце неистово билось, шумно ударяя в грудь, и гнало в
голову волны горячей крови. Вздохнув несколько раз жадно и глубоко, он
почувствовал сильную слабость во всем теле. Ноги дрожали, и легкий звон
стоял в ушах. Геник сделал несколько шагов по аллее и тяжело опустился на
первую попавшуюся скамейку.
Те, кто охотились за ним, без сомнения, потеряли его из виду. Быть
может - это было и не так, но так ему хотелось думать. Или, вернее - совсем
не хотелось думать. Странная апатия и усталость овладевали им. Несколько
секунд Геник сидел, как загипнотизированный, устремив глаза на то место в
кустах, откуда только что вылез.
В саду, куда он попал, перескочив с энергией отчаяния высокий каменный
забор, было пусто и тихо. Это был небольшой, но густой и тенистый оазис,
заботливо выращенный несколькими поколениями среди каменных громад шумного
города.
Прямо перед Геником, за стволами деревьев на лужайке красовалась
цветочная клумба и небольшой фонтан. Шум уличной жизни проникал сюда лишь
едва слышным дребезжанием экипажей.
Надо было что-нибудь придумать. Огненный клубок прыгал в голове
Геника, развертываясь и снова сжимаясь в ослепительно блестящую точку,
которая плыла перед его глазами по аллее и зеленым кустам. Напряженная,
почти инстинктивная работа мысли подсказала ему, что идти теперь же через
ворота, рискуя, вдобавок, запутаться на незнакомом дворе, - немыслимо.
Сыщики гнались за ним по пятам и только после двух его выстрелов убавили
шагу. Он вбежал в первый попавшийся двор, перепрыгнул стену и очутился в
пустом, незнакомом саду. Он не знал даже, выходят ли ворота этого двора на
ту улицу, где он оставил погоню, или же на противоположную. Но даже и в
этом случае его положение было сомнительным. Квартал, наверное, был уже
оцеплен.
Геник вынул револьвер и сосчитал патроны. Было семь - осталось три.
Двумя он очень убедительно поговорил с городовым, побежавшим за ним.
Служака растянулся лицом книзу на пыльной, горячей мостовой. Две прожужжали
мимо ушей сыщика. Осталось три... Трех было очень мало...
Беспокойные мухи назойливо гудели вокруг, садились на лицо и глаза,
раздражая своим прикосновением пылающую кожу. Откуда-то донесся стук ножей,
запах кухни и звонкая перебранка. Нервно кусая губы и машинально
рассматривая носки сапог, Геник пришел к заключению, что, пожалуй, самое
лучшее для него теперь - это забраться куда-нибудь в дровяной сарай или
конюшню, предоставив дальнейшее случаю...
Когда он поднял, наконец, глаза, маленькая девочка, стоявшая против
него, рассмеялась тихим смехом. Ее руки кокетливо прятались за спиной, и
светлые карие глазки в упор смотрели на незнакомца.
Есть в человеческой психике что-то, что иногда в самые важные моменты
нашей жизни вдруг неожиданно направляет мысли очень далеко от текущего
мгновения. Особа, стоявшая на дорожке, вдруг напомнила Генику что-то,
несомненно, виденное им... Он прогнал муху, приютившуюся над его бровью, и
разом поймал ускользавшее воспоминание...
...Маленькая лужайка в густом парке, окруженная сплошной стеной
малинника, бузины и высоких, шумящих деревьев. Снопы света падают почти
вертикально из голубой вышины. Густая трава пестреет яркими головками
лесных цветов...
Это было доисторическое время, когда земля кипела нарядными бабочками,
стрекозами с прозрачными крыльями, невыносимо серьезными жуками, царевичами
и трубочистами. Жить было недурно, только прелесть жизни часто отравляла
особая порода, именуемая "взрослыми". "Взрослые" носили брюки навыпуск,
ничего не знали (или очень мало) о существовании разрыв-травы и важнейшим
делом жизни считали уменье есть суп "с хлебом"...
Все это - лужайка, мотыльки и взрослые - сверкнуло и исчезло. Жгучая,
острая тоска затравленного зверя сдавила Генику грудь, и он гневно скрипнул
зубами.
Сделав два шага по направлению к скамейке, на которой сидел Геник,
девочка устремила на него улыбающиеся глаза и произнесла полузастенчивым,
полурадостным голосом:
- Здравствуй, дядя Сережа!
