Крепкой подковой охватили Царицын войска атамана Краснова под командой лихих казацких генералов Фицхелаурова и Мамонтова. Бьют правильными маневрами, все сжимая подкову, упершуюся концами в широко разлившуюся Волгу. Белые знают: паденье Царицына - это путь к Москве и победе.
   Улицы Царицына, как улицы осажденной крепости.
   В центре города - каменный трехэтажный особняк бежавшего горчичного фабриканта, там - реввоенсовет 10-й армии. Жуткий обывателю дом. В нем засели Ворошилов, Сталин, гонящие всех на фронт из вымершего города. Отсюда прямой провод в Москву. Телеграф мерно выстукива-ет пишущуюся кровью русскую историю. Говорят, Сталин не спит ночей, все взял в железные руки и беспощадно ломает.
   Вместе с Сталиным, в особняке, глава ЧК Червяков с заплечных дел мастерами. Арестованных отвозят на Волгу. Посреди серебряной широкой реки на якоре - длинная черная баржа. Тут по ордерам Червякова принимают, расстреливают и спускают на волжское дно. Это, обещавший большевистской революции "отдать всю свою кровь каплю за каплей", Сталин пока что ведрами отдает чужую: это он "чистит конюшни", считая навозом живых людей. Имя Сталина в этой замершей провинциальной тишине произносится потихоньку.
   В полуразграбленном, пустынном особняке горчичного фабриканта командарм 10, Клим Ворошилов живет с женой Екатериной Давыдовной. Здесь полутемная спальня, Екатерина Давыдовна нарядная, изящная женщина.
   Она пролетает по городу на военном автомобиле в каракулевом манто. И многие чекисты косятся на занимающуюся туалетами в этом городе жену командарма.
   В третьем этаже особняка - реввоенсовет, политкомиссары, командиры. Вокруг Ворошилова - ни в Бога, ни в черта не верящая партизанщина: портной Ефим Щаденко, сын соборного протоиерея Минин, начштаба Руднев, начальник всей красной артиллерии фейерверкер Кулик, золотых дел мастер Магидов, солдаты и рабочие. Здесь на карте цветными шерстинками отмечают колебания фронта. Отсюда сыпят приказы. Иногда тут стоит мат, ругань, крики. В бурке, в кожаной куртке, перерезанной ремнями, с маузером на боку, кричит тут кряжистый слесарь Ворошилов.
   - Рухимович! Почему Саратов не шлет чресседельников и постромок?! "Дед", Кулик, где панорамные прицелы, недоданные по прежним нарядам?! Спишь, ядрена мать! - Командарм шумит, все знают: "Клим - ураган!"
   - Ефим! - орет Щаденке.- Закручивай срочно в Москву, чтоб гнали снаряды к орудиям и патроны, патроны! Чего там сидит наш Живодер? Только обещают, мать-перемать...- жестоко загибает любитель изящной словесности металлист-командарм, окруженный партизанщиной из портных, шахтеров, столяров, солдат, красных казаков, рабочих.
   Ночь. В зале горчичного фабриканта огонь. Заседает реввоенсовет. Белые наседают. Положенье пахнет катастрофой. А из Москвы вместо требуемых снарядов Троцкий прислал партизанам суровую телеграмму и царского генерала Носовича.
   Генерала Носовича Ворошилов отдал чекисту Червякову, и тот отправил его на Волгу на темнеющую баржу.
   - Конешно! - встряхивая головой, загораясь вспыльчивостью и гневом, в ночном заседании орет Ворошилов.- Мы - партизаны! В училищах и академиях не обучались! Не давали нам гады обучаться, за это сейчас многим и расплачиваемся. Но мы все - большевики, а не наемная сволочь. Мы своими мозолями и без "военспецов" от Троцкого - не отдадим Царицын!
   Молчаливый, потягивающий всегдашнюю трубку Сталин черкнул накриво на телеграмме Троцкого - "Не принимать во внимание". И дальше заседает реввоенсовет, шумит, гомонится Ворошилов.
