Страница:
— Но у них же одинаковая мощность полей!
— Это я знаю без вас. Меня интересует, как он себя поведет при встрече. Что вы на это скажете? — Рент повернулся главному кибернетику и смотрел на него так, словно тот собственными руками разрушил управляющую аппаратуру тнка.
— Если в его блоках такие же нарушения, как на геологических кибах, то предсказать заранее ничего нельзя.
— Ну вот и давайте посмотрим, раз уж главный кибернетик не знает, что из этого выйдет.
Ноль второй шел не точно по краю зоны. Временами он пересекал выдающиеся в сторону песчаные языки, и тогда его защитный купол начинал переливаться всеми цветами радуги.
Ноль первый, точно выполнив команду, развернулся и сейчас, срезая дугу, шел наперерез ноль второму.
— Какое до них расстояние? Как долго он останется в зоне действия наших локаторов?
— После точки встречи, если он не изменит направлении, его закроет вон та гряда.
— И больше мы его не увидим?
— Только спутник и камеры ноль первого.
— Этого мало. Я не хочу выпускать его из-под контроля. Пошлите глайдер с камерами к точке встречи. Пошлите ноль двадцатый.
— Вы хотите, чтобы нейтринная пушка…
— Вот именно. Я хочу, чтобы у нас был над ним полный контроль в любой точке маршрута. Вы меня поняли?
— Сейчас они встретятся. — Этот возглас дежурного оператора заставил всех, кроме главного инженера, набиравшего программу для глайдера, вновь повернуться к экранам. Ноль первый, опередивший ноль второго метров на двадцать, теперь развернулся и встал у него на пути. Через секунду силовые поля должны были соприкоснуться. Если ноль второй не снизит скорости, то энергетическая вспышка от взаимодействия защитных полей может повредить обе машины. Стоявшие у экранов люди затаили дыхание… Ноль второй вдруг окутался целым облаком пыли.
— Он включил тормоза! Смотрите, разворачивается, значит, логические блоки в порядке. Что это?! Там, на корме?!
Все уже видели, как на корме развернувшегося танка приоткрылась амбразура. Ослепительно синий луч нейтринной пушки вонзился в силовое поле первого танка.
— Увеличьте мощность защитного поля! Включите форсаж генераторов!
Ни одно поле не могло противостоять удару нейтринного излучения. На том месте; где только что стоял танк, вспух голубоватый шар плазмы. Секунду казалось, что он застыл на месте, словно границы уничтоженного защитного поля все еще сдерживали его стремительное движение, потом, перепрыгнув через невидимый барьер, шар дыма стал распухать, наливаться багряными кляксами, какими-то ошметками оплавленной лавы и металла, облаком раскаленных паров в, словно вздохнув, в следующую долю секунды разметал все это по песчаной прогалине. Ноль второй уходил от места встречи на полной скорости, в глубь зоны. Грибовидное облако взрыва на экранах все еще увеличивалось в размерах, его крайняя часть догнала уходящий танк, и защитное поле ноль второго налилось зловещим малиновым светом.
— Этого я не понимаю! — Главный кибернетик скрутил маршрутный чертеж в трубку, потом расправил его и, видимо забыв о том, что у него в руках, скомкал и отбросил его в угол рубки. — Он может выйти из строя. Внешнее воздей— ствие может разрушить в сложной системе электронного кристаллического конда какие-то цепи, но никакое воздействие не может заменить одни цели другими, заменить одно задание другим, а ведь произошло именно это!
— Вы хотите сказать, ни одно стихийное воздействие этого не может, не так ли? — Координатор внимательно, в упор смотрел на главного кибернетика. — А если предположить, что воздействие не было стихийным, случайным, природным? Ведь именно этими словами мы привыкли обозначать непонятные нам явления. Ну а если это вовсе не случайно? Если его действия целенаправленны? Ну да, направлены кем-то извне?
Несколько секунд в рубке длилось молчание. Первым заговорил главный кибернетик.
— Вы хотите сказать, что нашими автоматами управляет кто-то извне? Это невозможно!
— Нет, — резко ответил координатор. — Я хочу сказать, что наши автоматы кто-то извне изменяет таким образом, что они перестают быть нашими автоматами.
— Такое предположение могло бы объяснить многое, — задумчиво проговорил Ронг, — и даже то, каким образом дважды стало возможным целенаправленное изменение кристаллокондов наших кибов.
— Вот именно. В первом случае я еще мог поверить в стихийное воздействие, но сейчас… Что там с нейтринной пушкой? — Глайдер уже вышел. Он будет на месте через пятнадцать минут. Но на нем нет защитного поля…
— Ему оно и не нужно. Я не собираюсь вводить его в зону. Достаточно вывести на линию прямой наводки.
Облако на экранах медленно рассеивалось. Постепенно становилась прозрачной вся его восточная часть, до этого скрывавшая вышедшую из-под контроля людей машину. Перед ними открылась широкая панорама песчаной пустыни, на которой не было ни малейшего выступа и не было заметно никакого движения.
— Не мог же он раствориться!
Координатор переключил экраны на объективы спутника. Теперь с большой высоты они видели всю зону, словно большую приплюснутую тарелку. Если не считать воронки от взрыва, на ней не было ни единого пятнышка. Машина исчезла.
Долго, настойчиво пищал зуммер аварийного вызова. Медленно, словно просыпаясь, координатор потянулся к выключателю.
— Ну, что там еще?
— Пилота Танаева нет на корабле. Его фон не отвечает на аварийный вызов.
— Это я знаю без вас. Меня интересует, как он себя поведет при встрече. Что вы на это скажете? — Рент повернулся главному кибернетику и смотрел на него так, словно тот собственными руками разрушил управляющую аппаратуру тнка.
— Если в его блоках такие же нарушения, как на геологических кибах, то предсказать заранее ничего нельзя.
— Ну вот и давайте посмотрим, раз уж главный кибернетик не знает, что из этого выйдет.
Ноль второй шел не точно по краю зоны. Временами он пересекал выдающиеся в сторону песчаные языки, и тогда его защитный купол начинал переливаться всеми цветами радуги.
