-----------------------------------------------------------------------
М., Государственное издательство детской литературы, 1963.
OCR & spellcheck by HarryFan, 2 November 2000
-----------------------------------------------------------------------

...И пойдут в неизвестность веков,
Преисполнясь тревоги,
Человечеству путь пролагать,
Умирая в дороге.
Иван Франко


На рассвете пошел дождь, и под дверь киоска начала просачиваться вода.
Альбер проснулся от холода и сырости. Роже лежал, скорчившись, как
младенец в утробе матери, и похрапывал. Поднятый воротник куртки и
надвинутый на уши берет закрывали его лицо - виднелись лишь густая черная
бровь да переносица.
- Вставай, приятель, мы сели в лужу, - невесело пошутил Альбер, тронув
товарища за плечо.
Роже встал, охая от боли, уселся на прилавок и начал артистически
проклинать все на свете. Он ругал Париж за то, что в нем бывают дожди,
осуждал "все эти чертовы штуки с атомными бомбами", потому что из-за них
определенно портится погода, и, наконец, посылал к чертям хозяина киоска
за то, что он оставляет эту жалкую развалину незапертой на ночь и только
вводит в заблуждение людей, мечтающих о спокойном ночлеге... Альбер
сказал, что хозяин киоска, пожалуй, ни в чем не виноват, но Роже возразил,
что этот раззява мог бы, по крайней мере, починить дверь, для своей же
пользы. Однако ругаться он перестал.
Альбер приоткрыл дверь, и в лицо ему хлестнул дождь. Набережная
Сен-Бернар была залита водой и тускло блестела в рассветной дождливой
мгле. По Сене и по лужам шла почти одинаковая, унылая, дрожащая рябь.
- Бр-р! - Альбер снова вскочил на прилавок.
- Придется идти, - подумав, пробормотал Роже. - Попытаем счастья на
вокзалах. На Лионском скоро придет поезд из Ниццы.
Они успели насквозь промокнуть, пока добежали до Аустерлицкого вокзала.
Потолкались там; работы не было. Они перешли на правый берег по
Аустерлицкому мосту, пошли по бульвару Дидро. Дождь утих, но над городом
висел студенистый туман и из него сеялось что-то невидимое и неотвязное.
Дул сырой ветер.
- И все это называется - весна! - сказал Роже, стуча зубами.
Оба они потеряли работу недавно, и до сих пор им удавалось добыть денег
хоть на ночлег. Сегодня в первый раз пришлось ночевать где попало - а тут
еще этот проклятый дождь!
На Лионском вокзале они дождались поезда из Ниццы, но к хорошим
пассажирам нельзя было и подойти. Роже долго обрабатывал какую-то
старушенцию, но она недоверчиво поглядывала на него и так быстро тащила
свой чемодан, что Роже в конце концов отступился. Зато им удалось
пробраться в туалет. Там они умылись, почистились, причесались и
наглотались горячей воды из-под крана, - стало теплей и голод на время
перестал мучить.
- Черт с ним, с вокзалом! - сказал Роже. - Пойдем к Виго.
- Не станет он с нами возиться, - возразил Альбер.
Все же они пошли. Виго плавал на одном корабле с Роже. Теперь он
работал официантом в бистро на улице Ледрю-Роллена. Роже случайно разыскал
его с неделю назад, и тогда Виго немного подкормил их, тайком от хозяина.
На этот раз хозяин все время торчал за стойкой: в бистро, по случаю плохой
погоды, было полно народу, и Виго не смог даже куска хлеба им дать. Но
зато он сказал:
- Не будь дурнем, Роже, побыстрей отправляйся со своим дружком в Пасси,
на улицу Тальма. Помнишь помощника капитана с "Нанси", Лебрена? Так вот,
он выдает замуж дочку, и по этому случаю в доме у него аврал: все
переставляют, чистят, моют. Он просил меня прийти помочь - понимаешь,
насчет ковров, мебели и всякое другое. Тебя он знает. Жратва будет
обеспечена, а может, и деньгами даст хоть немного. Эй, Жером! - крикнул
он, высовываясь на улицу.
Около бистро затормозил крытый грузовичок, и шофер, поговорив с Виго,
сказал:
- Лезьте в кузов, ребята, довезу вас до Трокадеро.
