Страница:
Как понять столь парадоксальный тезис? Монголы убивали, грабили, отгоняли скот, умыкали невест и делали много таких поступков, которые осуждены в любой христоматии для детей младшего возраста. Вместе с тем монголы не оставили руин, архитектурных кладбищ, что дало повод недальновидным исследователям считать их дикарями. Монголы жили жизнью, которая выглядит верхним замыкающим звеном биоценоза. При расширении ареала монголы наталкивались на соперников. Война с ними была также естественным соперничеством. Отгон скота — это спорт, связанный для конокрада с риском для жизни. Умыкание невест — борьба за потомство, ибо с украденными женами обходились столь же деликатно, как и со сватанными по согласию обеих семей.
Да, пусть это приносило много крови и горя, но, в отличие от прочих цивилизованных регионов, в Великой степи не было лжи и обмана доверившегося. Хотя позволялась хитрость против соперников и врагов. Когда же предательство возникало, то всегда за счет влияний извне.
Не было городов и замков, люди жили в войлочных юртах — герах. Но ведь это экономия даров природы, от которой брали только необходимое. Зверей убивали столько, сколько нужно было для удовлетворения голода… и поэтому не оставалось мусорных куч. Одежда, дома, седла и конские сбруи делались из нестойких материалов, возвращающихся обратно в породившую их ландшафтную оболочку Земли, или, если угодно, в Природу, вместе с телами монголов. Культура кристаллизовалась не в вещах, а в слове, в информации о предках, похищенных смертью, но спасенных от всепожирающего Хроноса памятью потомков, чтивших души умерших прародителей — онгоны, и передававших память об их подвигах из поколения в поколение, из уст в уста.
При таком способе передачи информации сомнению места нет, ибо проверить предание невозможно. Следовательно, как передающие, так и принимающие информацию обязаны были говорить правду или то, что они считали правдой, ибо, «раз солгав — кто вам поверит?».
Эта система культурных навыков была равно чужда западноевропейцу, мусульманину и китайцу, но именно это показывает, насколько самобытна и оригинальна была культура Великой степи. Подумать только… монголы жили в сфере земного греха, но вне сферы потустороннего зла! А прочие народы тонули и в том, и в другом.
Однако, как мы уже видели, нулевая система поведения этноса не способна охранить его от соседей. Для организации обороны необходима незаурядная доля пассионарности. И как только она возросла до оптимума, монгольские женщины перестали пополнять гаремы чжурчжэньских вельмож и китайских богатеев, а монгольские мальчики — гнуть спины на рисовых плантациях Шаньдуна и Хэнани. Появилась позитивная сила, спасшая этнос монголов от гибели. Но возможная гибель была не следствие внутренней болезни, а угрозы извне. Сам же этнос был здоровым, хотя и не был способен на великие дела.
И вдруг все изменилось. Уже в 1130-х годах у монголов появились и богатыри, и руководители куреней. Сначала активных людей было мало, но число их росло. К концу века, когда будущий Чингисхан возвратился из долгого чжурчжэньского плена, вся Монголия уже превратилась в котел, кипящий страстями. Это начинался новый зигзаг истории.
"Как все это произошло?"
Сила вещей и ее срывы
Накануне роковых мгновений
Продвинемся на запад
А в Европе…
Да, пусть это приносило много крови и горя, но, в отличие от прочих цивилизованных регионов, в Великой степи не было лжи и обмана доверившегося. Хотя позволялась хитрость против соперников и врагов. Когда же предательство возникало, то всегда за счет влияний извне.
Не было городов и замков, люди жили в войлочных юртах — герах. Но ведь это экономия даров природы, от которой брали только необходимое. Зверей убивали столько, сколько нужно было для удовлетворения голода… и поэтому не оставалось мусорных куч. Одежда, дома, седла и конские сбруи делались из нестойких материалов, возвращающихся обратно в породившую их ландшафтную оболочку Земли, или, если угодно, в Природу, вместе с телами монголов. Культура кристаллизовалась не в вещах, а в слове, в информации о предках, похищенных смертью, но спасенных от всепожирающего Хроноса памятью потомков, чтивших души умерших прародителей — онгоны, и передававших память об их подвигах из поколения в поколение, из уст в уста.
При таком способе передачи информации сомнению места нет, ибо проверить предание невозможно. Следовательно, как передающие, так и принимающие информацию обязаны были говорить правду или то, что они считали правдой, ибо, «раз солгав — кто вам поверит?».
Эта система культурных навыков была равно чужда западноевропейцу, мусульманину и китайцу, но именно это показывает, насколько самобытна и оригинальна была культура Великой степи. Подумать только… монголы жили в сфере земного греха, но вне сферы потустороннего зла! А прочие народы тонули и в том, и в другом.
Однако, как мы уже видели, нулевая система поведения этноса не способна охранить его от соседей. Для организации обороны необходима незаурядная доля пассионарности. И как только она возросла до оптимума, монгольские женщины перестали пополнять гаремы чжурчжэньских вельмож и китайских богатеев, а монгольские мальчики — гнуть спины на рисовых плантациях Шаньдуна и Хэнани. Появилась позитивная сила, спасшая этнос монголов от гибели. Но возможная гибель была не следствие внутренней болезни, а угрозы извне. Сам же этнос был здоровым, хотя и не был способен на великие дела.
И вдруг все изменилось. Уже в 1130-х годах у монголов появились и богатыри, и руководители куреней. Сначала активных людей было мало, но число их росло. К концу века, когда будущий Чингисхан возвратился из долгого чжурчжэньского плена, вся Монголия уже превратилась в котел, кипящий страстями. Это начинался новый зигзаг истории.
"Как все это произошло?"
Это слова покойного академика В.Я. Владимирцова, произнесенные в частной беседе и с тех пор передаваемые востоковедами из уст в уста. И действительно, за счет чего Монголия победила на всех военных фронтах? Ведь поражает даже не соотношение ресурсов, а просто людских сил. В начале XIII в. на территории всей Монголии жили люди, не только разделенные на разные племена и державы, но, более того, находящиеся на разных уровнях культуры. Даже религии у них были разные: тибетский бон, шаманизм, несторианство, манихейство, буддизм.