- Здравствуй, - ответил Геник, машинально поворачивая в кармане
барабан револьвера.
- А ты почему не приехал завтра? - продолжал ребенок, испытующе
посматривая на дядю. - Мама тебя очень бранила. Она говорит, что ты
какой-то деревянный!
- Мама пошутила, - медленно и внушительно сказал Геник. - Она думала,
что ты умная. А ты - глупенькая!
- Это уж ты глупенький-то! - Девочка надулась. - Не буду тебя любить!
- Вот как! Это почему?
- А ты... ты, ведь, хотел привезти железную доро-о-огу! И еще
зайчика... Разве ты обманщик?
- Я был сердит на твою маму, - вывернулся Геник. - Я хотел, чтобы тебя
назвали Варей, а она меня не послушала.
- Варя - это у кухарки, - заявила девочка, подступая ближе. - Она
рыжая. А я Оля!
- Ну, вот. Но теперь я уже перестал сердиться. И знаешь, что я
придумал?
- Нет! Какую-нибудь дрянь? - осведомилась девочка.
- Ай, какой стыд! Кто тебя научил так говорить? Вот скажу маме
непременно, что учишься у Вари...
- Я не учусь! Это папа так говорит, - хладнокровно возразила
племяньица.
- Ай-яй-яй! Ай-яй-яй! - продолжал укоризненно покачивать головой
Геник.
- Ну - я не буду! Ну - скажи, что? - приставала девочка.
- А ты любить меня будешь?
- Да-а! - Оля утвердительно кивнула головой и, подойдя к Генику,
сложила свои розовые пальчики на его большой сильной руке. - Ну, скажи же,
скажи!
- Мы, - торжественно заявил Геник, - поедем с тобой на настоящей
железной дороге!
- В Италию, - с восторгом подхватила Оля, и глаза ее мечтательно
расширились.
- В Италию! Мы возьмем с собой маму м... м...
- Мы еще возьмем... возьмем вот кого! - Оля задумалась. - Мы возьмем
всех, правда? И маму, и Варьку, и Ганьку, и француженку... Нет, француженку
не нужно! Она злая! Она все жалуется, а пайка ее очень любит за это!..
- Вот как! Ну, мы ее тогда... оставим без обеда!..
- Во-от. Так ей и надо! - Девочка с нетерпением смотрела на Геника. -
Мы едем в Италию!
- Нет! - печально вздохнул Геник. - Я и забыл, что мне нельзя ехать.
- Ну-у?! - Оля недоверчиво и огорченно раскрыла рот. - А почему
нельзя? а?
Ее подвижное личико надулось, и губы обиженно задрожали, приготовляясь
плакать. Геник погладил ее по щеке и сказал:
- Я пошутил, Оля. Ехать можно, только надо купить летнюю шляпу.
- Вот такую, как у папы, - озабоченно заметила девочка. - Белую. А ты
был в Италии?
- Был. Только там шляпы лучше папиной!
- Да-а, как же! У папы всегда лучше, - заявила племянница и вдруг даже
подпрыгнула от радости.
- Сережа, едем! - закричала она, хлопая в ладоши. - Скорее! Я дам тебе
папину шляпу - вот!
Геник привлек девочку к себе и поцеловал ее в сияющие глаза.
- Не надо, Оля, - сказал он печально. - Мама узнает, будет бранить
Олю!
- Мамы нет, Сережа! Она у художника - знаешь? Плешивый!..
Геник не успел открыть рот для ответа, как белое платье девочки уже
замелькало по направлению к дому. Через несколько мгновений топот ножек
затих.
Тогда он достал из бокового кармана нумер вчерашней газеты и развернул
ее, смоченную потом. Сразу как-то назойливо бросилось в глаза объявление
табачной фабрики с массой восклицательных знаков.
"Вызвали наряд городовых, - думал он, чувствуя, как им овладевает
мелкая нервная дрожь, сменившая возбуждение. - По улицам расставили
шпионов. По углам сторожат конные жандармы. Телефон работает..."