   - Нам против Мамонтова конницу надо надежную бросить. А где ее взять? Думенко - мужик боевой, да хитрый и не наш. Если от Мамонтова туго придется, он и сбежать может. Неспроста прислал ему письмо генерал Краснов, обещает прощенье, если перейдет к белым. Ты, Ефим, за Думенко в оба гляди. Ему дай в помощь испытанных коммунистов. Есть там у него смелый, рассудительный мужик Буденный... надо присмотреться, он нам может подойти, тогда и выдвинем.
   Сумбурен, горяч командарм 10. Тут не регулярная армия, а - котел революции. Не стратегией и тактикой, а бунтовским напором сопротивляется казацким генералам Ворошилов.
   Но в Московском Кремле Ленин обеспокоен: - выдержит ли ворошиловский "народный напор" стратегию белых генералов? Проложил ли уж невзрачный товарищ "Коба" кровавую железную штангу в этом вздымающемся тесте партизанщины?
   В третьем этаже горчичного дома, на широкой постели красного дерева спит жена командарма, элегантная женщина Екатерина Давыдовна. А в штабе все еще дым цигарок, плевки, шум и мат.
   - Чего вы мне нос задираете? Кто я такой? Рядовой большевик, такими, как я держится и растет вся наша ленинская партия. Какие там в конце концов "мы - ворошиловцы",- шумит бунтарь-командарм-металлист. Но, что греха таить, уж чувствует себя крепко "красным генера-лом". Недаром не подчиняется директивам командующего фронтом, бывшего генерала Сытина.
   И Сталин, сотоварищ еще по подпольной работе в Баку, тиховато говорит в заседании, посасывая трубку.
   - Ты у нас, Клим, красный генерал от рабочих.
   - Брось, Сталин, очки втирать...
   Но, конечно, Ворошилов уж - боевой генерал. Хоть в стратегии и тактике не Бог весть уж как разбирается бывший слесарь, зато в бою в грязь лицом не ударит. Даже белые пишут о Ворошило-ве в "Донской волне" - "Надо отдать справедливость, если бывший слесарь Ворошилов и не стратег в общепринятом смысле этого слова, то во всяком случае ему нельзя отказать в способности к упорному сопротивленью и, так сказать, к "ударной тактике".
   Вот именно эта русейшая "ударная тактика" сделала из Ворошилова подлинного народного бунтарского вождя, понятного каждому мужику, рабочему, красноармейцу.
   - Он, Клим-то наш, он гярой! Под Лихой с немцем схватился за моё-моё!
   Ворошилов во многих боях показал присутствие духа. Бросался и сам с своими бунтарями на пулеметы. Вокруг него преданная командарму 50-тысячная партизанская красная вольница. Но эта буйная, отбивающая атаки казаков, никому, кроме Ворошилова, не подчиняющаяся царицынская вольница стала поперек горла и командованию Южного фронта и предреввоенсовета Троцкому. На Ворошилова ежедневные жалобы главкома и фронтового командованья: Ворошилов не исполняет приказаний, Ворошилов не отвечает на запросы, Ворошилов присланных Троцким генералов сажает на баржу. А телеграммы Троцкого рвет Сталин.
   И вот вместе с борьбой на фронтах закипела борьба за фронтом. Борьба Троцкого со Сталиным - Ворошиловым.
   6. Борьба с Троцким
   Троцкий сразу понял, что в Царицыне куется ему оппозиция недолюбливающих журналиста национал-бунтарей. Об оппозиции донесли предреввоенсовету наушники и осведомители. "Унтер-офицерская оппозиция", усмехнувшись, назвал царицынцев Троцкий. И началась война телеграмм.
   Одну за другой слал Троцкий в ЦК и Ленину: "Категорически настаиваю на отозвании Сталина. На царицынском фронте неблагополучно, несмотря на избыток сил. Ворошилов может командовать полком, но не армией в пятьдесят тысяч человек. Я обязал их дважды в день представлять оперативные и разведывательные сводки. Если завтра не будет это выполнено, я отдам Ворошилова под суд и объявлю об этом в приказе по армии".