- В добрый час! - крикнул Виго и, не оглянувшись, нырнул в дверь.
От Трокадеро они шли по улицам Пасси, начисто промытым дождем, и яркая
весенняя листва влажно шумела и стряхивала тяжелые капли им на плечи.
Дождя уже не было, свежий ветер старательно разгонял тучи.
- Пожалуй, распогодится, - сказал Роже, поглядев на небо.
Альбер вдруг остановился, словно споткнувшись, и уставился на медную
дощечку, прибитую у калитки. Калитка вела в небольшой тенистый садик,
огороженный высоким каменным забором; в глубине садика виднелся
двухэтажный особнячок старинного типа - такие стояли тут, должно быть, уже
во времена Бальзака.
- Чего ты? - спросил Роже.
- Тут, оказывается, живет профессор Лоран, - сказал Альбер; глаза у
него были отсутствующие.
- Твой приятель?
- Что ты! Я у него учился.
Роже безразлично передернул плечами:
- Ну и что? Поторапливайся!
- Ты не понимаешь, - сказал Альбер, неохотно отходя от калитки. - Это
необыкновенный человек. Это гений.
- Гений? А если к нему зайти, он покормит?
Альбер не отвечал. Все это было где-то в далеком прошлом: университет,
нейрофизиология, опыты профессора Лорана, мечты о будущем... Сейчас об
этом не стоило даже вспоминать... не к чему...
...Не успел Раймон Лемонье прийти в редакцию, как его вызвали к шефу.
- Не в духе! - предостерегающе шепнула секретарша шефа, рыжекудрая
Катрин.
Раймон вошел в просторный темноватый кабинет и остановился у дверей.
Пейронель кивнул, указывая, на стул рядом со своим креслом: это было
знаком доверия. Раймон осторожно присел, искоса разглядывая мясистое,
тяжелое лицо шефа. Пейронель, видимо, и вправду был не в духе: нижняя губа
оттопырилась, придавая ему не то обиженный, не то надменный вид; он
хмурился и посапывал. Однако заговорил он, против ожидания, довольно
мирно:
- Слушайте, Лемонье, вы как, не робкого десятка?
- Вы, надеюсь, имели случай убедиться в этом на Арпажонском деле, - с
достоинством ответил Раймон.
- Ну, Арпажонское дело! Конечно, вели вы себя там неплохо. Но ведь это
была всего-навсего небольшая перестрелка полиции с бандитами. И полиция
вас охраняла.
- Как бы не так, полицейским было вовсе не до меня, - возразил Раймон:
его самолюбие было задето.
- Ну-ну, ладно, не петушитесь, - примирительно сказал Пейронель. - Я
ведь помнил об Арпажоне, когда прикидывал, кому бы поручить это дело. - Он
постучал ребром ладони по раскрытому письму, лежащему на столе. - Только
вот что: тут одной храбрости мало. Нужна выдержка, смекалка, умение играть
роль... и главное, запомните это, главное - умение держать язык за зубами!
- Он очень значительно поглядел на Раймона.
- Разумеется... - пробормотал Раймон, сгорая от нетерпения: похоже,
дело из таких, на которых можно сразу выдвинуться.
Пейронель с минуту разглядывал его, еще сильнее выпятив нижнюю губу:
- Да, дело сложное. Для начала - прочтите вот это!
Строчки письма резко загибались книзу, почерк был косой, стремительный,
словно летящий.

"...Кроме вас, мне не к кому обратиться. Я знаю: вы не откажете мне в
помощи. Поверьте, я ничуть не преувеличиваю: в любую минуту может
произойти катастрофа, и это будет ужасно, последствия трудно предугадать,
я сама знаю так мало! Я совсем одна, я, теряю голову. Вчера взяла расчет
моя верная Нанон: она держалась дольше всех, но и ей стало страшно. А мне
еще страшнее... Я не могу написать, что это такое... Это нельзя себе
представить, это невероятно и чудовищно. Я прошу о помощи не только для
себя... Если произойдет катастрофа, Анри погибнет, и не он один... Я пишу
потому, что по телефону скажешь еще меньше, а пойти к вам я не могу, - я
боюсь выйти из дому даже на полчаса.
