Гуляшки Андрей. История с собаками

   Капитан Петров («Алексий») и Аввакум не ушли, через дверь, выводившую на соседнюю улицу, они поднялись на третий этаж, где находилась комната, оборудованная телевизионной аппаратурой. Там их уже ждал следователь милиции майор Иван Иванов и «экономист», полковник Светломир Горанов. Последний был моложе Аввакума года на три-четыре, он считал себя представителем нового поколения. Одевался он с протокольной элегантностью, всегда хранил подчеркнуто деловое выражение лица, а в его голубовато-серых глазах сквозили самоуверенность и даже некоторая надменность. Когда Аввакум и капитан Петров вошли в комнату, Горанов официально кивнул Петрову («разрешаю присутствовать»), а Аввакуму подал руку.
   – Поздравляю, у вас хороший помощник! – он кинул взгляд в сторону Петрова. – Я заметил, как вы подали ему знак выйти, но не предполагал, что он так быстро выполнит ваше задание!
   – Задание? – переспросил Аввакум.
   – Ведь вы поручили ему вызвать милицию, не так ли?
   – О, я поручил ему еще три вещи! – улыбнулся Аввакум. – Во-первых… впрочем, докладывайте, капитан Петров, а то я могу перепутать, что было первым, а что – вторым и третьим!
   Пока они разговаривали, следователь разлил в чашки кофе, который как раз вскипел на маленькой плитке, и жестом пригласил их угощаться.
   – Во-первых, – начал капитан Петров, – вы приказали немедленно поставить охрану у дверей конструкторского отдела. Во-вторых – сразу же вызвать группу дактилоскопистов для снятия отпечатков на полу и возле сейфа отдела. В-третьих – доставить в милицию двоих вахтеров: с главного подъезда и с входа в то здание, где находится конструкторский отдел. И, в-четвертых, – как можно скорее отправить в «Пьяные вишни» лейтенанта с группой милиционеров. Я сообщил, что буду ждать лейтенанта у садовой калитки, откуда можно войти прямо в «уголок».
   – Все мне предельно ясно! – махнул рукой полковник Горанов. – Вы передали свои распоряжения по радиотелефону, связанному с оперативным штабом вашей группы, который помещается здесь, в здании милиции… Гм, где, между прочим, находится и штаб моей группы. Короче говоря, – он повернулся к Аввакуму, – вдвоем со своим помощником вы сделали то, что мог бы сделать и я один, имея с собой портативный компьютер. Желтая кнопка моего компьютера включает специальное звуковое устройство, которое подает сигнал, подобный трем тире по азбуке Морзе. Этот сигнал означает «грабеж», и бригада, получив его, должна принять оперативные меры – такие, как при настоящем грабеже. Их, кстати, перечислил капитан Петров: вызов дактилоскопистов, выставление охраны и так дальше. Разумеется, бригада знает, что данный сигнал «грабеж» касается конструкторского отдела ЗСС. Поэтому все, что вы проделали сегодня вечером вдвоем, я мог бы сделать и без помощников, нажав желтую кнопку.
   – О, если б я знал, что вы это сделаете, то есть, что вы готовы нажать вашу волшебную желтую кнопку, я не гонял бы своего помощника, честное слово! – улыбнулся Аввакум. – На улице такой ужасный дождь! – Он прислушался. – Смотрите-ка, все еще не перестает!
   – М-да, но у меня не было с собой компьютера! – покраснел Горанов.
   – Жалко! – вздохнул Аввакум.
   – И потом… из-за моего болтливого собеседника я не мог внимательно следить за всем, что происходит.
   – Да, конечно! – пожал плечами Аввакум.
   – У меня только один вопрос, – сказал Горанов. – Откуда вы знали, что между этими двумя людьми вспыхнет ссора и потребуется вмешательство милиции? А если бы между ними ничего не произошло, то как бы вы объяснили появление лейтенанта с милиционерами?
   – Ссора была неминуема! – сказал Аввакум. – Абсолютно неминуема. Если сцепились сверхчувствительный, вспыльчивый человек и честолюбивый гипертоник – скандала не избежать! Я достаточно хорошо изучил характер инженера Сапарева, на что он способен, если его вывести из равновесия. А в медицинской справке, приложенной к личному делу бывшего старшины, черным по белому написано, что он страдает гипертонией.
   – Да, гм! – согласился Горанов и вдруг забеспокоился. Потом встал с места и стал озираться в поисках своего плаща.
   Майор Иванов молча подал ему плащ.