Языков у них было несколько: монгольский, тюркский, тунгусский, самодийский — на севере от Гоби, а на южной окраине каменистой пустыни были в употреблении еще китайский и тангутский языки. Так откуда же и за счет чего «вдруг» возникло единство в 1206 г., когда скопища кочевников были названы официально «монголами»?
Объединение страны произошло быстро, хотя и кроваво. За то время, которое Тэмуджин просидел в чжурчжэньской темнице, его сторонники рассеялись и нашли других вождей. Это были Сэчэ-бики из племени кият-юркин, предок Мамая; Джамуха-Сэцэн, побратим Тэмуджина; Хасар, родной брат Тэмуджина, что, кстати, говорит об отсутствии среди монголов единомыслия; Улак-Удур, вождь меркитов, и Алха-сенгун, сын кераитского хана Тогрула, покровителя Тэмуджина.
Силы Тэмуджина за время вынужденного отсутствия сократились очень значительно — с 13 тысяч всадников до 2600 человек, ибо «люди длинной воли» обладали храбростью, но не верностью одному человеку. Покровительство кераитского хана было столь же полезным, сколь и обременительным, ибо Тогрул — кераиты и монголы звали его Ван-хан, — искренний друг Тэмуджина, обязанный ему спасением жизни и власти, был крайне непопулярен в собственной ставке.
Какие идиотские имена удерживаются иногда в истории. Слово «хан» всем понятно, слово «ван» по-китайски означает то же самое. Китайцы дали ему титул «ван», то есть царь, царек, эквивалентно «хану». Монголы не понимали слова «ван» и стали его называть привычнее Ван-хан. А европейцы стали называть его Иван, отсюда получила свое хождение легенда о «царстве пресвитера Иоанна» где-то далеко в Центральной Азии. Все было основано на ошибке, которую мы назовем филологической.
Кроме перечисленных врагов и соперников Тэмуджина, в войне принимали участие иноплеменники — найманы, то есть кара-кидани, отделившиеся от главного ханства в Семиречье и обосновавшиеся на склонах Южного Алтая. Найманы были соперниками кераитов и, следовательно, поддерживали всех врагов Тэмуджина, что укрепляло его союз с кераитским Ван-ханом.
Ван-хан был человек недалекий, но добрый и искренне любил Тэмуджина. С его помощью он отбивался от недругов и хотел, по слухам, передать Тэмуджину свой престол. Но сын хана, естественно, невзлюбил Тэмуджина и решил его убить. Тут снова у кераитов нашлись двое конюхов, которые предупредили Тэмуджина, что его собираются убить, и он сумел откочевать.
Время, тяжелое и неспокойное, темное, продолжалось. К Тэмуджину примкнули не только «люди длинной воли», но и два племени, то есть начала создаваться полноценная этническая система. «Людей длинной воли» можно уподобить кислороду, но ведь одним кислородом дышать невозможно, нужен и азот. Два племени — урут и мангут — примкнувшие к Тэмуджину, были очень крепкие старые аристократические монгольские племена. С их помощью и с помощью богатырей Тэмуджин отбился от кераитов, целым рядом удачных маневров утомил их войско и в 1203 г. разгромил кераитов, а захваченных в плен взял в свое войско рядовыми.
В следующем году то же самое произошло с найманами. А вот с племенем меркитов было сложнее. Меркиты отступили далеко на запад. Дело в том, что меркиты были кровниками Тэмуджина, потому что, во-первых, отец Тэмуджина украл у меркитов жену, во-вторых, они украли у самого Тэмуджина Борте, а она вернулась из плена беременная и родила сына. Правда, Тэмуджин сказал, что ее и взяли у него беременной, но люди как-то плохо верили в это и считали первенца Тэмуджина, Джучи-хана — отца Батыя, — неполноценным ханом. Возможно, что так и обстояло дело. У Джучи-хана характер был какой-то особенный, он любил щадить побежденных.
Меркиты в дальнейшем принимали участие во всех коалициях против Тэмуджина, их было много, и потому меркиты не сдавались. Они отступили далеко на запад — за Алтайские проходы, пока не наткнулись на народ, который называл себя куманами. Восточные тюрки называли этот народ кыпчаками, мы же, русские, называем его половцами.
Меркиты с куманами договорились, и те их приняли как своих гостей. В кочевом мире гостеприимство — это святой залог безопасности. Раз это гость — его надо принять, а если уж приняли — его нужно защищать. И когда монголы, ушедшие преследовать меркитов, перешли через Черный Иртыш и мимо озера Зайсан пошли по течению Иртыша, то попали в районы, заселенные половцами. Это было на Иргизе, недалеко от Аральского моря. Монголы обнаружили в половцах своих противников, ибо они были друзьями меркитов.
Принявши меркитов, куманы стали воевать с монголами. А начав воевать с монголами, они стали их кровными врагами. И до тех пор пока монголы не победили половцев, они успокоиться не могли.
Дело в том, что в Азии отношение к войне совершенно иное, чем в Европе или Америке. Там считается, что война — это дело благородное, рыцарское, мужественное. Наполеон III, к примеру, освобождал Ломбардию для савойского короля Виктора Эммануила — и все было обставлено с пышной декларацией. Немцы в 1870 г. тоже ходили на Эльзас-Лотарингию с пышными декларациями. Французы повоевали, заключили мир, уступили часть своей территории, ну что в этом особенного?
А в Азии считается, что война — это когда убивают, причем смерть сама по себе вещь не страшная. Но когда убивают моего близкого, то мне жалко, и поэтому надо жить в мире и не убивать, а уж если кого-то из наших близких убили, то надо воевать до последнего, чтобы не осталось вообще никого из противников. Это этнопсихологическая разность двух больших суперэтносов: одни из войны сделали игрушку, другие превратили даже межплеменные распри в сверхсерьезные дела.
