Страница:
– С этим, как его? Николай… Чёрт, – Леонид замялся, открыл портфель и стал копаться в нём.
– Не трудись, Лёня! Это не важно. Те, с кем мы решали эти вопросы, и те, с кем я договаривался, тебе звонить не станут. А это так, возня. Ты зря нервничаешь. А если бы мне пришлось из-за каждого звонка, каждого мудака куда-то ездить, то что бы из меня сейчас было?
– А мне кажется, что необходимо срочно отреагировать, там очень… – начал быстро говорить Леонид.
– Не собираюсь реагировать! И звонить не буду, – оборвал его Миша. – И тебя прошу не дёргаться.
– Я вчера целый день на это убил! – уже сердито сказал Леонид. – Я не дёргаюсь, я просто высказал своё мнение.
– Я его услышал, – тоже резко сказал Миша. – И уже успел сказать своё мнение по этому поводу. Не надо лишних переживаний и нервов. Если ты понял, что с тобой этот вопрос обсуждать не хотят, значит, нечего туда и лезть. Значит, не твоего уровня вопрос. Понял?
– Я это как раз понял! – ответил Леонид, выпрямив спину. – Поэтому тебе всё это и излагаю. И считаю, что тебе надо подключиться, и срочно.
– А я считаю, что ты зря тратишь своё время и моё. Я не думаю, что мне нужно реагировать на все твои догадки и предположения, а уж тем более сломя голову мчаться в Петрозаводск или даже туда звонить. У меня умер близкий человек. Можно меня сейчас не отвлекать своими подозрениями?
– Миша! Я тебе сочувствую, – сказал Леонид, вставая, – у тебя умер близкий человек. Это горе! Но жизнь на этом не закончилась. Мы все над этим проектом работали! Не ты один этот Петрозаводск…
Миша хлопнул ладонью по столу, Леонид даже вздрогнул.
– Всё! Достаточно! До понедельника я слово «Петрозаводск» слышать не желаю. И тебе запрещаю туда звонить. – Миша сделал паузу. Он сидел, Леонид стоял. – Что-то ещё? Неужели ничего, кроме этого Петрозаводска, нас не беспокоит?
Леонид посмотрел в окно и помолчал минуту.
– В остальном всё нормально. С людьми из Омска я вчера встретился сам. Там всё понятно. Время на подумать у нас есть. У них тема интересная. Работы там много и на несколько лет. Договорились окончательно встречаться в конце ноября. Но придётся лететь в Омск. Извини, Миша, я с тобой вчера связаться не мог и принимал решение сам.
– Всё правильно, но подробнее об этом в понедельник. А что ещё?
– Да мелочи, Миша. В понедельник, значит, в понедельник.
– Спасибо, Лёня, – вставая, сказал Миша, – сегодня в четыре должны немцы подъехать, я им назначал. Отменять уже поздно. Сам их встреть, ладно? – на этих словах Миша вышел из-за стола и подошёл к Лёне.
– Хорошо, сделаю, – сказал Лёня. – А тебе помощь никакая не нужна?
– Нет, Лёня! Ничего не надо. Просто побудь за меня до понедельника. И постарайся меня не дёргать, пожалуйста, в эти дни.
– Хорошо. Сделаю, – сказал Лёня и пожал протянутую Мишей руку, – держись! – Он пошёл к двери, но не дошёл и остановился. – А всё-таки с Петрозаводском я бы не тянул. Позвони хотя бы. Вот чувствую я, что…
– В понедельник! – оборвал его Миша.
– Ладно! – кивнул головой Леонид. – Может, ты и прав. Извини, – сказал он и вышел.
Миша остался стоять посреди кабинета. Его просто распирало от гнева и досады. Он уже успел пожалеть о том, что отругал Лёню. В Петрозаводске было всё очень непросто, и ему там помотали нервы, когда он туда ездил. С трудом ему досталась эта трасса, и Ленина тревога была не напрасной. Сильно хотелось позвонить туда, наорать, поставить кого-нибудь на место. Делать этого, конечно, не нужно было ни в коем случае. Он и его фирма были сильно заинтересованы в этой дороге и в этой работе. Надо было выяснить, что там началась за возня в очередной раз. Но Миша боялся, что не сдержится и наломает дров, а разговаривать мягко и спокойно с суетливыми и хитрыми петрозаводскими чиновниками он сейчас не мог.
Миша выглянул из кабинета. Секретаря Валентины на месте ещё не было. Валентина, крупная дама сорока пяти лет, была очень ценным работником. Она работала у Миши уже шесть лет. Никогда ничего не забывала, всё содержала в идеальном порядке, слухов не распускала, своим голосом, особенно в телефонной трубке, могла, кажется, успокоить буйно помешанного или террориста. Единственно, пунктуальность не входила в число её добродетелей. С мужем она развелась, сын учился в университете. Ценный работник.
Миша вернулся за стол, взял ручку, листок и задумался. Он любил писать списки дел и задач. Когда дела и задачи были написаны в столбик по порядку, по степени значимости и срочности, они становились более конкретными, менее сложными, более выполнимыми и нестрашными. Отдельно Миша писал список проблем, от этого проблемы уменьшались в размере и даже количестве. Такие списки он писал исключительно для личного пользования.
Он посидел, посмотрел на листок, покусал кончик ручки и наконец вывел в левом верхнем углу листа цифру 1 и поставил точку. Какое дело или задачу написать рядом с этой цифрой, он решить не мог. Так и сидел пару минут, глядя на единицу и точку.
Вдруг в дверь тихонько постучали, затем дверь приоткрылась, и Валентина заглянула в кабинет. Она, как обычно, широко улыбалась.
– Доброе утро, Михаил Андреевич, – своим удивительным голосом сказала она, – если что, я уже на месте. Газеты принесла, всю почту сейчас проверю. За вчерашний день ничего не случилось. Я всех, как вы просили, предупредила, встречи все перенесла. В связи с этим хотелось бы кое-что уточнить…
– Валя, дорогая! А Лёню ты почему не предупредила? Он мне с утра устроил истерику, говорил, что дозвониться до меня не мог, – сказал Михаил, сидя и всё ещё держа ручку в руке. Пока он говорил, Валентина зашла в кабинет.
– Михаил Андреевич! Разумеется, я его предупредила, что вас целый день не будет и что вас беспокоить не нужно. Вы мне сказали, что у вас случилась беда и что это личное дело, я так, по крайней мере, Леониду Михайловичу и передала. Остальным ничего такого не говорила. Мол, непредвиденные личные обстоятельства и всё. Перед всеми извинилась, никто не в обиде. Но Леонид Михайлович… Вы же сами знаете. Его ничем не остановить. Кофе вам сделать?
– Да. Сделай, пожалуйста. И водички холодной принеси, – подумав, ответил Миша.