Где-то, вероятно на соседнем дворе, шарманка заиграла хрипящий,
жалобный вальс. Солнце поднялось над соседней крышей и заглянуло в глаза
Генику. Маленькая, вертлявая птичка запрыгала по аллее и вдруг испуганно
вспорхнула, увидев человека, одетого в черное, с бледным лицом. Геник
проводил ее глазами и насильно усмехнулся, вспомнив Олю. Затем встал,
провел рукой по пыльному лицу и огляделся.
Стена имела не менее сажени в вышину. Она охватывала сад, находившийся
в задней части двора, с трех сторон. Было странно, как мог он перескочить
ее без посторонней помощи. Это произошло мгновенно; как будто какой-то
вихрь поднял его тело и перебросил по эту сторону. Во всяком случае, нечего
было и думать повторить снова эту штуку. Всматриваясь пристальнее в глубину
сада, он заметил в отдалении легкие просветы, сквозь которые можно было
видеть маленькие кусочки мощеного двора и угол каменного, многоэтажного
дома.
Он снова сел и только тут заметил, что его одежда носила явные и
свежие следы кирпича и извести. Схватив горсть влажной травы, он начал
поспешно приводить себя в порядок, затем развернул газету и напряженно, до
боли в глазах, стал вглядываться поверх ее страниц в темную глубину сада.
Кровь постепенно отхлынула от сердца, но пульс бился по-прежнему
неровно и часто. Странный, колющий озноб пробегал по его ногам, несмотря на
июльскую жару.
Цветочная клумба пришла в движение. Немилосердно комкая дорогие цветы,
белое платье Оли пронеслось вихрем и остановилось перед Геником. Лицо
девочки сияло восторгом блестяще выполненной задачи: большая отцовская
шляпа широким грибом покрывала ее густые русые волосы.
- Вот папина шляпа, Сережа! - заявила она, шумно переводя дыхание. -
Надевай!
Она привстала на цыпочки и, прежде чем Геник успел нагнуться,
торопливые детские руки сорвали его помятую, черную шляпу и нахлобучили
взамен ее желтую новенькую панаму.
- Ах! - она отступила на шаг и, сложив руки, прижала их к груди, с
явным восхищением посматривая на дядю. Незаметным ударом ноги Геник
подбросил под скамейку свой отслуживший головной убор.
- Ну, вставай же, поедем!
- Погоди, детка, - улыбнулся Геник. - Еще поезд не пришел. Он придет
скоро, скоро... и тогда... Мне еще нужно съездить по делу на часок. Потом я
вернусь, и мы отправимся.
- Ну, пойдем ко мне! Я покажу тебе Зизи. Она сейчас завтракает, а
потом будет кувыркаться... У нее глаза болят!..
- Видишь ли, очень жарко. А в комнате еще теплее. Я даже хочу снять
пальто.
Геник стащил с себя летнее черное пальто, опустил его за скамейку и
остался в широком, сером пиджаке, делавшем его гораздо полнее, чем он был
на самом деле и казался в своем узком пальто.
- А я сяду к тебе? - она заглянула ему в глаза. - Можно? Только ты
меня усами не трогай. Папа меня всегда усами щекочет.
Болтая, она вскарабкалась к нему на колени и прижалась щекой к его
боковому карману, где лежал револьвер.
- А ты хочешь какао, Сережа? Мама мне всегда велит пить какао. Оно
такое противное, как лекарство!
Но уже кто-то, чужой и враждебный, шел из глубины сада... Мерно
хрустел песок, слышалось сдержанное покашливание... Геник затаил дыхание и
сунул руку за пазуху...
Два городовых, с револьверами наготове, показались в изгибе аллеи. Они
шли медленно и осторожно. Впереди шел дворник, плотный, невысокий мужик,
широколицый, с маленькими, часто мигающими глазами.
Увидев их, Оля вырвалась из рук Геника и стремительно кинулась к
дворнику. Ухватившись за его грязный передник, она запрыгала и
заторопилась, путаясь и захлебываясь.
- Степан! Он приехал! Дядя Сережа! Вот он! Он меня повезет в Италию!
Наступило короткое молчание. Полицейские осматривались кругом,
нерешительно порываясь двинуться дальше.
Был момент, когда, как показалось Генику, сердце совсем перестало
биться у него в груди, и земля завертелась перед глазами...
- С приездом осмелюсь вас поздравить, барин, - сдержанно сказал
Степан, приподнимая фуражку. - Позвольте, барышня, как бы не зашибить вас
случаем!