Половцы это знали, поэтому они монголам не сдавались, хотя те наступали на них чрезвычайно сильно. К 1250 г. монголы победили половцев и столкнулись с Русью, которая была, как ни странно, союзником половцев, а не противником их, несмотря на то что в учебниках написано совершенно обратное. Русских никто не трогал, связываться с ними монголы не собирались. Какие интересы могли быть у монголов на Руси? Делить-то было совершенно нечего. Но русские вступились за половцев, так же как половцы вступились за меркитов. Так возник поход Батыя — как рейд, имевший целью зайти половцам в тыл и вынудить оставшихся бежать далеко на запад.
Дальнейшее изложение всех этих перипетий завело бы нас слишком далеко, поэтому вернемся к Монголии, к тому периоду, когда она превратилась в сильную державу. Лучше всего характеризовал монголов человек, который их прекрасно знал, — Марко Поло. Когда он сидел в генуэзской тюрьме и диктовал свои воспоминания соседу по камере, тот его спросил, почему у великого хана так много людей и сил. На это Марко Поло ответил: «Потому что во всех государствах, христианских и мусульманских, существует жуткий произвол и беспорядок, не гарантирована жизнь, имущество, честь и вообще очень тяжело жить. А у великого хана строгий закон и порядок, и поэтому если ты не совершаешь преступлений, то можешь жить совершенно спокойно».
Как мог быть достигнут этот правопорядок, о котором говорит Марко Поло? «Люди длинной воли», которые своими саблями, своими копьями подняли престол Чингисхана, в 1206 г. избрали его ханом с этим титулом Чингис… Вот сейчас наши орфографы заставляют писать «Чингис-хан» вместе, в одно слово. Но это все равно что писать «академик Иванов» в одно слово вместе с именем и отчеством: например, Ивановиванпетрович. Ведь это же легко понять: Чингис — титул, а хан — это должность.
Должность «хан» у монголов — выборная. Выбирает хана войско и после этого беспрекословно подчиняется ему. Все законы, которые соблюдались неукоснительно, были записаны по-монгольски, и, к счастью, сохранился их персидский перевод. Законы сводились, разумеется, не только к тому, что нужно соблюдать дисциплину, твердую, жесткую, подчиняться начальникам. Но и к тому, что нужно не выдавать товарища в беде, оказывать помощь соратникам и соотечественникам. За неоказание помощи полагалось такое же наказание, как за нарушение дисциплины или государственную измену, — смертная казнь или высылка в глухую Сибирь. Где еще есть закон, карающий за неоказание помощи? Монголы сделали дисциплинированную армию с чувством взаимовыручки.
В бою монгол должен был чувствовать локоть своего товарища, и знать, что он не предаст ни в коем случае, а для этого и другой товарищ обязан был не предавать его ни под каким видом. Поэтому у монголов предательство считалось худшим из грехов и пороков, и основной бог их назывался Мезир — это монгольское произношение слова «Митра». А Митра — небесное божество, добрый бог, наказывающий обманщиков доверившегося. На войне для победы можешь идти на хитрость, обманывать, но нельзя обмануть доверившегося.
На принципе превращения всего народа в войско, имеющего жен и отпуска для того, чтобы побыть с ними дома, и была построена новая монгольская система, которая сломала и разгромила чжурчжэньскую империю. Война с этой империей началась в 1211 г., а закончилась в 1235 г. Это долго. Весь Хорезмийский султанат, включавший в свою территорию Среднюю Азию, Иран и Афганистан, был разгромлен за четыре года. Бегло, не заметив противника, прошла монгольская 30-тысячная рать через нашу Русскую землю, преследуя уходящих половцев, а затем через Польшу, Венгрию, Болгарию и вернулась домой.
Это был, по существу, один экспедиционный корпус, в котором шли люди, горевшие желанием совершать подвиги так, как они это понимали. Но главное, монголы не стремились к завоеваниям, а всеми силами старались заполучить надежную границу, откуда бы никто их не ударил в спину. А в ту эпоху, когда предательство и вероломство были лейтмотивом государственной политики, заключить мир, основанный на доверии, было очень трудно.
А теперь ответим на вопрос В.Я. Владимирцова. Очевидно, здесь имеет место закономерный процесс этнической истории — взрыв этногенеза, протекающий в общем единообразно во всех странах. За первую половину XIII в. погибло много людей, но искать виновных антинаучно. Это шла реакция внутри этногенного процесса, и не идти она не могла.
Языков у них было несколько: монгольский, тюркский, тунгусский, самодийский — на севере от Гоби, а на южной окраине каменистой пустыни были в употреблении еще китайский и тангутский языки. Так откуда же и за счет чего «вдруг» возникло единство в 1206 г., когда скопища кочевников были названы официально «монголами»?
Объединение страны произошло быстро, хотя и кроваво. За то время, которое Тэмуджин просидел в чжурчжэньской темнице, его сторонники рассеялись и нашли других вождей. Это были Сэчэ-бики из племени кият-юркин, предок Мамая; Джамуха-Сэцэн, побратим Тэмуджина; Хасар, родной брат Тэмуджина, что, кстати, говорит об отсутствии среди монголов единомыслия; Улак-Удур, вождь меркитов, и Алха-сенгун, сын кераитского хана Тогрула, покровителя Тэмуджина.
Силы Тэмуджина за время вынужденного отсутствия сократились очень значительно — с 13 тысяч всадников до 2600 человек, ибо «люди длинной воли» обладали храбростью, но не верностью одному человеку. Покровительство кераитского хана было столь же полезным, сколь и обременительным, ибо Тогрул — кераиты и монголы звали его Ван-хан, — искренний друг Тэмуджина, обязанный ему спасением жизни и власти, был крайне непопулярен в собственной ставке.
Какие идиотские имена удерживаются иногда в истории. Слово «хан» всем понятно, слово «ван» по-китайски означает то же самое. Китайцы дали ему титул «ван», то есть царь, царек, эквивалентно «хану». Монголы не понимали слова «ван» и стали его называть привычнее Ван-хан. А европейцы стали называть его Иван, отсюда получила свое хождение легенда о «царстве пресвитера Иоанна» где-то далеко в Центральной Азии. Все было основано на ошибке, которую мы назовем филологической.