   – Вы уже уходите? – удивился Аввакум.
   – Это ваш день и вполне естественно, чтобы вы его и закончили. – Он взглянул на часы и слабо усмехнулся. – Еще нет и двенадцати! – И, уже одеваясь, добавил: – Я уверен, что первую скрипку здесь играет Прокопий Сапарев. Теперь остается установить, помогали ли ему двое остальных и если да – то насколько. Короче говоря, дело приближается к развязке, а так как вы вложили в него много сил, то я предложил бы вам самому довести его до конца. Вы согласен?
   Горанов уже стоял у дверей, готовый выйти, а Аввакум молча сидел в кресле. Он достал трубку, набил ее табаком и, лишь выпустив несколько колец дыма, довольно улыбнулся.
   – А теперь мне хотелось бы поделиться с вами кое-какими мыслями. Во-первых, если вам неохота работать, можете идти! Во-вторых, в нашем деле никто не имеет права самовольно освобождать себя от обязанностей. В-третьих, я вовсе не уверен, что Прокопий Сапарев здесь играет первую скрипку, как вы выразились, по той простой причине, что пока нет никаких доказательств его вины. Я его даже не допрашивал!
   – Вы разговариваете со мной, как когда-то великие детективы разговаривали со своими помощниками! – пожал плечами полковник Горанов и снисходительно усмехнулся. – Как хотите, товарищ Захов! Я дал вам возможность прибавить еще одну жемчужину к венцу ваших успехов, к тому же из дружеских побуждений, но вы отвергаете мою помощь. Что ж, я не набиваюсь! Во всяком случае, когда я приближусь к пенсионному возрасту, то буду проявлять несравненно больше терпения, чем вы! Ибо одна небольшая ошибка в состоянии перечеркнуть сто блестящих побед!
   – Благодарю за добрые чувства ко мне, завтрашнему пенсионеру! – театрально приложил руку к сердцу Аввакум и почтительно поклонился. Потом на его лице вместо театральной маски появилось обычное деловое выражение. – Приступим к делу, товарищ Иванов? – обратился он к следователю.
   – Приступайте, а я завтра ознакомлюсь со стенограммами, – безразлично промолвил Горанов, но так как никто не отозвался на его слова, спросил следователя:
   – Вы будете готовы к обеду?
   – Надеюсь, – уклончиво ответил майор.
   – Не надейтесь, а выполняйте свои обязанности, – строго бросил полковник, откашлялся и быстро вышел.
   Когда его четкие шаги затихли в коридоре, Аввакум вновь пустил красивое колечко дыма, немного полюбовался им, а затем обратился к следователю: – Я попросил бы вас наибольшее внимание обратить на то, где находился Прокопий Сапарев с шести часов двадцати восьми минут, когда он вышел из ресторана, до семи часов трех минут, когда он вернулся.
   – Учтите, что он вернулся почти совсем сухой, хотя ливень начался до того, как он вышел, – добавил капитан Петров.
   – Обязательно учту, – кивнул майор Иванов.
   – Вы хорошо разбираетесь в таких делах, постарайтесь найти еще какую-нибудь важную ниточку, – дружелюбно улыбнулся ему Аввакум. – И очень вас прошу – без предубеждений! Пока виновных нет! Понимаете?

* * *

   Капитан Петров выключил верхний свет, и на телеэкране появился кабинет следователя со столом, повернутым к «зрителям». За столом сидел майор Иванов, аккуратный, тщательно причесанный, с внимательным взглядом темно-карих глаз, с хорошо очерченным красивым ртом и острым, чуть выдающимся подбородком. Справа от него в удобном кожаном кресле сидел инженер Прокопий Сапарев. Его мрачное мефистофельское лицо казалось еще мрачным и вытянувшимся, а задумчивые темно-серые глаза блестели, как полированные; их зрачки неприятно мерцали. Длинные волосы были спутаны, а одна густая прядь закрывала все правое ухо.
   – Закурите? – майор Иванов протянул ему портсигар.
   – Благодарю! – ответил Прокопий. – Вы очень любезны, но, если позволите, закурю свои.
   – Как хотите. Прошу, вот спички. Итак, в котором часу вы вышли с завода?
   – Весь я уже говорил, черт побери, – в две минуты седьмого. Прошу вас запротоколировать это, чтобы не повторять потом одно и то же по нескольку раз.
   – В шесть часов две минуты вы направились в ресторан, а в шесть часов восемнадцать минут вы пришли туда, потратив на дорогу полем шестнадцать минут.