Вы - единственный, кто сможет мне помочь. Вам нельзя приходить, вы
знаете, и вообще журналиста он не пустит в дом. Но я сказала, что мне
страшно, что мне нужна помощь и что я послала телеграмму в Лилль, просила
приехать своего племянника, Жозефа Леду, - он без работы и пока поживет у
нас. Умоляю, пришлите надежного и смелого молодого человека. Профессор
никогда в жизни не видел Жозефа. Жозефу двадцать четыре года; он высокий,
смуглый, темноволосый; хорошо было бы, если б ваш посланец хоть немного
походил на него. По образованию Жозеф - филолог. Я уверила Анри, что он
абсолютно надежный, молчаливый человек, что на него можно положиться.
Помощник в доме крайне необходим, и Анри согласился. Но помните, нужен
очень смелый и рассудительный человек. Вы не представляете, как все это
ужасно, как сложно и непонятно...
Помогите, умоляю вас, во имя памяти моего дорогого отца!
Ваша несчастная Луиза".

- Что же это значит? - ошеломленно спросил Раймон, возвращая письмо. -
Эта дама вполне здорова?
- Думаю, что да, - хмуро ответил Пейронель, - хотя от всех этих штук
легко сойти с ума. Но дело тут не в ней. Ее муж - профессор Лоран. Это имя
вам что-нибудь говорит?
- Как же, как же, - заторопился Раймон, стараясь сообразить, что же
ему, в сущности, известно о профессоре Лоране. - Он... медик, не правда
ли?
- Физиолог. Нейрофизиолог.
- Да, да, я уже вспомнил! Статья в нашей газете, осенью... профессор
Лоран устроил скандал, звонил...
- Именно. Кстати, поэтому я и не могу появиться в доме профессора. Он
считает, что я, погнавшись за сенсацией, повредил ему... чем, кто его
знает!
- Но как вы думаете, что же там происходит?
- Не знаю, - помолчав, сказал Пейронель. - Наверное, его чертовы опыты
дошли до какой-то опасной стадии. Он ведь работал все эти годы, как
одержимый.
- Но о какой катастрофе пишет мадам Лоран?
- Вот это я и хочу знать. За этим я вас и посылаю. И еще, конечно,
затем, чтоб поддержать и успокоить Луизу. Ей так не повезло, бедняжке!
Раймон вопросительно посмотрел на шефа.
- Да, не повезло, - повторил тот. - Первый ее муж погиб при
автомобильной катастрофе, они и года не прожили вместе. Луиза в двадцать
лет осталась вдовой. А в двадцать два года ее угораздило выйти за этого
сумасшедшего Лорана. Он старше ее на девятнадцать лет, но дело, конечно,
не в этом. Все эти три года ее жизнь была пыткой - бешеный характер,
нелюдимость и эти проклятые опыты, опыты, опыты! По-моему, он никогда и не
любил Луизу. Так или иначе, а он ей искалечил жизнь... да и состояние
Луизы тает очень быстро... - Он оборвал речь, тяжело засопел. - Ну, так
как: решаетесь идти туда? Вы же сами понимаете, это опасное дело. Словом,
идите и подумайте. Через час придете и скажете, как решили. Никому ни
слова, конечно. Идите.
- Мне нечего думать, я согласен! - сказал Раймон так решительно, что
редактор удивленно шевельнул кустистыми полуседыми бровями.
- Что ж, я рад. Внешность у вас подходящая для этой роли. Некоторый
опыт есть. Возьмите с собой чемоданчик с вещами и плащ: вы приехали из
Лилля, помните. Хорошо бы вам ознакомиться с трудами профессора Лорана. Но
за последние три года он ни строчки не напечатал. Попробуйте поговорить с
супругами Демаре, они вначале работали вместе с Лораном. Или - нет, не
стоит... Тут, во-первых, серьезные разногласия в научной области,
во-вторых, личная драма: Демаре отбил у Лорана жену. Так что говорить с
ними будет трудновато. Дальше: ни слова никому, нигде, никогда. Никто из
ваших знакомых не должен знать, что вы живете в доме профессора Лорана или
вообще имеете к нему какое-либо отношение. У вас есть семья? Нет?