Кроме перечисленных врагов и соперников Тэмуджина, в войне принимали участие иноплеменники — найманы, то есть кара-кидани, отделившиеся от главного ханства в Семиречье и обосновавшиеся на склонах Южного Алтая. Найманы были соперниками кераитов и, следовательно, поддерживали всех врагов Тэмуджина, что укрепляло его союз с кераитским Ван-ханом.
Ван-хан был человек недалекий, но добрый и искренне любил Тэмуджина. С его помощью он отбивался от недругов и хотел, по слухам, передать Тэмуджину свой престол. Но сын хана, естественно, невзлюбил Тэмуджина и решил его убить. Тут снова у кераитов нашлись двое конюхов, которые предупредили Тэмуджина, что его собираются убить, и он сумел откочевать.
Время, тяжелое и неспокойное, темное, продолжалось. К Тэмуджину примкнули не только «люди длинной воли», но и два племени, то есть начала создаваться полноценная этническая система. «Людей длинной воли» можно уподобить кислороду, но ведь одним кислородом дышать невозможно, нужен и азот. Два племени — урут и мангут — примкнувшие к Тэмуджину, были очень крепкие старые аристократические монгольские племена. С их помощью и с помощью богатырей Тэмуджин отбился от кераитов, целым рядом удачных маневров утомил их войско и в 1203 г. разгромил кераитов, а захваченных в плен взял в свое войско рядовыми.
В следующем году то же самое произошло с найманами. А вот с племенем меркитов было сложнее. Меркиты отступили далеко на запад. Дело в том, что меркиты были кровниками Тэмуджина, потому что, во-первых, отец Тэмуджина украл у меркитов жену, во-вторых, они украли у самого Тэмуджина Борте, а она вернулась из плена беременная и родила сына. Правда, Тэмуджин сказал, что ее и взяли у него беременной, но люди как-то плохо верили в это и считали первенца Тэмуджина, Джучи-хана — отца Батыя, — неполноценным ханом. Возможно, что так и обстояло дело. У Джучи-хана характер был какой-то особенный, он любил щадить побежденных.
Меркиты в дальнейшем принимали участие во всех коалициях против Тэмуджина, их было много, и потому меркиты не сдавались. Они отступили далеко на запад — за Алтайские проходы, пока не наткнулись на народ, который называл себя куманами. Восточные тюрки называли этот народ кыпчаками, мы же, русские, называем его половцами.
Меркиты с куманами договорились, и те их приняли как своих гостей. В кочевом мире гостеприимство — это святой залог безопасности. Раз это гость — его надо принять, а если уж приняли — его нужно защищать. И когда монголы, ушедшие преследовать меркитов, перешли через Черный Иртыш и мимо озера Зайсан пошли по течению Иртыша, то попали в районы, заселенные половцами. Это было на Иргизе, недалеко от Аральского моря. Монголы обнаружили в половцах своих противников, ибо они были друзьями меркитов.
Принявши меркитов, куманы стали воевать с монголами. А начав воевать с монголами, они стали их кровными врагами. И до тех пор пока монголы не победили половцев, они успокоиться не могли.
Дело в том, что в Азии отношение к войне совершенно иное, чем в Европе или Америке. Там считается, что война — это дело благородное, рыцарское, мужественное. Наполеон III, к примеру, освобождал Ломбардию для савойского короля Виктора Эммануила — и все было обставлено с пышной декларацией. Немцы в 1870 г. тоже ходили на Эльзас-Лотарингию с пышными декларациями. Французы повоевали, заключили мир, уступили часть своей территории, ну что в этом особенного?
А в Азии считается, что война — это когда убивают, причем смерть сама по себе вещь не страшная. Но когда убивают моего близкого, то мне жалко, и поэтому надо жить в мире и не убивать, а уж если кого-то из наших близких убили, то надо воевать до последнего, чтобы не осталось вообще никого из противников. Это этнопсихологическая разность двух больших суперэтносов: одни из войны сделали игрушку, другие превратили даже межплеменные распри в сверхсерьезные дела.
Половцы это знали, поэтому они монголам не сдавались, хотя те наступали на них чрезвычайно сильно. К 1250 г. монголы победили половцев и столкнулись с Русью, которая была, как ни странно, союзником половцев, а не противником их, несмотря на то что в учебниках написано совершенно обратное. Русских никто не трогал, связываться с ними монголы не собирались. Какие интересы могли быть у монголов на Руси? Делить-то было совершенно нечего. Но русские вступились за половцев, так же как половцы вступились за меркитов. Так возник поход Батыя — как рейд, имевший целью зайти половцам в тыл и вынудить оставшихся бежать далеко на запад.
Дальнейшее изложение всех этих перипетий завело бы нас слишком далеко, поэтому вернемся к Монголии, к тому периоду, когда она превратилась в сильную державу. Лучше всего характеризовал монголов человек, который их прекрасно знал, — Марко Поло. Когда он сидел в генуэзской тюрьме и диктовал свои воспоминания соседу по камере, тот его спросил, почему у великого хана так много людей и сил. На это Марко Поло ответил: «Потому что во всех государствах, христианских и мусульманских, существует жуткий произвол и беспорядок, не гарантирована жизнь, имущество, честь и вообще очень тяжело жить. А у великого хана строгий закон и порядок, и поэтому если ты не совершаешь преступлений, то можешь жить совершенно спокойно».
Как мог быть достигнут этот правопорядок, о котором говорит Марко Поло? «Люди длинной воли», которые своими саблями, своими копьями подняли престол Чингисхана, в 1206 г. избрали его ханом с этим титулом Чингис… Вот сейчас наши орфографы заставляют писать «Чингис-хан» вместе, в одно слово. Но это все равно что писать «академик Иванов» в одно слово вместе с именем и отчеством: например, Ивановиванпетрович. Ведь это же легко понять: Чингис — титул, а хан — это должность.