   – Ну и что?
   – Вы пригласили коллег, или они сами присоединились к вам?
   – Ни то, ни другое. Мы так и пошли, все вместе.
   – Договорившись предварительно?
   – По привычке. С некоторого времени мы ходим туда вместе.
   – Вы могли бы сказать с какого?
   – Ну, этого я в календаре не отмечал, черт побери!
   – А может все-таки вспомните?
   – Ну, скажем, уже месяц или полтора, если это вас так интересует.
   – Когда вы вышли с завода, дождь уже начался?
   – Нет, только собирался. Он захватил нас перед самым рестораном.
   – Вы говорите, что начали ходить туда месяц или полтора назад. Кому же из вас троих пришла в голову эта идея? Может быть, вам?
   – Наверняка мне.
   – А почему вы выбрали именно этот ресторан?
   – Может, потому, что он ближе других.
   – Когда вы впервые посетили его?
   – Два года назад, когда меня назначили начальником конструкторского отдела.
   – А потом вы не посещали его вплоть до прошлого или позапрошлого месяца?
   – Не посещал, черт возьми!
   – Что это вы без конца чертыхаетесь?
   – Потому что вы допрашиваете меня, как подозреваемого неизвестно в чем.
   – В чем же я вас подозреваю?
   – Откуда ж мне знать?
   – Успокойтесь, гражданин Сапарев. Я вас нив чем не подозреваю. Значит, вы стали посещать ресторан месяц или полтора назад. Ну, хорошо. Что же вдруг произошло в вашей жизни, что вас вдруг так потянуло в ресторан?
   – Ничего особенного не произошло. Моя жизнь пряма, как струна.
   – И все же? То не ходили в ресторан, а то вдруг зачастили. Почему же?
   – Я холостяк. Надо же куда-то ходить.
   – Разумеется. А куда раньше ходили?
   Молчание. По агрессивному лицу Прокопия пробежала тень смущения. Как будто самоуверенный студент явился на экзамен к профессору, который неожиданно задал ему каверзный вопрос.
   – Иногда гулял за городом, часто просто возвращался домой. Случалось, ходил в кино.
   – Просто возвращались домой, говорите? Мне кажется немного странным, чтобы молодой человек так рано просто возвращался домой. Что же вы потом делали? Читали?
   – Да нет, я не особый любитель чтения. Играл в домино с хозяйкой, точнее, с ее дочерью.
   – С дочерью?
   – Она почти совсем слепа.
   – А как же она играет?
   – На ощупь.
   – Вот как! А где вам больше всего нравится гулять за городом?
   – Чаще всего я гулял дорогой, которая идет на юг, к виноградникам.
   – Родопской дорогой? Прокопий утвердительно кивнул.
   – Но нельзя же бесконечно только играть в домино, пусть даже с незрячей девушкой! А чем вы еще занимались?
   – Чего это вы роетесь в моей частной жизни, черт возьми? Она вас настолько интересует?
   – Представьте себе, интересует!
   – Если бы вы позволили себе допрашивать меня подобным образом не в этой комнате, не в этом учреждении, которое я в целом уважаю, я огрел бы вас зонтом по голове. Честное слово!
   – Но сейчас вы находитесь не где-нибудь, а именно в уважаемом вами учреждении, в моем служебном кабинете, поэтому прошу вас отвечать на мои вопросы. Не занимаетесь ли вы научной работой в свободное время?
   – А вы откуда знаете?
   – Просто предполагаю!
   – Ну, меня интересуют некоторые вопросы!
   – Например?
   – Вы не специалист и не поймете.
   – И все же.
   – Я не обязан делиться своими творческими тайнами ни с кем. Даже с вами!
   – Но вы вдруг стали посещать ресторан. Как это случилось?
   Молчание.
   – Прошу отвечать!
   – Мне не хотелось бы больше говорить на эту тему, гражданин следователь. Всё, что я мог сказать по этому поводу, я уже сказал. Тут мне нечего больше добавить.
   – Почему вы так неожиданно выскочили из ресторана?
   – Я не выскочил неожиданно, меня вызвали к телефону.
   – Кто вызвал?
   – Один человек.
   – Кто именно?
   – Это мое личное дело.
   – Где живет этот человек?
   – Не знаю.
   – Значит, этот человек не из нашего города?
   – Я не расспрашивал. Не имею наклонностей сыщика.
   – А куда вы отправились, покинув ресторан?
   – Сел на автобус и сошел на первой остановке.
   – А потом?