Ноль первый, точно выполнив команду, развернулся и сейчас, срезая дугу, шел наперерез ноль второму.
— Какое до них расстояние? Как долго он останется в зоне действия наших локаторов?
— После точки встречи, если он не изменит направлении, его закроет вон та гряда.
— И больше мы его не увидим?
— Только спутник и камеры ноль первого.
— Этого мало. Я не хочу выпускать его из-под контроля. Пошлите глайдер с камерами к точке встречи. Пошлите ноль двадцатый.
— Вы хотите, чтобы нейтринная пушка…
— Вот именно. Я хочу, чтобы у нас был над ним полный контроль в любой точке маршрута. Вы меня поняли?
— Сейчас они встретятся. — Этот возглас дежурного оператора заставил всех, кроме главного инженера, набиравшего программу для глайдера, вновь повернуться к экранам. Ноль первый, опередивший ноль второго метров на двадцать, теперь развернулся и встал у него на пути. Через секунду силовые поля должны были соприкоснуться. Если ноль второй не снизит скорости, то энергетическая вспышка от взаимодействия защитных полей может повредить обе машины. Стоявшие у экранов люди затаили дыхание… Ноль второй вдруг окутался целым облаком пыли.
— Он включил тормоза! Смотрите, разворачивается, значит, логические блоки в порядке. Что это?! Там, на корме?!
Все уже видели, как на корме развернувшегося танка приоткрылась амбразура. Ослепительно синий луч нейтринной пушки вонзился в силовое поле первого танка.
— Увеличьте мощность защитного поля! Включите форсаж генераторов!
Ни одно поле не могло противостоять удару нейтринного излучения. На том месте; где только что стоял танк, вспух голубоватый шар плазмы. Секунду казалось, что он застыл на месте, словно границы уничтоженного защитного поля все еще сдерживали его стремительное движение, потом, перепрыгнув через невидимый барьер, шар дыма стал распухать, наливаться багряными кляксами, какими-то ошметками оплавленной лавы и металла, облаком раскаленных паров в, словно вздохнув, в следующую долю секунды разметал все это по песчаной прогалине. Ноль второй уходил от места встречи на полной скорости, в глубь зоны. Грибовидное облако взрыва на экранах все еще увеличивалось в размерах, его крайняя часть догнала уходящий танк, и защитное поле ноль второго налилось зловещим малиновым светом.
— Этого я не понимаю! — Главный кибернетик скрутил маршрутный чертеж в трубку, потом расправил его и, видимо забыв о том, что у него в руках, скомкал и отбросил его в угол рубки. — Он может выйти из строя. Внешнее воздей— ствие может разрушить в сложной системе электронного кристаллического конда какие-то цепи, но никакое воздействие не может заменить одни цели другими, заменить одно задание другим, а ведь произошло именно это!
— Вы хотите сказать, ни одно стихийное воздействие этого не может, не так ли? — Координатор внимательно, в упор смотрел на главного кибернетика. — А если предположить, что воздействие не было стихийным, случайным, природным? Ведь именно этими словами мы привыкли обозначать непонятные нам явления. Ну а если это вовсе не случайно? Если его действия целенаправленны? Ну да, направлены кем-то извне?
Несколько секунд в рубке длилось молчание. Первым заговорил главный кибернетик.
— Вы хотите сказать, что нашими автоматами управляет кто-то извне? Это невозможно!
— Нет, — резко ответил координатор. — Я хочу сказать, что наши автоматы кто-то извне изменяет таким образом, что они перестают быть нашими автоматами.
— Такое предположение могло бы объяснить многое, — задумчиво проговорил Ронг, — и даже то, каким образом дважды стало возможным целенаправленное изменение кристаллокондов наших кибов.
— Вот именно. В первом случае я еще мог поверить в стихийное воздействие, но сейчас… Что там с нейтринной пушкой? — Глайдер уже вышел. Он будет на месте через пятнадцать минут. Но на нем нет защитного поля…
— Ему оно и не нужно. Я не собираюсь вводить его в зону. Достаточно вывести на линию прямой наводки.
Облако на экранах медленно рассеивалось. Постепенно становилась прозрачной вся его восточная часть, до этого скрывавшая вышедшую из-под контроля людей машину. Перед ними открылась широкая панорама песчаной пустыни, на которой не было ни малейшего выступа и не было заметно никакого движения.
— Не мог же он раствориться!
Координатор переключил экраны на объективы спутника. Теперь с большой высоты они видели всю зону, словно большую приплюснутую тарелку. Если не считать воронки от взрыва, на ней не было ни единого пятнышка. Машина исчезла.
Долго, настойчиво пищал зуммер аварийного вызова. Медленно, словно просыпаясь, координатор потянулся к выключателю.
— Ну, что там еще?
— Пилота Танаева нет на корабле. Его фон не отвечает на аварийный вызов.
V
Больше всего Глеба мучила темнота. В переходном тамбуре не было предусмотрено освещения. Глеб едва помещался в узком металлическом колодце, похожем на раскаленную духовку. Спина и колени упирались в противоположные стены. Перед глазами плыли цветные пятна. Сорок градусов, когда рядом нет воды, — это, пожалуй, многовато. От жажды пересохло во рту, Но хуже всего было то, что он почти полностью утратил всякое ощущение времени. Равномерный шум генераторов и дрожь переборок еще больше притупляли сознание. Тренировки в сурдокамере более длительны, но там нет изнуряющей жары, нет жажды, соленые струи пота не расползаются под рубашкой липкими лентами, и никто не скребется за металлическими стенами… Крысы здесь завелись что ли? Вот опять за его спиной вдоль стены кто-то простучал маленькими коготками. Он понимал, что после биологического контроля и серии дезинфекций, которым подвергаются машины перед отправкой в космос, на них не может сохраниться никакой живности, и все же кто-то определенно бегал у него за спиной… Звук расплывчатый, глухой… Скорей всего это кибер что-то делал в своем грузовом отсеке за толстыми стальными плитами… Временами Глеб совершенно терял ощущение реальности. Ему казалось, что давно плывет в темной густой реке, а рядом с ним маленькое металлическое создание, похожее и на крысу и на робота одновременно. У него были ядовитые зубы, и Глеб понимал: главную опасность представляют именно эти зубы. Ему бы увернуться, убежать, но сил уже не было, и проклятая крыса, в конце концов, вцепилась в затылок. Глеб закричал, рванулся и, окончательно придя в себя, понял, что танк только что резко изменил направление. Двигатели под полом взвыли, и почти сразу где-то снаружи тяжело ухнуло. Удар подбросил машину. Пол под ногами мелко затрясся… Снаружи происходило нечто чрезвычайное, нечто такое, что требовало его немедленного участия…
Самым трудным было первое движение — встать, распрямить спину… Голова закружилась, и несколько секунд он вынужден был стоять неподвижно, собираясь с силами.