– И простите, Михаил Андреевич. Вы бы сразу могли сказать, если вы уже знаете, как вы намерены сегодня трудиться? Вы сегодня на месте или как?
– Валюша, милая! Не знаю пока. Я, пожалуй, до понедельника даже если буду здесь, то для всех меня нет. Тут такая беда стряслась… – Миша прикусил нижнюю губу и пару секунд молчал. Валентина хорошо знала Юлю. Юля даже помогала Валиному сыну поступить в университет. Мише очень не хотелось сейчас говорить на тему вчерашнего. – Вчера утром, точнее, ночью… Юля… Юлия Николаевна умерла. Я не стал вчера говорить, знал…
Валентина резким движением закрыла рот обеими ладонями и приглушённо вскрикнула.
Она Юлю знала хорошо. Они даже приятельствовали. Когда-то, года четыре назад, Миша помогал Юле делать дома ремонт. Помогал деньгами и организационно. Точнее, Валентина тогда занималась организационными вопросами и созданием у Юли иллюзии, что это Юля сама оплачивает ремонт, а этот ремонт стоит совсем недорого. Тогда они и подружились. А с Юлей невозможно было не подружиться.
Валентина долго плакала, пила таблетки, не могла отвечать на звонки, несколько раз уходила в туалет умываться.
– Как же это? Мишенька, как это – умерла? – вытирая и вытирая лицо мокрым платочком, говорила Валентина. – Что с ней случилось? Инфаркт? Инсульт? Мишенька! Горе-то какое!
Миша ничего не говорил. Он знал, что сказать Валентине правду можно, но это была не только его тайна. Он и не говорил правды. Умерла дома, скоропостижно – и всё. Валентина то успокаивалась, то снова плакала. Миша сидел с ней рядом у её рабочего стола.
– Валя, пойдём ко мне, покурим, – наконец предложил Миша.
Они сидели у него в кабинете и некоторое время молча курили.
– А Юлечка мне на прошлой неделе звонила, – тихо сказала Валентина, – и на позапрошлой неделе звонила пару раз. Да! Во вторник она звонила на прошлой неделе. Шутила, говорила, что взяла отпуск. Собралась, говорила, в Италию.
– Она тебе звонила? – удивился Миша. – А почему ты мне не сказала?
– Михаил Андреевич! Простите, но она звонила мне. Звонила вечером, просто поболтать.
– Валечка! Конечно… Извини… Но ты могла бы мне подробно рассказать, о чём вы говорили? Мне это очень важно.
– Михаил Андреевич, ничего важного мы не обсуждали. Просто Юля мне позвонила, и мы поболтали. Поговорили две немолодые женщины.
– А ещё раньше зачем она тебе звонила?
– Мишенька, что за вопросы? Теперь-то зачем?
– Поверь, именно теперь это очень важно. Мне нужно знать, зачем она звонила, как разговаривала, не почувствовала ли ты чего-нибудь странного в том, как Юля говорила, о чём говорила…
– Не припомню ничего странного. Разве что только Юля сама звонила и просто хотела поговорить. Много спрашивала обо всём. Да нет, Михаил Андреевич. Ничего необычного. Но то, что вы меня об этом спрашиваете, это действительно меня удивляет. Что случилось? Не пугайте меня.
Миша взял вторую сигарету подряд, подержал её в руках, подумал и закурил. Так они сидели несколько минут молча. Валентина ждала.
А потом Миша рассказал ей всю правду, которую знал. Валентина вся сжалась, сидя на стуле, обхватила голову руками и покачивалась, не проронив ни звука. Телефон за дверью кабинета надрывался, но они не обращали на него внимания. Мишин телефон тоже звонил несколько раз, но Миша выключил звук.
Валентина некоторое время была в оцепенении. Они ещё покурили, потом пили кофе. Она рассказала, что Юля звонила, просто расспрашивала, как дела у её сына Алёши, как он учится, нравится ли ему. Ещё она спрашивала, как дела на фирме, как дела и как настроение Миши. Ещё о чем-то говорили. Юля была как Юля, ничего особенного ни в её голосе, ни в том, как она говорила, Валентина припомнить не могла. Необычным было только то, что Юля позвонила три раза за десять дней и позвонила только чтобы поболтать. Она жаловалась на то, что её мучили мигрени, но они её всегда мучили. Сколько Миша Юлю помнил, её всегда мучили мигрени. Валентина вспомнила, что Юля сильно кашляла, извинялась и говорила, что старается меньше курить, вот и кашляет. Но Юля всегда старалась меньше курить и всегда кашляла. Нет, ничего особенного в тех её звонках Валентине не было.
Валентина рассказала всё, что вспомнила, и они пару минут сидели молча. Телефон продолжал звонить.
– Странное дело, – нарушил тишину Миша, – ужасно тревожно себя чувствую. Надо что-то делать, как-то надо что-то организовать. Володя уехал к отцу, вернётся вечером. Что-то делать нужно, у неё же никого не было.
– Что ты имеешь в виду, – щурясь опухшими глазами, спросила Валентина, – похороны, поминки?
– Ну да… Ну и то, что положено в таких случаях. Я не знаю…
– Не волнуйся, Мишенька, – это дело житейское, люди давно уже умирают. Дело обычное. Куда Юлю увезли?
– В морг… я не знаю… Володя знает.
– Дай мне его телефон, я подключусь. А ты езжай домой.
– Нет, вот домой, Валюша, я ехать не могу. Я лучше здесь посижу, мне надо подумать.
– Хорошо, посиди. Но только здесь я тебя от всех скрыть не смогу, кто-нибудь да прорвётся. Ну так что, Мишенька, можно я всё разузнаю и позанимаюсь Юленькой. Пожалуйста, мне так только легче станет.
– Только Бога ради, Валя, никому не слова про…
– Вы ещё очень юный и неопытный человек, Михаил Андреевич. Не пытайтесь меня сейчас обидеть. Вам понятно?
– Прости, Валентина… Прости, не подумал, что говорю. Он снова остался один и снова уставился на единицу с точкой на чистом листе. Нестерпимо хотелось действовать, что-то делать, но было совершенно непонятно, что именно делать и как действовать. Ещё очень хотелось уйти из кабинета и уехать куда-нибудь. Но только было ясно, что ехать совершенно некуда.
Он вдруг удивился тому, что ему совершенно никуда не хочется поехать. Не было такого места, где ему стало бы лучше или спокойнее из-за самого места. Мише стало ясно, что во всём огромном городе, во всей колоссальной столице у него нет по-настоящему любимого и дорогого ему места. Места, куда можно было бы поехать сейчас. Были только работа и дом. «А куда ещё? Не в спортзал же? – подумал он. И тут же ещё подумал, что в спортзал было бы даже лучше, чем домой. – Посидеть в сауне, а потом душ – было бы неплохо, совсем неплохо. Чёрт возьми, о чём я думаю!» – оборвал он сам себя.