   Уже казалось, что Троцкий выиграл бой: Ленин вызвал Сталина из Царицына. А на разнос Ворошилова к волжскому городу, похожему на военный лагерь, двинулся "поезд предреввоен-совета", в салон-вагоне которого Троцкий писал приказы, фельетоны, воззвания, статьи.
   Острый, желчный журналист, окруженный штабом комиссаров и бывших офицеров, чувствовал прекрасно эту восточную борьбу, в которую пошел против него посасывающий трубку, невзрачный "Коба". Вокруг Ворошилова против Троцкого Сталин собрал окруженье из партизан, рабочих, портных, солдат, мужиков, у которых Троцкий не в чести.
   - Мне нужен надежный левый фланг Южного фронта! И я добьюсь его какой угодно ценой! - Как всегда свысока и надменно кипятился в салон-вагоне Троцкий перед главкомом Вацетисом и хитрейшим председателем ВЦИКа Свердловым. Но Свердлов и Вацетис прекрасно понимают, что дело не в одном "левом фланге Южного фронта".
   В обтрепанной солдатской шинели, в кепке, в высоких сапогах Сталин на одной из станций вылез из встречного, шедшего из Царицына, поезда и пошел к вагону Троцкого легкой походкой лезгина. Этот человек вошел тихо и даже любезно.
   Троцкий, приняв Сталина, заговорил о "левом фланге Южного фронта", Сталин скромен и не выражал никакого непокорства. Только раз перебил всемогущего предреввоенсовета.
   - Но неужели ж, товарищ Троцкий, вы хотите их всех выгнать? Бросьте, они хорошие ребята.
   - Эти хорошие ребята,- разгорячился Троцкий,- погубят революцию, которая не может ждать, пока они выйдут из ребяческого возраста! Я не знаю, кого я выгоню, но кого-то выгоню! Я требую одного, товарищ Сталин,включить Царицын в советскую Россию! Поняли? Мне нужен надежный фланг Южного фронта!
   Щуря желтые глаза, посасывая трубку, Сталин вышел из купе всемогущего предреввоенсове-та. Было даже непонятно, зачем приходил этот хитрый крепкий человек, которого Троцкий выбросил из Царицына в Москву.
   А через несколько часов Троцкий подъехал к осажденному "Красному Вердену".
   Ворошилов не встретил предреввоенсовета на вокзале. Занят. Вместо него прибыл хитрый и отчаянный политкомиссар портной Щаденко. Наушники доносили: в особняке горчичного фабриканта не только куется ненависть лично против Троцкого, но вообще царит "русский дух" с выпивоном, с бабами и даже мало-мало тянет антисемитизмом в сторону "Лёвы". Конечно, они тоже марксисты, ленинцы, большевики, но так - "чуть-чуть".
   Ворошилов принял Троцкого в комнате заседаний. Перед самым приездом вспылил, по-мужичьи ругался матерными словами, что посмел бывший меньшевик, заграничный эмигрант Троцкий, и Россию-то видавший без году неделю, приехать к нему, потомственному пролетарию Донбасса, грозить вымести большой метлой коренных пролетариев и заменить их царскими генералами.
   Объясненье деловое. Троцкий с секретарем, Ворошилов с начальником штаба, Ворошилов в желтой кожаной куртке, перерезанной ремнями, с маузером на боку, бурку скинул, бросил на стул, он только что приехал с северного участка своего фронта.
   Троцкий в защитной форме.
   Когда сели, Троцкий заговорил, протирая платком стекла пенсне.
   - Товарищ Ворошилов, прежде всего я считаю себя как предреввоенсовета обязанным поставить вам кардинальный вопрос!
   - Пожалуйста,- Ворошилов в переносье свел брови, это признак, сейчас вспыхнет и - ураган!