Свет неожиданно ударил по глазам, как только он приоткрыл крышку люка. Ну конечно, наверху, в машинном отделении, должен был быть свет. Он успел забыть об этом… Казалось совершенно невозможным дышать расплавленным жидким свинцом, на который походил воздух, хлынувший из машинного отделения.
«Подняться туда? В этот раскаленный радиоактивный ад?» Нет, он не сможет. Надо поскорей захлопнуть крышку люка… Но вместо этого он почему-то полез вверх, с трудом переставляя ноги по металлическим скобам, заменявшим ступени. Подъем занял минут пять. Наконец он почувствовал под ногами пол машинного отсека. Пот заливал глаза. Несколько секунд он ничего не мог рассмотреть. Вся машина мелко вибрировала, и он ощущал ее дрожь каждой клеточкой своего тела. Вскоре глаза немного привыкли к ослепительному блеску ламп. Генераторы выли на высокой ноте. Их кожухи расплывались в радужные пятна. На таком расстоянии он еще ничего не видел. Зато совсем рядом, справа, рука нащупала знакомую нишу дверного замка. Откуда здесь дверь? Здесь не должно быть никакой двери, все переборки герметично перекрываются специальными шлюзами… И вдруг он вспомнил… Шкафчик, аварийный шкафчик…
Еще не веря себе, он рванул ручку, замок послушно поддался. Прямо перед ним шелестела и переливалась серебряными отблесками тектонитовая ткань скафандра…
Натянуть его, закрепить магнитные швы и включить внутреннюю систему терморегуляции — все эти привычные, сотни раз отработанные движения заняли не больше минуты. Струя свежего прохладного воздуха ударила в лицо из респиратора. Глеб блаженно зажмурился. Теперь можно было жить…
И в эту секунду в машинном погас свет. Одновременно встали оба генератора, и наступила жуткая неправдоподобная тишина. Почти сразу же он понял, что тишина была обманчива. Как только слух оправился от дикого рева двигателей и пронзительного воя гравитационных моторов, он услышал снаружи странный шелест и дробный нарастающий стук. В то же мгновение машину мелко-мелко затрясло, точно кто-то вбросил ее на огромное сито. Дрожь нарастала. От нее заломило виски, заныли зубы. Вибрация перешла в звуковой диапазон, зазвенели, завыли переборки. Что-то упало и разбилось рядом с ним. Машина, весившая десятки тонн, одетая в непроницаемую броню, упрятанная в кокон защитных полей, тряслась как в лихорадке… Вдруг он сообразил, что никаких полей больше нет, раз встали генераторы и если машина сейчас находится в зоне… Он старался не думать о том, что случится через несколько секунд, после того как под действием энтропийного поля распадется наружная силиконовая броня…
Сейчас, когда в ангаре не было двух самых больших машин, его пространство казалось неоправданно огромным. Группа людей совершенно затерялась под сверкавшим ослепительным светом куполом. Полное освещение потребовалось кибернетикам. Чтобы не отключать многочисленные цепи, в которых могло быть искомое повреждение, решено было вести работу на месте. Узкий длинный стол заполняли детали и отдельные узлы разобранного контрольного автомата. Главный кибернетик Кирилин семенил вдоль стола, подключая к бесчисленным контактным разъемам контрольные приборы. Тут же, на ходу, он считывал их показания в диктофон карманного калькулятора. На его крошечном табло то и дело вспыхивали новые цифры суммарных результатов. В третий раз в течение этого часа на экране связного фона появилось усталое лицо координатора. Едва сдерживая закипавшее раздражение, Кирилин даже не поднял головы от приборов. Координатор терпеливо ждал.
— Может, поле отключилось в момент удара взрывной волны? — спросил он.
Ронг покачал головой.
— Я уже подсчитал. Достаточно было простой брони, с такого расстояния она бы выдержала удар. Тут что-то другое.
— Так что же? У тебя достаточно квалифицированные специалисты, и я вправе потребовать однозначного ответа хотя бы на этот вопрос!
— Они делают все возможное, Рент.
— Пусть сделают невозможное. Я должен знать, куда девался этот танк!
Ронг задумчиво посмотрел на координатора.
— Думаешь, Глеб был там?
— Я не верю в бесследное исчезновение ни машин, ни людей!
— Но почему именно на ноль втором?
— Потому что с ноль первого он мог бы связаться с нами по рации, — сказал Рент и со злостью ударил кулаком по переборке. Расположенный неподалеку экран какого-то индикатора покрылся рябью помех. Ронг неодобрительно посмотрел на координатора, но промолчал.
— Не мешало бы тебе потрясти техников, а заодно и кибернетиков. Хорошо бы наконец узнать, каким образом Глеб мог остаться в закрытом ангаре после включения программы. Кстати, это могло бы помочь и в наших исследованиях.
— Там тоже делают все возможное, можешь не сомневаться. Но время… У меня такое ощущение, что уходят последние минуты, когда еще не поздно что-то предпринять, а мы как слепые котята, каждый шаг в темноте…
— Кое-что мы уже знаем, но я тебя понимаю… Мои ребята сделают все: поторопи еще раз кибернетиков.
Рент устало сел в кресло.