Он бережно отстранил девочку и опустил руки по швам.
- Мы, ваше степенство, можно сказать, двор осматриваем... С
Михайловской улицы из пивной видели, как тут человек к бельгийцу во двор
заскочил... А окромя как через наш двор ему выскочить негде...
- Какой человек? - отрывисто спросил Геник.
- Из тюрьмы сбежал, барин, бунтарь. Вся полиция на ногах. В городового
стрелял, прямо в живот угодил...
Геник поднялся во весь рост, строгий и величественный.
- Степан! - начал он медленно и внушительно, смотря дворнику прямо в
глаза, - стоит мне сказать одно слово - и ты будешь немедленно уволен!
Помогать охране порядка - твоя прямая обязанность! В то время, как вот они,
- он указал взглядом на городовых, - не жалея жизни исполняют свой долг -
ты сидишь в пивной и, разинув рот, ловишь мух! Очень хорошо!
- Господи! Ужли ж я... ведь на один секунд! Ежели в этакую-то жару
выпьешь единую кружку, так уж и не знаю что... Эх, барин!
Степан обиженно вздохнул и умолк.
- Иди, я не держу тебя. Впрочем - погоди. Позови извозчика - ряди в
дворянское собрание...
- Хорошо-с, - сказал угрюмо Степан, надевая картуз.
Он немного потоптался на месте, и все трое удалились, переговариваясь
вполголоса. Оля робко подошла к Генику и тихо сказала:
- Какой ты сердитый! А ты на меня будешь кричать?
- Нет...
- Они кого ищут? Мазурика? Да?
- Да...
- Он какой - голый?
- Да...
Геник стоял во весь рост, затаив дыхание, сжав кулаки и, как
окаменелый, глядя в сторону ушедших. Когда шум шагов затих, он в
изнеможении почти упал на скамью и разразился нервным, рыдающим смехом...
Испуганная девочка кинулась к нему и, напрягая все силы, сама готовая
заплакать, старалась поднять его голову, опущенную на вздрагивающие руки.
- Сережа, не плачь! Сережа - я обманула тебя! Я буду тебя любить...
Громадным усилием воли Геник поднял голову и взглянул на девочку. Ее
испуганные глазки беспомощно смотрели на него, пальчики трясли изо всех сил
большую, загорелую руку. Вдруг Геник скорчил потешную гримасу, и Оля звонко
расхохоталась.
- Ты - смешной! - заявила она. - Как клоун!
На другом конце двора послышалось дребезжание извозчичьего экипажа.
Геник встал.
- Прощай, Оля! - сказал он, поправляя галстук. - Я приеду к обеду и
привезу тебе железную дорогу.
- И лошадку?
- Да, и лошадку. А потом мы поедем в Италию!..
- Вот как хорошо! - засмеялась девочка, идя рядом с ним. - Ты, ведь,
до-о-бренький! Я с тобой всегда буду ездить!
Аллея кончалась, и перед ними блеснул чисто выметенный, мощеный двор.
У роскошного крыльца ожидал извозчичий фаэтон. Подойдя к экипажу, Геник
нагнулся и поцеловал пушистую, русую головку.
- До свидания! Будешь умница?
- Да-а!..
Он вскочил на сиденье, и экипаж с грохотом выехал на улицу.
Оглянувшись назад, Геник увидел Олю. Она стояла у железной решетки
ворот, освещенная солнцем, золотившим ее густые кудри, и усиленно кивала
головкой уезжавшему...
Когда экипаж поворачивал за угол, Геник оглянулся еще раз. Мгновенно
мелькнуло и скрылось белое пятнышко, а ветер встрепенулся и донес слабый
отголосок детского крика:
- Ведь ты приедешь, Сережа?
В Италию. Впервые - в газете "Биржевые ведомости", веч. вып., 1906, 5
(18) декабря. Подпись А.А.М-в. Автор проживал в то время по паспорту
умершего вятского мещанина А.А.Мальгинова. Первый легально опубликованный
рассказ А.С.Грина. В газете допущена опечатка - рассказ назван "В Италии".