   - Считаете ли вы нужным во имя победы революции исполнять неукоснительно все приказы комфронта и главного командованья?
   - Я считаю нужным исполнять те приказы, которые признаю правильными! и заиграл пальцами заложенных за ремни рук.
   Этого не ожидал даже Троцкий. Это уж слишком. "Вот она откуда идет сталинская интрига. Но он ее вырвет сейчас с корнем!"
   - Товарищ Ворошилов, как предреввоенсовета, ответственный за состоянье всех фронтов республики, заявляю вам, если вы не обяжетесь точно и безусловно выполнять все приказы и оперативные задания, я вас немедленно отправлю под конвоем в Москву для предания суду ревтрибунала!
   - Что! - вскрикнул Ворошилов и, встав, отбросил упавший стул.- Я, товарищ Троцкий, не умею дипломатничать! Я по-своему, напрямки! Оставаясь командующим царицынской армии, буду исполнять все приказы, которые по обстановке будут правильными! Я думаю, что мне тут виднее, чем вам там с горки иль главкому Вацетису! Вы прислали генерала, белогвардейца, а где этот Носович теперь, я вас спрашиваю? Он сбежал к белым через фронт, после того, как по вашему приказу мы его не расстреляли, а освободили с баржи! А что касается трибунала - сделайте милость! Не мне, рабочему-ленинцу, да ленинцу-то постарше вас! бояться трибунала! Сам работал в чеке, пусть судят!
   Ворошилов взбешен.
   Но взбешен и Троцкий.
   - Я сказал свое, как знаете. Время партизанщины отжило, если мы будем дальше становиться на эту рельсу, то с нее сойдет поезд революции. А что касается побега Носовича, то уверены ль вы, что он не оттого бежал к белым, что вы вместо работы посадили его в чеку? У Сытина он не бегал. Вы знаете, сколько у нас в армии военспецов? 30 000! Что ж, вы хотите всех их заменить партизанами?
   - Я знаю, сколько со мной батрацких рук в Донбассе продиралось сквозь осиное гнездо кулацко-казацких армий! Я знаю, сколько величайшего геройства проявили эти простые и необученные военным премудростям бойцы и командиры! И знаю еще то, что под командой ваших царских генералов и полковников они в бой не пойдут!
   - А это мы посмотрим...
   Эти люди разны во всем. В культуре, в уме, в мышленьи, в темпераменте, в наружности. Типичный еврей с острым, чуть жестоким лицом и восточной шевелюрой черных, вьющихся волос над большим и широким лбом и типичный русский широконосый, скуластый рабочий с разведенным по-русски подбородком и упрямыми, как гвозди, глазами. Разговор был резкий. Но Троцкий не отправил Ворошилова под конвоем в Москву. И Ворошилов Троцкому не подчинился.
   Ночью, ложась на диван в третьем этаже горчичного дома, Троцкий говорил секретарю: "Вижу, вижу, что Сталин тут тщательно подобрал всех людей с отдавленными мозолями".- Троцкий усмехался, обдумывая, кого снять, кого переместить, кого кем заменить в Царицыне.
   Но в Москве Сталин уже вывернулся из-под Троцкого. Наутро, проведшему бессонную ночь, предреввоенсовету подали верховную телеграмму Ленина: "Сегодня приехал Сталин, привез известия о трех крупных победах наших войск под Царицыным ("Победы,- усмехнулся Троцкий,- какая ложь! Это ж чистый блеф!") - Сталин убедил Ворошилова и Минина, которых считает очень ценными и незаменимыми работниками, не уходить и оказать полное подчинение приказам центра. Единственная причина их недовольства, по его словам, крайнее опоздание и неприсылка снарядов и патронов, отчего также гибнет двухсоттысячная и прекрасно настроенная кавказская армия..." - Троцкий уже понял, что Сталин обошел "хозяина".