— Интересно, как это будет выглядеть, если на корабле придется выключить все автоматические системы? Обслуживающего персонала здесь нет, а камбуз шестью палубами ниже. Хорош он будет, если сам побежит за этим подносом… Автоматика сопровождает каждый их шаг. Без нее не взлететь, не справиться с этой махиной мертвого металла, в которую сразу же превратится корабль, лишенный своих механических слуг.
Если бы мне пришлось иметь дело с сильным противником, я бы выбрал самое уязвимое, самое слабое его место. Такое, где одним ударом можно лишить его основного превосходства — техники. Тогда, похоже, мы имеем дело с коварным и умным врагом. Именно с врагом… А к такой встрече мы не готовы даже психологически. Все дела в космосе, все поиски родственного разума, все эти комиссии по контактам питались одной и той же иллюзией — чужой разум непременно должен быть дружествен к нам. Но, собственно, почему? Ронг не хочет верить в чужой разум… Ему нужны факты, естественные факты, укладывающиеся в готовую научную схему… Биосфера, например, постепенное развитие жизни от простого к сложному и только потом разум… Ничего этого нет на планете. Лишь мертвый камень… Но роботы здесь перестают выполнять заложенные в них программы, становятся чем-то неизвестным, может быть, даже враждебным нам, и разве это не факт? Разве нужны еще какие-то доказательства? Конечно, они есть, эти факты, просто мы пока их не знаем… Должно быть что-то или кто-то, кто влияет на системы наших автоматов. Можно, наверно, установить, каким образом возможно такое влияние. Когда-нибудь мы это установим, но ведь не это самое главное… Совсем не это. Важно другое. Мы столкнулись здесь с необычным явлением, с чем-то таким, с чем человечество никогда еще не имело дела. С волей чужого разума… И, может быть, поле песка, где бесследно исчезла наша самая мощная машина, это всего лишь зона… Запретная зона, куда человеку не разрешено вторгаться… — рассуждал он вслух.
Вспыхнул экран фона, и вплотную с креслом в воздухе повисло взволнованное лицо Ронга. Рент услышал тяжелое дыхание совершенно растерявшегося человека.
— Мы установили это, Рент. Мы узнали, куда девался танк.
Рент весь напрягся, словно приготовился к прыжку.
— Снизу из-под стометрового слоя песка на него был направлен мощный ультразвуковой луч. Он превратил машину в вибратор, и она почти мгновеино погрузилась в песок. Погрузилась до самого дна к источнику ультразвуковых колебаний…
Пройдя сквозь метровые броневые плиты текстонита, ультразвуковые колебания внутри машины смещались в звуковой диапазон. Глебу казалось, что машина превратилась в огромный разноголосый орган. Она пела, визжала, рыдала. Боковые переборки рычали на низких басовых нотах. Внутри чехлов генераторов что-то бренчало и лязгало. От звуковой какофонии в голове Глеба все смешалось. Исчезло ощущение верха и низа. Ему казалось, что банда взбесившихся обезьян колотит по машине десятками острых звенящих предметов. Потом словно гигантская рука приподняла машину. Что-то лязгнуло в последний раз отчетливо и звонко, словно камень ударил в нижние броневые плиты, и все стихло. Тишина била слишком контрастна, в ушах у Глеба еще бушевал вихрь разноголосых и уже не существующих звуков. Наверно, в какой-то момент он полностью потерял контроль над своим сознанием, потому что вдруг ощутил себя лежащим на полу моторного отсека. Он хорошо помнил, что до этого стоял, вцепившись в дверцы шкафчика, из которого успел достать и надеть скафандр. И вот теперь неподвижно лежал на полу. Тишина стояла ватная, беззвучная, совершенно мертвая. Такой не бывает даже в рубке корабля, разве что в открытом космосе…
Генераторы молчали, и это означало, что никакого защитного поля снаружи нет, а раз так, раз он до сих пор жив, значит, энтропийное поле либо не проникает в зону, где находится машина, либо почему-то исчезло вовсе. В любом случае ему надо выйти наружу, чтобы перестать наконец играть роль запаянной в консервную банку беспомощной сардины. Скафандр защитит его от любых излучений, снабдит кислородом, в нем не страшен и открытый космос. Только против энтропийного поля он бессилен, но от него не спасет и танковая броня. А раз так, надо выходить. Люк поддался легко, словно хотел вознаградить его за те усилия, когда он лежал под машиной и боролся за каждую лишнюю секунду. Едва крышка вывалилась наружу, как в образовавшееся отверстие хлынул свет. Странный рассеянный свет, непохожий на естественное освещение поверхности планеты.
Корабельный совет собрался через два часа после того, как научный отдел установил причину исчезновения танка. В центральной кают-компании было слишком просторно и оттого неуютно. Помещение, рассчитанное на всю команду, оказалось чрезмерно большим. Люди чувствовали себя потерянно и чересчур официально среди рядов пустых кресел. Но, может быть, координатор рассчитывал именно на это. В конце концов, не каждый день приходится собирать чрезвычайный совет. На нем присутствовали руководители отделов и основных служб корабля. Не было лишь главного кибернетика. Координатор недовольно покосился на часы.
— Давайте начинать. Кирилин подойдет позже. Нам надо рассмотреть один-единственный вопрос. — Координатор кивнул Крамскову.
Начальник геофизической лаборатории встал и развернул на магнитной доске за спиной Рента большую цветную схему. Чертеж напоминал глубокую тарелку, в центре которой лежала половинка яблока.
— Так это будет выглядеть, если мы удалим песок, — обернувшись на схему, коротко бросил координатор.
— Позвольте, а что там, собственно, такое? — Вопрос принадлежал начальнику метеослужбы. Очевидно, он один не был в курсе событий. Собравшиеся все как один повернулись к нему. — Да нет, я не о том… Я понимаю, что это чертеж купола, за которым исчез наш танк, но что он собой представляет? Это что, искусственное сооружение или ядро какого-то естественного образования?