Превосходно! А девушка?
- Нет! - решительно сказал Раймон и подумал: "Действительно, вовремя я
поссорился с Пьереттой!"
- Очень хорошо! Никаких новых знакомств. Никаких девушек. Ни капли
спиртного. Предупреждаю ради вашей же безопасности. Минимум раз в день
звоните мне. Вот вам телефоны - здешний прямой и домашний.
- Какова конечная цель моей работы? - спросил Раймон.
- Возможно, крупнейшая сенсация нашего времени. Ибо профессор Лоран -
гений, это я вам говорю. Он, вероятно, сумасшедший, а может быть, и
мерзавец, но он гений. Возможно, сенсации не будет, и вы просто поможете
женщине, находящейся в опасности. И в том, и в другом случае - деньги. И
продвижение вперед. Я не поскуплюсь - ни как редактор, ни как человек.
Луиза мне все равно что дочь.
Раймон поклонился и встал.
- Вот вам адрес. Желаю успеха!
Уходя, Раймон почему-то обернулся. Пейронель кивнул ему, в глазах у
него была тревога...


Раймон дернул проволоку звонка у калитки. Медная дощечка с именем
профессора Лорана потускнела. "Давно не чистили, ведь прислуга сбежала", -
подумал Раймон. На улице было тихо, чисто, зелено. Из-за высокого
каменного забора тянулись ветви старого каштана, розовато-белые свечи
сияли в его густой лапчатой листве. По дикому серому камню вился плющ.
Сквозь темный узор чугунных спиралей калитки Раймон видел дорожку,
вымощенную плитняком, высокие кусты вдоль дорожки и двухэтажный серый дом
в глубине сада. "Окна все занавешены... Да живы ли они там?" Раймону стало
не по себе. Он снова дернул за проволоку, и в ту же минуту приоткрылось
окошечко в массивной темной двери дома. Потом распахнулась дверь, и
худенькая светловолосая женщина почти бегом пробежала к калитке.
- Кто вы? - тихо спросила она.
- Добрый день, тетя Луиза! - уверенным тоном ответил Раймон.
- Жозеф! - Лязгнули тяжелые засовы, калитка открылась. - Здравствуйте,
Жозеф, я очень рада вам.
Помедлив, женщина привстала на цыпочки и осторожно прикоснулась губами
к щеке Раймона. Губы у нее были холодные и сухие. "Неужели ей всего
двадцать пять лет?" - удивился Раймон. Пышные светлые волосы ее были
наспех скручены в тяжелый узел на затылке; лицо казалось измученным до
предела, губы подергивались. Она подняла на Раймона большие светлые глаза,
окруженные тенями бессонницы: в них было затравленное выражение.
- Как хорошо, что вы пришли, - тихо сказала она. - Поговорим потом. -
Она покосилась через плечо. - Анри смотрит.
Раймон увидел - занавеска в окне второго этажа чуть шевельнулась.
Женщина пошла по дорожке к дому. На секунду Раймон заколебался. Он считал
себя храбрым, а сейчас чуть ли не впервые в жизни ощутил страх, - словно
темная, холодная вода прихлынула к сердцу. "Неизвестная опасность, тайна,
вот почему страшно", - сказал он себе и невольно коснулся револьвера в
кармане. Трудно было себе представить, что здесь, в чистеньком буржуазном
квартале Пасси, в этом мирном особнячке, придется пускать в ход оружие. Да
и против кого? Разве от всякой опасности защитит револьвер? И все-таки
прикосновение холодной стали успокоило Раймона - было в этом что-то
верное, надежное, понятное...
Они вошли в темную переднюю, Раймон повесил плащ на вешалку, поставил
чемодан. Витая дубовая лестница вела на второй этаж.
- Анри! - негромко позвала женщина. - Жозеф приехал.
Вверху скрипнули рассохшиеся половицы, послышались торопливые шаги.
Луиза вытянулась и замерла, неподвижно глядя на лестницу. В смутном свете
лицо ее казалось неживым. Раймон опять почувствовал неприятный холодок под
сердцем и рассердился на себя.