Должность «хан» у монголов — выборная. Выбирает хана войско и после этого беспрекословно подчиняется ему. Все законы, которые соблюдались неукоснительно, были записаны по-монгольски, и, к счастью, сохранился их персидский перевод. Законы сводились, разумеется, не только к тому, что нужно соблюдать дисциплину, твердую, жесткую, подчиняться начальникам. Но и к тому, что нужно не выдавать товарища в беде, оказывать помощь соратникам и соотечественникам. За неоказание помощи полагалось такое же наказание, как за нарушение дисциплины или государственную измену, — смертная казнь или высылка в глухую Сибирь. Где еще есть закон, карающий за неоказание помощи? Монголы сделали дисциплинированную армию с чувством взаимовыручки.
В бою монгол должен был чувствовать локоть своего товарища, и знать, что он не предаст ни в коем случае, а для этого и другой товарищ обязан был не предавать его ни под каким видом. Поэтому у монголов предательство считалось худшим из грехов и пороков, и основной бог их назывался Мезир — это монгольское произношение слова «Митра». А Митра — небесное божество, добрый бог, наказывающий обманщиков доверившегося. На войне для победы можешь идти на хитрость, обманывать, но нельзя обмануть доверившегося.
На принципе превращения всего народа в войско, имеющего жен и отпуска для того, чтобы побыть с ними дома, и была построена новая монгольская система, которая сломала и разгромила чжурчжэньскую империю. Война с этой империей началась в 1211 г., а закончилась в 1235 г. Это долго. Весь Хорезмийский султанат, включавший в свою территорию Среднюю Азию, Иран и Афганистан, был разгромлен за четыре года. Бегло, не заметив противника, прошла монгольская 30-тысячная рать через нашу Русскую землю, преследуя уходящих половцев, а затем через Польшу, Венгрию, Болгарию и вернулась домой.
Это был, по существу, один экспедиционный корпус, в котором шли люди, горевшие желанием совершать подвиги так, как они это понимали. Но главное, монголы не стремились к завоеваниям, а всеми силами старались заполучить надежную границу, откуда бы никто их не ударил в спину. А в ту эпоху, когда предательство и вероломство были лейтмотивом государственной политики, заключить мир, основанный на доверии, было очень трудно.
А теперь ответим на вопрос В.Я. Владимирцова. Очевидно, здесь имеет место закономерный процесс этнической истории — взрыв этногенеза, протекающий в общем единообразно во всех странах. За первую половину XIII в. погибло много людей, но искать виновных антинаучно. Это шла реакция внутри этногенного процесса, и не идти она не могла.
Сила вещей и ее срывы
Накануне роковых мгновений
На Монгольский улус давила «сила вещей». Так называли Пушкин и его современники логику событий, когда предшествующие события определяют последующие. Это, конечно, исторический детерминизм, но решающим фактором он является только на высоких популяционных уровнях, выше не только персонального, но даже субэтнического. Зато на уровне этноса, а еще больше — суперэтноса причинные связи из случайных становятся закономерными.
Монголам, в особенности их хану Чингису, часто приписывается стремление покорить Вселенную. Однако при проверке хода исторических событий без предвзятости обнаруживается другое: невозможность заключить прочный мир ни на одной из своих границ, ибо этому мешала «сила вещей». Война с чжурчжэнями, начавшаяся в 1130 г., прервалась после взятия монголами Пекина в 1215 г. перемирием, по условиям которого монголам был уступлен Северный Китай, фактически ими уже занятый.
Однако уступленные по мирному договору земли отнюдь не были чжурчжэньскими. Император Цзинь и хан монголов равно хотели мира, но неукротимые полководцы Вахьян Хада и Ира-буха навербовали в Китае головорезов, возобновили войну, которая затянулась до 1235 г. и кончилась истреблением чжурчжэньских войск. Население же Маньчжурии, не принявшее участия в авантюре полководцев, и было принято в состав монгольского войска, образовав отдельный тумен — корпус.
Спросим себя: имели ли монгольские военачальники моральное право уйти домой, утратив плоды победы, дать сильному и жестокому противнику перестроиться, перенести войну обратно в степь и отдать на убой своих жен и детей? А именно так и случилось сто лет спустя, когда восставшие китайцы в 1368 г. выгнали монгольские войска из Китая, восстановили национальную династию и стали вторгаться в Великую степь, не оставляя в живых застигнутых в их домах монголов.
Именно тогда, в 1405 г., китайцы захватили тангутский город Эцзинай… и тангутов больше нет! Восточных монголов спас ойратский вождь Эсень, разгромивший в 1449 г. китайскую армию и взявший в плен самого императора. После этого был заключен мир.
Но давайте разберемся. Признаем, что в данном вопросе важны и история, и география. Все войны, которые вел Чингисхан, а их было четыре, были спровоцированы его противниками, а все его территориальные приобретения лежали в ареале окраин Великой степи.
Проверим. Война с найманами началась в 1204 г. по инициативе найманского царевича Кучлука и закончилась с его гибелью в 1218 г., когда он был покинут своими подданными, перешедшими к Чингису.
О войне с чжурчжэнями уже говорилось.
Войну с Хорезмом развязал султан Мухаммед, напавший на монгольский отряд у реки Иргиз в 1216 г. и затем казнивший монгольских послов в 1219 г. Чингис, разгромив войска Мухаммеда и его сына Джелял ад-Дина, оттянул свои силы за Амударью и оставил за собой только те земли, которые принадлежали кара-киданям, подчинившимся ему добровольно. Ведь Самарканд и Бухара были незадолго перед этим захвачены султаном Мухаммедом (в 1210 г.) и восставали против жестокого гнета султанского режима, но были усмирены.
Четвертая война — покорение Тангута в 1227 г. — была ответом на невыполнение союзного договора, что Чингис расценивал как предательство. А поскольку земли Тангутского государства лежали в пределах Великой степи, то присоединение их к Монгольскому улусу нельзя считать внешним завоеванием.
И наконец, у Чингисхана есть алиби. Все грандиозные завоевания монголов были совершены не при грозном Тэмуджине, а при его мягком, бесхарактерном сыне — пьянице Угэдэе, правившем в 1229–1241 гг., и при его преемнике Мунке-хане в 1251–1259 гг. А доброту, великодушие и терпимость Мунке особо отметил посланный из Европы Рубрук.