Словно не слыша вопроса, координатор продолжил:
— Данные сняты с помощью ультразвукового эхолота и тектонического каротажа, диаметр купола два километра, глубина залегания около двухсот метров в ближайшей к поверхности точке. Скальные породы лишают нас возможности высветить его нижнюю часть. Но и того, что есть, вполне достаточно. Математически правильные купола не растут под землей сами по себе. Его кто-то построил, и теперь почти не остается сомнений в том, что энтропийное поле — результат деятельности неизвестных нам механизмов, заключенных внутри купола.
— Я бы так не спешил с категорическими выводами, — поморщился Ронг.
— Мы здесь собрались не для научных дискуссий. Нам нужна рабочая гипотеза, наиболее близкая к истине, и только. Будем считать, что это искусственное сооружение, снабженное определенными механизмами достаточно высокого класса.
— Но для чего могло понадобиться подобное сооружение на пустынной, необитаемой планете, лишенной даже атмосферы?! Кому и для чего?! — взорвался Ронг.
— Этого я не знаю, — сказал координатор. — И сейчас меня интересует совсем другое. У нас пропала машина. На ней находился член экипажа. Мне бы хотелось ее вернуть. Давайте обсудим, какими средствами мы для этого располагаем.
— Что значит «вернуть»? Поясни, пожалуйста, что ты имеешь в виду под словом «вернуть»? — вмешался Ронг. На этот раз он встал с места и стоял теперь напротив стола координатора.
— Только то, что сказал.
— По меньшей мере, это означает конфликт с непредсказуемыми последствиями. Ну, допустим, мы найдем способ добраться до этого купола, хотя я и не представляю, как ты пробьешься сквозь энтропийное поле. Что дальше? Что ты собираешься делать дальше? Взламывать этот купол, стучаться в него?
— Сначала мы используем все доступные нам средства, чтобы вступить в контакт. Если это не удастся…
— А это наверняка не удастся! — перебил координатора Ронг. И тот, переждав его реплику, продолжил, не повышая голоса:
— Я повторяю, в том случае, если это не удастся, мы вскроем купол.
— Так… Это похоже на начало военных действий… Да от нас мокрого места не останется, если этот купол и в самом деле какая-то станция, построенная сверхцивилизацией, Мы до сих пор считали энтропийное поле мировой константой, если они научились им управлять… Если оно здесь всего лишь защитная зона, то наверняка есть и другие, более мощные механизмы. Они ответят на наше нападение и будут правы.
— Не мы начинаем этот конфликт. Я всего лишь хочу вернуть принадлежавшую нам машину. И спасти жизнь члену нашего экипажа, если это еще возможно!
Самым трудным было первое движение — встать, распрямить спину… Голова закружилась, и несколько секунд он вынужден был стоять неподвижно, собираясь с силами.
Свет неожиданно ударил по глазам, как только он приоткрыл крышку люка. Ну конечно, наверху, в машинном отделении, должен был быть свет. Он успел забыть об этом… Казалось совершенно невозможным дышать расплавленным жидким свинцом, на который походил воздух, хлынувший из машинного отделения.
«Подняться туда? В этот раскаленный радиоактивный ад?» Нет, он не сможет. Надо поскорей захлопнуть крышку люка… Но вместо этого он почему-то полез вверх, с трудом переставляя ноги по металлическим скобам, заменявшим ступени. Подъем занял минут пять. Наконец он почувствовал под ногами пол машинного отсека. Пот заливал глаза. Несколько секунд он ничего не мог рассмотреть. Вся машина мелко вибрировала, и он ощущал ее дрожь каждой клеточкой своего тела. Вскоре глаза немного привыкли к ослепительному блеску ламп. Генераторы выли на высокой ноте. Их кожухи расплывались в радужные пятна. На таком расстоянии он еще ничего не видел. Зато совсем рядом, справа, рука нащупала знакомую нишу дверного замка. Откуда здесь дверь? Здесь не должно быть никакой двери, все переборки герметично перекрываются специальными шлюзами… И вдруг он вспомнил… Шкафчик, аварийный шкафчик…
Еще не веря себе, он рванул ручку, замок послушно поддался. Прямо перед ним шелестела и переливалась серебряными отблесками тектонитовая ткань скафандра…
Натянуть его, закрепить магнитные швы и включить внутреннюю систему терморегуляции — все эти привычные, сотни раз отработанные движения заняли не больше минуты. Струя свежего прохладного воздуха ударила в лицо из респиратора. Глеб блаженно зажмурился. Теперь можно было жить…
И в эту секунду в машинном погас свет. Одновременно встали оба генератора, и наступила жуткая неправдоподобная тишина. Почти сразу же он понял, что тишина была обманчива. Как только слух оправился от дикого рева двигателей и пронзительного воя гравитационных моторов, он услышал снаружи странный шелест и дробный нарастающий стук. В то же мгновение машину мелко-мелко затрясло, точно кто-то вбросил ее на огромное сито. Дрожь нарастала. От нее заломило виски, заныли зубы. Вибрация перешла в звуковой диапазон, зазвенели, завыли переборки. Что-то упало и разбилось рядом с ним. Машина, весившая десятки тонн, одетая в непроницаемую броню, упрятанная в кокон защитных полей, тряслась как в лихорадке… Вдруг он сообразил, что никаких полей больше нет, раз встали генераторы и если машина сейчас находится в зоне… Он старался не думать о том, что случится через несколько секунд, после того как под действием энтропийного поля распадется наружная силиконовая броня…
Сейчас, когда в ангаре не было двух самых больших машин, его пространство казалось неоправданно огромным. Группа людей совершенно затерялась под сверкавшим ослепительным светом куполом. Полное освещение потребовалось кибернетикам. Чтобы не отключать многочисленные цепи, в которых могло быть искомое повреждение, решено было вести работу на месте. Узкий длинный стол заполняли детали и отдельные узлы разобранного контрольного автомата. Главный кибернетик Кирилин семенил вдоль стола, подключая к бесчисленным контактным разъемам контрольные приборы. Тут же, на ходу, он считывал их показания в диктофон карманного калькулятора. На его крошечном табло то и дело вспыхивали новые цифры суммарных результатов. В третий раз в течение этого часа на экране связного фона появилось усталое лицо координатора. Едва сдерживая закипавшее раздражение, Кирилин даже не поднял головы от приборов. Координатор терпеливо ждал.