Профессор Лоран быстро сбежал по лестнице. Раймон еле удержал
восклицание испуга и удивления. Он видел фотографию Анри Лорана в газете;
он знал, что профессору сейчас сорок четыре года. Перед ним стоял
изможденный старик. Седые всклокоченные волосы, дергающееся лицо,
невидящие глаза фанатика в красных припухших веках... "Что это с ним?"
Профессор Лоран не поздоровался. Голос у него был высокий, резковатый.
- Жаль, что вы не приехали раньше. У меня уже есть помощник. Я
договорился.
- Но, Анри... - дрожащим голосом сказала Луиза. - Ведь Жозеф приехал по
вашему приглашению.
- Да, я знаю. Очень сожалею. Оплати расходы.
Он повернулся и легко взбежал наверх. Луиза кинулась вслед за ним.
Раймон стоял, не зная, что делать.
- Анри, умоляю вас, - говорила Луиза. - Я боюсь, я не могу одна. Я и за
вас боюсь... Анри...
Высокий голос профессора раздраженно произнес:
- Я же сказал: есть помощник. Специалист. Твой племянник ни черта не
смыслит. И я его не знаю.
- Но, Анри... Я боюсь... я не могу больше...
- Перестань! Глупо наконец. Пусть он переночует здесь. Мой помощник
придет завтра утром. Накорми, устрой, дай денег. Только смотри... - Голос
понизился до шепота.
Луиза спустилась вниз. Глаза ее были полны слез.
- Идемте, - прерывистым шепотом сказала она. - Это все так
неожиданно...
Она привела Раймона в маленькую комнату с окном в сад. В комнате было
прохладно, чуть темновато, но довольно уютно. На столике у кровати стояла
вазочка с увядшими фиалками.
- Это еще Нанон поставила. Она не захотела остаться ни одного дня после
того... - Луиза подошла вплотную к Раймону. - Что делать? Мой план
сорвался. Где и когда Анри мог найти помощника? Он ведь никуда не выходит.
- Наверное, он заподозрил что-то и хочет от меня отделаться, - сказал
Раймон.
- Не знаю. Но Анри не стал бы лгать. Я уходила и недавно вернулась. За
это время что-то случилось.
- Что же делать? - спросил Раймон.
Ему было досадно, так досадно, что страх исчез. Такая потрясающая
сенсация ускользала из-под носа!
- Не знаю. Просто не знаю. - В голосе Луизы звучала безнадежность.
- Хорошо. Ночь мне разрешили тут провести. Утром я заболею и не смогу
уехать. А там посмотрим.
- Ничего не выйдет. Анри не поверит.
- Посмотрим. Я не могу так легко отступить.
- Не знаю, что делать, - повторила Луиза. - Идемте обедать.
В столовой было полутемно - ее окна почти упирались в высокую каменную
стену, обвитую плющом. Резные дубовые панели, потемневшие от времени,
тяжелые балки потолка придавали комнате еще более мрачный вид; впрочем, и
все комнаты, которые успел повидать Раймон, выглядели мрачно. "Веселый
домик выбрал себе профессор, нечего сказать! - подумал Раймон. - Наверху,
наверное, посветлее, но все же..."
Обедали они вдвоем: Луиза пояснила, что профессор обычно ест у себя
наверху. В глазах у нее по-прежнему был страх. Раймон злился и напряженно
обдумывал, как остаться здесь. Он был уверен, что никакой помощник завтра
не придет.
- А в чем, собственно, надо помогать профессору? - спросил он.
- Очень во многом. Приносить книги из библиотеки. Доставать всякие
химикалии и приборы. Прибирать наверху. Наверное, помогать при опытах.
И... конечно, охранять Анри...
- От чего же? - нетерпеливо спросил Раймон.
- От... нет, это нельзя рассказывать... если вы будете наверху, вы сами
увидите, а рассказывать невозможно, да и не к чему... - Она вдруг
поглядела в глаза Раймону своим трагическим, безнадежным взглядом. - Вы
должны радоваться, что моя затея не удалась... поверьте мне! Я сейчас
как-то особенно ясно поняла, что не имею права подвергать человека такой
опасности...
- А вы сами? Разве вам эта опасность не угрожает?
- Я - другое дело. Я не могу уйти и бросить Анри. Это моя судьба.