А Валентина за дверью говорила по телефону своим совершенно обычным умиротворяющим голосом. Будто полчаса назад она не плакала. Она, конечно, была бесценным работником.
Миша встал, потому что уже не мог сидеть и смотреть на чистый лист бумаги и на бессмысленную единицу в углу этого листа. Он вставал и не знал, что будет делать дальше, но тут Валентина без стука открыла дверь в кабинет.
– Миша, я вспомнила, – сразу сказала она, – я же Юлю ещё в июне устраивала к психотерапевту. Только что вспомнила.
– Я об этом ничего не знал, – почти радостно сказал Миша, – рассказывай.
– Да тут и рассказывать практически нечего. Она к нему не стала ходить. Сходила пару раз, кажется, и ходить не стала.
– Всё равно рассказывай. Валя, пожалуйста, всё и подробно.
И Валентина рассказала, что как-то давно, больше года назад, в конце позапрошлого лета, Юля приехала к Валентине на дачу. Валентина устроила своему сыну Алексею весёлый день рождения. Были тогда на даче Алёшины приятели, несколько девушек. А Юля приехала на помощь и в качестве гостя. Весело поужинали. Молодёжь тогда оставили веселиться на даче дальше, а Валентина с Юлей решили им не мешать, поехали в город. Это Юля придумала отвалить. Валентина сказала, что сама так мудро не поступила бы.
И вот тогда, когда они ехали домой, Валентина была за рулём, ехать было долго, речь зашла о психотерапевтах. Валентина не вспомнила, как эта тема всплыла, но вспомнила, что Юля очень иронизировала по этому поводу. Валентина же рассказала про нескольких своих подруг, а подруг у неё было очень много. Подруг самых разных возрастов, профессий, достатка и с очень сложными судьбами. Так вот, она рассказала, что несколько её подруг, сначала одна, потом ещё несколько, ходили к психотерапевту, и все остались очень довольны, а некоторые до сих пор ходят. Юля стала язвить, а Валентина обиделась за своих подруг и сказала, что все они не девчонки, не бездельницы и что все они содержательные люди. Но все они что-то полезное для себя в этих визитах нашли, и им стало легче. А кому-то это здорово помогло. Во всяком случае, их как минимум кто-то выслушал и не отнёсся к их проблемам как к чепухе. И все говорили, что главное решиться и почувствовать доверие. Валентина сказала тогда Юле, что толком не знает, что там происходит на этих сеансах у психотерапевта, но и сама бы сходила, если бы почувствовала необходимость, а когда такая необходимость была, она ещё не знала про то, что можно пойти к такому специалисту. Юля тогда её выслушала и сказала, грустно шутя, что у неё есть опасение, что она давно уже является психотерапевтом для очень многих, только ей не платят. Валентина сказала, что она тогда тоже её коллега. Обе посмеялись.
– А в июне Юля мне позвонила, – продолжала Валентина, – спросила, не помню о чём, а потом вдруг поинтересовалась тем самым психотерапевтом. Я удивилась. Уж про медицину и околомедицину она знала всё. Но Юля сказала, что на работе никто не должен знать даже то, что она в принципе таким вопросом интересуется. Я спросила: «Что, засмеют?» А она сказала, не должны знать – и всё. Я пообещала узнать. Узнала у подруг, кто, что и как, перезвонила и рассказала ей. Дней через десять я Юле сама уже позвонила и поинтересовалась, как, мол, психотерапия, ходила ли она, довольна ли. Юля сказала, что ходила и поняла, что это точно не для неё. Сказала, что сам психотерапевт ей показался идиотом, пижоном и шарлатаном, который нуждается в участии психиатра. Ещё Юля сказала, что она не понимает, кем надо быть, чтобы ходить к такому специалисту. Она намекала на моих подруг и явно сердилась. Я тогда огорчилась и обиделась. Правда, Юля в тот же вечер сама перезвонила и извинилась, сказала, что была не в духе, наговорила мне лишнего. А про психотерапевта сказала, что это была просто плохая идея. Вот и всё. Миша внимательно выслушал Валентину.
– Валечка, пожалуйста, выясни у подруг, что это за психотерапевт, как его зовут и прочее, – чувствуя нетерпение и азарт, сказал Миша, – я очень хочу с ним переговорить.
– Когда выяснить, Михаил Андреевич?
– Немедленно. То есть прямо сейчас, пожалуйста!
Валентина вышла и закрыла за собой дверь. Миша потянулся за сигаретами, но передумал. Азарт и надежда прямо-таки переполняли его. Он сел за стол, взял ручку и быстро записал на листке:
«Поговорить с психотерапевтом.
Поговорить с Юдиными коллегами, лучше всего с Борисом Львовичем.
Ещё подробнее поговорить с Володей.
Постараться поговорить со следователем».
Миша написал это, подумал и ниже этого списка написал:
«Сегодня дать Валентине задание поднять всю документацию по Петрозаводску. Завтра с утра позвонить в Петрозаводск».
Под этой записью Миша провёл жирную, почти горизонтальную и прямую черту. Только тогда он взял сигарету и с удовольствием закурил.
Валентина довольно быстро разузнала, как зовут того самого психотерапевта, адрес места, где он принимает своих пациентов, и телефон. Звали этого человека Юрий Николаевич Горячий. Принимал он на Пятницкой в частной квартире.
Миша попросил Валентину позвонить туда. Автоответчик некоторое время говорил жизнерадостным мужским голосом: «Мы сейчас весьма заняты…» – ну и так далее. Валентина уже узнала также, что психотерапевты никакой информации о своих пациентах не дают и что-либо расспрашивать по телефону бесполезно и бессмысленно. Они решили с Мишей, что надо дозвониться и постараться записаться к нему на приём, а лучше просто договориться о встрече.
Валентина набирала и набирала его телефон, а Миша изнемогал от нетерпения. Почему-то он почувствовал полную уверенность в том, что разгадка совсем близка и что господин Горячий обязательно поможет понять и найти ту самую причину. Миша представить себе не мог, чтобы Юля… – Юля!… – могла пойти к психотерапевту. Для этого должна была быть очень серьёзная причина. И эта причина должна была прояснить многое, если не всё.
Наконец Юрий Николаевич Горячий ответил. Миша подбежал к Валентине, а она замахала на него рукой, сделала страшные глаза и прогнала его в кабинет. Так она всегда делала, когда нужно было кого-то уговорить, убедить, извиниться или наврать. Она могла всё это делать, будучи один на один с телефоном. При свидетелях её голос не звучал так мягко, дружелюбно, чуть виновато и обволакивающе. Валентина признавалась, после особенно удачно проведённых разговоров, что, когда начинает говорить, ещё не знает, что будет говорить дальше. Но чем сложнее задача стоит перед разговором или чем сильнее надо соврать, тем лучше у неё получаются импровизации, тем богаче звучит её голос и тем успешнее завершается разговор. Но при свидетелях она ничего не могла.