Разумеется, не личные качества ханов вызвали страшные и опустошительные войны XIII в. и не стремление монгольских пастухов к грабежу и убийству, что по меньшей мере является клеветой на народ. Историю толкала та самая «сила вещей», которая существует в истории помимо нашей воли и из которой складывается закономерный исторический процесс.
Монголам, в особенности их хану Чингису, часто приписывается стремление покорить Вселенную. Однако при проверке хода исторических событий без предвзятости обнаруживается другое: невозможность заключить прочный мир ни на одной из своих границ, ибо этому мешала «сила вещей». Война с чжурчжэнями, начавшаяся в 1130 г., прервалась после взятия монголами Пекина в 1215 г. перемирием, по условиям которого монголам был уступлен Северный Китай, фактически ими уже занятый.
Однако уступленные по мирному договору земли отнюдь не были чжурчжэньскими. Император Цзинь и хан монголов равно хотели мира, но неукротимые полководцы Вахьян Хада и Ира-буха навербовали в Китае головорезов, возобновили войну, которая затянулась до 1235 г. и кончилась истреблением чжурчжэньских войск. Население же Маньчжурии, не принявшее участия в авантюре полководцев, и было принято в состав монгольского войска, образовав отдельный тумен — корпус.
Спросим себя: имели ли монгольские военачальники моральное право уйти домой, утратив плоды победы, дать сильному и жестокому противнику перестроиться, перенести войну обратно в степь и отдать на убой своих жен и детей? А именно так и случилось сто лет спустя, когда восставшие китайцы в 1368 г. выгнали монгольские войска из Китая, восстановили национальную династию и стали вторгаться в Великую степь, не оставляя в живых застигнутых в их домах монголов.
Именно тогда, в 1405 г., китайцы захватили тангутский город Эцзинай… и тангутов больше нет! Восточных монголов спас ойратский вождь Эсень, разгромивший в 1449 г. китайскую армию и взявший в плен самого императора. После этого был заключен мир.
Но давайте разберемся. Признаем, что в данном вопросе важны и история, и география. Все войны, которые вел Чингисхан, а их было четыре, были спровоцированы его противниками, а все его территориальные приобретения лежали в ареале окраин Великой степи.
Проверим. Война с найманами началась в 1204 г. по инициативе найманского царевича Кучлука и закончилась с его гибелью в 1218 г., когда он был покинут своими подданными, перешедшими к Чингису.
О войне с чжурчжэнями уже говорилось.
Войну с Хорезмом развязал султан Мухаммед, напавший на монгольский отряд у реки Иргиз в 1216 г. и затем казнивший монгольских послов в 1219 г. Чингис, разгромив войска Мухаммеда и его сына Джелял ад-Дина, оттянул свои силы за Амударью и оставил за собой только те земли, которые принадлежали кара-киданям, подчинившимся ему добровольно. Ведь Самарканд и Бухара были незадолго перед этим захвачены султаном Мухаммедом (в 1210 г.) и восставали против жестокого гнета султанского режима, но были усмирены.
Четвертая война — покорение Тангута в 1227 г. — была ответом на невыполнение союзного договора, что Чингис расценивал как предательство. А поскольку земли Тангутского государства лежали в пределах Великой степи, то присоединение их к Монгольскому улусу нельзя считать внешним завоеванием.
И наконец, у Чингисхана есть алиби. Все грандиозные завоевания монголов были совершены не при грозном Тэмуджине, а при его мягком, бесхарактерном сыне — пьянице Угэдэе, правившем в 1229–1241 гг., и при его преемнике Мунке-хане в 1251–1259 гг. А доброту, великодушие и терпимость Мунке особо отметил посланный из Европы Рубрук.
Разумеется, не личные качества ханов вызвали страшные и опустошительные войны XIII в. и не стремление монгольских пастухов к грабежу и убийству, что по меньшей мере является клеветой на народ. Историю толкала та самая «сила вещей», которая существует в истории помимо нашей воли и из которой складывается закономерный исторический процесс.
Продвинемся на запад
Разгромив султана Мухаммеда и взяв его «волчий город» Гургандж (по-персидский» гург» — волк), Чингис попытался закрепиться на рубеже реки Амударьи. Самарканд и Бухара открыли ему свои ворота, а они лежат до реки, в пределах тех земель, которые потом будут зваться Туркестан.
Граница по Аму могла быть вполне сносной, уравновешивающей силы монголов с его противниками.
Однако в Иране сын погибшего Мухаммеда, Джелял ад-Дин, продолжал войну до 1231 г. Он сделал попытку объединить вокруг своих хорезмийских «ветеранов» сельджукских и аюбских эмиров Ирана и Сирии, то есть тех же туркмен и тюрок. Этим Джелял ад-Дин втянул их в войну с монголами, хотя они и отказали воинственному сыну султана в помощи. Преследуя разбитых хорезмийцев (части неугомонного Джелял ад-Дина), монголы вошли в соприкосновение с народами и государствами Ближнего Востока. А там ситуация была крайне сложной.
Большая часть населения стран Ближнего Востока была христианской. Антагонизм между мусульманами и христианами рос, ибо если арабы только «выжимали» из христиан долги, то туркмены-сельджуки стали их угнетать и обижать, а хорезмийцы — грабить и убивать. Джелял ад-Дин, потерпев поражение в Индии, куда он отступил, к 1225 г. пробрался в Иран и, собрав большое войско, напал на страны с христианским населением.
Монгольский нойон Чормаган разобрался в обстановке. К тому же он имел двух зятьев: несториан-христиан — и сам был склонен к христианской вере. В 1236 г. монголы вступили в Армению и заняли монастырь Оганеса, святого армянской церкви. И тут же позволили выкупить захваченного там теолога, сирийского христианина, и даже вернули монастырю драгоценную Библию, которую присвоил какой-то безграмотный воин ради наживы. После этого «армянские и грузинские мудрые князья узнали, что Господь даровал татарам силу и победу над… страной, потому они смирились и подчинились им» — так со ссылкой на Григора Акнерци цитирует мнение многих христиан Армении современный исследователь, историк Армении [137а), стр.71].