- Вы не должны так говорить, - сказал Раймон. - При чем тут судьба? Но
я все равно не уйду отсюда. Я обещал шефу, что буду охранять вас.
Луиза устало пожала плечами:
- Что же вы можете сделать? Я вам очень благодарна, но...


- А я бы не пошел! - решительно заявил Роже. - Подумаешь: месяц без
работы посидел - и уже согласился в омут головой лезть.
- Мне же интересно, пойми ты! - возразил Альбер. - В этом была вся моя
жизнь... еще так недавно...
Они сидели на набережной Пасси и дожевывали бутерброды с сыром. У
Лебрена их неплохо накормили, а эти бутерброды толстуха кухарка сунула
Роже в карман, - "чтобы бедному мальчику было чем поужинать". Но не успели
они пройти сотню шагов, как почувствовали, что опять голодны. Тогда Роже
сказал, что глупо таскать бутерброды в кармане и глотать слюнки, раз у них
есть деньги на ужин и ночлег, а завтра Лебрен велел опять прийти с самого
утра.
Парапет набережной уже просох и даже нагрелся - солнце светило вовсю,
дождя как не бывало. В воде плыли легкие белые облака, пронизанные светом,
листва деревьев стала зеленей и гуще. Роже сбросил башмаки и вытянулся на
теплых плитах.
- Я вот чего не пойму: когда ты успел поговорить с этим своим гением? -
спросил он, ковыряя спичкой в зубах.
- Кухарка попросила меня сбегать за перцем и уксусом. Ты в это время
был в погребе.
- Ну и что же? Ты сам к нему подошел?
- Нет... или, может быть, да... Я не знаю, как это получилось. Я шел
мимо его дома и вдруг увидел лицо... вернее, глаза... Он стоял у калитки,
прижавшись лицом к прутьям. Вот так... и держался обеими руками за
калитку...
Роже сплюнул.
- Это - как арестанты в тюрьмах, - сказал он. - Они вот так смотрят в
окна. Влезут на подоконник и смотрят сквозь решетку. Я сколько раз видел.
- Я его не узнал сначала. Он очень изменился. Очень. По-моему, он
тяжело болен. Но он меня сам окликнул. Я даже не думал, что он меня
помнит.
- Если тебе это польстило, ты олух, - проворчал Роже. - Твою рыжую
шевелюру и очки всякий за милю узнает.
- Профессор Лоран - это не всякий. Такие люди рождаются раз в столетие.
- А ты считал? Ладно, я верю, не злись. Так что же он?
- Ну, он спросил, как я живу, и так далее. А потом сказал, что вполне
полагается на меня, потому что хорошо помнит меня по тем временам... по
работе на кафедре... и что я мог бы ему помочь. И предупредил, что это
очень опасно.
- Да в чем опасность-то? Взрывы у него, что ли, бывают?
- Взрывы? Не думаю... Еще он сказал, что берет с меня слово - молчать,
что бы ни случилось, и не вмешиваться, а только выполнять его поручения.
- Это дело, по-моему, плохо пахнет, вот что! - Роже сел и свесил ноги
через парапет. - Опасность, тайны какие-то, молчи как убитый. Что он -
фальшивомонетчик, что ли?
Альбер молчал.
- А насчет платы ты с ним уговорился? - спросил Роже.
- Нет... я об этом не подумал...
- Вот, пожалуйста! Гениям, конечно, не до этого.
- Он сказал, что ночевать придется у него. И работать день и ночь.
- И ты согласился?! - Роже побагровел от возмущения. - Нет, посмотрите
на этого олуха!
- Можно подумать, что у меня есть выбор, - сказал Альбер.
- По сравнению с такой штукой? Конечно, есть! Разбей первую попавшуюся
витрину и сядь в тюрьму. Можешь мне поверить - это безопасней, чем твоя
затея.
- Послушай, Роже, - терпеливо сказал Альбер. - В тюрьме сидеть я не
хочу. А нейрофизиология - это моя профессия. И я ее люблю. Все эти годы я
мечтал, что найду работу по специальности. А тут еще - такой руководитель,
как профессор Лоран.