Ю.Киркин
А.С.Грин. Собр.соч. в 6-ти томах. Том 1. - М.: Правда, 1980
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 14 мая 2003 года
-----------------------------------------------------------------------
Измученный и полузадохшийся, дрожа всем телом от страшного
возбуждения, Геник торопливо раздвинул упругие ветви кустов и ступил на
дорожку сада. Сердце неистово билось, шумно ударяя в грудь, и гнало в
голову волны горячей крови. Вздохнув несколько раз жадно и глубоко, он
почувствовал сильную слабость во всем теле. Ноги дрожали, и легкий звон
стоял в ушах. Геник сделал несколько шагов по аллее и тяжело опустился на
первую попавшуюся скамейку.
Те, кто охотились за ним, без сомнения, потеряли его из виду. Быть
может - это было и не так, но так ему хотелось думать. Или, вернее - совсем
не хотелось думать. Странная апатия и усталость овладевали им. Несколько
секунд Геник сидел, как загипнотизированный, устремив глаза на то место в
кустах, откуда только что вылез.
В саду, куда он попал, перескочив с энергией отчаяния высокий каменный
забор, было пусто и тихо. Это был небольшой, но густой и тенистый оазис,
заботливо выращенный несколькими поколениями среди каменных громад шумного
города.
Прямо перед Геником, за стволами деревьев на лужайке красовалась
цветочная клумба и небольшой фонтан. Шум уличной жизни проникал сюда лишь
едва слышным дребезжанием экипажей.
Надо было что-нибудь придумать. Огненный клубок прыгал в голове
Геника, развертываясь и снова сжимаясь в ослепительно блестящую точку,
которая плыла перед его глазами по аллее и зеленым кустам. Напряженная,
почти инстинктивная работа мысли подсказала ему, что идти теперь же через
ворота, рискуя, вдобавок, запутаться на незнакомом дворе, - немыслимо.
Сыщики гнались за ним по пятам и только после двух его выстрелов убавили
шагу. Он вбежал в первый попавшийся двор, перепрыгнул стену и очутился в
пустом, незнакомом саду. Он не знал даже, выходят ли ворота этого двора на
ту улицу, где он оставил погоню, или же на противоположную. Но даже и в
этом случае его положение было сомнительным. Квартал, наверное, был уже
оцеплен.
Геник вынул револьвер и сосчитал патроны. Было семь - осталось три.
Двумя он очень убедительно поговорил с городовым, побежавшим за ним.
Служака растянулся лицом книзу на пыльной, горячей мостовой. Две прожужжали
мимо ушей сыщика. Осталось три... Трех было очень мало...
Беспокойные мухи назойливо гудели вокруг, садились на лицо и глаза,
раздражая своим прикосновением пылающую кожу. Откуда-то донесся стук ножей,
запах кухни и звонкая перебранка. Нервно кусая губы и машинально
рассматривая носки сапог, Геник пришел к заключению, что, пожалуй, самое
лучшее для него теперь - это забраться куда-нибудь в дровяной сарай или
конюшню, предоставив дальнейшее случаю...
Когда он поднял, наконец, глаза, маленькая девочка, стоявшая против
него, рассмеялась тихим смехом. Ее руки кокетливо прятались за спиной, и
светлые карие глазки в упор смотрели на незнакомца.
Есть в человеческой психике что-то, что иногда в самые важные моменты
нашей жизни вдруг неожиданно направляет мысли очень далеко от текущего
мгновения. Особа, стоявшая на дорожке, вдруг напомнила Генику что-то,
несомненно, виденное им... Он прогнал муху, приютившуюся над его бровью, и
разом поймал ускользавшее воспоминание...
...Маленькая лужайка в густом парке, окруженная сплошной стеной
малинника, бузины и высоких, шумящих деревьев. Снопы света падают почти
вертикально из голубой вышины. Густая трава пестреет яркими головками
лесных цветов...
Это было доисторическое время, когда земля кипела нарядными бабочками,
стрекозами с прозрачными крыльями, невыносимо серьезными жуками, царевичами
и трубочистами. Жить было недурно, только прелесть жизни часто отравляла
особая порода, именуемая "взрослыми". "Взрослые" носили брюки навыпуск,
ничего не знали (или очень мало) о существовании разрыв-травы и важнейшим
делом жизни считали уменье есть суп "с хлебом"...
Все это - лужайка, мотыльки и взрослые - сверкнуло и исчезло. Жгучая,
острая тоска затравленного зверя сдавила Генику грудь, и он гневно скрипнул
зубами.