   – Потом? Никуда. Оставался на остановке и разговаривал с человеком, который мне позвонил.
   – Где вы разговаривали?
   – На улице.
   – Не похоже, что вы разговаривали на улице. Вы вернулись в ресторан в сухой или почти сухой одежде, а на улице дождь лил, как из ведра.
   – Мы зашли в подъезд. Это вас устраивает?
   – Сколько времени вы разговаривали с этим человеком?
   – Минут пять.
   – А еще куда-нибудь ходили?
   – Не ходил. Вернулся назад в ресторан.
   – Не может быть! Не хватает около двадцати минут.
   Молчание. На лице Прокопия читается неописуемая досада.
   – Может, и не хватает. Я не подсчитывал.
   – Это не ответ, гражданин Сапарев. Даже неграмотный человек понимает, что три плюс три, плюс пять не равняется тридцати пяти.
   – Ну и что? – Прокопий наклонился к следователю и подчеркнуто нахально повторил: – Ну и что с того, что не равняется тридцати пяти?
   – Три минуты на дорогу до первой остановки и три минуты на дорогу обратно составляют шесть минут. На остановке, как вы утверждаете, разговор продолжался пять минут. Ну, хорошо. Все это составляет одиннадцать минут. Вы вышли в двадцать восемь минут седьмого и вернулись в семь ноль три, значит, вас не было тридцать пять минут. Вы даете отчет об одиннадцати минутах, а что же вы делали остальные двадцать четыре минуты? Вот что меня интересует! И со всей серьезностью прошу вас не уходить от ответа. Я слушаю!
   – Может быть, я разговаривал со своим знакомым не пять, а двадцать минут. Когда разговор интересный, не замечаешь, как летит время.
   – Послушайте, гражданин Сапарев, неужели вы не понимаете, что в ваших интересах достоверно доказать, назвав имена свидетелей, как и где вы провели время с двадцати восьми минут седьмого до трех минут восьмого?
   – Ей-богу, не понимаю.
   – Или притворяетесь, что не понимаете?
   – Вместо того, чтобы задавать загадки, может, вы бы лучше мне объяснили?
   – Если вы, гражданин Сапарев, не докажете при помощи свидетелей, где вы находились с шести двадцати восьми до семи ноль трех, то показания вахтера Стамо могут для вас оказаться роковыми! Понятно?
   – Только не пугайте меня, прошу! Как так – окажутся роковыми? Скажем, мне что-то пришло в голову, и я после работы заглянул в отдел кое-что проверить. Неужели за это тянут на виселицу? Или, например, забыл отдать ключ вахтеру – разве за это сажают в тюрьму?
   – А что, если это посещение отдела совпадает, например, с утечкой информации?
   На сей раз молчание затянулось. На самоуверенного Прокопия будто вылили ушат холодной воды. Его лицо потеряло всю надменность, а глаза – серый блеск. Мефистофель увял, вспомнив, что он изгнан из рая и что последняя битва с богом закончилась не в его пользу.
   – В отделе я не был и ни о каких справках не вспоминал! – сказал Сапарев. Он желчно улыбнулся и заговорил, но уже совсем не тем воинственным тоном, каким всего минуту назад спрашивал: «Неужели за это тянут на виселицу?» Прокопий промолвил: – Если бы вне стен этого учреждения вы даже просто намекнули мне, что я могу быть причастным к какой-то утечке информации, поверьте, клянусь памятью предков, я бы непременно трахнул вас по голове своим старым, но еще крепким зонтом!
   – Не клянитесь, это совсем не поможет делу, а лучше подробно расскажите, куда вы ходили и что вы делали с шести двадцати восьми до трех минут восьмого. Я вас слушаю.
   – Сел на автобус, сошел на первой остановке и там разговаривал с одним человеком около двадцати шести минут.
   – Где разговаривали?
   – Под моим зонтом. Это английский зонт, под ним могут укрыться от дождя даже трое.
   – Но вы недавно говорили, что с тем человеком вы разговаривали не под дождем, а в подъезде.
   – Я ошибся! Вы так прижали меня своими минутами! Мы разговаривали под моим английским зонтом!
   Реплика зрителя:
   – Его зонт был совершенно сухим! – шепнул на ухо Аввакуму капитан Петров. – Я специально проверил. Он лжет.
   Аввакум поднял трубку телефона:
   – Иванов, скажите ему, что он лжет! Зонт был абсолютно сух.