   "Сообщая вам, Лев Давыдович, обо всех этих заявлениях Сталина,- читал дальше,- я прошу вас обдумать их и ответить, во-первых, согласны ли вы объясниться лично с Сталиным, для чего он согласен приехать, а во-вторых, считаете ли вы возможным на известных конкретных условиях устранить прежние трения и наладить совместную работу, чего так желает Сталин. Что же касается меня, то я полагаю, что необходимо приложить все усилия для налажения совместной работы со Сталиным. Ленин".
   Троцкий ухмыльнулся. Знал, что Сталин лучше понимает "разинские струны" Ильича и лучше умеет обойти верховного. Ведь недаром же Ильич сам посылал Троцкому записочки на заседаниях: "А не прогнать ли нам всех военспецов поголовно?"
   И уж не встречаясь с вспылившим командармом, Троцкий телеграфировал в Кремль: "Согласен встретиться со Сталиным. Оставлять дольше Ворошилова после того, как все попытки компромисса им сведены на нет, невозможно. Нужно выслать в Царицын новый реввоенсовет с новым командиром, отпустив Ворошилова на Украину. Троцкий".
   Ворошилов наутро писарским почерком самоучки, зло сведя над переносьем брови и сыпя отборную ругань, писал прощальный приказ по армии с призывом "также упрямо и беспощадно бить врага до полного его уничтоженья".
   Сумрачный, грохая по третьему этажу подкованными смазными сапогами, прошелся по комнатам. И войдя в штаб, бросил машинистке приказ переписать. Ворошилов выехал из Царицына разбитый, с глубоко запавшей в душу местью сосчитаться с "полуленинцем".
   С ближайшим окруженьем и Екатериной Давыдовной ехал в Москву, где представителя их царицынской армии матроса Живодера уже ликвидировал Троцкий. И где в "Правде" друг Троцкого, редактор Сосновский, к приезду Ворошилова в отделе "Маленькие недостатки нашего аппарата" поместил подробное описанье одного из царицынских кутежей Ворошилова с друзьями, когда после удачного боя на трех разухабистых тройках катали с девками, пьяные, и как в одной деревне, вспомнив старинку, вприсядку плясал командарм 10, набуянил и набил кому-то морду. Вообще... "дискредитировал советскую власть".
   Ворошилов понял, что это Троцкий из Царицына прислал своему другу тщательно собранный материал сплетен о "расейском размахе" жизни командарма 10.
   - Ну, и морду набил! Ну и пил! Ну да! Ну, с бабами пьянствовал! Что ж, если я командарм, так я и человеком перестал быть?
   Но в "Правду" все ж написал опроверженье, что ничего подобного не было, что все это "брехня контрреволюционных элементов".
   Долго боролись с Троцким Сталин и Ворошилов. Через 10 лет свалили и выбросили в Турцию. Непокаявшийся же твердокаменный троцкист, редактор "Правды" Сосновский уже 5-й год сидит у Сталина в тюрьме, подвергаясь таким допросам и избиениям, каких он в царских централах и не видывал. Парадоксы истории - неудобная вещь.
   Выезжающий из кремлевских ворот министр-слесарь несентиментален. И с людьми, вставшими ему на пути, расправляется круто.
   7. Буденный
   Но в том же 1919 году популярность Ворошилова в армии вспыхнула даже сильнее, чем под Царицыным. Это было на Южном фронте в момент, когда в руководстве гражданской войной "линия Сталина" стала побеждать "линию Троцкого", когда Сталин уже поставил перед Лениным и ЦК свои три условия, из которых первое было: "Троцкий не должен вмешиваться в дела Южного фронта и не должен переходить за его разграничительные линии". Это условие было подкреп-лено заявлением Сталина - "иначе уйду, куда угодно, хоть к черту!". И все условия, как сообщает сам Сталин, Лениным были приняты.
   1919 год для красного Кремля - самый грозный год гражданской войны, полный зловещих катастроф. Это год успехов у белых. Быстрыми маршами шла белая армия в этом году на Москву. Освобождены уж Донская и Кубанская области. Под ударом армии Врангеля пал "Красный Верден". Занята Украина. И белые стремительно бросились к Орлу и Туле.