Миша ушёл в кабинет и ждал, стараясь смотреть в окно. Валентина говорила чертовски долго, минут десять. А Миша удивлялся тому, что уже второй день ничего практически по работе не делает, но ничего при этом не рухнуло, не сорвалось никакое дело. Если бы не стряслось то, что стряслось, работал бы он в поте лица, не было бы свободного времени, были бы телефонные звонки, встречи, люди какие-то. А тут он в работе не участвует. И ничего страшного. Это было странно и неожиданно. Он даже не понял, нравится ему это или нет.
Валентина зашла в кабинет, закрыла за собой дверь, потому что телефон у неё на столе снова зазвонил.
– Поговорила я с господином Горячим. С ним можно встретиться в четырнадцать тридцать. Прямо у него в кабинете. Он тебя примет, – сказала Валентина, подмигнула и даже слегка улыбнулась.
– Как это примет? Валюта, примет как кого, как пациента? Что мне нужно ему говорить?
– Михаил Андреевич, вы лучше послушайте, что я ему сказала. Этот Горячий ещё тот деятель. Он мне сразу сказал, что до декабря у него нет никакой возможности меня принять.
– А при чём здесь ты, Валюша? Мне самому нужно с ним встретиться, – чувствуя, что от нетерпения туговато соображает, сказал Миша, – или ты сама собираешься к нему ехать?
– Мишенька, дослушайте меня, пожалуйста, – сказала Валентина и выждала короткую паузу. – Я сразу поняла, что будет сложно с ним встретиться с наскока. А искать каких-то его друзей, подруг, чтобы поговорить в его свободное время, – дело долгое, а может, и бесполезное. Этот Горячий человек пафосный. Он сразу столько мне всякого своего профессионализма выдал, что я ему такого наплела, что вот, через полтора часа можно встречаться, – она замолчала и явно ждала вопроса.
– Ну! Ну говори, чего наплела, – сразу спросил Миша.
– Я сказала ему, что его рекомендовали как исключительного специалиста, что у нас, в свою очередь, исключительная просьба и предложение.
– Какое, Валюта?!
– Михаил Андреевич, простите, но я сымпровизировала. Сама не ожидала. Я сказала, что мы снимаем кино, и у нас возник ряд вопросов, нужна консультация. Я даже не помню точно, что ещё нагородила ему. Короче, он сказал, что у него есть сорок минут, чтобы встретиться в 14.30.
– Какое кино? Что ты такое нагородила?
– А я его предупредила, что приеду не сама, – сказала, разведя руками, Валентина, – сказала, что приедете вы. А вы главный. Он, конечно, был разочарован, что приеду не я. Но я его успокоила и сказала, что я не могу, мне уже сорок пять и мне тяжело будет к нему подниматься по лестнице. У него пятый этаж. Знаешь, Миша, он всё время шутил и сам над своими шутками посмеивался.
– Ну и как мне с ним теперь разговаривать? – грозно спросил Миша.
– Мишенька, опомнись! Как разговаривать? Какая разница! Речь идёт о Юленьке. Придёшь к нему и поговоришь. Что ж, он не скажет, думаешь? Думаю, скажет. Так что я добилась того, что вы просили. Вам же нужно было срочно. Пожалуйста! – Валентина горько усмехнулась. – А на кино он купился. Все хотят в кино. Я бы тоже купилась. Хорошая вышла ложь. Виртуозная.
– Ну ты даёшь! – только и смог сказать Миша. – Да-а-а…
– Я вам напишу на листочке его адрес, телефон и объясню, как к нему заходить, – сказала, выходя из кабинета, Валентина. Её телефон снова звонил. – Там всё непросто. Надо подъехать, набрать его, и он встретит. Там тайны мадридского двора. Алёо, – последнее она сказала уже другим голосом и в телефонную трубку, закрывая дверь в кабинет.
Миша стоял у своего стола. Он ещё раз посмотрел на список дел и проблем, взял маленький листочек, написал на нём телефон Володи, подписал рядом с номером: «Юдин брат». Через минуту он вышел из кабинета. Валентина говорила по телефону. Она попросила прощения у тех, с кем говорила, прижала трубку к груди и вопросительно посмотрела на Мишу.
– Вот номер телефона Володи, – сказал Миша, почему-то громким шёпотом, будто опасался, что его услышат говорившие с Валентиной неведомые ему люди, – позанимайся, пожалуйста. И ещё. Подними все документы и всю переписку по Петрозаводску. Там опять какая-то возня. Всё, поехал. Поговорю с доктором Горячим и позвоню.
Валентина выразительно кивнула, молча протянула ему листочек с адресом и телефоном доктора, оторвала телефонную трубку от груди и помахала Мише свободной рукой.
– Простите, Бога ради, я уже вас слушаю… – услышал Миша, выходя в коридор.
Он спускался по лестнице и думал, что надо бы узнать, какую Валентине платят зарплату в последнее время, и надо бы эту зарплату увеличить в любом случае.
Пока Миша ехал на Пятницкую по указанному адресу, он позвонил жене. Аня спросила, что и как, Миша сказал, что всё идёт своим чередом, что про то, как и когда они будут прощаться с Юлей, он узнает к вечеру, что беспокоиться не стоит и что он до сих пор не знает, во сколько вернётся. Аня ответила, что она будет его ждать, попросила его держаться и, по крайней мере, о детях и о ней не беспокоиться.
До Пятницкой Миша ехал долго. Движение было сильное, а значит, медленное. Телефон его, обычно в это время суток звонивший почти беспрерывно, в этот раз не беспокоил его. Миша ехал и вновь и вновь вспоминал свой последний разговор с Юлей у неё на кухне. Он перебирал эти воспоминания и всё пытался найти что-нибудь в Юлином поведении такое, что могло бы хотя бы намекнуть ему на то, что с Юлей было уже не так. На то, что в ней уже просматривалась какая-то тень надвигающегося страшного шага.
Тогда они сидели у Юли на кухне. За окном шёл довольно холодный майский дождик. Весна сильно запаздывала и всё никак не могла разыграться в полную силу.
Юля говорила, что день рождения прошёл хорошо, что на работе её поздравили весело, дружно и даже сделали остроумную газету, которую она Мише потом обязательно покажет. Она сказала, что ещё пару дней после самого дня рождения её поздравляли, всё несли и несли цветы, и что Миша наконец-то последний, и можно точно закончить принимать подарки, цветы, можно ничего уже не ждать, а жить дальше, как обычно, и что это хорошо. Она сказала, что очень боялась, что ей подарят котёнка или щенка, всех предупредила, чтобы этого никто не делал ни в коем случае, потому что догадалась, что на работе именно это сделать и собираются. Сказала, что не может пока, после своего покойного кота, никакое животное принять у себя в доме и не сможет никого так полюбить.