- Хорошо. Ты мне все же объясни: какое отношение к науке имеют все эти
разговоры об опасности и тайне? Я ведь тоже не сегодня на свет родился!
- Этого я не знаю. Послушай, Роже! - Альбер положил свои длинные худые
пальцы на смуглую волосатую руку моряка. - Давай уговоримся так. Завтра у
Лебрена не много работы, ты справишься один. Если я не успею забежать к
Лебрену до того, как ты освободишься, - жди меня на площади Шопена, ладно?
Я хоть на минутку да появлюсь. Идет?
- Идет, - угрюмо сказал Роже. - Не нравится мне вся эта история, говорю
тебе.
- Ну, я посмотрю, что там такое, - примирительно проговорил Альбер. - А
тогда решим, как быть.
Роже снова лег на спину и закрыл глаза. Альбер сидел, разомлев от
тепла, от праздничного сверкания Сены, от блаженного ощущения сытости.
Мимо проплыла баржа; загорелая черноволосая девушка босиком ходила по
палубе, развешивая белье, и что-то напевала низким приятным голосом.
Колеблющиеся отсветы водяной зыби пробегали по борту баржи, смуглые
крепкие ноги девушки ступали легко и уверенно по чистым доскам палубы,
разноцветное белье пестрело на веревках, окно каюты было оплетено душистым
горошком, и все это было так мирно и спокойно, что Альбер следил за
баржей, пока она не нырнула в тень под мостом Пасси.
Не хотелось думать о том, что ждет его завтра в доме профессора Лорана.
Не хотелось думать ни о чем вообще. Только сидеть на нагретых камнях,
закрыв глаза, видеть теплый красный свет, проникающий сквозь веки, и
слышать легкие равномерные всплески воды... Больше ничего...
...Раймон сидел в своей комнате и читал "Восстание ангелов". Читал он
невнимательно: Анатоль Франс ему никогда особенно не нравился, да и не до
чтения было. Раймон прислушивался к каждому звуку в доме: вот тихие, еле
слышные шаги Луизы, вот она открыла какую-то дверцу, - должно быть, шкафа
или буфета... поворот ключа и легкий скрип... Наверху - шаги... Неужели
это профессор так тяжело ступает? По лестнице он бежал, как юноша. Вот
теперь - легкие, быстрые шаги... Наверное, что-нибудь перетаскивал. Черт
возьми, хоть бы одним глазком взглянуть, что у него там делается, наверху!
Уже темнело. Свет зажигать не хотелось, и Раймон отложил книжку. Что же
делать? Пойти позвонить шефу? Нет, не стоит. Нельзя начинать с жалоб на
неудачу. Да и уходить отсюда опасно: профессор, чего доброго, не впустит
обратно. Посмотрим, что будет утром.
В дверь тихо постучали: Луиза приглашала ужинать. Раймон с
удовольствием глотал рагу, хоть оно было приготовлено не бог весть как.
Луиза почти ничего не ела и с несмелой бледной улыбкой смотрела на Раймона
через стол. Она выглядела спокойней, чем днем, и даже немного
принарядилась: изящная белая блузка, воротник заколот бирюзовой брошью,
волосы хорошо уложены. "Да она, в сущности, прехорошенькая, бедняжка, -
подумал Раймон, потихоньку разглядывая ее. - Ей бы вырваться из этого
веселого местечка, да месяц-два пожить где-нибудь у моря. Право, чудесные
волосы, фигурка, словно у девочки-школьницы..." Он не замечал, что уже
открыто смотрит на Луизу, не сводя глаз.
- О чем вы думаете? - нервно передернув плечами, спросила она.
- О вас, - откровенно сказал Раймон. - Это ужасно, что вы ведете такую
жизнь.
Луиза опустила глаза.
- Я налью вам чаю, - тихо сказала она и вдруг замерла, прислушиваясь.
Сверху доносился частый стук пишущей машинки. Невероятно частый,
сливавшийся в сплошную дробь. То и дело звенели звоночки сигналов и
двигалась каретка. "Каждые полсекунды - строка, вот черт!" - подумал
Раймон. Призрачное оживление уже сошло с лица Луизы: это опять была
застывшая маска страха.
- Что вас пугает? - тихо спросил Раймон.