   Это путь на Москву.
   Среди этих поражений белые нанесли Кремлю и еще один самый сокрушительный удар: казацкая конница генерала Мамонтова, прорвав под Воронежем красных, ринулась на север в тыл, сметая все на своем пути.
   Эффектный удар. В четверо суток Мамонтов прошел двести верст. Лихими набегами его конница заняла Тамбов, Козлов, Лебедянь. В Кремле полная растерянность. У казаков нет препятствий по пути на Москву. Но вместо похода на Белокаменную, обремененная награбленным добром на седлах и в обозах, казацкая конница начала, снижаясь, падать. В этих набегах казаки грабили все; даже в церквах, сначала перекрестясь широким крестом,"прости, мать-богородица, все равно у тебя большевики отберут",- срывали с икон золоченые ризы. Марш на Москву отпал, казаки не захотели идти, с добром поехали назад в свои станицы.
   А именно в этот момент у красных не было им сопротивления.
   Но выученные мамонтовским рейдом, командовавший всеми фронтами Харьковского округа Ворошилов и командующий Южным фронтом Егоров вошли с представлениями к главе реввоенсовета Южного фронта Сталину о немедленном формированьи крупных конных масс по подобию мамонтовских.
   Сталин вошел с представленьем в Москву. Обстановка была за Сталина, да и сам предревноен-совета Троцкий уже выбросил очередной лозунг "Пролетарии на коня!". И Ворошилов стал организатором и главой прославленной, легендарной Первой конной армии.
   Но, кроме главы реввоенсовета, бунтарского металлиста, конной силе надобился и военный рубака-вождь. Их было много, красных кавалеристов-рубак.
   Большой славой пользовался удалой казак, командир корпуса Думенко, царский солдат, с кирпичом вьющейся черной до пояса бороды. Но Думенко создан по образу и подобию Степана Разина и не подошел в вожди коммунистического войска. Рассказывают, когда Думенко отбил у белых станицу Каменскую, вечером к нему в хату вошли командиры, в хате горела тускло лампада, и Думенко на коленях стоял перед иконой, покрытой отбитым у белых знаменем с волчьей головой. Обернувшись на шаги, Думенко злобно бросил: "Идите, идите к... матери, не видите, молюсь..."
   Популярен был и красный конник темного происхождения, сын ростовского дна Жлоба, но деклассирован, ненадежен. Были прославлены в конных атаках бывшие урядники, казаки Городовиков, Ракитин, Летунов, Апанасенко, Тимошенко, Тюленев, но из них никто не подходил Ворошилову, кем бы оглавить красную конницу.
   Глаз Ворошилова остановился только на подручном Думенки, замечательном наезднике, царском вахмистре Приморского драгунского полка, лихом рубаке, пользовавшемся любовью конников, комдиве Семене Буденном.
   Надо сказать, выбор не подвел Ворошилова. Через год имя вождя легендарной конармии, прославившегося в войне с Польшей, гремело (без иронии) на весь мир. И если даже в Советах он заслужил названье "красного Мюрата", то у поляков его удостоили тоже неплохим именем "советского Маккензена".
   Эта генеральская популярность так укоренилась за Буденным, что оскорбленный народный комиссариат по военным делам от 11 июля 1920 года выпустил даже официальное сообщенье: "Хотя товарищу Буденному приходилось и приходится бить русских, польских и французских генералов, но сам он бывший унтер-офицер". Даже подлинным чином вахмистра не решилось назвать Буденного пролетарское военное министерство.
   Рослый, ладно скроенный, с грубоватым красивым крестьянским лицом, с выхоленными на царской службе пышными, словно конскими, усами, с молодцеватой выправкой и резким голосом, привыкшим к команде, сверхсрочный вахмистр С. М. Буденный, как нельзя лучше, подошел к роли русского Мюрата.