   Продолжение допроса:
   – Вы меня вводите в заблуждение, гражданин Сапарев, ваш зонт оставался абсолютно сухим. Вы его вообще не раскрывали сегодня вечером.
   Пауза. Лицо Сапарева вытягивается на глазах. Задумчивое и печальное, оно стало напоминать маску трагического актера. Он заговорил еще тише, но не сдавался.
   – Какое, черт возьми, имеет значение, где мы разговаривали? Под зонтом или в подъезде?
   – Если вы не назовете имени того человека и места, где вы разговаривали, вы целиком ставите под сомнение свое утверждение о том, что, выйдя из ресторана и сев в автобус, сошли на первой остановке автобуса № 2. Можно предположить, например, что вы поехали дальше и на № 1 доехали до завода. Можно предположить еще много других вещей.
   Майор Иванов нажал кнопку звонка и приказал привести обоих вахтеров. На экране появились фигуры двух мужчин в форме, напоминавшей железнодорожную. Майор Иванов вновь позвонил и распорядился принести плащ, шляпу и зонт инженера Прокопия Сапарева.
   Когда инженер надел плащ и шляпу, майор Иванов спросил высокого худощавого мужчину, стоявшего ближе к двери:
   – У какого подъезда вы дежурите?
   – У центрального, товарищ майор.
   – Вы видели этого человека между шестью тридцатью и семью часами?
   – Так это ж инженер Прокопий Сапарев!
   – Проходил мимо вас инженер Сапарев между шестью тридцатью и семью часами?
   – Нет, товарищ следователь. В это время я его не видел. Он не проходил мимо меня.
   Майор Иванов обратился к другому вахтеру:
   – А вы у какого подъезда дежурите?
   – У подъезда «Б», товарищ следователь. Он ведет к конструкторскому отделу и его цеху.
   – Вы видели инженера Сапарева между шестью тридцатью и семью часами?
   – Как же не видел! Он вновь вернулся в отдел в шесть сорок три. Дождь уже лил как из ведра. Он махнул мне рукой и даже улыбнулся. Мол, вот, нужно опять возвращаться, что поделаешь!
   – Гм, – угрожающе покачал головой инженер Сапарев, резко стукнув зонтом о пол.
   – Только он был без зонта! – пожал плечами вахтер.
   – Вы уверены?
   – А чего мне сомневаться? Он был без зонта.
   – Вы заметили, откуда шел инженер? Со стороны центрального подъезда или черного хода?
   – Я был внутри, в вестибюле, товарищ следователь. Спрятался от дождя. Поэтому и не заметил, с какой стороны показался товарищ инженер.
   – А в котором часу инженер ушел?
   – Без десяти семь, товарищ следователь. Он находился наверху минут пять или десять, не больше. А время я запомнил точно, потому что в холле висят электрические часы. Я часто на них посматривал, потому что в семь нужно было запирать черный ход.
   – Погодите, – перебил его следователь. – А разве у черного хода нет своего вахтера?
   – Есть, но уже второй день он болен и я его замещаю. Мой подъезд «Б» находится в пяти шагах от черного хода, которым пользуются, можно сказать, в основном шоферы.
   Майор Иванов кивнул обоим вахтерам.
   – Благодарю вас, товарищи. Теперь зайдите в канцелярию, напишите свои показания, подпишитесь и можете быть свободны. Вот вам пропуски.
   Когда вахтеры вышли, он обратился к Сапареву:
   – Выйдите в соседнюю комнату и подождите, пока я вас снова не вызову. Тем временем получите у дежурного бумагу, садитесь и точно опишите, как вы провели время с шести часов двадцати восьми минут до трех минут восьмого.
   Он нажал кнопку звонка и приказал милиционеру:
   – Инженера Спиридона Хафезова!
   На экране появилась полноватая фигура инженера в костюме спортивного покроя в мелкую черно-белую клеточку, в ярко-красном галстуке и с красным же платочком, выглядывавшим из нагрудного кармашка пиджака. Его лицо потемнело от незаслуженной обиды, в зеленовато-карих глазах читалась тревога, они походили на перепуганные мышиные мордочки.
   – Входите, товарищ Хафезов. Садитесь! – любезно пригласил его майор Иванов, но не вставая с места и не подавая руки. – Устали?
   – Ох, – приложил к сердцу руку Хафезов. – С вами-то мы разберемся, но вот как мне быть с вашим коллегой – товарищем Хафезовой – просто ума не приложу!