Ну а что делали князья христианского Востока? Пытались сопротивляться своим потенциальным союзникам, убивали послов Монголии и давали перебить свои семьи, ибо одного не прощали монголы — гостеубийства, считая предательство наследуемым признаком, истребляли не только предателей, но и их потомство. Наконец, атабек Грузии — правитель страны, отправился к хану Угэдэю и заключил с ним мир и союз. Хан принял его ласково, дал в жены ему татарку. За этим князем последовали другие. Так сложился монголо-армянско-грузинский христианский блок, вступивший в войну с мусульманами.
Сельджукский султан Рума, то есть всей сельджукской Малой Азии, собрал 180 тысяч воинов, в том числе 2 тысячи «латинов» — европейских рыцарей. И все это противостояло 30 тысячам монголов (больше не было), армян и грузин. Султан Рума был разбит наголову в 1243 г. После этого с монголами заключили союз Киликийское царство и Никейская империя. Блок монголов и христианских правителей Передней Азии рос. Продолжая войну с мусульманами, неостановимую даже после смерти Джелял ад-Дина, монголы в 1245 г. достигли предместий Дамаска, центра Сирии.
В истории сложилось так, что монголов в Армению, Сирию и даже в Иран привели хорезмийцы, то есть среднеазиатские тюрки, никак не связанные ни с земледельческим культурным, ни с городским с богатой культурой населением Хорасана и Азербайджана. Земледельцы пострадали больше всех, как страдало население всех стран средневековья, когда через их территории прокатывалась война. Англичане так же свирепствовали во Франции во время Столетней войны, а шведы в Германии вели себя не лучше во время Тридцатилетней войны в XVII в.
Там, где действует «сила вещей», винить некого. Хорезмийцы надеялись одержать победу и не заключали мир с монголами. А монголы должны были отогнать врагов от своих установившихся границ, чтобы в случае продолжения войны с Китаем не получить удар в спину. Отогнанные из Ирана хорезмийцы вошли в Северную Месопотамию и добывали там пропитание саблей, что неизбежно портило отношения с местными жителями.
Поэтому Байджу-нойон, сменивший заболевшего Чормагана, легко вытеснил непокоренных хорезмийских воинов из Месопотамии. А те в 1244 г. отправились в Египет — к мамлюкам, таким же тюркским гулямам, как и они сами. По дороге хорезмийцы выбили христиан из Иерусалима, который в 1229 г. египетский султан уступил императору Фридриху II, заключив с ним мирный договор. Эх, не везло тому, кто владел Иерусалимом!
В Египте у власти находились мамлюки-бахриты, фактически повелевавшие бессильными султанами Аюбидами, потомками славного Саладина. Социально и политически египетские и хорезмийские гулямы были близки. Поэтому хорезмийцев в Египте приняли и нашли им применение: с их помощью египетские мамлюки разбили крестоносцев при Газе 18 октября 1244 г. А затем взяли и Дамаск, где правила другая ветвь Аюбидов. И тут опять сказалась «сила вещей»!
Египетские мамлюки-бахриты были кыпчаками, то есть половцами Причерноморских степей. Хорезмийские гулямы были канглы-печенеги. Если не отцы, то уж деды и прадеды их воевали друг с другом и на берегах Аральского моря, и в окрестностях Нижнего Дуная.
В острый момент счеты прежних времен были забыты, но после победы в Дамаске хорезмийцы поняли, что их в Египте не любят, а используют. Это было, во-первых, обидно, а во-вторых, бесперспективно. Что за жизнь, если начальство посылает тебя в заведомо опасные места, а потом, когда, победив, остаешься жив, не удостаивает награды? Хорезмийцы восстали… и были поголовно истреблены мамлюками-кыпчаками.
Утрата хорезмийцев как боевой мощи не ослабила мамлюков. Они занимали прочные позиции в Египте, и к тому же их численность росла. Монголы, ведя войну в Причерноморье с половцами, захватывали их в плен и продавали как рабов по дешевке. А кыпчаки-бахриты покупали их у посредников — итальянских работорговцев, и ставили в строй.
К 1250 г. мамлюки Египта усилились настолько, что разбили сильнейшее французское рыцарство, напавшее на устье Нила. В плен попал французский король Людовик IX Святой. И тогда же кыпчаки упразднили в Египте династию султанов Аюбидов и взяли власть в свои руки. Оставались монголы, которые продвигались навстречу им, и неизбежность столкновения была очевидной.
А теперь поставим уместный вопрос: кто с кем воевал? Канглы и кыпчаки, то есть хорезмийцы и мамлюки, которые были такими же степняками, как монголы. А земледельческое и городское население стран Ближнего Востока несло тяготы войны, страдало от войны. Но для него было равно неприятно, когда его грабили монголы-несториане или кыпчаки — новообращенные мусульмане. На войну они смотрели как на неизбежное зло, но две воюющие стороны были для коренного населения равно враждебными. Так где же здесь борьба кочевников с земледельцами и с Культурой? Похоже, что «борьба» Степи и Цивилизации — черная легенда.
Граница по Аму могла быть вполне сносной, уравновешивающей силы монголов с его противниками.
Однако в Иране сын погибшего Мухаммеда, Джелял ад-Дин, продолжал войну до 1231 г. Он сделал попытку объединить вокруг своих хорезмийских «ветеранов» сельджукских и аюбских эмиров Ирана и Сирии, то есть тех же туркмен и тюрок. Этим Джелял ад-Дин втянул их в войну с монголами, хотя они и отказали воинственному сыну султана в помощи. Преследуя разбитых хорезмийцев (части неугомонного Джелял ад-Дина), монголы вошли в соприкосновение с народами и государствами Ближнего Востока. А там ситуация была крайне сложной.
Большая часть населения стран Ближнего Востока была христианской. Антагонизм между мусульманами и христианами рос, ибо если арабы только «выжимали» из христиан долги, то туркмены-сельджуки стали их угнетать и обижать, а хорезмийцы — грабить и убивать. Джелял ад-Дин, потерпев поражение в Индии, куда он отступил, к 1225 г. пробрался в Иран и, собрав большое войско, напал на страны с христианским населением.