– Не трудись, Лёня! Это не важно. Те, с кем мы решали эти вопросы, и те, с кем я договаривался, тебе звонить не станут. А это так, возня. Ты зря нервничаешь. А если бы мне пришлось из-за каждого звонка, каждого мудака куда-то ездить, то что бы из меня сейчас было?
– А мне кажется, что необходимо срочно отреагировать, там очень… – начал быстро говорить Леонид.
– Не собираюсь реагировать! И звонить не буду, – оборвал его Миша. – И тебя прошу не дёргаться.
– Я вчера целый день на это убил! – уже сердито сказал Леонид. – Я не дёргаюсь, я просто высказал своё мнение.
– Я его услышал, – тоже резко сказал Миша. – И уже успел сказать своё мнение по этому поводу. Не надо лишних переживаний и нервов. Если ты понял, что с тобой этот вопрос обсуждать не хотят, значит, нечего туда и лезть. Значит, не твоего уровня вопрос. Понял?
– Я это как раз понял! – ответил Леонид, выпрямив спину. – Поэтому тебе всё это и излагаю. И считаю, что тебе надо подключиться, и срочно.
– А я считаю, что ты зря тратишь своё время и моё. Я не думаю, что мне нужно реагировать на все твои догадки и предположения, а уж тем более сломя голову мчаться в Петрозаводск или даже туда звонить. У меня умер близкий человек. Можно меня сейчас не отвлекать своими подозрениями?
– Миша! Я тебе сочувствую, – сказал Леонид, вставая, – у тебя умер близкий человек. Это горе! Но жизнь на этом не закончилась. Мы все над этим проектом работали! Не ты один этот Петрозаводск…
Миша хлопнул ладонью по столу, Леонид даже вздрогнул.
– Всё! Достаточно! До понедельника я слово «Петрозаводск» слышать не желаю. И тебе запрещаю туда звонить. – Миша сделал паузу. Он сидел, Леонид стоял. – Что-то ещё? Неужели ничего, кроме этого Петрозаводска, нас не беспокоит?
Леонид посмотрел в окно и помолчал минуту.
– В остальном всё нормально. С людьми из Омска я вчера встретился сам. Там всё понятно. Время на подумать у нас есть. У них тема интересная. Работы там много и на несколько лет. Договорились окончательно встречаться в конце ноября. Но придётся лететь в Омск. Извини, Миша, я с тобой вчера связаться не мог и принимал решение сам.
– Всё правильно, но подробнее об этом в понедельник. А что ещё?
– Да мелочи, Миша. В понедельник, значит, в понедельник.
– Спасибо, Лёня, – вставая, сказал Миша, – сегодня в четыре должны немцы подъехать, я им назначал. Отменять уже поздно. Сам их встреть, ладно? – на этих словах Миша вышел из-за стола и подошёл к Лёне.
– Хорошо, сделаю, – сказал Лёня. – А тебе помощь никакая не нужна?
– Нет, Лёня! Ничего не надо. Просто побудь за меня до понедельника. И постарайся меня не дёргать, пожалуйста, в эти дни.
– Хорошо. Сделаю, – сказал Лёня и пожал протянутую Мишей руку, – держись! – Он пошёл к двери, но не дошёл и остановился. – А всё-таки с Петрозаводском я бы не тянул. Позвони хотя бы. Вот чувствую я, что…
– В понедельник! – оборвал его Миша.
– Ладно! – кивнул головой Леонид. – Может, ты и прав. Извини, – сказал он и вышел.
Миша остался стоять посреди кабинета. Его просто распирало от гнева и досады. Он уже успел пожалеть о том, что отругал Лёню. В Петрозаводске было всё очень непросто, и ему там помотали нервы, когда он туда ездил. С трудом ему досталась эта трасса, и Ленина тревога была не напрасной. Сильно хотелось позвонить туда, наорать, поставить кого-нибудь на место. Делать этого, конечно, не нужно было ни в коем случае. Он и его фирма были сильно заинтересованы в этой дороге и в этой работе. Надо было выяснить, что там началась за возня в очередной раз. Но Миша боялся, что не сдержится и наломает дров, а разговаривать мягко и спокойно с суетливыми и хитрыми петрозаводскими чиновниками он сейчас не мог.
Миша выглянул из кабинета. Секретаря Валентины на месте ещё не было. Валентина, крупная дама сорока пяти лет, была очень ценным работником. Она работала у Миши уже шесть лет. Никогда ничего не забывала, всё содержала в идеальном порядке, слухов не распускала, своим голосом, особенно в телефонной трубке, могла, кажется, успокоить буйно помешанного или террориста. Единственно, пунктуальность не входила в число её добродетелей. С мужем она развелась, сын учился в университете. Ценный работник.
Миша вернулся за стол, взял ручку, листок и задумался. Он любил писать списки дел и задач. Когда дела и задачи были написаны в столбик по порядку, по степени значимости и срочности, они становились более конкретными, менее сложными, более выполнимыми и нестрашными. Отдельно Миша писал список проблем, от этого проблемы уменьшались в размере и даже количестве. Такие списки он писал исключительно для личного пользования.
Он посидел, посмотрел на листок, покусал кончик ручки и наконец вывел в левом верхнем углу листа цифру 1 и поставил точку. Какое дело или задачу написать рядом с этой цифрой, он решить не мог. Так и сидел пару минут, глядя на единицу и точку.
Вдруг в дверь тихонько постучали, затем дверь приоткрылась, и Валентина заглянула в кабинет. Она, как обычно, широко улыбалась.
– Доброе утро, Михаил Андреевич, – своим удивительным голосом сказала она, – если что, я уже на месте. Газеты принесла, всю почту сейчас проверю. За вчерашний день ничего не случилось. Я всех, как вы просили, предупредила, встречи все перенесла. В связи с этим хотелось бы кое-что уточнить…
– Валя, дорогая! А Лёню ты почему не предупредила? Он мне с утра устроил истерику, говорил, что дозвониться до меня не мог, – сказал Михаил, сидя и всё ещё держа ручку в руке. Пока он говорил, Валентина зашла в кабинет.
– Михаил Андреевич! Разумеется, я его предупредила, что вас целый день не будет и что вас беспокоить не нужно. Вы мне сказали, что у вас случилась беда и что это личное дело, я так, по крайней мере, Леониду Михайловичу и передала. Остальным ничего такого не говорила. Мол, непредвиденные личные обстоятельства и всё. Перед всеми извинилась, никто не в обиде. Но Леонид Михайлович… Вы же сами знаете. Его ничем не остановить. Кофе вам сделать?
– Да. Сделай, пожалуйста. И водички холодной принеси, – подумав, ответил Миша.
– И простите, Михаил Андреевич. Вы бы сразу могли сказать, если вы уже знаете, как вы намерены сегодня трудиться? Вы сегодня на месте или как?