— Может, поле отключилось в момент удара взрывной волны? — спросил он.
Ронг покачал головой.
— Я уже подсчитал. Достаточно было простой брони, с такого расстояния она бы выдержала удар. Тут что-то другое.
— Так что же? У тебя достаточно квалифицированные специалисты, и я вправе потребовать однозначного ответа хотя бы на этот вопрос!
— Они делают все возможное, Рент.
— Пусть сделают невозможное. Я должен знать, куда девался этот танк!
Ронг задумчиво посмотрел на координатора.
— Думаешь, Глеб был там?
— Я не верю в бесследное исчезновение ни машин, ни людей!
— Но почему именно на ноль втором?
— Потому что с ноль первого он мог бы связаться с нами по рации, — сказал Рент и со злостью ударил кулаком по переборке. Расположенный неподалеку экран какого-то индикатора покрылся рябью помех. Ронг неодобрительно посмотрел на координатора, но промолчал.
— Не мешало бы тебе потрясти техников, а заодно и кибернетиков. Хорошо бы наконец узнать, каким образом Глеб мог остаться в закрытом ангаре после включения программы. Кстати, это могло бы помочь и в наших исследованиях.
— Там тоже делают все возможное, можешь не сомневаться. Но время… У меня такое ощущение, что уходят последние минуты, когда еще не поздно что-то предпринять, а мы как слепые котята, каждый шаг в темноте…
— Кое-что мы уже знаем, но я тебя понимаю… Мои ребята сделают все: поторопи еще раз кибернетиков.
Рент устало сел в кресло.
— Интересно, как это будет выглядеть, если на корабле придется выключить все автоматические системы? Обслуживающего персонала здесь нет, а камбуз шестью палубами ниже. Хорош он будет, если сам побежит за этим подносом… Автоматика сопровождает каждый их шаг. Без нее не взлететь, не справиться с этой махиной мертвого металла, в которую сразу же превратится корабль, лишенный своих механических слуг.
Если бы мне пришлось иметь дело с сильным противником, я бы выбрал самое уязвимое, самое слабое его место. Такое, где одним ударом можно лишить его основного превосходства — техники. Тогда, похоже, мы имеем дело с коварным и умным врагом. Именно с врагом… А к такой встрече мы не готовы даже психологически. Все дела в космосе, все поиски родственного разума, все эти комиссии по контактам питались одной и той же иллюзией — чужой разум непременно должен быть дружествен к нам. Но, собственно, почему? Ронг не хочет верить в чужой разум… Ему нужны факты, естественные факты, укладывающиеся в готовую научную схему… Биосфера, например, постепенное развитие жизни от простого к сложному и только потом разум… Ничего этого нет на планете. Лишь мертвый камень… Но роботы здесь перестают выполнять заложенные в них программы, становятся чем-то неизвестным, может быть, даже враждебным нам, и разве это не факт? Разве нужны еще какие-то доказательства? Конечно, они есть, эти факты, просто мы пока их не знаем… Должно быть что-то или кто-то, кто влияет на системы наших автоматов. Можно, наверно, установить, каким образом возможно такое влияние. Когда-нибудь мы это установим, но ведь не это самое главное… Совсем не это. Важно другое. Мы столкнулись здесь с необычным явлением, с чем-то таким, с чем человечество никогда еще не имело дела. С волей чужого разума… И, может быть, поле песка, где бесследно исчезла наша самая мощная машина, это всего лишь зона… Запретная зона, куда человеку не разрешено вторгаться… — рассуждал он вслух.
Вспыхнул экран фона, и вплотную с креслом в воздухе повисло взволнованное лицо Ронга. Рент услышал тяжелое дыхание совершенно растерявшегося человека.
— Мы установили это, Рент. Мы узнали, куда девался танк.
Рент весь напрягся, словно приготовился к прыжку.
— Снизу из-под стометрового слоя песка на него был направлен мощный ультразвуковой луч. Он превратил машину в вибратор, и она почти мгновеино погрузилась в песок. Погрузилась до самого дна к источнику ультразвуковых колебаний…
Пройдя сквозь метровые броневые плиты текстонита, ультразвуковые колебания внутри машины смещались в звуковой диапазон. Глебу казалось, что машина превратилась в огромный разноголосый орган. Она пела, визжала, рыдала. Боковые переборки рычали на низких басовых нотах. Внутри чехлов генераторов что-то бренчало и лязгало. От звуковой какофонии в голове Глеба все смешалось. Исчезло ощущение верха и низа. Ему казалось, что банда взбесившихся обезьян колотит по машине десятками острых звенящих предметов. Потом словно гигантская рука приподняла машину. Что-то лязгнуло в последний раз отчетливо и звонко, словно камень ударил в нижние броневые плиты, и все стихло. Тишина била слишком контрастна, в ушах у Глеба еще бушевал вихрь разноголосых и уже не существующих звуков. Наверно, в какой-то момент он полностью потерял контроль над своим сознанием, потому что вдруг ощутил себя лежащим на полу моторного отсека. Он хорошо помнил, что до этого стоял, вцепившись в дверцы шкафчика, из которого успел достать и надеть скафандр. И вот теперь неподвижно лежал на полу. Тишина стояла ватная, беззвучная, совершенно мертвая. Такой не бывает даже в рубке корабля, разве что в открытом космосе…
Генераторы молчали, и это означало, что никакого защитного поля снаружи нет, а раз так, раз он до сих пор жив, значит, энтропийное поле либо не проникает в зону, где находится машина, либо почему-то исчезло вовсе. В любом случае ему надо выйти наружу, чтобы перестать наконец играть роль запаянной в консервную банку беспомощной сардины. Скафандр защитит его от любых излучений, снабдит кислородом, в нем не страшен и открытый космос. Только против энтропийного поля он бессилен, но от него не спасет и танковая броня. А раз так, надо выходить. Люк поддался легко, словно хотел вознаградить его за те усилия, когда он лежал под машиной и боролся за каждую лишнюю секунду. Едва крышка вывалилась наружу, как в образовавшееся отверстие хлынул свет. Странный рассеянный свет, непохожий на естественное освещение поверхности планеты.