   – Моя супруга не следователь, она работает на почте, – улыбнулся майор Иванов, – но и мне порой приходится чувствовать себя не совсем уютно, когда вечером она начинает расспрашивать, где я задержался и почему. Потому я вам сочувствую, но ничего не поделаешь. Вы все вместе решили отправиться в ресторан, или кто-то один, как говорится, был заводилой?
   – Как мне кажется, товарищ Сапарев был инициатором.
   – Вы уверены?
   – Почти.
   – С какого времени вы стали посещать этот ресторан?
   – По-моему, с недавнего.
   – Кто первый покинул отдел сегодня вечером?
   – Кажется, я.
   – А кто ушел последним?
   – Обычно последним уходит товарищ Сапарев.
   – И он запирает сейф?
   – Он.
   – А сегодня что-нибудь особенное находилось в сейфе?
   – Как вам сказать…
   – Говорите.
   – Один документ…
   – Что за документ? Откуда?
   – Из одной братской страны, с которой мы кооперируемся в совместном выпуске спецсталей. Документ содержит химический состав стали и объяснения, касающиеся технологии ее производства. Двадцать страниц чертежей и текст!
   – Данный документ мог бы заинтересовать иностранную разведку?
   – Наверняка!
   Хафезов неожиданно горбится, всем своим видом демонстрируя, что он встревожен.
   – Что вас смущает, товарищ Хафезов?
   – Знаете ли, товарищ следователь, я подписал обязательство нигде не говорить на эту тему.
   – Со мной, в этом кабинете, можно говорить обо всем. Когда вы получили этот документ?
   – Этот документ в отдел принес лично генеральный директор. Мы все трое расписались в получении данного документа под таким-то кодовым названием. Кроме нас троих и генерального директора никто в Болгарии не знает о его существовании.
   – Почему же вы держите такой ценный документ у себя в сейфе? Разве у генерального директора нет более надежного для подобных случаев?
   – Разумеется, у генерального директора имеется спецсейф, товарищ следователь, и в нем хранятся самые важные документы. Когда даже кому-нибудь из нас необходимо просмотреть какой-то из них или что-то уточнить, генеральный директор сам открывает сейф и передает из рук в руки документ тому, кому он нужен. А если документ необходимо принести в отдел, то в дороге туда и обратно его сопровождают два милиционера. Так мы должны были поступить и сегодня, но генерального директора в это время куда-то вызвали по неотложному делу, вот и пришлось запереть документ в сейф нашего отдела.
   – А вам не пришло в голову, что один из вас может остаться в отделе, а двое других – отправиться на поиски генерального директора?
   – Одному из нас остаться в отделе? Да что вы говорите! Какой дурак отважится на подобный риск? Ведь стоит впоследствии обнаружиться утечке информации из упомянутого документа – и подозрение пало бы прежде всего на этого самоотверженного дурака!
   – И поэтому ради собственного святого спокойствия вы посчитали за лучшее отправиться в ресторан?
   – Это было деловое предложение, в кои века раз высказанное нашим начальником. В сложных ситуациях решает начальник, а подчиненные слушаются.
   – А здесь он предложил, и по той или иной причине предложение вам пришлось по душе.
   – Что вы этим хотите сказать, товарищ следователь?
   – Неужели вы не знаете от уважаемой коллеги Хафезовой даже того, что следователю вопросов не задают? Вы свободны, товарищ Хафезов. Вот ваш пропуск!
   Экран как будто прояснился. Это в кабинет следователя вошел Димо Карадимов. Было видно, что он старается напустить на себя серьезность, как того требовала важность момента, но глаза его смеялись, а все лицо как бы говорило: «Какого черта вы здесь киснете, дорогой следователь, а не живете, как все, в свое удовольствие?!»
   – Вы сами решили отправиться в «Пьяные вишни», или кто-нибудь вас пригласил?
   – И то, и другое! И у самого возникло такое желание, а тут и начальник предложил.
   – Не заметили ли вы по дороге в ресторан, чтобы что-нибудь смущало покой вашего начальника?
   – Кто его знает. Сей особый индивид всегда казался мне чуть странным. И сегодня он мне казался как бы не в своей тарелке.
   – Чем же именно?
   – Курил больше обычного, вздыхал, часто покачивал головой.
   – А как вы считаете – почему?
   – Наверно, что-то его мучает. Я, например, почему не вздыхаю?
   – А что, точнее, содержит секретный документ, полученный сегодня после обеда?
   – Химические формулы, температурные режимы, дифференциальные уравнения, описывающие оптимальные условия и т. д.
   – А почему вы не остались в отделе, чтобы лично охранять документ?