– Валюша, милая! Не знаю пока. Я, пожалуй, до понедельника даже если буду здесь, то для всех меня нет. Тут такая беда стряслась… – Миша прикусил нижнюю губу и пару секунд молчал. Валентина хорошо знала Юлю. Юля даже помогала Валиному сыну поступить в университет. Мише очень не хотелось сейчас говорить на тему вчерашнего. – Вчера утром, точнее, ночью… Юля… Юлия Николаевна умерла. Я не стал вчера говорить, знал…
Валентина резким движением закрыла рот обеими ладонями и приглушённо вскрикнула.
Она Юлю знала хорошо. Они даже приятельствовали. Когда-то, года четыре назад, Миша помогал Юле делать дома ремонт. Помогал деньгами и организационно. Точнее, Валентина тогда занималась организационными вопросами и созданием у Юли иллюзии, что это Юля сама оплачивает ремонт, а этот ремонт стоит совсем недорого. Тогда они и подружились. А с Юлей невозможно было не подружиться.
Валентина долго плакала, пила таблетки, не могла отвечать на звонки, несколько раз уходила в туалет умываться.
– Как же это? Мишенька, как это – умерла? – вытирая и вытирая лицо мокрым платочком, говорила Валентина. – Что с ней случилось? Инфаркт? Инсульт? Мишенька! Горе-то какое!
Миша ничего не говорил. Он знал, что сказать Валентине правду можно, но это была не только его тайна. Он и не говорил правды. Умерла дома, скоропостижно – и всё. Валентина то успокаивалась, то снова плакала. Миша сидел с ней рядом у её рабочего стола.
– Валя, пойдём ко мне, покурим, – наконец предложил Миша.
Они сидели у него в кабинете и некоторое время молча курили.
– А Юлечка мне на прошлой неделе звонила, – тихо сказала Валентина, – и на позапрошлой неделе звонила пару раз. Да! Во вторник она звонила на прошлой неделе. Шутила, говорила, что взяла отпуск. Собралась, говорила, в Италию.
– Она тебе звонила? – удивился Миша. – А почему ты мне не сказала?
– Михаил Андреевич! Простите, но она звонила мне. Звонила вечером, просто поболтать.
– Валечка! Конечно… Извини… Но ты могла бы мне подробно рассказать, о чём вы говорили? Мне это очень важно.
– Михаил Андреевич, ничего важного мы не обсуждали. Просто Юля мне позвонила, и мы поболтали. Поговорили две немолодые женщины.
– А ещё раньше зачем она тебе звонила?
– Мишенька, что за вопросы? Теперь-то зачем?
– Поверь, именно теперь это очень важно. Мне нужно знать, зачем она звонила, как разговаривала, не почувствовала ли ты чего-нибудь странного в том, как Юля говорила, о чём говорила…
– Не припомню ничего странного. Разве что только Юля сама звонила и просто хотела поговорить. Много спрашивала обо всём. Да нет, Михаил Андреевич. Ничего необычного. Но то, что вы меня об этом спрашиваете, это действительно меня удивляет. Что случилось? Не пугайте меня.
Миша взял вторую сигарету подряд, подержал её в руках, подумал и закурил. Так они сидели несколько минут молча. Валентина ждала.
А потом Миша рассказал ей всю правду, которую знал. Валентина вся сжалась, сидя на стуле, обхватила голову руками и покачивалась, не проронив ни звука. Телефон за дверью кабинета надрывался, но они не обращали на него внимания. Мишин телефон тоже звонил несколько раз, но Миша выключил звук.
Валентина некоторое время была в оцепенении. Они ещё покурили, потом пили кофе. Она рассказала, что Юля звонила, просто расспрашивала, как дела у её сына Алёши, как он учится, нравится ли ему. Ещё она спрашивала, как дела на фирме, как дела и как настроение Миши. Ещё о чем-то говорили. Юля была как Юля, ничего особенного ни в её голосе, ни в том, как она говорила, Валентина припомнить не могла. Необычным было только то, что Юля позвонила три раза за десять дней и позвонила только чтобы поболтать. Она жаловалась на то, что её мучили мигрени, но они её всегда мучили. Сколько Миша Юлю помнил, её всегда мучили мигрени. Валентина вспомнила, что Юля сильно кашляла, извинялась и говорила, что старается меньше курить, вот и кашляет. Но Юля всегда старалась меньше курить и всегда кашляла. Нет, ничего особенного в тех её звонках Валентине не было.
Валентина рассказала всё, что вспомнила, и они пару минут сидели молча. Телефон продолжал звонить.
– Странное дело, – нарушил тишину Миша, – ужасно тревожно себя чувствую. Надо что-то делать, как-то надо что-то организовать. Володя уехал к отцу, вернётся вечером. Что-то делать нужно, у неё же никого не было.
– Что ты имеешь в виду, – щурясь опухшими глазами, спросила Валентина, – похороны, поминки?
– Ну да… Ну и то, что положено в таких случаях. Я не знаю…
– Не волнуйся, Мишенька, – это дело житейское, люди давно уже умирают. Дело обычное. Куда Юлю увезли?
– В морг… я не знаю… Володя знает.
– Дай мне его телефон, я подключусь. А ты езжай домой.
– Нет, вот домой, Валюша, я ехать не могу. Я лучше здесь посижу, мне надо подумать.
– Хорошо, посиди. Но только здесь я тебя от всех скрыть не смогу, кто-нибудь да прорвётся. Ну так что, Мишенька, можно я всё разузнаю и позанимаюсь Юленькой. Пожалуйста, мне так только легче станет.
– Только Бога ради, Валя, никому не слова про…
– Вы ещё очень юный и неопытный человек, Михаил Андреевич. Не пытайтесь меня сейчас обидеть. Вам понятно?
– Прости, Валентина… Прости, не подумал, что говорю. Он снова остался один и снова уставился на единицу с точкой на чистом листе. Нестерпимо хотелось действовать, что-то делать, но было совершенно непонятно, что именно делать и как действовать. Ещё очень хотелось уйти из кабинета и уехать куда-нибудь. Но только было ясно, что ехать совершенно некуда.
Он вдруг удивился тому, что ему совершенно никуда не хочется поехать. Не было такого места, где ему стало бы лучше или спокойнее из-за самого места. Мише стало ясно, что во всём огромном городе, во всей колоссальной столице у него нет по-настоящему любимого и дорогого ему места. Места, куда можно было бы поехать сейчас. Были только работа и дом. «А куда ещё? Не в спортзал же? – подумал он. И тут же ещё подумал, что в спортзал было бы даже лучше, чем домой. – Посидеть в сауне, а потом душ – было бы неплохо, совсем неплохо. Чёрт возьми, о чём я думаю!» – оборвал он сам себя.