Сделав два шага по направлению к скамейке, на которой сидел Геник,
девочка устремила на него улыбающиеся глаза и произнесла полузастенчивым,
полурадостным голосом:
- Здравствуй, дядя Сережа!
- Здравствуй, - ответил Геник, машинально поворачивая в кармане
барабан револьвера.
- А ты почему не приехал завтра? - продолжал ребенок, испытующе
посматривая на дядю. - Мама тебя очень бранила. Она говорит, что ты
какой-то деревянный!
- Мама пошутила, - медленно и внушительно сказал Геник. - Она думала,
что ты умная. А ты - глупенькая!
- Это уж ты глупенький-то! - Девочка надулась. - Не буду тебя любить!
- Вот как! Это почему?
- А ты... ты, ведь, хотел привезти железную доро-о-огу! И еще
зайчика... Разве ты обманщик?
- Я был сердит на твою маму, - вывернулся Геник. - Я хотел, чтобы тебя
назвали Варей, а она меня не послушала.
- Варя - это у кухарки, - заявила девочка, подступая ближе. - Она
рыжая. А я Оля!
- Ну, вот. Но теперь я уже перестал сердиться. И знаешь, что я
придумал?
- Нет! Какую-нибудь дрянь? - осведомилась девочка.
- Ай, какой стыд! Кто тебя научил так говорить? Вот скажу маме
непременно, что учишься у Вари...
- Я не учусь! Это папа так говорит, - хладнокровно возразила
племяньица.
- Ай-яй-яй! Ай-яй-яй! - продолжал укоризненно покачивать головой
Геник.
- Ну - я не буду! Ну - скажи, что? - приставала девочка.
- А ты любить меня будешь?
- Да-а! - Оля утвердительно кивнула головой и, подойдя к Генику,
сложила свои розовые пальчики на его большой сильной руке. - Ну, скажи же,
скажи!
- Мы, - торжественно заявил Геник, - поедем с тобой на настоящей
железной дороге!
- В Италию, - с восторгом подхватила Оля, и глаза ее мечтательно
расширились.
- В Италию! Мы возьмем с собой маму м... м...
- Мы еще возьмем... возьмем вот кого! - Оля задумалась. - Мы возьмем
всех, правда? И маму, и Варьку, и Ганьку, и француженку... Нет, француженку
не нужно! Она злая! Она все жалуется, а пайка ее очень любит за это!..
- Вот как! Ну, мы ее тогда... оставим без обеда!..
- Во-от. Так ей и надо! - Девочка с нетерпением смотрела на Геника. -
Мы едем в Италию!
- Нет! - печально вздохнул Геник. - Я и забыл, что мне нельзя ехать.
- Ну-у?! - Оля недоверчиво и огорченно раскрыла рот. - А почему
нельзя? а?
Ее подвижное личико надулось, и губы обиженно задрожали, приготовляясь
плакать. Геник погладил ее по щеке и сказал:
- Я пошутил, Оля. Ехать можно, только надо купить летнюю шляпу.
- Вот такую, как у папы, - озабоченно заметила девочка. - Белую. А ты
был в Италии?
- Был. Только там шляпы лучше папиной!
- Да-а, как же! У папы всегда лучше, - заявила племянница и вдруг даже
подпрыгнула от радости.
- Сережа, едем! - закричала она, хлопая в ладоши. - Скорее! Я дам тебе
папину шляпу - вот!
Геник привлек девочку к себе и поцеловал ее в сияющие глаза.
- Не надо, Оля, - сказал он печально. - Мама узнает, будет бранить
Олю!
- Мамы нет, Сережа! Она у художника - знаешь? Плешивый!..
Геник не успел открыть рот для ответа, как белое платье девочки уже
замелькало по направлению к дому. Через несколько мгновений топот ножек
затих.
Тогда он достал из бокового кармана нумер вчерашней газеты и развернул
ее, смоченную потом. Сразу как-то назойливо бросилось в глаза объявление
табачной фабрики с массой восклицательных знаков.
"Вызвали наряд городовых, - думал он, чувствуя, как им овладевает
мелкая нервная дрожь, сменившая возбуждение. - По улицам расставили
шпионов. По углам сторожат конные жандармы. Телефон работает..."