   Он - кавалерист - солдат с 1903 года, участник японской войны, где отличался в боях с хунхузами, и мировой, в которой побывал на германском, австрийском и кавказском фронтах, проделав Баратовский поход в Персию. Он лучший ездок во всей кавказской кавалерийской дивизии, выученик школы верховой езды в Петербурге. Этот 34-летний, сверхсрочный вахмистр в революцию нюхом почувствовал, куда идет дело в российском огне. И, не пожелав оставаться вахмистром, а захотев стать генералом, добился и этого званья и военной славы.
   Буденный вступил в командованье 1-й конной армией при главе реввоенсовета и заместителе командарма Климе Ворошилове и его помощнике портном Щаденке.
   В Старом Осколе еще под напором белых, в первый раз собрался этот свежесформированный реввоенсовет из слесаря, портного и сверхсрочного вахмистра. Здесь был отдан Ворошиловым первый приказ, в котором говорилось, что "перед реввоенсоветом 1-й конной стоит задача просветить славных буденовцев и сделать их сознательными, верными бойцами за общечеловеческие идеалы".
   Слитая из мужиков-партизанов, красных казаков, калмыков, черкесов, бандитов, во главе с командирами царскими солдатами, ставшими генералами, эта странная 1-я конная армия прежде всего была глубоко национальна и антикоммунистична. Эта, в корне мужицкая, с ненавистью к городу, к богачу, к интеллигенту вольница была из еще гуще, чем в Царицыне, замешанного теста. Не только уж Троцкому, а самому захудалому комиссарику из интеллигентов, в ней не было места. Тут сведены 17 000 мужичьих, бунтарских, разбойничьих, не верящих ни в черта, ни в дьявола сабель. Степная конница рубак-буденовцев о коммунистах отзывалась не иначе, как с полным презреньем.
   - Каму-ни-сты? Камунисты - сволочь. Мы не камунисты, мы в доску большевики. Рубать нас учить нечего, а по части политики сами с усами, знаем, за что деремся! В лепешку расшибемся за нашу крестьянскую власть! И буденовцы гнали из 1-й конной комиссаров-коммунистов.
   Первый парад этой армии мужицкого национального бунтарства, оглавленный крепким солдатом Буденным, перед отправкой на фронт принял всесильный наркомвоен Троцкий, окруженный царскими генералами и коммунистами-комиссарами.
   На великолепно убранных, краденых и в боях отбитых конях таким лихим маршем неслись перед Троцким буденовцы, что Троцкий не то действительно пришел в восхищенье, не то сделал вид. Во всяком случае, после парада, пожимая медвежью, мужичью руку бывшего полкового наездника Буденного, поздравил его и проговорил:
   - Товарищ Буденный, я хотел взять сюда хор трубачей, но когда увидал, как прошла ваша конница, понял, что ни один хор не мог бы так стройно сыграть, как стройна музыка ее подков.- До смерти любил "красивую" фразу Троцкий.
   Буденный хмыкнул в пышно-холеные, как конский хвост, усы. Такие речи солдату были смешноваты и малопонятны. Не зная, что сказать, откашлявшись, проговорил:
   - Прикажите, товарищ Троцкий, идти на Мамонтова. Мы эту золотопогонную сволочь безусловно вдрызг разобьем!
   И Троцкий, указывая на тронувшуюся красную кавалерию, сказал очередную, "историческую" фразу подобострастно окружившим его царским генералам:
   - Глядите, господа генералы, какую конницу сумел создать наш русский мужик! Так не проходили, вероятно, и царские кирасиры на Марсовом поле.
   Да, это действительно лихая и совершенно особая конница. Но не Троцкому управлять этой степной мужицкой силой. Для нее он иностранец. Даже коммуниста-рабочего, члена РВС 1-й конной, Клима Ворошилова и то встретили с насмешкой красные рубаки.
   Родившийся на спине коня, старый казак, красный комбриг, словно вымахнувший из Запорожской Сечи, Ока Иванович Городовиков, усмехаясь в висячие казачьи усы, осматривал посадку рабочего Ворошилова, подъезжавшего к строю.