А Валентина за дверью говорила по телефону своим совершенно обычным умиротворяющим голосом. Будто полчаса назад она не плакала. Она, конечно, была бесценным работником.
Миша встал, потому что уже не мог сидеть и смотреть на чистый лист бумаги и на бессмысленную единицу в углу этого листа. Он вставал и не знал, что будет делать дальше, но тут Валентина без стука открыла дверь в кабинет.
– Миша, я вспомнила, – сразу сказала она, – я же Юлю ещё в июне устраивала к психотерапевту. Только что вспомнила.
– Я об этом ничего не знал, – почти радостно сказал Миша, – рассказывай.
– Да тут и рассказывать практически нечего. Она к нему не стала ходить. Сходила пару раз, кажется, и ходить не стала.
– Всё равно рассказывай. Валя, пожалуйста, всё и подробно.
И Валентина рассказала, что как-то давно, больше года назад, в конце позапрошлого лета, Юля приехала к Валентине на дачу. Валентина устроила своему сыну Алексею весёлый день рождения. Были тогда на даче Алёшины приятели, несколько девушек. А Юля приехала на помощь и в качестве гостя. Весело поужинали. Молодёжь тогда оставили веселиться на даче дальше, а Валентина с Юлей решили им не мешать, поехали в город. Это Юля придумала отвалить. Валентина сказала, что сама так мудро не поступила бы.
И вот тогда, когда они ехали домой, Валентина была за рулём, ехать было долго, речь зашла о психотерапевтах. Валентина не вспомнила, как эта тема всплыла, но вспомнила, что Юля очень иронизировала по этому поводу. Валентина же рассказала про нескольких своих подруг, а подруг у неё было очень много. Подруг самых разных возрастов, профессий, достатка и с очень сложными судьбами. Так вот, она рассказала, что несколько её подруг, сначала одна, потом ещё несколько, ходили к психотерапевту, и все остались очень довольны, а некоторые до сих пор ходят. Юля стала язвить, а Валентина обиделась за своих подруг и сказала, что все они не девчонки, не бездельницы и что все они содержательные люди. Но все они что-то полезное для себя в этих визитах нашли, и им стало легче. А кому-то это здорово помогло. Во всяком случае, их как минимум кто-то выслушал и не отнёсся к их проблемам как к чепухе. И все говорили, что главное решиться и почувствовать доверие. Валентина сказала тогда Юле, что толком не знает, что там происходит на этих сеансах у психотерапевта, но и сама бы сходила, если бы почувствовала необходимость, а когда такая необходимость была, она ещё не знала про то, что можно пойти к такому специалисту. Юля тогда её выслушала и сказала, грустно шутя, что у неё есть опасение, что она давно уже является психотерапевтом для очень многих, только ей не платят. Валентина сказала, что она тогда тоже её коллега. Обе посмеялись.
– А в июне Юля мне позвонила, – продолжала Валентина, – спросила, не помню о чём, а потом вдруг поинтересовалась тем самым психотерапевтом. Я удивилась. Уж про медицину и околомедицину она знала всё. Но Юля сказала, что на работе никто не должен знать даже то, что она в принципе таким вопросом интересуется. Я спросила: «Что, засмеют?» А она сказала, не должны знать – и всё. Я пообещала узнать. Узнала у подруг, кто, что и как, перезвонила и рассказала ей. Дней через десять я Юле сама уже позвонила и поинтересовалась, как, мол, психотерапия, ходила ли она, довольна ли. Юля сказала, что ходила и поняла, что это точно не для неё. Сказала, что сам психотерапевт ей показался идиотом, пижоном и шарлатаном, который нуждается в участии психиатра. Ещё Юля сказала, что она не понимает, кем надо быть, чтобы ходить к такому специалисту. Она намекала на моих подруг и явно сердилась. Я тогда огорчилась и обиделась. Правда, Юля в тот же вечер сама перезвонила и извинилась, сказала, что была не в духе, наговорила мне лишнего. А про психотерапевта сказала, что это была просто плохая идея. Вот и всё. Миша внимательно выслушал Валентину.
– Валечка, пожалуйста, выясни у подруг, что это за психотерапевт, как его зовут и прочее, – чувствуя нетерпение и азарт, сказал Миша, – я очень хочу с ним переговорить.
– Когда выяснить, Михаил Андреевич?
– Немедленно. То есть прямо сейчас, пожалуйста!
Валентина вышла и закрыла за собой дверь. Миша потянулся за сигаретами, но передумал. Азарт и надежда прямо-таки переполняли его. Он сел за стол, взял ручку и быстро записал на листке:
«Поговорить с психотерапевтом.
Поговорить с Юдиными коллегами, лучше всего с Борисом Львовичем.
Ещё подробнее поговорить с Володей.
Постараться поговорить со следователем».
Миша написал это, подумал и ниже этого списка написал:
«Сегодня дать Валентине задание поднять всю документацию по Петрозаводску. Завтра с утра позвонить в Петрозаводск».
Под этой записью Миша провёл жирную, почти горизонтальную и прямую черту. Только тогда он взял сигарету и с удовольствием закурил.
***
Валентина довольно быстро разузнала, как зовут того самого психотерапевта, адрес места, где он принимает своих пациентов, и телефон. Звали этого человека Юрий Николаевич Горячий. Принимал он на Пятницкой в частной квартире.
Миша попросил Валентину позвонить туда. Автоответчик некоторое время говорил жизнерадостным мужским голосом: «Мы сейчас весьма заняты…» – ну и так далее. Валентина уже узнала также, что психотерапевты никакой информации о своих пациентах не дают и что-либо расспрашивать по телефону бесполезно и бессмысленно. Они решили с Мишей, что надо дозвониться и постараться записаться к нему на приём, а лучше просто договориться о встрече.
Валентина набирала и набирала его телефон, а Миша изнемогал от нетерпения. Почему-то он почувствовал полную уверенность в том, что разгадка совсем близка и что господин Горячий обязательно поможет понять и найти ту самую причину. Миша представить себе не мог, чтобы Юля… – Юля!… – могла пойти к психотерапевту. Для этого должна была быть очень серьёзная причина. И эта причина должна была прояснить многое, если не всё.
Наконец Юрий Николаевич Горячий ответил. Миша подбежал к Валентине, а она замахала на него рукой, сделала страшные глаза и прогнала его в кабинет. Так она всегда делала, когда нужно было кого-то уговорить, убедить, извиниться или наврать. Она могла всё это делать, будучи один на один с телефоном. При свидетелях её голос не звучал так мягко, дружелюбно, чуть виновато и обволакивающе. Валентина признавалась, после особенно удачно проведённых разговоров, что, когда начинает говорить, ещё не знает, что будет говорить дальше. Но чем сложнее задача стоит перед разговором или чем сильнее надо соврать, тем лучше у неё получаются импровизации, тем богаче звучит её голос и тем успешнее завершается разговор. Но при свидетелях она ничего не могла.