Где-то, вероятно на соседнем дворе, шарманка заиграла хрипящий,
жалобный вальс. Солнце поднялось над соседней крышей и заглянуло в глаза
Генику. Маленькая, вертлявая птичка запрыгала по аллее и вдруг испуганно
вспорхнула, увидев человека, одетого в черное, с бледным лицом. Геник
проводил ее глазами и насильно усмехнулся, вспомнив Олю. Затем встал,
провел рукой по пыльному лицу и огляделся.
Стена имела не менее сажени в вышину. Она охватывала сад, находившийся
в задней части двора, с трех сторон. Было странно, как мог он перескочить
ее без посторонней помощи. Это произошло мгновенно; как будто какой-то
вихрь поднял его тело и перебросил по эту сторону. Во всяком случае, нечего
было и думать повторить снова эту штуку. Всматриваясь пристальнее в глубину
сада, он заметил в отдалении легкие просветы, сквозь которые можно было
видеть маленькие кусочки мощеного двора и угол каменного, многоэтажного
дома.
Он снова сел и только тут заметил, что его одежда носила явные и
свежие следы кирпича и извести. Схватив горсть влажной травы, он начал
поспешно приводить себя в порядок, затем развернул газету и напряженно, до
боли в глазах, стал вглядываться поверх ее страниц в темную глубину сада.
Кровь постепенно отхлынула от сердца, но пульс бился по-прежнему
неровно и часто. Странный, колющий озноб пробегал по его ногам, несмотря на
июльскую жару.
Цветочная клумба пришла в движение. Немилосердно комкая дорогие цветы,
белое платье Оли пронеслось вихрем и остановилось перед Геником. Лицо
девочки сияло восторгом блестяще выполненной задачи: большая отцовская
шляпа широким грибом покрывала ее густые русые волосы.
- Вот папина шляпа, Сережа! - заявила она, шумно переводя дыхание. -
Надевай!
Она привстала на цыпочки и, прежде чем Геник успел нагнуться,
торопливые детские руки сорвали его помятую, черную шляпу и нахлобучили
взамен ее желтую новенькую панаму.
- Ах! - она отступила на шаг и, сложив руки, прижала их к груди, с
явным восхищением посматривая на дядю. Незаметным ударом ноги Геник
подбросил под скамейку свой отслуживший головной убор.
- Ну, вставай же, поедем!
- Погоди, детка, - улыбнулся Геник. - Еще поезд не пришел. Он придет
скоро, скоро... и тогда... Мне еще нужно съездить по делу на часок. Потом я
вернусь, и мы отправимся.
- Ну, пойдем ко мне! Я покажу тебе Зизи. Она сейчас завтракает, а
потом будет кувыркаться... У нее глаза болят!..
- Видишь ли, очень жарко. А в комнате еще теплее. Я даже хочу снять
пальто.
Геник стащил с себя летнее черное пальто, опустил его за скамейку и
остался в широком, сером пиджаке, делавшем его гораздо полнее, чем он был
на самом деле и казался в своем узком пальто.
- А я сяду к тебе? - она заглянула ему в глаза. - Можно? Только ты
меня усами не трогай. Папа меня всегда усами щекочет.
Болтая, она вскарабкалась к нему на колени и прижалась щекой к его
боковому карману, где лежал револьвер.
- А ты хочешь какао, Сережа? Мама мне всегда велит пить какао. Оно
такое противное, как лекарство!
Но уже кто-то, чужой и враждебный, шел из глубины сада... Мерно
хрустел песок, слышалось сдержанное покашливание... Геник затаил дыхание и
сунул руку за пазуху...
Два городовых, с револьверами наготове, показались в изгибе аллеи. Они
шли медленно и осторожно. Впереди шел дворник, плотный, невысокий мужик,
широколицый, с маленькими, часто мигающими глазами.
Увидев их, Оля вырвалась из рук Геника и стремительно кинулась к
дворнику. Ухватившись за его грязный передник, она запрыгала и
заторопилась, путаясь и захлебываясь.
- Степан! Он приехал! Дядя Сережа! Вот он! Он меня повезет в Италию!
Наступило короткое молчание. Полицейские осматривались кругом,
нерешительно порываясь двинуться дальше.
Был момент, когда, как показалось Генику, сердце совсем перестало
биться у него в груди, и земля завертелась перед глазами...