Корабельный совет собрался через два часа после того, как научный отдел установил причину исчезновения танка. В центральной кают-компании было слишком просторно и оттого неуютно. Помещение, рассчитанное на всю команду, оказалось чрезмерно большим. Люди чувствовали себя потерянно и чересчур официально среди рядов пустых кресел. Но, может быть, координатор рассчитывал именно на это. В конце концов, не каждый день приходится собирать чрезвычайный совет. На нем присутствовали руководители отделов и основных служб корабля. Не было лишь главного кибернетика. Координатор недовольно покосился на часы.
— Давайте начинать. Кирилин подойдет позже. Нам надо рассмотреть один-единственный вопрос. — Координатор кивнул Крамскову.
Начальник геофизической лаборатории встал и развернул на магнитной доске за спиной Рента большую цветную схему. Чертеж напоминал глубокую тарелку, в центре которой лежала половинка яблока.
— Так это будет выглядеть, если мы удалим песок, — обернувшись на схему, коротко бросил координатор.
— Позвольте, а что там, собственно, такое? — Вопрос принадлежал начальнику метеослужбы. Очевидно, он один не был в курсе событий. Собравшиеся все как один повернулись к нему. — Да нет, я не о том… Я понимаю, что это чертеж купола, за которым исчез наш танк, но что он собой представляет? Это что, искусственное сооружение или ядро какого-то естественного образования?
Словно не слыша вопроса, координатор продолжил:
— Данные сняты с помощью ультразвукового эхолота и тектонического каротажа, диаметр купола два километра, глубина залегания около двухсот метров в ближайшей к поверхности точке. Скальные породы лишают нас возможности высветить его нижнюю часть. Но и того, что есть, вполне достаточно. Математически правильные купола не растут под землей сами по себе. Его кто-то построил, и теперь почти не остается сомнений в том, что энтропийное поле — результат деятельности неизвестных нам механизмов, заключенных внутри купола.
— Я бы так не спешил с категорическими выводами, — поморщился Ронг.
— Мы здесь собрались не для научных дискуссий. Нам нужна рабочая гипотеза, наиболее близкая к истине, и только. Будем считать, что это искусственное сооружение, снабженное определенными механизмами достаточно высокого класса.
— Но для чего могло понадобиться подобное сооружение на пустынной, необитаемой планете, лишенной даже атмосферы?! Кому и для чего?! — взорвался Ронг.
— Этого я не знаю, — сказал координатор. — И сейчас меня интересует совсем другое. У нас пропала машина. На ней находился член экипажа. Мне бы хотелось ее вернуть. Давайте обсудим, какими средствами мы для этого располагаем.
— Что значит «вернуть»? Поясни, пожалуйста, что ты имеешь в виду под словом «вернуть»? — вмешался Ронг. На этот раз он встал с места и стоял теперь напротив стола координатора.
— Только то, что сказал.
— По меньшей мере, это означает конфликт с непредсказуемыми последствиями. Ну, допустим, мы найдем способ добраться до этого купола, хотя я и не представляю, как ты пробьешься сквозь энтропийное поле. Что дальше? Что ты собираешься делать дальше? Взламывать этот купол, стучаться в него?
— Сначала мы используем все доступные нам средства, чтобы вступить в контакт. Если это не удастся…
— А это наверняка не удастся! — перебил координатора Ронг. И тот, переждав его реплику, продолжил, не повышая голоса:
— Я повторяю, в том случае, если это не удастся, мы вскроем купол.
— Так… Это похоже на начало военных действий… Да от нас мокрого места не останется, если этот купол и в самом деле какая-то станция, построенная сверхцивилизацией, Мы до сих пор считали энтропийное поле мировой константой, если они научились им управлять… Если оно здесь всего лишь защитная зона, то наверняка есть и другие, более мощные механизмы. Они ответят на наше нападение и будут правы.
— Не мы начинаем этот конфликт. Я всего лишь хочу вернуть принадлежавшую нам машину. И спасти жизнь члену нашего экипажа, если это еще возможно!
VI
Глеба поразило непривычно мягкое освещение, ворвавшееся в приоткрытую крышку люка. Но еще больше его насторожило то, что воздух не выходил наружу из переходного тамбура. Это могло означать лишь одно. Снаружи и изнутри давление примерно равно… Прежде всего, он подумал, что машина выполнила задание и вернулась в ангар, пока он был без сознания. Но эта мысль ничуть его не успокоила, потому что он ощутил, как в уши постепенно проникает тишина, царившая вокруг. Такая полная, какая никогда не бывает в помещениях, созданных людьми с их шумными земными механизмами… Волнение сдавило горло. Ноги плохо слушались и никак не могли сделать последнего шага вниз, к полураспахнутому люку…
Ужом выскользнув из-под танка, Глеб встал во весь рост и только после этого позволил себе взглянуть на то, что его окружало. В первую минуту, пока глаза не привыкли к свету, он рассмотрел лишь цепочки бегущих во все стороны разноцветных огней. Их было много. Гораздо больше, чем звезд на небе. От них шел мягкий рассеянный свет, заполнивший собой все пространство словно туманом.
Через секунду он рассмотрел, что огни передвигались не беспорядочно. Они словно бежали по заранее проложенным невидимым дорожкам, как железнодорожные игрушечные составы. Когда глаза немного привыкли к радужному мерцанию, он увидел и самые дороги, по которым проходили огни, и понял, что они-то и есть самое главное в том, что его окружало, во всяком случае самое вещественное.