Монгольский нойон Чормаган разобрался в обстановке. К тому же он имел двух зятьев: несториан-христиан — и сам был склонен к христианской вере. В 1236 г. монголы вступили в Армению и заняли монастырь Оганеса, святого армянской церкви. И тут же позволили выкупить захваченного там теолога, сирийского христианина, и даже вернули монастырю драгоценную Библию, которую присвоил какой-то безграмотный воин ради наживы. После этого «армянские и грузинские мудрые князья узнали, что Господь даровал татарам силу и победу над… страной, потому они смирились и подчинились им» — так со ссылкой на Григора Акнерци цитирует мнение многих христиан Армении современный исследователь, историк Армении [137а), стр.71].
Ну а что делали князья христианского Востока? Пытались сопротивляться своим потенциальным союзникам, убивали послов Монголии и давали перебить свои семьи, ибо одного не прощали монголы — гостеубийства, считая предательство наследуемым признаком, истребляли не только предателей, но и их потомство. Наконец, атабек Грузии — правитель страны, отправился к хану Угэдэю и заключил с ним мир и союз. Хан принял его ласково, дал в жены ему татарку. За этим князем последовали другие. Так сложился монголо-армянско-грузинский христианский блок, вступивший в войну с мусульманами.
Сельджукский султан Рума, то есть всей сельджукской Малой Азии, собрал 180 тысяч воинов, в том числе 2 тысячи «латинов» — европейских рыцарей. И все это противостояло 30 тысячам монголов (больше не было), армян и грузин. Султан Рума был разбит наголову в 1243 г. После этого с монголами заключили союз Киликийское царство и Никейская империя. Блок монголов и христианских правителей Передней Азии рос. Продолжая войну с мусульманами, неостановимую даже после смерти Джелял ад-Дина, монголы в 1245 г. достигли предместий Дамаска, центра Сирии.
В истории сложилось так, что монголов в Армению, Сирию и даже в Иран привели хорезмийцы, то есть среднеазиатские тюрки, никак не связанные ни с земледельческим культурным, ни с городским с богатой культурой населением Хорасана и Азербайджана. Земледельцы пострадали больше всех, как страдало население всех стран средневековья, когда через их территории прокатывалась война. Англичане так же свирепствовали во Франции во время Столетней войны, а шведы в Германии вели себя не лучше во время Тридцатилетней войны в XVII в.
Там, где действует «сила вещей», винить некого. Хорезмийцы надеялись одержать победу и не заключали мир с монголами. А монголы должны были отогнать врагов от своих установившихся границ, чтобы в случае продолжения войны с Китаем не получить удар в спину. Отогнанные из Ирана хорезмийцы вошли в Северную Месопотамию и добывали там пропитание саблей, что неизбежно портило отношения с местными жителями.
Поэтому Байджу-нойон, сменивший заболевшего Чормагана, легко вытеснил непокоренных хорезмийских воинов из Месопотамии. А те в 1244 г. отправились в Египет — к мамлюкам, таким же тюркским гулямам, как и они сами. По дороге хорезмийцы выбили христиан из Иерусалима, который в 1229 г. египетский султан уступил императору Фридриху II, заключив с ним мирный договор. Эх, не везло тому, кто владел Иерусалимом!
В Египте у власти находились мамлюки-бахриты, фактически повелевавшие бессильными султанами Аюбидами, потомками славного Саладина. Социально и политически египетские и хорезмийские гулямы были близки. Поэтому хорезмийцев в Египте приняли и нашли им применение: с их помощью египетские мамлюки разбили крестоносцев при Газе 18 октября 1244 г. А затем взяли и Дамаск, где правила другая ветвь Аюбидов. И тут опять сказалась «сила вещей»!
Египетские мамлюки-бахриты были кыпчаками, то есть половцами Причерноморских степей. Хорезмийские гулямы были канглы-печенеги. Если не отцы, то уж деды и прадеды их воевали друг с другом и на берегах Аральского моря, и в окрестностях Нижнего Дуная.
В острый момент счеты прежних времен были забыты, но после победы в Дамаске хорезмийцы поняли, что их в Египте не любят, а используют. Это было, во-первых, обидно, а во-вторых, бесперспективно. Что за жизнь, если начальство посылает тебя в заведомо опасные места, а потом, когда, победив, остаешься жив, не удостаивает награды? Хорезмийцы восстали… и были поголовно истреблены мамлюками-кыпчаками.
Утрата хорезмийцев как боевой мощи не ослабила мамлюков. Они занимали прочные позиции в Египте, и к тому же их численность росла. Монголы, ведя войну в Причерноморье с половцами, захватывали их в плен и продавали как рабов по дешевке. А кыпчаки-бахриты покупали их у посредников — итальянских работорговцев, и ставили в строй.
К 1250 г. мамлюки Египта усилились настолько, что разбили сильнейшее французское рыцарство, напавшее на устье Нила. В плен попал французский король Людовик IX Святой. И тогда же кыпчаки упразднили в Египте династию султанов Аюбидов и взяли власть в свои руки. Оставались монголы, которые продвигались навстречу им, и неизбежность столкновения была очевидной.
А теперь поставим уместный вопрос: кто с кем воевал? Канглы и кыпчаки, то есть хорезмийцы и мамлюки, которые были такими же степняками, как монголы. А земледельческое и городское население стран Ближнего Востока несло тяготы войны, страдало от войны. Но для него было равно неприятно, когда его грабили монголы-несториане или кыпчаки — новообращенные мусульмане. На войну они смотрели как на неизбежное зло, но две воюющие стороны были для коренного населения равно враждебными. Так где же здесь борьба кочевников с земледельцами и с Культурой? Похоже, что «борьба» Степи и Цивилизации — черная легенда.
А в Европе…
И там было плохо! Избыток пассионарности не лучше, чем ее недостаток. В обоих случаях течет кровь людей неповинных, ибо в такие эпохи война как таковая становится целью жизни.