Миша ушёл в кабинет и ждал, стараясь смотреть в окно. Валентина говорила чертовски долго, минут десять. А Миша удивлялся тому, что уже второй день ничего практически по работе не делает, но ничего при этом не рухнуло, не сорвалось никакое дело. Если бы не стряслось то, что стряслось, работал бы он в поте лица, не было бы свободного времени, были бы телефонные звонки, встречи, люди какие-то. А тут он в работе не участвует. И ничего страшного. Это было странно и неожиданно. Он даже не понял, нравится ему это или нет.
Валентина зашла в кабинет, закрыла за собой дверь, потому что телефон у неё на столе снова зазвонил.
– Поговорила я с господином Горячим. С ним можно встретиться в четырнадцать тридцать. Прямо у него в кабинете. Он тебя примет, – сказала Валентина, подмигнула и даже слегка улыбнулась.
– Как это примет? Валюта, примет как кого, как пациента? Что мне нужно ему говорить?
– Михаил Андреевич, вы лучше послушайте, что я ему сказала. Этот Горячий ещё тот деятель. Он мне сразу сказал, что до декабря у него нет никакой возможности меня принять.
– А при чём здесь ты, Валюша? Мне самому нужно с ним встретиться, – чувствуя, что от нетерпения туговато соображает, сказал Миша, – или ты сама собираешься к нему ехать?
– Мишенька, дослушайте меня, пожалуйста, – сказала Валентина и выждала короткую паузу. – Я сразу поняла, что будет сложно с ним встретиться с наскока. А искать каких-то его друзей, подруг, чтобы поговорить в его свободное время, – дело долгое, а может, и бесполезное. Этот Горячий человек пафосный. Он сразу столько мне всякого своего профессионализма выдал, что я ему такого наплела, что вот, через полтора часа можно встречаться, – она замолчала и явно ждала вопроса.
– Ну! Ну говори, чего наплела, – сразу спросил Миша.
– Я сказала ему, что его рекомендовали как исключительного специалиста, что у нас, в свою очередь, исключительная просьба и предложение.
– Какое, Валюта?!
– Михаил Андреевич, простите, но я сымпровизировала. Сама не ожидала. Я сказала, что мы снимаем кино, и у нас возник ряд вопросов, нужна консультация. Я даже не помню точно, что ещё нагородила ему. Короче, он сказал, что у него есть сорок минут, чтобы встретиться в 14.30.
– Какое кино? Что ты такое нагородила?
– А я его предупредила, что приеду не сама, – сказала, разведя руками, Валентина, – сказала, что приедете вы. А вы главный. Он, конечно, был разочарован, что приеду не я. Но я его успокоила и сказала, что я не могу, мне уже сорок пять и мне тяжело будет к нему подниматься по лестнице. У него пятый этаж. Знаешь, Миша, он всё время шутил и сам над своими шутками посмеивался.
– Ну и как мне с ним теперь разговаривать? – грозно спросил Миша.
– Мишенька, опомнись! Как разговаривать? Какая разница! Речь идёт о Юленьке. Придёшь к нему и поговоришь. Что ж, он не скажет, думаешь? Думаю, скажет. Так что я добилась того, что вы просили. Вам же нужно было срочно. Пожалуйста! – Валентина горько усмехнулась. – А на кино он купился. Все хотят в кино. Я бы тоже купилась. Хорошая вышла ложь. Виртуозная.
– Ну ты даёшь! – только и смог сказать Миша. – Да-а-а…
– Я вам напишу на листочке его адрес, телефон и объясню, как к нему заходить, – сказала, выходя из кабинета, Валентина. Её телефон снова звонил. – Там всё непросто. Надо подъехать, набрать его, и он встретит. Там тайны мадридского двора. Алёо, – последнее она сказала уже другим голосом и в телефонную трубку, закрывая дверь в кабинет.
Миша стоял у своего стола. Он ещё раз посмотрел на список дел и проблем, взял маленький листочек, написал на нём телефон Володи, подписал рядом с номером: «Юдин брат». Через минуту он вышел из кабинета. Валентина говорила по телефону. Она попросила прощения у тех, с кем говорила, прижала трубку к груди и вопросительно посмотрела на Мишу.
– Вот номер телефона Володи, – сказал Миша, почему-то громким шёпотом, будто опасался, что его услышат говорившие с Валентиной неведомые ему люди, – позанимайся, пожалуйста. И ещё. Подними все документы и всю переписку по Петрозаводску. Там опять какая-то возня. Всё, поехал. Поговорю с доктором Горячим и позвоню.
Валентина выразительно кивнула, молча протянула ему листочек с адресом и телефоном доктора, оторвала телефонную трубку от груди и помахала Мише свободной рукой.
– Простите, Бога ради, я уже вас слушаю… – услышал Миша, выходя в коридор.
Он спускался по лестнице и думал, что надо бы узнать, какую Валентине платят зарплату в последнее время, и надо бы эту зарплату увеличить в любом случае.
Пока Миша ехал на Пятницкую по указанному адресу, он позвонил жене. Аня спросила, что и как, Миша сказал, что всё идёт своим чередом, что про то, как и когда они будут прощаться с Юлей, он узнает к вечеру, что беспокоиться не стоит и что он до сих пор не знает, во сколько вернётся. Аня ответила, что она будет его ждать, попросила его держаться и, по крайней мере, о детях и о ней не беспокоиться.
До Пятницкой Миша ехал долго. Движение было сильное, а значит, медленное. Телефон его, обычно в это время суток звонивший почти беспрерывно, в этот раз не беспокоил его. Миша ехал и вновь и вновь вспоминал свой последний разговор с Юлей у неё на кухне. Он перебирал эти воспоминания и всё пытался найти что-нибудь в Юлином поведении такое, что могло бы хотя бы намекнуть ему на то, что с Юлей было уже не так. На то, что в ней уже просматривалась какая-то тень надвигающегося страшного шага.
***
Тогда они сидели у Юли на кухне. За окном шёл довольно холодный майский дождик. Весна сильно запаздывала и всё никак не могла разыграться в полную силу.
Юля говорила, что день рождения прошёл хорошо, что на работе её поздравили весело, дружно и даже сделали остроумную газету, которую она Мише потом обязательно покажет. Она сказала, что ещё пару дней после самого дня рождения её поздравляли, всё несли и несли цветы, и что Миша наконец-то последний, и можно точно закончить принимать подарки, цветы, можно ничего уже не ждать, а жить дальше, как обычно, и что это хорошо. Она сказала, что очень боялась, что ей подарят котёнка или щенка, всех предупредила, чтобы этого никто не делал ни в коем случае, потому что догадалась, что на работе именно это сделать и собираются. Сказала, что не может пока, после своего покойного кота, никакое животное принять у себя в доме и не сможет никого так полюбить.