Больше всего это походило на стеклянный лес. Толстые прозрачные жгуты разной толщины перекрещивались, разветвлялись, сходились в толстые узлы и разбегались бесчисленными каскадами, словно струи замерзших водопадов. Здесь были длинные и толстые ветви, похожие на свернувшихся удавов, извилистые колонны и тоненькие прозрачные нити. Лианы, жгуты, веревки — невообразимая путаница застывших стеклянных зарослей… Они простирались перед ним далеко. Метров на сто. Несмотря на бесчисленные переплетения, свободного пространства между отдельными ветвями и стволами оказывалось достаточно, чтобы видеть далеко вглубь. Глеб назвал их про себя ветвями и деревьями, но даже формой они походили на них весьма приближенно, хотя бы потому, что большинство этих стеклянных образований книзу становилось тоньше. А когда Глеб запрокинул голову, то в высоте не смог рассмотреть ничего, кроме все тех же терявшихся в рассеянном туманном свете прозрачных колонн.
Больше всего поражала тишина, стоявшая в этом стеклянном мире. И беспрерывное движение огней. Отдельные ветви и стволы жили напряженной световой жизнью, через них то и дело пробегали целые каскады светящихся шаров, а в узловых переплетениях, где то и дело встречались световые импульсы, идущие с разных направлений, нарастало свечение, словно накапливалась некая светящаяся жидкость, которая вдруг, после прибытия очередного светового всплеска, полностью меркла, и тогда эта ветвь надолго гасла, в ней как бы замирала всякая световая жизнь.
В некоторых узловых переплетениях ровным светом горели неподвижные огненные шары, словно ждали здесь что— то…
Наконец Глеб опустил глаза вниз и рассмотрел гладкую прозрачную плиту, показавшуюся ему вначале ледяным полем. В нее, как в землю, уходили бесчисленные корни и ровные стволы отдельных деревьев. Насколько он мог всмотреться в ее бездонную прозрачность, плита была огромной толщины, если только это обманчивое впечатление не создавалось внутренним зеркальным отражением.
Глеб обернулся и увидел у себя за спиной такую же стену, только гладкую. Сквозь нее не проходил ни один корень, ни одна ветвь.
Эта гладкая стена под прямым углом смыкалась с полом и уходила вправо и влево, насколько позволяли рассмотреть ветви деревьев. Казалось, линия стыка слегка изгибалась огромной дугой, охватившей целые километры пространства, заполненного этим фантастическим миром… Единственным реальным предметом, напоминавшим о том, что все окружающее не бред и не галлюцинация, оставалась земная, сработанная руками людей машина. Ее шершавые, испещренные вмятинами и отеками плиты казались грубыми в этом стерильном, почти эфемерном мире, но именно ее привычные обыденные контуры помогли Глебу взять себя в руки и справиться с невольным страхом, который рождает в человеке все непостижимо чужое.
Ужом выскользнув из-под танка, Глеб встал во весь рост и только после этого позволил себе взглянуть на то, что его окружало. В первую минуту, пока глаза не привыкли к свету, он рассмотрел лишь цепочки бегущих во все стороны разноцветных огней. Их было много. Гораздо больше, чем звезд на небе. От них шел мягкий рассеянный свет, заполнивший собой все пространство словно туманом.
Через секунду он рассмотрел, что огни передвигались не беспорядочно. Они словно бежали по заранее проложенным невидимым дорожкам, как железнодорожные игрушечные составы. Когда глаза немного привыкли к радужному мерцанию, он увидел и самые дороги, по которым проходили огни, и понял, что они-то и есть самое главное в том, что его окружало, во всяком случае самое вещественное.
Больше всего это походило на стеклянный лес. Толстые прозрачные жгуты разной толщины перекрещивались, разветвлялись, сходились в толстые узлы и разбегались бесчисленными каскадами, словно струи замерзших водопадов. Здесь были длинные и толстые ветви, похожие на свернувшихся удавов, извилистые колонны и тоненькие прозрачные нити. Лианы, жгуты, веревки — невообразимая путаница застывших стеклянных зарослей… Они простирались перед ним далеко. Метров на сто. Несмотря на бесчисленные переплетения, свободного пространства между отдельными ветвями и стволами оказывалось достаточно, чтобы видеть далеко вглубь. Глеб назвал их про себя ветвями и деревьями, но даже формой они походили на них весьма приближенно, хотя бы потому, что большинство этих стеклянных образований книзу становилось тоньше. А когда Глеб запрокинул голову, то в высоте не смог рассмотреть ничего, кроме все тех же терявшихся в рассеянном туманном свете прозрачных колонн.
Больше всего поражала тишина, стоявшая в этом стеклянном мире. И беспрерывное движение огней. Отдельные ветви и стволы жили напряженной световой жизнью, через них то и дело пробегали целые каскады светящихся шаров, а в узловых переплетениях, где то и дело встречались световые импульсы, идущие с разных направлений, нарастало свечение, словно накапливалась некая светящаяся жидкость, которая вдруг, после прибытия очередного светового всплеска, полностью меркла, и тогда эта ветвь надолго гасла, в ней как бы замирала всякая световая жизнь.
В некоторых узловых переплетениях ровным светом горели неподвижные огненные шары, словно ждали здесь что— то…
Наконец Глеб опустил глаза вниз и рассмотрел гладкую прозрачную плиту, показавшуюся ему вначале ледяным полем. В нее, как в землю, уходили бесчисленные корни и ровные стволы отдельных деревьев. Насколько он мог всмотреться в ее бездонную прозрачность, плита была огромной толщины, если только это обманчивое впечатление не создавалось внутренним зеркальным отражением.
Глеб обернулся и увидел у себя за спиной такую же стену, только гладкую. Сквозь нее не проходил ни один корень, ни одна ветвь.
Эта гладкая стена под прямым углом смыкалась с полом и уходила вправо и влево, насколько позволяли рассмотреть ветви деревьев. Казалось, линия стыка слегка изгибалась огромной дугой, охватившей целые километры пространства, заполненного этим фантастическим миром… Единственным реальным предметом, напоминавшим о том, что все окружающее не бред и не галлюцинация, оставалась земная, сработанная руками людей машина. Ее шершавые, испещренные вмятинами и отеками плиты казались грубыми в этом стерильном, почти эфемерном мире, но именно ее привычные обыденные контуры помогли Глебу взять себя в руки и справиться с невольным страхом, который рождает в человеке все непостижимо чужое.