- С приездом осмелюсь вас поздравить, барин, - сдержанно сказал
Степан, приподнимая фуражку. - Позвольте, барышня, как бы не зашибить вас
случаем!
Он бережно отстранил девочку и опустил руки по швам.
- Мы, ваше степенство, можно сказать, двор осматриваем... С
Михайловской улицы из пивной видели, как тут человек к бельгийцу во двор
заскочил... А окромя как через наш двор ему выскочить негде...
- Какой человек? - отрывисто спросил Геник.
- Из тюрьмы сбежал, барин, бунтарь. Вся полиция на ногах. В городового
стрелял, прямо в живот угодил...
Геник поднялся во весь рост, строгий и величественный.
- Степан! - начал он медленно и внушительно, смотря дворнику прямо в
глаза, - стоит мне сказать одно слово - и ты будешь немедленно уволен!
Помогать охране порядка - твоя прямая обязанность! В то время, как вот они,
- он указал взглядом на городовых, - не жалея жизни исполняют свой долг -
ты сидишь в пивной и, разинув рот, ловишь мух! Очень хорошо!
- Господи! Ужли ж я... ведь на один секунд! Ежели в этакую-то жару
выпьешь единую кружку, так уж и не знаю что... Эх, барин!
Степан обиженно вздохнул и умолк.
- Иди, я не держу тебя. Впрочем - погоди. Позови извозчика - ряди в
дворянское собрание...
- Хорошо-с, - сказал угрюмо Степан, надевая картуз.
Он немного потоптался на месте, и все трое удалились, переговариваясь
вполголоса. Оля робко подошла к Генику и тихо сказала:
- Какой ты сердитый! А ты на меня будешь кричать?
- Нет...
- Они кого ищут? Мазурика? Да?
- Да...
- Он какой - голый?
- Да...
Геник стоял во весь рост, затаив дыхание, сжав кулаки и, как
окаменелый, глядя в сторону ушедших. Когда шум шагов затих, он в
изнеможении почти упал на скамью и разразился нервным, рыдающим смехом...
Испуганная девочка кинулась к нему и, напрягая все силы, сама готовая
заплакать, старалась поднять его голову, опущенную на вздрагивающие руки.
- Сережа, не плачь! Сережа - я обманула тебя! Я буду тебя любить...
Громадным усилием воли Геник поднял голову и взглянул на девочку. Ее
испуганные глазки беспомощно смотрели на него, пальчики трясли изо всех сил
большую, загорелую руку. Вдруг Геник скорчил потешную гримасу, и Оля звонко
расхохоталась.
- Ты - смешной! - заявила она. - Как клоун!
На другом конце двора послышалось дребезжание извозчичьего экипажа.
Геник встал.
- Прощай, Оля! - сказал он, поправляя галстук. - Я приеду к обеду и
привезу тебе железную дорогу.
- И лошадку?
- Да, и лошадку. А потом мы поедем в Италию!..
- Вот как хорошо! - засмеялась девочка, идя рядом с ним. - Ты, ведь,
до-о-бренький! Я с тобой всегда буду ездить!
Аллея кончалась, и перед ними блеснул чисто выметенный, мощеный двор.
У роскошного крыльца ожидал извозчичий фаэтон. Подойдя к экипажу, Геник
нагнулся и поцеловал пушистую, русую головку.
- До свидания! Будешь умница?
- Да-а!..
Он вскочил на сиденье, и экипаж с грохотом выехал на улицу.
Оглянувшись назад, Геник увидел Олю. Она стояла у железной решетки
ворот, освещенная солнцем, золотившим ее густые кудри, и усиленно кивала
головкой уезжавшему...
Когда экипаж поворачивал за угол, Геник оглянулся еще раз. Мгновенно
мелькнуло и скрылось белое пятнышко, а ветер встрепенулся и донес слабый
отголосок детского крика:
- Ведь ты приедешь, Сережа?
В Италию. Впервые - в газете "Биржевые ведомости", веч. вып., 1906, 5
(18) декабря. Подпись А.А.М-в. Автор проживал в то время по паспорту
умершего вятского мещанина А.А.Мальгинова. Первый легально опубликованный
рассказ А.С.Грина. В газете допущена опечатка - рассказ назван "В Италии".
Ю.Киркин